Мастер клинков. Книга 1: Начало пути

Дмитрий Распопов

Мастер клинков. Начало пути

— Ну что ж, — почесав затылок, сказал я сам себе, перекладывая монеты в кошель. — Левел первый: скилы на минимуме, из бабла пятьдесят золотых, задача — захватить мир.

Распопов Д.В. "Мастер клинков. Начало пути"

Пролог

— Ма-а-а-акс! — раздался дружный, многоголосый крик со двора.

Я, сидя за столом, тупо смотрел на не сделанное задание по русскому языку, злость разбирала меня. Ну, не виноват же я, что училка терпеть меня не может и придирается ко мне на каждом уроке?! А вчера так вообще, за препирательства с ней вызвала мать в школу, которая потом совместно с отцом стали капать мне на мозги. Вспомнив вчерашний разговор с предками, я поморщился, настроение упало ниже плинтуса. Отодвинув от себя тетрадь и учебник, я откинулся на стуле, делать совершенно ничего не хотелось.

— Ма-а-а-акс!!! — раздался крик громче прежнего.

Я, не выдержав, встал из-за стола и подошёл к окну: внизу стояла почти вся команда нашего двора и дружно кричала, вызывая меня на улицу. Они знали о моих вчерашних злоключениях, а также о том, что у меня отобран мобильник, потому и вызывали меня сейчас старым дедовским способом. Едва ребята увидели меня в окне, как зашумели ещё сильнее. Высунувшись в форточку я прокричал:

— Ну чего случилось?

— Пошли скорее играть, нас уже ждут в соседнем дворе!!

— Максим, опять холод в дом пускаешь? — раздался за спиной недовольный голос мамы.

— Сейчас иду! — прокричал я пацанам, и только после этого спрыгнул с подоконника, закрыл форточку и обернулся:

— Мам, я пойду, меня пацаны ждут.

После этих слов мамин голос слегка дрогнул:

— Максим, ты ведь обещал вчера сделать уроки.

— Обещал, значит сделаю, но позже, — немного резковато ответил я и стал собирать вещи.

— Постарайся хотя бы вернуться до прихода отца, — обиделась она и вышла из комнаты.

Одевшись и хлопнув дверью квартиры, я бросился вдогонку за ушедшими ребятами.

"Лучше бы остался дома", — думал я, медленно поднимаясь по лестнице домой, несколько часов спустя.

Нет, саму игру мы выиграли со счётом 5:2. Но вот потом, после матча, недовольные проигрышем соперники стали задирать одного из наших, и состоялось ледовое побоище, тут же, на "коробке". К сожалению, в этой битве мы проиграли и теперь, хромая домой, я отчётливо представлял, что сейчас начнётся. Катастрофа заключалась в том, что убегая из дома, я в спешке набросил на себя тот пуховик, в котором ходил в школу, жутко дорогой и подаренный мне отцом всего месяц назад, на день рождения взамен предыдущего, затёртого от постоянных падений на лёд.

"Надо было остаться в хоккейной форме, — с горечью подумал я, ощупывая несколько сделанных лезвиями коньков прорех, из которых на ходу сыпался пух". Лицо тоже ощутимо болело, и я совершенно не горел желанием видеть, во что оно превратится завтра.

Ещё этаж, и я остановился перед дверью своей квартиры. Делать было нечего, пришлось звонить, ключи я тоже в спешке не захватил. Вздохнув, нажал на звонок: в квартире раздалась мелодия "Собачьего вальса".

"Хоть бы не отец открыл дверь, — подумал я".

Понятное дело, что по закону подлости дверь открыл именно он.

Отец в недоумении посмотрел на меня, словно не понимая, что это за чудо в перьях предстало перед ним.

— Тань, иди посмотри на своего сына, — произнёс он повернувшись в квартиру.

Он позвал мать таким спокойным тоном, что я понял — неприятности мне точно обеспечены. Рассматривая меня насмешливым взглядом, он подождал, пока не подошла мать, и только тогда впустил меня в квартиру. Зрелище, наверно, действительно было впечатляющим, поскольку она всплеснула руками, а отец насмешливо произнёс.

— Явление Христа народу.

Когда они стали расспрашивать меня о том, что произошло, а я дернувшись в сторону, угрюмо буркнул:

— Подрались и подрались, чего трагедию из этого делать.

— Значит, так, — раздался голос отца, — сегодня уже поздно выяснять отношения, поэтому иди, умойся, приведи себя в порядок, а утром мы поговорим.

Я поплелся я в ванну и взглянул на себя в настенное зеркало. Не знаю, как выглядел Христос при своём явлении, но видок у меня был хоть куда. Из зеркала угрюмо пялился взъерошенный подросток шестнадцати лет отроду, зеленоглазый, со светло-русыми волосами и совсем еще недавно правильными чертами лица. Теперь же лицо было, мягко говоря, несимметрично. С одной стороны во всю скулу, от глаза и до носа, наливался огромный синяк, а с другой пухло лиловым цветом когда-то небольшое ухо.

— Мда, получил, — подвёл я итог сегодняшних приключений.

Я разделся и осмотрел своё крепкое и подтянутое тело — постоянные занятия зимой хоккеем, а летом футболом давали о себе знать. Благодаря этим увлечениям мне не приходилось стесняться, раздеваясь перед девчонками на физкультуре, в отличие от многих других ребят. Кстати сейчас с этой частью организма тоже было не всё в порядке: на левом боку красовался довольно большой кровоподтек.

Едва я вышел из ванной и прошел в свою комнату, как прибежала мать с полотенцем, полным льда.

— Максим, нужно приложить лёд к синякам, — сказала она, пытаясь приложить к лицу полотенце.

— Я сам, — отодвинулся я от её рук, забирая полотенце, — сам всё сделаю.

— Ну сам, значит сам, — нервно сказала мать и ушла из комнаты.

Я почувствовал сначала небольшую вину за своё сегодняшнее поведение, но сразу подумал — "Должна же она понимать, что нечего со мной сюсюкаться, я уже давно не маленький!".

Только час спустя я запрыгнул на кровать и попытался уснуть. Естественно, получалось слабо, так как я вспоминал драку, а также, думал о том, что завтра скажет отец. Под аккомпанемент этих раздумий ворочался в кровати до глубокой ночи, поэтому утро настало, на мой взгляд, чересчур быстро.

Проснулся я от боли: видимо, во сне неудачно перевернулся на травмированный бок. Машинально схватившись за него руками, я, не сдержавшись, застонал. Кровоподтёк налился благородной синевой и зверски болел. По-стариковски кряхтя, я боком сполз с кровати и подошёл к зеркальной дверце шкафа.

— Мда-а-а, — протянул я смотрясь в зеркало: в ответ отражение состроило рожу, жуткую из-за заплывшего глаза и распухшего уха. Еще бы горб, и можно идти пробоваться на роль Квазимодо.

Налюбоваться на себя мне не дали предки, которые зашли в комнату.

— Я понял уже, что тебе побоку все мои слова, — садясь на кровать, начал отец, — поэтому придется воздействовать на тебя материально.

Я сел на стул и поморщился от досады.

— Твой мобильник останется у меня, — продолжил он, смотря мне в глаза, — как и карманные деньги, и пожалуй, я ещё заберу из комнаты свой компьютер.

— Но..., — попытался я возмутиться, таким несправедливым наказанием.

— Всё, Максим! По-хорошему ты не понимаешь, поэтому будем с тобой по-плохому, — спокойно, но твёрдо прервал меня отец, и я понял, что он не передумает.

— Завтра тебе идти в школу, поэтому сегодня сходи, купи себе куртку. Только не такую дорогую, конечно, — сказал он, доставая кошелек и отсчитав деньги протянул их мне.

— Это только на куртку! — твёрдо сказал он, когда я прятал их в карман.

— Да понял я, не тупой, — отвернулся я от него и стал одеваться.

— Да, кстати, Вить, — внезапно сказала мать, обращаясь к отцу, — забыла тебе сказать, рано утром звонил твой отец.

— Как он? — голос отца слегка подобрел, а я стал вслушиваться в их разговор, деда я уважал.

— Просил приехать к нему, кузню надо поправить.

Отец немного задумался, а потом ответил.

— Отлично, как раз я хотел съездить его навестить. Через неделю у Максима зимние каникулы начинаются, на них-то мы и поедим. Пойду, позвоню ему и скажу, — с этими словами отец вышел из комнаты. За ним ушла и мать, оставив меня в поганейшем настроении, мало того, что у меня забрали мобилу и бабло, так ещё на зимние каникулы переться в такую даль, где не было даже телевизора.

Глава 1 Пурга

Никогда ещё я не ждал каникулы в таком унылом настроении, и когда нам выставили оценки за полугодие, я не был рад, что на следующий день не нужно идти в школу. Ведь завтра придется ехать к деду.

В четырехстах километрах от города начиналось Арчинское лесничество, в котором дед — папин отец — работал егерем. Пять лет назад он уехал из посёлка, где прожил всё жизнь, в тайгу, подальше от цивилизации, и теперь жил в собственноручно срубленном доме. Переехал он туда после смерти бабушки и жил совсем один, сутками напролёт пропадая в тайге.

Раньше мы довольно часто к нему ездили, потому что было у нас с отцом одно общее семейное увлечение, просто болезнь, которой, впрочем, страдали все наши предки-мужчины до неизвестно какого колена. Все мои прапрапра... — были кузнецами. Это даже по фамилии было ясно — полное моё имя Максим Викторович Кузнецов.

Дед рассказывал, что до революции к прадедам приезжали заказывать холодное оружие себе или кому-то в подарок даже генералы и губернаторы. Позже, во времена Советской власти, когда приехала комиссия по переписке и выдаче крестьянам паспортов, то они сразу давали людям фамилии, а какая фамилия может быть у лучшего кузнеца на всю губернию? Который ещё к тому же сын и внук кузнеца — конечно же, Кузнецов.

Дед также говорил, что и в советские времена богатые люди приезжали к Кузнецовым заказать себе саблю или шашку. Простой люд же знал — всё, что сделано Кузнецовыми, не погнётся, не поломается, не подведёт в нужный момент.

Дед и сам продолжал кузнечные традиции, и ему всем известные люди заказывали кто кованый столик, кто меч на стену, кто ограду или ворота по эскизам художников. Дед брался за всё и работу делал так, что количество заказчиков всегда было огромным. Даже переехав после смерти бабушки в лесничество, он сразу после бани, рядом со своим домом поставил кузню, правда, теперь уже ковал разные вещи только для себя.

Я всегда думал, что у нас с отцом что-то такое было заложено в крови, потому что при виде кузни всегда возникало одинаковое чувство — поскорее раздуть горн и сунуть в него какой-нибудь прут, чтобы сделать из него неважно что. Вид, запах и звуки металла, деформирующегося под ударами молота, приносили настоящее удовольствие, хотя я и не понимал почему так происходит.

Правда, дед всегда ругался от таких наших бесцельных забав, он говорил, что мы только металл на лом переводим. Зато всегда показывал нам, как нужно выковать нож, или вилку, или косу, или иную нужную в хозяйстве вещь. Каждая ковалась по своему: брался разный металл, грелся до разного цвета, по-разному ковался, а также закаливался и отпускался.

Глядя на работу деда по ковке сложных вещей, мы с отцом (я регулировал поддув горна, а отец был молотобойцем) не переставали удивляться тому, что дед творил с металлом. Порой нам не верилось, что на наковальне железо, а не мягкий пластилин. Но всё становилось на свои места, если за дело брались я или отец — в наших руках металл оставался металлом. Тогда дед, ворча, что вырождаются в роду кузнецы, брал маленький молоток и направлял движение тяжёлого, одиннадцатикилограммового молота, которым с трудом орудовал отец.

Сидя рядом со старым пылесосом, который выполнял роль мехов, я регулировал трансформатором выходящую струю воздуха, когда дед командовал увеличить или уменьшить температуру углей в горне, да сбрызгивал водой угли, чтобы они лучше держали жар.

Дед многому учил нас с отцом, но, поскольку мы относились к профессии кузнеца только как к увлекательному хобби, то, понятное дело, успехи у нас обоих были неважные. Тем более, что частота наших приездов к нему резко упала после его переезда в лесничество: дорога удлинилась на двести километров, и отец не мог ездить к нему часто.

Собирая вещи для завтрашней поездки, я посмотрел на то место на столе, где раньше стоял комп: теперь тут красовалась мамина ваза, а сам компьютер переехал в комнату родителей. Как выразился отец, на неопределённый срок. Это злило меня больше, чем поездка к деду. У него-то я поживу неделю и приеду назад, а вот потеря компа была существенным ударом.

"Ну, ладно, — решил я. — Когда вернусь, уговорю предков вернуть комп на место ".

— Может, всё же не поедете? — спросила мать, когда мы рано утром стояли одетые у двери. — Обещали сильную метель.

— Не волнуйся, — ответил отец, целуя её на прощанье — Мы ведь на машине поедем, а не пешком. Всё будет хорошо, когда приедем, я тебе позвоню.

На дворе действительно была метель, резкий ветер кидал в лицо холодный снег. Машина была уже прогрета, и мы, погрузив вещи, тронулись в путь. Когда мы ехали по полупустым дорогам к выезду из города, метель ощущалась не так сильно, но как только мы выехали на трассу, ведущую к дедушкиному лесничеству, она превратилась в настоящий буран.

Резкие порывы сильного ветра заставляли вздрагивать нашу не новую "Волгу", хорошо хоть печка работала отлично и в салоне было тепло. Проехав километров сто, отец внезапно сказал:

— Действительно, зря мы поехали, такое впечатление, что в ураган попали. Видимость практически нулевая, в двух шагах ничего не видно, придётся сбавить скорость до минимума.

Я сдержал радость, а потом предложил:

— Давай вернёмся, а завтра, когда метель утихнет, поедем?

— Пожалуй, ты прав, — ответил он. — Развернемся и поедем домой.

Развернувшись, мы так же медленно тронулись в обратный путь, но проехать удалось не более километра — боковой ветер дул с такой силой, что чуть не срывал автомобиль с трассы. Отец не стал рисковать и остановился.

— Придется ждать, — зло сказал он, стукнув по рулю рукой. — Чёртова погода!

Так мы просидели почти час, но ветер и не думал утихать, а только становился всё сильнее и сильнее. От неподвижного нахождения на одном месте у меня стали затекать ноги, и как я не ёрзал, онемение становилась только сильнее.

— Мне нужно размяться немного, — признался я отцу через час, чувствуя, что скоро вообще не буду чувствовать ног.

Отец покосился на меня и спросил:

— Настолько сильно, что ты готов выйти из машины?

Я кивнул головой.

Отец пожал плечами и сказал:

— Хозяин-барин, главное, не отходи от машины.

Я согласился и попытался открыть дверь. Ветер рванул её у меня из рук с такой силой, что я едва не вылетел из машины вслед за ней. На улице был жуткий холод.

Попрыгав немного вперёд, я наконец стал чувствовать, как кровь снова приливает к ногам, повернувшись я посмотрел перед собой, туда, где должна была стоять "Волга". Почти сразу я почувствовал, что у меня по спине потекли холодные капельки пота — машины не было.

Страх липкими руками схватил меня за сердце. Стараясь успокоиться и не паниковать, я остался стоять на месте, а не побежать вперёд, в пелену снежного бурана.

— Так, Макс, успокойся, — сказал я сам себе, стараясь задавить волнение. — Ты просто отошёл чуть дальше, чем думал. Нужно просто пройти ещё.

Так, сам себя подбадривая, я двинулся вперёд. Буран ревел и кружился возле меня, едва не сбивая с ног. Внезапно по правую руку от себя я увидел странный мерцающий свет.

— Машина! — радостно вскрикнул я и бросился туда.

Я тащился, едва продираясь сквозь выпавший по колено снег, а свет ближе не становился. Когда я почти выбился из сил, резкий порыв ветра в спину швырнул меня вперёд и я, пролетев в направлении мерцания несколько метров, упал в сугроб и ударился головой обо что-то твёрдое. Шапка немного смягчила удар, но он всё же оказался настолько силён, что я потерял сознание.

Глава 2 Руфиус аз Тарос

— Дьявол побери этого магистра и его эксперименты, — возмущенно думал про себя Седьмой маг Круга Руфиус аз Тарос, — если этот старый дурак ставит тупые эксперименты, вроде этих блуждающих порталов, то сам бы и расхлёбывал все последствия.

Маг был очень недоволен, так как Магистр Круга очень любил проводить различные эксперименты, и вот пару лет назад придумал новый, а именно: запустить в мир пятьдесят блуждающих порталов, без привязки к пространству и местности, и посмотреть, кто в них попадётся.

Точку их выхода с этой стороны привязали к центру круга в одной из комнат лаборатории, окружённого шестью усиленными защитными полями. Всё бы ничего, но, поскольку Магистр был вечно занят, то ответственным за этот эксперимент был назначен — а точнее, выбран "козлом отпущения" — самый младший, Седьмой маг Круга.

Вот уже третий год Руфиус возился с последствиями эксперимента. Хвала всем богам, за это время сработали почти все порталы, осталось дождаться срабатывания последнего, и тогда маг был бы освобождён от исполнения изрядно поднадоевших обязанностей.

Чего только не насмотрелся и натерпелся Руфиус за эти годы! Порталы хватали предметы или живых существ выборочно, по неизвестному никому, кроме них самих, принципу, вследствие чего если сегодня Руфиус был вынужден убирать с пола огромную кучу камней, то завтра в лаборатории вполне мог оказаться свирепый хищник из неизвестных областей мира.

Руфиус не помнил, какой по счёту из порталов однажды закинул в комнату огромный кусок Кракена, который целиком забил всё место в круге и заставил трещать от нагрузки защитные поля. Пару раз, правда, в комнате оказывались и обычные люди, которые начинали очумело оглядывались вокруг и от испуга биться о защитные экраны.

С этими, честно говоря, было проще всего. Маг пускал в ход заклинание "Считывание памяти" сканирующее этих бедолаг, а затем открывал старый портал, находившийся где-то в далёком людском королевстве, и просто выкидывал их туда. Толку от их памяти, правда, было мало, все их знания по сравнению со знаниями мага Круга Семерых не стоили ничего.

— Ну когда же ты сработаешь? — практически взмолился Руфиус на последний из порталов. — Смогу я, наконец, убраться из этой комнаты и заняться своими делами, которых за эти годы накопилась целая куча?

Если бы он мог покинуть свой пост, то давно бы это сделал. К сожалению, Магистр хорошо помнил обо всех затеянных им экспериментах, и с завидным упорством требовал отчётов у назначенных им ответственных лиц.

"Проклятый портал, — злобно подумал Руфиус, — без векторов направлений и привязки он может сработать и через минуту, и через пятьсот лет, а этот тупой Магистр не желает понять глупость подобных экспериментов".

Внезапно тренькнул магический колокольчик, означавший, что от последнего из порталов получен сигнал. Руфиус вздрогнул, и сердце у него забилось от счастья.

— Боги ответили на мои молитвы, — возликовал он и бросился в комнату приёма переносимых предметов.

Руфиус вбежал комнату и едва не заплакал от радости: последним перенесённым оказался какой-то крестьянин в странных одеждах.

"Сегодня точно счастливый день", — возликовал маг. Последний из порталов оказался одним из самых лёгких. Всё, что было нужно — это произнести заклинание "Считывание памяти" из книги, лежавшей тут же на постаменте, и выбросить крестьянина через стандартный портал. Проще занятия не найти.

Руфиус решил сначала открыть книгу на нужной странице, а потом задействовать портал, чтобы, не теряя времени, избавиться от осточертевшего эксперимента Магистра.

— Господин Руфиус! — услышал он голос, — господин Руфиус!

Маг недовольно скривился и, машинально перелистывая страницы, откликнулся на зов.

— Кого там принесло? Здесь я.

В комнату вбежал Старший лингвист Магистра, которого тот использовал как по прямому назначению, так и в качестве посыльного. Впрочем, в этом качестве Магистр использовал и учеников других магов Круга, вызывая этим их недовольство. Правда, дальше недовольства дело не шло, так как Магистр был не только сильнейшим из всех магов Круга, но ещё и самым быстрым на расправу, и запросто мог отрастить у провинившегося пару лишних конечностей, избавляться от которых предоставлял самому пострадавшему. Поэтому недовольство магов Круга своим Магистром заключалось в тихом брюзжании между собой, но вдали от его ушей.

— Господин Руфиус, Магистр срочно требует вас к себе, для отчёта по эксперименту "Блуждающие порталы", — на одном дыхании выпалил запыхавшийся Старший лингвист.

Маг чуть не взвыл. Проклятый Магистр вызывал его именно тогда, когда для завершения этого тупого эксперимента осталось доделать последние мелочи. Если же он немедленно не помчится на вызов — эта крыса лингвист обязательно доложит тому о промедлении.

Руфиус с содроганием вспомнил, как всего лишь год назад ему пришлось за бешеные деньги избавляться от ослиного хвоста, которым Магистр наградил его как раз за опоздание на доклад.

Руфиус тяжело вздохнул. Если он сейчас закончит возню с крестьянином, перенесённым последним порталом, то сможет доложить Магистру о завершении эксперимента. Но, с другой стороны, если он потратит на это лишние десять минут, то Магистр запросто сможет наградить его чем-нибудь похуже ослиного хвоста.

"Ведь дел-то осталось — сущий пустяк, даже полный кретин справится с произнесением двух записанных в книге заклинаний", — озлобленно подумал он, собираясь к Магистру.

Тут его взгляд упал на стоящего Старшего лингвиста, и в голову ему пришла отличная мысль. Если лингвист прочитает сначала одно заклинание, а затем другое, то получится именно то, что и требуется Руфиусу, который в это время будет на приёме у Магистра. Тогда маг сможет с чистой совестью доложить, что эксперимент закончен, и последний из порталов принёс крестьянина.

"А то, что он так странно одет — да и дьявол с ним, мало ли какую одежду носят на севере", — радостно думал он, прикидывая, сколько проблем решается одним удачным решением.

— Эй ты, как там тебя? — обратился он к Старшему лингвисту.

— Ростикс, господин, — кланяясь, ответил лингвист, ещё не догадываясь о задуманном магом.

— Я сейчас пойду к Магистру, а ты прочитаешь сначала вот это заклинание, — Руфиус открыл нужную страницу первой книги и показал лингвисту текст, — а затем вот это, — маг ткнул пальцем в страницу второй книги, лежавшей на другом постаменте, поближе к двери. — Вот и всё, что тебе нужно будет сделать. Понял?

Лингвист побледнел.

— Но, господин Руфиус, я же лингвист, а не маг, я не смогу произнести такие трудные заклинания.

— Читать язык рун ты умеешь? — насмешливо переспросил его маг. Старший лингвист обязан был его знать.

— Конечно, — кивнул головой Ростикс.

— Ну вот. Всё, что от тебя требуется — это прочитать заклинание из первой книги, а потом другое, из второй. Надеюсь, на это у тебя хватит ума? Или ты и читать не умеешь? — злобно прорычал Руфиус, теряя драгоценные секунды на спор с лингвистом.

— Но, господин... — пролепетал лингвист.

— Всё!! Если я приду, а этот крестьянин будет всё ещё тут, то Магистр лишится одного из своих лингвистов. Не думаю, что он заметит твоё исчезновение, — прорычал маг, бросаясь к выходу и со злости хлопая дверью.

Дрожащий от страха Старший лингвист даже не заметил, как порыв ветра от хлопнувшей двери перевернул несколько листов первой книги. Ростикс думал совершенно о другом: ведь Магистр действительно может не заметить исчезновения одного из многочисленных лингвистов, а даже если и заметит, то не будет из-за него предъявлять претензии другому магу.

"Неужели столько лет жизни, потраченных на изучение таких трудных языков, как оркский, гномий, не говоря уже о десятке других языков и диалектов, пропадут зря"? — с ужасом подумал Ростикс, подойдя к первому постаменту и глядя в книгу. Буквы были знакомы, это действительно было рунное письмо, Ростикс его знал и легко мог прочитать нужное заклинание.

— Перенос знаний, — прочитал он название заклинания, написанное корявым подчерком, видимо, рукой самого Седьмого мага.

"А, вот оно что!", — с радостью вспомнил Ростикс подслушанный разговор учеников Руфиуса. Они говорили, что однажды наложили заклинание на пойманного и мгновенно узнали всё, что знал тот, а потом порталом перебросили жертву в какое-то людское королевство. "Стало быть, маг поручил мне всего-навсего переписать в себя знания крестьянина, а потом выкинуть его через портал", — облегчёно подумал Старший лингвист. Дело действительно было совсем простым.

Прежде чем приступить к чтению заклинания, Ростикс посмотрел на крестьянина, лежащего в центре круга, за надежными защитными экранами. Обычный крестьянин, только одет как-то странно, да к тому же и в сознание ещё не пришёл. Решив не тянуть кота за хвост, Ростикс встал за первый постамент и прочитал заклинание. Пару секунд после этого у него покалывало в голове, но всё быстро прекратилось, боль отпустила. Лингвист задумчиво прислушался к своим ощущениям. Странно, но никаких новых знаний он не приобрёл.

— Крестьянин, наверное, настолько туп, что никаких знаний от него ко мне не перешло, раз я ничего не ощущаю, — с гордостью за себя подумал Ростикс, по привычке захлопывая книгу и переходя ко второму постаменту.

Второе заклинание было короче и проще первого. Произнеся его, Ростикс увидел, как открывшийся портал, жёстко привязанный магом к центру комнаты, поглотил крестьянина и отправил его к тому неведомому месту, которое располагалось на другом его конце.

— Ну, вот и всё, — обрадовано сказал сам себе Ростикс и, облегчённо вздохнув при мысли о том, как ловко он отвёл от себя возможный гнев Седьмого мага, отправился по своим делам.

Руфиус вернулся в лабораторию в отличном настроении, Магистр был удовлетворён и его скорым появлением, и результатами окончившегося эксперимента. Довольный собой маг зашёл в комнату и, увидев, что в ней нет ни лингвиста, ни крестьянина, радостно потёр ладони — эксперимент действительно полностью завершён и теперь можно заняться своими делами.

Глава 3 Новое место

Я застонал, голова у меня раскалывалась, как будто мне в неё прилетела шайба, а я был без шлема. Не раскрывая глаз, я схватился за неё руками. В лицо мне дул тёплый ветерок, неподалёку защебетали птицы.

"Так, стоп, — щёлкнуло у меня в мозгу. — Какой тёплый ветерок, какие птички? Сейчас ведь метель, зима на дворе". Быстро открыв глаза, я огляделся, и мне стало плохо.

"Это у меня глюки, или головой об камень так хорошо приложился? — пришла первая мысль. — Или, может, я уже умер и нахожусь в раю"?

Вторая мысль заставила меня вспотеть ещё сильнее, приподняться и сесть на землю.

Глаза, уши, нос, пальцы — всё говорило о том, что окружающее существует на самом деле. Я сидел на опушке зелёного леса, а тёплый ветер приятно обдувал вспотевшее лицо. Всё ещё ничего не понимая, я встал и ещё раз огляделся. Теперь я уже точно запаниковал, в сердце ворвался жуткий страх и я в отчаянье заколотил себя кулаками по ногам.

Позади меня был лес, а спереди и по сторонам — поле зреющей пшеницы, её я видел раньше в посёлке у дедушки. Вокруг меня было не только лето, но и полностью незнакомая местность. Асфальтовой дороги не было и в помине, куда не глянь — всюду или лес, или поле.

Через некоторое время ноги, по которым я так здорово прошёлся кулаками, начали болеть и мне пришлось прекратить собственную экзекуцию.

— Так, Макс, хватит паниковать, — приказал я себе. — Успокойся и приведи себя в порядок. В передачах по телевизору показывали всякое, возможно, тебя просто забросило на другую сторону земного шара, где сейчас лето. Нужно пойти, найти людей и узнать, куда я попал.

Решив это для себя, я обрёл спокойствие. Поскольку я сильно вспотел, находясь в зимнем пуховике, шапке и перчатках, то для начала разделся до футболки и, подобрав валявшуюся неподалёку палку, связал всю одежду в узел и продел получившийся ком через неё, как обычно вешал свой мешок с формой на клюшку.

Тёплый ветерок приятно дул, обдувая мокрое тело со всех сторон.

— Так, куда идти? — спросил я сам себя.

Идти было всё равно куда, так как дороги в наличии не имелось.

— Если всё равно, куда идти, то пойду по краю поля, ведь кто-то же его засеял, и ему может не понравиться, если я потопчу пшеницу, — рассудил я.

Определившись с направлением, я двинулся в путь.

"Странно, — подумал я, — воздух тут даже чище, чем у дедушки в тайге. Интересно куда я попал? Что за страна такая? Может быть Южная Америка или Африка"? — с географией я не очень дружил, поэтому не смог ответить на свой вопрос.

Вдруг я услышал звук ударов и смех подростков.

— Люди, — облегчённо вздохнул я и пошёл в ту сторону.

Подойдя ближе, я увидел дикую сцену: группа подростков в странных одеждах, одного возраста со мной, окружила лежащего на земле старика и пинали его ногами, радостно гогоча, когда тот дёргался от ударов.

Старика я разглядел с трудом, подростки его загораживали, но я успел заметить, что он также одет в старинные одежды, как будто сошёл со средневековой картины: чёрный с серебром камзол с рукавами фонариками и смешные чулки, выходящие из фонариков-шорт. Подростки, впрочем, были одеты точно так же.

— Ну что дедуля, отпишешь на меня свою землю? — внезапно раздался голос одного из подростков одетого лучше других. — Обещаю, я буду хорошим наследником и буду тебя кормить...иногда.

Услышав его последние слова, шестеро подростков опять заржали.

Я сначала не поверил своим ушам, но хоть подростки и говорили на незнакомом мне языке, но я их прекрасно понимал и пожалуй даже смог бы ответить им на этом же языке. Знания об этом, неведомым для меня образом у меня в голове были, также было множество других знаний, большинство из которых было мне совсем не понятно: какие-то знания о гномах, орках, различные меры измерений, различные особенности национальных произношений и многое другое. Едва я стал копаться в этом слое знаний, как у меня дико заболела голова.

— "Позже разберусь с этим", — решил я отложить эксперименты с этими знаниями на потом, сначала нужно определиться где я.

"Интересно куда же я всё-таки попал", — подумал я, слушая речи подростков. Хоть я и понимал их, но внутренне чувствовал, что такого языка не слышал по телевизору.

Тем временем старик что-то тихо ответил подросткам, и те, словно взбесившись, опять набросились на него, пиная ногами. Такого выдержать было уже нельзя: хоть врагов было очень много, но оставить старика им на растерзание я не мог.

Сняв одежду с палки, я поудобнее её перехватил и с диким криком бросился на подростков, мечтая, что они испугаются и убегут. Те, едва завидев меня, сначала побледнели, но, поняв, что я один, заухмылялись и, вытягивая из ножен на поясах короткие узкие мечи, шагнули мне навстречу.

Я напрягся, их железки выглядели уж очень натурально, мне ли не знать, как блестит сталь, играя на солнце отполированными гранями.

— Сейчас мы этого простолюдина распустим на лоскуты, — проговорил один из них, делая знак рукой остальным. Все замерли, а он приближался ко мне, помахивая мечом с лезвием в два пальца шириной.

У меня по спине пробежали мурашки — я понял, что меч действительно настоящий, а не пластиковый муляж из магазина, крашеный серебрином. По уверенному и наглому лицу пацана я понял, что он не шутит, и меня действительно сейчас нашинкуют.

"Блин, куда я попал, — испугался я, — не похоже, что тут кино снимают: нет ни камер, ни других актёров".

— Ну что деревенщина, страшно? — усмехнулся парень, довольно улыбаясь. — Если упадёшь на колени и вылижешь мне языком сапоги, то, так и быть, не буду тебя убивать. Подрежу только уши, чтобы следующий раз знал, как мешать графу Рональду.

От безысходности я выставил перед собой палку. Подростки отвлеклись от старика и дружно захохотали над моей, безусловно, глупой выходкой: противопоставить мечу кривую палку.

— Ромуальд, проткни его быстрее, — крикнул лучше всех одетый подросток, выглядевший главарём этой банды, — а то прискачет управляющий и всё веселье нам испортит.

Старик приподнялся с земли и, видимо, хотел мне что-то крикнуть, но удар ногой поверг его на землю, заставив зайтись в тяжёлом кашле.

— Вы чего, гады творите? — только и смог прошипеть я. — Приедет милиция и вас посадят надолго.

Подростки снова засмеялись. Стоявший напротив меня пацан взмахнул мечом и срубил часть палки, которую я выставил в качестве блока. Руки обожгло болью от удара, но я смог сдержаться и не бросить остаток бесполезной деревяшки: почему-то я держался за неё, как утопающий за соломинку.

— Ромуальд, чего ты там возишься? — капризно спросил один из подростков обращаясь к моему противнику.

— Хочу проиграться с ним, — ответил Ромуальд, выбивая остатки палки у меня из рук. — Чтобы ты знал, смерд, — сказал он перед следующим взмахом меча, — никто не спасёт ни тебя, ни этого старикашку.

Меч нёсся ко мне с большой скоростью, и только мои вратарские навыки позволили мне от него уклониться. Я отпрыгнул назад и едва не упал.

— Прыгучий какой, — рассмеялся подросток, делая колющий выпад.

От этого удара я опять уклонился, уйдя влево.

— Ромуальд, — крикнул главарь шайки, — мне самому им заняться? Ты смерда заколоть не можешь?

— Но, Рональд, — ответил немного обескураженный подросток, видя как я уклоняюсь от его выпадов, — он сколький, как змея.

— Ну так наколи, его как змею, — ответил подросток, чем вызвал смех остальных своих друзей.

Следующие две минуты я прыгал и скакал, как настоящий кузнечик, с трудом уклоняясь от свистящего меча. Правда, один раз я сплоховал, и кончик меча коснулся плеча, располосовав рубаху. Плечо обожгло болью, показалась кровь.

Увидев её, противник радостно вскрикнул и бросился атаковать с удвоенной быстротой. Я понял, что смогу продержаться от силы пару минут. Если до этого меня выручала моя скорость, то теперь я основательно выдохся, к тому же текущая кровь здорово действовала мне на нервы, заставляя сердце сжиматься от страха.

— Ага, — завопил Ромуальд, увидев, что я споткнулся о камень и растянулся на земле, — допрыгался, холоп!

Он занёс надо мной своё оружие, и я уже приготовился к смерти, как вдруг меч с громким звоном вылетел из его руки. Я удивлённо посмотрел на подростка и видя, что он сам находится в ещё большем недоумении, посмотрел туда, куда упал меч. Оказалось, что рядом с ним лежит сломанная стрела с четырёхгранным наконечником.

Сразу вслед за этим, с совсем небольшим промежутком, ещё пять стрел выбили мечи из рук других подростков. Те закричали от боли, тряся выбитыми кистями. Один из них попытался поднять оружие, но прилетевшая со стороны пшеничного поля стрела пробила ему ногу — подросток упал на землю и закричал от боли.

Вся банда с испугом замерла на месте, а затем, подхватив раненого под руки, бросилась наутёк, поняв, что стрелок не шутит и может перестрелять их, как куропаток. Их мечи остались лежать на земле.

Я с трудом поднялся и пошёл к старику, едва переставляя натруженные прыжками ноги.

— Дедушка, с вами всё в порядке? — вежливо спросил я, поднимая старика с земли и отряхивая его странный наряд от пыли.

Старик по-прежнему кашлял, но уже не так сильно.

— Нет... кхы... мне уже... кхы... кхы... лучше, — проговорил он, поднимаясь с земли и опираясь на моё плечо.

— Хозяин, как вы? — раздался голос сзади меня, и я с испугом повернул голову. С поля к нам выходил ещё один старик, только вооружённый длинным, в свой рост, луком. На спине у него висел колчан со стрелами. Я понял, что это и есть тот неизвестный стрелок, который спас нас со стариком.

— А, это ты, Гран, — улыбнулся пострадавший подходящему лучнику, который сразу же подхватил старика с другого бока. — Ты, как обычно, вовремя, сколько раз ты уже мне жизнь спасал, я уже сбился со счёту.

— Хозяин, ну что вы, — ответил второй старик. — Да если бы не вы, то моих детей растерзали собаки графа Рональда, и потом вы дали денег, чтобы моя семья переехала в другое герцогство. Я у вас в неоплатном долгу.

— Перестань Гран, — грустно улыбнулся старик, — ты начал спасать мне жизнь ещё во времена Первой войны магов. Так что это я в долгу перед тобой.

— Уважаемые дедушки, — перебил я их, — может, быстрее смотаемся отсюда, пока они не вернулись с подкреплением? Я предлагаю обратиться к местным органам правопорядка и написать жалобу на действия этих хулиганов. Их должны наказать, они чуть не убили меня и вас.

Старики непонимающе на меня посмотрели и тот, кого другой называл хозяином, ответил:

— Не знаю, кто ты, юный отрок, но у нас нет, как ты сказал "милиции", и я даже не знаю такого слова. Также точно то, что графа Рональда никто никуда не посадит, его отец — герцог Нариг. Единственное, в чём ты прав, так это в том, что нам нужно быстро уходить отсюда, пока они не вернулись за своими мечами.

Я поднял свои вещи и мы зашагали в сторону, указанную Граном, бережно помогавшим идти своему хозяину.

Пока мы шли, я решил что больше не буду высказывать свои мысли, пока не разберусь куда я попал: все эти графы, мечи, "хозяины", Первые магические войны сбивали меня с толку. У меня было такое чувство, что я попал в сказку для детей или в Средние века.

"Но ведь этого просто не может быть, — поправил я себя, — этого просто не может быть".

Очень скоро мы вошли в деревню и навстречу нам высыпала толпа людей. Глядя на их облачение, я понял, что они одеты очень просто, так, как крестьяне во всевозможных фильмах о сказочных рыцарях, спасающих принцесс. Не хватало только самих рыцарей.

Женщины с жалостью всплёскивали руками, а мужчины недовольно морщили лица, когда мы проходили мимо них.

— Скоро хозяина убьют, а нас отдадут герцогу Наригу, он-то с нами поквитается за то, что пошли против его воли и не сбежали к другим господам, — услышал я шепот одной из женщин.

— И без того его солдаты топчут наши поля и насилуют наших дочерей, — заплакала та, которой адресовались эти слова, — лучше бы барон согласился и переписал последнюю деревню герцогу.

— Не вашего ума дело, бабы, — прикрикнул на них стоявший рядом мужик, — наплачетесь ещё горькими слезами, когда перейдём к герцогу и его похотливому сынку.

Весь разговор я слышал и во мне стало зреть огромное зерно сомнения: что, если я попал в какой-то параллельный мир, и мой дом вовсе не здесь, а неизвестно где? Нужно срочно искать мага или волшебника, который отправит меня домой.

От этих мыслей на глаза мне навернулись слёзы и, чтобы их никто не увидел, я сделал вид, что в глаз попала соринка.

За деревней мы прошли через большой фруктовый сад и вышли на дорогу, ведущую к небольшому замку. Я от восхищения открыл рот — это действительно был самый настоящий замок со всеми полагающимися ему атрибутами: рвом, подъёмным мостом, крепостной стеной с воротами, развевающимися знаменами на остроконечных вершинах угловых и центральной башен. Такое я раньше видел только на картинках или в кино.

Правда, когда мы подошли ближе к воротам, действительность оказалась куда неприглядней: от рва остался лишь небольшой бруствер, мост был без цепей и вряд ли когда-нибудь сможет быть поднят. Сам же замок был похож на идущих рядом со мной стариков: он явно знавал лучшие времена.

Даже мне было понятно, что замку нужен срочный ремонт, так как ветхие стены грозили обрушиться сами, не дожидаясь осаждающих их войск.

— Хозяин, что случилось? — раздались крики из замка, и навстречу нам выбежали две пожилые женщины, которые, осматривая нас, горестно запричитали.

— Так, всем молчать! — приказал старик, в голосе которого неожиданно зазвенел металл. — Этот юноша спас меня от графа Рональда и является моим почётным гостем. Выделите ему гостевую комнату, ближайшую ко мне.

— Но, хозяин, — перебила его одна из женщин, — там давно нет мебели, мы всё сожгли этой зимой, так как не было дров. Мы можем его устроить только в помещении слуг, это единственное место, где остались лавки.

Старик виновато посмотрел на меня.

— Вы не расстраивайтесь, дедушка, — поспешил успокоить я его, — я у вас ненадолго задержусь, приведу себя в порядок и завтра пойду искать магов.

Как только я сказал последнее слово, то понял, что опять ляпнул не то. Лица всех присутствующих стали земляного цвета, а Гран вообще подскочил ко мне и заткнул рот ладонью, озираясь по сторонам.

Старик так же осторожно огляделся, но, видимо, успокоившись, тихо произнёс.

— Я не знаю, кто ты, юный отрок, но если тебе дорога жизнь, никогда не произноси этого слова в нашем королевстве. Да и вообще, если хочешь прожить чуть дольше, чем пару минут, не произноси этого слова вслух. Если на тебя просто подумают, что ты ищешь связи с неназываемыми, тебя казнят, но сначала будут пытать две недели, чтобы вызнать о них больше.

Видя состояние окружающих, я понял, что они ни капельки не шутят, и решил отныне вообще держать рот на замке, пока не разузнаю, куда я попал.

— Иди, умойся, отдохни с дороги, устройся на ночлег, — продолжил уже спокойным тоном старик, — а через два часа, за ужином, ты нам всё расскажешь.

Я поблагодарил его и отправился вслед за женщинами, которые тут же стали меня расспрашивать, кто я, откуда, почему одет в такую странную одежду, как познакомился с бароном Кроном. Я тут же придумал легенду, которой собирался придерживаться в дальнейшем. Ничего не помню, кто я — не знаю, очнулся в лесу, брёл, куда глаза глядят, и встретил барона, на которого напали. Так мы и познакомились.

Женщины поохали и погладили меня по голове, говоря, что потерять себя — это самое страшное, что может случиться с человеком.

За этими разговорами мы пришли в небольшое полутёмное помещение в угловой башне замка. Там было всё: от кухонных очагов до лавок, заваленных тряпьём и шкурами.

— Ну вот, это твоя лавка, — кивнула мне одна из женщин, когда закончила перевязку моего поцарапанного мечом плеча.

Я посмотрел на указанное ею место.

— Бедный Таль скончался от холода этой зимой, и больше некому носить дрова в замок. Не Грану же или безрукому их таскать.

Я поблагодарил её и направился к лавке. Кругом стояла такая вонь, что я сморщил нос. Как они вообще тут живут?

Идя к лавке, я наступил на мышь и отпрыгнул, когда несколько десятков этих тварей бросились от меня врассыпную, недовольно попискивая. Меня едва не стошнило, а когда я разглядел в полутьме, что лежащие на лавке тряпки чуть шевелятся, то, едва сдерживаясь, бросился наружу. В этом месте я точно спать не буду.

Выскочив из башни, я осмотрелся, ища, где бы мне остановиться на ночь. Тут я услышал до боли знакомые звуки, которые всколыхнули мою кровь — где-то тут была кузня и в ней кто-то работал. Я двинулся туда с мыслью: лучше напрошусь ночевать в кузне на свежем воздухе, чем лягу в том клоповнике.

Обогнув угол башни, я увидел то, что искал. Кузня стояла на заднем дворе замка, отдельно от всех построек, именно оттуда раздавались звуки ударов молота о металл. Подойдя ближе, я был приятно удивлён: кузня оказалась лучшим строением в этом замке — ни одного покосившегося или выпавшего камня, кроме того, всё было промазано глиной.

"Видимо, здесь работает настоящий кузнец", — с уважением подумал я, заходя под навес.

Хозяин кузни оказался ростом вровень мне, правда, в ширину был как большой двустворчатый холодильник в доме маминых друзей. Я встал слева от наковальни, за спиной кузнеца, и стал наблюдать за совершающимся таинством. Кузнец ковал подкову, медленно, аккуратно проковывая каждый её миллиметр. Почувствовав, что в кузне кто-то есть, он повернулся и я невольно разинул рот. Больше всего меня поразило не то, что вместо рук у кузнеца были металлические протезы в виде клещей и молотка, а то, что он был гномом. Классическим таким гномом из кинофильмов и фантазийных книг, что я иногда почитывал. Низкие надбровные дуги, нос картошкой, борода, заправленная в кожаный фартук, маленькие косички, висящие из-под кожаного колпака на голове — в общем, на меня недовольно смотрел яркий представитель Подгорного племени. Память услужливо подсказала обычное приветствие гномов и я рискнул поприветствовать недовольного гнома на его же языке, который я оказывается тоже знал.

— Приветствую мастера Подгорного племени, — обратился я к нему на гномьем языке, как услужливо подсказала неизвестная часть моей памяти, как "основного наречия Подгорного племени".

Брови гнома немного поднялись, но тут же вернулись на место. Он внимательно на меня посмотрел и его брови снова поднялись вверх. Неожиданно, так же на гномьем он произнёс:

— Одевай фартук, бери молот и сделай мне подкову.

Я удивлённо на него посмотрел, но спорить не стал. Сняв одежду, чтобы не прожечь её, я остался в одних трусах. Затем надел фартук и, взяв горновые клещи для закладки металла в горн, подошёл к куче лежащих обрезков металла, выбрал кусок, подходящий по размеру для подковы и сунул его в огонь. Гном тем временем закончил работу и положил подкову на камни рядом с половиной деревянной бочки, по которой журча бежал ручей, держа её всегда полной.

Гном отодвинулся от наковальни и внимательно стал на меня смотреть. Поняв, что он устраивает мне проверку, я не захотел подвести своего дедушку и постарался вспомнить всё, чему он меня учил. Странно, но все мои знания прекрасно вспомнились, даже те слова деда, которые, как я думал, навсегда забыл. Особенно странно это было потому, что я помнил слова деда и отца только касаемо кузни и металла, а всё остальное вспомнить не мог, как ни старался.

Подойдя к горну, я посмотрел вниз. Там располагались ножные мехи, с помощью которых, со слов деда, раньше в горн для увеличения температуры пламени закачивался воздух. Затем я посмотрел в горн и увидел, что угли пышут жаром.

"Всегда сбрызгивай угли водой, — вспомнились слова деда, — так и стабильный нагрев металлу дашь и он быстрее нагреется". Я зачерпнул ковшом воды из ручейка и слегка сбрызнул угли: они зашипели и покрылись чёрной коркой. Отложив ковш, я стал давить ногой на меха, разогревая угли и металл. Временами, когда с углей сходила чёрная корка, я снова сбрызгивал их водой.

Посмотрев на цвет куска металла, лежащего в горне, я задумался: в зависимости от марки металла или стали существовала и температура его нагрева. По идее, работая с незнакомым материалом, я должен был засечь все цвета которые проходит металл до пережога, но мне не хотелось портить заготовку на глазах у гнома, поэтому я повернулся к нему и решил пока разговаривать с ним на гномьем:

— Цвет?

Гном хмыкнул и ответил:

— Белый.

Поработав мехами, я довёл кусок железа до белого каления. Прежде, чем достать его из горна, я подошёл к уже выкованной гномом подкове и, взяв её ковочными клещами, осмотрел со всех сторон: нужно было уточнить форму, наличие шипов и прочие нужные вещи. Запомнив всё это, я подошёл к горну, вытащил клещами поковку, взял в руки небольшой молот и нужные для формирования подковы инструменты: дорожник, пробойник, шпильку.

Странно, но всё, что сейчас делал самостоятельно, я бы никогда не смог повторить дома без дедушкиной помощи. В этом странном месте, в которое я попал, все, что когда-либо о металлах говорил дед, всплывало в памяти так отчётливо, будто это было сказано им вчера.

"Жаль, что только о металле", — с сожалением подумал я.

Поэтому, помня всю последовательность действий я начал работать: сначала вытащил полоску металла, сделал с помощью инструментов шипы на концах, затем прорубил гвоздевую дорожку. Когда я закончил первый этап, руки мои едва держали инструмент и тряслись от усталости — всё же навыка работы у меня было меньше, чем знаний. Но, держась на одной воле, я смог закончить первый этап работы и снова сунул полоску в горн для нагрева, поскольку она уже остыла. Когда заготовка снова стала белой, я вытащил её и сделал средний шип, а также пробил отверстия под гвозди.

Затем снова положил её в горн. Пока почти готовая подкова грелась, я опять взяв в руки уже остывшую подкову, выкованную гномом, и ещё раз оглядел её: на третьем этапе ковки нужно было согнуть заготовку по шаблону, потом отбухтовать внутреннюю кромку и, наконец, выровнять.

За один проход у меня это сделать не получилось, пришлось ещё два раза нагревать металл, чтобы закончить всё необходимое. Когда я клещами выносил готовую подкову, чтобы положить её на камни, для остывания, то едва держался на ногах: руки и ноги дрожали от непривычной работы, пот заливал мне лицо, а ладони грозили вскоре покрыться нешуточными мозолями. Но, украдкой глядя на гнома, я был счастлив, и моё самомнение стремительно увеличивалось — во время моей работы выражение лица гнома менялось, как погода. Сначала оно было презрительным, затем стало проступать удивление, потом недоумение, а теперь, когда я выложил подкову для остывания, гном выглядел откровенно ошарашенным. Его высоко поднятые брови и закушенная во рту борода выдавали крайнее изумление.

Не говоря ни слова, он подошёл к ещё не остывшей подкове, взял её клещами протеза, поднёс к глазам и внимательно осмотрел.

Когда моя гордость за себя стала выплывать наружу в виде счастливой улыбки на пол-лица, гном обрушил меня на землю, обломив всё.

— Качество плохое, ковка отвратительная, подкова годится, только чтобы на забор повесить, воров отгонять. И то навряд ли поможет, — закончил гном свою речь.

Повернувшись ко мне спиной, он выбросил с таким трудом сделанную подкову в кучу железного хлама, который лежал перед кузней.

— Работа, конечно, отвратительная, — повторил гном, задумчиво глядя на меня, — но я бы взял тебя в подмастерья. Согласен?

Я кисло улыбнулся ему и ответил:

— Я не планирую здесь задерживаться, скорее всего, завтра-послезавтра уйду из замка, так что спасибо вам за предложение.

Гном проворчал:

— Первый раз в жизни беру себе подмастерье, да ещё какого-то человека, пусть и говорящего на нашем языке — и тот отказывается. Да за одну только возможность поработать со мной многие в Тарских горах отдали бы руку.

Я склонил голову.

— Мне правда нужно будет уходить, уважаемый мастер.

Гном недовольно отвернулся и вышел из кузни. Я сложил все инструменты, которыми пользовался, и решил, что лучше действительно переночевать тут, чем в том клоповнике. Постелив на землю большой кожаный фартук, я уложил на него сверху свои зимние вещи — получилась, конечно, не перина, но я не привередничал.

Тут же, в кузне, я умылся и даже сполоснулся по пояс после тяжёлой работы, правда, вода в ручье была обжигающе холодной.

"Стоит привыкать к таким условиям, — грустно подумал я, — возможно, ванну и душ я увижу не скоро". Думать об этом совершенно не хотелось, поэтому я решил отложить все мысли до разговора с бароном.

Ужин у барона был предельно простым: сыр, краюхи хлеба и жареное мясо. Но я был настолько голоден, что уплетал всё за обе щёки. Правда, от меня не укрылся внимательный взгляд барона и его кивки Грану, на то, как я лихо управляюсь двузубой вилкой и ножом. Когда я и барон насытились, со стола было убрано и мы остались вдвоём.

— Для начала давай познакомимся, мой юный спаситель, — с улыбкой спросил меня барон.

— Максим Кузнецов, — представился я неполным именем, что-то удержало меня от произнесения ещё и отчества.

— Барон Крон, владелец этого замка и окрестных деревень, — представился он, но потом сконфуженно поправился, — деревни.

Я сделал вид, что не заметил этой оговорки и спросил его:

— Господин барон, я совершенно не помню себя, и хотел спросить у вас, как у умудренного жизнью человека: кого мне стоит поискать, чтобы мне помогли обрести память?

Барон довольно улыбнулся при слове "умудрённого" и ответил:

— Похвально видеть в молодом поколении уважение к старческим сединам. С такой проблемой, как у тебя, я ни разу не сталкивался. Возможно, тебе стоит показаться нашей знахарке, живущей на краю леса, она единственная в этих краях, кто может чем-то помочь.

Я нахмурился, знахарка меня точно не устраивала и спросил:

— А как же маги или волшебники? Их вообще реально найти?

При моих словах барон вздрогнул и испуганно заозирался.

— Максимильян, ради Единого, никогда больше не произноси этих слов. Запомни, у стен есть уши, и если даже при поношении короля эти уши будут безучастны, то, поверь мне, за одно только слово о неназываемых тебя потащат в пыточную.

Я вздрогнул от его слов, было похоже что старик не шутит, а боится всерьёз. Что, если он говорит правду?

— Что такого произошло, раз неназываемых так боятся? — спросил я.

— Войны магов, — тихо ответил барон. — У всех ещё свежи в памяти Первая и Вторая магические войны. Тогда неназываемым почти удалось захватить королевство и только вмешательство Священного Ордена паладинов Нашего Господа помогло королю уничтожить магов и их войско. Правда, считается, что Круг Семерых до сих пор жив и плетёт очередной заговор с целью захвата мира. Именно поэтому любой, кто просто заикнётся о неназываемых, будет казнён — слишком велик страх властей перед ними и их слугами. Так что, если тебе дорога жизнь, никогда не спрашивай о них и тем более не назовись их последователем, иначе за твою жизнь я не дам и асса.

— А что в этих войнах произошло-то? — поинтересовался я у него, — почему все так боятся неназываемых?

Барон опять, скорее в силу многолетней привычки, чем из соображений безопасности, оглянулся вокруг и тихо ответил.

— Круг Семерых использует магию, а она запрещена Единым Богом как богомерзкое занятие и отрава человеческих душ. Семь неназываемых Круга на полях битвы Первой войны использовали магию Смерти, поднимая павших солдат и направляя их против живых. Именно после этого во всех королевствах было запрещено даже произносить название магии и магов. Паладины Единого Бога огнём и мечом долго выжигали подобную скверну везде, где её находили. Сколько тогда погорело травников и знахарок, обвинённых в пособничестве неназываемых — не счесть. Костры с людьми горели, не угасая, в каждой деревне и селе, до тех пор, пока паладины не заявляли, что данная деревня очищена от скверны. Не приведи Единый, чтобы паладины вернулись снова, а это случится обязательно, если дознаются о пособниках неназываемых. Ещё раз заклинаю, никогда и нигде не произноси этих слов.

Я от его слов погрустнел и спросил:

— А если мне очень нужно встретиться с магом, то у кого это можно хотя бы спросить?

Барон тяжело вздохнул и, оперев подбородок на руку, ответил:

— Если ты так упорствуешь, то следующий подобный вопрос вне стен этого замка ты задашь уже палачу. За донос на слуг неназываемых объявлены крупные награды, поэтому первый же встречный, у которого ты об этом спросишь, побежит и сдаст тебя с потрохами. А после того, как ты под пытками во всём сознаешься, сюда придут паладины, и вновь в округе запылают костры.

Я неверяще смотрел на барона и мысли в моей голове заметались.

"Ну как же так, во всех книгах обязательно находился либо маг, либо добрая богиня, которым нужен был прибывший из другого мира герой. Они обязательно встречали его и, выполнив их задание, герой становился богатым, счастливым и возвращался домой. Что же теперь делать? — в панике думал я, — как спастись, если нельзя даже говорить о магах? Каким образом мне попасть обратно, домой? А родители, они же наверняка забеспокоятся! А ребята, как же они будут без вратаря?

Но, конечно, больше всего я волновался о своей семье.

"Мама же с ума сойдёт от беспокойства! Всё равно придётся предпринять попытки по поиску магов, — решил я. — Только теперь, зная такие подробности, больше слушать, чем говорить".

— Да, кстати, не хотел тебя огорчать ещё больше, — сказал барон, видя мою задумчивость, — но из замка тебе уходить нельзя.

— Это ещё почему? — возмутился я.

— Ты ещё не забыл от кого ты меня спас? — тихо спросил барон.

— Их забудешь.

— Так вот, как я уже говорил — это был граф Рональд, младший сын герцога Нарига, владельца нашей провинции Шатар, к тому же приходящегося родственником королю. У него в подчинении множество рыцарей, не говоря уже о вассалах и воинах.

— И как это относится ко мне? — не понял я.

— Я надеюсь, у тебя есть бумаги, подтверждающие твоё дворянское звание? — взволнованно спросил меня барон.

— Э-э-э, нет, — не поняв, о чём идёт речь ответил я.

— Это плохо, очень плохо, — ответил барон, схватившись руками за голову, — теперь у тебя два варианта: либо бежать сию секунду, либо умереть.

Я закашлялся от таких альтернатив.

— Но почему?

— Простолюдин, поднявший руку на дворянина, обязан быть выдан, и его сначала четвертуют, а потом голову насадят на копье и выставят на всеобщее обозрение, в назидание остальным. Если завтра приедут люди герцога, я буду обязан выдать тебя им, иначе мне бросят вызов на дуэль, несмотря на мой возраст, — покачиваясь на стуле, растерянно говорил барон.

Тут мне стало по-настоящему страшно: мало того, что нельзя произносить слово маги, так ещё я оказался простолюдином, которого в любой момент может убить любой дворянин.

"Блин, что же мне делать?" — пронеслись в голове мысли.

Барон покачивался на стуле, что-то бормоча про себя.

— Тебе нужно бежать, иначе утром будет уже поздно, — внезапно произнёс он, — я снаряжу тебя и дам еды.

Я уже собирался встать, как в комнату, чуть не упав, ворвался Гран.

— Господин барон, у ворот люди герцога Нарига. Они требуют выдачи простолюдина, поднявшего руку на графа, его сына, и того, кто ранил барона Шаклю.

Барон от отчаянья застонал.

— Ты погиб, как же я сразу-то не вспомнил об этом, старый дурак!

У меня подкосились ноги: умереть вот так, за то что помог человеку — это было нечестно.

— Сколько их, Гран? — спросил барон дрожащим голосом.

— Больше сорока, — испуганно ответил Гран. Ведь эта же история касалась и его, это он ранил одного из тех подростков. Теперь всё было в руках барона: он мог выдать и меня, и своего старого верного слугу.

— Тебе сколько лет, мальчик? — внезапно спросил меня барон.

— Шестнадцать, — удивлённо ответил я.

— Теперь тебе для всех будет пятнадцать, и запомни это крепко-накрепко, — твёрдо сказал барон и, повернувшись к слуге, приказал: — Гран, письменные принадлежности мне.

Слуга бросился выполнять.

— Слушай меня, мой мальчик, и запоминай, — быстро стал говорить барон, подойдя ко мне и шепча на ухо, — я усыновлю тебя, и сделаю тебя своим официальным наследником. Я понял, это решит все наши проблемы: я не выдам своего спасителя и смогу отныне жить без нападок герцога и его сына. А у тебя будет целых три года, чтобы научиться владеть мечом. Как только тебе исполниться восемнадцать — на следующий день тебя вызовут на дуэль.

— Подождите, — остановил я его быструю речь, — какой наследник, какая дуэль, вы о чём?

— Потом, мой мальчик, всё потом, — ответил барон, беря принесённое Граном перо, палочку чернил и чернильницу, — сначала спасём тебя, Грана и меня.

Барон быстро что-то написал на одном листке странного, похожего на тонкую выделанную кожу материала, затем написал ещё что-то на другом листе и, приложив к обоим документам (на которые предварительно был накапан воск) свой перстень, быстро выбежал из комнаты.

Я в недоумении остался на своём месте и обратился к Грану.

— Что вообще происходит?

Старый слуга тепло мне улыбнулся и поклонившись ответил.

— Господин барон — благородный человек, его решение достойно рыцаря. Он сделал вас, молодой господин, своим наследником, и теперь вы после его смерти станете бароном, так как титул у хозяина наследуемый, будете владеть всеми его землями и замком. Единственное, что вам нужно сделать — это за три года до вашего совершеннолетия научиться владеть мечом. Когда вам исполнится восемнадцать, вас обязательно вызовет на дуэль кто-нибудь из окружения герцога. Думаю, он взбесится, узнав, что вы стали наследником тех земель на которые он претендует. А за три следующих года его злость только усилиться. Лучшее, что вы можете сделать, молодой господин — за эти три года научиться владеть мечом.

Я недоумённо уставился на него, всё ещё не веря. Так я стал дворянином.

Глава 4 Барон Максимильян

Как не странно, но барон Крон, теперь уже мой приёмный отец, поступил удивительно верно. Подписанные бумаги, утвердившие моё официальное звание преемника барона, давали нам всем три года отсрочки. Никто не решился бы нарушить королевский указ, запрещающий вызов на дуэль несовершеннолетних — это каралось очень строго.

Солдаты герцога уехали ни с чем, а я с разрешения барона остался ночевать в кузне.

На следующее утро у нас с ним состоялся разговор, после которого моя судьба определилась на несколько ближайших лет. Барон ещё раз предупредил, что лучшим выходом для меня будет остаться в замке и учиться владению мечом, так как теперь моей жизни угрожала серьёзная опасность — герцог мог решить не дожидаться трёх лет, а через поставных лиц организовать мою гибель, от рук лесных разбойников, например.

Барон серьёзно был озабочен моей безопасностью, поскольку, имея официального преемника, мог теперь чуть менее опасаться за свою жизнь. Также он отметил, что у меня будет больше шансов узнать хоть что-то о магах после совершеннолетия, в столице королевства. Как новоявленный барон, я обязан буду прибыть в королевский дворец и присягнуть на верность сюзерену, поскольку над бароном Кроном не было иной власти, кроме власти короля.

Свою клятву верности барон принёс на поле битвы именно королю, когда тот сделал из мало кому известного оруженосца барона Крона. Производство в рыцари состоялось после того, как король самолично увидел оруженосца, возглавившего отряд панцирников своего павшего господина и спас от гибели целый полк королевской конницы.

Поэтому после боя король лично произвёл героя в рыцари и наделил его землёй. Следующие походы, уже в качестве рыцаря и главы небольшого отряда, набранного из ополчения деревень, позволили ему добраться до наследуемого титула барона.

Правда, когда закончились войны и походы, барон был уже стар, и вместо ухаживаний за холёными и неприступными женщинами-дворянками его вполне устраивали ласки служанок. Поэтому годы шли, а барон так и не обзавёлся наследниками, вследствие чего на его земли положил глаз герцог Нариг, сначала выкупая, а потом просто отбирая их у барона.

Насколько барон был хорошим воином, настолько плохим он оказался управленцем, и вскоре от него сбежали последние наёмники, которым он задолжал плату. С тех пор солдаты герцога и его вассалов творили на землях барона, что хотели, а тот ничего не мог с этим поделать.

Сейчас в замке проживало всего пять человек вместе с бароном, да в последней деревне осталось тридцать пять домов с парой сотен жителей, которые обрабатывали свои поля и поля барона. Денег с продажи пшеницы едва хватало на мелкие нужды, в основном всё хозяйство велось тут же, в замке.

Самый большой доход давал заложенный когда-то давно фруктовый сад, сейчас именно он спасал положение, так как у барона свежие фрукты покупал перекупщик и перепродавал куда-то ещё. На эти деньги существовал сам барон и трое его слуг: Гран, повариха Марта и горничная Герда (она же по совместительству любовница барона).

На мои расспросы о гноме-кузнеце жители замка, все как один, отзывались с крайним почтением. Спустя месяц проживания в замке я понял, почему: вся округа знала о мастере и несла к нему на ремонт сломанную утварь, вели подковывать лошадей. Мастерство безрукого кузнеца было настолько велико, что слух о нём прокатился далеко за пределы баронства. Можно было сказать, что мастер Дарин был второй по прибыльности статьёй доходов баронства, именно поэтому на него все молились и надеялись, что никогда не наступит день, когда он решит покинуть барона. Ведь его постоянно приглашали к себе другие дворяне, которые ради встречи со старым мастером проезжали большие расстояния.

Но гном был непреклонен: когда-то барон вытащил его из рук палача, и гном последовал за своим спасителем, оставив свой род. Что случилось тогда, и как гном потерял руки — было величайший тайной, которой ни гном, ни барон не делились ни с кем. Вот и ходили слухи, один невероятнее другого.

Именно потому, что гном приносил доход своим ремеслом, он считался просто гостем барона, которому платили за работу, хотя на самом деле именно он был кормильцем всего замка. Эти сведения я вытянул из Грана, пока барон занимался с солдатами герцога.

Я потянулся и скривился, всё же спать на сырой земле — то ещё удовольствие. Я зевнул, поднялся с земли и сразу встретился взглядом с разъярённым гномом. Не давая ему раскрыть рот, я на местном языке сказал.

— Мастер Дарин, кузня — это единственно место в замке, где нет клопов и мышей.

Гном сначала недоумённо на меня посмотрел, потом расхохотался и с такой силой стукнул меня по спине, что я кубарем улетел под наковальню. Гном засмеялся ещё сильнее и когда я, злой как чёрт, вылез из-под наковальни, ответил:

— Просто невероятно, я знаю тебя второй день, а ты уже успел меня удивить и рассмешить.

— Ничего не вижу в этом смешного, — пробурчал я, поводя плечами, рука у кузнеца была как кувалда.

— Слышал я, ты будешь новый хозяин замка? — спросил он меня прищурившись.

— Ага, — пробурчал я, ещё злясь на него, — и ваш новый подмастерье.

Гном снова захохотал наклоняясь вперёд при этом он фыркая, произносил.

— Барон-подмастерье.

— Что вы скалитесь всё время, — взбесился я, — может человек хотеть приносить пользу?

Гном после моих слов заржал ещё сильнее и едва не упал, но успел прислониться к горну. Я стоял, злобно кусая губу в ожидании, пока он нахохочется.

— Ну, малыш, давно я так не смеялся, чуть ли не со времён Гаракской битвы, — сказал гном, немного успокоившись. — Чтобы человек, вчера ставший наследником барона, захотел стать полезным, да ещё и столь оригинальным способом — став подмастерьем — такого нет даже в самых смешных сказках.

— Ладно, человек, — сказал посерьезневший гном, протягивая мне протез с клещами. — Будем знакомы, Дарин, сын Дарта.

— Сэр Максимильян, — ответил я, пожав металлические клещи, — можно просто Макс.

Гном отпустил мою руку и сказал.

— Кстати, небольшое правило. То, что ты барон, вовсе не даёт тебе поблажек. Буду гонять как последнего гнома.

Я уныло кивнул головой.

— Почему-то я так и подумал.

Гном снова зашёлся в смехе.

— Если кузнеца из тебя не получится, то уж странствующий комедиант — вполне. После барона-подмастерья я ничему не удивлюсь.

Гном наклонился ко мне и сказал на ухо.

— Лучше не рассказывай никому, что говоришь на гномьем языке, может возникнуть куча проблем, разговаривай со мной на шаморском.

Я удивлённо кивнул головой.

Уже вечером, когда я перетащил одну из скамей в кузню и лёг спать на столь непривычную кровать, я стал думать, почему вообще пошёл в подмастерья. Ведь я теперь почти барон и могу просто ничего не делать, денег у барона хоть и мало, но на жизнь хватит. Уже засыпая, я так и не смог ответить на этот вопрос. Что-то внутри меня просто влекло меня к кузне, помимо моей воли.

— Максимильян, — разбудил меня голос барона, — почему ты отказываешься спать в комнате, которую я тебе выделил?

Открыв глаза я увидел барона, недовольно на меня смотревшего.

— Господин барон, — ответил я быстро, — мне тут нравится, нравится запах металла, угля. Да и тепло тут ночью.

Не отвечать же барону, что в замке полно крыс и клопов, даже кровать, которую мне принесли из запасов самого барона и застелили не первой свежести простынями, кишела этими кровососами. Не привыкший к ним, я тогда так и не смог заснуть, решив на лето поселиться в кузне.

— Ну, хорошо, — ответил барон, довольно улыбаясь, — вставай, сейчас начнём занятия, а потом я с Граном поеду в лес, на охоту. Может быть, подстрелим пару птиц.

С момента моего появления в замке прошло три недели и у меня уже сложилось чёткое расписание: подъём, разминка, лёгкий завтрак, растопка кузни и наведение порядка в ней к приходу мастера Дарина, затем занятия на мечах с бароном, обед и весь оставшийся день работа в кузне.

Нужно сказать, что учитель из барона оказался плохой, всё-таки старость брала своё. Некогда крепкий и сильный рыцарь сейчас с трудом мог показывать мне какие-либо приёмы, а уж вступать со мной в спарринг ему было вовсе не под силу. Мои крестьянские удары наотмашь просто выбивали у него из рук тренировочный меч.

Мне приходилось всё время вести бой с собственной тенью, так как больше было не с кем, ведь всё население замка состояло из двух стариков, двух женщин и гнома. Женщины, кстати, после того, как я стал наследником, относились ко мне разному: Марта восприняла это как дар Единого, а Герда увидела в этом покушение на её привилегии как любовницы барона. Ведь если барон умрёт, она всё потеряет. Так что хоть в открытую она мне улыбалась, то за моей спиной постоянно твердила, что я какой-то странный — сплю в кузне вместо того, чтобы спать в доме, как все нормальные люди, не молюсь Единому Богу, не делаю рукой круг, отгоняя злых духов, умываюсь по пять раз в день, и, страшно сказать, каждый день полностью моюсь.

На тему всего остального я особо не заморачивался, но одну молитву выучить пришлось, так как барон сказал, что тот, кто не молится, сразу попадает под подозрение, как сообщник неназываемых. Теперь, за общим ужином, я прилежно молился перед едой, хотя на самом деле просто бормотал набор слов.

Если тренировки с бароном проходили у меня ни шатко ни валко, то мои дела как подмастерья шли в гору. Дарин, как и пообещал, гонял меня как проклятого, заставляя делать всю чёрную работу по кузне, да так, что каждое утро для меня было настоящим подвигом просто заставить себя подняться. Правда, я смог опять удивить своего учителя, когда в очередной раз продемонстрировал дедушкины знания о металле. Практики мне не хватало, но знаний было хоть отбавляй.

— Слушай, Макс, — обратился ко мне гном на прошлой неделе, — откуда ты всё это знаешь? Я же вижу, что опыта у тебя никакого, ты даже по металлу не можешь ударить как следует. Я первый раз сталкиваюсь с таким, чтобы у кузнеца с полным отсутствием опыта были такие знания металла, техник его ковки и обработки.

— Тут всё просто, — честно ответил мастеру, к которому я привязывался с каждым днём всё больше, — дедушка у меня кузнец, и прадед был кузнецом, и его отец и дед были кузнецами, а также их отцы и деды. В общем, я и отец единственные в роду, кто не работает с металлом.

Гном недовольно потряс бородой.

— Непорядок это. Нельзя прерывать знания поколений. Я бы с удовольствием поговорил с твоим дедом, по тебе вижу, великой силы кузнец. Никогда не думал, что скажу такое про человека, но чувствую, с гномьем сердцем он был рождён. Так знать и понимать металл может только Подгорное племя.

— Понимаете, мастер Дарин, я не помню, где он и что с ним случилось, — ответил я, поддерживая свою легенду о потере памяти, — у меня только обрывки воспоминаний да знание кузнечного дела остались.

Гном промолчал, но теперь в свободное время выпытывал у меня всё, что я знал о металле. Я рассказывал, что помнил, кроме современных техник и приёмов металлургии, оставляя их в секрете. Иногда, если невозможно было что-то объяснить гному без раскрытия тайны, я делал смущённое лицо и говорил, что не помню. Но всё равно гном был увлечён моими рассказами и всё жадно впитывал в себя, было видно, что кое-что из того, что я рассказывал, являлось для него откровением.

Так прошли два месяца моей новой жизни, и когда начался последний месяц лета называемый тут раднем, в замок пришла беда, круто изменившая как мою жизнь, так и жизнь в замке.

Тогда, в первый день недели, по заведённому порядку барон с Граном уехали на охоту. День прошёл как обычно, и только к вечеру, когда барон уже должен был вернуться, все забеспокоились. Заволновался и я, так как не в обычае барона было слишком удаляться от замка, а уж тем более оставаться где-либо на ночь.

Когда барон не появился и после заката солнца, все забили тревогу. Я и гном собрались и отправились на поиски.

Барона и Грана мы нашли через два часа: маршрут охоты был нам известен, и барон всегда ездил только по нему. Повторяя его путь, мы наткнулись на лежащие тела. Оба были раздеты догола, в груди каждого торчал обломок стрелы — их оперения убийцы забрали с собой. Всё выглядело как нападение разбойников, ограбивших беззащитных господ.

Сомнения внёс Дарин, когда вырезал наконечник из тела верного слуги барона. Посмотрев на него, он сплюнул.

— Работа Фарна, лучшего кузнеца герцога.

Я спросил его:

— Может, поехать к королю, чтобы он наказал герцога, подославшего убийц?

Гном отрицательно покачал головой и выбросил наконечник.

— Толку-то. Стрела к убийцам могла попасть откуда угодно, а обвинить такого влиятельного человека несовершеннолетнему ребёнку никто не позволит. Был бы ты на три года старше, то мог бы вызвать его на дуэль, правда, тебя бы убили за несколько секунд. Даже если бы герцог не выставил против себя своего вассала, а сражался сам, то всё равно твои шансы были бы невелики. В молодости он был лучшем дуэлянтом короля, оказывал ему услуги по устранению конкурентов. Я видел, как ты фехтуешь, скажу тебе откровенно: герцог скорее умрёт от смеха, чем от твоего меча.

Я удручённо промолчал.

Барона и слугу похоронили рядом, так как деревенское кладбище было общим, а семейного склепа у барона просто не было.

Как бы я не относился к барону, но и у меня выступили слёзы, когда крестьяне закапывали гроб с телом барона. Я видел, что многие из них выжидающе смотрели на меня, видимо, хотели, чтобы я сказал хоть что-нибудь об их дальнейшей судьбе. Но я хранил молчание. Теперь, после гибели барона, я потерял единственного человека который мог меня защитить, и остался один на один с проблемами, которые принесла эта смерть.

Вернувшись в замок, я не стал заселяться в комнату барона, а по-прежнему остался спать в кузне, мне нужно было многое обдумать.

Лёжа ночами без малейших признаков сна, я думал и всё чаще мне приходила мысль поехать к герцогу Наригу и продать ему всё, что мне завещал барон. На вырученные средства уехать и искать магов, до тех пор, пока не найду или не кончатся деньги. Тихий голос внутри меня постоянно нудил: кто тебе эти люди вообще? Зачем умножать свои проблемы? Продай всё и ищи магов, ведь ты так скучаешь по дому, друзьям.

Я всё больше и больше склонялся к этой мысли, и однажды решил, что завтра с утра поеду в деревню и скажу жителям, что продаю всё герцогу. А потом, как вернусь в замок, скажу об этом всем остальным.

Утром я оделся в одежду, перешитую мне Мартой из старого платья барона, и пошёл в деревню.

Подходя к ней, я увидел страшную картину: двое солдат тащили молодую — чуть старше меня — девушку за ворота деревни, а третий вытаскивал копьё из тела деревенского парня, который бросился её защищать.

Я стоял и слушал крики девушки, сначала не понимая, что всё увиденное мной — это не сон, а действительность. Возникшее было желание сбежать, как будто ничего не произошло, исчезло, как только я увидел, что меня заметили из деревни. Несколько глаз неотрывно смотрели за тем, что я буду делать. Я понял, что если сейчас отступлю, то никогда больше не смогу уважать себя.

Приняв решение, я пошёл наперерез солдатам, которые уже перегнули девушку через забор и закинули ей подол на голову. Девушка уже не кричала, а тяжело всхлипывала, один из солдат снял штаны.

— Так не пойдёт ребята, — сказал я, через силу уняв дрожь в коленках и сделав невозмутимое лицо.

Солдаты недоумённо оглянулись на меня, видимо не понимая, чего от них хочет этот молокосос в пышных одеждах.

— Тебе чего, сопляк? — произнёс тот из них, что был без штанов.

— Ну, во-первых, не сопляк, а владелец этой деревни и замка, барон Максимильян, а во-вторых, как я уже сказал, так не пойдёт, — цедя слова и смотря на них так же, как смотрела моя мама на раздавленного таракана.

Мой тон и взгляд смутили их, они поняли, что перед ними дворянин. Не отпуская девушку, они повернулись ко мне.

— А что не так? — спросил один из солдат.

— Очень просто, — ответил я, полностью успокоившись, всё-таки веками вбиваемое плетьми почтение к дворянам давало мне преимущество. — Вот например, это копьё чьё? — спросил я, показывая на окровавленное копьё того, кто заколол парня.

— Моё, — не понимая, к чему я клоню, ответил солдат.

— А что будет, если я прикажу своему слуге сломать его и он не заплатит тебе за него деньги? — спросил я солдата.

Солдаты нервно оглянулись по сторонам, одно дело убивать деревенских увальней, а другое попасть в руки слугам этого странного сопляка.

— Ну, мне придётся оплатить стоимость копья своему господину, за свои деньги купить новое, да и плетей добавят за это, — запинаясь, ответил копьеносец.

Я внутренне засмеялся, они заглотнули наживку. Внешне же я остался невозмутим и, сделав недоумённое лицо, спросил:

— Тогда я по-прежнему не понимаю. Вы приходите на мою землю, хватаете моё добро, — я показал пальцем сначала на убитого парня, а потом на притихшую девушку, которая вслушивалась в наш разговор, — портите его, не платите денег и ещё оскорбляете при этом меня, потомственного дворянина?

Услышав разговор об испорченной вещи, наёмники вылупились на меня — теперь разговор об возмещении убытков до них дошёл. Всё было справедливо: испортил чужой товар или вещь — плати. До них также дошло, что эти деревенские люди для меня не более чем вещи. Их начало немного потряхивать, дело могло обернуться весьма плачевно: никто не будет защищать людей, портящих чужое имущество, да ещё и эти мои намёки на слуг, которые могли появиться неизвестно откуда.

— М-мы н-не з-знали, господин, — заблеял один из них, положив конец их общему ступору. — Простите, мы не знали, что они ваши люди. Нам просто разрешили развлекаться в этой деревне.

Я внутренне вздрогнул.

— Интересно кто отдал такой глупый приказ? Наверное, какой-то ваш недруг, решивший вас подставить?

Солдаты упали на колени и запричитали.

— Да, господин. Мы чувствовали, что дело не чисто, но он уверял нас, что никто эту деревню не защищает, и всё будет просто.

— И как его зовут, заявившего вам такое? — поинтересовался я.

— Барон Шаклю, — ответили солдаты. — Он ведь благородный, как и вы, господин, поэтому мы и поверили, олухи такие.

Моё сердце стало биться сильнее, когда я услышал имя того подростка, которому Гран прострелил ногу.

— Значит, слушайте меня, — решил я закругляться с представлением.

— За эту, — ткнул я пальцем в сидящую на земле девушку, которая самостоятельно слезла с забора и теперь, опустив подол, сидела на земле, — вы мне ничего не должны, так как она не порченая, но вот за того, — мой палец указал на лежащий на земле труп, над которым уже стали виться мухи, — вам придётся мне заплатить. Это была хорошая вещь, приносившая мне доход, теперь я буду нести убытки из-за его отсутствия. Или, может, вы хотите вместо него таскать мне всю зиму дрова для замка?

Солдаты нервно затрясли головами в знак несогласия.

— Ну, тогда заплатите за него 5 кесариев, и мы расстанемся добрыми друзьями, — закончил я.

— Господин, — вскричали солдаты, падая перед моими сапогами, — это огромные деньги, мы за один месяц втроем столько не зарабатываем.

— Ну что ж, тогда придётся вам таскать дрова из леса, — скучающе произнёс я, глядя на свои ногти правой руки.

— Господин, у нас только три кесария и 10 сестерциев, — завопили солдаты, судорожно выворачивая наизнанку свои кошели.

— Простить вас, что ли... — сделал я задумчивый взгляд.

Солдаты радостно закричали:

— Да, конечно, такой благородный господин, как вы, должен нас простить!

— Ну хорошо, уговорили, — ответил я солдатам через минуту раздумий, — Придётся довольствоваться тем, что у вас есть.

Солдаты радостно, пока я не передумал, протянули мне все свои деньги. Затем, кланяясь, попятились к дороге.

— Да, кстати, парни, — обратился я к ним. Солдаты остановившись, напряглись. — Если захотите развлечься, или друзья захотят, обращайтесь ко мне, не стесняйтесь. За указанную цену с одного человека я позволю вам делать, что захотите, — улыбнулся я им улыбкой капиталиста с плаката времён Советского Союза.

Солдаты облегчённо выдохнули и, продолжая отступать, вразнобой заявляли, что они, пожалуй, воздержатся от посещения моей деревни.

Когда солдаты скрылись за поворотом, я дал волю своим чувствам и возбуждению, что копилось во мне всё это время. Руки и ноги у меня дрожали от страха, а челюсть нервно тряслась. Не выдержав напряжения, я осел на землю и стал смеяться как сумасшедший, повторяя.

— Идиот, вот идиот. Да они бы меня...

Девушка, сидевшая неподалёку, видя мой припадок, решила, видимо, что неизвестно, что было бы хуже: солдатское насилие или то, что с ней может сделать этот припадочный господин. Её испуганный взгляд в конце концов и привёл меня в чувство.

Сделав серьёзный вид, я встал, отряхнулся от пыли и приказал:

— Вставай, пошли за мной.

Девушка безропотно подчинилась. Навстречу нам выбежала вся деревня, вид был у всех встревоженный и они испуганно смотрели на меня. Среди всеобщей тишины раздался женский крик, мать убитого бросилась к его телу.

— Кто староста? — спокойно произнёс я.

Ко мне бочком выдвинулся низенький мужичёк.

— Приведите ко мне мать погибшего и родителей девушки, — приказал я.

Родители девушки подошли сразу, а мать парня оторвали от тела сына и силой привели ко мне.

Я достал из кошелька деньги солдат и отдал один кесарий родителем девушки, а все остальное — матери погибшего. Родители девушки недоверчиво смотрели то меня, то на монету.

"Похоже, слишком большая плата всего лишь за испуг, — подумал я. — Наверное, здесь в порядке вещей, что девушек насилуют. Людям в диковину, что на этом ещё и бабло можно срубить".

— Староста, — обратился я к мужику, — если ещё нападут — первым делом шли гонца ко мне. В любое время суток, понятно?

Староста испуганно закивал головой.

— Но если побеспокоишь понапрасну — повешу, — скучающим тоном добавил я.

Староста ещё больше побледнел, а народ от меня отодвинулся. Под их взглядами я пошёл обратно в замок, всё ещё не веря в то, что всё закончилось.

Теперь, когда я волей-неволей взял на себя обязательства защиты деревни, моё первое решение — продать всё и уехать — испарилось без следа. Если я так сделаю, то буду трусом в собственных глазах — чётко понял я. Нужно было приступить к разбору дел оставшихся от барона.

Зайдя в замок и поймав странный взгляд мастера Дарина, я усмехнулся и приветственно помахал ему рукой. Гном, хмыкнув, вернулся к работе, я же отправился в кабинет барона, по пути приказав Марте подать туда завтрак.

Сев за стол, я вытащил все книги барона и стал их разбирать, отделяя бухгалтерские книги от макулатуры в виде рыцарских романов. В столе барона бардак был конкретный, и сортировкой мне пришлось заниматься больше получаса. Когда Марта принесла завтрак, я быстро перекусил и, отослав её, принялся за дальнейшую работу.

Сдвинув всё ненужное в угол, я положил на стол четыре толстых книги с цифрами и, взяв в руки чистый пергамент, обмакнул в чернильницу перо — нужно было набросать план действий на ближайшее время. Через десять минут краткий, но ёмкий план был готов, и я сидел, размышляя, что бы ещё в него добавить:

— Обеспечить стабильный доход и уменьшить расходы замка;

— Разобраться с деревней;

— Найти учителя для тренировок;

— Кузня;

— Местные порядки, правила, устройство.

Добавлять пока было нечего, поэтому я, подвинув к себе бухгалтерские книги, начал осуществлять пункт номер один. Глядя на колонки цифр, которые путались между собой даже на отдельно взятой странице, я понял, что барон и сам не очень-то понимал, куда у него расходуются деньги и сколько откуда приходит. С этим нужно было разбираться. Взяв одну из книг рыцарского романа, я перевернул её, и поскольку текст был написан только на одной стороне листов, то я сделал из неё гроссбух, в который начал записывать все понятные для меня доходы и расходы.

Утро я встретил, уткнувшись в книгу лицом, так что на нём у меня отпечатались буквы и цифры. Едва смыв сиё произведение искусства, я приказал встреченной мною Герде принести мне много сыра, копчёного мяса и кувшин ключевой воды. На разбор всех бухгалтерских книг барона, составленных донельзя отвратительно, у меня ушло три дня.

В конце концов, когда я воспаленными от недосыпа глазами разглядывал итоги своей бухгалтерской деятельности, стало ясно, куда двигаться дальше. Оказалось, что фрукты из сада мы отдаём скупщику за бесценок, я был уверен, что они должны стоить дороже, потому что учитывая, сколько времени крестьяне тратили на обработку сада и сбор урожая, проще было вообще ничего не продавать, чем получать за отличные фрукты такие гроши.

Во-вторых, весь доход гнома от выполненных работ обеспечивал вообще существование всего замка и его окрестностей, поскольку гному платили не только продуктами, но и деньгами. Они-то и позволяли существовать всему. Тех же доходов, что барон получал с продажи выращенной крестьянами на его полях пшеницы, едва хватало на то, чтобы покрыть выплату жалования слугам.

Да ещё и Герде выплачивалось больше, чем Дарину. В этом я усмотрел некий иррационализм, как любил говорить отец. Нужно будет провести рационализацию, подумал я с ухмылкой: хорошо, что Герда меня в этот момент не видела, иначе инфаркт ей был бы обеспечен.

В статье расходов значилась одна странная сумма, которая насторожила меня своей величиной. Все остальные траты были копеечными или, переводя на местные аналоги, не составляли и медного асса. Замок давно не обновлялся, не было и затрат на покупку продуктов, всё добывалось здесь же.

Порывшись в книгах барона в поисках назначения столь значительного расхода, я был сильно удивлён. Оказалось, что каждый год на протяжении последних десяти лет барон платил целых 50 золотых кесариев по статье, обозначенной как "охрана". Подивившись огромной сумме, я смело вычеркнул такие выплаты непонятно кому.

Почесав руки, с непривычки заляпанные чернилами по самые локти, я завалился спать тут же за столом, идти вниз просто не было сил.

Встав на следующий день утро чуть ли не к обеду, я спустился на кухню, приказал Марте подать мне еду, после чего собрать всех обитателей замка в столовой. Затем я потребовал отправить Герду в деревню, чтобы привела ко мне старосту. Кухарка очень удивилась, но перечить не стала.

— Да, кстати, Марта, — внезапно я вспомнил один вопрос, который вертелся у меня в голове.

— Слушаю, господин, — кухарка оторвалась от чистки котла и посмотрела на меня.

— Всё хотел спросить, на каком языке вы разговариваете?

— Ну как, на каком? — поразилась кухарка. — На нашем.

— Я имею в виду, как он называется? У вас что, один язык, что ли, других народов нет?

— Почему же, господин, есть. Странно так лопочут, просто смешно становится. И как они на таком птичьем языке разговаривают? — засмеялась кухарка, видимо, вспомнив что-то из прошлой жизни барона.

— А название языка знаешь? — спросил я, борясь с крестьянским непониманием.

— Язык наш Всеобщий называется. Всеобщий, господин, язык наш, потому что он от Всеобщего Бога нам данный, так батюшка говорит в церкви, — Марта тяжело вздохнула и умоляюще на меня посмотрела.

— Поставить бы нам церковь в селе, господин? А то как нелюди какие, в церковь только по выходным ходим да по праздникам, в соседнее село, а идти туда полдня и потом ещё полдня назад возвращаться.

"Блин, спросил на свою голову, — подумал я про себя, — теперь ещё и церковь строить, что ли?".

— А что думают в деревне? — решил я уточнить у Марты.

— То же и думают, господин, церковь нам нужна, — уверенно ответила кухарка.

— Я подумаю, — ответил я и, благословленный счастливой Мартой, пошёл к себе.

На встречу со слугами я пришёл заранее и подготовил всё для своего выступления. Слуги собрались точно к намеченному сроку, и я начал:

— Поскольку нашего любимого барона не стало, то я, как вы знаете, вступил в свои законные права наследника.

Тут я сделал паузу и посмотрел в лица сидящих передо мной: гном был спокоен, Марта плакала, а Герда внимательно смотрела на меня, ловя каждое слово. Внутренне я усмехнулся: чует, видать, что раскулачивание грядёт.

— Так вот, проанализировав всё, я принял следующие решения: во-первых, Марте увеличивается жалование до половины сестерция в день, мастеру Дарину увеличивается жалование до двух сестерциев, Герде увеличивается жалование до половины сестерция.

После этих слов я снова посмотрел на всех. На этот раз ситуация была несколько иной: гном удивлённо жевал бороду, Марта по-прежнему плакала, Герда ей вторила. Но если первая плакала от счастья, то вторая с горя, ведь я уменьшил ей жалованье наполовину против прежнего. Только ведь не будет же она при всех говорить, что у ней было больше? По идее она должна попытаться поговорить со мной наедине, после собрания, именно поэтому я и отправил её в деревню за старостой.

— Да, и последнее. Нас всех ждут большие перемены, так что если кто-то хочет нас покинуть — кроме мастера Дарина — тот может уйти, — сказал я, выразительно глядя на Герду.

Желающих не нашлось, а глаза гнома просто лучились весельем, он едва сдерживался, чтобы не засмеяться.

— А вы, мастер, надеюсь, будете теперь с удвоенной силой гонять своего подмастерье, оправдывая такое повышение, — закончил я совещание, подмигнув гному.

Гном не выдержал и засмеялся во весь голос, едва не опрокинувшись на стуле. Довольный собой, я пошёл в кабинет барона, чтобы там ждать прихода старосты.

Тот, похоже, либо летел на метле, либо был недалеко от замка, так как не прошло и десяти минут, как он сидел передо мной с потным лицом и тяжёлой отдышкой.

Дав ему отдышаться, я начал разговор издалека.

— Как живётся в деревне? Как созревает урожай? Как пополнение в стадах? Много ли невест на выданье?

В общем, нёс всякую чушь, подсмотренную в фильмах о рыцарях и их подданных.

Староста, оказавшись на знакомой почве, быстро разошелся и стал вываливать на меня тонны информации: дескать, урожая совсем нет, в стадах падёж от неизвестной болезни, девки мрут как мухи, и вообще на деревню недавно упала ядерная бомба. Про бомбу, конечно, про себя добавил я, слушая ту галиматью о положении дел в деревне, что пытался представить мне староста.

— Ну, хорошо, — со скучающим видом прервал я его словопоток, — каково общее количество голов больной скотины? Сколько урожая пропало на полях из посеянного? Сколько девок вообще в деревне осталось?

Староста, не видя никакого подвоха, сказал, что больной скотины много, он может сказать, сколько здоровой — всего десять голов коров и двадцать коз и свиней. Пропавшего урожая на полях треть, а девок в деревне после мора едва ли с десяток наберётся.

— Ну что ж, отлично, — сказал я, — тогда радуйся. Сейчас мы пойдём в деревню, и я заберу у тебя весь больной скот сверх тридцати голов, весь пропавший урожай с полей и всех мёртвых девок, если живых будет больше десяти.

Я раньше только в кино видел глубоководных рыб, которых вытаскивали на поверхность, и тут впервые наяву видел такую картину. Староста от моих слов онемел, глаза его вылезли из орбит, а нижняя челюсть упала до груди.

Полюбовавшись на сиё творение языка своего, я сделал вид, что собираюсь в дорогу. Это привело старосту в себя и он упал мне в ноги, обнимая и пытаясь поцеловать мои давно нечищеные сапоги. Я в видимом недоумении посмотрел на него и спросил:

— Что такое?

Староста, не отрываясь от сапога, запричитал.

— Не погуби, господин, зашибут меня деревенские, коли отдам всё это.

Отодвинув его от себя я приказал сесть на стул, сказав, что иначе повешу на воротах как вора и обманщика. Угроза подействовала, староста примостился на краешек стула, в любой момент готовый упасть на пол и стал преданно смотреть на меня.

— Значиться, так, — специально помолчал я несколько минут, заставляя старосту потеть и нервничать. — Даю тебе ровно год, чтобы исправиться. Если в будущем году ты станешь говорить мне нечто подобное... — тут я прервался и спросил у него: — У тебя, кстати, сколько детей?

Староста икнул и упал со стула в обморок. Я понял, что переборщил.

Вылив на него полкувшина воды, я сел на своё место. Прошло секунд десять и староста зашевелился. Очухиваясь, он тряс головой, как собака, и недоумённо оглядывался вокруг. Тут его взгляд упал на спокойного меня и он всё вспомнил. Первым его действием стала попытка на коленях поползти ко мне, но я молча показал рукой на стул. Староста, умоляюще глядя на меня, снова сел.

— Так вот, на чём мы там остановились, — как ни в чём не бывало, продолжил я скучающим тоном, — а, да, так сколько у тебя детей?

Староста икая и трясясь, едва слышно ответил:

— Четверо.

— Да? — восхитился я, — и сколько кому лет?

— Старшему восемнадцать вёсен исполнилось, среднему пятнадцать, дочери десять и младшенькому пять, — всё так же, сиплым шёпотом, ответил он.

— Чудно, — снова обрадовался я, — значит, через год мы снова встретимся поэтому же вопросу, и что ты мне расскажешь?

— Только чистую правду, господин, — завопил староста, видя, как говорят врачи, свет в конце туннеля.

— Вот-вот, — улыбнулся я ему, — чистую правду. А что будет, если ты нарушишь своё слово?

Тут староста побледнел и сглотнул.

— Да, ты правильно всё понял, — улыбнулся я ему, заставляя додумывать остальное. — Дочери как раз одиннадцать будет, — ни к чему сказал я вслух.

Староста бросился на пол и, плача, закричал:

— Не погуби, отец родной, не погуби, всё исполню, как велишь, всё расскажу, Богом Единым клянусь, только не погуби.

Я понял, что клиент полностью дозрел и готов к разговору, поэтому, сделав лицо и голос, как у Горбуна из "Место встречи изменить нельзя", сказал.

— Садись-ка, дядя, на стул, покалякаем о делах наших скорбных. Перебьёшь меня — пеняй на себя.

Староста вспорхнул на стул и стал похож на внимательную глубоководную рыбу, если такие бывают, конечно.

— Значиться так, — по-прежнему копируя тон, начал я. — Забирать у тебя я пока ничего не буду, это первое. Второе, барщину на своих полях отменяю. В-третьих, скупщику фруктов без моего ведома не продавать ничего. В-четвёртых, ввожу оброк, будете вместо барщины отдавать мне ежемесячно пятую часть произведенного каждой семьёй, деньгами, хотя на первое время согласен брать натурой. Причём мне не важно, что кто-то может заплатить, а кто-то не может: хоть скидывайтесь всей деревней, но либо пятая часть доходов каждой семьи будет у меня, либо деревня быстро сократиться до тех, кто может выплачивать такой оброк. В-пятых, деревня под моей защитой, и если на вас нападают, шлёте ко мне гонца. В-шестых, пришлёшь ко мне на подхват парнишку расторопного, будет у меня за это жалование получать. В-седьмых, завтра поутру я приду в деревню, а ты собери всех мужиков, предложение у меня к ним есть одно. Ну и, наконец, в-восьмых: составишь список всех деревенских семей, со скотом и прочим добром, и принесёшь мне. Всё запомнил?

Староста согласно закивал головой.

— Вопросы есть? — спросил я.

Староста отрицательно покачал головой, видимо, всё ещё находясь под действием моей угрозы.

— Ну, значит, до завтра, — сказал я ему, — буду поутру.

Староста неверяще посмотрел на меня и, пятясь задом и всё время кланяясь, вылетел из комнаты.

Слыша, как тот бежит вниз по лестнице, я сел за стол и выдохнул.

А потом вздохнул, успокоился и решил заняться казной. Казна хранилась в сокровищнице, дверь в которую открывалась из кабинета. Когда я туда вошёл, то понял, что сокровищницей этому пыльному чуланчику еще только предстоит стать. Сейчас в нем обретались лишь старые ржавые доспехи, мечи, да пустые сундуки.

К счастью, в одном из сундуком обнаружились деньги, по всей видимости отложенные для ежегодной выплаты неведомой "охране", поэтому я оказался счастливым обладателем целых пятидесяти кесариев, каковая сумма являла собою всё накопленное бароном, путём неправильного ведения хозяйства.

Я уже не удивлялся, что тот участок памяти в котором я несколько раз пытался покопаться и всякий раз бросал это занятие из-за начинающихся головных болей, иногда сам подсказывал мне названия тех или иных предметов, или явлений, которых я раньше не знал.

— Ну что ж, — почесав затылок, сказал я сам себе, перекладывая монеты в кошель. — Левел первый: скилы на минимуме, из бабла пятьдесят золотых, задача — захватить мир.

Приказав Герде отправить всё железо Дарину, тряпки пустить на ветошь, а чулан и сам кабинет отчистить и отмыть от пыли, я пошёл в кузню, до конца дня становясь подмастерьем. Гном отрывался на мне вовсю, видимо, припоминая утренние приколы.

Утром я встал очень рано и, пройдя в кабинет, где решил устроить себе гнёздышко на зиму, проверил выполнение задания. Герда постаралась на совесть, видимо, что-то такое староста ей поведал, так что теперь и она, и Марта испуганно на меня смотрели, как будто ожидая, что через минуту я превращусь в ужасного монстра.

Скинув все деньги в небольшой окованный сундучок, я вышел из чулана и запер его на ключ, который повесил себе на шею на мелкой цепочке.

Выйдя во двор я поймал Марту, которая кормила гусей и спросил:

— Марта, у вас вообще есть животные, которые мышей ловят?

Получив утвердительный ответ, что кошки в наличии имеются, но, так как барон питал к ним отвращение, то их появление в замке было запрещено.

Пришлось приказать, чтобы замок срочно населили тремя самыми лучшими мышеловами, а также перенесли кровать барона в кабинет, поставив её рядом с камином. Без белья. Всё бельё она может забрать себе. Но саму кровать вымыть и выскоблить, чтобы и пятнышка на ней не было.

— С завтрашнего дня к тебе в подчинение поступит новый боец, будешь его гонять в хвост и гриву. Понятно?

Поняв по остеклевшим глазам кухарки, что она андестенд, я отправился в деревню. Подойдя к ней, я увидел творящийся ажиотаж, мужики уже собрались возле дома старосты и оживлённо переговаривались между собой. Завидев меня, все затихли, причём создалось такое впечатление, что замолчали даже собаки и мухи.

Навстречу мне буквально вылетел староста и, постоянно кланяясь, проводил до крыльца. Встав на него я осмотрел присутствующих: взгляды были разные — заинтересованные, напуганные, дерзкие — в общем, всякие.

— В общем, так, мужики, — начал я решительно. — Поскольку барщину я на своих полях отменил, то теперь поля простаивают, так?

Мужики напряглись и из толпы кто-то ответил:

— Так, хозяин.

— Ну так вот, сдаю всю свою землю в аренду тем, кто отдаст мне с неё треть урожая.

Это заявление прогремело громом среди ясного неба. Мужики принялись переглядываться и переспрашивать друг друга, правильно ли они поняли мои слова. Из книг барона я знал, что все мои земли в десять раз больше общей площади всех остальных земельных участков деревни. Поскольку барщину все отбывали как придется, то хорошо обрабатывалась в лучшем случае одна десятая часть всей земли, почему и доходы от зерна были такими низкими.

Из толпы выдвинулся один, с дерзкими и внимательными глазами.

— Значиться, хозяин, землю раздаёшь? — задал он вопрос, внимательно следя за моим лицом.

— Сдаю в аренду во временное пользование, на определённый срок, — поправил я его.

— Но даёшь пользоваться любому, значить? — уточнил мужик.

— Тому, кто в конце сезона отдаст мне с них одну треть урожая, — снова уточнил я.

— Получается, ты даёшь мне, допустим, землю, я работаю ведь год и отдаю тебе с неё всего одну треть? Остальное всё себе забираю? — недоверчиво уточнил мужик.

— Точно, — кивнул я, удивляясь продвинутости крестьянской мысли.

— Не серчай за вопрос хозяин, а тебе с этого какой резон? — задал вопрос мужик. — Ты ведь столько земли отдаёшь всего за треть урожая.

— Ну, скажем, так, — едва не заржав, сказал я ему серьёзно, — хочу, чтобы деревня моя богатела и процветала.

Мужик посмотрел на меня, потом на старосту и, махнув рукой, сказал:

— А, была не была! А что, я землю сам выбрать могу?

— Разумеется, — сказал я скучающим тоном, — кто, первый согласится, тот первый лучшую землю себе и выбрать сможет.

От моего заявления у мужиков отпали челюсти.

— Тогда беру десять десятин, — быстро произнёс первый мужик.

Подхватывая его голос со всех сторон стали раздаваться крики:

— Я десять беру, я восемь, я семь.

Я понял, что нужно применять административные меры, пока ошалевшие от такого нахлынувшего "счастья" мужики не передрались.

— Так, выстроились все в порядке очереди, — перебил я голосом нарождающийся гвалт, — начиная с того, кто первым вызвался.

Мужики выстроились в цепочку. Конечно, не обошлось без кулаков, но мой скучающий намёк на виселицу всех образумил и очередь, наконец, выстроилась. Подозвав старосту, я приказал принести пергамент и записать, кто и сколько берёт земли в аренду.

Когда всё подсчитали, то оказалось, что у меня осталось ещё десять свободных десятин. Когда я озвучил эту цифру, ко мне обратился тот первый мужик.

— Если дозволите и эти десятины самому выбирать, заберу себе всё.

Я, понятное дело, дозволил. Когда мужики, взволнованно обсуждая произошедшее, разошлись, я посмотрел на старосту, который, держа в руках листок бумаги, вчитывался в строки и явственно тряся.

— Что такое? — спросил я его.

— Я писал, а себя вписать забыл, — заикаясь ответил он.

"Блин, — задумался я".

— Значит, так, — ответил я, подумав, — ты и твоя семья назначаетесь садовниками, ответственными за мой фруктовый сад. За его содержание, благополучный рост и сбор урожая будете получать месячное довольствие в размере полтора сестерция в день. Не нужно тебе говорить, что будет, если мой сад завянет?

Староста, услышав о гигантской сумме жалованья, пропустил мои слова о наказании мимо ушей.

— Господин, да за такие деньги я за каждой веточкой сам ухаживать буду, — прохрипел он.

Вначале я хотел нанять для сада работников, но теперь, раз уж так вышло с землей, решил отдать сад в руки старосты. Тот уже пребывал в прострации, подсчитывая в уме будущие астрономические доходы своей семьи.

— Вот плата за следующий месяц, — произнёс я, протягивая ему деньги.

Староста посмотрел на них, словно впервые видя такую сумму. "Хотя, может быть так и есть", — пришла мне в голову мысль. Я отдал деньги и сказал:

— Думаю, между нами не осталось недопонимания?

Староста посмотрел на деньги, лежащие у него на ладони и, по-видимому откровенно, ответил:

— Никакого, господин.

Я кивнул и пошёл домой. Теперь это место действительно стало для меня домом. В замке уже вовсю носился белобрысый паренёк, таскающий под присмотром Марты разные вещи.

Кабинет мой был отдраен практически до блеска, и кровать сверкала относительной чистотой. "Что ж, теперь остаётся утеплить тут всё и заготовить дрова на зиму", — вздохнул я.

Перед сном я подумал, что практически полностью выполнил пункты 1 и 2 своего плана. Следовало переходить к пункту три.

По первым двум оставалось ждать результатов, большего я сделать не мог. Старосте такую высокую зарплату я положил, преследуя несколько целей. Во-первых, староста за такие деньги становился хотя бы внешне мне предан, а во-вторых, односельчане могли продавать старосте продукты, произведённые у себя на подворьях и полях, частично получая от него деньги на выплату оброка. Такая многоходовая комбинация пришла мне в голову совершенно случайно, и то только потому, что староста забыл вписать своё имя в список арендаторов земли.

Утро началось с приятного — меня, наконец, посетил закупщик фруктов. Приехав по обыкновению в деревню, он получил от старосты от ворот поворот и далёкий посыл к новому господину, который приказал без его разрешения фрукты не продавать.

Когда Шаст — тот парень, что прислал мне староста — доложил, что меня дожидается торговец, я, не спеша, приказал подавать мне умываться и завтрак. Когда я с этим покончил, прошёл без малого час. Всё это время скупщик ждал меня на улице, так как к себе его пускать я запретил.

Когда я спустился вниз, к стоящему под жаркими лучами солнца торговцу, то с удовольствием отметил, что тот зол и взбешён. Как раз то, что мне было нужно для разговора.

— Что вам здесь нужно, любезный? — барственно спросил я покупателя, которым оказался среднего роста мужик, одетый во вполне приличное, по местным меркам, платье.

Торговец, едва сдерживая злость, прошипел:

— Хотелось бы узнать, почему вы приказали больше не продавать мне фрукты.

— А, ну это очень просто, — ответил я поскучневшим тоном, — меня не устраивает закупочная цена продукта.

— Но вашего покойного батюшку она устраивала, — снова прошипел он.

— А меня нет, — спокойно ответил я, и зевнув, спросил. — У вас всё?

Торговец хотел что-то сказать, но под моим спокойным взглядом вспомнил всё-таки, что разговаривает не с сопливым мальчишкой, а с сопливым дворянином.

— И какая же цена устроит господина? — поинтересовался он чрезвычайно вежливо.

Поскольку я, благодаря быстроногому Шасту, посланному на разведку во все ближайшие таверны и деревни, знал примерные цены на фрукты, то ответил, значительно завысив среднюю цену:

— За прежний объём одной поставки — девять кесариев.

Торговец от возмущения даже не смог сначала ответить. Взяв себя в руки он сказал:

— Да что вы, господин, им же красная цена три кесария. За требуемые деньги вы никому ничего не продадите.

— Ну, значит фрукты сгниют в земле, — опять зевнул я, показывая всем своим видом, что разговор мне надоел.

Торговец видя, что я сейчас уйду, сменил тактику. Всё же при наличии налаженной сети сбыта он не мог потерять основного поставщика свежих фруктов на столы местной аристократии.

Как я и предполагал, я ему оказался нужнее, чем он мне. Всё-таки Шаст не зря получает свои деньги, смог разузнать, что таких садов, как у меня, нет ни у кого в округе — так, по мелочи всё.

— Предлагаю четыре кесария, — начал торговаться закупщик. Я внутренне засмеялся, начался торг, который был мне хорошо известен из игр и книг.

— Девять.

— Четыре.

— Десять.

— Четыре.

— Одиннадцать кесариев, — специально проговаривал я повышение цены одним тоном.

Внезапно торговец понял, что цена поднята уже на два золотых.

— Но, господин ведь только что было девять?

— Нет, только что было десять, — поправил я его, — девять было две минуты назад пока мне ещё не надоело тут стоять.

Торговец задумался и назвал нормальную цену.

— Пять кесариев.

— Двенадцать.

Торговец взмолился Единому Богу, призывая его образумить меня.

Я истово помолился вслед за ним и, очертив рукой круг, отгоняющий злых духов продолжил: — Семь, но только в память о своём батюшке.

Торговец чуть не плакал. К его сожалению, а к моей радости, другого крупного поставщика у него не было.

"Всё-таки действительно, информация великая сила", — подумал я глядя как пыхтит и подсчитывает свои затраты и вероятную выручку торговец.

— Шесть, — протянул он.

Я задумчиво нахмурился и замолчал. Торговец почти с мольбой ждал моего решения. Я размышлял, согласиться на шесть золотых, что было всё же выше средней цены на фрукты, или наказать его за то, что он всё это время наживался на бароне, и запросить семь. Победило моё хорошее воспитание, спасибо, мама и папа.

— Ладно, пусть будет шесть, — нехотя ответил я, — пройдёмте в кабинет и составим договор в двух экземплярах.

У торговца отвалилась челюсть.

— Какой договор?

— Ну что вы, уважаемый, первый день в деле? — удивился я. — Напишем договор, что уважаемый торговец такой-то покупает, а его милость барон такой-то продаёт то-то, столько-то и по такой-то цене. Ответственность сторон при одностороннем расторжении договора, ну и дата, подпись, печать.

От моих познаний в ведении бизнеса у торговца пропало всякое желание спорить, поэтому, поднявшись ко мне, мы быстро написали и согласовали контракт. Отпустив торговца, я сделал с договора копию и отправил её с Шастом в деревню, отдать старосте, чтобы тот знал отпускную цену товара.

Закончив таким образом дела, я стал собираться для похода к ближайшей таверне, чтобы поговорить с хозяином. Я хотел поручить ему, за соответствующую плату, разумеется, оповестить всех его коллег о поиске наёмника, отвечающего моим требованиям и согласного с условиями найма.

Нормальные лошади стоили тут невероятно дорого, наши были украдены при нападении на барона, а появиться в таверне верхом на крестьянском тяжеловозе было бы просто смешно, поэтому я пошёл пешком, надеясь, что со мной не приключится то же самое, что и с бароном.

Когда я дошёл до таверны, то с большим удовольствием отметил, что по бумагам барона и меткам местности, половина её расположилась на моей земле. Вторая половина, правда, находилась на территории, принадлежащей только королю, поскольку выходила на королевскую дорогу, ведущую в соседнее королевство Тарон.

Кстати говоря, с географией местной я пока не разобрался, поскольку гном отказывался разговаривать со мной на любые темы кроме кузни, а больше никто ничего не знал, кроме того, что мы живём при правлении славного короля Нумеда III в королевстве Шамор. Тот участок памяти изредка подсказывал различные географические места, но касались они в основном либо всего мира, либо неизвестных мне мест. Кстати именно поэтому я представлял себе, что мир состоит из двух больших материков и ещё двух поменьше, а также приблизительное расположение местных государств на нём.

По приобретённым же тут самостоятельно знаниям я знал, что раз в год, ровно двадцать пятого десата всем сеньорам надлежало прибыть во дворец короля с тем, чтобы уплатить налог со своей земли в казну королевства. Размер налога я знал и надеялся к тому времени эту сумму найти, ведь как-то же барон этот налог выплачивал, и расписки о принятии денег в казну есть.

Как барон, имея столько возможностей для заработка, ухитрялся жить практически в нищете — оставалось для меня непостижимым, ведь деньги практически валялись под ногами, нужно было только нагнуться и поднять их. Всё, что от него требовалось, так это правильно вести статьи доходов и расходов.

В таверне было практически пусто, если не считать двух мужиков, непонятно почему пивших среди рабочего дня пиво, и закутанной в плащ фигуры, которая расположилась в самом дальнем конце и была плохо различима.

Увидев мою одежду, ко мне на радостях бросился сам трактирщик, дородный низенький колобок с длинными сальными волосами. Видимо, он решил, что ему подвалила удача в виде важного и богатого гостя.

Справедливым оказалось только первое, поэтому я поспешил его обрадовать, поинтересовавшись, по какому праву половина таверны стоит на моей земле. Судя по лицу трактирщика, нечто такое он знал давно, поскольку вместо того, чтобы удивиться, он попросил мои бумаги, а также бумаги на землю. Я, разумеется, вручил ему копии.

Молоденькие служаночки, а также оба мужика начали прислушиваться к явно интересному разговору. Трактирщик быстренько пригласил меня к себе в комнату.

Зайдя в его каморку я вольготно устроился на его стуле и закинул ноги на стол — дворянин я или нет?

— Ну-с, — улыбаясь, спросил я у трактирщика, — и каков же ваш ответ?

Судя по бегающим глазам трактирщика, он ответа и не знал. Не говорить же мне, что барон, в отличие от меня, никогда не смотрел на карту своих земель?

— И как давно вы, уважаемый, работаете без уведомления владельца этих мест? — поинтересовался я у трактирщика, пока тот искал достойный ответ на мой первый вопрос.

И этот вопрос повис в воздухе, поэтому я решил поиграть у трактирщика на нервах.

— Ну вот что, любезнейший, даю вам ровно неделю на то, чтобы убрать свой трактир с моей земли.

После моих слов трактирщик сначала побледнел, а потом позеленел.

— А что вы думали? — продолжил я, наблюдая за цветовой палитрой его лица. — Живёте себе на моей земле, гребете денежки, опять же себе, а мне что с этого достается?

Трактирщик закашлялся и произнёс:

— Да ведь не знал я.

— А если вы сегодня королевского гонца отравите? — спросил я его. — Палачу тоже скажете, что не знали, что отраву нельзя класть в суп?

От одного такого предположения трактирщику стало не по себе. Я решил дожать его.

— Ну что ж, у меня остаётся только один выход из этой ситуации: завтра присылаю крестьян, чтобы они снесли ту половину трактира, что стоит на моей земле.

— Но это же конец всему, — прошептал колобок, обильно потея и вытирая фартуком красное лицо.

— Раньше надо было думать, голубчик, когда ставили, — я покровительственно ему улыбнулся, ожидая когда же трактирщик сам предложит альтернативные пути решения.

— Господин, а может быть как-нибудь договоримся? — произнёс трактирщик давно ожидаемую мной фразу.

Я скучающе посмотрел на него и, не подавая виду, что этого и добивался, спросил:

— Мне это не очень интересно. Вот разве что вы предложите что-то действительно стоящее...

Потный, красный колобок облегчёно выдохнул и принялся жевать губы размышляя, сколько предложить этому молодому господину с бульдожьей хваткой, — скромно подумал я о себе.

— Двадцатая часть прибыли, — наконец выдохнул трактирщик.

Я молча встал и направился к выходу.

Трактирщик взвыл и бросился за мной, хватая за рукав.

— Пятнадцать!

Я спокойно вышел за дверь, но остановился, когда счёт дошёл до десятой доли.

— Вот это уже конструктивный разговор, — уважительно произнёс я и вернулся в комнату. За нашим вояжем молча наблюдала вся таверна.

Трактирщик ещё больше вспотел, и теперь по его и без того грязному лбу и волосам струился пот, попадая в глаза, что заставляло его постоянно промокать лицо фартуком.

— Замечу, не я предложил десять долей, — подняв для важности палец начал я, — мне такие копейки, в общем-то, и не нужны, я больше за правду боролся.

Трактирщик тяжело вздохнул переживая за свои барыши.

— Господин, таверна едва-едва позволяет мне жить, конкуренты совсем забрали всех клиентов.

— А что мешает улучшить меню, пригласить барда чтобы играл вечерами, улучшить качество выпивки и цены сделать чуть ниже, чем у конкурентов?

Трактирщик вытаращил на меня глаза, думая, что я шучу. Но я был вполне серьёзен.

— Но, господин, ведь на это нужны деньги, а где их взять бедному трактирщику, едва сводящему концы с концами, — прошептал он.

В голове у меня созрел план.

— Вот что любезный, предлагаю вам деловое партнёрство.

Наверное, если бы метеорит упал на землю рядом с ним, трактирщик был бы удивлён меньше, чем услышав предложение дворянина о партнёрстве. Всё же он быстро оправился от шока и осторожно произнёс:

— Что вы хотите предложить, господин?

— Ну, скажем так, я вкладываю в развитие вашего предприятия некоторые средства, на время раскрутки заведения ссужаю деньги для проведения рекламной акции, а потом, когда прибыль станет стабильной, буду забирать две пятых прибыли — закончил я.

Хоть из моей речи он понял едва ли треть, но основное он всё же уловил. Глаза трактирщика расширились и он стал заикаться.

— В-в-вы, б-б-бла-г-гар-р-родный господин вложит деньги в-в мой т-трактир?

— Именно вложу, любезный, — с улыбкой ответил я.

Я нисколько не сомневался, что и до, и после раскрутки дела трактирщика нужно будет проверять и проверять: глядя на его хитро бегающие в ожидании обещанной суммы глазки, я нисколько не обманывался в его честности. Даже мой первоначальный взнос он может припрятать и сказать, что ничего не получилось.

— Но будет это на моих условиях, — добил я его. — Завтра я пришлю к вам человека с деньгами, который будет должным образом проинструктирован, и он будет выдавать деньги под конкретные улучшения, чтобы вы, любезный, не приведи вас Единый к греху, не растратили мои деньги.

Столь категоричное заявление сбило спесь с колобка, который, вероятно, уже в уме подсчитал, сколько он получит от меня халявных денег.

— А вообще, — внезапно сказал я, — вы мне не нужны. Сломаю трактир и построю новый, за свои деньги и на своей территории. Смысл мне вкладываться в чужой карман?

Сказав это, я встал из-за стола и пошёл на выход. Трактирщик сначала остолбенело застыл, а потом, когда до него дошёл смысл сказанного мною, повторилась недавняя сцена с хватанием за рукава.

На этот раз я вышел из трактира, чтобы показать свою решительность. Трактирщик прибег к последнему методу: упал на землю и обнял мой сапог.

"Блин, что у них тут за привычка такая дурная, — внутренне брезгливо вздрогнул я, — чуть что сразу на землю и к сапогам, сначала староста, теперь этот".

— А у вас дети есть? — внезапно спросил я трактирщика, вспомнив удачный опыт применения такой тактики в отношении старосты.

Трактирщик недоумевающее поднял на меня голову и ответил:

— Сыночек, надежда моя и опора.

— И сколько этой опоре лет?

— Двадцать пять будет этой зимой, — трактирщик всё ещё не понимал, к чему я клоню.

— Значит, вот что. Сынка твоего я забираю к себе в замок, будет у меня служить. Жалование ему положу, как полагается, да под рукой будет, если его отец вздумает со мной шутки шутить.

Услышав такое трактирщик снова взвыл и припал к моему многострадальному сапогу, повторяя почти те же слова, что и некогда староста.

"Всё же шантаж — великая вещь", — без удовольствия подумал я.

— За сына не переживай, цел будет, пока ты со мной будешь честен. Слово дворянина даю — продолжил я, видя, что трактирщик вот-вот потеряет остатки соображения.

Трактирщик, услышав про слово дворянина, поднял на меня лицо, заляпанное грязными разводами. Странно было мне, четырнадцатилетнему подростку, наблюдать за этим мужиком, который был старше моего отца. Я подумал, может, зря я с ним так? Но, вспомнив скупщика фруктов и старосту, понял, что если я дам слабину, через день об этом узнает вся округа и тогда на всех своих начинаниях я смело смогу поставить крест. Нужно придерживаться курса на деспотизм и тиранию, иначе можно будет просто сваливать отсюда.

— Когда сыночка-то посылать? — спросил успокоенный трактирщик.

Я задумался. Прежде следует обговорить с трактирщиком все нововведения, которые явно будут для него шоком. Всё же я из двадцать первого века, века гламура и пиара.

— Пойдём к тебе, возьми принадлежности для письма, будешь записывать все, что я тебе скажу.

Когда мы вошли в трактир во второй раз, то вся прислуга, до единого человека, выбежала на меня поглазеть. Видимо, они сообразили, что молодой господин принёс какие-то плохие вести, раз хозяин бегает за мной как собачонка и о чём-то умоляет. Ведь всё, что касается хозяина, коснётся и их.

Зайдя в третий раз в комнату трактирщика, я уселся за стол и стал ждать, когда трактирщик принесёт принадлежности и замрёт с пером в ожидании моих распоряжений.

— Значит, так, — задумчиво посмотрел я в потолок, — есть у тебя на примете четыре крепких парня, чтобы вышибалами поработали в начале развёртывания нашего предприятия?

— Да тут этих драчунов — как грязи, — вздохнул трактирщик, видимо, припоминая какие-то события в прошлом.

— Подбери самых сильных и драчливых, — распорядился я, давая знак записывать, — Теперь главное:

1) Сменишь вывеску "Трактир Джона" на "Серебряный Рыцарь".

Трактирщик вытаращил глаза.

— Закончишь писать — задашь вопросы, а пока молчи.

Трактирщик быстро уткнулся в бумагу.

2) Мой человек найдёт крестьян и сделает качественный ремонт снаружи и внутри трактира.

3) На внутренних стенах развесь всякие доспехи, щиты, булавы, мечи и прочую рыцарскую атрибутику. Кучу железок я тебе пришлю, посадишь слуг чистить и полировать, заодно и затупят острое. Приколачивать будешь накрепко, чтобы в драке не сорвали.

4) У всех служанок, подающих на столы, укоротишь платья, так, чтобы щиколотки были видны. (Снова выпученные глаза трактирщика, для местных верх неприличия, если у женщины из-под подола выглядывают щиколотки).

5) Свежие фрукты на все столы на время проведения акции заманивания клиентов, абсолютно бесплатно. Потом тихо включим в цену на блюда. (Трактирщик становился похож на того краба из анекдота, который видел, почему камбала стала такой плоской).

6) Пиво, вино не разводить. Подчёркиваю — НЕ разводить! Это значит, что совсем ничего в них не доливаешь.

7) Сейчас пойдём в зал, прикажи приготовить свои лучшие блюда. Если мне не понравятся, наймём повара.

8) Все расходы, связанные с данными улучшениями, для начала будет оплачивать мой человек, если заслужишь доверие, в дальнейшем получишь доступ к деньгам.

9) Конечная прибыль будет делиться пополам и не приведи тебя Единый утаить от меня хоть асс, надежда твоя и опора и дня после обмана не проживёт, а потом и ты за ним последуешь, только мучиться будешь дольше.

10) В первое время на все блюда снижаем цены, сейчас в зале согласуем и их, и само меню.

— Вроде всё, — почесал я затылок, — теперь вопросы.

Трактирщик всё же оказался неглупым человеком, поэтому сидел и молча перечитывал свои записи. Затем поднял голову, и я увидел в его глазах восторг.

— Господин, кто вы? — спросил он совсем не то, что я ожидал от него услышать.

— Как кто, барон Максимильян, владелец замка и окрестных земель, — удивлённо ответил я.

— Нет, откуда вы всё это знаете? Ещё пять минут назад я думал, что вы предлагаете безумие, которое обанкротит меня, но теперь, осознав ваши предложения, я в полном восхищении, такого нет ни у кого в округе.

Я усмехнулся.

— И навряд ли будет. Если начнут нас копировать, поверь, мы найдём, как достойно ответить конкурентам. А теперь, если ко мне нет вопросов, пошли в зал, пробовать стряпню и согласовывать меню.

— Тебя, кстати, как звать-то? — спросил я, когда мы вошли в зал, где один из столов ломился от еды.

— Шумир, господин, — ответил трактирщик, который теперь смотрел на меня как на Бога, спустившегося с небес.

— А почему тогда вывеска "У Джона"?

— Осталась от прежнего хозяина, господин.

Когда принесли меню или то, что тут таковым считалось, я брезгливо оттолкнул его от себя. На заляпанной непонятными субстанциями тонкой деревянной дощечке были вырезаны названия блюд и их цены. Причём сделано всё было без всякого порядка, по-видимому, нововводимые блюда просто дорезали на свободном месте.

— Чистое есть? — брезгливо ответил я, и когда принесли менее заляпанный экземпляр, сказал.

— Запиши ещё одно правило: всем пришедшем подавать сначала таз с водой, для умывания, и полотенце, для вытирания лица и рук.

Трактирщик, даже не спрашивая, зачем это, безмолвно записал, видимо, после встречи со мной его мировоззрение сильно изменилось.

"Может мне секту свою открыть?" — с улыбкой подумал я.

— Записывай изменения, касаемые меню, — задумчиво приказал я, вертя дощечку в руках...

1) Сделать два вида меню: первое — на пергаменте, для благородных господ. Запишешь там раздельно холодные, горячие блюда, вино и пиво. Как, я тебе покажу. Второе — для простолюдинов, тоже раздельно, как и для господ, но на досках, количеством десять и больше, авось не так залапают.

2) Цены на блюда установи такие — я продиктовал все цены, снизив их на время раскрутки почти вдвое.

Когда я закончил с меню и стал пробовать понемногу от каждого блюда, то с удивлением отметил, что еда вкусная. Гораздо вкуснее той постной пищи, которой я питался в замке.

— Знаешь, Шумир, найми на первое время не четверых, а восемь вышибал, — подытожил я разговор, — не хочется потерять всё от одной пьяной драки. Если будут драться благородные, сразу посылай за мной, я их разниму.

Попробовав всё, я наелся и хотел уже отправиться восвояси, как увидел ряды кувшинов с пивом и стеклянные бутылки с вином. "Надо, чтоб их какой-нибудь взрослый, непредвзятый человек попробовал, мне самому ещё рановато алкоголь дегустировать", — подумал я.

В зале, кроме пялящихся на нас с трактирщиком во все глаза слуг, был только тот странный господин, закутанный во всё серое. Он по-прежнему сидел за своим столом и не спеша цедил питьё из кружки.

"Вот он подойдёт, — радостно решил я, — на халяву выпить все любят".

Я встал и, сопровождаемый взглядами всей таверны, подошёл к крайнему столу, погружённому, несмотря на день, в полумрак. Подойдя ближе, я получше пригляделся к сидящему, который, в свою очередь, тоже рассматривал меня из-под опущенного на голову капюшона. Рядом со столом я заметил что-то длинное, в чехле, прислонённое к стене.

— Простите, что отвлекаю вас, но позвольте спросить, как вы относитесь к бесплатной выпивке? — задал я вопрос, на который в моей стране существовал только один ответ.

— Кто же откажется от бесплатной выпивки, — глухо ответил незнакомец со странным акцентом, словно не из здешних мест.

— Тогда, может быть, вы поможете мне? — спросил я. — Мне нужно, чтобы вы попробовали вон те пиво и вино, а потом сказали, разбавлены они водой или нет.

Незнакомец удивлённо хмыкнул и, вставая, сказал:

— Если их разлили из той же бочки, что и эту мочу, — он показал на свой стакан, — то всё я пить не буду.

— Ну, это ваше право, — улыбнувшись ответил я. — Вы, главное, честно скажите, что разбавлено, а что нет.

Незнакомец взял то самое длинное, в чехле, опираясь на него, подошёл к столу и глотнул из первого кувшина.

— Моча, — зазвучал приговор, который согнал улыбку с лица трактирщика. Все остальные кувшины были удостоены этой же оценки.

Я повернулся к трактирщику.

— За пункт 6 спрошу особо.

Трактирщик быстро закивал головой.

Незнакомец внимательно посмотрел на меня и спросил:

— Я так понимаю, в таверне сменился хозяин?

Я вежливо ответил, внимательно смотря в глаза хозяину и заставляя его напрячься.

— Нет. Пока нет.

Трактирщик шумно выдохнул.

Незнакомец внимательно посмотрел и спросил:

— Я слышал, вы говорили о вышибалах? Не возьмёте меня на работу?

Я заинтересованно спросил:

— А что вы умеете?

Незнакомец откинул капюшон, и все в зале ахнули. Лицо его было абсолютно чёрным.

— И о чём это должно мне сказать? — недоумённо спросил я.

Тут трактирщик наклонился ко мне и быстро прошептал:

— Это нубиец, господин. Они служат в личной гвардии самого короля. Говорят, в бою им нет равных.

"Если об этих нубийцах знает даже трактирщик, то стоит проверить чего он стоит", — решил я и сказал:

— У меня есть лучшее предложение. Как вы смотрите на то, чтобы стать моим телохранителем?

Нубиец внимательно на меня посмотрел и с улыбкой спросил:

— Зачем несовершеннолетнему дворянину телохранитель?

Я хмыкнул и ответил:

— А вот хочу я так.

Нубиец широко улыбнулся показывая ослепительно белые зубы.

— Как телохранитель я дорого стою, ваш батюшка не согласится на такой расход.

— Разговор с батюшкой — это мои проблемы, — ответил я спокойно, — назовите свою цену.

— Полукесарий в день, — озвучил нубиец огромную сумму, услышав которую ахнули не только все в трактире, но и я недоумённо уставился на него.

— А вы справитесь с десятью солдатами? — сохраняя видимое спокойствие спросил я его. — За такие деньги мне проще нанять их.

— Справлюсь, — нагло заявил негр снова широко улыбнувшись, — ну как? Теперь вы уговорите батюшку принять меня?

Я задумчиво почесал затылок.

"Пятнадцать кесариев в месяц — огромные деньги, как бы мне в трубу не вылететь с таким телохранителем. Ладно, — решил я про себя. — Найму его и буду гонять, как выражается мастер Дарин, "как последнего гнома".

— Принят, — ответил я, видя как сползает с лица негра улыбка. Видимо, он изначально не хотел наниматься и решил такой несусветной ценой меня ошарашить.

В таверне ещё раз все ахнули, а трактирщик посмотрел на меня как на господа Бога с огромным кошельком за поясом.

Нубиец недоверчиво посмотрел на меня, словно ослышался.

— Вы согласились?

— Да, ты принят, можем идти в замок, у меня ещё куча дел, — с улыбкой ответил я, понимая, что негр сам не ожидал от меня такой подставы. Теперь, по местным обычаям, отказаться он не мог, так как сам назначил цену за свои услуги.

Нубиец хмыкнул и взяв на плечо свой чехол.

— Я не отказываюсь от своих слов, но смотри сам: не будет денег — не будет службы.

Я зло оборвал его учительский тон.

— За моё тело переживай, а деньги будут.

Негр замолчал, только глаза его недобро сверкнули.

"Ничего, пусть терпит, за такие-то баблища", — с удовольствием подумал я.

Не успел я выйти из таверны, как чуть не был сбит с ног каким-то парнем. Увидев меня, он упал на землю и захлебываясь, затараторил.

— Хозяин, староста просил передать, солдаты вернулись.

Я нахмурился и, повернувшись к нубийцу, сказал.

— Ну вот, твоя служба уже началась.

Тот удивлённо поднял брови, но ничего не ответил.

Когда мы пришли в деревню, всё уже было кончено: пять мёртвых тел лежали на земле, выло десяток девок, по-видимому, обесчещенных и пять довольных солдат загружали на лошадей отобранное у крестьян добро.

Я повернулся к нубийцу.

— Вот и хороший шанс проверить тебя. Сбей их с лошадей и обезоружь.

Негр скинул со спины чехол и, расшнуровав его, достал цельнометаллическое копьё, затем бросил на меня насмешливый взгляд и не успел я моргнуть и глазом, как солдаты, словно кегли, полетели на землю.

— Привет, служивые, — радостно поприветствовал я лежащих на земле налётчиков, которые злобно на меня пялились. Внутри меня всё дрожало от ярости: второй раз эти уроды убивают моих людей. Следует их наказать, да так, чтобы в следующий раз неповадно было приезжать ко мне.

— Не слышу ответа, — сказал я, кивнув телохранителю. Тот быстрым движением ударил тупым концом копьём одному из солдат по почкам. Раздавшийся вопль настроил солдат на разговор.

— Здравствуйте, господин, — злобно пробормотали они.

— Чудесная погода сегодня, не правда ли? — спросил я, всё ещё кипя внутри и стараясь посторонним разговором вернуть спокойствие.

— Да.

— Я вот что подумал, вы разве не знаете, что нельзя портить чужие вещи? — спросил я их.

Солдаты молчали. Снова мой кивок и теперь уже два быстрых удара.

— Знали, — простонал один, скорчившись от удара.

— Ну, тогда платите мне за испорченное добро. Поскольку развлекались вместе, то с каждого за убитых парней и порченых девок по шесть кесариев.

Солдаты недоумённо уставились на меня, словно спрашивая, не сошёл ли я с ума, называя такие суммы.

— Ну, если денег нет, тогда придется вас повесить, — спокойным тоном, как будто нечто само собой разумеющееся, ответил я на их немой вопрос.

Тут до солдат дошла вся серьёзность ситуации и они переглянулись друг с другом.

— Каждая минута моего ожидания — ещё по кесарию с рыла, — спокойно сказал я.

Солдаты подскочили и стали рыться в кошелях. Только у двоих была необходимая сумма, и то в виде золотых украшений.

— Скидывайте с коней награбленное, — приказал я тем двум, которые рассчитались со мной. — Теперь забирайте их, и свободны. Появятся ещё деньги, приезжайте, не стесняйтесь, буду рад вас видеть.

Освобождённые солдаты сначала неверяще посмотрели на меня, потом, поняв, что я не шучу, подошли к лошадям, скинули с них все тюки, взяли под уздцы и отошли от места событий. Правда, недалеко.

"Ждут, как я поступлю с оставшимися", — понял я.

Конечно, во мне тлела надежда, что у всех найдутся деньги для откупа, но теперь, когда нужно было повесить этих троих, у меня не поворачивался язык для приказа. Ведь тогда я стану убийцей. Сколько раз я слышат от мамы и папы, что убийство — это последнее дело, и убийцы — вовсе не люди, а животные.

Я посмотрел на солдат, которые всё ещё не верили, что их могут повесить, посмотрел на мёртвых парней, которые совсем недавно были живы и веселы. Посмотрел на напряжённые лица деревенских, которые пылали праведным гневом к убийцам своих сыновей и насильникам своих дочерей.

Снова пришло твёрдое внутренне убеждение, что если я отпущу этих без наказания, то в следующий раз вырежут всю деревню. Выхода не было, если я хочу, чтобы деревня и замок жили спокойно, придется применять такие меры, и не единожды.

Поманив пальцем старосту я приказал ему.

— Несите верёвки.

Когда он бросился исполнять, я посмотрел на тех двоих, которых отпустил. Они так и стояли на пригорке, наблюдая за приготовлениями.

Трое связанных поняли, что я не шучу, только когда озлобленные деревенские потащили их к ближайшему дереву, через толстый сук которого были уже переброшены верёвки.

Солдаты кричали, умоляли их не убивать, обещали привести деньги, как только выберутся отсюда. У меня возникла было идея отпустить одного, чтобы он съездил за выкупом для остальных, но тогда, по прошествии времени, я точно не смогу отдать приказ об их повешении. Только сейчас, когда тела убитых парней ещё лежат на земле, а девки ревут, вытирая слёзы рукавами, я способен был на такое непростое решение.

Тела висящих солдат с вывалившимися языками и выпученными глазами долго ещё будут мне сниться в ночных кошмарах, но я был рад, что смог решиться тогда — это во многом упростило мою жизнь. Ведь первое решение всегда дается труднее, чем последующие.

Отпущенные солдаты, увидев, что я осуществил задуманное, повернулись и уехали.

Приказав не снимать тела в течение двух недель и раздав пострадавшим семьям деньги и золото, полученные от солдат, я пошёл в замок в глубоком стрессе — вид повешенных сильно на меня подействовал. Идущий невидимой и не слышимой тенью нубиец также молчал.

— Тебя как звать-то? — спросил я его решив отвлечься от тяжёлых раздумий, — меня барон Максимильян.

— Зовите меня Рон, хозяин, — ответил после паузы телохранитель.

Я хмыкнул.

— Спорим на кесарий, не настоящее имя?

Нубиец улыбнулся и ответил той же монетой.

— Спорим на солид, что барон Максимильян — тоже не настоящее имя.

Я остановился и посмотрел на него, негр улыбался своей белоснежной улыбкой.

— Не на людях можешь звать меня Макс, все остальные мысли, будь добр, держи при себе.

Рон улыбнулся ещё шире.

— Ты плохо знаешь нубийцев, юный господин, мы не предаём нанимателей.

— Неудивительно, за такие-то деньги, — не преминул я подколоть его.

— Что, папочка ругать будет за траты? — съязвил в ответ тот.

Я снова остановился и улыбаясь сказал.

— Спорим на солид, что не будет?

Нубиец удивлённо на меня посмотрел и осторожно спросил:

— Если не будет, что же ты тогда постоянно про деньги вспоминаешь?

— А ты поспорь и увидишь, — закинул я удочку, надеясь, что Рон даст мне на нём заработать.

— Видя поведение хозяина трактира до твоего прихода и во время разговора с тобой, я поостерегусь спорить на такие суммы, — выскользнул негр из капкана.

Я тяжело вздохнул и пошёл вперёд.

— Можно тебя спросить? — задал вопрос Рон, когда мы проходили фруктовый сад.

— Валяй.

— Зачем тебе вообще такой дорогой телохранитель? Если есть проблемы, наподобие той, с солдатами, то тебе стоит просто нанять небольшой отряд наёмников и оставить в деревне. Пара стычек — и больше чужие к тебе не сунутся.

— Ага, зато наёмники будут убивать деревенских и портить девок.

Рон хмыкнул.

— Ну, не без этого конечно, но ты не ответил на мой вопрос.

— Мне нужен учитель, — хмуро сказал я, — через три года я или научусь владеть мечом, или на следующий день после совершеннолетия меня похоронят. "Если, конечно, не подстрелят раньше, как барона", — про себя добавил я.

— Кому же ты так не угодил? — удивлённо спросил нубиец.

— Герцогу Наригу и его сынку.

Нубиец вскрикнул и остановил меня, положив руку на плечо, затем развернул к себе.

— Что ты сказал? Повтори ещё раз?

Я удивлённо посмотрел на него, Рон выглядел очень взволнованным и потрясённым.

— Ты чего это? — спросил недоумённо я его.

— Повтори, что ты сказал, — твёрдо сказал телохранитель, тряся меня как куклу.

— Что ты меня трясёшь? — возмутился я, — сказал же, граф Рональд вызовет меня на дуэль за оскорбление его персоны, а герцог Нариг убил моего отца и хочет избавиться от меня. Достаточные причины? А теперь отпусти меня.

Рон отпустил меня и я увидел как его спина сгорбилась. Одинокая мысль заскреблась у меня в голове.

— А у тебя он кого убил? — спросил я, высказав свою догадку.

Нубиец тяжело посмотрел на меня и молча продолжил путь.

Я разозлился.

— Слушай Рон, я ведь сказал тебе, расскажи и мне, что у тебя за счёты с герцогом.

Нубиец сначала молча шёл, но через несколько минут всё же ответил.

— Не обижайся, но не утихла ещё у меня в сердце боль утраты. У нас ещё будет время рассказать всё друг другу.

Я замолчал и пошёл рядом с ним.

"Неспроста он сидел в таверне", — подумал я, косясь на шагавшего рядом со мной высокого жилистого негра. Широкоплечим и сильным его не назовёшь, но вспомнив, как он сшиб солдат с лошадей, я покачал головой, даже движений копья не было видно.

Когда показался небольшой холм с моим полуразрушенным замком на вершине, шагавший рядом остроглазый телохранитель, присмотревшись, недоумённо посмотрел на меня и спросил:

— Это что?

— Твой новый дом на ближайшие три года, — усмехнулся я, глядя на его реакцию.

Нубиец недоумённо переводил взгляд с меня на замок.

— Ты уверен, что у тебя хватит денег заплатить мне?

— Затяну потуже пояс и заплачу, — проворчал я. Не признаваться же ему, что завтра отправляю деньги трактирщику, и если заплачу ему тоже, то останусь на нуле.

Когда мы зашли в замок, хмыканье Рона превысило всяческие пределы моего терпения.

— Наверное, за кров и еду в этом прекрасном месте я буду вычитать из твоего жалования, — сказал я ему спокойным тоном, после очередного хмыканья.

Телохранитель закашлялся.

— Но постой всегда бесплатный!!

Я улыбнулся ему уже отрепетированной улыбкой акулы капитализма.

— Это с чего вдруг? Договор касался только найма, ни единого слова про еду и кров не было, или я не прав?

Рон выглядел растерянным, и я решил добить его, чтобы неповадно было хаять мой дом.

— Ну, скажем по сестерцию в день за постой и столько же за еду.

Нубиец смотрел на меня, сверкая белками вытаращенных глаз.

— Теперь я понимаю, почему трактирщик так тебя обхаживал, бегая при этом, как учёная собачка, — осторожно сказал он, — с тобой нужно держаться настороже, оглянуться не успеешь, как без всего останешься.

Я улыбнулся, наконец его проняло.

— Вот и нечего тогда мой дом хаять. Увидишь, пройдёт года два, я такой замок отгрохаю — все соседи обзавидуются.

Рон осторожно мне улыбнулся.

— Что-то мне подсказывает, что герцогу Наригу не повезло с соседом. Так как насчёт еды и постоя?

— Расслабься, это я так, чисто в воспитательных целях, — подмигнул я ему, — пошли, я представлю тебе одного адекватного жильца этого прекрасного замка, у которого я уже в учениках.

Нубиец после моих слов облегчённо вздохнул и больше не хмыкал, видя обрушающиеся постройки и выпадающие из стен камни, заросшие мхом.

Мастер Дарин был в кузне, подковывал лошадь. Рядом стоял крестьянин и рассказывал гному, какая она у него замечательная. Гному, видимо, не впервой было выслушивать подобный бред, поэтому он молча делал своё дело, время от времени меняя свои протезы на нужные в каждом конкретном случае.

Увидев меня, крестьянин сорвал с головы шапку и в пояс поклонился.

Я подошёл ближе и, дождавшись, когда Дарин выпрямится, сказал:

— Мастер Дарин, позвольте представить вам моего нового телохранителя Рона. Рон — это мастер Дарин.

Бровь негра, конечно, поднялась вверх, когда он увидел протезы гнома, тот спокойно кивнул ему, а мне сказал:

— Марта тебя искала, хозяин.

Пришлось идти на кухню.

— Марта, — крикнул я в полумрак кухни, очаг был потушен и поэтому желания входить туда у меня не было.

— Да господин? — раздался голос издалека. — Слушаю.

— Иди сюда, не орать же мне всё время, — раздражённо ответил я.

Когда Марта подошла, я спросил:

— Дарин сказал, ты меня искала?

— Да, хозяин, вы наказывали говорить вам обо всём, что происходит в замке. Вот я и хочу сказать, что у нас дрова кончились, очаг нечем больше топить, — сказала женщина так спокойно, словно сообщала о том, как кот съел очередную мышь.

Я чуть не выругался от досады и едва сдержав чувства спросил:

— А почему Шаста не послала в лес?

— Так он носится как угорелый, выполняя ваши поручения, где же за ним уследить-то? — недоумённо спросила она.

— Так, стоп, какие такие поручения, — спросил я не понимая, — он уже два дня говорит, что занят у тебя.

Марта недоумённо посмотрела на меня, сзади раздалось громкое хмыканье невидимого в темноте Рона.

— А где он сейчас? — милым тоном своего отца спросил я Марту.

Женщина уловив тон, задрожала.

— Да в деревню понёсся, сказал, вы послали.

— Значит, так, Марта, давай определимся раз и навсегда, — ответил я, чувствуя как негр за спиной беззвучно смеётся, — Шаст находится в твоём непосредственном подчинении, им командуешь ты одна. Отныне, если он мне понадобится, буду спрашивать у тебя.

Марта сначала превратилась в статую, а потом залопотала:

— Но как же так господин... вы... я... вы у меня разрешение...

— Марта, назначаю тебя шеф-поваром своих кухонь, — торжественно ввёл я женщину в звание, бывшее, кроме названия, пустым звуком. — В подчинение тебе отдаётся Шаст, а завтра прибудет ещё один боец, примешь под своё командование. Управлять ими будешь только ты, но и нести ответственность за холодные очаги, и пустой стол барона тоже будешь только ты. Всё понятно?

От свалившего "счастья" женщина начала рыдать, пришлось её успокаивать, говоря, что столь высокую должность может исполнять она одна и никто другой.

Когда мы вышли из кухни, я ткнул кулаком в бок Рона.

— Ещё раз заржёшь без моего разрешения, пересмотрю оплату.

Телохранитель подавился смешком и сделался самой строгостью, но глаза выдавали его с головой. Погрозив ему кулаком, я поплёлся его устраивать. Пришлось расположить Рона в комнате покойного барона, так как нормальных помещений больше в замке не было. Притащив с ним пару лавок и стол со стулом, я устало присел на одной из лавок.

Почувствовав на себе внимательный взгляд Рона я спросил:

— Ну, чего?

— Ты какой-то неправильный барон, — честно ответил он.

— А ты неправильный телохранитель, — ответил я, — то говорит, что потерял кого-то, то ржёт всё время, сбивая мне людей с толку.

Нубиец нахмурился.

— У нас вера такая: чем больше ты смеёшься, потеряв любимого человека, тем больше он радуется в Небесной Обители.

Я понял, что задел его.

— Ладно, не сердись. Пошли во двор, может, прибежал наш хитрожо...умный Шаст из деревни.

Рон улыбнулся и, идя со мной по лестнице вниз, тихо повторил:

— Ты неправильный барон.

Я не стал комментировать и направился к кузне. Мастер Дарин закончил работу и уже чистил инструменты.

— Денег дали за работу? — спросил я у него в надежде.

Дарин ухмыльнулся.

— Ага, десять фениксов.

Я погрустнел. Крестьяне редко платили деньгами, чаще продуктами или живностью.

— Подмастерье, ты когда появишься в кузне? — сурово спросил Дарин, хмуря брови.

— Некогда пока, — отмахнулся я от мастера, — не знаешь, где можно достать много денег?

— В сокровищнице короля, — одновременно ответили Рон и Дарин, затем переглянулись и засмеялись в полный голос.

— Очень смешно, — не разделил я их настроение, — а поближе ничего нет?

— В сокровищнице герцога Нарига, — снова не сговариваясь, ответили мои учителя, закатившись смехом.

— Где-то я слышал, что при кризисе, — язвительно сказал я, вспомнив новости по телевизору, — сначала сокращают жалование наемным работникам, а потом и вовсе избавляются от некоторых их них.

Мои слова на этих типов нисколько не повлияли, поэтому пришлось плюнуть и сесть отбирать из лежавшей под навесом кучи железа перетащенные сюда слугами и обещанные трактирщику мечи и булавы. Я выбирал те, которые не стыдно было повесить на стены.

Отложив пять относительно приличных мечей и шесть не слишком ржавых пик, булав и копий, я сказал.

— Дарин, завтра парень придёт, отдашь ему всё это барахло, хорошо?

— Чего ради хорошее железо отдавать? — нахмурился Дарин.

— Нужно, — отрезал я, но тут же сглаживая резкость, поправился, — для дела нужно, правда.

Гном сердито пожевал бороду, но ничего не сказал, увидев подтверждающий кивок Рона. Тот уже знал мой план по обустройству трактира.

Тут я увидел вбегающего в замок Шаста. Как обычно, он был весел и беззаботен.

— Шаст, — ласково позвал я его тоном, от которого Рон закашлялся, а Дарин стал интенсивнее жевать бороду. С каждым днём моя практика как оратора становилась всё больше и нагляднее.

Парень, ничего не подозревая, подбежал ко мне.

— Звали, хозяин?

Я обратился к Рону.

— Cвяжи его и определи, пожалуйста, вон на ту лавку, возле кузни.

Парень в мгновение ока оказался скручен, связан своим же поясом и без рубахи привязан к скамье.

Заняв у Дарина позабытый кем-то кнут, я отдал его Рону и громко сказал:

— Бей со всей силы, чтобы шкура слезала.

Затем, когда Шаст взвыл, поняв, что его ждёт, я незаметно для подростка, жестом попросил Рона нагнуться и тихо сказал нубийцу:

— Бей не сильно, но чтобы сесть не мог неделю.

Негр весело сверкнул глазами и с деловым видом взмахнул кнутом для пробы — кнут свистнул и громко щёлкнул. Шаст заорал так, как будто по нему уже били. На шум прибежали Марта и Герда, которые теперь стояли, выпучив глаза.

— Для начала десять ударов, — кивнул я Рону.

Тот размахнулся и начал бить, преимущественно попадая по низу спины. Шаст орал как резаный. Жалость прокралась в моё сердце, но была безжалостно задавлена моим же желудком, который остался пустым из-за потухшего очага.

— Десять, — закончил считать Рон.

Я подошел к всхлипывающему подростку и спросил:

— За что ты наказан?

Тот всхлипывая ответил:

— За то, что обманывал вас, господин.

— Вот видишь, как ты всё быстро схватываешь, — улыбнулся я ему, — может, дать тебе ещё десять для закрепления материала?

— Нет, я всё запомнил, — взвыл подросток.

Рон бил умело — кожа рассечена не была, знания об этом у меня остались после просмотра какого-то фильма.

— Ну вот, раз все счастливы, то, может быть, мы поедим сегодня? — спросил я в пустоту.

Отвязанный Шаст вместе с обеими женщинами испарился, хотя и бежал он вприпрыжку, поддерживаемый за одну руку Мартой.

Дарин усмехнулся.

— Давно пора было.

Я возмутился.

— А чего не сказал тогда?

— Может, я запамятовал, но кто из нас двоих барон? — ухмыляясь, задал он вопрос. — Сам должен знать, чем у тебя слуги занимаются.

— А ты уж и подсказать любимому хозяину не мог, — сразу остыл я от справедливого замечания гнома.

— Любимому — запросто, — ответила эта ехидина. И снова они с негром заржали.

"Наплачусь я ещё от этой парочки", — убеждённо подумал я, уходя в свою комнату.

Там я достал гроссбух и обречённо вписал новые статьи расходов. В графе поступлений денег на сегодняшний месяц по-прежнему красовался ноль: оброк будет только через семь дней, а за фрукты обещали заплатить через десять.

Посмотрев на цифры, я решил, что Рону и трактирщику пока ничего платить не буду, а заплачу, когда сам получу деньги. Завтра часть наличности я собирался пустить в дело. Я был уверен, трактир окупит вложенные в него деньги, осталось лишь найти надежного человека, которому можно было бы доверить расход последней наличности.

Утром я приказал Марте позвать ко мне старосту. Дожидался я его очень долго, успев попасть в руки мастера Дарина, заставившего меня выдраить кузню.

Работая, я постоянно ловил на себе удивленные взгляды Рона, упражнявшегося со своим копьём во дворе. Кстати, я успел заметить, что утром, перед тренировкой, он был остановлен мастером Дарином, который, забрав копьё, начал его внимательно изучать, то крутя в руках, то пытаясь согнуть о землю.

В конце этого осмотра гном что-то одобрительно проворчал и отдал Рону его оружие назад. Польщенный нубиец поблагодарил мастера и начал занятия.

Когда, наконец, прибыл староста, я едва мог разогнуть спину и выпрямиться. Староста, завидев меня в кузне, сначала онемел, а потом, поймав мой ласковый взгляд, подбежал ближе.

"Чувствуется моя предварительно проведённая работа", — восхитился я.

Бросив все скребки, я уселся на лавке, похлопав по ней ладонью, дал знак старосте сесть рядом. Тот нерешительно примостился рядом, не зная, чего от меня следует ожидать.

— Как дела в деревне? — задумчиво спросил я у него.

Тот вздрогнул от вопроса и осторожно поинтересовался:

— А что вас интересует хозяин?

— Как мужики с моей землёй справляются, как оброк готовится?

Староста вздохнул посвободнее.

— Мужики ещё поверить не могут, думают, отберёте весь урожай. А оброк готов, собрали почти всё, за всю деревню.

— Мужикам скажи, чтобы не волновались, всё по уговору будет, — успокоил я старосту, — а оброк буду ждать в срок, как назначил. — Я замолк, староста начал заметно волноваться. — Тебя как народ-то кличет? — спросил я, так ведь до сих пор и не узнал его имени.

— Накилом.

— Доволен ли ты, Накил, работой на меня, нравится за садом присматривать?

Староста затрясся, понимая, что настала главная тема разговора.

— Хозяин, я своё слово держу, каждый день окапываем деревья, поливаем, удобряем, в следующем году не узнаете сад свой. Неужели отобрать хотите? — со страхом спросил он, видя, что я молчу.

— Нет, сад твой, — ответил я внимательно смотря на старосту, который после моего ответа слегка расслабился. — Думаю, кому дело ответственное поручить. Не подскажешь ли?

Староста совсем успокоился и заинтересовался:

— А что за дело? Тут ведь смотря какое.

— Знаешь таверну, что у дороги стоит? — понимающий кивок старосты. — Хочу деньги в неё вложить, как думаешь, верно будет? — спросил я, решив, что по ответу старосты определю, стоит ли ему вообще доверять.

— Да что вы, господин, тамошний ведь хозяин — последний мерзавец, все ваши деньги растратит, а потом скажет, что все в ход пошли да пропали, — заволновался староста.

Я ответу обрадовался.

— Вот поэтому и хочу к нему человека надёжного приставить, чтобы за моими деньгами присматривал да за его тратами следил, — я скосил глаз на старосту.

Тот задумался.

— А если он откажется человека такого держать?

— Тогда этот человек должен мне всё доложить и ни асса ему не давать.

Староста задумался и что-то шептал про себя.

— Жалованием своего человека не обижу, — подбросил я ему приманку, — Сестерций в день дам за такое ответственное дело.

Глаза старосты сверкнули.

— Но и спрошу с него, если при проверке денег вложенных не найду, — поспешил я прервать его мечты.

Блеск в старостиных очах померк.

— Ну, как найдёшь подходящего человека, скажи мне, — закончил я разговор, видя что староста не решается дать ответ.

Когда я встал и взялся за скребок, староста внезапно сказал.

— Я возьмусь, хозяин!

Я с деланно удивлённым видом повернулся к нему.

— Накил, это же такая должность, если что не так, на суку повешу.

Староста слегка побледнел, но уже твёрже сказал:

— Я теперь за вас, хозяин, хоть в огонь, хоть в воду. Если дадите должность — оправдаю.

Я для вида задумался и, сделав таким же лицо, сказал:

— Вот нравишься ты мне Накил, нравишься. Что-то есть в тебе такое, что смотришь и веришь человеку. Будь по твоему, уговорил, — я достал кошелёк со всеми наличными деньгами и списком дел, нужных для таверны, которые лежали в моей сброшенной перед работой одежде и протянул их старосте, который от моих слов раздулся от гордости.

— Неделю работаешь самостоятельно и ведёшь записи трат, потом, в любой день, проверю, — сказал я ему для острастки, — не подведи. Доверие моё дорогого стоит.

Староста благоговейно взял кошелёк и пергамент из моих рук и ответил:

— Не пожалеете, хозяин, всё сделаю в лучшем виде.

Провожая старосту взглядом, я покачал головой.

— Доверчивый я что-то...

Но в данной ситуации другого выхода просто не было, всем одновременно заниматься сам я просто не мог.

"Что же делать с нападениями на деревню? — думал я утром следующего дня. — За всем я не поспею, нужно как-то самооборону организовывать, что ли. Только как это грамотно сделать — нужно спросить у профессионала", — сразу пришла здравая мысль.

Поскольку все слуги были озадачены добычей дров и запасом их на ближайшее время, то пришлось самому идти искать Рона. Телохранитель быстро нашёлся, он сидел рядом с кузней и разговаривал с Дарином. Увидев меня они подозрительно замолчали.

— Секретничаем, значит, — возмутился я, — против хозяина своего замышляете, признавайтесь!

Оба насмешника на мою строгость тона не повелись и только хмыкнули на мои разглагольствования.

— Совсем никакого уважения, — пожаловался я в пустоту, гном и нубиец стали откровенно посмеиваться.

— Ладно, пошутили и хватит, — прервал я их смешки, — Рон, нужен твой совет как профессионала: как можно лучше организовать крестьян, чтобы они сами защищали себя?

Рон без запинки ответил:

— Против серьёзных солдат или, тем более, наёмников ничего не сделать, а если защищаться от таких, каких ты вчера повесил, то достаточно раздать луки и обучить простейшим навыкам стрельбы.

— Тогда не луки, а арбалеты, — поправил я его, вспомнив что-то такое из истории.

Дарин переглянулся с Роном и гном сказал.

— Вообще-то арбалет — оружие гномов, так как толку от людских арбалетов никакого: доспех и кольчугу не пробивают, натягивать долго, скорострельность никакая, а уж цена у них... В общем, забудь про арбалет. Тем более, что, если дать людям гномьи арбалеты, то они их даже натянуть не смогут.

— Ну, вы ваще, — поразился я. — У арбалета главное — простота, не надо никого долго обучать, так, провёл пару тренировочных стрельб — и готово. А насчёт всего остального, так нам не регулярное войско нужно отразить, а всего лишь мародёров, так что давайте придумаем простую схему арбалета, а Дарин сделает мне штук десять для пробы. Ведь никто не заставляет нас делать гномьи арбалеты, хотя уверен, что и их может зарядить обычный человек, при определённой модернизации.

Гном с Роном засмеялись.

— Ты гномьи арбалеты видел вообще? — смеясь, спросил Дарин.

— Нет, но я не откажусь от своих слов, — настаивал я на своём.

Рон посмеиваясь обратился к мастеру.

— Дарин, принеси свой, ты ведь рассказывал, что у тебя есть.

Гном ушёл, а когда вернулся, то я сначала не понял, что за агрегат он несёт на плече. Когда он подошёл ближе, я от смеха упал на лавку. Гном и нубиец недоумённо переглянулись.

— Ой, не могу, — тыкал я пальцем в принесённое орудие, больше напоминавшее ручную баллисту, чем арбалет. — А почему больше сделать не могли? Ну раза в четыре ещё, чтобы тетиву десятком солдат натягивать? Для человека нужно гораздо меньше сделать, хотя, в принципе, и этот арбалет можно натянуть.

Гном побелел от злости, когда я тыкал в его шедевральное, как он наверняка думал, оружие.

— Ты думаешь, один такой умный? — прошипел он, закусывая свою многострадальную бороду, — если делать дугу арбалета меньше, то толку от него никакого не будет — болт полетит недалеко и не пробьёт даже кожаную куртку, не говоря уже про кольчугу или доспех.

Я снова засмеялся, показывая пальцем на большой арбалет гнома.

Дарин покраснел.

— Хочешь сказать, что тетиву этого арбалета натянет любой человек?

Я закивал головой.

Гном пожевал бороду и заявил:

— Если тетиву натянет хотя бы Рон, то я обязуюсь сделать для тебя бесплатно десяток каких скажешь арбалетов. А если не натянет, то месяц будешь безвылазно работать в кузне. Идёт?

Я заинтересованно посмотрел на него.

— Даёшь слово?

Гном кивнул в подтверждение своих слов.

Рон направился к арбалету, но я его остановил.

— Сначала проведём кое-какую модернизацию.

Поскольку кузня была готова к работе, то я забрал у Рона широкий кожаный пояс и пошёл выбирать нужный кусок железа из кучи перед кузней. Я собирался сделать крюк и крепко примотать его к поясу.

Через час пояс с крюком был готов, Дарин скептически посматривал на конструкцию, недоумевая, зачем я это делаю. Если бы он знал, что про устройство арбалетов у нас знает практически каждый мальчишка, то побоялся бы спорить со мной.

Закончив с поясом, я стал думать, как мне сделать стремя на конце арбалета. Оглядев его, я понял, что для скорости и показательности можно прожечь дерево прутом железа, больше в такие короткие сроки ничего другого на ум не приходило.

Я попытался поднять арбалет, чтобы затащить его в кузню — не тут-то было, пришлось звать на помощь Рона. Тот поднатужился, и притащив, положил его, куда я показал. Заставив его одеть фартук, я приказал держать арбалет, пока сам буду раскалённым железом прожигать дырку.

Нагревая металл, я понемногу надавливал им на плотное дерево. Чтобы оно не загорелось, пришлось поливать его водой, из-за чего металл быстро остывал и приходилось калить его заново. Вконец обессилев и множество раз обжёгшись, я наконец проткнул ложе и согнул продетую сквозь него железяку, сделав из неё стремя.

— На один заряд точно хватит, — так прокомментировал я Рону и Дарину свою работу.

Настало время практического занятия, которое решило бы — впахивать мне в кузнице целый месяц или нет. Показав Рону порядок действий я отошёл от греха подальше: стремя доверия не внушало, поскольку дерево от воды разбухло и могло лопнуть. Правда, я для страховки наварил вокруг ложа в том месте, где находилось стремя, две полосы металла.

"Но лучше отойду, — решил я, — если такая дура в меня попадёт, мне точно кранты будут".

Рон вставил ногу в стремя и согнулся над арбалетом, одевая на крюк тетиву, затем, натужно кряхтя, принялся разгибаться всем корпусом. Затаив дыхание, я смотрел на ложе, которое угрожающе похрустывало. Не менее заинтересованно наблюдал за этим Дарин, который с каждым пройденным тетивой арбалета сантиметром начинал всё ожесточённее жевать бороду.

Прорычав, Рон выпрямился и положил тетиву на фиксатор. Выглядел он так, словно весь день бегал.

Я торжественно улыбнулся и сказал им:

— Есть ещё желающие поспорить со мной о арбалетах?

Желающих не оказалось.

Вечером, когда мы сели ужинать, как обычно втроём, то я, прежде чем начать есть опостылевшие мне мясо, сыр и хлеб, выложил на стол рисунок арбалета.

Гном, отодвинув еду, принялся рассматривать рисунок и мои подписи к деталям.

— Плечи из металла? — недоуменно спросил он.

— Угу, — ответил я с набитым ртом, — нужна гибкая сталь. Придётся экспериментировать, чтобы тетива соответствовала упругим плечам.

Гном отложил рисунок.

— Выделишь оболтуса из тех двух, что болтаются у нас на дворе? Пусть дерево поищут для лож?

— Забери сына трактирщика, не помню как звать. Шаст ещё с трудом ходить может.

Наконец-то настал день сбора оброка. К этому времени я нашёл в замке средней разрушенности погреб, который за неделю нужно было быстро подготовить к принятию припасов. Очень помогли знания гнома, который рассказал и показал, как надежно заделать дыры и что щели лучше всего промазать перемешанной с соломой глиной. Также пришлось сколачивать грубые деревянные сундуки, чтобы мыши и крысы не добрались до продуктов.

С трудом, но временный погреб был подготовлен в срок. Я собирался до начала зимы обустроить другой, более просторный, но пока нужно было дождаться поступления денег. Их отсутствие здорово меня напрягало — ведь я был должен всем жалование, которое ещё ни разу не выплатил.

Крестьянские подводы стояли под разгрузкой, когда я позавтракал и спустился посмотреть, что они привезли. Приёмом денег и записью того, кто сколько сдал, согласно переданному мне старостой списку жителей деревни, занимался Рон, который долго ругался, прежде чем согласился на эту "почётную" должность. Он согласился сразу после того, как я признался, что выплатить сейчас ему жалование нечем, вся надежда на оброк. Нубиец сначала был в шоке от моей наглости, поскольку, не платя ему денег, я был не в праве ничего с него требовать, но потом почему-то передумал и согласился.

Теперь он стоял перед входом в замок и записывал количество товара, сданного каждой семьёй. Я подошел и незаметно для всех пошевелил кошелёк на его поясе — тот приятно брякнул металлом. Рон, отвлёкшись от очередного крестьянина, поклонившегося мне в пояс, незаметно мне подмигнул.

В предвкушении вечера я решил поработать в кузне, тем более что в очереди к Дарину стояло целых три клиента. Для начала я зашёл к себе и переоделся в простую одежду, чтобы своим дворянским видом не распугать его заказчиков, а затем, испачкав сажей лицо и руки, подошёл к нему.

— Мастер, а что вы тут делаете? — тягуче спросил я, с выражением лица деревенского дурачка.

Дарин нахмурился, но, поняв мою задумку, прикрикнул:

— Иди сюда, будешь работать со мной, дурак.

Состроив испуганную физиономию, я принялся за работу.

Солнце зашло за горизонт и стало прохладно, осень вступала в свои права. "Мне стоит поторопиться с осуществлением своих замыслов", — подумал я, с трудом разгибая натруженную за день спину.

Нужно приготовить к зиме свою комнату и комнаты слуг, а также запастись большим количеством дров. Стены комнат я собирался промазать раствором, подсказанным Дарином — смешанной с соломой глиной. Замазывать следовало всё полностью, от пола до потолка, чтобы меньше тепла выходило из комнаты. Именно поэтому я выбрал себе комнату без окон, в ней хоть и нужно было постоянно жечь свечи, но зато ниоткуда не дуло. А когда я растапливал камин, то в комнате вообще становилось тепло как в раю.

Высказанное мной желание отштукатурить все жилые комнаты сначала не нашло живого отклика среди моих слуг, но после того, как от Рона досталось Герде, которая плохо промазала глиной мою комнату и кухню — трудовой порыв у всех поднялся на должную высоту. Стоило мне явиться принимать очередную комнату, как энтузиазм становился ещё кипучее, и больше наказанных не было.

Дровник был уже давно готов, он широким навесом тянулся от одной замковой стены до другой, оставалось дождаться окончания работ по сбору урожая и послать крестьян в лес, на заготовку дров.

Закончив работу, мы с мастером вместе убрались, подмели кузню и, помывшись в ледяной воде, направились посмотреть, как обстояли дела у Рона. Тот принимал последнюю подводу и покрикивал на Шаста с Жаном, которые помогали крестьянам разгружать продукты в нашу кладовую.

Проводив подводу, мы закрыли вход в замок опускающейся решёткой — единственным работающим приспособлением со времён былого величия замка.

— Иди поешь, Рон, — сказал я нубийцу, забирая у него книгу прихода оброка и тяжёлый кошелёк с пояса.

Негр с сожалением проводил его взглядом.

— Заплачу, не переживай, — подбодрил я его.

У меня даже мысли не мелькнуло, что этот (как я успел узнать его за такой короткий срок) гордый и сильный воин мог присвоить себе чужое.

Забравшись к себе, я, потирая руки, расположился за столом и для начала выложил все деньги из кошеля на стол — нужно было определить, чего мне перепало.

Разложив все монеты столбиком по их достоинству я подвел итог: не густо, в переводе на золото получилось чуть больше семнадцати кесариев.

— Ну что же, могло быть хуже, — философски заметил я, — ведь есть ещё продукты, которые привезли крестьяне. Сейчас распишу, что нужно будет оставить, чтобы прожить месяц, а что можно отправить в трактир. Раз денег лишних у меня нет, будем помогать продуктами.

— В общем, посмотрю по остаткам, если образуется какой избыток, буду продавать, деньги мне сейчас нужнее, — определился я.

Кстати, завтра вместе с продуктами нужно будет съездить проверить, как идёт ремонт трактира. После сбора урожая я планировал отправить туда несколько мастеровых крестьян, чтобы пристроить к трактиру гостиницу, или, как это тут называлось, постоялый двор. Проезжающим по дороге путешественникам сейчас приходилось съезжать с дороги к постоялому двору, находящемуся на землях хорошо известного мне барона Шаклю, сына виконта Шиара. Мой постоялый двор отберёт большинство клиентов, и хотя бы так я щёлкну ему по носу, забрав часть денег.

Почему я не хотел отвлекать крестьян сейчас на его строительство? Потому что я видел, как все мужики от рассвета до заката обрабатывали в поте лица мои наделы — данная мною возможность запастись зерном на всю зиму и иметь излишки для продажи оказалась для трудяг самым лучшим стимулом.

"Больше и лучше соберут, больше и мне достанется", — подумал я тогда и оставил идеи по постройке постоялого двора на время после сбора урожая.

Вздохнув, я перестал вспоминать и стал записывать доход в статью денежного гроссбуха "оброк деревни" — 17.5 кесария. Теперь осталось разобрать второй гроссбух, который заполнял Рон — продуктовый.

Открыв его, я порадовался, что заранее пролиновал страницы и сделал строки с именами семей, а колонки — с вносимыми продуктами. Рону пришлось долго объяснять, что всё, что от него требуется — это отмечать количество поступлений, разнося их по нужным колонкам. К счастью, с таким простым заданием Рон справился, и теперь я только подсчитал общее количество полученных продуктов.

Провозившись ещё час, я потянулся.

— Завтра позову Марту и спрошу, сколько чего из продуктов мы обычно тратим в месяц. Все излишки отправлю, как и планировал, в трактир, иначе мыши в моём ненадёжном подвале всё сгрызут.

Закончив с приходом, я с тяжёлым сердцем открыл первый гроссбух в статье расходов и записал на странице, обозначенной "Жалование":

— Марта — 15 сестерциев;

— Герда — 15 сестерциев;

— Дарин — 3 кесария (зелёное пупырчатое земноводное придавило меня к земле и я тяжело вздохнул, прежде чем написать следующую строку)

— Рон — 15 кесариев;

— Шаст — 10 сестерциев;

— Жан — 10 сестерциев;

— Семья старосты — 45 сестерциев;

— Староста — 15 сестерциев.

Итого: 23.5 кесария

Я почесал в затылке.

— Послезавтра ещё торговец принесёт шесть кесариев, так что проживём как-нибудь. Жалование, главное, выплачу, и то ладно. Важнее, что дело налажено и осталось ждать результатов. Тем более, что от пятидесяти кесариев, доставшихся мне по наследству, у меня оставалось ещё шесть.

Утром я проснулся в отвратительном настроении, всю ночь мне снились родители. Мама всё время плакала, сидя на кровати в моей комнате, а папа сидел рядом и утешал её.

— Не плачь, Тань, раз тело не нашли, не стоит отчаиваться раньше времени.

Сон повторялся несколько раз, и поэтому я не выспался, встал с гудящей головой и в плохом настроении. Утром тоска по родителям и дому нахлынула на меня ещё сильнее, и я долго не мог встать, валяясь в кровати.

Хорошо хоть, кровать я застелил матрасами, набитыми соломой, которую мне меняли раз в неделю, а простыни и прочие принадлежности мне стирали каждый день. Имея десять комплектов, я теперь мог не бояться клопов. Слуги удивлялись, конечно, такой моей, как они считали, странности, но кто мне мог что сказать?

Ужасное утро обернулось таким же днём. Сегодня я решил устроить выдачу зарплаты трудящимся. Я вызывал в комнату слуг по одному и выдавал им жалование. Самым потрясённым выглядел Рон, он, похоже, не ожидал, что я заплачу все по уговору.

— Слушай, Макс, — замялся он на пороге, — я знаю, у тебя сейчас с деньгами не очень, может, временно уменьшим мне плату, а потом, как дела пойдут в гору, вернем обещанный полукесарий?

Я удивился, впервые видел человека, который отказывался от денег, но всё же, скрепя сердце, отказался от предложения.

— Нет, Рон, уговор дороже денег. Не спорю, деньги мне нужны, но никто не сможет сказать, что я не держу слова.

Нубиец ещё более удивлённо посмотрел на меня и вышел из комнаты.

— Неправильный барон, — донеслись до меня его слова.

Раздав служащим замка жалованье, я, как и планировал, отправился к трактирщику, посмотреть как обстоят дела с ремонтом и договориться о поставках продуктов в трактир.

На время ремонта я решил трактир закрыть. Подойдя ближе, я с удовлетворением увидел, как по фасаду заведения ползают рабочие, меняя сгнившие доски и перекрашивая здание в серебристый цвет. Подойдя ближе, я спросил Рона.

— Нравится тебе раскраска?

— Теперь трактир будет виден издалека, — ухмыльнулся тот.

— Это нам и нужно.

Когда мы вошли внутрь, ко мне сразу бросились две фигуры, принявшиеся кланяться и желать мне всяких благ. Присмотревшись, я узнал Шумира и старосту. Поздоровавшись с ними я предложил выйти наружу, поскольку внутри помещения было шумно из-за рабочих, которые что-то пилили, красили и таскали.

Для начала я отвёл старосту в сторону и незаметно передал мешочек с монетами.

— За сад и твою работу здесь, как условились.

Накил вздрогнул и открыл мешочек, тускло блеснуло серебро в лучах солнца — староста испуганно затянул завязки и спрятал кошель за пазуху, ведь для него это были огромные деньги.

— Ну, как наш трактирщик? — перебил я его слова благодарности.

Староста хитро улыбнулся.

— Сначала пытался меня обмануть, но с рабочими я сам договаривался и плачу им по уговору. Тем более, я рассказал ему, что вы сделали с солдатами в деревне, теперь трактирщик ваш самый большой почитатель.

Я улыбнулся.

— Молодец. Отчёт о потраченном ведёшь?

Староста усиленно закивал головой.

— В конце работ отчитаешься, — напомнил я.

— Да, хозяин.

Я посмотрел на старосту, на лице нет ни капли испуга, может и не ворует.

Подозвав трактирщика, я спросил:

— Когда думаешь закончить?

— Самое большее — через две недели хозяин, — льстиво улыбнулся Шумир, испуганно глядя на меня, видимо, рассказ старосты его действительно пронял.

— Значит так, вот тебе список продуктов, подумай, сколько чего тебе требуется, скажешь Накилу, их привезут, — я отдал ему набросанный список того, что я мог выделить ему с барщины. — Так что на стороне не покупай.

Трактирщик взял лист и пробежался по нему глазами.

— Хорошо господин.

— Погреб сделай хороший, пока ремонт идёт, за каждый мешок ответишь. — Я кивнул старосте. — Проконтролируй, Накил.

Староста поклонился мне в подтверждение, что всё понял.

— Да, и последнее, как урожай будет собран, жди мужиков моих, будем постоялый двор пристраивать к трактиру, так что не медли, начинай искать каменщиков для фундамента, — вспомнил я свои планы.

Глаза трактирщика расширились.

— Давно мечтал об этом, господин, ведь основной доход конкурентам отдавал из-за его отсутствия. Постоялый двор — это действительно прибыль, — его глаза заблестели.

— Ну, вроде у меня всё, будут проблемы — связывайся со мной через Накила, — закончил я и пошёл домой.

Староста и трактирщик долго кланялись вслед, как сообщил мне вездесущий глазастый Рон.

— Надо повозку какую купить, что ли, — пожаловался я нубийцу, — да коней нормальных, а то хожу пешком, как последний крестьянин.

Рон мечтательно вздохнул.

— Да уж, не помешало бы.

— Ну ничего, заработают трактир и постоялый двор — будет неплохой доход, — успокоился я. "Нужно сегодня опять порыться в бумагах барона, может, ещё с чего удастся денег срубить", — вздохнул я про себя.

Вечером я решил устроить небольшой пир, ведь теперь Марта будет готовить нормальную еду, а не одно мясо каждый день. Дав ей указания, какие блюда готовить для меня, я пошёл сполоснуться в ручье кузни.

— Макс, можно тебя? — раздался голос Дарина, когда я уже отходил от кузни.

— Да мастер? — повернулся к гному. Тот, довольно улыбаясь, держал в руках арбалет.

Радостно вскрикнув, я подбежал и, выхватив его из рук кузнеца, стал осматривать со всех сторон — мастер не только сделал всё по моим рисункам, но и внёс небольшие свои дополнения.

— Хочу попробовать, — заявил я Дарину.

Тот улыбнулся и хитро блеснув глазами, сказал:

— Я так и подумал. Вот тебе десяток болтов, — с этими словами он снял с ремня на поясе мешочек и протянул мне, — только заряжать будешь сам!

— Жан! — крикнул я пробегающему мимо с мешком парню, тот сразу подбежал и боязливо посмотрел на меня.

После показательных порок Шаста и Герды все слуги стали исполнительными и быстрыми, теперь мне не было нужды долго звать кого-то из них, первый, кто слышал мой голос, бросался узнать, что нужно господину. Хоть мне и не нравилось устраивать порки, но, похоже, это было единственным средством, способным влиять на поведение этих людей.

"Вот почему не все такие адекватные как Дарин и Рон"? — думал я, глядя на испуганного парня старше меня на десяток лет.

— Да господин, слушаю.

— Возьми ремень у мастера Дарина и надень на себя, — приказал я. Чего это я буду мучиться, заряжать арбалет когда рядом есть более сильный?

Показав Жану, как следует натягивать тетиву, я достал один из болтов: наконечник был боевой. Взяв заряженный арбалет у вспотевшего парня, я вложил болт в канавку и прижал фиксатором, теперь как арбалет не поворачивай — болт не выпадет. Осталось выбрать мишень.

— Жан поставь вон тот чурбан рядом со стеной, — определился я с местом и, дождавшись, когда полено будет установлено, а парень уйдёт с линии выстрела, прицелился и нажал на спуск: тихо тренькнула тетива и из стены рядом с поленом выбило искру.

— Чуть-чуть не попал, — расстроился я, — Жан, принеси болт.

От удара об стену наконечник болта сильно расплющился, я показал его Дарину.

— Пробные болты, для нового арбалета, — пояснил тот, — ты первый выстрел из него сделал, завтра поправлю.

Заставив Жана заряжать мне арбалет, я сделал ещё пять выстрелов, последним поразив, наконец, мишень. Осмотрев после выстрелов тетиву арбалета, я остался доволен — скрученная из сухожилий животных и вымоченная в особом составе, та ничуть не размочалилась, а ведь усилия, которые давали железные плечи арбалета, были больше, чем если бы они были из дерева.

— Ты просто бесподобен, — обратился я к мастеру, — за такой короткий срок сделать первый образец — это нечто. Твой рейтинг у меня просто на десять пунктов взлетел.

Гном остался серьёзен, но по едва скрываемой в бороде улыбке я понял, что он доволен.

— Не знаю, что такое рейтинг и пункты, хозяин, опять ты непонятные слова вставляешь, но пора бы тебе настоящей работой заняться, а не кузню убирать.

— Так ты сам меня заставляешь это делать, — возмутился я, — я сколько просил позволить тебе помогать, а у тебя одно на языке: подай то, подмети там, почисть тут.

— Ну, можешь считать, Макс, — гном улыбнулся и видя, что Жан отошёл за пределы слышимости, сказал, — что ты официально принят в помощники.

— А до этого что было? — моему возмущению не было предела, почти два месяца я работал в кузне как уборщица.

— Проверка серьёзности твоих намерений, — твёрдо ответил гном.

— Я тебе это припомню, — пригрозил я ему и, уходя от смеющегося мастера, проворчал, — всем бы только меня испытывать, где этот Рон запропастился, пора начинать тренировки.

Теперь, когда до сбора урожая оставалось две свободные от дел недели, я решил начать тренировки с Роном.

Нубиец предсказуемо обнаружился на кухне, уминающим пирог с курятиной, испеченный для меня Мартой. От такой наглости я даже не нашёлся, что сказать, а нубиец, увидев меня, как ни в чём не бывало спокойно доел пирог, вытер руки о полотенце, которые я приказал развесить во всех комнатах над тазиками воды для умывания и периодически менять их, подошёл ко мне.

— Не переживай, Макс, пирог тебе не понадобится, после моей тренировки он всё равно оказался бы на земле.

Я посмотрел на нубийца, возвышавшегося надо мной с "доброй улыбкой", и мне захотелось оказаться далеко-далеко от этого места, лучше бы вообще дома.

Рон полностью сдержал своё обещание — после сорока кругов вокруг замка, сотни отжиманий и других физических упражнений, которые телохранитель заставил меня сделать, на земле оказался не только мой завтрак, но и вчерашний ужин.

Я чувствовал себя ужасно: кружилась голова, горло было пересушено, слюна вообще не выделялась, ног и рук я практически не чувствовал, а спина и живот были одним сплошным синяком.

— Завтра заставлю этих двух оболтусов изготовить тебе тренажёры, на которых будем делать разминку, — пообещал мне Рон с довольным видом стоя надо мной. — Сегодня ты размялся хуже пятнадцатилетнего мальчишки из моей деревни.

— Мне и есть пятнадцать, — прохрипел я, лёжа на спине и пытаясь привести дыхание в норму.

— Ну, тогда хуже пятилетнего, — не моргнув глазом, поправился Рон и добавил, — на сегодня всё, я думаю, мастер Дарин сказал, что ждёт тебя вечером в кузне.

Вспомнив данное мастеру обещание начать сегодня же вечером, я застонал — кто же знал, что проклятый Рон так меня загоняет?

Встать на ноги я смог только после того, как мой учитель сходил за ведром ледяной воды в кузню и теперь, весело гогоча, поливал меня сверху.

— Я тебе это припомню, — только и смог пригрозить я ему, направляясь к кузне и ощущая, что обоим моим обещаниям в ближайшее время не суждено сбыться.

Очнулся я от того, что кто-то тряс меня за плечо. Открыв глаза, я непонимающе уставился на Рона, стоящего рядом с кроватью со свечкой в руке.

— Давай вставай утро уже, — нагло заявил негр и, потянув одеяло, сбросил меня с кровати.

Всё моё тело после вчерашнего было одним большим кровоподтеком: сначала нубиец вымотал меня до предела, а затем Дарин доконал меня в кузне, заставляя махать тяжеленным молотом. Когда я упал на пол, то оно быстро напомнило мне о перенесённых испытаниях, все мои нервные окончания ощутимо продемонстрировали, что значит издеваться над собственным организмом.

С трудом поднявшись, я набросился на Рона: слушая мои ругательства, в которых я, не сдерживаясь, объяснил ему, кто он такой, кем являются его ближайшие родственники, куда он может пойти и с какими животными может заняться интимной связью — нубиец восхищённо цокал языком и внимательно слушал.

Когда я выдохся он сказал ласково смотря на меня:

— За ругательства ставлю тебе высшую отметку, а вот за оскорбления учителя ты мне сейчас ответишь.

Схватив в охапку, он, несмотря на все мои угрозы и попытки вырваться, вынес голого меня наружу и бросил в выгребную яму, куда обычно сливали помои.

— Вот тут тебе самое место, — закончил он, нагло мне улыбаясь.

В нос мне ударила непереносимая вонь, и я сделал попытку пошевелиться. Странно, но боль во всём теле после соприкосновения с грязью немного притихла, поэтому я, дыша только ртом, спокойно улёгся на спину и, глядя в предутреннее небо попытался заснуть. "Тут-то меня никто не тронет", — мелькнула у меня спокойная мысль.

К сожалению, у учителя были относительно меня другие планы, и видя, что я даже не пытаюсь подняться, он возмущённо сказал, что если я сейчас же оттуда не вылезу, то очень пожалею об этом. Лезть в такую клоаку ему явно не хотелось, поэтому он решил выманить меня с помощью угроз.

Не пошевелив и ухом, я ногами протолкнул своё тело ещё дальше в вонючую жижу. "Как тут тепло и мягко", — шевельнулась у меня к голове мысль.

Тем временем Рон от угроз перешёл к лести, говоря, что не будет на меня сердиться и забудет этот неприятный инцидент. Я послал его подальше.

Взревев, он попытался уйти, но, поскольку я бросил вызов его учительской чести, то вскоре вернулся, но уже с ведром воды, чтобы облить строптивого ученика. Вода несколько побеспокоила меня, но на фоне всего ноющего тела это показалось сущим пустяком.

Рыча и проклиная меня последними словами, нубиец полез в яму вслед за мной, пытаясь вытянуть меня за ногу, чтобы не заходить в неё дальше. Я подтянул ноги к животу и одним глазом наблюдал, как кипящий возмущением учитель, проклиная меня подбирается ближе.

Когда он оказался совсем рядом, мне в голову пришла блестящая мысль: не думая о последствиях, я распрямил ноги и сделал учителю подсечку. Буквально на десять секунд над замком настала благословенная тишина, но не успел я обрадоваться наступившему затишью, как мир взорвался причудливыми ругательствами, о многих вариантах которых я даже не догадывался.

Испачканный теперь не меньше меня, учитель схватил меня в охапку и бросился к ближайшему небольшому озерку, в пяти минутах ходьбы от замка. Купание продолжалось долго, причём преимущественно я находился под водой, а Рон пресекал мои отчаянные попытки вынырнуть и лишь изредка вытаскивал меня из воды только затем, чтобы с помощью всех красок своего богатейшего лексикона создать для меня картину издевательств над моим многострадальным организмом.

Картину эту он незамедлительно начал воплощать в жизнь, как только мы вылезли из озера. Оставив меня на время на берегу, он пошёл стирать свою одежду. Поскольку я был голым, то меня такие мелочи не волновали. Учитель вернулся с палкой в руках и, больно стегая меня по спине и заднице, заставил подняться и бежать к замку. Под градом ударов пришлось подчиниться и бежать.

Так мы пробегали до самого обеда и хоть я падал на землю в бессилии каждые десять минут, всякий раз Рон палкой заставлял меня подниматься и снова бежать.

На моё счастье, экзекуцию остановила одна деревенская девчонка моего возраста, которая, оказавшись по своим делам рядом с замком, вдруг увидела, как на неё несутся два голых существа: одно белое, которое бежало, при этом дрыгаясь и виляя из стороны в сторону, а другое чёрное, палкой подгонявшее первое и дико завывавшее при этом.

Раздавшийся визг был, наверное, слышан на многие километры вокруг, но именно он заставил учителя опомниться. Мы вернулись к ручью, кое-как смыли с одежды грязь, а потом незаметно проникли в свои комнаты и переоделись.

На следующий день все шептались о злобных демонах, бегающих вокруг замка, мы же с Роном благоразумно помалкивали.

Не дав мне позавтракать, проклятый нубиец погнал меня делать физические упражнения. При малейшей заминке он бил меня палкой. Я ругался, грозил ему расправой, но приходилось лезть вон из кожи, поскольку Рон обещал мне, что своё жалование будет отрабатывать честно и сделает из меня воина, который сможет защитить себя хотя бы от нубийской старухи. Свои слова он по непонятной для меня причине всегда подкреплял ударами палки.

На моё робкое заявление о том, что нубийских старух в округе нет и в ближайшем будущем не предвидится, Рон с улыбочкой пообещал, что специально для меня он найдёт одну такую. Больше эту тему я старался не затрагивать.

Когда подошло время обеда, я не то что едва переступал ногами, у меня было стойкое желание снова упасть в выгребную яму, да так, чтобы никто не мог меня оттуда достать. После обеда был целый час перерыва, а затем Рон снова начал надо мной измываться.

На мой вопрос когда же я начну заниматься с мечом, мне был дан очень простой ответ — когда смогу удержать его в руке.

Занятия продолжались до вечера. Ровно в пять часов за мной пришёл Дарин и полуживого забрал к себе в кузницу. Оказывается, ему принесли срочную работу и требовался молотобоец, чтобы лучше проковать металл. Едва успев сполоснуть лицо и напиться, я был вынужден приступить к работе. Как оказалось мастер Дарин также дал мне обещание, что превратит меня, несмотря ни на что, в кузнеца, хоть и худшего среди гномов.

Надо признаться, с гномом мне в некотором смысле повезло, бить меня он не стал, а всего лишь рассказывал, откуда, по его мнению, у меня растут руки, и предупреждал, что самолично туда мне их и вставит, если я не исправлюсь.

Ужин я помнил смутно, так как максимум, на что меня хватило — это быстро похватать куски со стола и, зайдя к себе в комнату, упасть без сил и уснуть.

Утром, когда меня растрясли за плечо и, с трудом открыв глаза, я увидел перед собой ласково улыбающегося нубийца — мне стало плохо и я притворился мёртвым. К сожалению, это меня не спасло и я был палкой выгнан на улицу.

Две недели жизни по подобному расписанию для меня пролетели как один день. Я уже мечтал о том дне, когда смогу заняться финансовыми делами, хотя, когда я только приступил к осуществлению своих обязанностей хозяина замка, они откровенно навевали на меня скуку. Теперь же, после занятий с двумя учителями, пытавшимися сделать из меня, как они говорили, "нубийца с сердцем гнома", я пересмотрел свои взгляды на управленческие дела, решив, что это именно то, что мне больше всего нравится — сидишь себе в холодке и никто тебя не трогает.

В единственный час моего обеденного отдыха, вместо спокойного расслабления, приходилось контролировать строительство новых построек: называть ремонтом то, что пришлось делать с полуразрушенными строениями, у меня не поворачивался язык.

Все слуги видели издевательства учителей надо мной, но благоразумно помалкивали, так как господин волен развлекаться как хочет. Тем более, что им лучше меня было известно, что случится, если меня убьют. Менять пусть странного, но спокойного хозяина, к тому же вовремя выплачивающего хорошее жалование, на непредсказуемого и жестокого герцога Нарига мог пожелать только безумец.

Возможно, поэтому каждый из них старался на совесть, готовя погреба: один большой, под пшеницу, и второй поменьше, под продукты. Также слугам приходилось заниматься дровником, так как я решил сделать запас дров большим, на всю непредвиденную погоду зимы.

Кроме прочего, я заставил слуг вытащить все бочонки из запасов барона и расставить их сушиться. Когда бочки вымыли и просушили, пришлось звать бондаря, чтобы он привел их в должный вид, и заплатить ему за работу. Рогожные мешки, в которых я собирался везти пшеницу на продажу, были вычищены, высушены и залатаны.

В общем, под моим чутким руководством замок стал похож на маленький муравейник: всё время кто-то что-то таскал, пилил, месил и рубил. Желающих попасть под мою горячую — после издевательств надо мной нубийца — руку, к счастью, не было, и мне не пришлось никого наказывать и потом переживать из-за этого.

За день до назначенного крестьянам срока привоза моей трети урожая пшеницы я предупредил обоих учителей, что пару дней я буду занят, и они могут на меня не рассчитывать. Пришлось, конечно, согласиться на более интенсивные тренировки после этих вынужденных выходных, поскольку только на этом условии эти садисты согласились выпустить меня из своих рук.

Утром я проснулся по привычке рано, ожидая, что меня сейчас скинут с кровати. Только минуту спустя, окончательно проснувшись, я понял, что сегодня можно спать сколько захочу.

К сожалению, понежиться в постели мне не дали прибывшие на сдачу зерна крестьяне. Пришлось быстро вставать, умываться и чистить зубы, пожевав кору дерева, похожего на наш дуб. Жестковатые волокна хорошо очищали зубы, а сок неплохо останавливал кровотечение из дёсен: хотя вкус у коры был отвратительный, но за неимением пасты и щётки другого выхода не было. Тем более что местные зубов вовсе не чистили, только Рон драил свои белые, сверкающие зубы какой-то шерстяной тряпочкой, посыпая её золой. Попробовав однажды последовать его примеру, я вернулся к коре, боль от тряпочки была несравненно хуже неприятного вкуса коры.

Захватив с собой продуктовый гроссбух, я вышел во двор. Там уже вереницей стояли крестьянские подводы, ожидая моего появления. Крестьяне, кланяясь в пояс, радостно приветствовали меня — ещё бы, ведь я сдержал обещание и забираю себе только треть всего урожая со своей земли. Прежде чем начать приёмку, я обратился к передним мужикам с приказом передать мои слова дальше по очереди.

— На следующий год земля остаётся закрепленной за теми же семьями, что и в этом, так что позаботьтесь, чтобы весной всё было готово к посеву.

Мужики радостно зашумели, делясь такой прекрасной новостью с задними рядами. Так, на фоне всеобщего оживления, я начал приёмку пшеницы. Вчера я успел перед сном разлиновать листы, и теперь только заносил количество сданных рогожных мешков в нужные строчки. Особенно тщательно я смотрел за тем, чтобы количество сдаваемого зерна соответствовало количеству земли, отданной крестьянской семье в аренду. С этим проблем не возникало, так как, по словам старосты, мужики сдавали даже больше трети зерна, лишь бы только я на следующий год опять оставил землю за ними.

Разгрузка шла быстро, так как крестьяне помогали друг другу пересыпать зерно из мешков в бочки, стоящие в подвале, и я закончил приёмку ещё до обеда. Довольные моими словами мужики снова мне поклонились и, поблагодарив Единого, пославшего им такого чудесного хозяина, отбыли в деревню.

Из бухгалтерских книг барона я знал имя скупщика зерна, но уже поняв, как барон вёл своё хозяйство, намеревался выяснить реальные цены на скупаемое зерно. Поэтому я решил совместить поход к трактиру, к которому с завтрашнего дня будет пристраиваться постоялый двор и конюшня, с посещением ярмарки, проходящей в соседнем селе, дальше по дороге от трактира.

Туда я собирался пойти инкогнито, сопровождаемый полностью закутанным в плащ Роном — желания быть узнанным у меня не было. Как мне рассказал Жан, большие ярмарки, посвящённые окончанию сбора урожая, всегда устраивались в это время, и на них приезжало обычно по пять-десять перекупщиков, которые потом продавали зерно втридорога в столице.

Идею самому везти своё зерно в столицу пришлось с сожалением отбросить — для этого у меня не было ни телег, ни возчиков, ни охраны. Всё ненужное мне для еды зерно придётся продавать тут, хоть и по явно заниженной цене.

С трактиром всё было нормально: встретив меня трактирщик со старостой радостно показывали мне практически готовое заведение, полностью обновлённое как внутри, так и снаружи. Снаружи трактир выглядел отменно: обшивка заменена, фасад перекрашен, даже висела вывеска, на которой был изображен сидящий на вздыбленном коне рыцарь. Внутри же зал был расширен и поделён на две неравные части: малый зал для благородных и большой, для простых. На стенах висели начищенные до блеска мечи, щиты, булавы и даже рыцарский шлем.

— Доволен обоими, — похвалил я враз заулыбавшимися от похвалы мужиками. — Молодцы, хорошо поработали. Завтра начинается ярмарка, так что с утра открывай трактир, Шумир.

Трактирщик поклонился.

Повернувшись к старосте, я сказал.

— И тебя благодарю, Накил. Все твои отчёты по затратам я просмотрел, претензий не имею. Так что последний вопрос, прежде чем ты домой отправишься: согласен и дальше с семьей за садом на постоянной основе следить? Нужно его к зиме приготовить, да присматривать в холода.

Староста обрадовался и кинулся в ноги, я с трудом поднял его.

— Хозяин, не сочтите за дерзость, но как же мы все рады, что вы стали наследником. Господин барон был великим воином, но нашими делами особо не интересовался. Теперь мы все чувствуем руку настоящего хозяина, нам теперь многие завидуют.

— Ладно, Накил, я понял, — немного смутился я от хвалебной речи старосты. — Ступай домой.

Староста без страха посмотрел на меня и кланяясь, ушёл прощаться с трактирщиком.

Кинув последний взгляд на трактир, мы с Роном вернулись в замок. Сегодня нужно лечь раньше и хорошо выспаться, так как это последние несколько дней, когда я смогу спать и отдыхать, сколько хочу — всю осень, зиму и весну меня ждут тренировки. Мне уже успели объяснить, что зимой в этом мире люди мало чем занимаются: крестьяне, в основном, запасают дрова, готовят упряжь, инструменты, различный инвентарь на лето, а дворяне устраивают охоты и пиры. Ну и, конечно двадцать пятого десата все сеньоры обязаны были явиться к королю для выплаты в казну ежегодного налога как со своих владений, так и с владений своих вассалов. Обо всём этом я узнал из записок барона, который в молодости вёл дневник: из него я почерпнул много знаний об укладе жизни дворян этого мира. Поскольку сеньора у меня не было, то по факту я должен был принести оммаж королю, так как барон был его вассалом.

Я задумался.

— Я ведь ничего не знаю о короле, только то, что зафиксировано в записях барона — "великий, могущественный и т.п." — но ни одного описания внешности, или его биографии. Придётся купить что-нибудь эдакое, описательное, в столице, — решил я, — а то так впросак попадешь перед высшим светом.

Следом пришла другая мысль.

— Да ещё и налог с земли выплатить нужно: судя по бумагам барона, со своего небольшого надела я обязан буду выплатить пятьдесят кесариев — сумму достаточно большую, не позволяющую мне ничего не делать и спокойно ждать до дня сдачи налога, надеясь накопить на оброках.

Меня всё никак не оставляла мысль: где барон брал такие деньги, ведь были же расписки королевского казначея о получении денег каждый год на протяжении двадцати лет? К сожалению этот секрет барон унес с собой в могилу.

— Завтра посещу ярмарку, и в зависимости от цен определюсь, сколько можно будет выручить за всю пшеницу, — определился я с завтрашним днём и уснул.

На ярмарку я пошёл вместе с Дарином: переодевшись в простую одежду и испачкав руки и лицо, я выглядел обычным подростком. Рона, к сожалению, пришлось оставить в замке, так как, со слов Дарина, закутанный в плащ человек вызовет ненужные вопросы. Сам же гном сначала ехать не собирался, но почему-то согласился, как только я его об этом попросил. Я удивился и даже спросил его о причине, но гном лишь хитро улыбнулся в бороду.

Так что на ярмарку мы с ним отправились только вдвоём: до села, где она проходила, было полдня пути, и с каждым пройденным километром меня всё настойчивей посещала мысль о покупке лошадей и коляски. По счастью, вскоре нас подсадил к себе в телегу крестьянин, узнавший гнома, у которого частенько чинил инвентарь.

Устроившись сзади и оперевшись на мешки с зерном (которые крестьянин вёз на продажу) я стал обсуждать с гномом хозяйственные дела по замку.

— Мельницу бы нам поставить недалеко от замка, — высказал гном идею, — ваши земли находятся как бы в полукольце, окружённые горами, поэтому у нас и ветров сильных нет и зимы помягче, чем, например, чуть южнее или севернее. Я был в тех горах, искал руды, но ничего существенного не нашёл и больше туда не ходил — как кузнецу мне там делать нечего.

Зато приметил я тогда место одно хорошее, для мельницы: с гор бежит горный ручей, который впадает в реку, текущую по вашим землям, а одна узкая расщелина в горах пропускает сильный ветер, дующий с другой стороны. Можно поставить две мельницы: одну на водяной, а другую на воздушной тяге. Если даже зимой ручей замёрзнет, то ветер там всегда есть.

— А зачем вообще с мельницами возиться? — спросил я.

Гном удивлённо посмотрел на меня.

— А зерно ты где собираешься молоть? Или ты не знаешь, что ближайшая мельница находиться на земле графа Шарона, который является вассалом герцога Нарига? Если твои крестьяне ещё могут возить молоть свою пшеницу, так как на эту мельницу возят зерно многие, то тебе точно дадут от ворот поворот.

— А если отдам зерно крестьянам, чтобы смололи его, а потом муку заберу? — поинтересовался я.

— А ты уверен, что они отдадут тебе всю муку со смолотых зерен? — снисходительно посмотрел на меня гном, — или ты будешь с каждой телегой ездить и смотреть?

— Дарин, ну что ты так смотришь на меня? — возмутился я. — Я же не помню многого, потому и спрашиваю.

— Тогда и не задавай глупых вопросов, — отрезал гном, — если говорю тебе, что мельница нужна, значит нужна.

— А кто их умеет строить-то? — спросил я — С чего начинать нужно?

— Через месяц пойдём с тобой на то место, посмотрим, что там за эти годы поменялось, и определимся, что дальше делать будем.

— Слушай Дарин, скажи честно, — спросил я, недоумевая, чего вдруг гном решил мне помогать. — Зачем тебе это всё? Тебе ведь раньше побоку всё было.

Гном помолчал сначала, но потом, дав мне несильного подзатыльника, сказал.

— Не хочу я у герцога работать и переезжать подальше от него не хочу, мне нравится это место и я приложу все силы, чтобы тут остаться.

— Ясно, — удивился я такому откровению, обычно скрытного гнома.

— Так что не разочаруй меня, новый хозяин, — рассмеялся гном, снова удостоив меня подзатыльником.

— Ты когда думаешь арбалеты мне закончить? — задал я ему ещё один волнующий меня вопрос, потирая загудевшую голову.

— Они уже почти все готовы, ты ведь просил за пару недель управиться. Но если хочешь ещё ускорить, то сам помоги мне, — улыбнулся в бороду гном.

— Помогу, кончено, ведь арбалеты мне очень нужны.

— Смотри, не пожалей потом, раздав людям оружие, — усмехнулся Дарин.

— Не бойся, против меня не направят, — успокоил я его, хотя сам до сих пор не был уверен в том, что поступаю правильно, — сделаю так, что пожалеют об этом.

— Ну-ну, — засмеялся гном. — В деревне и так слухи идут, о том, что хозяин умом тронулся: то в кузне работает, то земли раздаёт.

— А чего же они тогда не жалуются на меня? — удивлённо поинтересовался я.

— Во-первых, кому жаловаться? — улыбнулся мастер, — А во-вторых, они надеются, что твоё помешательство не скоро закончиться и они смогут ещё не один год пользоваться арендованной землёй.

— Все наживаются на мне, любимом, — вздохнул я печально.

Гном засмеялся и пихнул меня на мешки с зерном. Пришлось от него отбиваться.

Ярмарка раскинулась перед селом, прямо на большой поляне рядом с рекой. Вся поляна была забита телегами и повозками, стоявшими неправильным овалом. Подъехав чуть ближе, мы услышали шум людских голосов, и я сразу вспомнил рынок у себя дома. Такая же большая масса людей, снующая между расставленными телегами с различной продукцией домашнего хозяйства: овощами, фруктами, зерном различных видов. В многоголосый гам людской толпы вмешивались мычание коров, блеяние овец и хрюканье свиней, а также шум небольшой труппы комедиантов, которые посередине овала давали своё представление.

Поблагодарив подвозившего нас крестьянина, мы с Дарином направились к рядам повозок: прежде чем начать развлекаться, я собирался заняться делом.

Скупщиков зерна я заметил сразу: холёные, высокомерные люди в богатой одежде выделялись среди толпы крестьян, как гуси среди воробьёв. Они ходили между рядов повозок, полных зерна, и переговаривались с хозяевами. Прежде чем заводить разговор с ними, я подошёл к крестьянину, с которым последним разговаривал долговязый скупщик.

— День добрый, дяденька, — пропищал я, весело улыбаясь крестьянину.

— И тебе, племяш, — улыбнулся мужик.

— Отец спрашивает, почём нынче скупают пшеницу? — спросил я.

Крестьянин улыбнулся и ответил:

— Так каждый по-разному, все дешево хотят купить. Вон тот долговязый предлагал три сестерция за мешок, а вон тот толстяк — два.

Я понятливо улыбнулся и спросил.

— Дяденька, а не знаете, сколько будет перекупщиков в этот раз?

Мужик покровительственным тоном сообщил.

— Басон говорил, не меньше десяти должно быть, ему брат сказал. А брат его в городской страже Шибота служит, уважаемый человек! — лицо крестьянина приняло льстивое выражение. — Так что стоим и ждём, когда они появятся и настоящую цену дадут.

Я сделал удивлённое лицо и пропищал:

— Ой, какой вы знающий, дяденька, просто жуть.

Крестьянин от похвалы раздулся.

— Давай беги и передай отцу, чтобы не вздумал меньше четырех сестерциев за мешок отдавать, мы уже обговорили с остальными, чтобы в накладе не остаться.

Поблагодарив его ещё раз, я отошёл и, скрывшись в толпе, стал подходить к другим подводам. Все ждали перекупщиков и зерно не отдавали. Я задумчиво почесал затылок, время уже за полдень, а перекупщиков всего два. Поинтересовавшись у людей о сроках проведения ярмарки, я узнал, что она продолжится три дня, чтобы со всех ближайших деревень успели приехать.

Осматриваясь и узнавая цены на всё, что было тут представлено, я пожалел, что у меня было недостаточно денег, можно было устроить небольшой шок столичным перекупщикам, появившись на их рынке в столице.

"На следующий год я подкоплю деньжат и воплощу свои капиталистические мысли в жизнь", — злорадно улыбнувшись, решил я.

В первый день ярмарки были проданы все животные, овощи, инструменты и другие представленные товары, теперь их бывшие хозяева громко праздновали свои успехи, сидя тут же, за грубо сколоченными столами и распивая пиво.

А вот из тех, кто торговал зерном, продали единицы, так как все ждали других скупщиков, которых до сих пор не было. У расторговавшихся зерно ушло по три сестерция за мешок.

На второй день ярмарки продавцы зерна были в недоумении: других скупщиков не было, а цены на скупку упали до двух серебра. К вечеру самые нервные стали продавать своё зерно по этой цене. Те, кто надеялся на последний день ярмарки, взволнованно переговаривались друг с другом, обсуждая случившееся и надеясь на то, что завтра перекупщики всё-таки появятся.

У меня в голове начали мелькать мысли по поводу сложившейся ситуации, и я стал волноваться сильнее всех остальных — мои объёмы зерна были значительнее, чем у нескольких десятков крестьян. Если перекупщики поступят завтра так, как я предполагал, то меня ждут громадные неприятности. Нужно было что-то делать.

Для начала я стал следить за двумя перекупщиками, которые присутствовали на ярмарке, весь день следуя за ними едва видимой тенью и стараясь подслушать все разговоры. К сожалению, торговцы были очень осторожны и ни о чём, кроме текущих дел, друг с другом не разговаривали.

Отчаявшись, я подумывал снять свою слежку, тем более гном звал меня ужинать.

— Крон, можно тебя на пару слов в шатёр? — услышал я слова толстяка, которые он едва слышно прошептал второму перекупщику. Я в это время лежал под одной из телег.

Тот, которого назвали Кроном, осторожно оглянулся по сторонам и жестом показал — "следуй за мной". Я понял, что мне обязательно нужно услышать их разговор.

Когда скупщики вошли в свой шатёр, я обогнул его и прислушался — к сожалению ткань была слишком плотной, чтобы я что-нибудь услышал. Стрелой метнувшись к стоящим телегам, я схватил первый попавшийся железный предмет — им оказался обломок серпа — и вернувшись назад, стал осторожно резать ткань внизу шатра.

— ....точно Строн сможет задержать скупщиков из другой гильдии? — услышал я обрывок фразы, когда немного расширил дыру и осторожно всунул ухо в шатёр.

— Не переживай, если Глава сказал, что у нас есть день, то значит, так оно и есть, — спокойно ответил второй собеседник.

У меня стало учащённо биться сердце. Вот оно, то, ради чего я весь день ползал на животе под телегами. Торговцы практически подтвердили мои предположения.

— Но, Крон, а что, если крестьяне откажутся продавать по сестерцию за мешок и решат ждать ещё день, как тогда? — раздался голос толстяка.

— Да не трясись ты так, — презрительно ответил долговязый, — крестьяне всегда продают свои товары до окончания ярмарки, я не первый год здесь покупаю. Никогда после окончания ярмарки крестьяне не оставались ещё на день, тем более на несколько.

— Ну хорошо, тогда будем ждать Главу, — тяжело вздохнул толстяк.

Услышав то, что мне было нужно я решил больше не рисковать и, пока меня никто не засёк, уйти оттуда. Сильнее натянув ткань шатра вниз, я спрятал дырку от невнимательных глаз и, осторожно отползя назад, вернул на место обломок серпа.

Теперь, когда подтвердились мои предположения о хитроумной игре торговцев, можно было строить собственные планы.

Я подумал и решил рискнуть: если я выиграю, то заработаю крупную сумму денег, а если проиграю, то что ж, лишусь всего зерна и денег за ближайшие оброки.

На следующий день, ближе к полудню, я зашёл в лес и переоделся в баронскую одежду — хоть и выглядела она неказисто, так как была перешита из старых вещей барона, но всё же была одеждой дворянина. Умывшись и причесавшись как следует, я свернул крестьянскую одежду в узелок и зарыл под приметным деревом. Сумку я забрал с собой.

Выйдя из леса, я с важным видом прошёл мимо кланяющихся крестьян к палатке ростовщика, который также присутствовал на ярмарке, чтобы ссужать деньги нуждающимся. Слуга у входа, увидев меня, сразу бросился навстречу и, кланяясь, за руку повёл к столу, стоящему у дальней стенки.

Когда ростовщик вышел на свет, я рассмотрел его: это был очень худой человек невысокого роста, с невероятно бледным лицом и огромными мешками под глазами.

— Зачем к нам пожаловал дорогой господин? — льстиво улыбаясь, спросил ростовщик сначала усаживая за стол меня, а потом и сам садясь с противоположной стороны.

Напустив металла и надменности в голос, я ответил:

— Вы, верно, шутите любезный? Зачем же ещё ходят к ростовщикам, как не для того, чтобы одалживать деньги?

Ростовщик немного изменился в лице, услышав мою грубость, но долг профессии заставил его улыбаться.

— Да-да, господин, конечно. Сколько же вам нужно? И под какой залог?

Я прикинул в уме: всего крестьянских подвод осталось на ярмарке около сорока, в каждой в среднем по 20-25 мешков пшеницы, сейчас цена колебалась между двумя и тремя сестерциями за мешок. Если скупщики в сговоре и сделают так, как я предполагал, то цена упадёт ещё минимум на один сестерций. Так что если я собираюсь скупить всё, то мне нужно около ста пятидесяти золотых кесариев. Лучше взять сто восемьдесят, — решил я про себя.

— Сто восемьдесят кесариев, — спокойно объявил я гигантскую для меня сумму. — Сроком на один год, залог — весь мой урожай и деньги за оброк с деревни. С возможностью досрочного погашения.

Ростовщик, глядя на меня расширившимися глазами, спросил:

— А позволено ли будет поинтересоваться, зачем господину такая гигантская сумма?

— Хочу всю свою пшеницу отвезти в столицу и там продать её в десять раз дороже, чем здесь, — не моргнув глазом соврал я.

— Деловой подход, — прочистив горло, смог ответить ростовщик, — а знает ли господин, под какие деньги я ссужаю?

— Думаю, вы об этом мне скажете, — надменно улыбнувшись ответил я.

— Пятая часть суммы в месяц, — думая, что я не вижу его усмешки, ответил ростовщик.

Сумма лихвы была ещё более астрономической, чем мой заём, но мне было всё равно, я не собирался задерживать выплату.

— Думаю, можно составлять долговую расписку, — не моргнув и глазом, ответил я.

Ростовщик закашлялся ещё сильнее и прошептал:

— К сожалению, у меня нет с собой такой большой суммы денег.

Я посмотрел на него, как на гадкую пиявку, и встал.

— А что же вы тогда, любезный, мне голову тут морочите? Если нет денег, я пойду к другому ростовщику.

Тот быстро вскочил из-за стола, подбежал ко мне и кланяясь, стал усаживать обратно за стол.

— Вы, верно не так меня поняли, господин...

— Я всё верно понял, — перебил я его, — это вы, любезный, не так выражаетесь.

Ростовщик стушевался от моих слов и закивал.

— Да-да, вы правы, господин, я действительно неправильно выразился. Просто я собирался вам сказать, что сейчас же обращусь к своим друзьям и соберу нужную вам сумму. Господин подождёт несколько минут?

Я милостиво кивнул. Ростовщик со всех ног бросился из шатра.

Появился он действительно через несколько минут в сопровождении Крона. Войдя в шатёр, они зашли за стол, встали лицом ко мне и долговязый перекупщик спросил:

— Шамот сказал мне, что вы, господин, хотите получить сто восемьдесят кесариев?

— И до сих пор их не увидел, — спокойно ответил я, твёрдо посмотрев ему в глаза. Но скупщик, очевидно, был тёртым калачом и взгляд не отвёл.

— Просто для начала хотелось бы удостовериться в вашей возможности вернуть подобную ссуду. У вас ведь есть бумаги, подтверждающие ваш статус? — твёрдо произнес он.

Если бы такой вопрос мне задал дворянин, то по местным понятиям я обязан был бы вызвать его на дуэль, но вопрос задал торговец, и поэтому я решил до конца доиграть роль высокомерного сноба.

Для приличия повозмущавшись, я показал бумаги, подтверждающие моё баронство, а также наличие у меня земель и замка. Мои бумаги полностью удовлетворили обоих и мы сели писать долговую расписку. В неё я с видимым равнодушием попросил включить пункт о возможности досрочного погашения займа. Внутри же у меня всё бурлило, мне с трудом удавалось выглядеть спокойным. К счастью, ни тот, ни другой не заметили в этом условии подвоха и согласились вписать его в договор без всяких оговорок. Я внутренне выдохнул — попались на крючок. Когда два экземпляра были зачитаны вслух и подписаны всеми сторонами, мне был продемонстрирован небольшой сундучок, из которого и отсчитали деньги.

Сложив все монеты в сразу потяжелевшую сумку, я поблагодарил обоих и вышел наружу. Мне нужен был гном, с такой суммой денег я не чувствовал себя в безопасности. Гном быстро нашёлся, он пил пиво вместе с крестьянами, уже продавшими свой товар. Быстро прошептав ему на ухо новость о появившейся денежной наличности и необходимости найти надёжных людей для моей охраны, я вызвал у мастера судорожный кашель, тот подавился своим пивом.

Похлопав его по широчайшей спине, я за руку потащил гнома из-за стола.

— Давай, Дарин, быстрее, — прошипел я ему в ухо, — мне не хочется, чтобы из-за тебя рухнул мой план.

Гном пристально посмотрел мне в глаза и на минуту исчез, когда же вернулся, то его сопровождали двое крепких молодых парней. Те следовали за гномом, не задавая ни одного вопроса.

Приказав гному и охранникам следовать за мной, я обошёл ряды. Цена на зерно упала, как я и предполагал, до двух сестерциев, больше уже никто не предлагал. Крестьяне, все до единого, были взбудоражены и ошарашены — труды целого года могли уйти за бесценок. А ведь это был не только их личный урожай, многие односельчане, не имевшие телег, доверили им для продажи своё зерно.

До заката солнца означавшего конец ярмарки, было четыре часа, и я решил выждать ещё час, прежде чем начать осуществлять свой план. Через час цены упали до одного сестерция, а единственные два скупщика зерна куда-то растворились — крестьяне были раздавлены и обескуражены. Уезжать домой с полными телегами зерна всем хотелось ещё меньше, чем продавать зерно за бесценок.

Посмотрев вокруг, я решил — настало время для моего выхода. Подойдя к первой подводе, я сказал мужику который нервно кусал верхушку кнута, я сказал.

— Покупаю всю твою пшеницу по два сестерция за мешок.

Крестьянин сначала не понял моих слов, а потом, когда до него дошло, что я сказал, он упал на колени и закричал.

— Господин, спаситель, я готов сам довести всё зерно, куда вы скажете, но купите, пожалуйста, за два с половиной сестерция. Это всё зерно, которое мы деревней смогли собрать после уплаты оброка своему господину.

Я задумался, в предложении был смысл. Внутренне улыбнувшись, я подправил слегка свой план и сказал ему.

— Согласен, с одним условием.

Крестьянин от радости заплакал.

— Да, слушаю, господин.

— Во-первых, сейчас оббежишь всех, кто продаёт зерно, и скажешь им, что я покупаю его на условиях, о которых мы с тобой сейчас договорились, а во-вторых, сам запомни и другим передай, что куплю я только при условии, если они никому не скажут, за сколько продали пшеницу, — ответил я, протягивая ему задаток за его двадцать мешков.

Быстро схватив деньги, счастливый мужик растворился среди подвод. Вскоре ко мне стали подходить крестьяне и отводить к своим подводам, где мы с ними быстро пересчитывали мешки, я всё записывал и выплачивал задаток, в размере половины общей суммы и условием выплаты оставшейся части после доставки зерна в указанное мною место.

Ровно через полчаса мне принадлежало всё зерно на ярмарке, а довольные крестьяне стали стягивать все подводы ближе к центру. Все знали, что именно я скупил всё имеющееся тут зерно.

Теперь, когда все вокруг были довольны и подсчитывали барыши, пришло моё время нервничать — настала завершающая стадия моего плана и если я окажусь неправ, то долго буду вспоминать свою аферу.

Через час вдали показался небольшой конный отряд, который во весь опор несся в нашу сторону. От возбуждения у меня начали дрожать колени, гном, видимо, понявший мой план, встал рядом и успокаивающе положил руку на плечо. Под его тяжёлой рукой я стал успокаиваться и не так трястись.

Через десять минут, когда всадники — пять человек — приблизились к ярмарке, все крестьяне разом выдохнули. Как сообщил мне ближайший сосед, это и были скупщики зерна. Быстро спешившись, они подошли к гружёным подводам. Я незаметно приблизился и, встав позади крестьян, услышал, как один из них сказал мужику:

— Покупаю у тебя всё зерно по сестерцию за мешок.

Крестьянин улыбнулся и ответил:

— Сожалею, господин, но вся моя пшеница уже куплена, я жду, когда мне скажут, куда её везти.

Скупщики переглянулись и пошли дальше. Всё дальнейшее действо, пока они обходили телеги, отчётливо напомнило мне сказку про "Кота в сапогах", когда на вопрос короля о землях, лугах и деревнях он получал один и тот же ответ — "Маркиза Карабаса".

Стоя в рядах крестьян, я видел, как скупщики всё более спадали с лица при повторяющемся рефрене: "вся пшеница продана".

Мы подошли уже к десятой или одиннадцатой телеге, а скупщики опять слышали один и тот же ответ, заставлявший их от раза к разу нервничать все сильнее.

Я вышел из-за крестьянских спин. Увидев меня, один из крестьян радостно сообщил перекупщикам:

— Так вот же господин, который скупил всю пшеницу на ярмарке.

Когда на меня уставилось несколько пар удивлённых глаз, я только скромно улыбнулся.

— Но как же так? — недоумённо спросил меня один из перекупщиков, — вы к какой гильдии принадлежите, любезный?

Я оскорбился и всю добропорядочность с меня сдуло, как ветром.

— Разуй глаза, почтенный, ты разговариваешь с дворянином! Барон Максимильян, к вашим услугам!

Мои слова оказались для них ушатом холодной воды, торговцы побледнели.

— Но зачем уважаемому барону понадобилось скупить всю пшеницу? — задали они резонный вопрос.

— Чтобы продать её, — улыбнулся я своей самой милой улыбкой.

— И кому же?

— Вам!

— И за какую же цену вы хотите её продать? — осторожно спросил один из них.

— Шесть сестерциев за мешок, — скромно ответил я и посмотрел на скупщиков.

Наверное, я в первый вижу наяву то, что неоднократно описывалось в литературе как "глаза, вылезающие из орбит" — удовлетворенно подумал я, любуясь ошарашенными лицами торговцев.

— Ск-ко-лько, с-к-ко-лько? — заикаясь, спросил самый низкий из них.

— Шесть серебряных монет, — снова скромно ответил я.

— Но ведь два часа назад цена была всего два сестерция, — возмущённо сказал мне самый молодой из них. На него тут же зашикали все остальные.

Моё настроение улучшилось неимоверно, признание из первых рук — это круто.

— Ну, так это когда было, — спокойно ответил ему я, — а сейчас зерно стоит шесть сестерциев.

Торговцы зашумели и отошли к шатру ростовщика, оттуда показался мой знакомый скупщик, который ссудил мне деньги. Увидев своих товарищей он обрадовался, но приглядевшись, переменился в лице. Двадцать минут я стоял и ждал решения коллегии скупщиков. Невооружённым взглядом было видно, что они очень недовольны.

Ещё через пять минут скупщики подошли ко мне и самый пожилой из них сказал.

— Господин барон, мы согласны купить у вас всё зерно по пять сестерциев за мешок.

Я, не меняя выражения лица, ответил.

— Уважаемые судари, я ведь назвал свою цену, разве она была пять монет?

Говоривший со мной скупщик стиснул зубы и с угрозой в голосе сказал.

— Нет, господин, мы прекрасно слышали цену, но мы ведь можем совсем ничего у вас не покупать, и вы останьтесь с кучей зерна, но без денег.

— Ну что ж, попробую подождать тут несколько дней, может, удача мне улыбнется и появятся ещё желающие купить превосходную пшеницу, — спокойно ответил я. Конечно я понимал некоторую двойственность этой угрозы, но был уверен, что перекупщики не пойдут на то, чтобы наши торги продолжились уже в присутствии конкурентов.

Скупщики опять отошли посовещаться и когда они вернулись, тот же торговец сказал:

— Мы согласны на пять с половиной сестерциев, и это наша последняя цена.

Я задумался над их словами, заставляя скупщиков резко вспотеть. Цена меня, в принципе, полностью устраивала и была даже выше той, за которую я собирался продавать зерно в самом начале.

— Договорились.

Торговцы облегчённо вздохнули и тогда я повернулся к стоящим вдалеке крестьянам, которые наблюдали за нашими переговорами.

— Эй мужики, сгружай все мешки по центру, — крикнул я им.

Немая сцена, произошедшая после моих слов, быстро закончилась возмущёнными криками всех скупщиков:

— Но как же так, а доставить зерно в наши амбары? Они же в полудне пути отсюда.

— Но, судари, — улыбнулся я им уже становившейся фирменной улыбкой, — договор был только об оплате за зерно, доставка не включалась в эту цену.

Натолкнувшись на мою улыбку, как волны натыкаются на волнорез, торговцы опешили.

— Но... обычно... раньше всегда... — пролепетал один из них.

— Я ведь уже говорил вам, что мне всё равно, что было до меня, — спокойно ответил я, — уговор касался только зерна, или я не прав?

— Правы, — эхом откликнулись они, — но крестьяне всегда сами свозили своё зерно в амбары.

— Я похож на крестьянина? — прошипел я.

— Конечно же нет, господин, — ответили растерянные торговцы, переглядываясь между собой.

— Могу предложить другой вариант, — после паузы, задумчиво ответил я.

— Какой? — был общий ответ.

— Так и быть, я уступлю вам в этом вопросе и всё это зерно привезу в ваши амбары, но завтра, и в несколько большем объёме. Вы за это время подготовите нужную сумму денег, а завтра я всё привезу. Сегодня же, извините, мне нужно ещё провести окончательный расчёт.

Услышав такое предложение, торговцы единогласно согласились.

— Ну что ж, тогда подпишем договор и расстанемся, — сказал я им.

В договор я, понятное дело, внёс, кроме крестьянского зерна, ещё и всё своё, теперь общее количество продаваемого скупщикам зерна оказалось на сумму триста двадцать четыре с половиной кесария. Я, сам ещё до конца не осознавая, что заработал невероятные деньги, спокойно подписал свою часть договора и, раскланявшись со скупщиками, пошёл к крестьянам.

— Завтра повезём всё в амбары перекупщиков, — сообщил я им. — Сегодня можете отдыхать, а с утра по моей команде выдвинемся в путь.

Крестьяне, не знавшие, почём я продал зерно, и соблюдая наш договор, помолились на меня Единому Богу.

Подойдя к Дарину, я отвёл его в сторону.

— Остался последний штрих моего плана, — сказал я ему, — нужно быстро передать старосте, чтобы брал все свободные подводы и вёз сюда всё моё зерно. Рону же скажи, чтобы был тут как можно скорее.

Гном, усмехнувшись, сказал, прежде чем уйти:

— Кто бы мне раньше сказал, что Дарин, сын Дарта, будет на побегушках у человека, рассмеялся бы тому в лицо. Сейчас же бегаю туда-сюда вместо того, чтобы наслаждаться жизнью, попивая пиво.

— Дарин, — нахмурился я. — Ты что, против? Было бы лучше, если бы мы продали зерно за бесценок и потом весь год питались сыром и хлебом?

Гном улыбнулся и легонько хлопнул меня рукой по спине, звякнул металл его протеза.

— Купишь мне бочонок пива за труды?

Я улыбнулся в ответ.

— А ты научишь меня секретам гномов?

Гном засмеялся и пошёл к крестьянам.

Ночь я провёл рядом с крестьянами, которые праздновали окончание ярмарки и продажу зерна. Устроившись в одной из телег, я провалился в сон.

Утром меня растолкали и, проснувшись, я увидел над собой довольную, ухмыляющуюся рожу нубийца.

— Сгинь, нечистая сила, — сказал я спросонья, делая рукой знак, отгоняющий злых духов.

Рон засмеялся и вытряхнул меня из повозки.

— Вставайте, ваше баронство, подводы прибудут через час.

Пришлось вставать и идти умываться. Заодно я выкопал свою одежду и принёс её в лагерь.

Когда я немного размялся и лагерь стал оживать, из-за поворота показались первые подводы моих крестьян. Лошади едва тащили тяжёлые телеги, доверху гружёные мешками. Во главе каравана шёл староста.

Я подошёл, первые подводы остановились и крестьяне поклонились мне.

— Сейчас отвезём всё в амбары, а вскоре я устрою праздник в честь окончания дня урожая, — поведал я им. — Вся выпивка — за мой счёт.

Староста поклонился, а довольные мужики принялись меня благословлять.

Собрав гигантский обоз, я возглавил его, и мы отправились к амбарам перекупщиков. Куда ехать, знал каждый, кто хоть раз продавал зерно. Торговый пост — шесть больших домов, окружённых деревянным частоколом из толстых тёсаных брёвен — обнаружился там, где ему и положено было быть, в четырёх часах конного хода от ярмарки, чуть дальше перекрестья пяти дорог.

Как пояснил мне Рон, одна из них вела к столице, другая — в направлении соседнего королевства, третья — к замку известного мне виконта Ромуальда, четвёртая — во владения виконта Шиара и его старшего сына, барона Шаклю, ну, а по пятой прибыли мы сами.

Нас увидели и заранее открыли ворота. Я въехал на первой подводе — меня уже ждали.

Слуги торговцев начали показывать крестьянам, куда сгружать зерно, а я, в сопровождении Рона, пошёл за скупщиками, пригласившими меня в дом. Там для нас был накрыт стол и тот перекупщик, с которым я торговался, сказал.

— Уважаемый барон, торговцы гильдии Строна приветствуют тебя и приглашают разделить с ними обед, пока разгружаются подводы.

— С кем имею честь разговаривать? — спокойно спросил я, оставаясь пока на ногах.

— Глава гильдии, господин Строн, — представился мой знакомец.

— Приятно познакомиться с вами, господин Строн, — вежливо ответил я, — но мне хотелось бы сначала закончить расчёт, а уже потом приступить к обеду.

— Конечно, — улыбнулся скупщик, делая знак слуге позади себя. Тот повернулся спиной, а когда развернулся, то в руках его оказалась небольшая шкатулка. Он передал её Строну, а тот поставил передо мной на стол.

Я сел за стол и открыв шкатулку, принялся выкладывать из неё золотые и серебряные монеты. Откладывая столбиками по десятку те и другие, я быстро считал. Почувствовав на себе пристальный взгляд, я поднял голову и столкнулся глазами со Строном, который, окруженный коллегами, удивлённо смотрел на меня.

— Какие-то проблемы? — поинтересовался я у стушевавшихся скупщиков.

— Нет-нет, барон, — заверил меня Строн, — просто довольно необычно видеть дворянина, который, во-первых, пересчитывает деньги, а во-вторых, делает это так быстро и ловко.

Я улыбнулся.

— Значит, кесарии и сестерции вы специально перемешали?

Торговцы улыбнулись мне.

— Но тут вся сумма, мы не привыкли обманывать, — заверил меня один из них.

Я улыбнулся в ответ и быстро досчитал остаток — всё сошлось.

— Прошу меня извинить, но я такой человек: сначала дело, потом развлечение, -сказал я торговцам. — Поэтому, с вашего разрешения, я закончу последние два дела и тогда почту за честь присоединиться к вам.

Торговцы согласились со мной и стали усаживаться за стол. Только господин Строн подошёл ко мне и спросил:

— Не возражаете, если я вас провожу?

Я не возражал, и взяв шкатулку подмышку, направился к выходу.

Мы вышли во двор, я достал бумагу, на которой записал имена всех крестьян, продавших мне зерно, а также сумму выданного им аванса и остатка к выплате.

Выкрикивая имена по списку, я рассчитывался из того кошелька, который мне был ссужен ростовщиком. После окончательного расчёта в нём осталось семьдесят кесариев.

Благодарные крестьяне кланялись мне до земли, когда я вручал им деньги по окончательному расчёту, и благодарили Единого за то, что встретили меня.

Наконец выплаты были закончены и я направился к третьему дому справа.

— Барон, я видел, по сколько вы платили крестьянам, и я удивлен, — внезапно сказал перекупщик. — Теперь, когда всё закончено, расскажите мне, пожалуйста, кто рассказал вам о затеваемом нами деле и о том, что перекупщики из другой гильдии прибудут только сегодня? — улыбаясь, спросил меня Глава.

— Вынужден вас расстроить, господин Строн, мне никто ничего не говорил, обо всём я догадался сам, — выдал я ему почти истинную правду. — Просто я раньше встречался с таким видом... э-э-э... дел.

Торговец задумчиво посмотрел на меня и сказал:

— Вы загадочный человек, барон.

— Я прост, как зрелый овощ, — улыбнулся я ему, открывая дверь постоянного жилища ростовщика. Телохранитель остался у входа.

Увидев меня, из комнаты вынырнул слуга и, кланяясь, повёл нас в рабочий кабинет ростовщика. Войдя в него мы застали ростовщика за работой, он выдавал какому-то крестьянину деньги. Увидев меня с господином Строном, он быстро выдворил мужика и, приятно нам улыбаясь, осведомился о причине визита.

— Я пришёл, чтобы вернуть ссуженые мне деньги, — произнёс я.

Мои слова произвели на ростовщика такое же действие, как внезапный удар молнии. Он застыл на месте и, заикаясь, спросил:

— Как вернуть? Вы же заняли их только три дня назад.

Я любезно улыбнулся ему и ответил:

— Ну вот так, я продал зерно раньше, чем предполагал.

Пока онемевший ростовщик приходил в себя, я сначала вынул из кошеля все оставшиеся от заёма деньги, а затем открыл шкатулку и стал отсчитывать остаток. Пытавшийся что-то сказать ростовщик при виде денег снова онемел.

— Ну, вот все сто восемьдесят кесариев, — пододвинул я к нему нужную сумму. — Пересчитайте.

Скорее всего машинально, чем руководствуясь логикой, тот принялся считать. Когда он закончил я спросил.

— Ну что, всё?

Ростовщик отрицательно покачал головой.

— Ещё пятая часть от суммы, причитающаяся мне.

— Ах да, — вспомнил я о процентах и, отсчитав семьдесят два сестерция, положил их на стол.

— Вот эта часть, простите, запамятовал.

Ростовщик непонимающе на меня посмотрел и сказал.

— От всей суммы, господин.

Я открыл долговую расписку и прочитал текст:

— "обязуюсь выплачивать пятую часть от всей суммы каждый месяц".

Ростовщик всё ещё непонимающе смотрел на меня.

— Эх, голубчик, видимо, деньги совсем затмили ваш разум, — вздохнул я. — В месяц пятую часть, а сколько прошло дней?

— Три, — ответил за меня ростовщик, бледнея от своих слов.

— Ну вот, за три дня вы семьдесят два сестерция и заработали, отличные деньги, — закончил я. — Давайте сюда мою расписку, меня ждёт обед.

— Но как же так, ведь вы говорили о годе, — залепетал ростовщик. — Если бы я знал, что на три дня, то не стал бы просить господина Крона ссудить мне часть суммы. Я же пообещал отдавать ему половину от ваших выплат...

— Ну, вот и отдайте ему тогда 36 серебряных, — спокойно ответил я, наблюдая, как ростовщик, слабея, опускается на стул.

— Расписку, любезный, — уже с металлом в голосе сказал я.

Ростовщик, как робот, поднялся и принёс небольшой ларец, достал из него расписку и протянул её мне.

Убедившись, что это моя, я достал свой экземпляр, показал ростовщику, разорвал обе бумаги и положил обрывки себе в сумку, чтобы потом сжечь.

Повернувшись к Строну, я заметил, что глава гильдии смотрит на меня, загадочно улыбаясь.

— Что-то не так, господин Строн? — удивился я.

— Вы очень интересный человек, барон, — ответил Строн. — Оказывается, за невинной внешностью подростка скрывается жестокий и расчётливый ум опытного торговца. Увидеть нашу аферу, занять у нас же самих денег, чтобы нас провести и самому получить прибыль оставив в дураках всех остальных — это уровень опытнейшего торговца, я по пальцам могу пересчитать таких людей в моей гильдии.

Перекупщик перестал улыбаться и помрачнел.

— К сожалению для меня, если узнают о том, что меня обставил какой-то мальчишка-дворянин, то на моей репутации можно будет поставить крест, и, скорее всего, меня вообще сместят с должности главы гильдии.

Мне в голову пришла мысль, которую я отложил, собираясь воплощать в этом году, но попозже.

— Господин Строн, у меня к вам деловое предложение, — сказал я, мягко улыбнувшись. Всё же торговец в сделке со мной был честен, и не стоило его подставлять так конкретно.

— Боюсь даже спросить, какое, — натужно улыбнулся мне в ответ Строн.

— Для вас — это спасение репутации, а для меня — просто некоторые удобства, — ответил я, останавливаясь перед выходной дверью.

Глава заинтересовался.

— Слушаю вас, господин барон.

— Вы просто заявляете своим согильдийцам, что заранее наняли меня с тем, чтобы в случае, если станет известно, что вслед за вами прибудут перекупщики из другой гильдии, я сразу же скупил всё зерно. Что я и сделал, сохранив вам деньги.

Строн надолго задумался.

— Знаете, барон, — наконец произнёс он, улыбаясь уже более естественно. — Ведь перекупщики действительно могли прибыть в любую минуту, так что в вашем предложении есть смысл. Это может сработать, тем более, если дворянин подтвердит мои слова.

— Он подтвердит, — сказал я.

— А что вы хотите за свою помощь? — спросил Строн.

— Когда в этом году я прибуду в столицу, то хотел бы остановиться у лояльно настроенного ко мне человека, — ответил я.

Строн облегчённо вздохнул.

— И только-то? Вы действительно удивили меня, барон, я уж было подумал о денежном вознаграждении.

— Я прошу только то, что мне нужно, а не то, чего мне хочется, — вспомнил я фразу одного известного человека.

Глава гильдии засмеялся.

— Буду раз видеть вас у себя, барон, предвкушаю удовольствие от общения с умным человеком.

Обговаривая координаты его жилища в столице, мы вошли в общий зал, где нас уже ожидали остальные торговцы. Перекупщики не очень удивились, когда услышали нашу версию произошедшего, и то, что глава гильдии заключил со мной сделку, даже не поставив их в известность. Перестраховка в торговле ещё никому и никогда не мешала.

Пообедав, я попрощался с торговцами, и, пожелав удачи главе гильдии, я вышел во двор: там уже не было никого, кроме Рона и старосты, дожидавшихся меня.

Сев на телегу, я прижал к груди шкатулку с деньгами — дела похоже налаживались.

Уже вечером, закрывшись в комнате на ключ, я достал второй гроссбух и подвёл итоговый баланс — 210,9 кесариев за проданную пшеницу. Просто для себя я подсчитал сколько бы я получил если бы не раскрыл вовремя аферу скупщиков — всего пятналцать золотых. Я хмыкнул: почувствуйте разницу!

Что ж, имея такие деньги, нужно составлять новый план, который придётся воплощать в жизнь, поскольку план номер один уже успешно завершён. Взяв в руку перо я принялся записывать свои мысли:

— Праздник, вооружить крестьян арбалетами, устроить ежегодные соревнования, самооборона;

— Подыскивать и собрать дружину, на которую можно будет оставить деревню и замок на время отъезда;

— Найти толкового управляющего;

— Заняться постройкой мельниц;

— Найти мастера и определить стоимость ремонта замка;

— Проверить работу постоялого двора;

— Поездка к королевскому двору в столицу.

— Что же ещё, — задумчиво почесал я в затылке.

Ничего не придумав, сел заполнять гроссбухи, и, закончив, сложил деньги в шкатулку и запер её в своём чулане.

"Куда бы спрятать ключ, — подумал я, — таскать с собой становиться опасно, нужно сделать тайник в этой комнате, вот только где?"

Осмотрев помещение, уже полностью замазанное глиной, я остановился на камине. Подойдя к нему, я принялся осматривать и ощупывать его, с целью найти какую-нибудь щель, в которую можно было бы спрятать ключ. При этом ощупывании мне вдруг показалось, что один из каминных камней шевелится.

Удивлённый, я сначала надавил на него, потом потянул на себя. Камень выдвинулся со своего законного места, и я заглянул в образовавшийся проём.

— Похоже, одной загадкой барона меньше, — хмыкнул я, доставая из небольшой ниши лёгкий кожаный кошель, на дне которого что-то перекатывалось.

Развязав тесёмки, я аккуратно высыпал на ладонь три белых, сверкающих камня, каждый размером с ноготь большого пальца.

— Так вот чем платил барон всё это время, — понял я, рассматривая бриллианты. — Видимо, с них и собирался платить налог королю, поэтому и не тратил, чтобы было чем рассчитываться на следующий год.

Положив ключ в мешочек, я засунул его в нишу камина и, вернув на место извлечённый камень, улёгся на кровать.

— Бриллианты возьму в столицу, там их и обменяю на деньги, — решил я, закрывая глаза.

Утро я встретил на полу. С трудом разомкнув глаза, я увидел ангела мщения, посланного с небес за все мои злодеяния — по совместительству им оказался мой учитель, сверкающий своей белозубой улыбкой.

— Рон, ну ещё денек мне нужен, — попытался я вразумить его, при этом подтягивая одеяло на себя и пытаясь в него завернуться.

— Ну уж нет, — спокойно ответил мой мучитель, — если у тебя есть дела, то будешь делать их хотя бы после лёгкой пробежки.

С этими словами он сдёрнул с меня одеяло и показал палку, которая была уже изрядно измочалена.

— Всё-всё, я понял, — сразу же проснулся я, так как являлся тем объектом, из-за которого палка потеряла свой прежний вид.

Встав, я быстро оделся и вышел во двор. За мной, как демон правосудия, следовал Рон и якобы невзначай постукивал палкой по ладони.

— Сегодня бежишь первую, — сказал он в напутствие.

Тяжело вздохнув, я вышел из замка и побежал вокруг него. Как и обещал, Рон заставил Жана и Шаста сделать для меня дорожки вокруг замка, с различными видами препятствий: ров с водой, высокая насыпь, брёвна, лежащие как вплотную, так и на расстоянии друг от друга, вкопанные в землю чурбаки и прочие радости.

Вчера, в торжественной обстановке, Рон продемонстрировал мне все прелести новой полосы препятствий. Самое интересное заключалось в том, что беговая дорожка была не одна. Таких тропинок насчитывалось четыре, и Рон заявил мне, что на каждой — кроме первой — имеются различные препятствия. Первая была просто разминочной, предназначенной исключительно для бега, а уже от неё расходились в разные стороны другие дорожки, полные препятствий.

Ещё одной — вроде бы даже хорошей — новостью было то, что Рон не бежал вслед за мной. По идее, можно было в любой момент схалтурить. Забежав за стену, я остановился и начал переводить дух, но громкий звук горна заставил меня вздрогнуть и я поднял голову, чтобы определить, откуда он шел.

То, что я увидел, заставило меня сорваться с места и побежать в полную силу. Оказалось, что учитель оборудовал себе место на самом верху центральной башни, и теперь, сидя в специально поднятом на эту верхотуру деревянном кресле, видел, скорее всего, всю трассу целиком. Проверять, действительно ли это так, или всё же имеются ненаблюдаемые места, я уже не хотел, так как, подняв голову, увидел, как Рон многозначительно провёл ребром ладони рукой по горлу, показывая, что меня ждёт за халтуру.

Пробежав двадцать кругов, я обессилено упал прямо на тропинке. Раздавшийся сверху звук рога уже не смог поднять меня с земли, поэтому, полежав минут десять, я поднялся и посмотрел на башню.

Рог — как мне показалось, злорадно — погудел пять раз. Наверное, пять дополнительных кругов в наказание, с ужасом подумал я: — сил не было не то, чтобы на пять, а даже и на полкруга.

Но как только я представил себе, что Рон сделает со мной, если я проигнорирую его приказ — меня пробил озноб. Нужно было хоть как-нибудь, но отмотать эти пять кругов.

В замок я в буквальном смысле вполз, так как никакой другой возможности передвигаться у меня уже не было. Учитель встретил меня на пороге замковых ворот и с улыбкой сказал:

— Может, и выйдет из тебя толк.

Отдышавшись и тряхнув головой, чтобы исчезли разноцветные пятна, кружащиеся перед глазами, я прохрипел.

— Радуйся, скоро к тебе ещё новобранцы поступят.

Рон недоумённо на меня посмотрел.

— Чего это ради?

— Будем тренировать деревенских, формировать из них хотя бы защитный отряд, человек пятнадцать.

— Нет, я на такое не согласен, — возмутился учитель. — Мне тобой нужно вплотную заниматься, а для того, чтобы тренировать деревенских увальней, нужен простой армейский сержант с хладнокровием камня. Я же их просто поубиваю, если кто-нибудь начнёт мне возражать.

Я задумался, и минуту спустя сказал:

— Рон, сегодня в деревне будет праздник, я заниматься не смогу, так что давай сделаем так: ты пару дней походи по ближайшим тавернам и постоялым дворам, может, подскажут, где найти адекватного ветерана. Если ты действительно хочешь заниматься только мной одним, то наставник для деревенских олухов нам просто необходим.

Настала очередь нубийца задуматься.

— Знаешь, Макс, мне нравится твоё предложение. Думаю, так будет значительно проще. Сколько жалования мне ему пообещать?

— Ну, сам смотри, по ситуации, но не больше сестерция в день.

Телохранитель улыбнулся.

— Ладно, скряга, поем и пойду по местным злачным местам. Раньше, чем послезавтра, вряд ли вернусь, так что запомни: вечером будешь бегать по второй полосе двадцать раз, а утром по первой сорок и не вздумай пропустить: узнаю, ты меня знаешь.

— Знаю, всё сделаю, учитель, — обречённо махнул я рукой.

В ворота вошёл староста и удивлённо замер, увидев меня сидящим на земле, а рядом Рона с палкой в руках. Его глаза округлились, и он попятился назад.

— Вот и Накил, вовремя явился, — жизнерадостно сказал я, делая ему знак подойти. — Присесть не хочешь?

Староста отрицательно покачал головой, не зная, по-видимому, чего от меня ожидать.

— Ну, как хочешь, — заявил я, и, не вставая, продолжил, — сегодня вечером в деревне, как я и обещал, будет большой праздник в честь сбора урожая. Гулять будет вся деревня, поэтому пусть готовят еду и наряжаются, а ты пошли в трактир три телеги: я вчера отписал Шумиру, чтобы он приготовил три бочки с вином.

Староста ахнул.

— Как, господин, целых три бочки?

— Я ведь сказал, что будет большой праздник, — улыбнулся я ему. — В общем, встречаемся за час до заката.

Староста поблагодарил меня и, кланяясь, вышел из замка.

В голову мне пришла ещё одна мысль: местные солнечные часа были всем хороши, но время, по понятным причинам, показывали только до заката солнца. "Нужно спросить у Дарина, как гномы отмеряют время. Неудобно без отсчёта, не с песочными же часами везде таскаться".

— Ну ладно, я пошёл, — заявил Рон и отправился в сторону кухни.

Я хотел пробурчать ему в след какую-нибудь гадость, но сдержался — слух у нубийца был очень хороший. Поэтому, просто ворча про себя, я направился к кузне, чтобы умыться. Мастер был уже там и во всю мощь своей гномьей глотки объяснял Жану, какой он криворукий сын подземного червя и орки, встретившихся в норе землеройки.

Тот, шумно сопя, собирал с земли болты для арбалетов, которые, видимо, просыпал. Подойдя ближе, я попал в поле зрения мастера.

— Подмастерье, а ну-ка, быстро сюда, — переключился на меня мастер.

Тяжело вздохнув, я пошёл к нему, думая про себя: может, сделать ручей в другом месте, чтобы я не показывался рядом с кузней?

— Быстро надел фартук и помог мне, — проворчал Дарин, — трудишься, не покладая рук, а все помощники бездари и лентяи.

— Я бегал! — ответил я на это возмутительное обвинение, уж кто-кто, но я с того момента, как попал в этом мир, вкалывал как каторжник.

— Ты хочешь со мной поспорить? — глаза мастера опасно прищурились.

— Упаси Единый, мастер, — испуганно произнёс я, пулей влетая в кузню, надевая фартук и хватая ударный молот.

— То-то же, — успокоился гном.

Спорить с ним было просто опасно, так как после Рона и его измывательств, мастер был следующим, кто меня юзал, и вызвать его гнев значило подписаться на всю ночь работы молотобойцем. Пара таких ночей, с утренним пробуждением от Рона, надолго отбили у меня охоту спорить с гномом.

Делая вещи, гном одновременно рассказывал и показывал мне все тонкости кузнечного ремесла: как отличить железо одно от другого по искрам, как какое греть и ковать. Дальше этого пока он не объяснял, так как сначала требовал от меня повторения хотя бы пройденного.

Удивительно, но всё, что касалось железа, впитывалось в меня, как в губку, и я быстро учился всему, что говорил мастер. Тем более, что дедушкины знания всегда были при мне. В целом в кузне у меня дела пока обстояли лучше, чем с Роном, тем более, что с ним, кроме физических упражнений я больше ничем не занимался.

Вечер приблизился незаметно: вот вроде бы я недавно встал рядом с мастером и тут же солнце стало клониться к закату.

— На сегодня всё, — выдохнул я, ставя молот на положенное место. — Вы пойдёте на праздник, мастер?

— Пойду, конечно, — уверенно заявил гном, — настоящий гном никогда не пропустит даровую выпивку.

Я рассмеялся и пошёл приводить себя в порядок, сегодня нужно было показаться в полной красе.

Одеваясь, я посмотрел на себя в небольшую, тщательно отшлифованную пластину серебра.

— Для деревенской глуши конечно супершик, — с грустью подумал я рассматривая себя, — но для встречи с королём придётся прибарахлиться, в таком виде меня даже на порог дворца не пустят.

Когда мы с гномом прибыли в деревню, то при виде нас настала практически гробовая тишина — никто не знал, что стоит за моими словами о празднике. Ко мне сразу же подбежал староста, одетый в новые штаны и рубаху.

— Всё готово господин, бочки доставлены и ждут, когда в них забьют кран.

— Отлично, — похвалил его я и обратился к собравшимся крестьянам.

— Сегодня и на все будущие годы этот день я объявляю праздничным и называю его — День сбора урожая. Каждый год вино будет за мой счёт, всё, что требуется от вас — это веселиться и праздновать.

Староста вручил мне киянку и кран. Подойдя к первой бочке, я под радостные крики крестьян забил в неё кран и, налив в кружку немного вина, сделал вид, что пью, а затем вылил его на землю со словами: — Первая — для урожая!

Крестьяне радостно загудели, поэтому я отошёл от бочки и оставил старосту на разливе. Очень скоро первая бочка была оприходована, а когда староста открыл вторую, началось нормальное веселье, с музыкой и танцами.

Неизвестно откуда появились флейты, лиры и лютни, и даже певцы. На площадку вышли первые танцующие пары, и к тому времени, когда вбили кран в третью бочку, веселье шло полным ходом.

Оказалось что в деревне очень много хорошеньких девушек, многие из которых, осмелев, даже начали строить мне глазки. Видеть их внимание мне было очень приятно, и мне в голову закралась мысль: "Ведь я теперь их господин, и если прикажу, то любая согласится заняться со мной любовью. А ещё ведь тут право первой ночи есть"!

Мои мысли потекли в этом направлении, тем более при виде того, как ко мне всё ближе и ближе подходят самые смелые из девушек, а может, из тех, кто больше выпил.

— Господин, вы не желаете потанцевать? — раздался рядом дрожащий голос.

Я удивлённо посмотрел на девушку справа: та стояла и сама не верила, что осмелилась пригласить на танец господина, про которого в деревне ходят странные слухи.

Многие из деревенских испуганно замерли, услышав её слова, ведь заговорить первым простому с дворянином было чревато плачевными последствиями, причём не только для самой девушки, но и для всей её семьи.

Лицо девушки было мне смутно знакомо и я пригляделся повнимательней. "Точно, эта та самая, которую я спас в первый раз от насильников", — вспомнил я.

— Желаю, — улыбнулся я, протягивая ей руку.

Девушка покраснела до кончиков ушей и несмело дотронулась до меня. От её прикосновения словно током меня ударило — это была первая девушка в этом мире, к которой я прикоснулся. Хоть мне раньше и доводилось танцевать, но вот такой ситуации, когда я являлся хозяином положения, у меня никогда не было.

Танец был простой, поэтому я довольно быстро к нему приноровился и теперь уже сам стал вести её.

— Как тебя зовут? — с внезапно пересохшим горлом спросил я её.

— Сатти, господин, — улыбнулась мне девушка и внезапно прижалась ко мне горячим бедром.

Через тонкое платье я почувствовал, как напряглись её мышцы. Ей прикосновение заставило меня вздрогнуть, и я постарался от неё отодвинуться, ведь теперь она не могла не почувствовать, что я возбуждён.

— А меня можешь называть Максимильян, — едва прохрипел я.

Девушка засмеялась и как бы случайно задела грудью мою руку. Я снова вздрогнул, в мозгу началась тихая паника. Может, если бы мы были вдвоём, я бы смог спокойней реагировать на откровенные заигрывания девушки, а вот так, на виду у всех, с осознанием того, что мои штаны начинают оттопыриваться и это всем заметно — я чувствовал себя неловко. Да и то, что не я проявляю активность по отношению к девушке, а наоборот, было для меня совсем необычно.

Девушка смеясь, всё сильнее ко мне прижималась и в следующем танце уже откровенно тёрлась бедром по моему возбуждённому хозяйству. Я понял: ещё секунда — и всё, опозорюсь, испачкав штаны на виду у всех.

Вырвавшись из рук девушки, я, улыбаясь и скрывая обуревающие меня чувства, сказал ей.

— Сатти, мне нужно отойти, никуда не уходи.

Девушка улыбнулась и провела язычком по губам.

— Может вам помочь, господин?

Я быстро ответил, стараясь не смотреть ей в глаза.

— Нет, с этим я справлюсь сам.

Оставив девушку я бросился из освещённого факелами круга дальше, туда где уже было темно.

"Сегодня с ней пересплю, — решил я, возвращаясь через несколько минут, — она сама хочет этого, и всё, что нужно сделать — это просто сказать "да".

Едва я появился на свету, как сразу же поймал взгляд гнома. Тот кивнул головой, подзывая меня к себе.

— Мне нужно сказать вам важное, господин, — вежливо, но во всеуслышание произнёс гном.

Я, сделав гордый вид, ответил.

— Хорошо, сделаю для тебя исключение.

Произведя нужное впечатление на крестьян, мы отошли в сторонку. Гном сначала молчал, но потом странным голосом сказал мне:

— Гм...Макс... трудно мне говорить тебе такое, но просто выслушай старого гнома.

Я удивлённо на него посмотрел и открыл рот, чтобы ответить.

— Погоди, Макс, — не дал он мне сказать, — мне и так трудно, так что давай я сначала выскажусь.

Я закрыл рот и приготовился внимательно слушать.

— Гм... никогда не думал, что придётся, но, Макс, я... ты знаешь... я не хочу тебе плохого, — гном замолчал.

Я тоже молчал, удивляясь его странному тону, похоже было, что гном смущён.

— Я понимаю, ты так молод, а тут ещё такой соблазн... — гном опять замолчал.

Я не выдержал.

— Дарин, ты к чему клонишь?

Гном озадаченно хмыкнул и выпалил:

— Макс, ты принял много правильных решений сделав себя в глазах остальных жестким и рассудительным хозяином. В глазах многих теперь ты настоящий дворянин.

Гном замялся.

— И? — подтолкнул я его.

— Тебе нельзя на виду у всех крестьян флиртовать с девушкой, даже такой молодой и красивой, — закончил гном свою мысль. — Как господин, ты не должен оказывать такие знаки внимания простой крестьянке. Если ты хочешь её, то пригласи работать служанкой в замок. Там мало свидетелей, так что все приличия будут соблюдены. Ты господин, она служанка, а то, что болтают крестьяне, никого не волнует.

Я задумался. А ведь гном был абсолютно прав, я общался с Сатти, как со своей девушкой, а это было неправильно. Если в начале разговора я хотел сказать гному, чтобы не лез не в своё дело, то теперь я понял его обеспокоенность и был благодарен за так тяжело давшиеся ему слова.

Взяв его правый протез в руку, я сказал:

— Мастер Дарин, я клянусь, что когда-нибудь смогу отблагодарить вас и за вашу науку, и за вашу доброту.

Гном закашлялся и отвернувшись ворчливо сказал.

— Какие нежности.

Я улыбнулся этому внешне суровому гному с добрым сердцем.

— Пошли, мастер, настало время нашего сюрприза.

Вернувшись я улыбнулся Сатти, которая призывно махнула мне рукой, но показав, что не могу, я отвернулся. Как ни быстро я это сделал, но успел заметить, что девушка очень обиделась на моё поведение.

Я подошёл к старосте. По его знаку замолчала музыка, все пары замерли, а крестьяне удивлённо на меня посмотрели .

— Хотел бы объявить о введении ещё одной новой традиции, — сказал я, когда все взгляды были устремлены на меня. — Каждый следующий праздник будет начинаться с соревнований лучников и арбалетчиков.

Крестьяне недоумённо молчали. Я предвидел подобную реакцию и спросил:

— Лучники есть в деревни?

Никто не откликнулся. Это было понятно, по местным порядкам, если у крестьянина имелся лук, он автоматически подпадал под обвинение в браконьерстве. Ведь крестьянину, идущему за сохой, не полагалось оружие для охоты, такую привилегию мог получить только егерь.

— Хорошо, — видя отсутствие желающих сознаться в хранении лука, продолжил я. — Сделаем по-другому. Соревнования будут проводиться между лучниками и арбалетчиками, тот, кто с пятидесяти шагов пять раз попадёт в середину мишени, получит приз — десять кесариев.

Услышав о таких огромных деньгах, обомлел даже староста. Отмерев через минуту, он осторожно поинтересовался у меня:

— Господин, а кто может принять участие в этом? И где взять луки и арбалеты, если найдутся желающие?

Следующей фразой я огорошил их ещё больше.

— Участвовать может любой желающий, даже девушки и женщины (Куча замерших фигур и открытых ртов). Арбалеты я могу выдать желающим начать учиться, с последующим их выкупом. Поэтому расходы на болты и ремонт будет нести тот, кто будет владеть арбалетом. Луки же должны будете делать пока сами, если желающие найдутся, я покажу, как сделать хороший лук.

Староста, заикаясь, переспросил.

— Неужели и женщины могут участвовать, господин?

Я сделал свирепое лицо и староста задрожал.

— Два раза не повторяю, хочу, чтобы участвовали все желающие.

Медленно отходящие от шока крестьяне начали перешептываться друг с другом и тут снова вперёд вышел тот самый мужик, что когда-то первый взял у меня землю. Он вышел, поклонился мне и спросил.

— Господин, а можно взять два арбалета?

Я удивился.

— А два-то зачем?

Мужик хитро ухмыльнулся.

— Так у меня два сына, если хоть один выиграет, мне этого приза достанет, чтобы весь год оброк продуктами с семьи не платить. Этих денег за глаза хватит.

Разговор про оброк и деньги услышали и поняли все, сразу поднялся гвалт и количество желающих превысило все мыслимые пределы: все загорелись желанием выиграть такой приз. За неполные десять минут я записал всех желающих, но арбалеты с болтами достались пока только тем, кто успел первым. Счастливые крестьяне с чувством благоговения трогали грозное и очень дорогое по местным меркам оружие, ведь даже подержать его в руках было для них в диковину.

Ещё час ушёл на то, чтобы показать новым владельцам, как заряжать, чистить, смазывать арбалеты и стрелять из них. Больше времени я этому уделять не хотел, поэтому предупредил всех, что если в следующем году никто не попадёт пять раз в центр мишени, то арбалеты у всех отберу, возможно, вместе со своей землёй. По кивающим головам крестьян и обеспокоенным взглядам мужиков я понял, что серьёзность моего предупреждения до них дошла.

Оставив гнома отвечать на вопросы крестьян, я подозвал к себе старосту.

— Хочу сделать себе дружину, — начал я, — поэтому завтра-послезавтра пришлю наставника, который отберёт десяток парней и уведёт их в замок. Родителям объяснишь, что платить им буду по сестерцию в неделю на время обучения, а позже, когда станут настоящими солдатами, по полсестерция в день.

Староста удивлённо на меня посмотрел и спросил.

— Можно вопрос господин?

— Давай.

— А почему вы не хотите нанять солдат со стороны? Ведь это те же деньги.

"Соображает староста", — улыбнулся я про себя.

— По одной-единственной причине: чтобы в моё отсутствие они не убивали парней и не портили девок. Ведь у тех, кто имеет родственников в деревне, рука не поднимется такое делать.

Староста сделал круглые глаза.

— А ведь и правда, хозяин. Не сомневайтесь, всё сделаю, как прикажите.

— Ну, вот и отлично, — закончил я, — а теперь мне нужно сказать последнее слово, перед уходом.

Староста подошёл к музыкантам. Музыка сразу стихла, все взоры снова обратились на меня.

— Последнее сообщение, — провозгласил я. — Если на вас в следующий раз нападут солдаты, то разрешаю защищаться от них луками и арбалетами. Всю ответственность беру на себя. Главное!!! Если приедет дворянин, до моего приезда ничего не делать! За это будет отвечать лично глава каждой семьи. Всё понятно?

Крестьяне нестройно загудели.

— Господин Максимильян, дозвольте вопрос? — раздался голос мужика, который всегда был первым.

— Задавай, — выцепил я его взглядом из ряда крестьян.

— А что будет, если я убью солдата, который без разрешения полезет ко мне в дом? — хмуро спросил он.

— Если без разрешения, тогда ничего не будет. Это моя земля, и по ней могут ходить только те солдаты, которым я разрешу, — спокойно ответил я. — Ещё вопросы?

Крестьяне переглянулись, но промолчали.

Я в чём-то понимал их, ведь раньше они ничего не могли противопоставить грабителям и насильникам: не пойдёшь же с топором и вилами на хорошо обученных и защищенных кольчугой солдат. А теперь, с арбалетами в руках, даже последняя старуха может убить с близкого расстояния самого защищённого солдата.

— А теперь веселитесь, — грозно приказал я.

Крестьяне улыбаясь, стали расходиться по парам и снова заиграла музыка.

Я подозвал гнома и спросил.

— Я в замок, завтра у меня опять ранние пробежки. Вы со мной, мастер?

Гном, не задумываясь, ответил.

— Пока не выпита третья бочка, я отсюда ни ногой.

Я засмеялся и пошёл к замку.

Утром, после пробежки, я в отсутствии Рона хорошо отдохнул и пошёл на кухню, у меня был один разговор к Марте.

— Марта иди сюда, — позвал я кухарку.

Марта быстро бросила работу и подбежала ко мне.

— Да, хозяин?

— Хочу себе завести служанку, чтобы по утрам мыться приносила и еду на стол подавала. Поэтому сходи сегодня в деревню и найди девушку по имени Сатти, скажи я нанимаю её за полсестерция в день.

Марта понимающе на меня посмотрела, ещё бы, я в отличие от барона делал всё сам, чем приводил слуг в недоумение: умывался сам, сам одевался и даже ел сам без помощи слуг.

— Наконец-то хозяин, — счастливо улыбнулась она, — а то всё сами и сами.

— А я пока подыщу вам всем комнату получше, чем кухня, нехорошо спать и готовить в одном помещении, — сказал я и пошёл осматривать помещения замка.

В результате двухчасовых поисков, иногда сопряжённых с риском для жизни, я понял, что в силу общей запущенности замка проще перенести кухню в другое место, чем найти нормальное жилое помещение для слуг. Поэтому, вернувшись в небольшую комнату, которая более всего подходила для моей цели, я решил: "Укрепить камни, замазать всё глиной, расширить очаг, перенести часть жаровен и получится приличная кухня. Завтра же заставлю всех начать работы".

Определившись с помещением, я пошёл к кузне. Мастера ещё не было, и я решил немного прибраться. Скинув одежду, я сложил её в углу и, взяв метлу, принялся подметать пол.

— Уже работаешь, подмастерье? — раздался сзади голос гнома.

Я обернулся. Дарин, расчёсывая протезом с гребёнкой свою бороду и довольно улыбаясь, глядел на меня.

— Только начал, мастер, — не стал я скрывать правды.

— Подметай, я пока бороду расчешу, — сказал гном усаживаясь на скамейку. — Вчера неплохо повеселились, зря ты ушёл так рано.

— Мастер, а можно задать вопрос? — решил я спросить гнома, пребывавшего в хорошем расположении духа.

— Какой, подмастерье?

— Почему вы не куёте мечи или другое вооружение? Ведь за них можно выручить больше денег, чем за то, чем вы занимаетесь сейчас.

Гном очень долго молчал, но всё же ответил.

— Понимаешь, Макс, ковать оружие или доспехи у нас, гномов, это, как если бы к местному священнику спустился с небес Единый и похвалил его за отличную проповедь.

Я повернулся к гному лицом и улыбнулся.

— Что, правда?

Гном покивал головой и продолжил:

— А теперь представь, что к этому же священнику спустился бы не весь Бог целиком, а скажем одно ухо или рот. Как думаешь, ему бы это понравилось?

Я засмеялся.

— Не думаю. Он, наверное, рехнулся бы от такого зрелища.

Гном даже не улыбнулся.

— Я ответил на твой вопрос. Я не могу вот этим, — он потряс протезами — делать то, чего буду стыдиться всю жизнь.

— А может, я попробую под вашим руководством сделать хотя бы один меч? — спросил я его. — Мечи барона Рон забраковал, а мне нужен хотя бы один, на первое время, пока я не приобрету лучший.

В этот раз Гном задумался сильнее. Чтобы он не отказал, я торопливо добавил:

— Ведь меч буду делать я, и вашей вины в том, что у подмастерья кривые руки, не будет.

+++++++++++++++++++++++Гном сердито ответил.

— Больше никогда так не говори. Мастер всегда в ответе за своих подмастерьев, именно поэтому гномы — лучшие мастера.

Я промолчал и вернулся к метле, отношение гнома к работе вообще и оружию в частности становилось для меня понятным.

— Но мы можем попробовать выковать обычный меч, такой, какие делают человеческие мастера. Для него у нас хватит материала и твоих рук, — внезапно сказал мне молчавший гном.

Я радостно повернулся к нему.

— Когда начнём, Дарин?

Гном улыбнулся в бороду, видя мою реакцию.

— Когда захочешь, тогда и начнём.

— Спасибо, мастер, — радостно вскрикнул я.

— Подметай получше, — ворчливо ответил гном.

Под его наблюдением я стал тщательнее выравнивать слой песка на полу кузни. Закончив подметать, я разложил инструменты по местам, помылся в ледяной воде ручья и оделся.

— Хорошо, что нет Рона, — облегчённо вдохнул я свежий осенний воздух.

Осень набирала силу, уже срывались с деревьев первые пожелтевшие листья и дул холодный воздух. Марта говорила, скоро начнутся дожди. Я посмотрел на приземляющиеся во двор замка жёлтые листья.

— "Ведь я тут уже почти второй месяц, — пришла в голову мысль, — странно, но несмотря на то, что меня тянет домой, мне начало немного нравиться и собственное положение, и этот полуразрушенный замок."

— Господин барон, я привела Сатти, — раздался слева голос Марты.

Сердце у меня учащённо забилось, и я оглянулся. Девушка в своём простом платье выглядела просто отлично, правда, при виде меня она густо покраснела.

— Хорошо, устрой её пока на кухне, — распорядился я — Завтра будем переносить кухню на новое место.

По понятной причине ни слова вопреки я не услышал, всё же мой статус давал огромное преимущество, повезло, что барон сделал меня дворянином.

Проводив взглядом уходящую девушку, я стал чаще дышать, сегодня, наконец, должно произойти то, о чём я частенько задумывался ещё в своём мире. "Нужно как-то подготовиться, что ли, — метались у меня в голове неясные мысли. — А что, собственно, готовить"? — спросил я сам себя и ответа не нашёл. В такой ситуации я оказался впервые.

Весь день я бесцельно, в каком-то лихорадочном состоянии слонялся по замку, все мои мысли сводились к тому, ЧТО произойдёт вечером. Едва дождавшись ужина, я приказал Марте, чтобы Сатти приготовила мне постель и принесла ужин, когда я вернусь после пробежки. Количество кругов я сократил вполовину и быстро сполоснувшись, в нервном возбуждении поднялся к себе.

При свете свечей был накрыт мой стол и расстелена кровать, в которую с целью нагрева была положена специальная двусторонняя, закрывающаяся на петли сковорода с углями.

— Господин, разрешите, я помогу вам раздеться и снять сапоги, — услышал я сзади нежный голос.

Я повернулся к ней и через силу улыбнулся.

— Да конечно, Сатти.

Девушка явно была смущена, но, видимо Марта провела с ней какую-то беседу, поскольку делала она всё сама, без моих подсказок. Помогла снять камзол, потом сапоги, затем усадила за стол и стала подкладывать мне кусочки жаркого из свинины и доливать в стакан воду.

— Ты голодна? — спросил я её.

Девушка отрицательно покрутила головой.

— Марта меня накормила, хозяин.

— Наедине можешь называть меня Макс, — сказал я, сам будучи в смущении.

— Хорошо, господин, — ответил Сатти и тут же покраснела до самых кончиков ушей.

Ужин был закончен и я стал раздеваться. Девушка внимательно за мной следила и стояла недвижимо возле стола.

Я лёг в кровать и сказал:

— Не хочешь прилечь?

Девушка вздохнула и подошла к кровати. Затем она одним движением скинула верхнюю одежду на пол и осталась в чём-то, похожем на мамину ночную сорочку. Переступив через платье, она легла ко мне. Почувствовав её горячее тело, я вздрогнул и несмело попробовал её поцеловать. Девушка поначалу не отвечала, но я целовал всё настойчивей и, наконец, девушка сдалась.

Утром, когда я открыл глаза, в моей кровати никого не было и только сильно смятые простыни доказывали, что всё, произошедшее вчера, не было сном. Я потянулся и прислушался к своим ощущениям: ничего такого сверхъестественного не чувствовалось.

"Странно, пацаны говорили, что после такого чувствуешь себя настоящим мужиком", — недоумённо подумал я.

В дверь постучали.

— Войдите, — ответил я, закрывая одеялом место вчерашней борьбы.

В дверь вошла Сатти и смущённо улыбнулась.

— Как спалось, господин?

Я улыбнулся ей и ответил:

— Сатти, я ведь вчера сказал — наедине я для тебя Макс или Максимильян.

Девушка внесла поднос с завтраком и несмело подошла к кровати. Я посмотрел на неё, потом на поднос и понял, что чувствую голод. Правда, не желудком.

Только через час Сатти смогла, наконец, от меня уйти, говоря, что днём совсем неприлично и все будут об этом сплетничать. Пришлось мне её отпустить до вечера.

Встав, я оделся и перекусил, бегать совсем не хотелось, и я решил поваляться на кровати, почитывая один из рыцарских романов барона, который был, если честно, откровенной белибердой, но за неимением другого для чтения годился.

— Господин барон, как я рад вас видеть, — дверь едва не сорвалась с петель от мощного пинка.

Я испуганно вздрогнул и повернув голову, столкнулся глазами с добрым взором моего телохранителя. От выражения его лица у меня почти явственно начали шевелиться волосы на затылке.

— Р-о-о-н?! — заикаясь, спросил я. — Ты ведь должен был прийти завтра?

— А я так торопился выполнить ваше поручение, господин барон, что пришёл сегодня, — ласковым голосом практически пропел он. — Думал, как там ученик мой поживает, всё ли выполняет, что я ему поручил?

Я закашлялся.

— Рон, я только сегодня с утра не бегаю, а вчера бегал.

— Ничего страшного, господин барон, — его медовый голос начал пугать меня всё сильнее. — Пойдемте, познакомлю вас с новым наставником для дружины, а потом уже наши дела обсудим.

Я слез с кровати и осторожно, бочком, протиснулся между негром и столом к выходу, от греха подальше. Нубиец, посмеиваясь, топал сзади.

Когда мы вышли во двор, то я увидел стоящего рядом с конюшней одноногого человека.

— Это кто? — удивлённо повернулся я к Рону.

— Сейчас я вас познакомлю, — улыбнулся негр и свистнул.

Человек повернул голову к нам и довольно быстро приковылял. Когда он подошёл ближе, я стал понимать, кто это и почему Рон привёл его ко мне. Внешность у инвалида явственно выдавала в нём солдата, причём заслуженного ветерана. "Странно, но, похоже, военные любой национальности и любого мира выглядят одинаково, — подумал я, глядя на стоящего передо мной человека".

Его лицо, украшенное множествам шрамов, казалось высеченным из куска скалы, чёткие и твёрдые линии скул и подбородка, прямой нос, жёсткий ёжик волос. На подбородке кожа была стёрта и ни щетинки не пробивалось на этом белом пятачке.

Выправка, несмотря на увечье, тоже была несомненно военной, даже просто стоя передо мной, солдат держал спину прямой, а плечи развёрнутыми.

— Где, кем служил? — спросил я, наткнувшись на твёрдый взор уверенного в себе человека.

— Заслуженный ветеран, сержант Первого Железного легиона его королевского величества Нумеда II Штыр, — чётко отрапортовал солдат. — Был отправлен на пенсию ввиду полученной травмы.

Название легиона мне, конечно, ничего не говорило, но не обижать же солдата своим невежеством? Поэтому я решил подробности уточнить потом, у Рона. Оказалось, что очень и даже очень прославленный был легион, один из лучших в королевской армии.

— Рад приветствовать тебя, Штырь, у себя в замке.

Сержант улыбнулся.

— Прозвище мне легко придумать, ещё первый командир так окрестил. Так и прослужил Штырём до конца.

"Блин, — ругнулся я про себя, — я ведь случайно перевернул имя человеку ".

Рон ухмыльнулся и сказал:

— Господин барон, сержант согласился тренировать вашу дружину за полсестерция в день, включая еду и постой.

Слова "включая еду и постой", этот хитрец специально для меня выделил интонацией.

— Ну и отлично, тогда после беседы Штыр отправится на кухню, Марта даст ему пообедать и покажет его лавку. Сержант, вам Рон обрисовал полный характер вашей новой работы? — поинтересовался я напоследок.

Солдат перевёл взгляд на меня и ответил:

— Сделать из салаг слабое подобие легионеров.

Услышав его тон, я едва не вздрогнул, представив себе бедных крестьянских парней, попавших в руки этого ветерана.

— Задача понята правильно, — улыбнулся я. — Можете выполнять.

Сержант приложил правую руку к сердцу, видимо, отдавая мне честь, и направился на кухню.

— Ну, а с вами, господин барон, у нас отдельный разговор, — снова услышал я ласковый голос негра и теперь уже испугался за собственную судьбу.

Вечером я не смог пойти в кузницу к Дарину, так как проклятый учитель совсем меня загонял. Моих сил едва хватило на то, чтобы умыться и поужинать. Даже на прислуживающую за ужином Сатти я из-за сильной усталости не мог поднять глаза. Когда мы легли спать, только ласки девушки смогли меня ненадолго расшевелить, и то ровно настолько, чтобы через несколько минут уснуть непробудным сном.

Утром, после стандартных побудки и пробежки, я отправился к Рону, который ожидал меня в той части замкового двора, который был давно заброшен и никем, кроме свиней и кур, до сего дня не использовался. Теперь же слуги расчистили тут небольшую площадку и засыпали её толстым слоем песка.

— Ну что ж, — начал телохранитель, — теперь хочу ознакомить тебя с новой программой занятий на эту неделю: утром бег десять кругов, потом разминка и силовые упражнения, потом обед и всё заново. Вечером тебя забирает мастер Дарин. Всё понятно, ученик?

Не дожидаясь ответа, Рон заставил меня выполнять упражнения на растяжку, сам же при этом давил мне на спину, а потом на ноги. Следом пришла очередь рук, и негр пообещал мне, что, как только прибудет моя дружина, он сразу заставит их оборудовать тут тренажёры и столбы для растяжки, а также натаскать камни различной тяжести для моих полноценных тренировок.

Деревенских парней я отобрал легко, проведённая старостой среди семей предварительная агитация дала свои плоды, и как только я заикнулся о наборе пятнадцати человек в дружину, желающих оказалось даже несколько больше.

Штырь, присутствовавший со мной на "призывном пункте" по одному ему понятному набору признаков отобрал только десятерых молодых парней из всех добровольцев. Видя его довольное лицо, я вспомнил слова гнома о работе. "Вот и для нашего отставного сержанта главное удовольствие — это быть нужным, несмотря на увечье, и заниматься любимым делом", — подумалось мне.

Прибывшее в замок пополнение быстро почувствовало на себе железную руку и костыль Штыря. Для начала сержант отправил их рубить деревья для строительства небольшой казармы, получив от меня полный карт-бланш на все свои действия, лишь бы солдаты были готовы как можно быстрее.

Правда, припасы у нас начали таять быстро, поэтому следующий оброк пришлось полностью оставить в замке — количество едоков у меня сильно увеличилось. Впрочем, на работе трактира и совсем недавно открытого постоялого двора это никак не сказалось. Когда я прибыл с проверкой, трактирщик по-настоящему мне обрадовался. Его, а следовательно, и мои доходы увеличились практически втрое — гости из королевства Тарон стали останавливаться в основном у нас, так как новость об открытии постоялого двора и обустроенной на новый лад очень приличной таверне достаточно быстро — не без моей помощи, конечно, — разлетелась по округе.

Нужно отметить, что конкуренты присылали в трактир своих вышибал, а те пытались устроить драки и разгромить отремонтированный зал. Но тут уже наши собственные, набранные трактирщиком, вышибалы, быстро наводили порядок, выкидывая всех буянов освежиться на улицу. Мы много тратили на вышибал, но здорово экономили на расходах по ремонту разрушений, и, кроме того, у нас можно было вкусно поесть и провести время спокойно и весело.

Вследствие того, что все мои нововведения начали привлекать в трактир не только крестьян из соседних сёл и деревень, но и заезжих дворян и купцов, уже за первый месяц я получил доход в размере двадцати кесариев и это притом, что столько же получил Шумир, а ещё десять мы решили пускать на развитие.

По моему совету на кусках рогожи были сделаны рисунки с видом постоялого двора и перечнем услуг, которые у нас предоставляются, а потом нанятые мальчишки разнесли десятки этих самодельных афиш по ближайшим деревням. Рекламные акции, сразу привлекли к нам клиентов самим фактом новизны таких обращений. Трактирщик же стал посматривать на меня со всё большем уважением, и постоянно твердил старосте, что сам Единый привёл такого достойного господина к нему в трактир.

Вырвав у Рона один день из обучения, я сходил с Дарином в сторону гор и осмотрел место на котором он предложил построить две мельницы. Место и вправду оказалось удачным, поэтому я решил не откладывать дела в долгий ящик и отправился по указке старосты в ту деревню, где мололи муку на всю округу.

С мельником я договорился быстро, и он отдал мне своего старшего сына, а по совместительству старшего ученика, за двадцать кесариев отступных. Мне показалось, мельник повелся не столько на деньги, сколько на то, что я с помощью его сына запущу две мельницы у себя на землях и поставлю того старшим мельником. Похоже, это и сыграло решающую роль в переговорах.

Новый мельник быстро нашел и рабочих для постройки самой мельницы, и каменщиков, для вытесывания жерновов. На постройку мельниц я не скупился, и работа продвигалась довольно быстро, по местным меркам, конечно.

Накил не находил себе места от счастья, когда узнал, что у нас будет собственная мельница: во-первых — это неплохой доход для всех, во-вторых, огромный престиж для деревни, и в-третьих, не придётся возить собственное зерно за тридевять земель.

Круглогодично работающих мельниц поблизости вообще не было, так как зимой реки замерзали и все они прекращали работу. Единственная ветряная мельница была очень далеко от нас, и возить туда зерно было долго и накладно.

Староста сам, через день, ездил на место стройки и докладывал мне о состоянии дел. Пока там всё шло по плану.

Также по плану продвигались занятия деревенских парней, которые, наконец, на собственной шкуре испытали тяготы и лишения воинской службы. Когда я смотрел на них, бегающих и занимающихся днём и ночью, я невольно радовался, что у меня наставник нубиец, а не отставной сержант королевских войск.

Негр был тоже не подарок, но, поскольку на мне были ещё и хозяйственные дела, то Рон вынужден был делать мне послабления. Небольшую бричку с лошадкой я себе всё же приобрёл у одного мастера в деревне графа Шепера, и теперь на пару с Роном спокойно разъезжал по своим надобностям.

Что меня удивляло, так это отсутствие нападений на меня как со стороны местной знати, так и со стороны солдат. За этот месяц на мои земли не ступал ни один незваный гость.

Меня, конечно, радовало такое затишье, но Дарин предупредил, что это, скорее всего, не к добру. Советы гнома никогда не были бесполезными, так что я разыскал одного отставного лучника, который понемногу наладил изготовление охотничьих луков для крестьян. Для боевых пока не хватало ни времени, ни средств. Охотничьи луки делать было проще, чем арбалеты, а тренироваться для участия в грядущих соревнованиях они позволяли. Их брали очень охотно, особенно женщины, так как обещанная награда манила всех.

Староста даже как-то раз пожаловался мне, что вечером не может заснуть, от постоянных хлопков спускаемой тетивы и стука стрел о мишени. Деревенские так часто пускали стрелы у себя во дворах, что первоначально нарисованные лично мною мишени с небольшим пятачком в центре, означавшим десятку, быстро пришли в негодность и крестьяне стали сами изготовлять их, просто из толстых досок.

Как ни странно, но масла в огонь подливали молоденькие девушки и детвора. Они первые ухватились за луки и стали тренироваться, мужики и парни подхватились за ними, так что тренировки сами переросли в неофициальные соревнования.

Конечно, мало кто из них за один месяц добился значительных успехов — кроме браконьеров, конечно — но моё мнение было таковым, что за полгода при таких темпах обучения можно будет ожидать неплохих результатов и от остальных тоже.

Меч с Дарином я так и не выковал, так как за полным отсутствием времени не мог уделить работе хотя бы один вечер. Гном же сказал, что если меч не нужен мне самому, то ему и подавно. Мне даже показалось мастер слегка обиделся на меня, но вскоре он успокоился, так как видел — времени у меня действительно не было. Я старался быть везде и разрывался между поездками к постоялому двору, постройкой мельниц, поиску мастеров и еще сотней других забот.

Единственной моей отдушиной в той чехарде дел, которые я сам себе навязал, была Сатти. Скромная, добрая девушка скрашивала мне вечера и ночи, в её присутствии я отдыхал и получал свою толику ласки. Правда, она с каждым днём становилась всё печальнее, а узнать о причинах этого у меня никак не получалось. Девушка в ответ на мои вопросы только грустно улыбалась.

Мои занятия с Роном по-прежнему носили характер только силовой подготовки, прошло уже больше двух месяцев, а я до сих пор меча даже в руках ни разу не держал.

Моя дружина уже осваивала копья, а я всё так же только бегал, занимался на изготовленных тренажёрах и делал растяжку. Рон чередовал дни упражнений на растяжки с днями преодоления устроенных им полос препятствий и днями только физических упражнений. Причём я заметил, что неделя начиналась с небольшого количества упражнений, а заканчивалась по-настоящему изматывающим их количеством. Причем нагрузки от недели к неделе неизменно возрастали.

Постепенно я стал привыкать к заданному ритму жизни и теперь мог встать для пробежки рано утром уже без Рона и его палки.

Глава 5 Конец мирной жизни

Я вышел из дверей кухни и обомлел, весь двор и стены были покрыты тонким слоем первого снега. "Вот и "белые мухи" прилетели, — подумал я, поёжившись от холода". На утренние пробежки я не надевал свою недавно купленную тёплую одежду.

Её я приобрёл у проезжих купцов, которые занимались поставками одежды в королевскую армию, и везли назад в Тарон часть товара, отбракованного армейскими закупщиками. Этот брак я и скупил по половинной стоимости, для себя и своей дружины. Плотные штаны, утеплённые куртки, шапки, сапоги — всё было военного образца, и мы стали похожи друг на друга, как близнецы.

Закончив пробежку, я быстро умылся сковывающей ладони водой из ручья и побежал к нашему тренировочному полю. У меня начиналась разминка, а у моей дружины — пробежка. Мимо меня проковылял сержант, отдавший мне честь, а ребята, запев одну из армейских песен, побежали на первый круг.

Рон уже ждал меня возле казарм, правда, не с неизменной палкой, которую он менял по мере изношенности, а со своим цельнометаллическим боевым копьём. Почему-то он предпочитал его мечу, хотя я не раз видел, что мечом он владеет прекрасно. Телохранитель всегда тренировался по два-три раза в день.

Расшнуровав чехол, который предохранял копьё от сырости, Рон вынул копьё и сделал мне знак подойти.

— Что ж, Макс, сегодня у нас не будет обычной тренировки, — серьёзно начал он, — я наконец-то убедился, что ты сможешь поднять копьё или меч, а не свалишься под их весом после минуты занятий.

— Рон, зачем мне копьё-то? — удивился я, пропустив всё остальное мимо ушей.

— Во-первых, не перебивай учителя, — негр дал мне лёгкий подзатыльник так быстро, что я даже не успел среагировать, — а во-вторых — теперь это будет твоё основное оружие.

Почёсывая затылок, я удержал при себе рвущиеся с языка вопросы — рука у нубийца была тяжёлой.

— Теперь вопросы, — улыбнулся Рон.

— Рон, какое копьё, какое основное оружие, ты о чём, оружие дворян — меч, — горячо начал я. — Зачем мне учиться копьём владеть, если мне на мечах нужно будет драться?

Нубиец, снисходительно улыбаясь, послушал мою сбивчивую речь, оборвал её ещё одним подзатыльником, и, когда я замолчал, заговорил:

— А теперь послушай, что тебе скажет профессионал в области быстрого и не всегда безболезненного убийства себе подобных, — с мягкой насмешкой, обращённой, скорее всего, к самому себе, сказал он. — Опасность тебе сейчас грозит одна — вызов на дуэль, я правильно понял?

Я кивнул, боясь произнести хоть слово, нубиец был скор на тумаки.

— Это значит, что ты сам будешь выбирать оружие. Причём — и это самое главное — противника себе выбирать ты ещё долго не сможешь. Пока не научишься сносно владеть оружием — вызвать на дуэль не понравившихся тебе людей не получится.

Я снова утверждающе кивнул.

— Поэтому и нужно копьё, чтобы ты смог одолеть противников, которые обязательно будут старше тебя, сильнее и гораздо опытнее во владении мечом. Хоть ты и неплохо развит для своих лет, но против опытного дуэлянта тебе ничего не светит, уж поверь мне. Поэтому я решил, что единственный твой шанс попытаться выжить — это освоить копьё. Оружие для дуэлей необычное, и поэтому противнику будет сложнее тебя убить.

— Но ведь в дуэлях разрешены только мечи, — пискнул я, втягивая голову, чтобы не получить ещё один удар.

Подлый нубиец дождался, пока я выпрямлюсь, считая, что угроза миновала и только после этого дал мне подзатыльник.

— Ну Р-о-он, — возмутился я, — что ты меня, как Шаста, лупишь всё время?

— Сейчас твое баронство договорится до сотни отжиманий, — спокойно отреагировал негр на моё возмущение.

Мое баронство, конечно же, сразу заткнулось.

— Так вот, — продолжил он, — если кое-кто не знает правил, то это вовсе не значит, что ему можно умничать. К твоему сведению, для дуэли любая сторона может выбирать любое оружие. Просто так исторически сложилось, что меч является оружием универсальным, поэтому его носит подавляющее число дворян. Но вызываемая сторона может выбрать то оружие, к которому она привыкла, и это может быть вовсе не меч.

Я удивлённо слушал, такие знания были для меня в новинку.

— Поэтому, — негр показал мне кулак, — как я уже сказал, единственный твой шанс выжить в первых дуэлях — это компенсировать свои недостатки необычным оружием, к которому придётся приспосабливаться твоим противникам. Для начала занятий я покажу тебя основные стойки и приёмы в работе с копьём, а потом выдам тебе вон ту железяку, — Рон кивнул на лежащий на земле толстый металлический прут длиной с его копьё, — выкованную специально для тебя Дарином. И мы вставим занятия с ней в твой обычный график, — закончил он.

Я хотел открыть рот, чтобы ответить ему, но тут меня перебили, на поляну с широко открытыми от страха глазами влетел на коне сын старосты. Месяц назад я снабдил старосту этим транспортным средством, чтобы тот, в случае опасности, сразу мог меня предупредить. Сердце моё испуганно трепыхнулось, таким я сына старосты видел впервые.

— Что случилось? — спросил я его, когда он свалился с коня, мне под ноги.

— Отец велел передать, — запыхавшись, проговорил парнишка. — Множество дворян прибыло в деревню и теперь едет к замку. Я обогнал их минут на десять.

Мы переглянулись с Роном и оба ощутили тревогу.

"Дело пахнет керосином", — подумал я, отбрасывая от себя тяжёлый металлический прут и срываясь с места.

Послав Рона к сержанту, чтобы тот на время приезда гостей спрятал всю дружину, я бросился к себе и надел одежду, положенную барону по статусу. На ходу я приказал Марте, чтобы она, Герда и Сатти заперлись у меня в комнате, и пока я сам не скажу им, что всё в порядке, дверь никому не открывать. Перепуганная женщина кинулась выполнять приказ.

Вылетев во двор и застёгиваясь на ходу, я крикнул гному, чтобы он брал двоих оболтусов и быстро спрятался поблизости от замка, не высовываясь, чтобы не произошло. Гном, недовольно ворча, всё же согласился, и загасив огонь в горне, вместе с парнями выскользнул из замка через заднюю калитку.

Едва я успел умыться и застегнуться, как услышал топот множества лошадей, приближавшихся к замку. Я оглянулся вокруг, после быстрой эвакуации персонала замок был тих и тишину нарушали только домашние животные, которые издавали разные звуки, беседуя о своих звериных делах.

Слева от меня встал Рон, с копьём наизготовку.

Как я ни готовился к встрече, но всё равно страх напал на меня, когда в замок ворвались конные всадники и растекаясь по двору, окружили меня. Мало приятного было в том, что на тебя направляют лошадь, а потом прямо перед тобой сворачивают в сторону.

Среди всей этой пышной, разодетой в пух и прах толпы, которая меня окружила, было минимум десяток дворян. На остальных, бывших, видимо, слугами и пажами, оружия не было, а у этих десяти, горделиво и свысока смотревших на меня, оно имелось.

Все смотрели на меня, не говоря ни слова. Когда в замок въехали последние три всадника, я сразу обратил на них внимание, так как одним из них был мой старый знакомый граф Рональд, а вторым — похожий на него мужчина лет двадцати пяти — тридцати. Но полностью завладел моим вниманием не они, а третий, хотя мне он был совершенно незнаком.

Ко мне приближался дворянин лет сорока, одетый в дорожный костюм светло-коричнево цвета, с прямой спиной и орлиным носом. По тому, как на него смотрели все окружающие, я понял — по-видимому, это был герцог.

Всадники направились ко мне и остановились, только когда я сделал шаг назад, чтобы меня не задавила лошадь герцога. Я поднял на него глаза и столкнулся со взглядом, который мог заморозить озеро за пару секунд.

Герцог брезгливо рассматривал меня какое-то время, а затем обратился к младшему сыну.

— Не понимаю, Рональд, почему ты настоял на том, чтобы мы сделали крюк в нашей поездке ради какого-то сопляка.

Сын немного стушевался под голосом отца, но ответил.

— Отец, я подумал, что вы захотите сами посмотреть на этого проходимца, живущего без спросу на вашей земле и называющего себя бароном. Тем более, что крюк вышел совсем небольшим, и в замок виконта Шиара мы попадём задолго до темноты.

Герцог посмотрел на меня и спросил.

— Где слуги? Почему мне не поднесли вина с дороги?

От его наглости у меня рефлекторно сработал принцип зеркала и, не вполне соображая, кому и что говорю, я с ходу ляпнул.

— Слугам я разрешил посмотреть на приезжий балаган. Поэтому извините, ваша светлость, вино подать некому.

Герцог недоумённо посмотрел на окружающих, те, так же ничего не понимая, пожали плечами.

— Я что-то никакого балагана поблизости не вижу, — прорычал он.

— Зато я прекрасно его вижу, — с вызовом ответил я.

От моей наглости опешили не только все присутствующие, по-моему, даже у лошадей появилось недоуменное выражение на мордах. Секундная тишина нарушилась звоном вынимаемых клинков и криками ярости тех, кто понял, что я сказал.

— Дайте я заколю эту образину, — услышал я крик слева и, скосившись, увидел, что ко мне направился неизвестный дворянин. Я был спокоен, пока Рон стоял рядом, мне нечего было бояться.

Герцог сделал знак рукой и дворянин повернул назад.

— А ты дерзок, мальчишка, — он словно проткнул меня кинжалами своих глаз, — ты так уверен в своих силах и законе короля о неприкосновенности несовершеннолетних?

— Я уверен только в том, что не приносил вам клятву верности и не получал от вас феод, ваша светлость, — уже спокойней ответил я, с трудом выдерживая взгляд герцога. — Поэтому не понимаю, почему ваша светлость прибыла с таким количеством спутников, да ещё и без предварительного уведомления хозяина.

По местным законам я был, конечно, прав, но, если перевести на нормальный язык, то я просто послал герцога и его свиту очень далеко от своего замка.

— Да как ты смеешь, щенок... — раздался голос старшего сына герцога.

— Остынь, Ричард, пусть щеночек показывает зубки, пока их ему не выбили, — улыбнулся герцог, на лице которого улыбка смотрелась страшно.— Он снова обернулся ко мне и сказал: — Живи, щеночек, но помни, пройдёт не более полугода, как ты сам явишься ко мне на коленях, неся в руках ключи от замка и умоляя принять твою клятву верности.

Не дав мне ответить, он резко повернул коня и махнув рукой, поехал прочь, а следом за ним, бросая на меня угрожающие взгляды, двинулась вся кавалькада.

Кричать что-то вслед выглядело бы по-детски, поэтому я просто молчал, глядя, как из замка выезжает последний всадник.

— Ну всё, теперь жди пакостей, — полным ненависти голосом прошипел Рон. — Поверь мне, уж если эта гадина пообещала тебе неприятности, то сделает все, чтобы завалить тебя ими.

Я только тяжело вздохнул.

Рон, видимо, отходя от встречи со своим врагом, уже спокойнее произнёс.

— Однако крутовато ты с ним разговаривал, Макс.

Я опять вздохнул. Проклятые рефлексы, это ведь не папе с мамой или учителям грубить.

— Сам уже жалею, Рон, — ответил я негру, — сначала сказал, а потом подумал.

— Умеешь ты, Макс врагов себе наживать, — тяжело вздохнув, ответил тот. — Теперь тебе осталось только с королем так же весело пообщаться.

— Так короля не было среди этого балагана, — невесело пошутил я.

Подошедший гном, увидев наши пасмурные лица, нахмурился и потребовал рассказать, что произошло в его отсутствие.

От моего рассказа гном застонал и схватился за голову.

— Ну ты, Макс, даёшь, нажил такого врага из-за своего языка.

Я сам понимал свою вину, но посыпать голову пеплом было уже поздно.

— Ладно, что сделано — то сделано. Пошли освободим женщин и продолжим тренировки, — сказал я. — Поздно пить "Боржоми", когда почки отвалились.

Рон оказался прав, неприятности начались ровно через три дня с того памятного визита.

Сын старосты прискакал ко мне и сказал, что охота из дворян с соседних земель выехала на мои и теперь около двадцати всадников топчут мои поля и стреляют мою дичь. Пока я собрался и выехал, охота была уже на своих землях, а мне оставалось только при виде потоптанного лошадьми поля сжимать от злости кулаки.

"Хорошо хоть урожай собран, — подумал я, — если бы такое началось до сбора, плакали мои денежки".

Словно получив негласную команду, топтать мои поля, дороги, стрелять дичь в моих лесах принялись все ближайшие соседи. Я перестал даже выезжать на вызовы, так как, едва я показывался в поле зрения, охотники поворачивали на свои земли и делали вид, что ничего не происходит. Ко всему прочему в деревню попробовали наведаться солдаты, правда, направленные на них четыре десятка стрел и болтов быстро их вразумили. Крестьяне потом целый день праздновали победу, но я понимал, нужно что-то придумывать, иначе меня раздавят.

Пару дней я думал, как мне остановить творившийся беспредел и, придумав, вызвал к себе Рона и Дарина. Собравшись духом, я выложил свой план.

Глаза у Рона и гнома сделались как сестерции и негр тихо сказал.

— Как называется такая война?

— Партизанская, — ответил я, — уходим в подполье и тихо гадим врагу, пока он не отступит.

Гном почесал в затылке.

— Первый раз слышу о такой войне, но если рассуждать здраво, то у тебя есть шанс.

— Что скажешь, Рон? — обратился я к негру

— Не знаю, откуда у тебя такие знания, но мы иногда для победы над врагом применяли нечто подобное. Могу только подсказать ещё несколько способов защиты, а так в целом план одобряю.

Утром во дворе был собран весь состав дружины, она была поделена на двойки, каждой был выдан рабочий инвентарь, а затем Рон увёл их на выполнение "задания партии".

Вечером мои бойцы, усталые, перепачканные землёй и глиной, были доставлены обратно. Каждый день в течение двух недель они отправлялись по всем направлениям, откуда любили появляться желающие потоптать чужую землю и побить чужоё зверьё.

Мой план был прост: если я не могу выступать в открытую, то нужно вести партизанскую войну. Дружинники копали на всех дорогах небольшие, беспорядочно расположенные ямки, бывшие, несмотря на малую глубину, очень коварными для лошадей. Даже при беге рысью лошадь, попав ногой в такую прикрытую дёрном ямку, запросто могла сломать себе ногу.

А уж раскидываемые моими дружинниками повсюду небольшие квадратные дощечки с вбитыми в них гвоздями, ужасным изобретением, от которого отказался ещё Александр Македонский! Я не брезговал ничем, чтобы отвадить любителей потрепать мне нервы. В лесу, на узких тропах, дружинники копали волчьи ямы, расставляли самострелы, подвешивали обрезки брёвен и вообще использовали полный набор партизанских гадостей, мастером на которые оказался мой телохранитель.

Не прошло и дня с момента установок первых гадостей, как группа всадников из замка графа Шарона, погнавшись за оленем, угодила на "минное поле" из досок с гвоздями. Случившееся видел один из крестьян, проходивший мимо, он и поделился впечатлениями со старостой, а тот со мной.

Кстати, всем деревенским было запрещено ездить на лошадях и появляться в лесу, без объявления причин введения таких мер. Впрочем, крестьяне сами вскоре поняли почему нельзя никуда ходить, но, понятное дело, помалкивали, а дружинники работали только попарно и никому не показывались на глаза.

Староста рассказал мне, как гнавшиеся за добычей охотники неожиданно, в несколько секунд, превратилась из организованной и слаженной группы в мешанину людских и конских тел. На первых упавших лошадей падали другие, и только последние ряды успели затормозить.

Этим же вечером ко мне в замок ворвался взбешенный граф Шарон, потерявший в моей западне пятерых переломавших себе руки и ноги рыцарей, а также множество отличных лошадей. Он потрясал передо мной доской с гвоздями, говоря, что это моих рук дело.

Спокойно выслушав орущего графа, я ответил, что в последнее время на мои земли повадились приезжать разные негодяи, и что за их действия я ответственности нести не могу, более того, сам страдаю из-за гадостей, которые они мне устраивают.

Больше всего меня возмутило то, что на мой вопрос, что вообще понадобилось людям графа на моих землях, он только выругался и, угрожая мне скорой расправой, вылетел из замка. После его отъезда я усвоил урок, и теперь замковая решётка всегда была опущена.

Моя предусмотрительность оказалась не напрасной, уже на следующее утро возле неё толпились разгневанные вассалы другого графа. Уехали они с теми же моими заверениями, что швали на моих землях развелось немеряно, и если уважаемые господа узнают, кто это так мне пакостит, то пусть скажут, я немедленно повешу этого мерзавца.

Поразмыслив, я вызвал к себе всех дружинников и на плане местности отметил, где, как, в каком количестве и какие были установлены ловушки, потому что если нападения прекратятся, то к весне нам самим придётся их снимать.

Прошёл ровно месяц, пока до всех местных аристократов и их вассалов дошла одна простая мысль: кто сунется на мои земли, тот минимум потеряет хорошую лошадь. Многие дворяне пытались ездить в одиночку или по двое, чтобы гадить мелкими партиями, но прилетавшие неизвестно откуда болты убивали их лошадей. На возмущённые требования возместить стоимость потерь я сокрушённо заявлял, что, дескать, браконьеров у меня в землях развелось просто видимо-невидимо, сам сижу в замке и никуда не езжу из боязни за свою жизнь.

В общем, за этот зимний месяц я стал самой популярной и посещаемой многочисленными разгневанными господами личностью. Самое интересное, что и крестьяне, почувствовав свою силу, уже три раза сами отгоняли солдат, пытавшихся приблизиться к деревне. Десятки натянутых луков и арбалетов, пусть даже в не очень умелых руках, могли поколебать уверенность любого налётчика.

Староста наведывался ко мне всё чаще и с каждым разом его гордость за своего господина становилась всё больше. Он делился такими новостями, о которых раньше никогда бы не стал мне говорить. Оказывается крестьяне из соседних селений с завистью смотрят на моих крестьян, ведь их хозяева не дают им земель в аренду и барщину не отменяют, а уж чтобы оружие раздали и сказали, что наградят самых метких — такого вообще никогда не было.

Деньги, вырученные от продажи зерна, собранного с арендованных у меня полей, позволили моим крестьянам не бедствовать этой зимой, а вполне спокойно переносить пусть и не сильные, но морозы. По меркам моего мира их морозами называть не стоило, но для местных температура в минус десять была серьёзным испытанием.

Староста также поведал, что несмотря на холода, постройка мельниц продолжается и буквально через пару-тройку месяцев, когда станет теплее, мы можем попробовать запустить их. Мельницы поглощали мои деньги со скоростью электрического насоса, но останавливаться было поздно, слишком много я в них вложил. Я до сих пор радовался тому, что прокрутил тогда торговцев, полученные от той моей аферы деньги позволили мне безбедно жить всю зиму, к тому же и поступления от Шумира постоянно росли, а ещё были оброки, которые платили крестьяне.

Радовало меня одно: до всех, кроме графа Шарона, уже дошло, что лучше не появляться на моих землях, а этот тупой граф по-прежнему носился по моим землям, терял лошадей и людей, но всё равно с тупым упорством дуболома искал того, кто раскидывает ловушки по дорогам.

"Вот ведь маньяк", — думал я, в очередной раз выпровоживая его от своих ворот, когда он уже третий раз за два дня приехал ко мне с требованием заплатить за сломавшую на моих землях ногу лошадь.

Устав интересоваться, что он делал на моих землях, я просто говорил, чтобы граф поймал того, кто разбрасывает ловушки, и стряс с него деньги за всех когда-либо павших и покалеченных лошадей. Граф опять скакал и искал призраков, которых уже давно не было, вся моя дружина прекратила партизанскую деятельность, так как, кроме графа, никто больше не хотел терять дорогостоящих лошадей.

Когда у меня вроде бы наступило небольшое затишье и я спокойно предавался тренировкам на свежем морозном воздухе, Жан однажды утром оповестил меня, что возле опущенной замковой решётки ждёт солдат в странных доспехах.

Мы с Роном переглянулись и отправились посмотреть на этого странного солдата.

Солдат был действительно странный: и его лошадь, и он сам были в броне непривычного для меня фасона и цвета. Только быстрые и опытные глаза Рона точно установили его национальную принадлежность и вид занятия.

— Таронский наёмник, — процедил он два слова и сплюнул на землю, выражая свои чувства.

— Пошли, спросим, чего ему надо, — удивлённо сказал я, дожидаясь когда дружинники поднимут решётку.

Наёмник спокойно заехал в замок и оглядываясь по сторонам, подъехал к нам.

— Эй, падаль, позвать мне барона Крона, — раздался его голос.

Один мой кивок Рону и лежащий на земле наёмник разговаривал уже совершенно другим тоном.

— Кто такой? Кто послал? Зачем нужен барон? — сократил я свою речь для простоты.

Наёмник нервно дёрнулся, когда наконечник копья нубийца легко коснулся его шеи.

— Тес, наёмник "Волков Тарроса", — быстро заговорил он, — приехал за ежегодной платой за охрану к барону Крону. — И добавил от себя, пытаясь выказать храбрость. — Барон как узнает, что вы со мной сделали, запорет вас до смерти. Они с моим командиром старые друзья.

Я хмыкнул, вот и странная строка в гроссбухе барона под названием "охрана" нашла своё объяснение, теперь надо выяснить, что же она включала в себя под этим понятием.

— Ну, допустим, барон умер и я его наследник, — спокойно ответил я наёмнику.

Воин недоумённо посмотрел на меня, а затем на Рона, ища подтверждение моих слов. У нубийца всегда был один, стандартный ответ на все вопросы, его он и дал наёмнику, стукнув его пяткой копья по ноге, в той части, где не было доспеха.

Наёмник взвыл и покрыл нас матом, на мат у нубийца был всё тот же универсальный ответ, на все случаи жизни, и воин покатился по земле, когда Рон, с виду вроде легонько, заехал ему между ног.

— Ты, наверное, мазохист? — спросил я у катающегося по земле наёмника. — Тогда тебе не к нам надо, а в соседний замок, к графу Шарону.

Наёмник, будучи уже учёным, рта не открыл, только с ненавистью посмотрел на нас обоих.

— Как смотрит, — восхитился Рон, — у меня прям мороз по коже.

— При такой холодине не только у тебя, — съежился я от ветра, всё же тренировались мы не в тёплых куртках. — В общем, быстро давай рассказывай, какая такая плата, и за что тебе барон должен платить, — поторопил я наёмника, — не видишь, мы тут мёрзнем на ветру.

Наёмник поднялся и голосом, полным злости, ответил.

— Барон Крон платил командиру Тарросу пятьдесят кесариев в год за охрану земель.

— Ух ты, — удивился я, — а от кого вы его охраняли?

Наёмник удивлённо ответил:

— От герцога Нарига, конечно.

Рон громко хмыкнул, я тоже не смог сдержать такой же звук.

— Ну, тогда передай своему командиру, что он "успешно" справился со своей охраной и барона Крона убили люди герцога. А я барон Максимильян, его наследник, и мне не нужна такая охрана, от которой нет никакого толка.

Наёмник взобрался на лошадь и уже отъезжая крикнул нам:

— Командир так дело не оставит, ты заплатишь за оскорбление, щенок.

Идя назад на тренировочное поле, я пытался разжалобить Рона, чтобы он не был ко мне так строг.

— Вот видишь Рон, меня все щенком обзывают, а ты всё балбесом и неумехой.

Нубиец шутку не воспринял и, приказав поднять тяжеленный железный прут, который заменял мне тренировочное копьё, сказал.

— Пока не убьёшь десятка два-три нахалов, которые при виде тебя не прикусывают языки, так и будешь у меня балбесом и неумехой, а у них щенком. А теперь покажи мне, как нужно защищаться от всадника.

Вечером, созвав совещание из Штыря, Рона и Дарина, я поделился с ними утренними новостями.

— Видел я этих мерзавцев раньше, — заметил гном, — каждый год приезжают за данью. Они скорее от себя защищают, чем от герцога. У них отряд в пятьдесят клинков, так что, Макс жди гостей. Таросс действительно никого не прощает, если вопрос касается денег.

— Пятьдесят клинков — это серьёзно, — нахмурился Рон.

— Был бы замок нормальный, перестреляли бы всех, — с сожалением сказал ветеран, — а то решётка просто смех, да и только, четыре лошади вырвут на раз.

— Если запрёмся в замке, они всю деревню разрушат, — откликнулся я, — нужно что-то другое придумать.

Мыслей ни у кого не было, потому что пятьдесят клинков — это действительно серьёзная сила, и уж точно не нашими десятью дружинниками, едва умеющими держать копья, было её останавливать.

Так ничего и не придумав, мы с подавленным настроением разошлись. Больше всех переживал Штырь, он считал, что недостаточно интенсивно тренирует бойцов, раз господину барону приходиться самому придумывать, как расправиться с наёмниками.

Лёжа в кровати, я поглаживал плечо лежащей рядом девушки и вспомнил, что она за ужином проронила всего несколько слов, остальное время молча подавала еду и питьё. Поскольку тогда я был погружён в свои мысли, то не заметил её состояния.

— Сатти милая, почему ты печальна? — спросил я, целуя её в шею.

— Всё хорошо господин, — ответила она тихо.

На этот раз я решил выпытать у неё подробности, сегодня я устал не слишком сильно и силы продолжать разговор были.

— Я же вижу, ты в последнее время сама не своя, не улыбаешься и меня сама перестала целовать, — неожиданно вспомнил я.

Девушка вздрогнула и затряслась. Она плакала.

— Что случилось, моя хорошая? — спрашивал я, успокаивая её и гладя по голове рукой.

— Вы рассердитесь, господин, — сквозь рыдания услышал я.

— Вот если ты сейчас не успокоишься и не расскажешь мне, что случилось, то я точно рассержусь, — я сделал свой голос немного строже.

Уловив изменение тона, девушка перестала плакать и, вытирая руками лицо, села на кровати, повернувшись ко мне.

— А вы точно не рассердитесь, господин? — спросила она.

Хотя я устал ей повторять, чтобы она называла меня Максом или Максимильяном, Сатти до сих пор так ни разу меня по имени не назвала.

— Говори, милая, — подбодрил я её.

— У меня свадьба назначена этой весной, а я у вас служу, и вы меня заставляете ублажать вашу плоть, — запинаясь и стараясь не смотреть мне в глаза, заговорила она. — Крис говорит, не бывать свадьбе, если я от вас не сбегу. А я ему говорю, что не могу сбежать, так как вы рассердитесь и велите отца с матерью повесить. А он говорит, что тогда не бывать свадьбе, а я его очень люблю, потому что он хороший.

От её слов у меня возникло такое чувство, будто мне вскрыли грудь, достали из неё сердце и при мне разрезали на части.

Стараясь оставаться спокойным, я переспросил, в бессмысленной надежде на то, что, может, я её не так понял?

— Сатти, ты говоришь, что я заставлю тебя спать с собой?

Девушка посмотрела на меня, как на лунатика, и ответила:

— Конечно, заставляете. Я ведь Криса люблю, а он из-за этого отказывается на мне жениться.

По извлечённому из меня сердцу ещё раз провели ножом. Я неверяще посмотрел на Сатти, девушка была абсолютно серьёзна.

— А зачем же ты согласилась на работу в замке, в первую ночь легла со мной в постель, и вообще, зачем заговорила со мной на празднике? — спокойствие давалось мне с огромным трудом. Чтобы не накричать на девушку, я вынужден был с силой сжать кулаки, так, чтобы ногти впились в ладони до боли.

— Так ведь вы наш господин, вам нельзя отказывать, вы и папу и маму можете повесить и братиков тоже, — залепетала девушка, почувствовав моё состояние, всё же мы провели вместе более двух месяцев. — А на празднике я к вам подошла, чтобы поблагодарить за спасение, отец сказал, с меня не убудет, если господина отблагодарю.

Я смотрел в её совсем недавно родное и любимое лицо, понимая, что ещё минута — и я не смогу сдержать себя.

— Поправь меня, пожалуйста, если я в чём-то ошибусь, — прохрипел я, решил поставить для себя всё на свои места. — На празднике ты ко мне подошла по просьбе своего отца, в замок пришла потому, что боялась меня, спала со мной на протяжении этих двух месяцев по принуждению, тебе это не нравилось, потому что ты любишь Криса и хочешь за него замуж? Я всё правильно изложил?

Девушка даже обрадовалась от моих слов.

— Всё правильно, господин, вы так всё подробно объяснили, просто удивительно, как правильно.

Внезапно я успокоился, девушка тут была совсем нипричём, это я возомнил себя Казановой и покорителем девичьих сердец. Прокашлявшись, чтобы избавиться от комка в горле, я сказал ей:

— Ты хорошая девочка, Сатти. Поэтому завтра Марта даст тебе расчёт и премию от меня, на вашу с Крисом свадьбу. Ты можешь вернуться к Крису и быть счастливой.

Девушка сначала обрадовано засмеялась, но потом нахмурилась.

— А вы не рассердитесь? Не будете наказывать моих родителей?

— Поверь Сатти, наказывать я никого не собираюсь, — закашлялся я, мне никак не удавалось избавиться от того комка.

— Вы такой хороший, господин, — засмеялась девушка. — Хотите, я ещё раз с вами?

— Нет, сегодня больше не хочу, — ответил я. — Заболел, наверное. Ты ступай к себе, не хочу тебя заразить.

Девушка обеспокоилась.

— Правда? Может, мне вина принести, с пряностями? Оно вам быстро поможет.

— Нет, Сатти, всё нормально, иди к себе, завтра всё будет хорошо, — снова закашлялся я.

— Ну ладно, — серьёзно ответила девушка. — Вы правда не сердитесь, господин?

— Иди уже, — едва не рявкнул я на неё, ком в горле стал непереносимым.

Девушка вылетела из постели и, быстро одевшись, выбежала из комнаты. Встав, я закрыл за ней дверь на засов и упал в кровать — проклятый комок вырвался из меня вместе с потоками слёз. Было невыносимо стыдно и больно узнать, что девушка, к которой я так привязался, спала со мной только из-за боязни, что я наврежу её родителем. Уязвлённая гордость и растоптанное самолюбие выливались из меня наружу с каждой слезой. Когда слёзы закончились, я перевернулся на спину и понял, что сегодня уже не засну.

Одевшись, я вышел из замка и лёгким шагом побежал по четвёртой, самой сложной полосе препятствий. Странно, но первый круг я преодолел так легко, словно бежал по первой полосе, препятствий я просто не замечал, хотя бежал почти в полной темноте. Я механически переставлял ноги, внутренне убеждая себя, что с каждым кругом буду забывать кусочек из того, что было у меня с Сатти. Настраивая себя, я бегал и бегал, и через какое-то время действительно начал чувствовать себя лучше. Обрадовавшись, я ещё более ускорил бег.

Я пробегал всю ночь, не останавливаясь ни на минуту, и только под утро ушёл к себе, едва успев сполоснуться в ручье. Раздевшись, я рухнул в кровать и сразу уснул.

Меня разбудил толчок в плечо. Открыв глаза, я увидел стоящего рядом с кроватью нубийца, который внимательно на меня смотрел.

— Неважно выглядишь, Макс, — сказал он. — Что-то случилось?

— Всё нормально Рон, — эхом отозвался я, — всё просто отлично.

— Ну, если отлично, тогда нечего разлёживаться, беги десять разминочных по четвёртой, — пожал плечами нубиец. — Подожди, может, ты заболел? Ведь уже пару месяцев сам встаёшь, без напоминаний. Я даже удивился, не увидев тебя на полосе.

Я встал, машинально оделся, вышел из замка и начал бег. Мыслей не было совсем, никаких, я машинально, как и ночью продолжал двигаться по полосе, просто автоматически считая круги.

"Десять", — тикнул счётчик внутри меня и я, добежав до ворот, наткнулся на Рона.

— Десять, учитель, — спокойно сказал я.

Нубиец посмотрел на меня, прислушался к спокойному, не сбившемуся дыханию, потом положил мне на лоб широкую ладонь и сказал:

— Не нравишься ты мне сегодня. Знаешь, иди, отдохни денёк. Завтра продолжим, в это же время.

С этими словами, удивившими меня больше, чем если бы передо мной упал мешок с золотом, Рон ушёл на кухню. Я последовал за ним и позвал Марту. Кухарка с некоторых пор меня боготворила, поэтому всегда немедленно являлась на мой зов или выполняла просьбы.

— Да господин? — поклонилась она мне.

— Марта, пожалуйста, рассчитай сегодня Сатти, она возвращается в деревню, — вроде бы спокойно произнёс я, — и дай ей от меня пять кесариев, как подарок на свадьбу.

Марта недоумённо на меня посмотрела, с чего это вдруг я разбрасываюсь такими деньгами, но, уловив что-то в моём взгляде, закрыла рот и поклонилась.

— Как скажете хозяин. Найти вам новую служанку?

— Нет, пока не надо, — с трудом я сдержался от крика. После произошедшего у меня не хватило бы сил, видеть рядом с собой другую хорошенькую девушку.

Марта ещё раз поклонилась и ушла. Я вошёл к себе в комнату и заперся на засов, делать ничего не хотелось, я просто лежал и смотрел в потолок. За весь день ко мне никто не заглянул.

Следующим утром я хотел остаться в кровати, но снова, как в первый день занятий, был скинут своим учителем на пол и выбит во двор палкой.

К вечеру мне значительно полегчало, и я даже стал улыбаться на шутки Рона, который весь день старательно изображал из себя клоуна, что, вообще-то было не в характере строгого во время занятий нубийца. Когда он сдал меня Дарину, мне уже было значительно лучше и когда я услышал, как гном за работой едва слышно поёт себе в бороду какой-то мотив, то попросил гнома спеть что-нибудь для меня.

— Спой пожалуйста, Дарин, всегда хотел послушать песни гномов.

Удивлённый гном сначала молчал, а потом тихо запел, но с каждым куплетом и ударом молота его голос становился всё твёрже, чётче и громче. Я удивился, Дарин пел практически речитативом Высоцкого.

Заслышав песню гнома, все выбежали во двор и, открыв рты, слушали, как он поёт. Даже Рон вышел из кухни, что-то жуя на ходу и прислушиваясь к песне Дарина.

— Спасибо Дарин, мне очень понравилось, — поблагодарил я замолчавшего гнома, — А кто такая эта Дева-смерть, о которой поётся в песне?

— Может потом, как-нибудь расскажу, — ответил на гномьем Дарин.

— Кстати, Макс! — внезапно сказал гном. — Нужно ещё проверить твои знания других языков.

Гном с повернулся к Рону и крикнул.

— Рон, подойди сюда!!

Как ни был грозен Рон, но гном был у него в авторитете, поэтому он быстренько метнулся к нам.

— Рон, спроси Макса о чём-нибудь на своём языке, — попросил его гном. — Не задавай лишних вопросов, просто спроси.

Рон удивлённо посмотрел на меня, потом на Дарина и произнёс на другом языке, который я тоже оказывается, знал.

— Максимильян балбес и неуч.

— Сам ты неуч и балбес, — обиделся я, ответив ему на нубийском, — чуть что — сразу балбес, а есть за счёт балбеса почему-то все любят.

Сразу после моих слов, Рон превратился в чёрную статую с выпученными от удивления глазами.

Гном спросил меня что-то на каком-то языке, которого я не знал:

— Не знаю такого языка, — задумался я. — Но что-то мне подсказывает, что это какое-то тайное наречие гномов.

Гном покашлял.

— Точно говоришь Макс, — это наше тайное наречие, его знают от силы несколько сотен гномов.

— М-да-а, оказывается наш мальчик полон тайн, — протянул нахмурившийся нубиец. — Интересно откуда он знает столько языков?

— Самому интересно Рон, — ответил ему гном.

— Вот что, Макс, — после минуты задумчивости жёстко заявил кузнец. — Никому не говори и не показывай, что ты понимаешь больше пары-тройки человеческих языков, а уж тем более никогда и ни за что не проговорись, что понимаешь языки других наций, иначе тобой могут заняться паладины.

Священный Орден паладинов, как я уже понял, выполнял тут роль Инквизиции, и знакомиться с ним у меня не было никакого желания.

— Но, Дарин, а если ко мне будут обращаться например с чем-нибудь?

— Всё равно лучше молчи, — отрезал гном. — Ты и так уже поболтал с герцогом, на всю жизнь твоей болтовни теперь хватит.

Я обиженно замолчал.

— И из-за девки прекращай себя изводить, не стоит оно того, — продолжил гном несколько минут спустя, — отпустил её, вот и отлично, больше мыслей в нужное русло уйдёт.

— А я-то думаю, чего это он сам не свой, — радостно присоединился Рон. — Вон, значит, что, из-за бабы слюни развесил! Ну, это мы быстро поправим, так забью голову занятиями, что он о бабах и думать забудет.

Гном усмехнулся.

— А чего сам тогда к вдове в деревню бегаешь? Может, тебе тоже работки подкинуть?

Рон поперхнулся.

— Мастер, ну вы чего, я же ему во благо...

— Рон, не забывай, хоть мы его и тренируем, и учим, и относимся к нему, как к взрослому, но он же просто подросток и девушки для него сейчас — самое больное место, — ободряюще улыбнулся мне гном.

Я удивлённо посмотрел на Дарина, внешне суровый гном уже второй раз удивлял меня своим добрым ко мне отношением.

— Спасибо, Дарин, за слова, но Рон прав, нужно заниматься, иначе меня превратят в фарш, — тепло улыбнулся я гному, благодаря его за поддержку.

— Хозяин там опять этот дворянин у решётки, — крикнул Шаст, подходя к площадке для занятий, — требует вас.

Вздохнув, я поплёлся к решётке. Как обычно в окружении слуг стоял граф Шарон, с очередной дощечкой.

— Барон, я в ярости, — начал он орать, не дожидаясь, когда поднимут решётку, — как можно допускать, что по вашей земле ездят неизвестные и раскидывают такую дрянь? У моего слуги пала лошадь!! Когда вы собираетесь возместить мне убытки? Или, по крайней мере, показать того, кто раскидывает эту пакость?

В дополнение к словам граф брызгал на меня слюнями и потрясал рукой с предметом диверсии.

Я посмотрел на него и уже было раскрыл рот, чтобы выдать ему стандартную фразу о поиске виновных, как вдруг у меня в голове сложилась небольшая мозаика из мыслей. Натянув на лицо льстивую улыбку, я подошёл поближе к решётке.

— Граф, как я рад вас видеть, — начал я своё выступление, — какое счастье, что вы вновь приехали ко мне, так приятно поговорить с умным и образованным человеком.

Будь граф помоложе или поумней, он бы обязательно обратил внимание на коренное изменение моего стиля обращения к нему, но на всякие тонкости, вроде стиля, он давно наплевал и, как ворона из басни Крылова, стал с видимым удовольствием слушать хвалебные речи лисы, то есть меня.

Он слез с лошади, Шаст поднял решётку, и я повёл его к себе в кабинет, хотя раньше никогда этого не делал. Граф, по-видимому, счёл, что сейчас я буду отдавать ему бабло по всем его предъявам, и надулся мыльным пузырём.

Приказав принести вина и еды, я пригласил его отобедать со мной. Граф, конечно же, согласился и за обедом не затыкался, повествуя, как пали нравы нынешней молодёжи и что совсем ни у кого нет уважения ни к чему. Молодая поросль, кроме волочения за юбками, вообще не занимается никакими делами, тратя при этом невероятные деньги. Даже сын графа, виконт Ромуальд, как связался с младшим сыном герцога, так совсем пропал из дому и появляется только для того, чтобы взять у отца денег.

Я слушал всю эту чушь и подливал ему вина, кивая и поддакивая. Когда обед был закончен и я, извиняясь за столь скромный обед, пошёл его провожать, то по пути, словно вспомнив, хлопнул себя по лбу.

— Граф! Я же ведь всё хотел вам сказать, что мой телохранитель видел вчера всадников, которые ездили по дорогам и разбрасывали доски с гвоздями.

Если для трезвого графа вспоминание о падших лошадях было подобно красной тряпке, то для него же пьяного напоминание о дощечках оказалось подобно бандерилье. Он просто заревел.

— Где? Где он их видел? Я их схвачу и заставлю заплатить за всё! А если у них будет нечем платить, то повешу без всяческих разговоров.

— Граф, успокойтесь, — начал я увещевать его. — Телохранитель сказал, что в том отряде клинков пятьдесят, вы не справитесь с таким отрядом.

Графа было не остановить.

— Да у меня собственный отряд в двадцать клинков, мне этого хватит, чтобы размазать любых неизвестных ублюдков, — с пеной у рта орал он.

Льстиво улыбаясь, я начал уговаривать его подумать, заверяя, что верю в силу и мужества графа, но его двадцати солдат может не хватить. К сожалению, переубедить его мне так и не удалось, граф, кроме всего прочего, был ещё и по ослиному упрям.

Единственное, что мне удалось ему втолковать, так это то, что как только я или мой телохранитель заметим тот отряд, который пакостит на моих землях, я немедленно пошлю посыльного в замок графа, а граф уж разберётся с ними по-своему.

Проводив гостя, я принялся обдумывать план, который собирался осуществить с помощью графа и его людей.

— Вот ведь старый осёл, — ругнулся я, — так и не захотел слушать, что его сил не хватит для пятидесяти клинков. Придётся подстраховаться на этот случай.

Вечером я собрал у себя на совещание тот же состав, что и в прошлый раз, сразу же выложив им план по устранению наёмников.

— Не пойдёт, слишком много случайностей и непредвиденных последствий, — даже не дослушав, перебил меня Рон.

— С удовольствием выслушаю твои предложения, — рассердился я. — Я хоть что-то предлагаю, а у тебя вообще ничего нет.

— Мне не нравится твоя задумка, — отрезал Рон. — Слишком много завязано лично на тебе, а если с тобой что-то случится? Весь план полетит к дьяволу.

— Ну, если ты такой умный, предложи такой план, который помог бы нам без кровопролития избавиться от таронских наёмников, — заявил я.

— Рон, Макс, успокойтесь, — прервал нас Дарин. — Я поддерживаю Рона, в плане слишком много всего случайного и, к тому же, он излишне завязан на тебя.

Я повернулся к Штырю.

— Ваше мнение, сержант.

Штырь потёр рукой рубец на подбородке и задумчиво ответил:

— В принципе, всё осуществимо, если привлечь к операции дружину, и если господин барон хорошо сыграет свою роль. Тогда главное что? Чтобы наёмники без колебаний атаковали графа, потому что сам граф будет атаковать их. Думаю, я смогу это устроить.

Рон и Дарин удивлённо на него посмотрели, я же, получив поддержку от ветерана, радостно улыбнулся.

— Ну, тогда давай поправим план и приступим к его осуществлению.

— Для начала нужно выбрать место сражения, оно должно быть удобным для нас по нескольким причинам, — заговорил сержант. — Во-первых, рядом должен находиться хотя бы небольшой лесок, где мы спрячем арбалетчиков, во-вторых, должен иметься либо холм, либо поворот дороги, чтобы появление другого отряда стало для первого неожиданностью, ну, и в-третьих, господину барону для осуществления плана действительно придется много потрудиться.

— Значит, завтра пойдём искать подходящее место, — завершил я заседание военного совета. — За меня не переживайте, всё, что нужно, я сделаю, меня эта история с наёмниками в первую очередь касается, между прочим.

Утром, после пробежки, я, Рон и Штырь пошли искать место для будущего сражения. Хоть и не хотелось самим бить ноги, но не зря на меня жаловались все вокруг, лошадям мои земли несли гибель.

Вернулись мы только под вечер, усталые, злые и голодные. Рон наступил на невидимую под снегом дощечку и едва не проколол себе ногу, спасла его толстая подошва армейского сапога. Я раз десять проваливался в ямы и сбил себе ногу в кровь, Штырь же -единственный из нас — выглядел нормально, хотя тяжелее всего пришлось именно ему, ведь он передвигался с помощью костыля.

— М-да, ребята, хорошо поработали, — проворчал я, сидя на стуле и растирая больную ногу, — даже пешком не продерешься, а на лошадях тем более.

— Зато избавились от соседей, — невозмутимо ответил Рон, разглядывая свой сапог. — Подошву менять придется, — с сожалением заметил он, — гвоздь прорвал кожу.

— Зато выбрали отличное место, — спокойно ответил невозмутимый Штырь. — Есть где и арбалетчиков спрятать, и ловушки поставить.

— Ну да, то что хотели, мы нашли, — согласно кивнул я.

Выбранное место всем нам понравилось, и завтра мы собирались заслать туда дружину, чтобы она подготовила небольшую лесную опушку близ дороги к предстоящему сражению. В том, что наёмники появятся, мы не сомневались, за полусотней кесариев я бы и сам съездил в Тарон.

Все следующие дни были посвящены приготовлениям: мой план постоянно шлифовался и дополнялся, теперь даже Рон был вынужден признать, что план я придумал хороший. Когда всё намеченное было выполнено и на дорогах, ведущих из Тарона, засели дозорные из дружины, нам оставалось только ждать приезда наёмников.

— Командир, они едут, — прервал моё занятие на тренажёрах один из солдат дружины. — Напоролись на поле с досками, поэтому пока остановились, у них захромало три лошади.

Я переглянулся с Роном, план был неоднократно и детально обсуждён, поэтому Рон без слов пошёл собираться для пробежки к графу Шарону, тот теперь каждый день присылал посыльного с вопросом, не видели ли мы опять тех, кто ставит ловушки.

Кроме того, двое дружинников были переодеты в простых крестьян и посланы к двум самым верным вассалам графа, которых он сам же и назвал среди тех, кто готов без колебаний броситься на его защиту.

Остальные же, уже вооружённые арбалетами, давно заняли свои места в укрытиях на опушке леса, рядом с местом генеральной встречи. Еду им каждый день носил Жан.

У моих засланцев был только один приказ: облить себя кровью свиньи, которую мы недавно зарезали, а затем, через точно определённый промежуток времени, добраться каждому до одной из деревень этих вассалов и на виду у всех, падая замертво, прохрипеть:

— Напали на графа Шарона, граф в опасности.

Затем, когда неизбежно поднимется шумиха и паника, постараться быстро исчезнуть. Хотя бы даже под тем предлогом, что у них прямой приказ графа предупредить всех остальных.

Всё это было чётко ограничено временными рамками, поскольку мы приблизительно прикинули время, необходимое для появления вассалов у замка графа, а так же и то, сколько им понадобится, чтобы последовать на место битвы. В том, что они последуют за графом, у меня не было сомнений. Не могли же они бросить его в опасности, ведь в замке подтвердят, что граф действительно уехал на битву, после того, как получил сообщение о появлении отряда, на который так долго охотился.

Все расчёты времени, необходимого для выполнения моего плана, были произведены дважды и записаны, с тем, чтобы скоординировать в один интервал сразу три события: мою встречу с наёмниками, затем наш поход с ними навстречу графу Шарону, которого Рон приведёт к выбранному нами месту и, наконец, появление вассалов графа.

Всё это я планировал осуществить в один день, чтобы не дать никому времени подумать. Для этих целей из замка были изъяты и спрятаны по погребам все тренажёры, даже полосы препятствий были старательно укрыты снегом от посторонних взоров. В деревне я всех предупредил быть наготове и, в случае опасности, без колебаний пускать в ход луки и арбалеты. Всех женщин и слуг замка, вместе с домашними животными, я вывез в деревню, замок должен был выглядеть нежилым. Да и переживать — если вдруг наёмники решат оставить в замке своих людей — будет не за кого.

Напялив самую бедную свою одежду, я стал ждать прибытия наёмников. Вскоре они показались, вдалеке, все пешие, с лошадьми на поводу.

Я с улыбкой наблюдал за тем, как время от времени то одна, то другая лошадь попадала в ловушку или наступала на скрытую под снегом доску и с душераздираюшим ржанием падала на землю.

Ругаясь так, что было слышно даже мне, наёмники поднимали лошадей и шли дальше, глядя в землю и осторожно ступая ногами. Я-то знал, что дороги, ведущие к замку, были утыканы ловушками в три раза гуще, чем на других дорогах. По обочинам устанавливали даже самострелы, стреляющие от задетой верёвки.

Когда наёмники приблизились к замку, я сделал убитое горем лицо и пошёл им навстречу, старательно смотря под ноги. Меня, конечно, сразу же заметили, но, поскольку я был безоружен, никто из них не сделал даже попытки вытащить меч. Навстречу мне выдвинулись двое пеших, одним из которых был тот самый наёмник, который приезжал в замок.

— Мне срочно нужно поговорить с вашим командиром, — запричитал я голосом, полным мировой скорби, не дав никому и рта открыть.

Наёмник, раздувшись от гордости, сказал, скаля зубы:

— Что, щенок, страшно стало, когда отряд увидел?

— Прости, доблестный воин, но мне нужно срочно поговорить с твоим командиром. Те деньги, что я для вас приготовил, у меня отняли слуги моего соседа, и теперь, если мы не поторопимся, то и деньги за защиту, и налог королю, и остаток моих личных средств достанутся графу, — умоляюще заговорил я.

Воины переглянулись и один из них сказал:

— Мы отведём тебя к командиру, но если ты соврал...

— Да какой мне смысл врать, ведь там все мои деньги, — сделав вид, что сейчас заплачу, заскулил я.

— Эта тряпка и есть новый барон? — с презрением спросил один из них другого, видимо на каком-то другом языке, так как даже не стал скрывать от меня своих слов.

— Конечно, когда увидел весь отряд возле своего замка, сразу обгадился, — ответил тот наёмник, что приезжал в первый раз.

Когда мы подошли к отряду, ко мне вышел высокий, плечистый человек с невероятно пронзительным взглядом, я даже испугался, что он видит меня насквозь, знает мою игру и все мои задумки накрылись медным тазом.

— Вот, командир, к нам явился сам барончик, — сплюнул на землю второй наёмник. — Говорит, что все деньги у него отобрал какой-то граф. Просит догнать и помочь их вернуть.

Главарь выслушал это сообщение, не отрывая от меня взора глаз небесно-голубого цвета. Под его взглядом мне хотелось упасть на колени и рассказать всю правду.

— Что за граф? — спокойным тоном спросил он.

— Я собирал деньги, так как испугался что вы приедете, — взяв себя в руки, запричитал я, выдавливая из себя слёзы, — собрал, что мог, продал всё из замка, чтобы собрать и на налог королю, и вам. Всю пшеницу продал, к ростовщику поехал, под залог замка денег занял, чтобы собрать всю сумму. С ними я и возвращался в замок, когда на меня напал граф со своими слугами и всё отобрал. Мы с ним давно враждуем, а поскольку у меня всего один слуга, то граф постоянно делает мне гадости: то ловушек понаставит где попало, то крестьян уведёт к себе, то в замок приезжает грабить.

Всё это я говорил, утирая со щёк слёзы рукавом. Видя перед собой не гордого барона, а сопливого мальчишку, наёмники от отвращения кривили рожи. Даже командира моё кривляние зацепило.

— Какие же дворяне пошли в Шаморе мелкие, — обратился он к стоящему рядом наёмнику.

— Есть вариант, что он всё придумывает, а нас хочет заманить в ловушку, — спокойно ответил тот.

— Дяденьки, — запричитал я сильнее, — да какая ловушка, одним моим слугой устроенная, что ли? Прошу вас, давайте догоним слуг графа, отберём моё обратно, а я заплачу вам все причитающиеся деньги.

Командир обратился к тому же воину.

— Что думаешь, Гас? Не похоже, что врёт.

Воин ещё раз окинул меня взглядом.

— Лучше ему пятки на костре погреть, тогда точно узнаем.

Я внутренне содрогнулся от страха. Видя, с каким недоверием смотрит на меня этот наёмник, я уже начал опасаться за свою жизнь, ведь они легко могли сделать то, что он предлагал.

Тут уже я заплакал по настоящему, было ведь от чего.

— Как умер папа, так всё на меня свалилось. Сначала герцог забрал земли, потом граф ограбил, теперь вам нужно платить, а у меня нечем.

Из замка вернулись посланные туда солдаты.

— Хоть шаром покати: скота нет, соломы — и той нет, — зло ответил один из них на немой вопрос командира.

— Всё граф проклятый, — продолжал рыдать я. — Нету в замке никого и ничего, только я и слуга. Думал я, испугается твой солдат и не приедете сюда, ведь последнее у меня граф отбирает.

— Сколько у графа людей? — спросил воин, которого Таросс назвал Гасом.

— Не помню, много их было, — всхлипывая отвечал я.

— Вспоминай, молокосос, — разозлился воин, ударив меня плетью по голове.

Брызнула кровь и я закричал уже от настоящей боли.

— Да не считал я, не знаю, ну, почти столько, что и вас.

— А ещё точнее? — прорычал он, ещё раз хлестнув меня плёткой.

Заливаясь уже настоящими слезами, я решил, что эту гниду убью первой, сразу после командира.

— Не бейте, дяденьки, — размазывая по лицу кровь, вопил я, — Богом Единым клянусь, примерно столько же, сколько и вас, их было.

— Далеко до замка графа? Ворота всегда открыты? Сколько там живёт человек? — спросил меня командир, уже откровенно не скрывая презрения.

— До замка далеко, часов шесть-семь конного хода. Ворота всегда открыты, я видел, когда граф привозил меня к себе, чтобы поиздеваться, а в замке не больше сотни человек живёт, со слугами если считать, — всхлипывая, быстро затараторил я, как бы показывая, что полностью готов к сотрудничеству.

— Говоришь, он все эти гадости тут раскидывает? — спросил меня командир, показывая дощечку с гвоздями.

— Он так всех лошадей у меня извёл, пришлось заколоть всех, кто ногу повредил, — продолжал всхлипывать я, — и крестьяне стали уходить из-за этого, им ни поле вспахать, ни дров из лесу привезти.

— А всего сколько денег было? — спросил меня Гас, презрительно сплюнув мне под ноги.

— Пятьдесят кесариев ваших и двести кесариев королю налог, — ответил я, с надеждой во взгляде смотря на него.

Услышав сумму, ближайшие ко мне наёмники переглянулись. Один из них неуверенно спросил:

— Большие деньги, командир, может, стоит попробовать? Ведь надолго мы тут всё равно не задержимся.

— Без тебя решу, Раст, — отрезал Таросс. — Знай своё место в строю.

Наёмник испуганно попятился.

— Что думаешь, Гас? — спросил Таросс своего, по всей вероятности, заместителя.

— Идти за деньгами нужно, что тут думать, — спокойно ответил тот — Троих здесь оставить, а самим выдвигаться. Двести пятьдесят кесариев большие деньги, да и замок пошерстить можно. Думаю, стоит рискнуть. Если, конечно, этот щенок нас не обманывает, — добавил он, показывая на меня плёткой.

— Если обманывает, то умирать будет долго и неприятно, — хмыкнул командир обжигая меня взглядом.

У меня от страха начали дрожать коленки, всё же план планом, а наёмники реальные — таким убить — как плюнуть. К счастью, они приняли мой страх за испуг от угроз, часть наёмников засмеялась.

— Вот бы нам всех таких дворян, — мечтательно сказал один из них, — жили бы припеваючи.

— Господин Таросс, — обратился я к командиру, — Я заплачу вам пятьдесят кесариев сверх ваших пятидесяти, только помогите мне догнать графа и отнять у него деньги.

Услышав мои слова, загоготали уже все наёмники. Как будто они собирались отдать мне хоть асс с добычи, максимум — кинжал в бок. Тут я вспомнил, как староста ползал у моих ног и, плюнув на остатки гордости, сделал движение к коленям Таросса. От того, поверят мне или нет, зависел успех всего плана.

Моё унижение наконец-то проняло командира и, похоже, он поверил, потому что при моей попытке обнять его сапог он брезгливо поморщился и приказал:

— Гас, возьми его к себе. Если что-то пойдёт не так, смело перережь ему горло.

Наёмник схватил меня и посадил на лошадь впереди себя.

— Вы, останьтесь, — приказал командир трём ближайшим безлошадным наёмникам, — обыщите пока замок получше, может, спрятано что.

Солдаты кивнули и пошли в замок.

— Ну, показывай дорогу, — приказал Гас.

Испуганно вздрогнув от его слов, я рукой показал направление. Заодно мысленно попросил Рона, чтобы тот смог привести графа и его людей в нужное место. Показывая дорогу, я вел отряд к намеченному планом месту. За весь путь наёмники только сильнее обозлились, так как со стороны земель графа количество ловушек было практически таким же, как и на дорогах к замку.

Пока мы ехали, кто-то падал, кто-то слезал с лошади, подвернувшей ногу, а кого-то Таросс отправлял назад в замок, так как, лишившись лошади, тот становился обузой всему отряду.

— Я лично зашибу этого графа! — заорал Таросс, когда его лошадь пала от удачного выстрела самострела: болт попал ей прямиком в сердце. Лошадь рухнула на землю, и только невероятная реакция спасла командира от переломов. Он успел спрыгнуть с седла и теперь орал, проклиная графа и его ловушки.

— Я забью в него все собранные дощечки с гвоздями, — внезапно придумал он. — Все, кто увидит эти проклятые доски, поднимайте их и держите у себя, я заколочу их в этого мерзавца, все до единой!

Злые наёмники гулом поддержали командира. Ещё одного наёмника отправили назад, так как Таросс забрал у него лошадь.

Запланированное нами место встречи находилось в четырёх часах езды от моего замка, как раз на границе моих земель и земель одного из вассалов графа Шарона, неподалеку от торгового поста. Чем ближе мы подъезжали, тем больше я волновался: всё ли в порядке с дружинниками, готовы ли они, успел ли Рон привести людей графа, смогли ли те два дружинника предупредить о нападении на графа его вассалов?

Следуя приказу командира, время от времени наёмники поднимали доски и складывали их у себя. Я же с волнением ждал начала операции.

Как бы я ни готовился, но и для меня стало полной неожиданностью, когда из леса появились пешие люди и бросились к нам. Позади них лёгкой рысью шли всадники. Всего атакующих было не более двадцати.

Раздался предостерегающий крик одного из наёмников и весь отряд повернулся лицом к лесу. Командир кинул быстрый взгляд на меня, я же, сделав плаксивое лицо сказал:

— Это люди графа, они всегда тут дежурят.

Таросс выкрикнул команды, и его отряд перестроился для встречи нападающих. Когда те приблизились я увидел, что это люди графа во главе с ним самим. Наёмники, оберегая лошадей, неспешно двинулись им навстречу, охватывая нападавших полукругом.

— Гас, отведи его в хвост отряда, — приказал командир наёмнику, на лошади которого я сидел. Тот кивнул и сдал назад.

Дождавшись, когда внимание всех были занято атакующими, я сделал вид, что страшно испугался и резко склонился к шее лошади. Сзади раздалось презрительное хмыканье Гаса, быстро закончившееся хрипом.

Оглянувшись, я увидел, что наёмник падает с коня, а из его горла торчит болт — Штырь был на редкость хорошим стрелком из арбалета.

Быстро соскочив с лошади вслед за упавшим наёмником, я пополз вбок от отряда, туда, где был сделан для меня один из множества тайников. Десять таких схронов специально выкопали поблизости от дороги, чтобы я спрятался там, как только убьют моего охранника.

Я быстро добрался до замаскированного укрытия, помеченного небольшой палочкой, и, открыв крышку, нырнул в него. Внизу было холодно, но я этого не замечал, потому что, немного приоткрыв крышку, стал смотреть на поле битвы. Видно было мало, в основном тёмные мелькающие фигуры и ноги лошадей. Внезапно затрубил рог и я, решив более не рисковать, закрыл крышку схрона.

Не помню, сколько прошло времени, но даже начав замерзать, я боялся вылезти наружу — воспоминания о Гасе и Тарросе были неприятными, и мне не хотелось попасть под горячую руку ни наёмникам, ни людям графа. Да и своим стрелкам тоже, так как план предусматривал, что после того, как я слезу с лошади, дружинники и Штырь открывают стрельбу из арбалетов по наёмникам, причём первыми они должны были убить Таросса и графа. После победы над наёмниками и тот и другой становились опасными свидетелями, захоти кто-нибудь разузнать о моём участии в данном предприятии.

Общий приказ же гласил: по возможности не оставлять в живых наёмников. Дружинники, отстрелявшись, прятались в таких же укрытиях, как и у меня, для перезарядки арбалетов. А на тот случай, если против них вышлют какие-нибудь отряды, на тропинках, ведущих к схронам моих дружинников, было увеличено количество ловушек.

В соответствии с моим планом дружинники должны были сделать всё, чтобы их не обнаружили и не связали их со мной. Если на них нападут, им следовало без боя отступить в лес, туда, где были расставлены ловушки и сделаны дополнительные схроны.

Внезапно над моей головой раздался хруст снега, крышка открылась, я поднял голову и увидел над собой смеющееся лицо Рона.

— Вылезайте ваше баронство, дело сделано даже лучше, чем мы планировали.

У меня с плеч прямо камень свалился, ухватившись за поданную руку нубийца, я практически взлетел вверх и встал на ноги. Кругом, куда ни кинь взгляд, лежали мёртвые тела.

— Рассказывай, — сказал я Рону, идя к месту битвы.

Рон пригляделся ко мне.

— Эй, да у тебя кровь на голове и шее, тебя зацепило?

— Наёмник плетью ударил, — пробурчал я.

— Этот, с которым ты ехал?

— Ага, он, гнида.

— Ну счастье его, что первым умер.

— Ты про дело рассказывай, — перебил я нубийца.

— Я, конечно, знал, что ты, Макс можешь задурить мозги кому угодно, но так притворяться, чтобы тебе поверили эти головорезы — это выше всяких похвал, — улыбнулся мне Рон. — Ведь, если бы наёмники тебе не поверили, всё пошло бы прахом.

— Лучше не напоминай, через что мне пришлось пройти, — скривился я, осторожно дотрагиваясь до корки спекшейся крови на голове, — не знаю смог бы я повторить ещё раз такое.

— Кстати, а как ты заставил наёмников разбрасывать доски с гвоздями? — спросил Рон.

— Они их не разбрасывали, а поднимали, чтобы в графа забить, — недоумённо ответил я.

Нубиец захохотал.

— А я-то всё удивлялся, зачем они наклоняются к земле и что-то делают. Оказывается, они брали дощечки, а не клали. К счастью, граф был одержим своей идеей, и когда увидел, что наёмники действительно что-то делают на земле, он как с цепи сорвался и сразу бросился в драку.

— Не отвлекайся, по делу говори, всё получилось по плану? Граф и наёмники мертвы? Что с вассалами? — снова перебил я его.

— Да не переживай, говорю же, всё нормально, — похлопал меня по плечу нубиец, — Таросса убили первыми же выстрелами, графа чуть позже, когда завязалась драка. Когда прибыли вассалы, практически все солдаты графа были перебиты. Увидев, что граф мёртв, все как один кинулись убивать наёмников, из них никого в живых не осталось.

— Часть наёмников он отослал в замок, — вспомнил я.

— Как только все наёмники были убиты, дружинники отправились обратно по той дороге, по которой вы ехали. Думаю, что когда мы вернёмся в замок, наёмники будут уже мертвы, ведь с парнями Штырь.

— А что вассалы? — поинтересовался я.

— Они сначала расспрашивали меня, почему граф бросился в атаку на отряд, имевший численное превосходство, а потом, когда в мешках у наёмников обнаружили дощечки с гвоздями, сразу отстали. Так что теперь все свято уверены в том, что все гадости на твоей земле творили эти мерзавцы, а ты тут совершенно ни причём, — заржал телохранитель.

— А где они все? — спросил я у него, когда мы подошли к куче трупов. Валявшиеся тела вызвали у меня тошноту, а когда я наступил на чьи-то кишки, то не выдержал и опустошил свой желудок.

— Привыкай, — усмехнулся Рон. — Убийство — это всегда кровь, мозги, куски тел и внутренности. Каждый настоящий воин должен испытывать отвращение к убийству, и не убивать, если в том нет необходимости.

— Я уже минут пять испытываю отвращение, — пожаловался я ему, — не очень приятно увидеть такое первый раз в жизни.

— Надеюсь, такое чувство останется у тебя на всю жизнь, и ты не станешь кровожадным подонком, которому в удовольствие лить кровь, — спокойно ответил Рон, кладя мне руку на плечо.

— И это говоришь мне ты, — удивился я, — тот у кого вся жизнь связана с убийством?

— Когда ты научишься сносно владеть копьём, тогда мы и поговорим с тобой о философии воинов-нубийцев, — загадочно ответил он, — думаю, у тебя на многое откроются глаза.

Я остановился и удивленно посмотрел на него, таких слов я как-то не ожидал.

— Вассалы и их слуги забрали своих погибших, тело графа, а также всех лошадей наёмников в качестве компенсации за свои потери, и поехали в его замок, — произнёс Рон. — Думаю, они будут очень удивлены, обнаружив, что он убит из арбалета.

— Нужно быстрее снять с этих всё ценное и доспехи, — показал я пальцем на трупы, — и похоронить в одной яме, подальше, в лесу. Придётся вырезать из тел болты и собрать те, что сможем найти на месте сражения. В общем нужно оставить как можно меньше следов нашего участие в этой битве.

— Пожалуй, ты прав, — задумчиво ответил Рон. — Тогда нужно из деревни гнать сюда подводы, предварительно почистив дорогу от ловушек. Только времени это займёт многовато.

— Тогда сделаем так: я отправляюсь в деревню, чтобы пригнать подводы, а ты тем временем разденешь всех наёмников, вырежешь все болты и стащишь тела в кучу?

— Ага, сейчас, хочешь всю грязную работу мне оставить? — возмутился Рон. — Твой план, тебе и устранять последствия! Чтобы знал, что сражения — это не цветочки нюхать и не на коне гарцевать перед дамочками.

— Ну чего ты заладил, Рон, — устало ответил я, — я уже понял всё, не надо мне по пять раз повторять одно и тоже.

Нубиец искоса посмотрел на меня и сказал.

— Давай их раздевать, а Дарин сам догадается, что нам нужна помощь в захоронении, пришлёт людей. Уж кто-кто, а гном-то лучше нас с тобой знает, что такое сражения.

Я вцепился в его слова.

— Рон, ты что-то знаешь о Дарине? Расскажи, пожалуйста, а то от него ничего не услышишь.

Нубиец задумался, но ответил.

— Не думаю, что это такая большая тайна, да и знаю я немного. Чтобы ты знал — Дарин, сын Дарта, известная в определённых кругах личность. Один из старейших гномьих боевых танов, он участвовал в Первой и Второй войне магов, возглавлял хирд своего рода — Рода Серебряных топоров.

После войны возглавлял посольство гномов в нашей столице. Был обвинён паладинами в пособничестве неназываемым и чуть было не попал на плаху. Только то, что барон Крон оттянул время казни, позволило королю гномов вызволить его из плена. Именно после этого инцидента отношения между Шамором и Подгорным престолом окончательно испортились, а гному пришлось удалить кисти рук, так как, когда его пытали, палач перестарался, и пальцы на руках у гнома начали отмирать.

Когда ему удалили кисти, он хотел покончить с собой, но барон не позволил ему это сделать и забрал к себе в замок. Дарин был благодарен барону за спасение, и поэтому, по просьбе барона не стал повторять попыток самоубийства.

Король гномов был в ярости из-за того, что его подданного Нумед III отдал в руки Священного Ордена паладинов. Когда скандал набрал обороты, Нумед просто сказал, всё произошло без его ведома, и весь гнев гномов пал на священников и паладинов. Им по сей день, под страхом смерти, запрещён въезд на территорию, контролируемую гномами.

Сколько раз король посылал послов к гномам — всё было бесполезно, Торгидор либо не впускал их в страну, либо отрубал им кисти и отправлял изувеченных послов назад. Так что, Макс, шумиха тогда была большая, и вокруг Дарина, и вокруг церкви. Самое интересное, что в результате этой истории выиграли только гномы. Поскольку торговля между нашими королевствами полностью заглохла, то всё оружие и брони гномьей ковки завозятся в Шамор либо через Газар, либо через Тарон. Такой обходной путь настолько удорожил изделия гномов, что сейчас просто невозможно купить настоящий меч, сделанный руками гномов, зато подделок на рынке полным-полно. Те же дворяне, которые хотят заполучить отличное оружие и доспех, едут на рынки Газара или Тарона, только там можно встретить гномов-оружейников.

— Вот такие дела, Макс, творились совсем недавно, — закончил Рон свой рассказ, переворачивая очередной труп и снимая с него кольчугу.

Я слушал его открыв рот. Я даже и не знал, что Дарин такая знаменитость, по его поведению и не скажешь, что он был послом при королевском дворе, да к тому же и предводителем хирда.

— Круто, — высказался я, помогая Рону раздевать наёмника, убитого нашим болтом.

Как бы я за сегодняшний день не устал, но продолжал вместе с Роном до самых сумерек раздевать наёмников, откладывая отдельно оружие и брони. Есть хотелось зверски, и руки меня уже почти не слушались, но поскольку Рон не переставал работать, то и я не мог остановиться.

Закончили мы работу, когда наступила почти полная темень, только бледный свет двух лун освещал полянку, на которой мы трудились.

— Ну, вот и всё, осталось дождаться приезда наших, — закончил нубиец, почистив руки в чистом снеге и вытерев их об относительно чистую попону одной из убитых лошадей.

— У тебя поесть ничего нету? — в надежде спросил я.

— У меня нет, а вот у них есть, надо только в сумках пошарить, — кивнул Рон на седельные сумки дохлых лошадей.

Только от одной мысли, что нужно собирать еду с погибших лошадей, да к тому же и в окружении трупов, меня вывернуло наизнанку.

— Значит, есть ты не очень хочешь, — с усмешкой заключил Рон, глядя на моё перекосившееся лицо.

— Да ну тебя, — разозлился я, вытирая лицо снегом, — я правда есть хочу, весь день на нервах. Плёткой два раза перепало, знаешь, приятного мало.

— Да тебя едва задело, хватит хныкать, — оскалился негр и дал мне подзатыльник, — если бы я ударил, ты бы уже не встал.

Я обиженно засопел, не признаваться же Рону, что я тогда так сильно испугался, что готов был расколоться и выболтать наш план.

— А вот и помощники к нам подоспели, — радостно сказал нубиец глядя в темноту.

Я посмотрел в том же направлении, но ничего не увидел.

— Где? Кто? — пялился я в темноту в поисках тех, кого Рон назвал "помощниками".

— Да вон же, слепая курица, — ответил нубиец, тыча пальцем в темноту.

Ещё раз приглядевшись, я заметил двигающиеся тени. "Ну и зрение у этого чёрного дьявола", — с завистью подумал я.

Оказалось, что к нам идут шесть дружинников под предводительством неутомимого Штыря. Хотя, когда они подошли поближе и радостно нас поприветствовали, я заметил, что ветеран еле передвигается, что было, в общем-то, неудивительно, ведь он проделал два четырёхчасовых пеших перехода.

— Штырь, ты почему в замке не остался? — спросил я его. — Не устал на одной ноге прыгать?

— Хозяин, — возмутился он, — как я могу отдыхать, когда неизвестно, что с вами? Мы ведь, согласно плану, сразу двинулись к замку, чтобы уничтожить тех, кого Таросс там оставил. Никто из нас не видел, что с вами, живы ли вы вообще.

Хоть от его слов и стало приятно на сердце, тем не менее я подумал, что делать только ради меня такой переход — это чересчур. "Нужно его как-то наградить, что ли", — пришла в голову идея.

— Штырь, ты завтра представь мне к награде самих отличившихся, — сказал я. — Их ждёт два дня увольнительной и денежная премия.

Сержант довольно заулыбался.

— Список будет, как только доберёмся до замка.

— Пусть дружина копает яму вон там, за опушкой леса, — вклинился в наш разговор Рон, — сам прикинь, какого размера, чтобы всех захоронить.

— А с этим, что делать будем? — спросил Штырь, кивая на гору оружия и доспехов.

— Пока припрячем в укромном местечке, — ответил я. — А потом, как сюда подводы доберутся, отвезём в замок и распределим среди дружины.

— Да, оружие и брони у них отменные, — похвалил мой выбор сержант. — Я уже сам прикидывал, кому из моих, что подойдёт.

— Если что будет не так — Дарин подгонит, не переживай, — улыбнулся я сержанту.

Ещё три часа мы занимались тем, что стаскивали убитых в общую могилу, искали укромное местечко для оружия, старались убрать с этого места все следы битвы, а также искали улетевшие болты. Участие моих немногочисленных бойцов в сражении нужно было скрыть как можно лучше.

Закончив заметать следы, мы поплелись в замок, едва переставляя ноги от усталости. Добрались мы до него только рано утром, и сразу же завалились спать.

Я проснулся только на следующий вечер, и, как оказалось, встал самым последним. Рон уже вовсю командовал крестьянами, пригнавшими в замок три подводы, а Штырь с дружинниками ушли вперёд, на расчистку дороги для них.

— А вот и наш соня, — пробурчал Рон, завидев меня, выходящего из кухни с краюхой хлеба в одной руке и половиной жареной курицы в другой.

— М-г-мг, — пробурчал я с полным ртом.

— Пока ты спал, я уже распорядился, чтобы тех наёмников, которых вчера Штырь и дружинники побили в замке, закопали подальше отсюда, — пояснил Рон, пиная небольшую кучу броней и оружия, сложенную под навесом кузни.

— Уг-мс, — ответил я, не отвлекаясь от процесса питания.

— Никакого уважения к трудящимся, — возмутился Рон, несильно запустив в меня камнем.

Камень летел медленно, поэтому я успел сделать две вещи — уклониться от него и дожевать кусок курицы.

— Ну, Рон, я ведь вчера так устал, что и сейчас всё тело гудит, — оправдывался я, — что ты сразу кидаться?

— Просто так, чтобы реакцию проверить, — усмехнулся нубиец. — Давай доедай, и пойдём перед подводами, вдруг дружинники какую ловушку на дороге пропустили.

Тяжело вздохнув, я поплелся за ним.

Нам потребовалось два дня для того, чтобы перевезти все трофеи в замок. Вечером второго дня я добавил в первый гроссбух новую колонку прихода под название "разное" — двадцать кесариев, всё, что я насобирал из кошелей наёмников. Невелик доход, конечно, но, как говорится, "деньги карман не жмут".

Ещё три дня понадобилось Дарину и мне, чтобы подогнать доспехи под фигуры дружинников. Сделали мы это так удачно, что, глядя на довольные лица моих бойцов, ощупывающих обновки, я почувствовал чувство удовлетворения от хорошо сделанной работы.

Всем отличившимся бойцам и их командиру, Штырю, я, кроме обещанной увольнительной, выплатил по кесарию, что значительно подняло их и без того высокий боевой дух. Что ж, свой первый бой они выдержали с честью.

Надо сказать, что после этой стычки и до самого моего отъезда в столицу ни один из моих соседей ни разу не сунулся на мои земли. Видимо, смерть графа и наёмников некоторые из них всё же связали с моей персоной. Мне было всё равно, я не собирался устраивать балы или выезжать с визитами, и без того дел было невпроворот.

— Говоришь, десять дней ехать до столицы? — поинтересовался я у Рона за ужином.

— Лучше бери две недели, — откликнулся нубиец, поглощая жаркое. — Хоть королевская дорога и вымощена камнем, но всякое случается: транспорт подводит, разбойники шалят, да и погода зимой непредсказуема. Только было безветренно, глядь — через час уже метель метёт.

— Ну, тогда лучше пораньше отправиться, — сказал я. — Тем более, что мне в столице есть чем заняться: хочу одежду прикупить, книг каких-нибудь, да и о короле больше узнать нужно.

Рон при слове "король" поперхнулся.

— Да что о нём узнавать-то? — ответил он, судорожно откашливаясь. — Жирный скряга, который за десять кесариев мать родную продаст.

Я удивлённо хмыкнул.

— Ты сталкивался с ним, когда служил в охране?

— Угу, — пробурчал нубиец, — там же и с герцогом познакомился. Два сапога пара.

— Значит, нужно будет держать с ним ухо востро, — сделал я себе в уме заметку про короля, — лучше всего просто кивать и поддакивать.

— Это правильно, — похвалил Рон мои рассуждения. — Не вздумай спорить с ним, взбесится, потом его ничем не утихомиришь.

— Хорошо быть королём, — вздохнул я, — никто тебе слова против не скажет.

— Зато живут они меньше других, — ухмыльнулся Рон. — Эту скотину на трон три герцога возвели, отравив его папашу, Нумеда II. Двое других герцогов сильно недовольны были, поэтому и от них избавились, чуть попозже. Кстати, Нариг — один из тех, кому король своей короной обязан, — вспомнил он, — Так что врага ты себе нажил знатного.

— Да понял уже, — помрачнел я. — Дёрнул меня чёрт с этим гадом связаться.

— Короче, выедем через два дня, — подвёл Рон итог разговору, — заодно и Шибот успеешь посмотреть.

— Это тот, что на самой границе Гостони находится? — уточнил я.

— С ней, родимой, — усмехнулся нубиец. — Единственный город этой провинции и, по совместительству, постоянная резиденция герцога.

— А как же его замок, он разве не там живёт? — поинтересовался я.

— В замке сейчас только управляющий сидит, — поделился знаниями нубиец. — Герцог с семейством своим в городе живёт, как подобает главе провинции.

— Ну, сынков его я видел, — вспомнил я герцогских отпрысков.

— Жаль, дочь его не приехала, — прищурился негр, — все говорят — красавица невероятная. Даже, поговаривают, герцог её от всех прячет, чтобы под короля положить, как она совершеннолетней станет.

— Вот скотина, — возмутился я.

— Не переживай, — засмеялся Рон, — другие четыре герцога не позволят ему этого сделать, у них свои дочери есть.

— Хочу быть королём, — засмеялся я, — ни забот, ни хлопот, да ещё девок разных в постель таскают.

— Тебе той, деревенской, не хватило? — с усмешкой произнёс нубиец.

— Ой, Рон, прям пошутить нельзя, — скривился я от воспоминания о Сатти.

— Ты кстати, кого главным оставишь за себя в замке? — поинтересовался Рон.

— Как-будто есть варианты, — проворчал я, — Дарина конечно.

— Ладно, пошли спать, завтра у тебя усиленная программа обучения начинается, — сказал нубиец, вставая из-за стола.

Я застонал.

— А до этого что было?

— Теперь больше будем уделять времени занятиям с оружием, а не силовой подготовке, — бросил Рон через плечо, выходя из комнаты.

Дождавшись, пока Герда уберёт со стола, я расстелил постель и завалился спать.

Ознакомительный отрывок