Железный герцог. Часть1

Пролог

Вы думаете, что "лазурь" — это голубой цвет? Нет, дорогие мои читатели, голубой — совершенно другой, менее насыщенный. А лазурь — она с прозеленью. С легкой такой прозеленью, почти незаметной. Не той, что в бирюзе. И не той, что в "цвете морской волны" или, по-благородному ежели выражаться, в аквамарине. Зелень в лазури — лишь для того, чтобы подчеркнуть основное, оттенить смысл, рассказать о высоте, чистоте и просторе.

Вот таким и было небо — лазурным. И плыли по нему прозрачные облачка. Среди облаков, почти неотличимая от них, покачивалась чья-то душа. Чья? А важно ли это? Самой-то ей было уже все равно. Слишком много душ покинуло в эти дни тела, которые остались лежать на залитой кровью земле.

Какие-то из них, не успев оторваться от тяжелой плоти, моментально развеивались ветром, превращаясь в грязные клочья тумана. Иные взмывали в зенит, успев в последний пронзительный миг осознанья охватить взором весь кипящий битвой котел, которым стало герцогство Мор.

Но эта душа, видать, принадлежала человеку недюжинному, раз сумела сохранить остатки собственного "я", и, проплывая над миром, удивленно поглядывать с высоты на дела земные.

Белая, прозрачная душа, чистая, словно вымытая ветром, лишившаяся всего того, что держало ее в человеческой груди. Ее не интересовали больше ни судьбы тех, кто погибал сейчас рядом с телом бывшего ее хозяина, ни собственная судьба. Но какие-то обрывки воспоминаний еще сохранились у беспечальной этой странницы, наслаждающейся тонкой лаской касавшихся ее порой весенних облаков.

Что-то потянуло ее на юг, туда, где земли Мор заканчиваются грядой Бархатных гор. Ощущение родных стен?

Не скажу.

Не знаю.

Но душа остановила свое воспарение к высям и обратилась взором к чащобам и скалам на юге. Чтобы увидеть то, что она хочет увидеть, ей не нужно было куда-то мчаться. Душа продолжала нежиться в воздушных струях, но осознавала уже не небо, а вымощенную каменными плитами узкую дорогу, вьющуюся между скал. На южной границе плоскогорья, занимаемого герцогством Мор, на вершине скалы стоял старинный замок, многие века принадлежавший повелителям суровой страны.

Древние стены его сложены из грубо обработанного базальта, крыша — пластины сланца, окна забраны бронзовыми решетками, ведь строился замок тогда, когда черная бронза стоила дешевле послушного железа. Почти дважды обернувшись вокруг скалы и пробежав через разбитый вокруг стен цветущий сад, дорога заканчивалась перед дубовыми воротами, окованными все той же бронзой.

Души видят то, что недоступно смертным. Древний замок показался ей сплетением хрустальных линий, исполненных покоя. А центральная самая высокая башня была подобна светильнику, на вершине которого горит лиловый огонь. Холодноватый и чистый свет озарял все вокруг, дрожа и дробясь в зеленых зеркалах заросших лесом сопок. Но с севера уже катилась к замку багровая волна тревоги.

Душа осознала в этот миг не только то, что было, но и то, что будет, и вдруг исчезла, истончившись, истаяв, словно последнее облачко на бесконечно ясном и безмятежном, поистине лазурном небе, каким бывает оно лишь после первой весенней грозы.

ххх

"Железный герцог", как его звали когда-то при дворе, вышел на открытую галерею, окружавшую смотровую башню рядом с донжоном родового замка клана Драконов.

Времена, когда племена нагорья враждовали друг с другом, и крепость ежеминутно ожидала осады, давно канули в прошлое. Замок Мор в Бархатных горах уже добрых две сотни лет никто не штурмовал. Самые неуемные из клановых вождей порой ссорились между собой, но восставать против власти Драконов — таких глупцов не находилось. И теперь Моры со свойственным северянам спокойным упорством превращали угрюмые холодные постройки из грубо обтесанного камня в нечто более пригодное для жилья.

Но перестраивали только жилые помещения. Стены и башни не трогали, чтобы сохранить память о предках, которые с огромным усердием возводили гнездо для рода Мор.

В большой комнате на верхнем ярусе смотровой башни сейчас размещался кабинет Хозяина. С галереи, кольцом обвивавшей вершину донжона, уже не стреляли по непрошенным гостям. Теперь Эльрик Мор выходил сюда, когда хотел отвлечься от раздумий и подышать свежим воздухом.

С высоты открывался великолепный вид на фруктовый сад на месте засыпанного рва и на окрестности — череду гор на юге и более пологие холмы на севере. Герцог скользил по этой картине рассеянным взглядом человека, который не ожидает увидеть ничего нового. Погруженный в собственные мысли, он не замечал ни густую синеву дальних вершин, ни белизну расцветающего сада, ни зелень молодой листвы в лесах на севере.

Вдруг до слуха Эльрика донесся непривычный звук.

Это парочка воробьев, деловито возились под застрехой. Птицы с усердием вили гнездо. Их чириканье и привлекло внимание Хозяина земли Мор.

Почувствовав на себе человеческий взгляд, один из воробьев перепорхнул на край крыши и уставился на непрошенного гостя.

В черной бусинке птичьего глаза отразился худощавый старик с непропорционально широкими плечами, одетый в домашнюю бархатную куртку, коричневые бриджи, шерстяные чулки и короткие мягкие сапожки.

Посмотрев на человека сначала одним, затем другим глазом, глава пернатого семейства удовлетворенно чирикнул и принялся с удвоенным усердием затаскивать под застреху, оставленную было, соломинку.

Сложно сказать, что творилось в этот момент в птичьей головке. Вполне возможно, воробей рассуждал так: "Это не главный наш враг, не злобная кошка. Двуногий. Двуногие тоже порой опасны. Но этот, кажется, не станет тыкать длиной палкой, чтобы разрушить гнездо. Похож на тех, с палками, но все же другой..."

Эльрик Мор рассмеялся и тоже вернулся прерванной работе.

"Принц Эдо? — с сомнением пробормотал он. — Пожалуй, это — лучший вариант. Я не ошибся".

Герцог сел за письменный стол и продолжил сосредоточенно писать в толстой тетради. Однако вскоре дверь открылась, и в кабинет вошла супруга Хозяина земли Мор.

Жене было не меньше лет, чем ему самому, но седые волосы и тонкие морщинки у глаз не портили ее изысканной красоты. Стройная, изящная, полная очарования женщина с добрым лицом и мудрым взглядом.

— Алина! Зачем ты опять поднималась сюда? Твое сердце... Лекарь ... Ты могла прислать слугу! — воскликнул Эльрик Мор.

— Зачем? — слабо махнула рукой леди Алина. — Я хорошо себя чувствую. Просто на душе неспокойно. Тревожно... Я посижу тут, пока ты работаешь?

— Конечно, девочка моя! — герцог старался говорить как можно ласковее. — Располагайся в креслах. Хотя нет, погоди. Хочешь, я познакомлю тебя с нашими новыми жильцами?

— Что такое? — заинтересовалась герцогиня.

Супруги вышли на галерею, Эльрик показал жене на появившееся за одно утро гнездо:

— Хозяин этого строения — весьма строгий господин. Он так грозно смотрел на меня перед твоим приходом, что я уже начал сомневаться, кто настоящий владелец замка — он или я...

— Кто? А! Вижу! Ты только посмотри, Эльрик, какой он забавный!

Словно для того, чтобы продемонстрировать леди свое усердие, на один из столбиков, окружавших галерею, вспорхнул воробей, державший в клюве длинную — много длиннее его самого — веточку.

Неизвестно, каких усилий стоило маленькому строителю донести свою добычу до балюстрады, но теперь, передохнув секунду, он снова ухватил "бревно" и устремился к краю крыши. Ноша тянула воробья к земле поэтому он летел хвостом вверх, отчаянно молотя крылышками по воздуху.

Леди Алина рассмеялась, а птица в юркнула вместе с добычей под застреху.

— Придется приказать слугам внимательнее следить за чистотой на галерее, — продолжила леди Алина, отсмеявшись. — Иначе первое же пятно птичьего помета на полу сделает малыша твоим личным врагом.

— Ну что ты, Алина! — герцог состроил притворно-возмущенную гримасу. — Да чтобы я...

— Как будто я не успела изучить твои привычки, Дракон, — улыбнулась герцогиня. — И не спорь! А я пойду и совью гнездышко в твоих креслах.

Герцог проводил ее в кабинет, подождал, пока она устроится, укрыл пледом:

— Если сумеешь — подремли. Мне нужно подумать...

Женщина молча кивнула и прикрыла глаза. А герцог вернулся за письменный стол. Но думать о делах государства расхотелось...

Герцог нажал на малозаметный выступ под крышкой письменного стола и достал из открывшегося тайника другую тетрадь. Она была много тоньше, чем та, в которой Эльрик Мор писал до этого. Простая тканевая обложка, никаких украшений на углах, только узкий хлястик застежки, какие обычно заговаривают заклинаниями скрытности.

"В молодости любовь вспыхивает праздничным фейерверком, но так же быстро гаснет. Но как назвать чувство, если уже на протяжении трех дюжин лет мужчина делит ложе с одной и той же женщиной, но ему по-прежнему радостно видеть по утрам ее еще полусонные глаза, радостно разговаривать с ней, брать за руку? Такие отношения уже не требуют слов, поэтому у них нет имени..." — записал Эльрик Мор.

Если бы кто-нибудь, кто знал Железного герцога пару дюжин лет назад, прочитал эти сентиментальные строчки, он не поверил бы своим глазам. Но Эльрику давно наплевал на мнения бывших сослуживцев. Сейчас его не волновали ни мысли о политических интригах, ни размышления о новых методах ведения боя, о которых он писал до этого.

Подперев рукой голову, герцог задумался.

"Может быть, это и есть счастье?" — в который раз спросил он себя.

Они повстречались почти сорок лет назад: леди Алина из клана Черных Белок и Золотой Дракон, полновластный Хозяин всех земель от Бархатных гор на юге до границы с Утором на севере, от Бенского ущелья на западе до Альсирского кряжа на востоке. Блестящий лейтенант роты егерей Тисского полка и юная горянка.

В маленьких кланах Хозяева гор и долин сами пасут овец и таскают камни, расчищая клочки плодородной земли для посевов. Все их отличие от простолюдинов в том, что каждый, собрав достаточно денег, заказывает у подгорных мастеров меч по руке, да шлем, да кольчугу. Дедовские же доспехи достаются младшему сыну...

Однажды встретившись, Эльрик и Алина расставались лишь однажды, когда их наследник был слишком мал, чтобы обойтись без материнской заботы.

Она всюду следовала за мужем — в порубежную крепость, где квартировал полк, в столицу, когда Мор оказался в гвардии, на границу с Мальо во время войны...

Их единственный сын Альберт родился в походном шатре во время маневров.

— Горбун! — воскликнула повивальная бабка, привезенная из соседней деревни. — Горе-то какое!

Полковой лекарь, монах из нанитов, испуганно взглянул на ребенка и бросился виниться перед мужем роженицы, нетерпеливо ожидавшим поодаль от палатки.

— Не ты, ни старуха ни при чем. Темные та-ла... Проклятие Бездны,.. — начал говорить герцог Мор, но оборвал фразу на середине. — Да, вы ни при чем. Вот возьми кошель, поделись с повитухой по справедливости. И пусть молчит о том, что видела.

Через две недели, едва успев окрепнуть, леди Алина под охраной отряда всадников уехала в родовой замок Моров.

Альберт рос среди вассалов Дракона. Он играл с детьми пастухов и арендаторов, которые быстро привыкли к его уродству. Им хватало того, что Ал-Горбун не хуже остальных лазит по деревьям и плавает в лесных озерах.

Эльрик Мор улыбнулся, вспоминая письма от управляющего замком:

"Его высочество Наследник гор и долин с другими сорванцами застигнут в саду у арендатора Фибсока. Наказан розгами..." "Его высочество Наследник гор и долин принес в замок и спрятал на конюшне щенка каменного волка. О том, где нашел звереныша, не рассказывает..."

Лишь самые суеверные из стариков вспоминали о Проклятии Бездны. Но горцы если и шептались об этом, то между собой, чтобы слухи об уродстве наследника не дошли до ушей жрецов Тима Пресветлого. В древнем мифе правда мешается с ложью, но один намек на то, что Моры имеют среди предков темных та-ла, заставила бы жрецов с сомнением относиться к наследнику герцогской короны.

В горах же о темных та-ла знают гораздо больше, чем в любом храме.

Нет, дети из кланов учатся молиться Светозарному Тиму и Его Матери, Эйван Животворящей. Взрослые исправно ходят в праздничные дни в расположенный в долине монастырь и поклоняются статуе прекрасного юноши. Но не забывают, пригнав овец на пастбище, положить под приметный камень сладкую лепешку или несколько ярких лент.

Жрецы Тима догадываются об этом, но ничего не могут поделать. Поэтому их так раздражает предание о древнем союзе Драконов и горных та-ла.

"До сих пор бесятся", — нахмурился Эльрик, вспоминая, какими глазами смотрели Тимовы служки на юного Альберта, когда он вместе с отцом впервые приехал в столицу герцогства, Ааре, и пришел к первому благословению...

Если бы у Эльрика были еще дети, то жрецы могли настоять на том, что преемником титула будет кто-то из младших сыновей. Но Альберт остался единственным ребенком. Парень вырос и уехал в Келе. В столице королевства не слышали о мрачных легендах северных горцев. Вежливый и любознательный горбун, сын одного из самых блестящих генералов в королевстве, ни у кого не вызывал удивления. Юного калеку жалели, но не более.

Эльрик, ставший вскоре маршалом Келенора, прочно обосновался в королевской столице. Альберт закончил столичный университет и жил в Ааре, взвалив на себя герцогские заботы обо землях Мор. Жрецы теперь могли сколько угодно шептаться в своих храмах, но вслух ничего говорить не смели.

"Были ли те годы более счастливыми?" — снова и снова спрашивал себя старый герцог.

И не находил ответа.

Восемь лет назад судьба вновь извернулась кольцом.

Тяжелая болезнь вынудила блестящего царедворца превратиться в сельского затворника. Недуг и одна из тех тайн, к которым простым смертным лучше не прикасаться.

Сначала недомогание выглядело почти естественно. В битве при Пельне Эльрика ранило стрелой в грудь. Рана быстро заросла, но герцога поразил таинственная хворь, и Мор полгода не вставал с постели. Маршал кашлял кровью и едва мог сделать несколько шагов от кровати до стола. Лекари пожимали плечами и намекали на кромешные силы.

Леди Алина прислушалась к совету монахов из столичного храма Тима Светозарного и увезла мужа в Бархатные горы. Сосновые и пихтовые леса совершили чудо. Больной окреп, исчезли приступы слабости. Но полностью исцелить недуг не удалось. Стоило Эльрику провести несколько дней в Ааре или по ту сторону перевалов, в долине Альвы, как он снова начинал кашлять.

Поначалу вынужденное безделье бесило бывшего маршала, привыкшего к совершенно иной жизни. Но постепенно он смирился с судьбой. Старый герцог научился радоваться каждому прожитому дню, разным мелочам, которые составляют интересы обычного человека. Родной дом, любимая жена, здоровые и веселые внуки. Что еще нужно? И Эльрик стал почти счастлив.

Теперь он имел все, что может пожелать простая душа. Ратная слава гремела далеко за пределами Келенора. До сих пор седые сержанты, пребывая в хорошем расположении духа, начинали свои рассказы словами: "А было это при старом маршале. При каком? При Море, конечно". Герцог скрашивал скуку, уделяя пару часов в день работе над мемуарами и книгами по теории военного искусства.

Боги дали Эльрику единственного сына, однако отсыпали тому способностей от души. Недюжинный характер, присущий всем горным владыкам, позволил Альберту завоевать свою славу. С тех пор, как старый герцог передал сыну управление рудниками и заводами, земли Моров не называли иначе, кроме как "кузницей Келенора". Здесь, на самом севере королевства, расцвела стихиальная магия, а университет в Ааре теперь почти не уступал столичному.

Есть у старого Мора еще одна радость. Точнее, три радости, три надежды. Внуки — милые непоседы, которых зачастую любят гораздо больше, чем собственных детей...

Старшему, Эли, Эльрику, названному так в честь деда, зимой исполнилось девять.

Каждое лето наследники Ааре проводили у дедушки с бабушкой в родовом замке Моров. Бывший маршал учил Эли владеть копьем и мечом, походя давая и уроки военной стратегии. Многие молодые командиры армии Келенора отдали бы половину годового жалования за то, чтобы присутствовать при этих беседах, хотя для герцога они были лишь приятной забавой. В прочем, герцог надеялся, что когда-нибудь малышу понадобятся полученные уроки. Да и близнецы подрастали... Пятилетние Морис и Морисетта были похожи на неуклюжих котят, которые, правда, обещают вырасти не домашними мышеловами, но горными пантерами.

Осенью Альберт забирал детей в Ааре. Леди Алина, остававшаяся с мужем в горах, скучала. Вечерами Эльрик приглашал ее в замковый парк. Словно в ранней юности, они, держась за руки, гуляли по выложенным цветными камнями дорожкам, наблюдая, как меняются деревья, переходя из лета в осень. Старики любовались поздними цветами и птичьим косяками, что тянулись по бледному небу на юг.

Изредка Алина и Эльрик садились на лошадей и ехали в сторону перевала, туда, где хмурая тайга уступала место горным лугам. Часто выезжать не удавалось: в последние годы у герцогини болело сердце.

Зимой заметало все дороги, и гонцы из Ааре с огромным трудом добирались до замка. Старые Моры коротали дни, сидя у камина и читая стихи. Да-да, стихи! Кто бы поверил, что Великий маршал, Золотой Дракон Келенора будет читать грустные баллады, написанные в те годы, когда он был мальчишкой, и едва сдерживать слезы, чтобы не зарыдать вслед за чувствительной супругой...

Глава 1

День перевалил за половину, когда к древнему замку Мор подъехал худенький паренек. Его конь — породистый, достойный того, чтобы ходить под высокородными господами, но сейчас загнанный до последнего предела, — спотыкался на каменистой дороге и ронял клочья пены. Вот-вот и он упадет, не донесет всадника до цели. Но находились еще какие-то силы, жеребец всхрапывал и двигался вперед.

— Ну, еще немного, Воронок. Чуть-чуть осталось. Вон видишь: уже и башни показались, — умоляюще шептал наездник.

Едва он миновал распахнутые замковые ворота, привратник, проводивший нежданного визитера недоуменным взглядом, поспешно позвонил в колокол. К измученному долгой дорогой юноше бросилось сразу несколько слуг. Кулем свалившись с седла, гонец потребовал от них, чтобы его провели к самому герцогу. Дескать, у него срочное известие из Ааре.

Из дверей привратной башни показался управляющий замком Мор Лин Бургеа. Он услышал звук колокола, когда собирался вздремнуть после обеда, поэтому сейчас шел, застегивая на ходу длинный жилет, какие носят подгорные мастера из знатных родов. Старику не потребовалось долгих объяснений. Он увидел разорванный и пропыленный камзол гонца и понял: дело не терпит промедленья.

— Доложите герцогу о посыльном, — приказал управляющий. — А ты, парень, пока умойся и выпей вина. Потом тебя проводят в кабинет к герцогу.

В замке Мор слуги не медлят. Через малое время посыльного проводили к гецогскому кабинету. Паренек решительно отстранил поддерживающих его слуг, отворил тяжелую дубовую дверь, такую же древнюю, как и башня и, словно ныряя в ледяную воду, шагнул в освещенную солнцем комнату.

Эльрик Мор, сидевший у заваленного бумагами стола, поднял глаза от своей работы и, взглянув на юношу, вдруг уронил перо. Резкая боль от недоброго предчувствия сжала сердце. Ему показалось, что бившие в распахнутые окна солнечные лучи вдруг стали черными, словно блестящий антрацит, который добывают в богатых шахтах подгорные мастера.

— Утторцы?! Набег? Ааре захвачен? Да говори же ты!

— Да, — кивнул парень, и его шатнуло вперед. — Они взяли город сходу, никто не ожидал... Ночью под прикрытием магии переправились через водохранилище, на рассвете ворвались во дворец. В ту ночь там почти не было солдат, ведь праздник же, ночь Эйван Животворящей...

— А что Альберт? — едва слышно спросила леди Алина.

— Погиб и он, и госпожа, и дети, — мальчишка искренне хлюпнул носом. — Говорят, старший, Эли, кинулся на утторских солдат с ножом, защищая мать, но его стукнули головой о стену. Младших бросили в огонь. Я сам не видел, но так говорят. Берт, оруженосец герцога, выпрыгнул из окна на задний двор. У него были раны на груди и животе, он умирал, но все же смог рассказать...

— Нет! — охнула герцогиня и без сил опустилась на пол.

Эльрик бросился к жене, подхватил ее на руки:

— Лекаря! Люди! Эй! Кто-нибудь!

Кабинет заполнился слугами. Герцогиню понесли в спальню, старик рванулся за ней, но задержался на пороге.

— Кто возглавлял штурм? — прохрипел Эльрик.

— Антери Двальди-Ааре, — ответил мальчишка.

— Гадина! Проклятая гадина! Под корень... Что, думаешь, я смирюсь с тем, что ты — наследник? В герцоги захотел?! Мором хочешь стать?! Не дождешься! Ты сдохнешь раньше меня! Или я — не Дракон!

Хлопнула дверь, и молоденький писарь потерял сознание.

ХХХ

Герцогиня Алина Мор умерла в тот же день, не приходя в сознание. Тело леди отнесли в древнюю усыпальницу Горных Драконов, высеченную в скале неподалеку от замка. Традиции требовали призвать жреца Тима Пресветлого, чтобы он три дня провел рядом с покойной. С помощью жреца отлетевшая душа находит дорогу во дворец Владыки Сияющих Чертогов, минуя все ужасы Кромешной стороны.

Пресветлый ценой своей свободы купил мир между властителями Света и Тьмы. Пока он томится на Кромешной стороне, порождения Мрака не смеют подниматься в Срединный мир, отданный людям. Но и в царстве Тьмы дворец Тима полон сияния — такова сила Ясного. Души достойных находят в нем приют до нового воплощения в Срединном мире.

Но Эльрик прогнал тех, кто хотел соблюсти ритуал.

— Я — Дракон из рода Драконов, не так ли? — спросил герцог собравшихся возле усыпальницы челядинцев. — А помнит ли кто-нибудь, почему земля Мор принадлежит нам, а не какому-нибудь другому клану?

— Так решили боги, — ответил за всех управляющий Лин Бургеа.

— Древние боги, Лин. Более древние, чем Тим Светозарный. Древние, как эти горы, — прохрипел герцог.

Управляющий испуганно отступил в толпу слуг. Он понял, о чем идет речь — "Клятва Гор" или "Проклятие Бездны". То самое Проклятие. Духи земли не принадлежат ни Свету, ни Тьме. Первый из Драконов заключил с ними союз крови. С тех пор раз в три поколения в семье рождались уродливые горбуны. Но Моры получили власть не только над людьми, но и над землей, которая, казалось, сама рассказывала им о скрытых в ней богатствах. Поговаривали о других, тайных, умениях Драконов.

— К тому же у нас нет трех дней, — добавил Эльрик.

Герцог уже распорядился готовиться к отъезду. В каждый крупный поселок, еще не занятый утторцами, в каждый горный клан помчался гонец с приказом: "Всем, кто способен носить оружие, следовать в город Вельбир, что стоит у слияния Альвы и Бена". Управляющим шахтами было приказано отправить туда же добытое серебро. Если нет возможности — надежно спрятать. А тех, кто не способен сражаться, уводить в горы, предварительно выкопав из-под порогов все обереги. Пусть враги найдут пустые склады и мертвые дома, занятые гулями и прочей нечистью.

— Мы уходим утром, — продолжил Мор. — Стариков и женщин приютят пастухи. Тех, кто останется здесь, не ждет ничего хорошего. Эта гадина, захватив Ааре, поспешит сюда. Ему нужна моя смерть, ведь я — последний из Моров. По новым законам на земли герцогства может претендовать и род Антери.

— Но признают ли его горы? — спросил старый Лин Бургеа, который он знал о та-ла больше многих.

Герцог горько рассмеялся:

— Ты веришь в старые клятвы. Я верю в старые клятвы. Но Антери ни разу не ночевал в пещерах и не слышал шепот земли. Вряд ли он станет думать о том, что считает бабкиными сказками. Так что поторопи людей, и чтобы завтра здесь не осталось даже собаки. Уходим на рассвете.

Когда над замком взошла первая звезда, Эльрик поднялся в усыпальницу и заперся там. Когда небо начало светлеть, старина Лин поспешил встретить господина и увидел, КАК герцог выходит из дверей усыпальницы. Мор шагал легко и твердо, словно за ночь сбросил пару дюжин лет, словно не было никакой болезни, и он по-прежнему тот, кем был когда-то — Железный Маршал, Золотой Дракон Келенора. Но, взглянув в лицо хозяина, управляющий ужаснулся. Глаза герцога ввалились, на губах блуждала странная улыбка, похожая на звериный оскал.

— Приготовь мне ванну и чистую одежду! — резко приказал Эльрик.

Лин молча кивнул и поспешил убраться с дороги. Он подумал, что Хозяин мог договориться с владыками Кромешной стороны и купить у них силу для мести. Древний склеп, в котором лежит свежий мертвец, — самое подходящее место для встреч с теми, о ком к ночи и подумать страшно. Вот только чем было заплачено?

Но мысли о цене моментально выскочили из головы честного горца. Герцог есть герцог. Он имеет право заключать любые договоры и платить всем, что у него есть. Дело же тех, кто принес присягу, — следовать за ним.

После короткого обряда гроб с телом леди Алины поместили в одну из ниш, имевшихся в склепе. А еще через пару часов из ворот замка вышел небольшой караван — старики и женщины с котомками за плечами, пяток телег, на которых разместили младших ребятишек и недужных, несколько дюжин вьючных лошадей. Мальчишки гнали маленькое стадо. Надрывно лаяли охотничьи псы, заглушая детский плач и всхлипывания женщин.

Вслед за караваном появились вооруженные всадники — четыре дюжины охотников и те из слуг, кто, живя в замке, не забыл известную каждому горцу воинскую науку.

Эльрик миновал ворота последним. Махнул рукой — не ждите меня — и потихоньку поехал вслед отряду. Когда с тропы, ведущей к перевалу, ему стали видны двери склепа, он остановил коня и прошептал:

— Ну, вот и все. Прощай, Алина, девочка моя!

В ответ на тихие слова раздался грохот, и оползень завалил вход в усыпальницу. Герцог подождал, пока рассеется поднявшаяся пыль, и пришпорил коня:

— Вперед! Сегодня мы должны дойти до перевала!

Глава 2

Бывают дни, исчезающие из памяти сразу же, как догорят последние отблески заката. Бывают целые десятилетия, про которые историки-хронисты не могут написать ничего, кроме того, что страной правил такой-то король. Правил. Сидел на престоле. Держал на голове золотой венец. А умер — и пустота. Забыли.

Но бывают годы или дни, когда время свивается в тугой комок, а достойные памяти события происходят почти одновременно, и трудно уже отделить причины от следствий.

Тринадцатый день весеннего месяца Плуга только начался.

Солнце уверенно взбиралось к зениту, равнодушно бросая лучи и на северные горы, и на восточную степь, и на волнующееся на западе море. Если бы светилу были интересны людские дела, то оно, конечно же, не могло не заметить, что внизу происходит нечто необычное. Людские поселения стали похожи на потревоженный муравейник. По окраинным дорогам, где обычно проходит лишь дюжина-другая путников в день, лились потоки человеческих тел. Но звезде нет дела до земной суеты.

Говорят, охватить внутренним взором пространство сотни лиг могли древние та-ла, но кто сегодня верит в эти сказки? Людям же остается только догадываться о том, что твориться чуть дальше их собственного носа. Гадать, додумывать, верить, надеяться...

Старый герцог Мор торопился к Узкому перевалу. Спешил к старой торговой дороге, что пересекает Бархатные горы, связывая южные окраины герцогства с долиной реки Альвы и убегая дальше, на восток, в степи Сунлана. Именно оттуда, с востока, можно ждать помощь, да и то лишь в том случае, если его, Эльрика, расчет верен. Впрочем, старый герцог редко ошибался в своих надеждах.

ххх

Тем же утром командующий восточной армии Келенора — принц Эдо — выезжал на вороном жеребце из ворот крепости Дэг, что в предгорьях Светлых гор, дабы устроить смотр войскам, которые он собирался вести на запад, в долину Альвы.

Ровное пространство перед мощными стенами заполнили прямоугольники выстроившихся полков.

Принц неторопливо двигался вдоль рядов и придирчиво осматривал войско.

Подумать только! Всего двадцать лет прошло с тех пор, как он, ненужный никому мальчишка, бежал из столицы, чтобы сохранить единственное, что у него было — жизнь. За эти годы он стал фактическим правителем доброй трети Келенора и верховным вождем всего Сунлана, с которым его венценосные предки воевали сотни лет.

Командующий остановился перед своим лучшим полком.

— Здравствуйте, гунорцы!

Голос у генерала зычный — такой, каким должен быть голос командира, привыкшего перекрикивать шум битвы. И фигура статная, и в седле держится не хуже любого степняка. Пусть желтые глаза с вертикальными зрачками выдают нечеловеческое происхождение, лучшего вождя эти воины не хотят. Нет для них другого человека, за которым пошли бы с такой же охотой, как за принцем-полукровкой.

Командир Гунорского кавалерийского полка, формально приписанного к королевской гвардии, отсалютовал палашом.

— Готовы драться?!

— Да-а-а!!! — рванул воздух рев пяти сотен глоток. Кричали закованные в кирасы рейтары, салютуя принцу палашами, им вторили драгуны, потрясая короткими мушкетами.

— Лучшие сыны Келенора! — Эдо не скрывал радости. — Не посрамите памяти предков!

И ехал дальше.

Вторая, не менее достойная часть его личной гвардии — ргуты. Здесь только старшие сыновья племенных вождей Сунлана. Лучшая легкая конница на свете. Они не ждут приветствий и сами встречают восхищенными криками своего командира.

— Дети мои! — слезы навернулись на глаза принца.

С отцами этих парней он дрался, мирился и пил вино из одной чаши, смешивая его с кровью.

— Дети мои, — повторил принц. — Я знаю ваших отцов. Вы выросли у меня на глазах. Из беспомощных младенцев стали силой, способной потрясти мир. Для вас эта война чужая. Но враг пришел на земли ваших друзей. Так не посрамите же честь отцов, защищая Келенор!

Эдо едет дальше — мимо сунланских стрелков на тонконогих степных жеребцах. А вот Дэгириский кавалерийский полк — рейтары на высоких гнедых "тевонах".

Но дальше! Дальше!

Пароконные повозки, похожие на большие арбы, с установленными на них легкими пушками. Снова сунланцы — над головами колышутся пики с разноцветными вымпелами. Егеря со Светлых гор — к седлам невзрачных на вид, но выносливых коняшек привязаны огромные псы. И снова степные воины с длинными саблями и короткими луками...

Для каждого полка генерал находил свои слова. Он видел глаза воинов. Это его армия! И она пойдет за ним, не раздумывая!

— Вы порадовали мое сердце, господа! — принц отъехал подальше от строя, чтобы его видело все войско. — Теперь я уверен! Пусть уттроцев будет в три, в четыре раза больше, чем нас, но нам ли их бояться?! Это они будут страшиться, когда услышат топот копыт наших коней!

Вырвав из ножен палаш, Эдо крикнул:

— Я салютую вашей доблести, господа!

Рев тысяч глоток эхом отразился от каменных стен и ушел эхом в горы.

Принц вернул клинок в ножны, знаком подозвал к себе свиту, которая дожидалась окончания церемонии.

— Сир, гонцы отбыли, — доложил юноша-сунланец.

— Хорошо, Мек, — устало кивнул Эдо. — Мы выиграли немного времени, но спешить все же придется. Нужно успеть к Бенскому ущелью раньше, чем туда подойдет Двальди.

В глазах молодого степняка проскользнуло нечто, похожее на суеверный страх. Но юноша лишь вежливо, как это принято в Сунлане, поклонился командующему.

А принц, словно забыв об окружавших его командирах, смотрел на спускающихся по горной дороге всадников и в который раз думал о том, правильно ли он делает.

Что ему королевство Келенор? Если брат не может защитить вассалов, то почему он, никому не нужный полукровка, должен бросать в бой своих людей?

И все же...

Эдо чувствовал, что именно кровь та-ла заставляет его гнать в сражение поспешно собранные полки.

Кровь — и то странное стечение обстоятельств, которое позволяло ему успеть раньше, чем кто-нибудь мог ожидать.

Если бы ни весенний праздник, во время которого принц устраивал смотр недавно набранным рекрутам, то весть о нападении на Ааре застала бы его не в крепости Дэг, а далеко на востоке, на границе с Маридом.

Если бы у Альберта Мора, когда утторцы, которыми командовал Антери Двальди-Ааре, ворвались во дворец, не было под рукой "говорящего шара". Если бы в жилах Драконов не текла кровь та-ла, позволявшая пользоваться наследием древних, не прибегая к магии.

Если бы Альберт не успел сообщить о нападении.

Если бы принц Эдо, покидая Келе три года назад, после смерти отца, не выторговал у магов-некромантов такой же "говорящий шар".

Если бы... Если бы...

Но случилось то, что случилось.

А теперь, спустя двадцать лет после бегства из родного дома, у Эдо лучшая в королевстве армия. Конечно, не сразу племена Сунлана из врагов превратились в друзей и вассалов. Пока принц делал карьеру, превращаясь из скромного адъютанта командира Гунорского полка в командующего восточной армией, он связал клятвами на крови, поединками и мирными договорами всю степь. Теперь под его началом больше сунланцев, принесших присягу лично Эдо Желтоглазому и не желающих знать никакого другого сюзерена, чем солдат из центральных провинций Келенора. Да и те, кто родились на берегах Альвы или Келе, часто не очень-то рвутся возвращаться домой. Особенно в последние годы, когда в восточную армию начали переводиться офицеры из опальных родов. Король с легкой душой подписывал такие прошения: с глаз долой — из сердца вон. Хотят сами себя загнать в степную глушь — скатертью дорога. В столице еще мало кто понимал, что если придется выбирать между приказом короля и волей герцога Сунланского — гарнизоны приграничных крепостей охотнее подчинятся Эдо. Сместить принца с поста командующего Восточной армии простым королевским указом уже не удастся. Его придется подкреплять силами ВСЕЙ армии Келенора. Если бы полукровка захотел — в любой момент восток королевства мог превратиться в провинцию герцогства Сунланского.

Но титул принца Эдо Иль-Келе носит только до тех пор, пока у Виталиса нет сыновей. Титула герцога Сунланского не существует ни в одном из геральдических списков...

И все же Эдо Желтоглазый шел защищать вассалов своего брата, до которых, по большому счету, ему не было никакого дела. Вел свою гвардию на запад, вниз по Альве. Разослал гонцов в пограничные с Маридом гарнизоны с приказом отправлять пехоту на север, на границу с Мором, чтобы пройти через перевал Бастол и обрушиться на Ааре с востока. Делал все это, прекрасно зная, что маридские кочевники не преминут воспользоваться моментом, и, вернувшись, сунланцы обнаружат не одну разоренную деревню на границе.

Принц придержал коня и поманил адъютанта. Юноша передал командующему небольшую укладку, в которой во время походов держали карты и наиболее ценные вещи. Эдо достал кристалл хрусталя — тот самый "говорящий шар", наследство древних та-ла.

Таких камней в королевстве — не более дюжины. Хранятся они в сокровищницах самых знатных родов или в магических орденах. С каждым связана легенда об обретении... Кажется, что "говорящие шары" сами выбирают себе хозяев. Очень часто — полукровок, хотя сегодняшние та-ла, которых изредка встречают в самых глухих уголках королевства, и представления не имеют о том, как можно создать подобное чудо. Сколько раз пробовали неуемные маги выведать секрет — все бесполезно. Но тот, в ком есть кровь та-ла, откуда-то знает, как пользоваться "говорящем шаром". Знает, но не может никого научить.

Несколько секунд принц перекатывал хрусталь из руки в руку, пока тот ни нагрелся. Потом тихонько позвал:

— Альберт сын Эльрика!

Камень потемнел, в сердцевине запульсировала рубиновая точка. Но — не больше.

Принц прекрасно знал, что это означает: наследник герцога Мор мертв. Но хотелось верить в невозможное...

Тяжело вздохнув, Эдо провел ладонью по поверхности шара, словно прогоняя морок. Потом четко произнес:

— Господин магистр эт-Вигерини, Онтоли сын Бата!

В глубине шара возникло изображение полутемной комнаты — личного кабинета главы ордена магов-стихиальщиков. Магистр, что-то писавший до этого у стола, поднял глаза — видимо, у него "говорящий шар" лежит на какой-нибудь полке:

— Сир! Рад видеть вас в добром здравии.

— Хоть кто-то в столице этому рад, — усмехнулся принц. — Я тоже счастлив, что ваш орден пока благоденствует. Но сейчас меня интересует другое. Вчера Альберт Мор сумел связаться с вами?

— Да. А потом — пустота, которая...

— Я знаю. Вы сообщили Его Величеству о гибели Альберта Мора?

— Да... или нет, — в голосе мага чувствовалась если не насмешка, то разочарование. — Доклад был передан в канцелярию департамента вассальных земель. Насколько быстро он дойдет до Его Величества...

Маг смиренно опустил глаза.

Стихиальщики — заклинатели ветров и огня, заговаривающие камни и водяные потоки — не были самым влиятельным орденом в Келеноре. Аристократы считали их чем-то вроде ремесленников. Высших магистров приравнивали к цеховым баронам. Но совладать с оставшимся в столице "говорящим шаром" сумел только эт-Вигерини. Бывший юнга с торговой шхуны, чьи родители, простые рыбаки, и не помышляли, что у их родового имени появится приставка эт. Сорванец Онти Вигер, которого приметил однажды портовый заклинатель ветров и взял в ученики...

И принц Эдо улыбнулся в ответ магу:

— Спасибо, господин эт-Вигерини! Вы сделали все, что могли!

И командующий, оглянувшись на терпеливо дожидавшихся его офицеров свиты, небрежно бросил:

— Боюсь, еще пару дней мой любезный брат не будет знать, что его владения значительно уменьшились. И вряд ли мы увидим столичные полки на мостах через Альву.

ххх

В то же самое время, когда принц Эдо принимал смотр войск, на севере, в Ааре, наступило затишье. Захватившие город солдаты уже собрали все ценное, до чего смогли добраться, и теперь пребывали в блаженном состоянии победителей. Хмель битвы схлынул, на людей навалилась такая усталость, что улицы казались вымершими. Северяне спали там, где смогли найти место, чтобы прилечь, лишь оставив караульных, которые тоже клевали носами на своих постах.

Командовавший утторскими войсками Антери Двальди-Ааре расположил штаб в разгромленном зале дорогого кабака, или, как их стали теперь называть, "ресторации". Его высокие окна выходили на Дворцовую площадь, напротив резиденции герцогов Моров. Солдаты привели зал в относительный порядок, так что роскошь обстановки по-прежнему радовала глаз жадных до новомодных штучек северян. Многие из офицеров, приходивших с докладом, с сожалением посматривали на разбитые окна. До вчерашнего дня в узорных рамах были вставлены пластины дорогого листового стекла, которое не так давно научились делать в Ааре. Но сейчас утренний ветерок беспрепятственно залетал в зал ресторации и шевелил бумаги на столике, за которым сидел командующий — высокий, в отличие от большинства горцев, красавец с собранными в косу иссиня-черными волосами и серыми глазами. Двальди так и не снял легкие доспехи, укрытые сюркотом из маридского шелка с вышитым на нем гербом — черной чайкой.

Вокруг командующего, за такими же столиками сидела дюжина старших офицеров, созванных на совещание.

— Я не намерен возвращаться! — резко оборвал Двальди доклад одного из них, пожилого барона из приграничных кланов. — Если вам достаточно трофеев, то мне нужно гораздо больше — сама эта земля. Вы за день собрали столько, что уже считаете себя богачами. А вы думали о том, что может дать эта земля за годы, десятилетия?

— Но... — попытался возражать старик.

— Никаких "но"! — командующий так грохнул кулаком по изящному столику, что стоявший рядом с разложенными бумагами бокал вина опрокинулся. — Никаких "но"! И обозы мне не нужны! Мне нужна армия, а не разбойничий караван, в котором солдаты думают только об охране своего добра от таких же, как они, воров! Если вам это надо — организуйте отправку трофеев на север. Родичи моих солдат получат богатые подарки. И с радостью будут ждать своих героев.

— Слишком много всего захвачено, — покачал головой еще один из офицеров, командир полка наемников— южан из Мальо. — Если отправлять груз с достаточным сопровождением, то это уменьшит войско на треть. Если не больше.

— Ну и прекрасно! — рассмеялся Двальди. — Брунк, вам ли не знать, как обращаться с чернью? Вы сумели так выучить своих молодцев, что они меньше всего думают об обозах.

И, внезапно оборвав смех, командующий продолжил, обращаясь ко всем офицерам:

— Дайте солдатам выбор. Тот, кто захочет вернуться домой — пусть возвращается. Мне нужны солдаты, которые хотят настоящей славы. Или вам не надоело после каждого похода возвращаться в ваши нищие долины? Или вы не хотите, чтобы подгорные мастера Мора работали на вас, а не на этих жирных Драконов?

— Мы с тобой, Хозяин! — гаркнул один из самых молодых командиров, широкоплечий гигант в блестящей кирасе.

Двальди благосклонно кивнул молодцу:

— Видите, добровольцев будет достаточно.

— Но... — опять раздался голос кого-то из сомневающихся. — Если принц Эдо ударит с востока, то оставшийся гарнизон не удержит Ааре.

— Полукровка — не идиот, чтобы добровольно класть голову на плаху, — отмахнулся Двальди. — Вы знаете, что сообщали мои информаторы при дворе Виталиса. Я ничего не скрывал от вас, господа. Вы знаете, что королева только и ждет повода, чтобы расправиться с пасынком. Он дал ей слово, что сунланцы никогда не переступят границу земель Келенора.

После этих слов возражений больше не было. Офицеры быстро обсудили маршруты движения армии и отправляющего на север обоза и разошлись. В зале, кроме командующего, осталось несколько ординарцев.

Освободившись от неотложных дел, Двальди подошел к окну и в который раз посмотрел на дворец Моров. После ночного штурма большинство окон первого этажа щерились осколками стекла, когда-то снежно-белые стены измазаны копотью. Пожар потушили почти сразу, но в нескольких окнах на втором этаже по-прежнему мерцало багровое пламя. Такое яркое, что его было видно даже под утренним солнцем.

"Словно заглядываешь на Кромешную Сторону, — подумал Двальди. — Проклятое колдовство!"

Поманив одного из ординарцев, он приказал привести прорицателя.

— Какие новости? — не удосужившись поприветствовать вошедшего, спросил Двальди, как только в зале появился средних лет мужчина, одетый, как зажиточный горожанин из Мальо, в короткую бархатную куртку и широкие панталоны.

— В "детской" настоящее пекло. Какая-то магия. Хотя огонь и не распространяется на остальные помещения...

— А кольцо? — перебил прорицателя Двальди.

Южанин виновато покачал головой:

— Нет ни на теле наследника, ни в его кабинете. Мы перерыли все, разобрали по щепочке...

— Значит, "детская", — задумчиво произнес командующий. — Проклятые драконята!

Его передернуло, когда он вспомнил штурм дворца. Еще немного, и этот сопляк мог бы добраться до него. Маленький-то маленький, а кинжал в руках держать умеет...

— А загадка Чаши? — снова спросил Двальди прорицателя.

— Допросив слуг, я понял смысл видения, — кивнул южанин. — Кто-то из халдеев Альберта мог попытаться спасти реликвию. Чаша указывает на обитель Нана Милосердного в паре лиг от Ааре. Видимо, слуга, забрав кольцо, сумел ускользнуть из дворца и теперь пытается скрыться в храме, который в этих краях пользуется большим авторитетом.

— Да, я знаю обитель Нана, — кивнул Двальди. — Что ж, логично. Этот ваш гипотетический халдей еще прошлой ночью мог добраться до храма и затаиться там... боюсь, кольцо в лабиринтах мы не найдем.

— Сомневаюсь, что монахи допустят в обитель вещь, связанную с магией та-ла, — покачал головой прорицатель. — Вы же знаете, как тут, в Келеноре, относятся к древним знаниям.

— Да, знаю. Значит, остается приют при храме, — задумчиво пробормотал командующий. — Что ж...

Помолчав с минуту, он крикнул ординарца:

— Полковника Брунка сюда!

— Вы хотите, — испуганно взглянул на командующего прорицатель.

— Да, хочу! — отрезал Двальди. — В храме Нана Милосердного вряд ли найдется хоть один здоровый воин. Монахи и целители — не серьезные противники.

Прорицатель покачал головой, но, зная характер господина, ничего не сказал. Но для себя решил, что ни за что не отправится с посланными в храм наемниками.

Через пару часов из Ааре выехали два отряда. Один направлялся на восток, в обход водохранилища. Второй — на юг, в Бархатные горы. Не выспавшиеся солдаты, которых спешно собрали по тревоге, были очень злы.

ххх

В это же утро король Виталис Третий пребывал в блаженном неведении относительно происходящих событий. Он еще не вернулся в столицу. По древней традиции монарх вместе со жрецами Пресветлой богини благословлял засеянные поля. Дикарская, конечно, традиция (как считали многие в просвещенном Келеноре), но зато она позволяла монарху в эти теплые весенние дни уехать из душного города на деревенский воздух, в одно из поместий, где устраивался карнавал. Высокородные дамы одевались селянками, кавалеры — пастухами. Балы чередовались с фейерверками, выступления мастеров иллюзий — со сценами из древних баллад, которые разыгрывали придворные. Сам король порой не без удовольствия участвовал в таких постановках. Весенние карнавалы отличались не только изысканной простотой, но и некоторой фривольностью отношений. Вырвавшись за город, придворная молодежь отбрасывала все правила столичного этикета.

А вот в парке, окружавшем Большой королевский дворец, в дни праздника царила необычная тишина. Так что двое вельмож, гулявших в то же бесконечное весеннее утро между роскошных цветников, разбитых под окнами занимаемого королевой-матерью крыла, были уверены, что вряд ли встретят кого-нибудь из знати.

Садовники же и прочие лакеи, чье присутствие в парке можно было предполагать, предпочитали таиться за непроницаемыми живыми изгородями, лишь бы не показываться, этим двоим на глаза. Что не удивительно.

Один из собеседников на первый взгляд мог показаться человеком незначительным. Среднего роста, худощавый. Темная одежда без каких-нибудь украшений, кроме тонкой серебряной цепи на шее с подвешенным на ней медальоном, таким старинным, что рисунок на лицевой стороне почти не разобрать. На седеющих волосах — круглая шапочка, какие носят преподаватели магической академии. Но стоит приглядеться к узкому лицу с пронзительными серыми глазами, и внешняя неприметность уступает место ощущению темной силы, исходящей от мага.

Его визави, наоборот, высок и хорошо сложен, настоящий красавец. Расшитый галунами мундир, прямая спина потомственного военного — даже не зная этого господина в лицо, сразу поймешь, что он принадлежит к высшей аристократии королевства.

Первым из вельмож — магистр Ливаль Эт-Вилисорри — глава ордена некромантов, самый сильный и самый страшный, по слухам, человек в столице. Да и во всем королевстве — тоже. Доверенное лицо вдовствующей королевы Алисты. Тот, благодаря кому на престоле сейчас находился Виталис Третий, а не его старший брат, принц Эдо.

Три года назад, незадолго до смерти старого короля, принц-полукровка вдруг появился в столице. Сопровождала его тысяча прекрасно вооруженных степных рыцарей-ргутов. А в Сунлане ргутом считается или вождь племени, или его старший сын. И многие из келенорских военных серьезно задумались: а что будет, если этот та-ла вдруг решит, что имеет на королевство больше прав, чем Виталис? Но Эдо попрощался с отцом, встретился с магистром эт-Вилисорри и несколькими старшими жрецами Тима Пресветлого и снова исчез, оставив пергамент, в котором официально отрекался от претензий на престол. О чем говорили некромант и Желтоглазый, не знал никто. Но королева Алиста заплатила и магическому ордену, и храмам столько денег, что взошедший на престол Виталис Третий был вынужден ввести новые налоги. Но налоги — это все же лучше, чем сунланская армия под стенами города.

Вторым собеседником был маршал королевства герцог Арас Вильмирский. Поговаривали, что после смерти супруга вдовствующая королева слишком приблизила к себе этого блестящего военного. Но что смысла в досужих сплетнях? Герцог Арас, действительно неплохой стратег и умный организатор, одним из первых сообразил, какую пользу могут принести армии новые открытия магов-стихиальщиков. А это гораздо важнее любых шепотков.

Только что закончился традиционный утренний прием у королевы-матери, на котором вельможи по установленному этикету засвидетельствовали свое почтение к первой даме королевства. За завтраком кем-то из свиты Алисты было вскользь упомянуто о "заварушке на севере" и о том, что нужно доложить королю.

— Пустое, — махнула рукой королева. — Конечно, мы соберем по этому поводу совет. Придется провести его без Виталиса. Мальчик сейчас так занят...

И Алиста ослепительно улыбнулась.

Никто из присутствующих не удивился. Все вельможи знали, что лишь традиции мешали вдовствующей королеве полностью отстранить сына от государственных дел. Лишь традиция и древняя магия, которая не давала возможности выполнять некоторые королевские обязанности тем, в ком нет крови Владык Келе. Поэтому разговор моментально перекинулся на всевозможные пустяки вроде обсуждения достоинств новой пассии Виталиса — семнадцатилетней баронессы Иктильской. Ведь эти сплетни, и это тоже все знали, доставляют удовольствие Алисте.

Но и эт-Вилисорри, и герцог Вильмирский прекрасно понимали значение полученных ночью известий. Это заставило их искать места, где можно обсудить ситуацию без лишних ушей.

Магистр невзначай предложил прогуляться по дворцовому парку, а маршал счел, что утренняя прогулка будет ему полезна для здоровья.

— И все же жаль Альберта, — произнес маршал, когда они дошли скамьи возле клумбы с гиацинтами. — Он всегда вызывал у меня искреннее уважение. Помню его последний визит в Келе. Мы говорили о поставках оружия и о новых типах мортир. Да, именно о них, об искусстве ведения навесного огня. И я вдруг поймал себя на мысли, что больше не замечаю уродства герцога.

— Сколько пришлось заплатить за мортиры? — с усмешкой спросил маг.

— Да, малыш Альберт умел торговаться и никогда не упускал свою выгоду, — кивнул герцог Арас.

И вдруг заключил, как казалось, совершенно без связи с предыдущими словами:

— А Мавил-Меченосец, мне кажется, сошел с ума.

— Да? — удивленно поднял брови эт-Вилисорри.

— Посудите сами, господин магистр: нападение на Ааре совершенно бесперспективно. Чего хотят утторцы? Если это — просто обычный их набег, только более масштабный и организованный, то уже сегодня они должны начать отступление. Пограбили — и хватит. Но ваши маги сообщают: Двальди, захватив Ааре, двинул войска по Цветочной долине на запад, к Бену, целясь, видимо на Виттиард. А эту крепость можно осаждать до бесконечности, там слишком много наших войск.

— Ну и что?

— А то, что через пару-тройку седьмиц Меченосец окажется в мышеловке. С востока, со стороны перевала Бастол, подойдет Полукровка. От Бастола рукой подать и до Ааре, и до перевалов Ини, через которые прошли войска Уттора. Принцу не нужно будет ничего делать, кроме как захватить северо-восточный угол герцогства и укрепиться возле столицы. С юга обрушимся мы. А единственная дорога на север перекрыта, пока не взят Виттиард.

— А если Эдо не успеет захватить перевалы?

Теперь удивился маршал:

— Насколько я знаю, маневренность восточной армии...

— Вы не поняли меня, герцог, — перебил его Эт-Вилисорри. — Если королю Уттора доподлинно известно, что принц Эдо не станет принимать участие в этой компании? Что вы думаете по этому поводу?

— Независимость Сунлана — глупость. Это дикая страна, где нет ни собственных ремесел, ни развитой магии.

— Они есть в Море. Да и по поводу Сунлана вы сильно ошибаетесь. Сколько тысяч недовольных королем ушло на восток за последние три года?

— Даже если Эдо останется в своих степях, — сказал маршал, делая вид, что не заметил колкости магистра, — утторцы вряд ли удержат Мор. Кланы Мора не смирятся с владычеством Меченосца. И те, и другие — северные дикари, которые воюют между собой уже добрые полтысячи лет. Начнется свара.

Магистр кивнул:

— Вот именно. Поэтому-то, наверное, не стоит спешить с принятием решения. Торговать с десятком глупых дикарей проще, чем с одним карликом-горбуном, набравшимся столичного лоска и столичных хитростей. Заодно можно будет понять, кем стал Полукровка за двадцать лет. Слишком уж силен и независим он ...

Пока вельможи беседовали, сидя на скамье возле клумбы с гиацинтами, солнце успело несколько сместиться на небосклоне, и теперь его лучи заливали чудесную картину, созданную садовниками из цветов разных оттенков. Казалось, что под окнами дворца плещут бурунные волны, в глубине которых скрываются морские твари.

— Все-таки красиво сделали, — кивнул магистр в сторону клумбы.

— Да, великолепная фантазия, — рассеяно согласился маршал:

— Почему никто в столице не захотел отряжать своих людей приглядеть за Эдо?

— Вы так думаете? — улыбнулся маг. — А я жду известий с минуты на минуту...

Глава 3

В Иртине, на берегу Альвы отцветали яблони. Местечко это славится фруктовыми садами, шипучим сидром и искусными изделиями из лозы. Здесь плетут большие, в человеческий рост, корзины, изящную мебель для летних домиков и легкие дорожные сундуки. Любители табака могут купить на местном рынке вырезанные из вишневого корня трубки-"иртинки": короткие, прямые, с круглыми чашечками, ложащимися в ладонь ловко, как маленькое яблочко.

Известен еще Иртин и тем, что здесь находится самый древний в Келеноре храм Эйван Животворящей. Он построен давным-давно, еще в те незапамятные времена, когда власть королей не распространялась дальше столичной области, а герцогство Мор населяли дикие племена, не подозревавшие о скрытом в их земле богатстве.

Сегодня принято считать, что Светлая Богиня — это прекрасная дева с хлебными колосьями в руках. Но мраморная статуя в Иртинском храме изображает зрелую женщину, полногрудую и широколицую, с круглыми кошачьими глазами и животом настолько большим, что всякому понятно: она вот-вот вновь станет матерью. В правой руке Эйван Иртинская держит пару яблок, а левую положила на живот, словно спрашивая нерожденного младенца: хочет ли он, чтобы мать съела эти плоды? Считается, что и храм, и статуя созданы легендарными та-ла. А жители городка и близлежащих сел искренне верят, что их знаменитые сады выросли из семян, уроненных Великой Богиней. Когда Эйван была беременна лучшим из своих сыновей, Тимом Прекрасноликим, она захотела в одиночестве полакомиться яблоками. Внимание Благословляющей привлекло красивое место на северном берегу Альвы. Здесь нет скал, южные предгорья Бархатного хребта — это пологие холмы, поросшие светлыми лесами. Богиня присела на травянистой террасе и съела волшебные плоды. А косточки упали на землю — вместе с вечным благословлением Эйван.

Больше дюжины лет назад бывший Верховный магистр ордена некромантов Титус эт-Лидерри переселился из Келе в Иртин. Это дало местным кумушкам тему для разговоров на целую зиму. Во-первых, на левом запястье старика извивалась черная змея — знак некромантов, знатоков ночной нежити и других мрачных тайн, к которым обычному человеку лучше и не приближаться. Во-вторых, маг приехал не один, а с маленькой девочкой, которая звала его отцом, но по возрасту годилась во внучки, если не в правнучки. В-третьих, с магом прибыли несколько подвод, груженных ящиками с какими-то непонятными предметами. Парни, перетаскивавшие поклажу в купленный стариком дом, говорили, что видели упакованных в стружки мертвых драконов и другие чудеса.

Однако старый некромант знал, что делал, когда выбирал дом в долине Альвы. Иртинцы так привыкли жить под покровительством Богини, что не верят в дурные приметы и смутные слухи. Они предпочитают судить о людях по их делам, руководствуясь старой поговоркой: "Бывает, и кривое дерево приносит прекрасные плоды". И еще говорят в Иртине, что "самые лучшие яблоки растут на тех деревьях, под чьими корнями больше всего жирного навоза".

Через пару седьмиц после приезда столичного мага в гости к нему напросился настоятель храма Эйван Животворящей Гелиус эт-Мароли, которого взволновала сгустившаяся в городке атмосфера тревожных ожиданий. Старики разговорились, и оказалось, что у них немало знакомцев по юности, по тем временам, когда будущий некромант Титус эт-Лидрерри учился в Высшей магической, а Гелиус — в жреческой школе. После этого обыватели долго передавали друг другу слова жреца, сказанные им начальнику городской пожарной дружины одноногому Леонтеру Баратти: "Некроманты — не слуги смерти, а охотники на нее. Они изучают повадки смерти так же, как охотник изучает повадки диких зверей, а ты — повадки огня". На что отважный брандмейстер только кивнул головой: "Да, я заранее знаю, куда перекинется пламя, и посылаю моих молодцов, чтобы те остановили огонь еще до того, как он разгорится".

Следующим шагом к сближению некроманта с местным обществом стало то, что он выбрал себе в служанки рыжую Барбаретту.

Эта добрая и трудолюбивая женщина после смерти мужа, корзинщика Яна, оказалась в бедственном положении. Прокормить парализованную мать и четверых детей, она не никак не могла, ведь даже той малостью, которая хранится в домах бедняков "на черный день" у них не собралось. Ян был неплохим мастером, но горьким пьяницей, и погиб глупо, как гибнут обычно чрезмерные любители сидра. В ветреный день он решил отвезти на лодке несколько корзин в расположенную на другом берегу реки деревеньку. Нагрузил старую лодчонку — и больше его никто не видел, а разбитые волнами плетенки рыбаки выловили аж около Вельбира...

Соседи, чем могли, помогали Барбаретте, но дети ее голодали, питаясь только тем, что дает сад. Магмейстер Титус откуда-то узнал о трудном положении женщины и предложил ей половину золотого в седьмицу за то, что она будет готовить, убирать в доме и присматривать за девочкой. Столько в Иртине зарабатывали лишь искусные трубочные мастера. А еще, магмейстер дал матери Барбаретты какое-то снадобье, и старуха начала ходить. С трудом, прихрамывая и опираясь на палочку, но все же она теперь могла помогать дочери по хозяйству.

Барбаретта молилась на хозяина, и хвалила его кумушкам, как только могла. Поэтому многие не очень-то верили ей, когда она говорила, что магмейстер живет словно добропорядочный обыватель, не превращается по ночам в нетопыря и не вызывает стада зомби. И вообще, единственные чудеса, которые есть в доме — это множество древних книг и лекарских снадобий, словно в какой-то лавке знахаря. Но, в конце концов, даже самые любопытные сплетницы смирились с мыслью, что от старого магмейстера не приходится ожидать каких-нибудь скандалов и чудес. Посудачили немного по поводу девочки, приехавшей со стариком, и успокоились. Ведь зоркие глаза женщин прекрасно видели: девчушка похожа на старика настолько, насколько могут быть похожи близкие родственники. Ну, а кем она ему приходится — дочерью, внучкой, племянницей — какая разница?

Гораздо больше заинтересовало иртинское общество чудесное исцеление матери Барбаретты. Оказалось, что магмейстер — очень неплохой лекарь, и постепенно его стали звать в тех случаях, когда местный знахарь и бабки-повитухи оказывались бессильны. Ну, а по поводу ночной нечисти, которая, бывает, шалит и в таких благословенных местах, как долина Альвы, к нему стали обращаться почти сразу же. Рыцарю должен противостоять рыцарь, лесному хищнику — искусный охотник, а упырю-кровопийце — некромант.

Да, старый магмейстер знал, что делал, когда переселялся из столицы в эти благословенные края. В мирном Иртине он пришелся ко двору, и уже через год никто и не вспоминал о том, что мастер Титус — чужак. Не особо общительный, он, тем не менее, не отказывался пропустить кружечку-другую сидра в кабачке "Пенное яблоко", где обычно собирались лучшие люди городка — бранмейстер, смотритель дорог и мостов и хозяева самых крупных мастерских. Маг быстро вошел в этот тесный кружок, с удовольствием участвуя в разговорах о видах на урожай, о ценах на железо и о политике короны по отношению к северным и восточным соседям.

Так шли годы.

Дочка старого Титуса Генрика подросла и вместе со сверстницами стала посещать храмовую школу, радуя учителя необычными для девочки серьезностью и прилежанием. Так же, как ее отец не избегал доброй мужской компании, собиравшейся в "Пенном яблоке", она не чуралась игр с подругами. Но все же дочка старого Титуса предпочитала в свободное время сидеть с книгой или рассматривать храмовые фрески, в узоры которых вплетены многочисленные надписи на языке та-ла. Генрике нравилось разбирать полустершиеся слова мертвого языка, размышляя об их истинном значении.

Повод для пересудов магмейстер дал лишь однажды — когда попросил многодетного писаря Юргена Ута отдать ему в услужение младшего из сыновей — десятилетнего Арчи. Юрген удивился: робкий и нелюдимый Арчи-"Утенок" был не из тех пацанят, от которых можно ожидать проворства в выполнении поручений. Но отказывать не стал: если мальчишка чем-то понравился мастеру Титусу, то, может, и выйдет толк из юного неудачника. Избавить семью от лишнего рта — тоже польза. Переселившись в дом эт-Лидрерри, Арчи выправился, быстро подрос, и уже через год отличался от своих сверстников лишь недетской серьезностью. Его уже никто не решался дразнить "Утенком". Парочка задир, которая попыталась сделать это, получила хорошую трепку. К удивлению городских кумушек, в драки, вслед за Арчи, кидалась юная барышня Лидрерри, которая, умела орудовать кулаками не хуже уличного мальчишки. Арчи уже не пугался, как прежде, не сжимался в комок, позволяя безнаказанно пинать себя, но лез напролом, не обращая внимания на то, что противники были порой гораздо старше и сильнее его.

По поводу детских драк тоже посудачили немного, все больше обсуждая тему будущего Генрики. Девочке не исполнилось еще четырнадцати, но уже было видно, что Эйван Светозарная наградила ее особой, немного сумрачной, но изысканной красотой. У большинства обитателей долины Альвы волосы имеют цвет спелых колосьев или весеннего меда. У Генрики же брови и косы были черны, как зимние сливы. В сочетании с серьезными серыми глазами и тонкими чертами лица это производило такой эффект, что многие мужчины, однажды увидев девочку, уже не могли забыть ее, вздыхая о том, что слишком стары, или бедны, или необразованны, чтобы дождаться, когда барышня "войдет в возраст". А еще через три года сердца многих парней Иртина сладко замирали, стоило только дочке некроманта оказаться где-нибудь неподалеку. И кумушки теперь судачили о том, что среди местных пентюхов для Генрики нет ровни. Как только Титус эт-Лидрерри поймет это, он, без сомнения, отправится в столицу, чтобы устроить судьбу девушки. Спорили только о том, как скоро это случится: в нынешнюю зиму или через год-другой.

Но известия о событиях на севере спутали все планы.

Утром второго дня после окончания весенних праздников Титус эт-Лидрерри поднялся раньше, чем обычно. Он отправился в кабинет и долго перебирал бумаги и фолианты. Наконец, сложив записи стопкой, он спустился в столовую. Генрика и Арчи уже накрыли стол для завтрака.

— Вот что, ребятки, — сказал маг, усевшись за стол. — Не буду портить вам аппетит, но на севере началась война. На этот раз ни мне, ни вам не удастся остаться в стороне.

Генрика удивленно взглянула на отца:

— Что такое? Неужели враги дойдут до Альвы?

— Не знаю. Но многое может случиться. Так что...

Некромант несколько секунд помолчал и продолжил:

— После завтрака я еду в Вельбир. У меня есть новости для господина барона. А ваше дело — проштудировать все мои записи об экспериментах... ну, вы понимаете, о чем я. В кабинете на столе — все, что может понадобиться для опыта.

— Даже так? — Генрика вздернула подбородок. — Папа, ты точно уверен?

— Да, моя малышка. Тебе и Арчи придется заканчивать работу. Иначе никак не сделать то, что мы хотим. А умирать в своей постели я не собираюсь. Видимо, именно в этом была причина всех прошлых неудач. Души оказывались слишком усталыми.

Остаток завтрака прошел в молчании.

К обеду магмейстер был уже в городе. Барон Вельбирский принял мага сразу же, как тот попросил привратника сообщить о себе хозяину. Унтар хорошо знал мага, которого на его памяти не раз приглашали в замок, если кто-то заболевал. Но сейчас, едва притворив за собой дверь кабинета и произнеся положенные слова приветствия, некромант сообщил такую новость, от которой сердце у юного барона заколотилось, как бешеное.

Унтар не удивился информированности старого мага. Об ошибке речи быть не могло. Опытные некроманты способны переговариваться друг с другом, даже когда их разделяют сотни лиг. Ведь на путях мертвых расстояний не существует. Страх вызвало само известие. Страх и недоумение:

— Так вы считаете, что северяне зачем-то разгромили лечебницу в Будилионе? Что за глупость... Воевать с недужными? Чем помешали королю Уттора Ас-Мавилу несчастные больные, для многих из которых колдовские пещеры на севере герцогства Мор были последней надеждой?

Но не верить уважаемому в округе старику барон не мог. Унтар унаследовал титул чуть меньше года назад и прекрасно помнил, с каким уважением относился к магмейстеру из Иртина покойный отец.

— Вы что-нибудь понимаете, господин магмейстер? — спросил барон Унтар.

— Я не воин, — пожал плечами маг. — Могу сказать только одно: лечебница в Будилионе вряд ли имеет какое-то стратегическое значение. Мало того, зачастую там давали приют и утторцам из приграничных кланов. Нану Милосердному поклоняются и у нас, и на севере. Значит, причина жестокости захватчиков в чем-то другом. И еще могу сказать вот что. Магмейстер эт-Баради, с которым мы разговаривали на Тропах Мертвых, не мог, конечно, сообщить точную численность утторских войск. Но в Будилионе их было не меньше полка. И это только там. Еще до того, как утторцы подошли к лечебнице, в начале ночи, настоятель послал мальчишку на крышу храма, откуда, как на ладони, видны Ааре и еще несколько мелких городков на южном берегу водохранилища. Везде — пожары...

ххх

После ухода мага, барон Унтар долго сидел в кабинете, пытаясь собраться с мыслями. Потом послал лакея к командиру расквартированных в Вельбире королевских пикинеров.

— Попроси господина полковника нанести мне визит. Как можно скорее! — приказал барон.

— Надо срочно слать гонца в столицу, — полковник Ррот примчался в баронский замок сразу же, как получил записку от Унтара. — Это — не обычный пограничный набег. Это — война.

— Вы думаете, что цели северян гораздо серьезнее, чем захват герцогства Мор? — забеспокоился Унтар.

— Думаю, что да. В последние годы Уттор стал слишком сильным соперником.

После этих слов юный барон испугался, как никогда не пугался еще в этой жизни. Буйное воображение нарисовало ему жуткую картину: полчища закованных в железо утторских рыцарей, лавиной выплескивающиеся из Бенского ущелья и растекающиеся по долине прекрасной Альвы. Дальнейший путь к столице им преграждает Вельбир, а он, барон, не может ни сражаться, ни уйти с дороги. Рикошник на родовом гербе — словно гвоздь, которым его, Унти, судьба прибила к воротам старого замка, не спрятаться, не убежать...

— И что теперь делать? — спросил барон, стараясь, чтобы его голос не дрожал.

— Отправлять гонца в столицу. Вскрывать арсенал и собирать ополчение. Хотя...

Полковник помолчал несколько мгновений.

— Хотя боюсь, решать в столице будут долго... Конечно, это можно считать государственной изменой, но...

— Эдо Желтоглазый? — догадался Унтар.

— Да. Пусть он и та-ла наполовину, но эта земля ему тоже не чужая, — кивнул Ррот.

— Пусть будет так, — кивнул головой барон. — Шлем гонцов на восток и на юг. Собираем ополчение... Большего мы сделать не сможем...

Ррот, прищурившись, взглянул на барона.

Высокий, широкоплечий, по-альвийски светловолосый. Обычно румянец — во всю щеку. Как говорится, кровь с молоком. Но сейчас лицо господина Унтара бледно. Оно и понятно. Слишком молод барон. И слишком неопытен. Старый хозяин замка умер всего полгода назад, оставив сыну заботы и о городе, и о дорогах. Ведь бароны Вельбирские служат главными смотрителями дорог и мостов от приморского Питирима на западе до границы с Сунланом на востоке, от Бенских перевалов и Бархатных гор на севере до Лесского нагорья на юге. Пока мальчишка худо-бедно справлялся с делами, но то, что навалилось на него сейчас, под силу далеко не каждому.

"Больше всего он боится, что я пойму, как ему страшно, — усмехнулся про себя командир пикинеров. — Ничего, это — правильный страх..."

Проводив полковника Ррота, барон Унтар пошел в замковую молельню. Лицо небольшой, всего в локоть высотой, статуи Эйван Животворящей всегда казалась ему чем-то похожим на лицо его покойной матери — то, которое он помнил. Тонкие черты, огромные, неземные глаза. Юный барон встал на колени перед алтарем, прижался щекой к каменному постаменту, словно к коленям любимой, и застыл, прислушиваясь к себе и к тихому шепоту, который всегда чудился ему здесь, в молельне. Постепенно исчезало ощущение огромного, словно целая скала, груза, давящего на плечи. Уходил страх.

— Все будет хорошо, мой мальчик... хорошо..., — донеслось до барона. — Надейся, мой мальчик... надейся...

А Титус эт-Лидрерри после разговора с Унтаром Вельбирским зашел в одну из таверн, которыми изобиловали центральные улицы торгового города, заказал себе легкий завтрак, но почти не ел. Сидел в глубокой задумчивости, еще и еще раз перебирая в уме все возможные последствия того, что он собирался сделать.

Старый маг давно разучился надеяться. Зато он знал, что, если хочешь чего-то добиться, нужно рисковать. Иначе и в жизни, и в смерти не сумеешь обходиться без провожатых. А еще он думал о старом приятеле, магмейстере эт-Баради. Толстяк Пит... Он никогда не был силен на Тропах Мертвых, ему больше нравилось бороться со смертью до того, как она наступит. Прекрасный лекарь и очень слабый боец с неведомым...

Глава 4

В то же утро в лечебнице при Будилионском храме Нана Милосердного наконец-то стих пожар. Сгорели палаты страждущих, лаборатория и дома целителей, но сам храм огонь не тронул. Пощадило колдовское пламя и цветущий вокруг яблоневый сад. И жутко было видеть черную дымящуюся проплешину в окружении белокипенных ветвей.

Возле остывающих углей бродили растерянные жрецы да несколько оставшихся в живых лекарей.

— Наверное, все же стоит попытаться извлечь тела погибших, — обратился молоденький монашек к невысокому толстяку в мантии ордена некромантов.

— Вы правы, брат Эрин, — отозвался маг. — Только, боюсь, извлекать уже нечего. Маридский огонь оставляет только пепел.

— Что же делать? — жрец зябко передернул плечами.

— Молиться Нану и Тиму, и всем Светлым.

Маг помолчал несколько мгновений, словно прислушиваясь к чему-то, одному ему ведомому.

— Души этих несчастных давно уже там, где им и положено быть.

К мужчинам подошла высокая костлявая старуха в сером платье жрицы-нанитты:

— Господин магмейстер эт-Баради прав: пышные проводы зачастую нужны не столько уходящим, сколько тем, кто остается. Счастье еще, что тело отца Питовита огонь не тронул, и этот святой человек будет иметь достойную могилу. Надеюсь, она вскоре станет одной из святынь здешних мест.

Брат Эрин коротко всхлипнул, но сдержался:

— Что же делать, матушка Симотта?

— Иди и молись, мой мальчик. А я хочу попросить господина магмейстера проследовать со мной в пещеры.

Маг удивленно поднял брови, но без возражений пошел за жрицей. После гибели настоятеля монастыря, отца Питовита, матушка Симотта возглавила общину. Суровая старуха не давала тем, кто остался в живых, впасть в уныние, непрерывно загружая их работой и молитвами.

Некромант и жрица направились не к храму, но к одному из малозаметных входов в Нановы Пещеры — удивительное и чудесное сооружение древних, ставшее причиной возникновения в Будилионе святилища Небесного Целителя.

Эт-Баради прекрасно помнил легенду об обретении храма. Много веков назад, когда предки сегодняшних обитателей Мора еще не знали ни земледелия, ни ремесел, как-то ночью на охотничью стоянку напали кочующие гули. Сегодня этих жутких тварей в герцогстве почти вывели, но в те времена встречались стаи по сотне голов. Трусливые по одиночке, собравшись вместе, гули становятся безумными убийцами, кидающимися на все живое.

Люди сумели отбиться, но им пришлось бежать, не разбирая пути. Многие из охотников были ранены, и им не оставалось ничего другого, как, обнаружив какую-то пещеру, забраться как можно дальше под землю. Хотя гули в темноте видят гораздо лучше, чем на свету, и часто сами живут в пещерах, в узком проходе защищаться от стаи все же легче, чем на открытом пространстве.

Остаток ночи прошел спокойно, а на рассвете измученные люди обнаружили, что находятся в тоннеле, стены которого покрыты удивительно тонкой резьбой. Вернувшись к входу в и осторожно выглянув наружу, охотники увидели, что гули расположились на дневку неподалеку от пещеры, но почему-то не преследуют свою добычу.

Несчастные решили поискать другой выход из подземелья. Продвигаясь по тоннелю, они вскоре попали в огромный и явно рукотворный зал. Падавший откуда-то сверху свет давал возможность рассмотреть прекрасные колонны, поддерживающие свод, многоцветные мозаики и резьбу на стенах. Но больше всего охотников обрадовал распложенный у дальней стены бассейн. Неглубокая каменная чаша, видимо, наполнялась подземными ключами. По поверхности воды скользили мелкие бурунчики, а там, где окоем понижался, через край переливался крохотный водопад, превращавшийся в ручей и убегавший куда-то в темный тоннель. Правда, сначала охотники не решались приблизиться к бассейну, над которым возвышалась изваянная из серого гранита фигура кряжистого старика. Вдвое выше человеческого роста, кажущийся еще огромнее из-за неестественно широких чуть сгорбленных плеч, старик опирался на тяжелый посох и казался совершенно живым. Но раненные хотели пить, да и все припасы, в том числе и воду, пришлось бросить во время ночного бегства.

Самые смелые напились из ручья — и ничего не произошло. Статуя так же недвижно возвышалась над бассейном. А вода в ручье оказалась удивительно теплой и имела какой-то странный, но приятный привкус.

Люди провели у каменной купели весь день и следующую ночь. Раненые смывали кровь. Те, кто был невредим, просто отдыхали, греясь как в теплой ванне. А когда наступило новое утро, охотники поняли, что произошло чудо. Все раны, омытые волшебной водой, затянулись, ни у кого из тех, кто пострадал, не началась лихорадка. Хотя обычно даже небольшая царапина, оставленная клыками гуля, долго не заживает и гноится. Ведь твари эти питаются в основном падалью, и их слюна — настоящий яд.

Обрадованные, люди поклонились Серому Старику и оставили у его ног то, что у них было ценного: яркие раковины и камешки, которые в те давние времена охотники вплетали в свои косы, просверленные звериные зубы, что до сих пор многие горцы носят на шее, веря, что это отгоняет зло. Потом люди пошли вдоль ручья, решив, что где-то он должен вытекать наружу. Много таинственных и чудесных вещей видели они. Крохотные гроты, устроенные так, что больше походили изнутри на сплетенный из цветущих ветвей шалаш — так искусно были украшены каменной резьбой стены и потолок этих маленьких пещерок. Целые картины на стенах тоннеля: люди или очень похожие на людей существа охотятся на всевозможных чудовищ вроде крылатых коней или львов с человечьими головами. Фигура Серого Старика с посохом встречалась еще несколько раз. Он всегда был немного в стороне от основного сюжета, словно присматривая за тем, как его дети состязаются в отваге.

В конце концов охотники нашли выход на поверхность. Вскоре племя, узнав о волшебных свойствах подземного бассейна, перебралось поближе к таинственной пещере. Никто из нее не делал тайны, и поселение неподалеку от полой горы росло. Дети здесь рождались крепкими, да и от ран умирали редко — волшебная вода надежно помогала тем, кто способен жить. Через века племя стало тем, что нынче называют кланом Горной Пантеры, одним из самых сильных в Море.

Во время Войны Кланов Пантеры стали союзниками Драконов. А потом, когда сюда, в северные пределы тогда изведанного мира, пришли жрецы Светлых богов, они решили, что Серый Старик — это Милосердный Нан. Слишком уж похоже изваяние возле волшебной купели на те изображения старшего брата Светозарной Эйван, которые остались в храмах древних в равнинном Келеноре.

Жрецы расширили главный вход в подземные чертоги и построили возле него храм, более похожий на огромные врата, ведущие внутрь горы. Над украшением Будилионского святилища трудились лучшие художники.

Одновременно со строительством храма появилась и лечебница. Теперь на северную границу королевства стремились страждущие из всех его провинций. Но "колдовская вода" помогала не каждому. Она прекрасно лечила раны и ожоги, простуды и лихорадку. Но против недугов, насланных при помощи колдовства, была бессильна. И еще целители заметили: быстрее выздоравливают те, кому есть ради кого жить. Но все же больных приезжало так много, что пришлось построить для них палаты страждущих. В сложенном из толстых лиственничных бревен двухэтажном доме могли удобно расположиться больше сотни человек.

Орден некромантов, чья высшая цель — изучение повадок Смерти во всех ее видах, построил рядом свою лабораторию. Теперь больные могли воспользоваться и услугами магов — ведь, как известно, именно из этого ордена выходят лучшие целители. Многие маги надолго поселялись в Будилионе. Условие, которое ставили наниты тем, кто селился на храмовой земле, было одно: нельзя скрывать знания, которые касаются борьбы со Смертью.

О том, чтобы превратить волшебную воду в источник дохода, никто не думал. Те, кто обрел здесь здоровье, оставляли щедрые пожертвования. Но бывало, что у кого-то из страждущих не хватало денег даже для того, чтобы купить себе еду. И тогда жрецы брали заботу о таких больных на себя. К тому же герцог Мор охотно поддерживал храм, надеясь, что когда-нибудь наниты или маги найдут способ справиться с его болезнью. Примыкавшая к полой горе земля была объявлена собственностью Небесного Целителя. Жрецы разбили на ней фруктовый сад и обнесли невысокой стеной, чтобы бродячий скот не портил деревья. Постепенно Будилионский храм превращался в одно из прекраснейших мест в королевстве.

Теперь же в подземном храме возле колдовского бассейна лежали тела настоятеля и тех жрецов и лекарей, кто погиб у ворот. А вместо деревянных строений остались лишь едко дымящиеся угли, среди которых уже не отыскать погибших.

К набегам северян в Будилионе давно привыкли, но такого никто не ожидал. Суеверные северяне боялись вызвать гнев бога-целителя и обычно не трогали ни храм, ни лечебницу. На этот же раз у ведущих в храмовый сад ворот появились не утторские горцы, а странные чернобородые люди, больше похожие на жителей королевства Мальо, с которым Келенор граничит на юге. Настоятель отец Питовит попытался поговорить с захватчиками, объяснить, что в общине нет ничего достаточно ценного. Но его лишь спросили, не приходил ли кто нынче из Ааре. Когда жрец отрицательно покачал головой, и еще нескольких жрецов, пытавшихся заступить солдатам дорогу, убили.

Затем чернобородые бросились к лечебнице и палатам страждущих и начали вытаскивать во двор всех, кто попадался. Больных согнали к забору, обыскали и убили. Чтобы выгнать тех, кто успел спрятаться, в деревянные стены бросили несколько склянок с маридским огнем. Моментально вспыхнувшее пламя неестественно быстро охватило здания. Тех из больных, кто пытался спастись, прыгая из окон, солдаты добивали копьями, а потом обшарили трупы.

Эт-Баради выходил от одного из больных, когда начался весь этот кошмар. Он ничего толком не успел сообразить, кроме того, что чужаки творят что-то чудовищное. Толстый некромант был плохим боевым магом, но у того, кто ежедневно общается со Смертью, найдется в запасе пара-другая черных заклинаний. В солдат полетели "стрелы тления", через сутки-другие превращающие того, кого они коснулись, в гниющий труп. Но кто-то ударил мага по голове, и он осознал себя на Дороге Мертвых. Ему удалось вызвать дух нескольких своих однокашников, сделавших карьеру в ордене, и сообщить им о нападении на храм.

Разговор с духами — сложное искусство, забирающее у мага много сил. Эт-Баради был уверен, что впереди его ждут чертоги Тима Пресветлого, поэтому решился на отчаянную ворожбу. Но, к своему удивлению, очнулся он не на Кромешной стороне, а в пещерах под храмом Нана Милостивца. И кроме солидной шишки на затылке, других повреждений на своем теле не обнаружил.

Потом, слушая рассказы тех, кто выжил, эт-Баради прикинул, что не пройдет и седьмицы, как из пятисот с лишним солдат, ворвавшихся в храмовый двор, не останется в живых ни одного. Слишком много обрушилось на них искусно сплетенных проклятий и самой грязной ворожбы вроде "стрел тления". Северяне положили целый полк ради того, чтобы перебить сотню калек. "Есть ли в этом смысл? Что действительно было нужно наемникам?" — размышлял эт-Баради, шагая вслед за старухой.

Некромант и жрица не стали заходить в храм, но, миновав несколько лестниц и тоннелей, свернули к кельям.

Целая анфилада высеченных в скале комнат тянулась вдоль откоса на высоте в добрую сотню локтей. Соединенные изнутри горы коридором, пещерки имели выходы и на наклонный карниз, совершенно не заметный снизу. В отличие от нижних чертогов, здесь не было искусных украшений. Зато в каждом гроте имелось некое подобие очага и каменные возвышения, по своим размерам напоминавшее обычные кровать и стол. Все говорило о том, что когда-то здесь жили, и многие из жрецов предпочли поселиться в этих кельях.

Постучавшись, матушка Симотта и эт-Баради зашли в одну из пещер. Их ждала молоденькая девушка в таком же сером, как у старой жрицы, платье.

— Сестра Валиста, расскажи господину магмейстеру о том, что ты видела прошлой ночью.

Девушка кивнула, помолчала несколько мгновений, словно собираясь с мыслями, и начала:

— Отец Питтовит приказал всем женщинам, особенно молодым, уходить в гору. Он боялся, что солдаты могут нас обидеть...

— Да, так и было...

— Я ухаживаю за двумя дамами из приюта страждущих. Я не могла их бросить. Люсильда может ходить, она быстро собралась. А вот парализованную леди Актилу пришлось нести мне и сестре Урсуле. Мы помогли больным добраться до нижнего яруса, туда, где мозаика с птицами. Там удобно...

— Да, знаю, — кивнула матушка Симотта. — Но продолжай. Что было потом?

— Я решила, что могу подняться к себе и посмотреть сверху, что же происходит во дворе храма. Но я не дошла до кельи. На лестнице мне вдруг стало плохо. Казалось, сама гора вздрогнула, и сейчас тоннели начнут рушиться. Я опустилась на ступени и закрыла глаза... И тут я увидела его... Серого Старика...

— Нана Милосердного, господина нашего и учителя, — поправила девушку матушка Симотта.

— Да, Нана Милосердного, — кивнула юная жрица. — Он поднялся по лестнице, остановился возле меня и, словно в раздумье, пробормотал: "Эти гули рано примчались! Глупцы!"

— Это было, когда наемники жгли дома? — спросил магмейстер.

— Не знаю, — ответила девушка. — Я очнулась лишь утром.

— Вы что-нибудь понимаете в этом видении? — обратилась к магу матушка Симотта.

— Нет. Я вообще ничего не понимаю в происходящем. В Серого Старика верят не только в Море...

— В Нана Милосердного, — привычно поправила матушка, но осеклась.

— Имя ничего не меняет, — улыбнулся маг. — В этих горах его зовут Серым Стариком. На востоке, в отрогах Светлого, Бродягой. В Сунлане — Проводником. В Мариде — Ит-Лаа, Хозяином Посоха...

— Но все же, — перебила эт-Баради старуха.

Но маг продолжил, не обращая внимания на праведный гнев жрицы:

— Я думаю, что вскоре должны произойти какие-то события, объясняющие это видение. Или Нан хотел предупредить нас о чем-то...

Минул еще один день. Наступило четвертое утро после весеннего праздника Эйван Животворящей.

Герцог Эльрик Мор встретил рассвет в седле. Он молча ехал на золотистом "тевоне", подаренном ему когда-то старым королем. Принц Эдо, не слезая с коня, беседовал о чем-то сиюминутном со старшими офицерами. Мчались посланные командующим утторской армией отряды наемников. Шли беженцы, спешащие миновать Бенское ущелье раньше, чем войска Двальди-Ааре выйдут из города....

Король, проснувшись после ночного бала с факелами, завтракал на веранде, любуясь на то, как одетые пастушками фрейлины играют в парке с тщательно вымытыми и расчесанными белыми ягнятами.

Где-то в Вастальском заливе, на островке таком крохотном, что не было на нем ничего кроме скал и цветущего тимирьянника, розовым водопадом сбегавшего к морским волнам, на берегу крошечной бухточки сидела женщина та-ла и задумчиво бросала в воду плоские камешки. И, что можно бы было считать чудом, разбегавшиеся от тех камешков круги не затихали, но, сливаясь с морской зыбью, превращались в тяжелые валы, все быстрее и быстрее спешащие на восток, к устью Альвы. Но никто не видел ни женщины, ни ее нехитрой забавы...

Намерение не сразу превращается в действие, и для движения нужно время. Вспенившиеся волны ударили в берег, заставив скалы стонать и плакать. Из подземных недр прозвучал ответ, подобный реву сунланских боевых труб. Задрожала, заколыхалась трава, закричали встревоженные птицы, взмыли в небо и долго кружили, не решаясь вернуться к своим гнездам.

Но лишь чуткие к магии люди ощутили биение времени, услышали, как сплетаются нити причин и следствий, как плещет через край проснувшаяся Сила. Большинство же из обитателей королевства ни о чем не подозревало.

Глава 5

В горах весна запаздывает. В долине Альвы яблоневые сады уже сменили белокипенные кружева на зелень летних платьев. Здесь же, чуть южнее перевала, деревья еще казались полупрозрачными призраками, а земля пестрела первоцветами.

Молоденькая, лет четырнадцати, худенькая девочка возвращалась в свою деревню. Звали по-альвийски белобрысую малышку Ани. Слишком длинная ей шерстяная юбка обтрепана по подолу, овчинная душегрейка — самая простая, сшита из плохо выделанной шкуры.

Утром девочка побежала в недалекий ложок набрать сочных "стрелок" дикого чеснока, из которых маменька сделает начинку для пирогов. Знакомая тропинка весело петляла между вековыми дубами, еще и не думавшими одеваться листвой. До опушки, за которой начинался выгон, оставалось с полсотни шагов.

Но вдруг девочка вздрогнула и замерла, остановилась, словно воздух вокруг нее стал вязкой смолой. Ощущение пристального взгляда, тяжелого, давящего внимания. И — бесконечный ужас, леденящий, выворачивающий все внутренности.

Девочка сдавленно всхлипнула и зашептала молитву Эйван Животворящей. Но не прошло и нескольких мгновений, и наваждение схлынуло. Подобрав подол, Ани помчалась по тропинке, стараясь поскорее убраться из-под древесных ветвей, ставших вдруг похожими на руки мертвецов, готовых схватить каждого, кто по неосторожности окажется слишком близко.

А родной ее Горячий ключ уже гудел от новостей. Час назад сюда прискакал отряд горцев с Бархатного кряжа. Полторы сотни всадников, вооруженных мечами и копьями. Кое у кого к седлам пристегнуты тяжелые арбалеты. Да еще целый табун заводных коней.

На единственной деревенской улице стало тесно, словно на городском базаре в ярмарочный день.

Ани вихрем пронеслась по задворкам, забежала домой и, бросив на кухне корзину с диким чесноком, рванулась, было на улицу, чтобы расспросить подружек о том, что произошло, пока она бродила по лесу.

— Возьми крынку с молоком и отнеси Хозяину Долгой долины, — остановила ее мать.

Увидев в глазах дочери недоумение, добавила:

— В нашем парадном дворе отдыхают господа из Мора. Увидишь пожилого витязя — это и есть Волур-Барс из Долгой долины.

Девочка с радостью бросилась выполнять поручение.

Хотя жители предгорий и называют себя "вольными землепашцами", кормят их лесопилки и ткацкие станки. Так что трястись над каждым клочком земли не приходится. По традиции двор делят на "черный" и "парадный", где нет грядок с морковкой или репой. Только цветники, деревянные скамьи и сколоченные из строганых досок столы, за которыми по теплому времени обедают крестьянские семьи. Умельцы стараются перещеголять друг друга хитроумной резьбой, украшающей дворовую мебель.

Сейчас здесь, на солнышке, расположился десяток горцев. От них вкусно пахло дубленой кожей, конским потом и древесной пыльцой. Если в весенний день долго ехать по лесу, этот вроде бы незаметный, но острый, словно молодые клейкие листочки, запах въедается в волосы и потом долго сопровождает человека.

На столе уже стояло нехитрое угощение, которое мать Ани успела приготовить на скорую руку. Девочка осторожно опустила на доски крынку с молоком и пробормотала:

— Вот... Ваша милость, господин Барс, маменька велела...

Мужчины почему-то дружно захохотали.

— Что я говорил тебе, Бетер? — отсмеявшись, сказал старший — в бороде седины больше, чем темно-русых, как у всех горцев, волос — стоящему рядом воину.

Ани исподтишка взглянула на того, к кому обращался кряжистый старик. Молоденький, лишь года на три старше девочки, парень. Серьезные серые глаза, густые брови, румянец во всю щеку. Дорогая наборная броня и яркая вышивка на подоле рубахи — видать, юнец тоже не из простых пастухов.

— А что вы говорили, отец? — румянец на щеках молодого воина стал еще гуще. — Мы же уходим сразу же, как дождемся его высочества герцога Мора.

— Ты прав, сынок! — хохотнул Барс и добавил уже для Ани:

— Беги, красавица! Моим мальчикам любы синеглазки, да, видать, не судьба. Хотя кто знает...

Девочка хотела шмыгнуть обратно в дом, но в этот момент из-за поворота дороги, ведущей к перевалу, показалась кавалькада всадников. Старый Барс торопливо отхлебнул молока прямо из крынки и поднялся:

— Кончай отдыхать, парни! Нужно встретить Дракона как подобает.

В этот миг сердце девочки вновь тревожно заколотилось. Пережитый в лесу ужас нахлынул, сдавил грудь так, что больно стало дышать и в глазах потемнело. Но почему-то на этот раз прикосновение запредельной жути показалось не настолько опасной. В пристальном взгляде, который всей кожей ощущала Ани, не было злобы.

Девочке вдруг показалось, что это похоже на то, как выбежать к дороге, когда мимо проносится богатый свадебный поезд. Или если парни решат вдруг в Тимовы дни съездить в соседнюю деревню. Гикают возницы, размахивая хлыстами, сытые кони рвутся в галоп, в санях наяривают на скрипках да гудках приглашенные музыканты, кто-то из самых голосистых горланит про козочку на мосту... Попадешь под копыта — костей не соберешь. Но пока стоишь обочь от дороги — ничего страшного, лишь обдаст жарким конским дыханием да ударит в лицо ледяной крошкой из-под копыт. Коли ряженые в санях — можно закидать их снежками. А то, что иной возница норовит прогуляться хлыстом не только по лошадиным крупам, но и по надоедливой ребятне, так от этого еще веселее...

Когда Ани пришла в себя, двор был пуст, только остатки угощения на столе. Любопытство погнало девочку на улицу, и она увидела, как отдыхавший у них старик во главе всего отряда горцев подъехал к невысокому всаднику на золотистом жеребце, скакавшему во главе прибывшего отряда. Едва взглянув на этого воина, девочка поняла, что именно он здесь главный. И не только здесь.

Спешившись, Хозяин Долгой долины бросил поводья сыну. Сделав три шага в направление к предводителю, он опустился на одно колено:

— Волур-Барс приветствует господина своего Эльрика-Дракона! Со мной Хозяева Можжевеловой пади, Пещерного дома, Темной долины, Долины Пестрой воды и Долины Заячьего ручья. То, что сказано у корней горы, крепко, как горы.

Тот, кого назвали Драконом, спрыгнул с лошади и снял шлем. Ани поразилась — совершенно седые волосы, а двигается старик так, что любой молодой парень кажется рядом с ним неуклюжим увальнем.

— Ну, здравствуй, Валур-Барс, капитан Дэлми, — произнес старик и дружески похлопал хозяина Долгой долины по плечу. — Спасибо за воинов. Я не ожидал, что вы сумеете нагнать меня здесь.

— Еще сотни три подтянутся к Вельбиру — тем, кто живет западнее перевала, удобнее идти через Льорские провалы, — ответил Валур. — Мельвик-Вепрь из Дубовых распадков прислал почтового голубя.

— Придется тебе, Барс, брать на себя все копья из кланов, — спокойно произнес Дракон. — Вепрь слишком молод и никогда не был капитаном пикинеров.

Старый Валур вытянулся и вскинул руку к виску — так, как это принято делать в королевской гвардии, приветствуя старшего по званию:

— Есть, мой маршал!

— А теперь — в путь! — скомандовал Дракон и вскочил на коня.

Через час Ани сидела на кухне и вместе с матерью крошила чеснок для пирогов, а о том, что через деревню проезжали всадники, напоминали лишь кучки свежего навоза на дороге. Почему-то девочке постоянно вспоминалось лицо молодого витязя, сына Валура-Барса. Конечно, любой взрослый бы сказал, что вольные землепашцы — не ровня владыкам долин, и не стоит ни о чем мечтать. Но для девичьих фантазий такие пустяки, как древний дворянский род симпатичного парня, — не помеха.

— Мама, а что это было? Куда скакали воины? — спросила Ани.

— Это война, доча. Уттор разорил северное герцогство, и теперь надо только молиться, чтобы варваров остановили раньше, чем они придут сюда.

Ани опечалилась. "Не судьба", — сказал Хозяин Долгой долины. Это значит, что его сын, Бетер, может никогда не вернуться в родные горы? Он же не в гости едет, а сражаться... Но спрашивать об этом у матери девочка не решилась. Однако женщина почувствовала что-то неладное.

— Что сегодня с тобой? — спросила она.

— Мне кажется, на меня сегодня смотрел горный та-ла, — ответила Ани. — Два раза. В лесу и потом уже дома, во дворе. Знаешь, мам, это жутко, но не страшно. Не знаю, как сказать...

Ани смущенно улыбнулась.

Мать побледнела:

— Эйван Пресветлая, защитница и заступница, не оставь нас без милости твоей! Знаешь что, доча, если снова почувствуешь что-то неладное, поедем в храм в Иртин. А там как скажут. Говорят, девушек, которые могут ощутить дыхание та-ла, забирают в монастыри Нана-Милостивца и учат на знахарок. Только уж лучше бы было, если тебе все померещилось. Тот, кто живет не так, как его родители, редко бывает счастлив.

Глава 6

"Дыхание та-ла" почувствовала не только маленькая селянка из забытой Тимом деревушки в Бархатных горах. Многие — от северных пределов Мора до берегов Альвы - вздрогнули и зашептали молитвы.

У старого Гелиуса эт-Мароли, настоятеля храма Эйван Животворящей, давно вошло в привычку оставаться возле алтаря после окончания службы. Он сидел на ступенях у подножия статуи и разговаривал сам с собой.

Или не с собой? Тогда с кем?

Но жрец убеждал себя в том, что считать рождающиеся в мозгу слова голосом богини — это гордыня.

Кто он такой, чтобы Пресветлая приходила к нему на вечерние посиделки? Сын мага-иллюзиониста, зарабатывавшего выступлениями в провинции. Не избранный. Не владыка. Вряд ли богиня настолько любит поболтать о пустяках, чтобы заглядывать перед сном к старому слуге:

— Война на севере... Что будет с нами?

— Нужно надеяться. Помощь придет, — еле слышный голос нашептывал слова, которые старый Гелиус сам говорил тем, кто пришел сегодня к обеденной молитве.

— Король? Нет, боюсь... Или Эдо? Но он...

— Эдо. Эдо Желтоглазый. Сын одной из прекраснейших, — согласились с ним.

— Полукровка и изгой, ставший в степях дикарем.

— Тот, кто больше достоин власти, чем десяток таких королей, как нынешний, — продолжил внутренний голос.

— Получеловек...

Эт-Мароли улыбнулся. "Полулюдьми" называли иногда сказочных полканов. Полулюди, полукони, человечий торс и лошадиное тело...

— Когда-то Унтар Вельбирский вырезал из малахита фигурку полкана и подарил ее храму. Помнишь?

— Да, богиня любит, когда малыши дарят что-то, сделанное своими руками. Такие подарки дороже золота. В кладовых много детских подношений.

— А где та фигурка? Найти, что ли? Барон будет рад вспомнить детство.

— Если он останется жив.

— Останется... Он — отмеченный богиней. Такие не умирают от случайной стрелы.

— От случайной — нет. Но если не остается другого выхода?

Посидев немного в наступившей тишине, Гелиус эт-Мароли понял, что нужно делать. Он тяжело поднялся и прошаркал через весь зал к неприметной дверце возле центрального входа в зал. Коснувшись ладонью замка, жрец толкнул ее и вошел в полутемную клетушку. Впрочем, стоило хозяину захлопнуть створку, откуда-то сверху полился мягкий голубоватый свет. Еще несколько шагов, еще одна дверь — и вот эт-Мароли уже поднимается по винтовой лестнице.

Нет храма, в стенах которого не скрываются потайные ходы. Особенно если храм такой же древний, как Иртинский. Жрец давно изучил все хитрости чудесного сооружения. Эта лестница искусно проложена внутри одной из колонн, обрамляющих центральный вход. Нужно подняться до высоты третьего яруса. То, что снизу кажется фигурным выступом крыши над парадными вратами, на самом деле укрывает развилку коридоров, ведущих в кладовые. К некоторым из них можно попасть и из расположенных за алтарем комнат младших жрецов. Но в другие клети не добраться иначе, как преодолев несколько лестниц, сначала поднявшись почти на крышу, а затем спустившись по таким же узким и крутым ступеням, вырубленным внутри боковой стены храма.

Были у храма и другие хитрости. Многие двери открывались только перед настоятелем. Причем на них не было ни каких-то видимых запоров, ни магических замков, вроде тех, что вошли нынче в моду в столице. Двери как двери — сухое, черное от старости, изукрашенное резьбой дерево. Но ни сломать их, ни вышибить, когда они не хотят открываться, не удавалось никому.

Гелиус эт-Мароли привычно размышлял о премудростях древних, пока добирался до нужной ему кладовой. Конечно, тот весенний день, когда барон привез в храм маленького Унти, закончился больше дюжины лет назад. Но именно сегодня вдруг отчетливо вспомнилось, куда отнесли тогда после молитв подарок мальчика.

В нужной кладовой хранились наиболее ценные вещи, принадлежащие храму. Многие из них были созданы та-ла, почти все скрывали в себе какую-нибудь колдовскую тайну. Почему Гелиус унес фигурку именно сюда? Малахит — недорогой поделочный камень, его подводами везут из Мора. И вряд ли кто примет наивную поделку, больше похожую на игрушку, за великое произведение искусства. Так почему подарок от баронета оказался здесь, в одной из самых тайных и защищенных древней магией комнат храма? Кажется, что-то еще нужно было отнести в сокровищницу, и жрец по оплошности прихватил и малахитового "полкана". Что-то ценное, что Гелиус показывал барону. Впрочем, это не важно.

Важно то, что теперь старый жрец стоял возле запыленных полок, соображая, куда он тогда положил подаренного храму "полкана". Наконец фигурка нашлась — между одним из древних измерительных приборов вроде тех, которыми сейчас определяют высоту зданий, и расписной шкатулкой из ароматного дерева фэх. Жрец поставил игрушку на ладонь и поднес к полосе света, падавшей сверху, из искусно прорезанного в стене и совершенно незаметного снизу отверстия. И вдруг Гелиусу показалось, что сделана фигурка не так уж неумело. Да, "полкан" кажется слишком толстоногим, словно нижняя, конская половина, позаимствована у дикой степной лошадки. Табуны мелкорослых коней пасутся к востоку от Мора. У них пышные гривы, толстые животы и мохнатые, кажущиеся от этого неуклюжими, ноги. По сравнению с лошадиной частью человеческий торс кажется слишком худосочным, хотя кентавров принято изображать широкоплечими силачами. А лицо — слишком схематичное. Но поза вставшего на дыбы "полкана" передана идеально: напружинившиеся мышцы, раскинутые руки... Словно кентавр пытается взлететь.

Гелиус эт-Мароли аккуратно завернул малахитовую скульптурку в мягкую тряпицу и положил в рукав. Зачем? Жрец сам не знал о цели, но смутная догадка уже брезжила у него в мозгу.

ХХХ

Предчувствие не подвело старого Гелиуса. На следующий день Унтар Вельбирский приехал в Иртин.

Пришедшее известие о нападении северян на герцогство Мор уже перестало так пугать молодого владельца Вельбирского замка. Унтар написал сообщения к королю, принцу Эдо и всем крупным землевладельцам долины Альвы. Полковник Ррот распорядился отправкой гонцов. Теперь он готовился принимать ополченцев. Замок постепенно превращался в подобие военного лагеря. Благодаря полковнику, которому Унти разрешил распоряжаться челядью, никто из слуг не сидел без дела. В какой-то момент барон почувствовал, что он — единственный в замке, кто не носится сломя голову, выполняя приказы хлопотливого Ррота. Какое-то смутное чувство потянуло его в храм Эйван Животворящей.

"Если я действительно — избранный, как шепчутся в городе, то от меня сейчас будет больше пользы, если я буду молиться, чем, если я буду суетиться в замке, только мешая всем", — думал Унтар.

Взяв с собой слуг, он верхами отправился в Иртин. В поездку с ним напросился, сославшись на какие-то свои дела к эконому храма, и управляющий замком мастер Бурсот. Но барон догадывался, что старик был тоже не очень доволен чрезмерным усердием полковника Рота и, чтобы избежать ссоры, постарался найти причину, чтобы покинуть замок хотя бы на день.

Если бы не известия о войне, конная прогулка по живописной долине могла доставить немало удовольствия. Ровная, мощеная камнем дорога. Унтар по привычке поглядывал, не появились ли где после зимы ямы и промоины, но младшие смотрители знали свое дело, и барону не к чему было придраться.

По сторонам дороги — то невысокие ограды фруктовых садов, то ухоженные, чистые дубравы, то пестреющие весенними цветами луга. По траве бродили задумчивые коровы, и им не было дела до всадников. Кое-где сквозь молодую зелень деревьев проглядывали черепичные крыши домов.

Добрая, щедрая, обжитая земля. Если бы не война...

Унтар ехал молча, глубоко задумавшись о том, что за без малого год жизнь его изменилась так резко, что он никак не мог осознать свое места в этом новом, ставшим вдруг незнакомым, мире.

"То, что казалось сказками, оказывается, существует на самом деле", — думал он.

Золотой рикошник — символ рода Вельбиров и реальная вещица, с которой барон предпочитал не расставаться. Унтар вспомнил, как маленькое искусно сделанное украшение оказалось у него. Столичный город — Келе, маленький кабачок, в который часто заходили студенты, и дама в шляпке с вуалью, которую никто, кроме Унатара, не видел. Но брошь, изображающая цветущую веточку колючего придорожного сорняка — рикошника, лежала в кармане барона, говоря о том, что дама была реальна, как те капельки крови, которые появлялись на пальцах, если Унтар, забывшись, неаккуратно совал руку в карман...

Лицо таинственной незнакомки появлялось перед глазами барона каждый раз, как он задумывался о своем месте в грядущих событиях.

Благородная линия подбородка. Бледная кожа. Изящно очерченные губы. Нервно вздрагивающие крылья тонкого носа. Выше лицо закрывает вуаль, глаза лишь угадываются за частой сеткой, так что различить их цвет невозможно. А вот волосы, аккуратно уложенные в тяжелый пучок на затылке, который не скрывает сдвинутая на лоб шляпка, — черные и блестящие.

Размышления о женщине в кабачке занимали Унтара всю дорогу настолько, что, подняв вдруг глаза, он с удивлением заметил, что уже подъезжает к цели своего путешествия. По сторонам дороги теперь тянулись не садовые ограды, а нарядные палисадники возле домов на окраине Иртина. Еще несколько шагов — и пора сворачивать на дорогу, поднимающуюся к храму Эйван.

Унтар окинул взглядом развилку и вдруг замер в изумлении. Со стороны храма к ним шла женщина, нет, девушка, удивительно похожая на таинственную даму, полгода назад подарившую ему символ рода Вельбиров. Такие же черные волосы, только собраны не в пучок, а в косу. Такие же черты лица, только на щеках больше румянца. Глаза...

Девушка, не дойдя нескольких шагов до всадников, вежливо, но с достоинством поклонилась и с любопытством взглянула на мужчин. В огромных глазах, окруженных пушистыми ресницами, плеснула синева.

Унтар невольно кивнул в ответ, продолжая рассматривать незнакомку. Простое синее платье с собранными серебряным шнуром рукавами. Такие платья носят зажиточные горожанки. Для замужней женщины оно слишком коротко — из-под подола видны сапожки.

"Девица? — подумал он. — Странное дело, та, другая, показалась мне взрослой замужней дамой".

Задержав на всадниках взгляд чуть дольше, чем позволяют приличия, девушка резко повернула и зашагала в какой-то проулок.

— Кто это? — пробормотал барон, отъехав с полсотни шагов от развилки.

— Генрика, дочь господина магмейстера эт-Лидрерри, что был у вас третьего дня, — ответил Унтару мастер Бурсот.

Старик прекрасно знал каждого хоть чем-то значительного жителя во всех городках и деревнях на добрый десяток лиг в округе.

— Я совершенно не помню ее... Неужели мы никогда не встречались? Господина магмейстера я ведь видел не раз и до отъезда в Келе, его звали, когда кто-то заболевал...

— Три года назад она была совсем девчонкой...

ХХХ

Старый жрец встретил барона во дворе храма:

— Вы устали, мой дорогой Унтар. Разрешите мне по-прежнему так обращаться к вам?

— Что вы, уважаемый ас-майстер, я не забыл наши прошлые встречи и то почтение, с которым относился к вам батюшка! — отозвался барон.

Через пару минут Гелиус эт-Мароли и Унтар сидели в комнате, примыкавшей к храмовой библиотеке. На простом дубовом столе среди свитков и книг стояла маленькая жаровня, а на ней — серебряный кувшин, на котором подпрыгивала и дребезжала крышка.

Старик снял кувшин с огня, достал из настенного шкафа пару глиняных кружек, разлил терпко пахнущий травяной отвар. Занимаясь всем этим, старик, словно ни к кому не обращаясь, тихонько ворчал:

— Горный вастоль, сушеные ягоды пэйкишки и листья земляники — то, что надо человеку, чтобы освежиться в весенний день. Но и покрепче чего-нибудь не помешает.

Вслед за кружками старик поставил на стол стеклянную бутыль:

— Подвиньте кресло так, как вам будет удобно. Монахи уже отобедали, ведь встаем мы рано. Но нам что-нибудь принесут. А пока выпейте это...

Барон устроился у стола, с наслаждением вытянул ноги, обхватил ладонями горячую кружку. Несколько глотков травяного отвара в смеси с яблочной водкой прогнали прочь тяжелые мысли. Унти пытался сообразить: что же такое приятное сказать старому жрецу, чтобы как-то отблагодарить его? Но на ум не шло ничего, кроме простого "спасибо".

— Пустяки... Кстати, милый барон, у меня к вам есть одно небольшое дело. Чувствуете ли вы в себе силы пройти в святилище? Пока нам приготовят трапезу, я хотел бы кое-что вам показать.

Заинтригованный барон охотно кивнул:

— Не так уж я устал, господин ас-майстер. Пара лиг по хорошей дороге — это не то расстояние, после которого нужно отдыхать.

Они вышли в молитвенный зал, туда, где на богато украшенном возвышении сидела статуя богини. У ног Животворящей прихожане складывали дары: живые цветы, душистые яблоки, блюда с насыпанным на ним зерном и свежую зелень. Между вазами с первоцветами Унтар увидел малахитовую фигурку "полкана".

— Подумать только! — удивился барон. — Она сохранилась!

— Такие вещи не пропадают, — улыбнулся жрец. — Однажды родившись, они начинают жить собственной жизнь, пока ни найдут настоящего хозяина.

Унтар с изумлением взглянул на старого Гелиуса. Чем так ценна давняя детская поделка? Молодой барон, попав в Келе, убедился, что настоящий скульптор из него не получится. Да, конечно, он умел резать из камня, но придумывать и строить мосты удавалось гораздо лучше. Но жрец говорил очень серьезно:

— Господин барон! Вспомните, пожалуйста, случалось ли что-то чудесное в те дни, когда вы делали эту фигурку? Конечно, прошло много лет, я понимаю, но должно было произойти какое-то событие, которое не могло не запомнится.

Унтар задумался:

— Кажется, я понимаю, о чем вы, господин ас-майстер. Понимаете... Я никому об этом не рассказываю, но иногда мне кажется, что я слышу голос мамы. Вы же знаете, баронесса умерла, когда мне не было и четырех лет. Я почти ее не помню. Но когда я молюсь в нашей замковой часовне, мне кажется, она разговаривает со мной. Так вот, впервые это случилось, когда отец сказал, что надо сделать подарок для храма. Я пошел на вечернюю молитву...

Завороженный воспоминаниями, Унтар стал рассказывать о том, как вились тоненькие струйки дыма над светильниками, как плясали огненные блики по лицу статуи Эйван Животворящей. С богиней разговаривают молча — и все, кто был тогда в часовне, хранили тишину. А маленький Унти думал о том, что бы такое вырезать из куска малахита, купленного днем на ярмарке. Подгорные мастера из Мора везли в Вельбир разные камни, но к душе лег именно этот — неправильной формы осколок размером с голову взрослого мужчины. Там, где поверхность была гладкой, на ней проступал узор из мелких завитков. Теперь предстояло вытащить на свет ту красоту, которая скрывается внутри камня...

И тогда в голове маленького Унти вдруг раздался женский смех:

— Не печалься, малыш! Твой подарок уже живет внутри малахита! Только освободи его!

А перед глазами вдруг появилась картина: бескрайняя степь, покрытая сочной весенней травой, и мчащиеся по ней стада "полканов". Вот один из полулюдей встал на дыбы, раскинул руки, на миг замер — и взмыл в небо. В зеленое закатное небо, прочерченное слоистыми облаками, по которым ударяли теперь копыта летучего скакуна...

Выслушав барона, эт-Мароли кивнул:

— Что-то такое я и предполагал. Можете гордиться, Унти, вас благословила сама богиня! Спасибо вам, что нашли время заехать в Иртин до того, как война придет в эти края. Но пойдемте в библиотеку. Там, надеюсь, нас уже ждет уха и свежие пирожки. Наш повар — великий мастер готовить рыбу.

За обедом Унтар неожиданно для себя разоткровенничался. После смерти отца он чувствовал себя бесконечно одиноким. Его не покидало ощущение, что он стоит на открытой всем ветрам вершине горы. Ни друзей, ни родных... Ведь нельзя же всерьез считать родней крошечного мальчонку — сводного брата, которым разрешилась от бремени последняя отцовская любовница, Белинка. Может, потом Унти и будет испытывать к пацану какие-нибудь чувства, но пока вид новорожденного младенца, которого принесли ему для благословления расторопные няньки, не вызывал ничего, кроме удивления: как такое маленькое и беспомощное существо вообще способно жить на этом свете?

— Нужно позаботиться о малыше, — сказал жрец.

— Я уже отправил Белинку с сыном и несколькими верными слугами в Келе, — ответил Унтар. — И составил завещание. Хочу оставить его у вас. Если со мной что-то случиться... Ну, вы понимаете, господин ас-майстер... Если со мной что-то случиться, малыш Барти получает все права наследника Вельбирского замка. Я признаю его братом и завещаю его все, что имею. Но вот кто будет хранить дороги и мосты...

— Я постараюсь что-то сделать, — кивнул жрец.

ХХХ

В это же время в доме Гелиуса эт-Лидрерри уже закончили обедать. Старый маг позвал дочь и ученика в свой кабинет на втором этаже. Он старался выглядеть веселым:

— Что ж, ребятки, теперь остается только повторить все, что вы выучили.

В ответ Генрика лишь покачала головой. Арчи во все глаза смотрел на учителя, так и не веря в то, что старый маг в который раз повторял им:

— Вы помните, о чем мы договорились? Я буду участвовать в войне с Утором. Я знаю, что в одной из битв я погибну. Нет, Генрика, молчи, пожалуйста. Мы уже не раз говорили об этом. Мне не так много осталось жить, чтобы бояться потерять те несколько лет, которые мне остались. Скорее всего, я погибну в битве на Бенской заставе. Я видел во сне это место... Так что вы должны сделать?

— Генрика по-прежнему молчала, но Арчи ответил, словно повторял заученный урок:

— Как только появится возможность, мы должны добраться до Бенской заставы и найти ваш посох, учитель. Рядом с тем местом, где мы найдем посох, нужно провести обряд призыва души.

— Правильно, малыш, — кивнул некромант.

— Душу мы должны заточить в ракию и доставить сюда. Ракию поместить в грудь стального голема, который хранится в вашей кладовой, учитель...

— Правильно. Если мои предположения верны, то ты, Генрика, получишь в обмен на ту старую развалину, которую считаешь сейчас отцом, отца с железным здоровьем. Точнее — стальным...

— Но, папа, — перебила отца Генрика. — Нам же до сих пор не удавалось сохранить душу после обряда вызова.

— Понимаешь, дочь, мы ни разу не решились провести опыт с душой человека, погибшего во цвете лет. А старики и больные, которым мы пытались дать новую жизнь... Их души слишком усталые... Или слишком ленивые... Они боятся жить не меньше, чем боятся умирать. Да и в смерти они больше всего боятся неизвестности. Примет ли их душу Тим Пресветлый? Или припомнит все грехи и изгонит из своих чертогов вечно скитаться в мире демонов? Ты же знаешь людей, Генрика...

— Да, папа, — кивнула девушка.

В этот момент в распахнутое окно влетела синица. Сделав круг по комнате, она уселась на оконную раму и что-то просвистела.

Некромант рассмеялся:

— А ведь это знак, Генрика! Синичка-невеличка, хитрая птичка. Помнишь, я пел тебе такую песенку, когда ты была совсем маленькой?

Девушка невольно рассмеялась:

— А ведь у нас все получится, отец!

— Да, я вернусь. Обязательно вернусь. Так или иначе, но мы еще не раз поболтаем с тобой, моя синичка. Да и у Арчи, подозреваю, в голове зреют сотни вопросов, на которые я мог бы ответить.

Глава 7

Магмейстер эт-Баради не стал пренебрегать утренней молитвой у священной купели, но мысли его были вовсе не о добродетелях Светлых богов. Некромант не мог избавиться от воспоминаний о разговоре с молодой монашкой. Матушка Симотта обмолвилась, что и раньше девица эта, Валиста, кажется, зрела видения божественные и пророчествовала во славу Светлых. Ничего странного. Служители Нана-Милостивца старались брать в монастыри тех юниц, в которых видели Дар. Магия целительниц сродни Серой Силе. У лекарки на языке — слова молитвы, а руки плетут узор из серебристых струек безразличной и безликой энергии, не подвластной никаким богам. Только женщины способны, не ведая, что творят, делать именно то, что надо.

"О каком сроке пророчество? Какие силы разбудил проклятый северянин? Какое отношение ко всему этому имеет Нан-Странник?" — думал маг.

И не находил ответов.

И в этот момент случилось то, что малышка из горной деревушки назвала "взглядом та-ла". Ужас — бессмысленный и неудержимый. Эт-Баради видел, как побледнели многие из монахинь, ощутив забурлившую в эфире силу. Матушка Симотта, что вела службу, схватилась за сердце и пропустила два такта в речитативе "Милостью славный".

Некромант тоже почувствовал, как холодный комок подкатывает к горлу. Но не зря маги седеют до срока. Для них этот ужас привычен, он ждет за каждым поворотом темных путей. Эт-Баради понял то, что большинству было недоступно.

Где-то творилась нечеловечески мощная волшба, от которой корчилась сама ткань мира. Не ручейки — лавина Серой Силы рванулась к небесам, сминая все на своем пути, изменяя будущее, превращая людей в безвольные фигурки на шахматной доске.

Но минули какие-то мгновения — и все кончилось. Выровнялись затрепетавшие язычки огня в священных чашах. Исчезла тревожная рябь на поверхности воды в Купели Светлого Нана. Облегченно вздохнули монашки. Ничего не изменилось в храме, хотя казалось: еще миг — и содрогнется земля, затрепещут горы, а своды древней пещеры обрушатся на головы молящимся.

"У кого-то лопнуло терпение смотреть на людские мерзости", — от этой мысли старому некроманту вдруг стало смешно. Представилось вдруг: гигантская статуя горбатого старика неуклюже шагает с постамента и, подняв фонтан брызг, плюхается в святую купель. Обозлившись еще больше, древний бог зыркает на сбившихся в кучу монашек: "Цыц, мыши!" и, пинком распахнув храмовые ворота, отправляется вразумлять своим посохом распоясавшихся северян. А горы содрогаются от забористой брани...

Эт-Баради даже хихикнул в ладошку — больно забавная картинка получилась.

"Вот так, наверное, и появляются сказки, — подумал он. — Одному почудилось, второй не понял, рассказал третьему как реальное дело..." Но мысль о сказках натолкнула некроманта на другую — о древних мифах народа гор, в которых далеко не все — ложь и фантазии. Отец Питовит считал, что в них содержатся крупицы мудрости, оставленной Светлыми богами. Ведь, говорят, и Тим Прекрасноликий, и Нан-Милостевец бродили по земле и учили людей, вкладывая им в души горний огонь. Покойный настоятель даже приказал монашкам записывать легенды, которые те помнят с детства или услышали от приезжающих в лечебницу страждущих.

Едва дождавшись конца службы, эт-Баради отправился в библиотеку. К счастью, она, скрытая в толще горы, в одном из изукрашенных древними залов, не пострадала во время пожара. Маг в задумчивости побродил вдоль стеллажей. Он и сам не понимал, что хочет найти здесь, среди увесистых и пыльных фолиантов. Но старый некромант привык доверять своей интуиции. Довольно часто случалось так, что совершенно бессмысленные на первый взгляд действия оказывались единственно верными.

Кроме трудов по целительству, каталогов растений и минералов и прочих книг, нужных для обучения монашек, в монастырской библиотеке имелась неплохая подборка исторических хроник. Эт-Баради взял наугад один из томов "Великих мужей земли Мор". Полистал пару минут. Глаза вдруг зацепились за слова "...было у него семь жен..." Фраза вызвала удивление: горцы известны своей верностью в любви, браки заключаются здесь на всю жизнь. Заинтересовавшись, эт-Баради начал читать главу с начала:

"Эдгар из клана Драконов мудро правил землей Мор 37 лет. В годы его власти кланы прекратили междоусобные войны, даже Вепри помирились с Волками, хотя вражда эта была давней и жестокой..." Маг скользил глазами по строчкам. Так, объединение кланов. Строительство крепости в верховьях Бена — там, где позже вырастет столица герцогства, Ааре. Строительство первого медеплавильного завода, на котором работало несколько сотен мастеров. Приглашение магов-стихийщиков из Келенора. И дальше: "Эдгар из клана Драконов был прозван Пустым потому, что было у него семь жен, но ни одна из них не родила ему сына. Лишь младшая, Вилина, подарила девочку, а сама вскоре умерла. Дочь Эдгара, Лиота выросла красавицей, достойной тех баллад, которые складывали древние о прелестях Эйван Животворящей".

"Ого! — подумал эт-Баради. — А ведь, небось, действительно хороша была принцесса земли Мор, раз в такой серьезной книге одно упоминание ее имени заставило автора вспомнить о презираемых серьезными учеными балладах. Да еще и не побояться написать об этом".

От мыслей о девичьей красе мага отвлекла пометка на полях страницы, сделанная рукой отца Питовита: "Проклятие Безны. Кровь Дракона. Записала Юния из Мэтти".

"Чем дальше, тем интереснее, — подумал Эт-Баради. — Сколько я в Будилионе живу? Лет пять уже. А об истории этой земли как-то не думал. И зря, наверное".

Маг оставил фолиант на столе и отправился на поиски записей, которые собирал покойный настоятель. Нужная папка нашлась сразу же. Пачка листов плотной бумаги, почерк то мелкий и убористый, то размашистый, то каллиграфический, как на королевских указах.

"Вот так сплетаются причины и следствия, — вдруг подумал эт-Баради. — Если бы дюжину лет назад в Ааре не открылась бумагоделательная мануфактура, то вряд ли бы старый настоятель решился тратить дорогой пергамент на такие пустяки, как сказки горцев. А так по особому указу герцога в Будилион каждый месяц привозят тюк бумаги..." И тут же осекся: "Не привозят, а привозили... Пока был жив Альберт..."

Но что-то заставило некроманта, забыв о разоренном городе, искать нужный ему текст. "Проклятие Бездны. Предание о Лиоте прекрасной и подземном владыке".

Почерк у писавшей монашки оказался аккуратным, разборчивым, словно та много лет корпела над перепиской лекарских рецептов, в которых каждый штрих порой стоит жизни больного. Кстати, почему "словно"? Эт-Баради знал Юнию — немолодую уже женщину, распоряжавшуюся "травяной" кельей. Говорят, она — вдова одного из клановых вождей. Мэтти — владение Горных Волков. Юния попросилась в монастырь, когда потеряла мужа. Особого Дара у нее нет, но в том, что касается сбора и хранения целебных трав, с Волчицей не сравнится никто. Значит, монашка записала легенду не с чьих-то слов, но так, как ей рассказывали в ее клане.

"Прекрасна Лиота, дочь Дракона. Глаза ее — словно голубые алмазы, брови — словно шкурки черного соболя. Волосы — темная бронза, стоит коснуться их солнышку, и загораются они золотыми искрами. Щеки Лиоты — снег горных вершин на закате дня, губы — лепестки дикой розы, зубы — блестящий жемчуг, что привозят из-за дальнего моря, руки — прозрачный алебастр, стан ее тонок и гибок, словно молодая ветвь, а ноги малы, как у семилетнего ребенка. Прекрасна Лиота, дочь Дракона, прекрасна и грустна. Знает она, что не найдет себе мужа ни среди воинов, что служат ее отцу, ни среди владык, принесших клятву верности Драконам.

Нет у Лиоты брата, который после смерти отца примет титул Вождя Вождей. Но и не для девичьих плеч это бремя. Поэтому супругом Лиоты станет лишь тот, кого признают все кланы. Каждый витязь земли Мор готов преклонить колени перед дочерью Дракона, но все ли покорятся ее мужу? Выберет принцесса Волка — взбунтуются Барсы. Выберет Медведя — упрямые Вепри зальют кровью весь южный удел, до самых Бархатных гор. Так что не смотрит Лиота на прекрасных витязей, не мечтает о любви.

Эдгар-Дракон объявил, что мужем Лиоты станет лишь тот, кто сможет взять в руки Сферу Огня. Никто, кроме тех, в ком течет кровь Драконов, не способен коснуться пурпурного камня. Вожди кланов согласились: пусть судьбу земли Мор решат боги. Но пока ни один из достойных воинов не смог совладать с огнем. Теперь каждый из тех, кто хочет посвататься к Лиоте, проходил испытание".

"Казалось бы, задача для любого воина — проще некуда, — подумал некромант. — Возьми тисовый лук, надень на левую руку перчатку, на правую — кольцо лучника, да пусти стрелу в цель ..."

Если бы не Сфера Огня — крупный рубин, вделанный в кольцо. Эт-Баради немало читал о таких символах власти — камнях или золотых украшениях, переходивших в древних родах от отца к сыну. Любой, в ком нет нужной крови, не сможет даже коснуться драгоценности. Точнее, смочь-то сможет, но потом ему придется долго лечить ожоги. А уж целиться, если правую руку палит раскаленный уголь, вряд ли кто сможет. Наверное, старый Дракон надеялся, что найдется герой, способный вытерпеть боль и выстрелить...

Эт-Баради погрузился в чтение, забыв о времени и о том, что его могут искать. Удивительно: уже не первый год он знал старую травницу, а о том, что у нее недюжинный дар сказителя, и не подозревал. Маг словно воочию видел, как с каждым днем, с каждым поражением очередного жениха грустнела принцесса, как таяли надежды старого герцога. Может быть, Лиота и любила кого-нибудь из отцовских воинов? Но для Драконов долг — прежде всего, и наследница ни словом не обмолвилась о своей любви. Казалось, девушка смирилась со своей судьбой. Да, наследует меч, а не кудель. Но иногда и женщинам приходится брать в руки оружие. Все чаще ее видели рядом с отцом на совете Вождей или на площадке, где тренируются стрелки. Все чаще замечали на ее руке Сферу Огня.

Но однажды случилось то, что должно было случиться. Прискакали гонцы из Келенора. Король сообщал, что в Мор направляется его младший брат, герцог Ааре. Эта весть значила слишком многое. Если брат сюзерена сочетается браком с дочерью самого крупного и самого самостоятельного из вассалов, Келенор станет намного сильнее. Да и земле Мор ни к чему вражда с южными соседями.

Но с годами Эдгар привык советоваться с Лиотой и прислушиваться к ее мнению. Теперь ему предстояло принять сложное решение. Конечно, принцесса — послушная дочь и умная девушка, она поймет необходимость этого брака...

Не было ничего удивительного в том, что герцог захотел увидеть дочь тот час, как прибыли гонцы. Несмотря на позднее время, Эдгар отправился в покои дочери.

Перед глазами Эт-Баради скользили картины прошлого.

Вот герцог в задумчивости идет по темной и узкой галерее, каких много в замке Мор. Крохотные окна забраны решетками: отсюда хорошо стрелять в тех, кто попытается штурмовать замок. На каменных стенах — потемневшие от времени щиты, над которыми укреплены факелы. Все эти щиты принадлежали когда-то врагам Драконов, но теперь их место здесь. И каждый может видеть гордые гербы, ставшие пленниками владык Мора. Вот он минует анфиладу комнат, в которых женщины замка занимаются шитьем или читают друг другу. Но никого нет на его пути — служанки и товарки Лиоты давно отдыхают.

Увидев свет, выбивающийся из-под портьер, герцог подумал — дочь, наверное, читает в постели, что удачно: можно поговорить без лишних ушей. Тихо вошел он в спальню. Одна крохотная лампада освещала комнату, но и того, что увидел герцог в полумраке, хватило, чтобы заставить его выхватить меч и с криком бросится к ложу. Его маленькая Лиота в объятиях мужчины — ничего страшнее не мог представить себе несчастный отец.

Казалось, участь влюбленных предрешена. Но обнаженный мужчина, выскользнув из-под одеял, подставил руку под удар клинка, и узорчатая сталь отскочила от его ладони со звоном, словно коснулась не живой плоти, но прочного камня. А обнаженный мужчина, перехватив меч, легко выдернул его из рук опешившего Эдгара:

— Я не стану ломать эту вещь, ибо добрый мастер делал ее. Но дай слово, что не будешь пытаться нанести нам вред, пока мы ни оденемся и ни примем вид, более приличный для разговора. Я же со своей стороны, обещаю, что не попытаюсь бежать. Прошу тебя выйти, Мор-Дракон, и подождать за дверью.

Эдгар хотел возразить, но, сам не понимая, почему, подчинился незнакомцу.

Когда Лиота позвала отца, в комнате горели десятки свечей, и герцог смог рассмотреть оскорбителя. Только теперь он понял, кто перед ним. Невысокий и горбатый, словно гул, мужчина шириной плеч превосходил самых рослых воинов. Жуткой мощью веяло от этой фигуры. Одежда незнакомца — из диковинной ткани, переливающейся на свету — была украшена множеством драгоценных камней. Но, взглянув в глаза странного гостя, герцог забыл обо все остальном. Желтые, словно у кошки, глаза с вертикальными зрачками.

— О, темные та-ла! — охнул герцог.

— Ты все правильно понял, Мор-Дракон, — усмехнулся горбун. — И теперь мы будем говорить как взрослые мужчины, а не как драчливые мальчишки. Ты сам знаешь, что у тебя не может быть сыновей. И знаешь, кто наложил на тебя это проклятие.

— Знаю, — кивнул Эдгар. — В молодости мы бываем слишком опрометчивы.

— Та ведьма прокляла не только тебя, но и все твое потомство. Но земле Мор — твоей и моей земле — нужен хранитель. Вот мы с Лиотой позаботились об этом.

Герцогу показалось, что та земля, о которой говорит та-ла, уходит из-под ног. Пусть даже у Лиоты родиться сын — кто поверит в сказку об отце-подгорнике, кто признает байстрюка?

— Не печалься, отец, — рассмеялась Лиота. — Все будет так, как предсказано. Я выйду замуж за принца Ааре, который приедет сюда через месяц. Сфера Огня признает келенорца — теперь я могу ей приказывать. Потом я рожу наследника трона, а сама...

— Мы любим друг друга, — продолжил та-ла. — И мы будем вместе с того момента, как можно будет отдать ребенка кормилице и до скончания времен.

Девушка покраснела, но продолжила:

— Но я всегда буду рядом с сыном. Я не брошу малыша. Но никто, кроме него, не будет знать об этом... Кровь Моров не должна исчезнуть.

Глава 8

Наступал вечер, когда герцог Мор во главе войска въехал в городок Иртин, что стоит в трех лигах выше слияния Альвы и Бена. Перевалив через Бархатные горы, Мор спустился к Альве и нетерпеливо гнал своих людей на запад к Вельбиру. По сторонам проселочной дороги мелькали цветущие сады, но пасторальные красоты мало интересовали северянина. Герцог торопился, останавливаясь лишь на ночлег в маленьких городках, которых много по берегу реки. И люди, и кони уже буквально падали от усталости. Самому же Дракону, казалось, отдых был не нужен вовсе. Но на главную улицу Иртина Эльрик Мор въехал, как подобает то делать маршалу, а не беглецу. Нет, не бежал он от опасности. Старый воин сам хотел выбрать место, где он сразится с врагом.

Впереди — герольды с трубами. Изредка они трубили в них "боевой сигнал Мора". Чтобы все знали — Мор снова в седле и зовет за собой. Позади герцога, соблюдая положенную по этикету дистанцию, — хозяева Долин и Гор. За ними, по четыре в ряд — войско. Колонна всадников змеилась вдоль дороги, утопая в поднятых копытами клубах пыли, и казалось, что ей нет конца.

Иртинцы, привлеченные сигналами труб и топотом копыт, выбегали из домов и считали, считали и сбивали со счета, а всадники продолжали неторопливо ехать, не обращая внимания на кучки горожан.

Да, это были уже не полтораста человек, покинувшие вместе с герцогом его родовой замок, но две с лишним тысячи воинов — горцы из всех южных кланов герцогства и рыцари, чьи поместья отряд Мора проезжал по дороге к Иртину. На каждой ночевке отряд увеличивался за счет жителей окрестных городков и поместий. Услышав от скачущих впереди армии гонцов о том, что "Золотой Дракон выступил в поход", альвийцы снимали со стен доспехи, точили мечи и копья, седлали коней и ехали на встречу старому маршалу.

Так, по капельке, и превратился маленький отряд в настоящее войско.

На городской площади, перед холмом, на котором стоял Храм, Мор приказал войску остановится и построиться.

— Дети мои! До Вельбира осталось не более трех лиг. Эта ночь, возможно, для кого-то из вас станет последней. Но нам ли бояться смерти, бойцы?

Мор требовательно осмотрел замерших воинов и продолжил:

— Друзья мои! Отдыхайте и ни о чем не заботьтесь. Мирная жизнь позади. Завтра нас ждет война. Выпейте сегодня за нашу победу и за то, чтобы все мы вернулись домой!

— Господа, — обратился Мор к Хозяевам Долин и Гор. — Ведите людей на луг за городом. Разбивайте шатры на берегу Альвы. Сегодня мы будем веселиться. А завтра, слегка опохмелившись, — герцог понимающе подмигнул. — Можно и на бранный путь. Чуть позже я подниму с вами чашу за смерть врага. Вперед, господа!

Мор развернул коня и неспешно порысил вверх по дороге, которая вела в храм. Верный Лин поехал следом, но, внезапно нахмурившийся хозяин как будто не замечал его.

А вот дальше произошло нечто, о чем старик Бургеа предпочитал никому не рассказывать. У ворот, ведущих в храмовый двор, герцог соскочил с коня, постоял несколько секунд и вдруг упал на колени.

— Лин, дружище, мне нет дальше пути, — сказал он, оставаясь в позе настолько дикой для Горных Драконов, насколько вообще это может быть. Ведь Моры не обязаны преклонять колени даже перед королями. Они — не нищие побирушки, чтобы пачкаться дорожной пылью перед какими-то дурацкими воротами, куда бы те ни вели.

Поэтому Лин Бургеа не знал, что ответить сюзерену. Но Эльрик продолжил:

— Лин, иди в храм, найди настоятеля и сделай так, чтобы он пришел сюда. Я буду ждать.

— Сделаю, — кивнул горец.

Когда он вернулся, торопя старика-настоятеля, Эльрик Мор по-прежнему стоял на коленях.

— Меня зовут Гелиус эт-Мароли, — сказал монах, опускаясь рядом с герцогом на дорогу. — Но, может быть, нам удобнее будет беседовать не здесь, а в моем доме, расположенном вне стен храма? Я позову еще одного человека, разговор с которым может быть вам интересен.

Герцог поднялся, отдал коня Лину и приказал ждать его в таверне "Пенное яблоко".

Спустя час, когда старик Бургеа успел уже плотно поесть и коротал время в разговорах с завсегдатаями кабачка, герцог все еще сидел у гостеприимного монаха.

Жрецы Эйван — не аскеты, но старый Гелиус был равнодушен ко многом радостям жизни. Ко многим, но не ко всем. По-деревенски простая обстановка в его доме сочеталась со множеством стеллажей, уставленных книгами. Кое-какие из фолиантов стоили больше, чем весь этот дом вместе с садом, лошадью в конюшне и псом на цепи. Впрочем, вряд ли бы кто дал даже пару медяков за ласкового игривого щенка, чье единственное достоинство было во весьма внушительных для собаки размерах (видимо, кто-то из предков дворняги происходил со Светлых гор). Заходя, герцог невольно потрепал подлетевшую к нему собаку по лохматому загривку — и Гелиус эт-Мароли вдруг сказал:

— А с чего вы, сир Мор, взяли, что Эйван не примет вас?

Старый герцог резко обернулся:

— Я почувствовал, что не могу сделать больше ни шага. И мой обет...

— Пустое, — махнул рукой монах. — Жизнь — везде жизнь. Если бы малыш Арс почувствовал зло, он так бы к вам не ластился. Впрочем, у него свои представления о добре и зле. Обычно собаки не переносят некромантов, за которыми тянется запах смерти. А магмейстер Титус эт-Лидерри — любимец моего лохматика. Да, вот и он!

Эльрик Мор не заметил, когда монах успел послать за человеком, которого он меньше всего ожидал здесь увидеть.

— Магистр! Вот это встреча! — воскликнул Эльрик. — Что вы делаете в этой глуши?

— Живу, — ответил подошедший старик, одетый как зажиточный горожанин. — Рад видеть вас в добром здравии, господин герцог, хотя...

— Я сам знаю, — кивнул Эльрик.

— Господа, а что же мы встали во дворе, словно в доме нас не ждет ужин? — приветливо махнул рукой жрец. — Да и Арса надо отвязать. Я наказал мальчишку, но послушать наши разговоры ему не помешает.

Вскоре старики уютно расположились за накрытым столом.

— Сколько мы не виделись? — задумчиво спросил Эльрик, обращаясь к магмейстеру Титусу.

— Дюжину лет, не меньше, — кивнул маг.

— Вы исчезли так внезапно. Знал бы я, что вы живете неподалеку от моих владений — пригласил бы к себе. — Герцог плеснул в бокал вина. — Мне хотелось о многом вас расспросить.

— Я догадываюсь, о чем. До меня доходили слухи о вашей странной болезни. Вы обращались в лечебницу при храме Нана Милостивца.

Герцог сделал глоток, оценил вкус вина и с удовольствием выпил:

— Монахи сказали, что ничего не могут поделать, ведь Драконы не служат ни Свету, ни Тьме.

— Но сейчас, как я заметил, вы чувствуете себя великолепно, — улыбнулся некромант. — И я ощущаю следы недавнего и очень опасного обряда, на который решиться не всякий подготовленный маг.

Герцог замолчал, бездумно глядя куда-то в угол.

— Хотелось бы знать, как вам удалось получить "кромешную крепь", — продолжил Титус.

— Горные духи указали мне дорогу, — неохотно ответил Эльрик. — Но пришлось заплатить. Я буду жить, пока не отомщу. И не умру, когда закончу земные дела. Я так и не понял, что это значит.

— Вы заплатили посмертием и возможностью вновь возродиться. Ваша душа никогда не попадет в гости к Светлому Тиму.

— Какие пустяки! — расхохотался Эльрик.

Некромант покачал головой:

— Не то, чтобы совсем пустяки... Кстати, если все кончится хорошо, то можно будет найти время и подумать о причинах вашей былой болезни. Много лет прошло, но мне кажется, какие-то следы остались.

— Вы думаете?

— Вспомните: вам становилось легче, когда вы находились в каком-нибудь из светлых храмов?

— Да.

— И вам становилось легче, когда вы были там, где велика сила подгорных та-ла — ваших покровителей?

— Да. Но что это значит?

— Только то, что к вашей болезни причастен кто-то из того ордена, который я когда-то возглавлял. "Дыхание смерти" — сложное заклинание, требующее много жертвенной крови. Правда, не обязательно человеческой. Хотя рядом с вами и людская кровь лилась реками. Ведь не важно, где душа рассталась с телом: на алтаре или на поле битвы. Она все равно будет стремиться на Кромешную сторону.

Настоятель храма слушал это разговор молча, устроившийся у камина пес (ему наложили жаркого, но вина, естественно, не налили) временами глухо порыкивал. Дескать, о каких таких жутких вещах вы тут рассуждаете, господа хорошие!

— Привыкай, Арсик, люди еще не на то способны, — бросил в сторону собаки Гелиус эт-Мароли.

Пес поднял одно ухо, выражая недоумение. Но старый маг сам почувствовал, что дальнейший разговор о темных тайнах будет не к месту, и постарался сменить тему:

— Прошлой ночью я снова сумел поговорить с Питом эт-Баради из Будилиона. Он практикует в лечебнице при храме.

— Я помню магмейстера, — сказал герцог. — С виду он меньше всего напоминает некроманта: такой улыбчивый толстячок.

Титус эт-Лидерри задумчиво покачал бокалом с вином, глядя, как оно играет оттенками рубина:

— Мы, некроманты, умираем каждый раз, когда выходим на Дорогу Мертвых. Каждый раз — предсмертная боль и страх, от которого останавливается сердце. Если после этого у человека остаются силы улыбаться, значит, он не так прост, как хочет казаться.

— Но что сообщил вам уважаемый эт-Баради?

— Сначала, в ночь нападения на Ааре и Будилион, он ничего толком не знал. В храмовую лечебницу ворвались наемники. Да, именно наемники, а не утторские горцы, которых удержал бы суеверный страх. Перерезали всех мужчин, забрали ту мелочь, на которую может позариться простой солдат, и сожгли лечебницу. Но ни в храм, ни в пещеры не совались. Самого Пита, хоть он и пытался защитить больных, не убили, но лишь оглушили и бросили во дворе лечебницы. Видимо, думали, что он сгорит. Но...

— Понимаю, — кивнул герцог. — Если стукнуть некроманта по голове так, что он будет лежать подобно бездыханному трупу, это еще не значит, что он не сможет созвать на совещание своих коллег.

— Примерно так, — усмехнулся Титус. — Пит проводил души погибших до торной дороги, позаимствовав у каждой немного силы. Этих крох хватило, чтобы отправить сообщения всем высшим магистрам ордена. В том числе и мне — на Кромешной стороне не существует понятия "уйти на покой".

— Понятно, — кивнул герцог. — То-то мне казалось странным: чем ближе мы подходим к Вельбиру, тем больше люди знают о войне. Вы сразу же сообщили новость барону?

— Конечно. По-моему, он уже начал собирать ополчение, — маг смущенно улыбнулся. — Я мало понимаю в военных делах, но здесь, в Иртине, гонцы от барона собрали всех возчиков и потребовали, чтобы они завтра приехали в Вельбир на своих подводах.

— Неглупо. Малыш Унти, надеюсь, неплохой парень.

— Да, — согласился некромант. — Но я хотел рассказать о другом. Как я уже упоминал, прошедшей ночью мне снова удалось связаться с эт-Барради. В Будилионе происходит нечто необычайное. У одной из монахинь было видение. Потом магмейстер почувствовал отголоски мощнейшей волшбы, творившейся где-то неподалеку от Ааре. Он не смог разобраться в природе колдовства, но уверен, что ни одному из живущих ныне магов такое не под силу. И еще... Знаете, господин маршал, пути, по которым ходят маги на этой земле, порой еще более прихотливы, чем Дороги Мертвых. Старина Пит, потеряв пациентов, закрылся в библиотеке. И знаете, что он обнаружил? Древнюю балладу...

К удивлению собеседников, герцог Мор вздрогнул и напрягся, словно собака, почуявшая дичь:

— Какую?

— Балладу об одной из женщин вашего рода — Лиоте Ааре: "Поклялась, что не оставит сына, но века проходят чередой, и с тех пор в роду мужчины знают нежность матери одной..."

Герцог кивнул и продолжил:

— "Не прервется род, покуда горы нежность верной дочери хранят, и никто не сможет у дракона каплю древнего огня отнять..." Я знаю эту балладу. Многие поют ее в земле Мор. Красивая сказка о любви принцессы и подгорного короля. Удивительно, что ваш коллега заинтересовался ею.

— Самые незатейливые строки, пришедшие во время, становятся пророчеством.

— Это дарит надежду. Я уже не знаю, на что уповать, но совпадение не может быть случайным.

— Ничто не случайно в этом мире, — вмешался в разговор жрец. — Я вот что подумал... Господин Мор, вы знаете, где находится сейчас Сфера Огня?

— Что? — удивленно переспросил герцог.

— Сфера Огня — ваш фамильный перстень и символ власти Драконов, — Гелиус эт-Мароли лукаво улыбнулся. — Не удивляйтесь, сир! Мы в монастырях не только поклоны бьем. Я много времени посвятил изучению вещей силы. У каждого древнего рода есть своя реликвия... они имеют разнообразные свойства и прочно связаны с хозяевами.

— Кольцо было у Альберта, — отчеканил герцог.

— А где теперь?

— Его мог найти Двальди, — старый горец почти задохнулся от гнева. — Но... н-н-нет! Этого не может быть! Я бы ощутил, понял... это же... как смерть, но противнее...

— Вот именно, — снова усмехнулся жрец. — А вы ничего не почувствовали.

— То есть?

— Я не знаю, что это значит. Эту загадку разгадывать вам, господин маршал. Я просто помогаю вам думать в определенном направлении.

— Хорошо, — кивнул Мор и двумя глотками осушил бокал. — Хорошо. Но я буду думать об этом тогда, когда на моей земле не останется ни одной утторской сволочи.

От этих слов щенок вдруг сжался в комок и яростно зарычал. Такова уж природа у рейдерских собак — они будут рычать и кусаться даже когда им невыносимо страшно.

— Тихо, Арс! — прикрикнул на пса эт-Мароли.

И добавил ласково:

— Господин маршал не имеет к тебе никаких претензий.

Щенок задумчиво приподнял уши, потом опасливо подошел к герцогу, словно спрашивая: "Правда?"

Эльрик добродушно расхохотался:

— Ваше светлейшество, господин Гелиус, мне кажется, ваш зверь скоро научится говорить по-человечески.

Жрец улыбнулся в ответ:

— Светлые боги способны еще не на такие чудеса, но сомневаюсь, чтобы им зачем-то понадобилось наделять речью моего лохматика.

— Да, — лицо герцога Мора снова стало серьезным. — Мы о многом поговорили. Спасибо вам, господа. Но я хотел видеть вас, господин настоятель, по несколько иной причине. Завтра мы выступаем. И мне очень хотелось бы, чтобы воины шли в бой, чувствуя над собой благословение Эйван Животворящей. Ведь люди идут умирать и для того, чтобы эти земли остались столь же прекрасными, каковы они сейчас. Я только боюсь, что мои клятвы... мои обеты...

Жрец покачал головой:

— Ходить Дорогами Мертвых не означает отворачиваться от Жизни. Завтра через час после рассвета мы отслужим молебен перед вашими воинами.

Глава 9

Войско ушло ранним утром.

А в тот час, когда люди начинают подумывать об обеде, из монастырских ворот выехал десяток пароконных фургонов. Спустившись с холма на главную площадь городка, обоз остановился. Небольшая толпа, ожидавшая, пока эйваниты нагрузят фургоны зерном, вяленым мясом и сушеными яблоками, зашевелилась.

Кроме мобилизованных возчиков, в Вельбир отправлялись в ополчение иртинцы уже понюхавшие пороху.

Уезжал коновал Гард с сыновьями. Еще мальчишкой он сбежал из дома, и лет десять о нем не было никаких вестей. Но, оказалось, не сгинул, не пропал пацан. Вернулся к старикам-родителям. Да еще пригнал четверку зверовидных тяжеловозов-битюгов, каких не видали раньше в этих краях. А привезенных Гардом денег хватило, чтобы отстроить новый дом с просторной конюшней. Кроме золота, за годы скитаний непоседливый альвиец приобрел умение лихо махать короткими саблями вроде тех, что в чести у рейдеров Светлых гор. И сыновей научил этой злой игре.

Ехал шорник Рэй, который еще три года назад служил в полку пикинеров в Вельбире, а потом женился на молодой вдове Горлетте.

Бывших солдат в Иртине набралось две или три дюжины. Накопив за время службы немного денег, многие бывшие "слуги короля" старались купить клочок земли в благодатных местах на берегу Альвы. Никто из них не остался дома.

Плакали провожавшие их женщины. Но громче всех рыдала бывшая служанка Титуса эт-Лидрерри рыжая Барбаретта. Она уткнулась в плечо сына и, не замолкая ни на миг, голосила: "Да куда же ты едешь, родненький, да на кого же ты меня покидаешь!" Растерянный Бьорн, не зная, что говорить в подобных случаях, машинально гладил мать по голове:

— Ну, мам, я же не воевать еду.

Ему было жаль и ее, и переминающихся с ноги на ногу тяжеловозов, и новенький, недавно купленный фургон. И себя. Хотя себя почему-то — меньше всего. Бьорну уже приходилось покидать родной дом и уходить в неизвестность вместе с купеческими караванами. Разве что нынче спутников будет поболее.

На Барбаретту с сыном уже стали оглядываться. К счастью для рыжего возчика, в этот момент к его фургону подошел магмейстер эт-Лидрерри. Все, кто был на площади, замерли в изумлении. Иртинские обыватели настолько привыкли к "старине Титусу", что забыли о тех смутных слухах, которые ходили по городку, когда он только поселился здесь. Но сейчас многие, взглянув на мага, поежились, словно в весеннее утро ворвался зимний ветер.

Господин Титус был одет как обычно в слегка поношенный камзол и шляпу с узкими полями. Но правой рукой он держал посох архимага, с которым старика в Иртине почитай и не видели. То, что вещь эта колдовская, Бьерн знал прекрасно. Однажды в детстве, он помогал матери убирать в кабинете хозяина, и попробовал коснуться "странной штуки". Потом пару дней исхлестанные ремнем ягодицы отзывались болью на все попытки сесть на них. Но тогда посох показалась мальчишке просто красивой резной палкой. Теперь же вокруг серебряного навершия воздух клубился, словно над кипящим котлом, ядовито-зеленоватым туманом, а вдоль древка то и дело пробегали яркие всполохи, хорошо различимые даже при солнечном свете. Да и сам старый маг... Стоило взглянуть ему в лицо, сразу становилось понятно: это вовсе не тот "старина Титус", с которым многие из собравшихся сиживали в кабачке "Пенное яблоко".

Изумленная Барбаретта прекратила рыдать и уставилась на бывшего хозяина:

— Господин Титус! Вы что, тоже в Вельбир?

— Здравствуй, милочка! Да, чувствую, без меня на Старой Заставе не обойдутся. А что это ты так печалишься, что с соседней улицы слышно?

— Дык это... Война, господин Титус!

Старый магмейстер ухмыльнулся и, вдруг посерьезнев, пристально посмотрел в глаза Барбаретте:

— Вернется твой старший. Живой воротится. Я тебя когда-нибудь обманывал?

— Нет, — всхлипнула рыжуха и отступила за спину сына. А магмейстер кивнул возчику:

— Здравствуй, Бьорн! Сколько возьмешь за проезд до Вельбира?

— Ой, что? Как это... зачем? — растерялся парень.

— Да ладно, — рассмеялся маг. — Шучу я. Твой фургон наверняка отдадут в лазарет — у него ход плавный. Так что принимай груз.

Только теперь парень заметил, что за спиной магмейстера стоят его дочь и ученик. Худосочный мальчишка с трудом удерживал в руках объемистый плетеный сундучок. Бьорн метнулся к Арчи, забрал у него дорожный сундук — тот действительно оказался весьма увесист.

— Пристрой на что-нибудь мягкое, — распорядился эт-Лидрерри. — Здесь лекарские снадобья, которые пригодятся раненым.

И обернувшись к дочери, спросил:

— Ну что, Генрика, ничего с Арчи не забыли? Вы знаете, что от вас зависит.

— Мы справимся, отец, — серьезно ответила девушка. — Сколько раз ты повторял...

— Я уверен, если что — Арчи не ошибется. Ждите три дня...

— Да, отец. Я помню.

— Хорошо. Тогда не прощаюсь. Я же вернусь — так или иначе.

Генрика улыбнулась, словно отец сказал что-то смешное, понятное только им двоим. Некромант обнял дочь, хлопнул по плечу Арчи и по-стариковски неуклюже полез в фургон.

Бьорн вскочил на козлы, помахал матери и хлопнул привычно вожжами по широким конским крупам. Обоз тронулся.

Барбаретта, помахав сыну, снова захлюпала носом и уткнулась в плечо Генрики. Секунду девушка простояла, замерев, словно ничего не ощущая. Но лишь секунду. Стряхнув оцепенение, Генрика ласково заговорила со старой служанкой и под руку повела ту домой.

А Титус эт-Лидрерри, расположившись на овечьих шкурах, служивших возчику постелью, снова и снова продумывал все тонкости предстоящего опыта. Искал ошибку и никак не мог найти. Нет, все верно. Если вообще возможно то, что задумал некромант, то все должно получиться. Генрика и Арчи не подведут. Особенно Арчи. Таких талантливых ребят он не встречал и в столице.

"Все же правы те, кто считает, что Иртин — благословенный город, — подумал маг. — Я не ошибся, когда выбрал его дюжину лет назад..."

Мысли мага, устав биться вокруг неразрешимого вопроса, вернулись к моменту проводов. "Забавно, но кто бы мог знать, что в последнюю дорогу меня будет провожать рыжая толстуха с красным от слез носом", — подумал эт-Лидрерри, вспоминая воющую Барбаретту.

Со времени приезда мага в Иртин жизнь его служанки сильно изменилась. Светлая Богиня не дала женщине достойного мужа, но зато дети беспутного корзинщика выросли добросердечными и трудолюбивыми. Старший, Бьорн, еще мальчишкой полюбил животных. Несколько лет он проработал на конюшне пожарной дружины, накопил денег и купил двух породистых тяжеловозов и крытый подрессоренный фургон из тех, которые предпочитают столичные купцы. Перед войной парень прекрасно зарабатывал, нанимаясь в караваны, перевозящие серебро из рудников графства Мор в столицу. Второй сын Барбаретты, Тарквал, стал плотником, третий, Леонтер, учился у трубочного мастера. Дочь Виолетта, хорошенькая и такая же рыжая, как мать, прошлой зимой вышла замуж за одного из одного из конюхов барона Вельбирского и жила теперь в замке. Так что тетушка Барбаретта могла себе позволить заниматься только своим домом, не заботясь о том, где взять деньги на жизнь.

В паре лиг от Иртина обоз остановился, чтобы люди могли перекусить. Бьорна всю дорогу подмывало поговорить с господином Титусом, но тот упорно молчал, казалось, что старик дремлет в фургоне. Теперь рыжий возчик, заглянув под тент, деликатно кашлянул:

— Господин магмейстер! Парни кипятка спроворили... Обедать будете?

— Неси, заварим травками, — отозвался некромант и начал рыться в своем сундуке.

— А что вы с господином маршалом не поехали? — полюбопытствовал Бьорн, когда они, расположившись на козлах, перекусывали захваченными из дома заедками. — Говорят, он вас звал...

— Стар я уже верхами гарцевать, — усмехнулся в ответ господин Титус. — Так что пришлось бы в армейском обозе трястись. А по мне приятнее со знакомыми ехать.

Бьорн согласно кивнул. Как не лучше? На чужой стороне земляк — первый друг. Бьерн вспомнил, как два года назад впервые гнал фургон на Келе. Везли тогда маленькие такие ручные пищали, что зовутся мушкетами. Дорогие заразы. В Ааре мастер, что погрузкой командовал, орал на возчиков: "Только посмейте чего уронить, ввек не расплатитесь, в гору за долг пойдете!" Из всех знакомых в караване — только дядька Вук, у которого дом на косогоре. В Иртине с ним почитай и не общались — Вук мужик не компанейский, когда не в дороге, то с бабой своей сидит да с ребятней возится. А тут Бьорн до самой столицы собачкой за Вуком бегал, из одной тарелки ели...

— К лекарям пойдете? — спросил возчик, надеясь на короткое "да". Что еще магам в бою делать?

Но, к разочарованию Бьерна, магмейстер ответил:

— Нет, у меня другие дела.

Эт-Лидрерри замолк на минуту и продолжил:

— Так что мой сундук отдашь старшему в лазарете. Я только свои вещи из него заберу.

— Как скажете, господин Титус, — пожал плечами рыжий возчик. — Только если бы вы с нами были, то не так страшно...

Некромант расхохотался:

— Тоже мне пугливый нашелся!

Когда обоз снова тронулся, эт-Лидрерри не стал забираться вглубь фургона, но примостился рядом с Бьорном на козлах. Слишком уж хороша была погода в этот весенний день, чтобы прятаться под полотняную крышу. Яркое солнце, синее небо, ароматы цветущих садов...

Какая война?

Но Титус знал, что скоро кончится эта благодать. Что не пройдет и трех дней — многие из тех, кто едет сейчас в других фургонах или ждет в Вельбире, забудут и это солнце, и это небо. На Дорогах Мертвых все иное...

Мысли старика вновь вернулись к предстоящему делу.

"Старость... Что такое старость, — размышлял он. — Что это — усталость тела или усталость души?"

Некромант видел за свою жизнь немало смертей. Самые понятные — смерть от раны или болезни. Когда кувшин разбит, воду в нем не удержишь. Хотя не раз видел старый лекарь, как безнадежные вроде бы раны затягиваются, зарастают, и человек остается жить. Болезнь не сразу рушит вместилище души, но подтачивает те скрепы, что держат ее в этом мире. Если знаешь, как лечить, то со смертью можно и побороться.

А вот что такое старость? Почему угасают старики? Вроде и недугов особых нет, да только душе уже скучно на земле, тоскует она. Тоскует и боится. А тело устает жить.

И еще замечал некромант, что больше всего боятся те, чья жизнь складывалась лишь из повседневных мелочей. Такие перед смертью, не прекращая, молят Эйван Пресветлую, чтобы даровала им еще хоть день, хоть седьмицу лишнюю. Хотя зачем таким жизнь? А вот те, у кого до последнего дня полные руки забот, редко умирают от старости...

И все же... Может быть, старость — та же болезнь? Титус в последние годы ощущал, как мертвеет, отказывается подчиняться изношенное тело. Не удивлялся. Хоть на Дороги Мертвых выходит лишь дух мага, но платить приходится за все. Леденящие ветра кромешной стороны добрались и до тела.

И тогда задумал старый некромант попробовать обмануть смерть. Конечно, можно бы было, подобно старому Мору, обратиться к темным владыкам. Обряд "кромешной крепи" не особенно сложен. Но слишком уж велика плата. А эт-Лидрерри не любил быть должным кому бы то ни было. Хотя...

Мысли мага вернулись к вчерашнему разговору, и Титуса кольнуло что-то вроде зависти. Герцог — горец, поэтому ему легче не думать о том, что душа его будет проклята Светозарным и никогда не найдет покоя.

Мир, в котором живут горцы, прост и надежен, как пастуший посох. Взять те же звезды. Маги знают, что звезды — это огромные огненные шары, подобные солнцу, но настолько далекие, что видятся крошечными точками. А суеверные вассалы старого герцога уверены, что звезды — это костры древних та-ла, живших когда-то на земле, но ушедших на небо. Днем небесные та-ла пасут на облачных лугах грозовых овец, а ночью сидят у костров и рассказывают друг другу сказки. Если проживешь отмеренный тебе срок так, что не в чем будет себя упрекнуть, душа твоя поднимется на небесные луга, подлетит к одному из костров, и та-ла подвинутся, чтобы дать ей место у огня. Расспросят о том, что нового в Срединном мире. Может, встретишь на облачных лугах и кого-нибудь из своих дедов, ушедших раньше.

А еще горцы верят, что души предков могут спускаться на землю. Увидишь падающую звезду — значит, кто-то из умерших решил повидаться со своей родней. Иногда, перед особенно важными событиями, настоящий огненный дождь проносится по небу. Это души летят на побывку.

Сказки ли это? — думал Титус. На Кромешной стороне рискует заблудиться любая душа, если не будет у нее надежного проводника. Монаха, который знает дорогу к сверкающим тимовым чертогам, или некроманта, привыкшего находит пути в кромешной изменчивости. Только зачем горцу те чертоги? Ему хватит ночного костра, да вытертого одеяла, чтобы уснуть, пока не остыли угли. Да почувствовать бы еще разок под пальцами ласковую гладкость длинного посоха или нервную дрожь натянутой тетивы, или свистом собрать верных псов, сгоняющих стадо.

Горцы, в отличие от тех, кто испокон веку поклоняется Эйван Пресветлой и сыну ее Тиму-Искупителю, не боятся Дороги Мертвых.

Эт-Лидрерри тяжело вздохнул. Он тоже давно разучился бояться. Но, ему слишком хочется знать наверняка: а что будет там, за последней чертой, когда душа уже не сможет вернуться в изношенное тело? Обычно после смерти души моментально забывают земные заботы. Иную спросишь, как ее звали, — не ответит... Живые некроманты способны сохранять память среди кромешного хаоса. А мертвые? Любопытно ведь.

Вопросы, вопросы... Придет время — найдутся и ответы.

И архимаг Титус эт-Лидрерри, бывший Верховный магистр ордена некромантов, бывший придворный маг и королевский советник, отбросив мысли о будущем, взглянул на небо. Там по-прежнему висели ленивые облачка, такие белые, словно были отражением яблоневых садов вдоль Альвы. А впереди уже появились предместья Вельбира, уже можно было различить темную полосу городской стены и силуэты замковых башен.

— Считай приехали, — подал голос Бьорн, заметивший, что магмейстер очнулся от задумчивости.

— Приехали... Вот только куда? — ответил старик не столько спутнику, сколько своим мыслям.

Бьорн обиженно умолк — эти господа как скажут, не знаешь — как и понимать...

Глава 10

Еще недавно назад молодой барон Вельбирский только притворялся, что знает, что делать. Следуя советам полковника пикинеров Ррорта, он начал собирать ополчение. Но Унтара не покидало чувство абсолютной беспомощности. Заходящая с севера кровавая туча — и жалкая тысяча пехотинцев Вельбирского полка. Пусть даже к ним прибавилась кучка рыцарей из окрестных поместий. Унтар велел сообщить горожанам, чтобы беспрепятственно принимали витязей на постой, а счета несли в баронский замок. Пусть даже на стрельбище за городом собрались сотни мужиков, вооруженных копьями и топорами, а Ррорт отрядил своих сержантов, чтобы превратить эту пеструю толпу во что-то, хоть отдаленно напоминающее армию.

И все же — несравнимые величины. Утторцы — словно селевый поток, когда тот уж разогнался и мчится в долину, сметая со своего пути деревья и скалы. Как остановить его? Никак.

Барону очень хотелось броситься вниз головой с моста через Альву. Лишь золотая веточка рикошника, на которую он все время натыкался то взглядом, то пальцами, удерживала его от отчаяния. Упрямая брошь таинственным образом оказывалась или на столе в кабинете, или, когда приходило время садиться за трапезу, возле графина с вином, или в кармане камзола. Странная вещь словно говорила: "Умереть захотел? Еще чего! Не имеешь права. Даже на это ты не имеешь теперь права, Унти-Забияка. Терпи!"

Но третьего дня в замок примчались усталые гонцы: "Господин барон, готовьтесь встречать его высочество маршала Мора". А сегодня, поднявшись на городскую стену, Унтар увидел, как клубится пыль над подходящим к городу войском. Через час первые всадники были уже на площади перед вельбирской ратушей.

Полковник Ррорт отрядил в почетный караул с полсотни пикинеров. В их сопровождении барон Вельбирский вышел из ворот замка. Ехавшие впереди колонны герольды, протрубив, те расступились в стороны, и к Унтару приблизился всадник на огненно-золотом жеребце. Спрыгнув с лошади, он с достоинством поклонился хозяину замка.

Невысокий, широкоплечий, седой. Белые не только стриженные "в кружок" волосы, но и щетка жестких усов, и кустистые брови. Морщинистое лицо по контрасту кажется слишком темным, словно покрыто не кожей, а древесной корой. Внимательные серые глаза. Унтар лишь раз взглянул в них — и больше не решался встречаться взглядом с герцогом. Было в зрачках Мора что-то запредельное, не от мира сего.

Барон вдруг почувствовал — время отчаяния кончилось. На пути селевого потока встала сила, равная по мощи. Даже если бы не было всадников, которые все прибывали и прибывали и молча выстраивались ровными шеренгами. Даже если бы пришел один этот чудовищный старик с глазами кромешного демона.

И теперь остается только честно делать свое дело и молить Светозарную, чтобы в безумной круговерти дней не раздавило ту песчинку, которые люди зовут почему-то Унтаром, бароном Вельбирским.

— Рад приветствовать вас, господин герцог, — Унти поклонился старому Дракону. — Мой замок и весь город в вашем распоряжении.

— Я тоже рад, что здесь, в Вельбире, есть, кому меня приветствовать, — непонятно ответил Мор. — Что ж, барон, к вечеру созывайте на совет своих людей. Моим нужно привести себя в порядок после дороги.

— Будет сделано! — кивнул Унтар.

И вот в замковой трапезной сидят малознакомые суровые люди, говорящие о делах жизни и смерти так, словно речь идет о сборе урожая или постройке нового моста.

— Итак, — герцог неторопливо ходил по залу. — Чем мы располагаем?

— Вельбирский королевский полк, — поспешно доложил полковник Ррорт. — Триста арбалетчиков и восемьсот пикинеров. Все старослужащие. Многие служили еще с вами, господин маршал.

— Бывший, — усмехнулся герцог.

— Только не для нас, — отрезал полковник.

— Ну-ну, — не стал спорить Мор. — Что с пушками, барон? Без них наше мероприятие станет бессмысленным.

— В арсенале Вельбира десять пушек и шесть мортир, — ответил Унтар. После изучения запасов старого арсенала он два часа оттирал себя от оружейной смазки, смешанной с пылью. — Все изготовлены в Ааре. Сейчас орудия ставят на новые лафеты.

— Я привел двести стрелков пограничной стражи, — поднялся из-за стола высокий блондин в зеленом камзоле. — Собрал всех, кто был под рукой.

— Осмелюсь доложить, — несколько робея, проговорил бургомистр Вельбира. — На Старом Ристалище собирается ополчение. Уже около двух тысяч и подходят еще.

— Много лучников? — спросил Мор.

Бургомистр замялся:

— Человек триста — четыреста.

— Всех лучников отправляйте к капитану пограничной стражи ... — Эльрик повернулся и вопросительно посмотрел на блондина. — Простите, капитан, вы не представились.

— Баронет Юртек, — капитан изобразил легкий поклон.

— К капитану пограничной стражи баронету Юртеку, — повторил герцог.

— Слушаюсь, — кивнул бургомистр.

— Бароны благословенных земель с личными дружинами просят вас, герцог, показаться им на балконе. Они хотят приветствовать живую легенду Келенора, — почтительно сказал один из альвийских рыцарей, присутствующих на совете, Ильбер Ватерский. — Нас около тысячи, почти все в броне.

Эльрик слегка поморщился, но ответил учтиво:

— Чуть позже... с вашего позволения.

— Значит, пять с половиной тысяч человек, — задумчиво сказал Мор. — Пусть шесть. Против тридцатитысячного войска. Выбор у нас невелик.

Молодой барон вдруг подумал, что маршал похож на университетского профессора, предлагающего студентам вместе с ним решить какую-нибудь заковыристую задачу. О, Пресветлая, как же давно это было — лекции, профессора, веселые гулянки в компании таких же юных повес! Полгода не прошло, но словно в прошлой жизни остался Келе и беззаботная юность.

Тряхнул головой, чтобы отогнать наваждение, Унтар стал внимательнее вслушиваться в слова старого Мора:

— Есть два пути. Один — ждать северян здесь, в замке. Правда, Вельбир не ремонтировали уже добрую сотню лет. Южная стена, та, которая вдоль Альвы, местами снесена, чтобы построить новые причалы. Но место выгодное. Прежде всего тем, что мосты через обе реки контролируются защитниками замка. Форсировать Альву ниже по течению сложно. Утторцам придется либо строить временные мосты и по широкой дуге, причем по бездорожью, огибать горд. Или штурмовать его. В последнем случае у нас достаточно защитников, чтобы продержаться несколько недель, а то и месяцев. Хотя вряд ли они станут тратить время на осаду Вельбира. Штурм им обойдется слишком дорого, поэтому войска Двальди обогнут Вельбир, и под ударом утторцев окажется весь правый берег Альвы, вплоть до Питтима.

— Но тогда Благословенная земля будет разорена, — подал голос барон Ватерский.

Унтар неплохо знал его: городок Ватер расположен всего в паре дней пути вниз по течению, и Ильбер с сыновьями часто гостили в замке. Бывал в Ватер и Унтар.

— Второй путь — встретить северян в Бенском ущелье у Старой Заставы и попытаться задержать их там до прихода принца Эдо, — продолжил герцог Мор. — Это опасно. Во-первых, мы рискуем потерпеть поражение, и тогда мосты, а значит — и весь Железный тракт окажется без защиты. Во-вторых, если принц все же успеет, и нам придется атаковать, то все выгоды нашей позиции превратятся в ее недостатки. Бенское ущелье — словно бутылочное горлышко, в нем хорошо обороняться, но почти невозможно атаковать. Кстати, господин Ильбер, я слышал, вы знатный артиллерист.

Рыцарь просиял:

— Я был начальником артиллерии в Виттиарде. Только болезнь отца заставила выйти меня в отставку.

— Тогда займитесь пушками, — мягко попросил герцог. — Ведь среди рыцарей есть те, кто умеют обращаться с запальником?

За спиной Ильбера встало несколько человек.

— Отлично, — сказал Мор. — Обслугу к пушкам вы наверняка найдете среди ополченцев.

В зал незаметно вошел слуга и что-то прошептал на ухо барону.

— Пусть войдет, — громко сказал Унтар. — Господа, позвольте вам представить ...

Но ему не дали договорить. Распахнулась дверь...

— Если господа позволят, то я могу предложить свои услуг по защите замка, — на пороге трапезной появился высокий худой старик в черной мантии и венце архимага.

— Господин магистр! — приветствовал вошедшего герцог Мор. — Откуда вы здесь?

— Магмейстер Титус! — воскликнул Унтар. — Какая защита? Ведь некроманты не воюют!

Юный барон совсем недавно познакомиться с живущим неподалеку от храма Эйван старым магом и его прелестной дочерью. Слуги рассказывали, что вроде бы этот некромант когда-то занимал высокое положение в своем ордене, но потом произошла какая-то история, связанная с женщиной. Вроде бы столица стала не мила магмейстеру, и тот удалился в глушь. Если, конечно, можно считать глушью Благословенные земли долины Альвы.

— Я давно уже не магистр, — ответил эт-Лидрерри. — Как и вы — давно не маршал. Но это не мешает вам командовать здесь. А здесь я вместе с ополчением из Иртина. Еще три дюжины пехотинцев в вашем распоряжении, господин маршал. Мы, кстати, привезли провиант для войск: пожертвования жителей Иртина и кое-что из храмовых кладовых. Там немного, но, как говорится, чем богаты.

— Отлично! — образовался Унтар, который уже начинал подумывать о том, чем кормить тысячи солдат в походе. Запасов Вельбира могло не хватить.

— Сам я тут потому, — продолжил некромант, обращаясь к юному барону, — что утторцы устроили резню в лечебнице при храме Нана Милосердного в Будилионе. Мы, маги, стараемся держаться в стороне от войны. Но лишь до тех пор, пока люди не переходят определенные границы. Но это сейчас не главное. Главное то, что в случае, если вы решите вывести войска навстречу утторцам, замок смогут защищать те, кто жил и умер на этой земле.

— Вы... — начал было герцог Мор, но замолчал.

— Да, я готов провести обряд "проклятия предков", — кивнул магмейстер, отвечая на невысказанный вопрос.

— "Проклятие предков"? — голос барона предательски дрогнул не то от удивления, не то от страха.

— Да, — кивнул маг. — Нужно лишь несколько человек, готовых умереть во время обряда. Здесь, в Вельбире, хорошее сухое кладбище, которому уже много сотен лет. Мертвецы займут позиции на стенах, надо лишь оставить им оружие и заготовить достаточное количество горючего материала: смолу, паклю, дрова. И предупредить обитателей городка: если хотят выжить, то пусть уходят подальше. Иначе им самим придется превратиться в бессмертных защитников замка.

Магмейстер хихикнул, отчего Унтару вдруг показалось, что старик не совсем в своем уме. Но эт-Лидерри продолжил:

— Я сотворю "заклятие родных стен", которое не позволит поднявшимся из могил мертвецам уйти из замка. Но на тех захватчиков, которые погибнут здесь, оно будет действовать прямо противоположным образом. Трупы утторцев, сметая все преграды, дружно зашагают домой.

Герцог Мор захохотал вслед за магом:

— Веселая шутка! Магмейстер Титус, вы всегда отличались чувством юмора!

— Спасибо, сир Эльрик! — церемонно поклонился старик.

— Но... — пробормотал вдруг барон. — Мама... Она похоронена здесь, в замке. И отец...

Однако Дракон продолжал веселиться:

— Ты думаешь, старина Коль откажется еще раз как следует подраться? Плохо же ты знаешь своего отца! Его душа, которая давно уже во дворцах Пресветлого Тима, будет радоваться, глядя, как резвиться сброшенная плоть. К тому же тот путь, который предлагает уважаемый магмейстер — на случай полной нашей неудачи. К тому времени твое тело будет лежать где-нибудь на берегу Бена. И сомневаюсь, чтобы северные дикари возьмут на себя труд совершить над ним установленные обряды. Душа твоя, подобно испуганной птице, будет метаться в междумирье. Надеюсь, и ее порадует картина того, как твои любимые родители мстят за тебя.

Вслед за герцогом расхохотался и маг:

— Сир! Вы только представьте, что будет твориться в междумирье, если утторцы прорвут нашу оборону! Здесь — почти шесть тысяч солдат. К тому времени добрая половина из них будут мертва. Прибавьте погибших северян. Это тысячи неупокоенных душ, охваченных яростью последней битвы. Души тех, кто умрет во время обряда, укажут им дорогу. И все они будут требовать мести. Я боюсь, что мертвецы начнут покидать могилы не только на Вельбирском кладбище.

Барон Унтар опустил глаза, не решаясь больше спорить с безумными стариками.

А герцог Мор, отсмеявшись, продолжил:

— Одна проблема решена. Даже если принц Эдо не придет, а мы все останемся на Старой заставе, Железный тракт будет под охраной. Теперь нужно просчитать более благоприятные варианты. Бенское ущелье — словно бутылочное горлышко. Мы будем той пробкой, которая заткнет его. И нужно, чтобы штопор северян выдернул нас именно в тот момент, когда Эдо подойдет к устью ущелья. Утторцы на наших плечах вырвутся на равнину, где степной коннице удобнее всего побеждать.

Совет продолжался несколько часов. Слишком мало было у маршала Мора войск, чтобы рисковать, потому пришлось заранее договариваться, кому где находиться и что делать. Конечно, всего не предусмотришь, но герцог постарался, чтобы случайности как можно меньше влияли на оборону Старой Заставы. Даже его смерть не могла стать помехой для мнимого поражения, которое обязано превратится в победу. А как иначе?