Пёстрые перья, или вся правда на ночь

— Вы ведь слышали всё, что мы говорили? — сказал учитель. — Может быть, вы повторите последний вопрос?

— Да, я могу ...

Я готова была провалиться сквозь землю.

— Тогда, пожалуйста, ответьте на него.

Запинаясь, я начала отвечать. Однако, уже почти дойдя до конца, взглянула на Петера. Лицо его ничего не выражало. Из-под одежды высовывался крепкий кулак. Говорить мне сразу расхотелось.

— Ну что же ты? — ласково спросил учитель.

— Прошу меня простить, — пролепетала я, — можно мне уйти?

— Конечно, — так же просто ответил он.

— Кстати, в следующий раз можешь не прятаться под столом. Это не совсем подходящее место для юной леди. Здесь есть места и поудобнее.

Я смотрела на него, не веря своим глазам — он показывал на место в кресле у окна!

После занятий брат прижал меня в уголке и с угрозой сказал:

— Только попробуй ещё раз туда притащиться, я тебе уши оторву!

Я поморгала с невинным взглядом:

— Ты не хочешь, чтобы я тебе помогала?

— Это как?

— Кресло у окна у учителя за спиной. Он меня не увидит, когда я буду тебе подсказывать.

Брат уставился на меня. Такая мысль не приходила ему в голову. Потом он улыбнулся и кивнул.

— Я всегда знал, что ты хитрюга.

С тех пор я спокойно занимала своё место у окна.

Глава 6

Так продолжалось довольно долго, пока моя мать однажды не решила, что пора положить этому конец. "Девочка из приличной семьи не должна забивать себе голову науками, это удел мужчин", — сказала она. Я видела учителя, выходящего из комнаты после разговора с родителями. Он увидел меня, ждавшую под дверью, улыбнулся и кивнул:

— Извини, Эвелина. Ты была моей лучшей ученицей.

После этого разговора он недолго пробыл учителем Петера. Незадолго до своего отъезда учитель подошёл ко мне, и протянул небольшой свёрток:

— Возьми, это тебе на память.

То была книга, завёрнутая в толстую ткань.

— Береги её. Это редкая вещь.

На следующее утро я уже сидела рядом с Меделин, нашей белошвейкой, с тоской наблюдая за сноровистыми движениями её пальцев. Её игла так и мелькала, то появляясь, то исчезая в складках ткани, таща за собой цветную нитку. Я перевела взгляд на свою работу — смятая тряпка с узлами нити.

— Я никогда не научусь, Меделин, — сказала я угрюмо.

— Ничего, научишься, — равнодушно ответила Меделин.— Перед замужеством любая девушка должна это освоить.

— Я пока не хочу замуж.

— Тебя пока и не отдают.

— Мне хотелось бы выйти за красивого, рослого парня — как Вит. — Вит был личным слугой Петера, и предметом обожания женского населения замка и его окрестностей.

— Вот как?

— Да, и ещё чтобы он был учёный, и разбирался в разных науках.

— Думаю, все красавцы достанутся твоей сестре, — сказала Меделин. — А тебе придётся повременить, чтобы накопить побольше приданого. Некрасивым девушкам оно понадобится.

— Я некрасивая? — Никто, кроме сестры, не говорил мне этого. Я подняла глаза на Меделин, и увидела, что она пристально смотрит на меня. Её губы медленно расплывались в улыбке.

Позже мне вспомнилось, что белошвейка была одной из поклонниц Вита. Её муж, за которого её выдали совсем девочкой, был гораздо старше, и спустя годы превратился в отвратительного старика.

Спустя несколько лет моя сестра вошла в брачный возраст. Ей заказали много новых платьев, а на всяческих учителей ушла уйма денег. Дома начали устраиваться званые вечера. Сестру теперь редко можно было увидеть дома. Она проводила всё своё время то у соседей, то на охоте, сопровождаемая свитой нарядных молодых людей.

Однажды наш городок посетил наследник престола. Принц оказался ровесником Эльвиры. Он приехал в сопровождении знатной молодёжи. В нашем замке начался переполох. Ближе к вечеру все знатные гости были у нас.

Помню, меня нарядили в новое платье, и велели Виргинии за мной присматривать, чтобы я не вертелась у гостей под ногами.

Столичные гости поразили своими вычурными — по сравнению с нашими провинциальными — нарядами и привычками. А ещё они практически все влюбились в Эльвиру. Одна она не оставалась — если не тот, так другой гость крутился возле неё, поедая сестру глазами.

Ей постоянно передавали надушенные записки, разрисованные цветами, птичками, и тому подобными вещами. Она, смеясь, читала мне некоторые из них. Это были стихи, полные любовных признаний. Думаю, тогда сестра и познакомилась с будущим мужем, хотя надежду она подавала всем, и все поклонники терзались неопределённостью.

Уже после отъезда гостей сестре принесли ещё одно послание. Она показала его мне. Помню, сестра нашла меня в саду, сунула в руку листок и сказала:

— Прочти вслух!

Я прочла. Посмотрела на сестру. У неё был одновременно довольный и раздражённый вид. Тогда мне казалось, что Эльвира показывала мне эти письма, чтобы похвастаться. Сейчас я думаю, что, может быть, она просто плохо разбиралась в орфографии?

Принц Леонел шевельнулся в кресле:

— Что это были за стихи?

— Кажется, там было так:

"Её любил, теперь я равнодушен.

Уж больше не заманишь в эту сеть.

На самом деле ей никто не нужен.

Забавно было на меня смотреть.

Ну, сущая сирена, право слово!

Сладчайший голос — лампа мотыльку.

Летишь поближе — и уже приколот,

Классифицирован, и номер на боку.

Я больше никого любить не буду,

И по расчёту, видимо, женюсь..."

— Дальше я не помню.

Принц почувствовал, что мучительно краснеет. Он был уверен, что этих стихов уже никто никогда не вспомнит. Из глубокой задумчивости его вывело осторожное покашливание секретаря.

— Что такое?

— Прошу прощения, ваше высочество. Уже поздно. Можно ли подавать к столу?

Леонел только теперь ощутил голод.

— Да, пусть подают. — Он посмотрел на собеседника, кашлянул.

— Тебя сегодня кормили?

Тот отрицательно качнул головой.

Принц сделал знак секретарю, указав на арестанта:

— Тебя накормят. Поговорим позже.

Леонел вышел из кабинета, бросив охране: "Глаз не спускать!"

Глава 7

По дороге двигались тени. Безлунная ночь укрывала их как нельзя лучше. Большие, горбатые, в ночной тьме похожие не на всадников, укрытых плащами, а на диковинных четвероногих чудищ, сменялись более низкими, пешими, повторяясь в ритме набегающих волн. Слышался лишь невнятный шорох, приглушённый топот тяжёлых копыт, позвякивание сбруи.

Вот мелькнул огонёк — это случайный путник пробирался ночной тропой, такой тихой и безлюдной в это время. От общей массы отделилось несколько быстрых теней, и огонёк погас. Тело незадачливого путника, оставшегося безвестным, оттащили в кусты.

Весной лесник найдёт то, что от него останется.

На дороге продолжалось безмолвное движение.

За столом принц сидел в глубокой задумчивости. Рассказ странного гостя разбудил воспоминания. Перед его глазами, устремлёнными в пространство, возник старый замок провинциального барона, который он посетил проездом. Он тогда только достиг совершеннолетия, и ездил по стране по желанию отца, посещая все более-менее крупные города. Ему вспомнились немного смешные в своей старомодности местные аристократы. Их наряды, их манеры, почтительные лица. Стремление угодить и наивная гордость.

Вспомнился и разговор с отцом перед отъездом.

— В городе Лиезеле ты встретишься с семьёй барона Герберта. Окажи им почтение, будь вежлив и внимателен. Это старинная семья, хотя и не богатая. Отец баронессы оказал неоценимые услуги нашей семье. Он служил ещё твоему деду, был с ним во всех опасных переделках на войне. Скажу больше — если бы не он, ни меня, ни тем более тебя на свете бы не было.

— Старый граф спас жизнь нашему деду?

— Можно сказать и так, — туманно ответил король. — Честь он ему точно спас.

— Почему же семья такого человека прозябает в провинции?

— У старика был трудный характер. После войны он разругался со своим лучшим другом — твоим покойным дедушкой. Дедушка тоже не стерпел и отправил бывшего друга с глаз долой, отобрав большинство земель и привилегий. Однако одну, очень редкую, всё же оставил. Думаю, ты должен об этом знать — старый граф, а после него — его прямой потомок по мужской линии — имеют право сидеть в присутствии короля, даже на любых, самых официальных церемониях.

— Это, конечно, большая честь, — с иронией сказал принц. — Дохода с неё, правда, маловато.

— Мой отец был строг, но справедлив, — сурово ответил король. — Надеюсь, это наследственное.

В кухне замка, служившего резиденцией принца Леонела, замирали последние послеобеденные хлопоты. Кухонный мальчик вытряхнул объедки в специально заготовленное для этого ведро. Шмыгнул носом, подхватил кадки для питьевой воды и направился к колодцу.

Неторопливо начерпал воды и, лениво загребая ногами, вернулся обратно. Воровато оглядевшись, подхватил пузатый кувшинчик. В него загодя было отлито вино, отлито виртуозно, натренированным не за один день движением. Вино, густое, бархатно-красное, было непривычно крепким, и подавалось на стол господину.

Предвкушая запретное удовольствие, мальчик скользнул в сторону старых погребов. На пути туда нужно было пройти несколько коридоров, обычно пустынных, которые использовались только в дни больших торжеств. В их толстых, каменных стенах кое-где попадались ниши замурованных или давно закрытых дверей. Сюда же сносили и развешивали старые, утратившие вид, но ещё прочные гобелены.

В конце последнего коридора было ещё две двери: одна вела в подвалы, другая выводила во двор, к задней стене конюшни. Мальчик, перехватив сползающий кувшин, другой рукой поднял ведёрко, и толкнул тяжело скрипнувшую дверь. Пробрался в пустую конюшню.

Расположившись на соломе, он разложил объедки на почти чистой салфетке. Вино, густое и крепкое, ударило в голову, повело в сон. Колючая солома показалась мягче шерстяного одеяла.

Когда, проснувшись от кошмара, мальчик подскочил на соломе, было уже темно. Нашарив проход в стене, там, где была вынута доска, он выбрался на воздух. И только отодвинув тяжёлую дверь, понял, что возвращается на кухню не двором, а тем же путём, что и накануне. Тем, что вёл к заброшенному коридору. И что дверь, так визжавшая накануне всеми своими ржавыми петлями, почему-то не издала не звука.

Пока он проворачивал эти туманные мысли в своей сонной голове, к нему быстро скользнула неясная тень. Последнее, что он успел увидеть — метнувшийся сверху мешок. Затем свет померк, а грубая ткань окутала лицо, и перекрыла дыхание.

Был уже полдень, когда принц вспомнил о вчерашнем собеседнике. Вызвав секретаря, Леонел спросил:

— Скажи, любезный, как поживает наш разбойник?

Секретарь замялся:

— В общем и целом неплохо, ваше высочество.

— Какие-то проблемы?

— Уже никаких, ваше высочество. Вчера, когда вы изволили уйти, преступника накормили, выполняя ваши указания. Затем его препроводили в местную тюрьму.

— В местную тюрьму? Разве у нас во дворце нет подходящих помещений?

— Соответствующих указаний не было. Обычно всех преступников в таких случаях отправляют ночевать в камеру. Ночью в тюрьме случился пожар. Загорелись помещения, в одном из которых содержался наш гость. Лишь по счастливой случайности он остался жив. Человек, содержавшийся с ним в одной камере, погиб в огне.

— Это просто восхитительно! — Его высочество был полон сарказма. — Какое совпадение! Или наши тюрьмы горят семь раз в неделю?

— Я уверен, этому есть простое объяснение, — сдавленно ответил секретарь.

— Надеюсь, — сухо сказал принц. — А теперь я хочу видеть нашего гостя.

Преступника привели. Со вчерашнего дня к его внешности прибавились плохо оттёртые пятна сажи на руках и одежде. Камзол кое-где прогорел насквозь.

— Ты нуждаешься в докторе? — спросил Леонел.

— Благодарю, я в порядке, ваше высочество.

— С тобой хорошо обращались?

— У меня нет причин жаловаться, — хрипло ответил преступник. — Прошу прощения, ваше высочество, у меня сел голос. Ночь выдалась беспокойная.

— Ответь мне вот на какой вопрос. — Леонел слегка подался вперёд, глядя в лицо собеседнику. — У вашей семьи есть наследственные привилегии? Такие, каких нет у других?

Преступник задумался.

— Я подскажу. Эта привилегия передаётся по мужской линии.

— Вы имеете в виду дарованное моему деду право... — медленно выговорил Тайс. — Право сидеть в присутствии короля?

Принц откинулся на спинку кресла.

— Да. Скажу тебе по секрету, я очень люблю ублажать свою драгоценную персону, и очень не люблю неудобства. Поэтому вид шатающегося от усталости преступника, хрипящего на каждом слове, меня раздражает. Пожалуй, я воспользуюсь дарованной вашей семье привилегией хотя бы частично, да простят меня церемониймейстеры.

Леонел хлопнул в ладоши.

Бесшумно вошедшие слуги принесли небольшой столик и стул. На столик был поставлен кувшин и кубок.

— Я разрешаю тебе сесть.

Посмотрев на изумлённого собеседника, принц тихо сказал:

— Не знаю, какой из тебя мужчина, да и я не король. Но так нам будет удобнее разговаривать.

Сделав несколько хороших глоток из кубка, преступник продолжил свой рассказ.

С уехавшими столичными гостями мы проводили и нашего Петера. Он уже был достаточно взрослым, чтобы начать службу при дворе. Принц взял его в свою свиту, и весь замок вышел провожать брата. Вместе с ним уезжал и его слуга Вит, опечалив большинство нашего женского населения.

А на следующий год случились два события: одно радостное, другое печальное. Первое было такое — моя сестра вышла замуж за знатного и богатого молодого человека из свиты принца.

Все были счастливы, а моя мать просто летала в радостных хлопотах. Потом Эльвира уехала в дом мужа, и в доме стало непривычно тихо. Я даже стала скучать по ней.

Потом случилось несчастье. Постоянные конфликты на южной границе нашего государства грозили перерасти в полномасштабную войну. Король отправил улаживать ситуацию отряд под командой опытного военачальника. С ним, в качестве представителя власти, поехал принц со своей свитой, при которой находился и мой брат.

Им пришлось участвовать в нескольких вооружённых стычках. В одной из них, при переправе через горную речку, лошадь моего брата оступилась и сломала себе ногу. Сапог брата застрял в стремени, и Петера вместе с лошадью унесло потоком. Вит пытался вплавь спасти Петера, но его тоже подхватило течением. Тело брата нашли спустя сутки застрявшим в прибрежных кустах, а тело Вита так и не нашли.

Сказать, что горе поразило нашу семью, значит, ничего не сказать. Атмосфера безысходности опустилась на дом как войлочное одеяло.

Для моего отца гибель сына означала конец всех надежд. Прежде румяный и жизнерадостный, он ходил с потухшими глазами, натыкаясь на предметы. Вскоре он начал пить, забросил все дела, проводя всё своё время с кувшинами вина, которые ему не успевали приносить.

Мать, хотя и разбитая горем, смогла взять себя в руки и заняться делами. Раньше ей не приходилось даже задумываться, откуда берутся деньги. Если бы не помощь Олвера, взявшего на себя львиную долю хозяйственных забот, дела пришли бы в полный упадок.