Мастер клинков. Книга 1: Начало пути

Подойдя к горну, я посмотрел вниз. Там располагались ножные мехи, с помощью которых, со слов деда, раньше в горн для увеличения температуры пламени закачивался воздух. Затем я посмотрел в горн и увидел, что угли пышут жаром.

"Всегда сбрызгивай угли водой, — вспомнились слова деда, — так и стабильный нагрев металлу дашь и он быстрее нагреется". Я зачерпнул ковшом воды из ручейка и слегка сбрызнул угли: они зашипели и покрылись чёрной коркой. Отложив ковш, я стал давить ногой на меха, разогревая угли и металл. Временами, когда с углей сходила чёрная корка, я снова сбрызгивал их водой.

Посмотрев на цвет куска металла, лежащего в горне, я задумался: в зависимости от марки металла или стали существовала и температура его нагрева. По идее, работая с незнакомым материалом, я должен был засечь все цвета которые проходит металл до пережога, но мне не хотелось портить заготовку на глазах у гнома, поэтому я повернулся к нему и решил пока разговаривать с ним на гномьем:

— Цвет?

Гном хмыкнул и ответил:

— Белый.

Поработав мехами, я довёл кусок железа до белого каления. Прежде, чем достать его из горна, я подошёл к уже выкованной гномом подкове и, взяв её ковочными клещами, осмотрел со всех сторон: нужно было уточнить форму, наличие шипов и прочие нужные вещи. Запомнив всё это, я подошёл к горну, вытащил клещами поковку, взял в руки небольшой молот и нужные для формирования подковы инструменты: дорожник, пробойник, шпильку.

Странно, но всё, что сейчас делал самостоятельно, я бы никогда не смог повторить дома без дедушкиной помощи. В этом странном месте, в которое я попал, все, что когда-либо о металлах говорил дед, всплывало в памяти так отчётливо, будто это было сказано им вчера.

"Жаль, что только о металле", — с сожалением подумал я.

Поэтому, помня всю последовательность действий я начал работать: сначала вытащил полоску металла, сделал с помощью инструментов шипы на концах, затем прорубил гвоздевую дорожку. Когда я закончил первый этап, руки мои едва держали инструмент и тряслись от усталости — всё же навыка работы у меня было меньше, чем знаний. Но, держась на одной воле, я смог закончить первый этап работы и снова сунул полоску в горн для нагрева, поскольку она уже остыла. Когда заготовка снова стала белой, я вытащил её и сделал средний шип, а также пробил отверстия под гвозди.

Затем снова положил её в горн. Пока почти готовая подкова грелась, я опять взяв в руки уже остывшую подкову, выкованную гномом, и ещё раз оглядел её: на третьем этапе ковки нужно было согнуть заготовку по шаблону, потом отбухтовать внутреннюю кромку и, наконец, выровнять.

За один проход у меня это сделать не получилось, пришлось ещё два раза нагревать металл, чтобы закончить всё необходимое. Когда я клещами выносил готовую подкову, чтобы положить её на камни, для остывания, то едва держался на ногах: руки и ноги дрожали от непривычной работы, пот заливал мне лицо, а ладони грозили вскоре покрыться нешуточными мозолями. Но, украдкой глядя на гнома, я был счастлив, и моё самомнение стремительно увеличивалось — во время моей работы выражение лица гнома менялось, как погода. Сначала оно было презрительным, затем стало проступать удивление, потом недоумение, а теперь, когда я выложил подкову для остывания, гном выглядел откровенно ошарашенным. Его высоко поднятые брови и закушенная во рту борода выдавали крайнее изумление.

Не говоря ни слова, он подошёл к ещё не остывшей подкове, взял её клещами протеза, поднёс к глазам и внимательно осмотрел.

Когда моя гордость за себя стала выплывать наружу в виде счастливой улыбки на пол-лица, гном обрушил меня на землю, обломив всё.

— Качество плохое, ковка отвратительная, подкова годится, только чтобы на забор повесить, воров отгонять. И то навряд ли поможет, — закончил гном свою речь.

Повернувшись ко мне спиной, он выбросил с таким трудом сделанную подкову в кучу железного хлама, который лежал перед кузней.

— Работа, конечно, отвратительная, — повторил гном, задумчиво глядя на меня, — но я бы взял тебя в подмастерья. Согласен?

Я кисло улыбнулся ему и ответил:

— Я не планирую здесь задерживаться, скорее всего, завтра-послезавтра уйду из замка, так что спасибо вам за предложение.

Гном проворчал:

— Первый раз в жизни беру себе подмастерье, да ещё какого-то человека, пусть и говорящего на нашем языке — и тот отказывается. Да за одну только возможность поработать со мной многие в Тарских горах отдали бы руку.

Я склонил голову.

— Мне правда нужно будет уходить, уважаемый мастер.

Гном недовольно отвернулся и вышел из кузни. Я сложил все инструменты, которыми пользовался, и решил, что лучше действительно переночевать тут, чем в том клоповнике. Постелив на землю большой кожаный фартук, я уложил на него сверху свои зимние вещи — получилась, конечно, не перина, но я не привередничал.

Тут же, в кузне, я умылся и даже сполоснулся по пояс после тяжёлой работы, правда, вода в ручье была обжигающе холодной.

"Стоит привыкать к таким условиям, — грустно подумал я, — возможно, ванну и душ я увижу не скоро". Думать об этом совершенно не хотелось, поэтому я решил отложить все мысли до разговора с бароном.

Ужин у барона был предельно простым: сыр, краюхи хлеба и жареное мясо. Но я был настолько голоден, что уплетал всё за обе щёки. Правда, от меня не укрылся внимательный взгляд барона и его кивки Грану, на то, как я лихо управляюсь двузубой вилкой и ножом. Когда я и барон насытились, со стола было убрано и мы остались вдвоём.

— Для начала давай познакомимся, мой юный спаситель, — с улыбкой спросил меня барон.

— Максим Кузнецов, — представился я неполным именем, что-то удержало меня от произнесения ещё и отчества.

— Барон Крон, владелец этого замка и окрестных деревень, — представился он, но потом сконфуженно поправился, — деревни.

Я сделал вид, что не заметил этой оговорки и спросил его:

— Господин барон, я совершенно не помню себя, и хотел спросить у вас, как у умудренного жизнью человека: кого мне стоит поискать, чтобы мне помогли обрести память?

Барон довольно улыбнулся при слове "умудрённого" и ответил:

— Похвально видеть в молодом поколении уважение к старческим сединам. С такой проблемой, как у тебя, я ни разу не сталкивался. Возможно, тебе стоит показаться нашей знахарке, живущей на краю леса, она единственная в этих краях, кто может чем-то помочь.

Я нахмурился, знахарка меня точно не устраивала и спросил:

— А как же маги или волшебники? Их вообще реально найти?

При моих словах барон вздрогнул и испуганно заозирался.

— Максимильян, ради Единого, никогда больше не произноси этих слов. Запомни, у стен есть уши, и если даже при поношении короля эти уши будут безучастны, то, поверь мне, за одно только слово о неназываемых тебя потащат в пыточную.

Я вздрогнул от его слов, было похоже что старик не шутит, а боится всерьёз. Что, если он говорит правду?

— Что такого произошло, раз неназываемых так боятся? — спросил я.

— Войны магов, — тихо ответил барон. — У всех ещё свежи в памяти Первая и Вторая магические войны. Тогда неназываемым почти удалось захватить королевство и только вмешательство Священного Ордена паладинов Нашего Господа помогло королю уничтожить магов и их войско. Правда, считается, что Круг Семерых до сих пор жив и плетёт очередной заговор с целью захвата мира. Именно поэтому любой, кто просто заикнётся о неназываемых, будет казнён — слишком велик страх властей перед ними и их слугами. Так что, если тебе дорога жизнь, никогда не спрашивай о них и тем более не назовись их последователем, иначе за твою жизнь я не дам и асса.

— А что в этих войнах произошло-то? — поинтересовался я у него, — почему все так боятся неназываемых?

Барон опять, скорее в силу многолетней привычки, чем из соображений безопасности, оглянулся вокруг и тихо ответил.

— Круг Семерых использует магию, а она запрещена Единым Богом как богомерзкое занятие и отрава человеческих душ. Семь неназываемых Круга на полях битвы Первой войны использовали магию Смерти, поднимая павших солдат и направляя их против живых. Именно после этого во всех королевствах было запрещено даже произносить название магии и магов. Паладины Единого Бога огнём и мечом долго выжигали подобную скверну везде, где её находили. Сколько тогда погорело травников и знахарок, обвинённых в пособничестве неназываемых — не счесть. Костры с людьми горели, не угасая, в каждой деревне и селе, до тех пор, пока паладины не заявляли, что данная деревня очищена от скверны. Не приведи Единый, чтобы паладины вернулись снова, а это случится обязательно, если дознаются о пособниках неназываемых. Ещё раз заклинаю, никогда и нигде не произноси этих слов.

Я от его слов погрустнел и спросил:

— А если мне очень нужно встретиться с магом, то у кого это можно хотя бы спросить?

Барон тяжело вздохнул и, оперев подбородок на руку, ответил:

— Если ты так упорствуешь, то следующий подобный вопрос вне стен этого замка ты задашь уже палачу. За донос на слуг неназываемых объявлены крупные награды, поэтому первый же встречный, у которого ты об этом спросишь, побежит и сдаст тебя с потрохами. А после того, как ты под пытками во всём сознаешься, сюда придут паладины, и вновь в округе запылают костры.

Я неверяще смотрел на барона и мысли в моей голове заметались.

"Ну как же так, во всех книгах обязательно находился либо маг, либо добрая богиня, которым нужен был прибывший из другого мира герой. Они обязательно встречали его и, выполнив их задание, герой становился богатым, счастливым и возвращался домой. Что же теперь делать? — в панике думал я, — как спастись, если нельзя даже говорить о магах? Каким образом мне попасть обратно, домой? А родители, они же наверняка забеспокоятся! А ребята, как же они будут без вратаря?

Но, конечно, больше всего я волновался о своей семье.

"Мама же с ума сойдёт от беспокойства! Всё равно придётся предпринять попытки по поиску магов, — решил я. — Только теперь, зная такие подробности, больше слушать, чем говорить".

— Да, кстати, не хотел тебя огорчать ещё больше, — сказал барон, видя мою задумчивость, — но из замка тебе уходить нельзя.

— Это ещё почему? — возмутился я.

— Ты ещё не забыл от кого ты меня спас? — тихо спросил барон.

— Их забудешь.

— Так вот, как я уже говорил — это был граф Рональд, младший сын герцога Нарига, владельца нашей провинции Шатар, к тому же приходящегося родственником королю. У него в подчинении множество рыцарей, не говоря уже о вассалах и воинах.

— И как это относится ко мне? — не понял я.

— Я надеюсь, у тебя есть бумаги, подтверждающие твоё дворянское звание? — взволнованно спросил меня барон.

— Э-э-э, нет, — не поняв, о чём идёт речь ответил я.

— Это плохо, очень плохо, — ответил барон, схватившись руками за голову, — теперь у тебя два варианта: либо бежать сию секунду, либо умереть.

Я закашлялся от таких альтернатив.

— Но почему?

— Простолюдин, поднявший руку на дворянина, обязан быть выдан, и его сначала четвертуют, а потом голову насадят на копье и выставят на всеобщее обозрение, в назидание остальным. Если завтра приедут люди герцога, я буду обязан выдать тебя им, иначе мне бросят вызов на дуэль, несмотря на мой возраст, — покачиваясь на стуле, растерянно говорил барон.

Тут мне стало по-настоящему страшно: мало того, что нельзя произносить слово маги, так ещё я оказался простолюдином, которого в любой момент может убить любой дворянин.

"Блин, что же мне делать?" — пронеслись в голове мысли.

Барон покачивался на стуле, что-то бормоча про себя.

— Тебе нужно бежать, иначе утром будет уже поздно, — внезапно произнёс он, — я снаряжу тебя и дам еды.

Я уже собирался встать, как в комнату, чуть не упав, ворвался Гран.

— Господин барон, у ворот люди герцога Нарига. Они требуют выдачи простолюдина, поднявшего руку на графа, его сына, и того, кто ранил барона Шаклю.

Барон от отчаянья застонал.

— Ты погиб, как же я сразу-то не вспомнил об этом, старый дурак!

У меня подкосились ноги: умереть вот так, за то что помог человеку — это было нечестно.

— Сколько их, Гран? — спросил барон дрожащим голосом.

— Больше сорока, — испуганно ответил Гран. Ведь эта же история касалась и его, это он ранил одного из тех подростков. Теперь всё было в руках барона: он мог выдать и меня, и своего старого верного слугу.

— Тебе сколько лет, мальчик? — внезапно спросил меня барон.

— Шестнадцать, — удивлённо ответил я.

— Теперь тебе для всех будет пятнадцать, и запомни это крепко-накрепко, — твёрдо сказал барон и, повернувшись к слуге, приказал: — Гран, письменные принадлежности мне.

Слуга бросился выполнять.

— Слушай меня, мой мальчик, и запоминай, — быстро стал говорить барон, подойдя ко мне и шепча на ухо, — я усыновлю тебя, и сделаю тебя своим официальным наследником. Я понял, это решит все наши проблемы: я не выдам своего спасителя и смогу отныне жить без нападок герцога и его сына. А у тебя будет целых три года, чтобы научиться владеть мечом. Как только тебе исполниться восемнадцать — на следующий день тебя вызовут на дуэль.

— Подождите, — остановил я его быструю речь, — какой наследник, какая дуэль, вы о чём?

— Потом, мой мальчик, всё потом, — ответил барон, беря принесённое Граном перо, палочку чернил и чернильницу, — сначала спасём тебя, Грана и меня.

Барон быстро что-то написал на одном листке странного, похожего на тонкую выделанную кожу материала, затем написал ещё что-то на другом листе и, приложив к обоим документам (на которые предварительно был накапан воск) свой перстень, быстро выбежал из комнаты.

Я в недоумении остался на своём месте и обратился к Грану.

— Что вообще происходит?

Старый слуга тепло мне улыбнулся и поклонившись ответил.

— Господин барон — благородный человек, его решение достойно рыцаря. Он сделал вас, молодой господин, своим наследником, и теперь вы после его смерти станете бароном, так как титул у хозяина наследуемый, будете владеть всеми его землями и замком. Единственное, что вам нужно сделать — это за три года до вашего совершеннолетия научиться владеть мечом. Когда вам исполнится восемнадцать, вас обязательно вызовет на дуэль кто-нибудь из окружения герцога. Думаю, он взбесится, узнав, что вы стали наследником тех земель на которые он претендует. А за три следующих года его злость только усилиться. Лучшее, что вы можете сделать, молодой господин — за эти три года научиться владеть мечом.

Я недоумённо уставился на него, всё ещё не веря. Так я стал дворянином.

Глава 4 Барон Максимильян

Как не странно, но барон Крон, теперь уже мой приёмный отец, поступил удивительно верно. Подписанные бумаги, утвердившие моё официальное звание преемника барона, давали нам всем три года отсрочки. Никто не решился бы нарушить королевский указ, запрещающий вызов на дуэль несовершеннолетних — это каралось очень строго.

Солдаты герцога уехали ни с чем, а я с разрешения барона остался ночевать в кузне.