Детские Сердечки

— Глядите, твари! — шипел я, даже и не думая о том, что меня не понимают. — Это Даша, моя дочь. Вы, паскуды, её убили, ведь так?

Нужно было видеть их глаза, когда они поняли кто я. Они прекрасно осознали, что я пришел не за их деньгами, драгоценностями и машиной. Я пришел за ними...

И всё же, ошибиться не хотелось. Натянув тонкие медицинские перчатки, я устроил импровизированный блиц-обыск. Деньги и ценные вещи бросались просто на диван, а всё более-менее заслуживающее внимания — укладывалось на журнальный столик. Например, туда легла стопка журналов с порнографией, взятых с верхней полки одного из шкафов. С детской порнографией.

Ухватившись за это, как за соломинку, я влез в ноутбук, стоявший неподалеку от большого плазменного телевизора. Пятнадцать минут блужданий в нём, и я нашел что искал. Детское порно. Мальчики, девочки, там были все, главное, что не старше десяти-двенадцати лет.

Это стало последним камнем на моих внутренних весах. Сопротивляющихся и дергающихся педофилов я оттащил в ванную комнату на первом этаже. Толстяк был подцеплён за руки на держателе для душа, над самым сливом акриловой ванны, жена же пристроилась у его ног.

Нет смысла описывать, что я с ними сделал, хотя эта картина до сих пор довольно ярко стоит у меня перед глазами. Как плоскогубцы ломали пальцы на руках, как зубочистки загонялись под ногти, как... Не важно. Главное я был спокоен и сдержан. У меня была цель, чтобы эти сволочи умерли не сразу, а помучавшись. И они мучились.

Это был мой осознанный выбор. Но как с этим выбором жить дальше — я не представлял.

Еще утром, припарковав автомобиль у сельского магазинчика, я точно не знал, что буду делать, увидев виновников смерти дочери. И скорей всего, после казни я бы сам вскрыл себе вены. Даши нет, смысла в жизни тоже, так для чего цепляться за этот безумный, грязный и жестокий мир? Ради еще не заработанных денег? Ради еще не полученной похоти от женщин? Ради великой лживой цели, которой нет? Три раза 'ХА!'

Но теперь на втором этаже в своих комнатах сидели и ждали завтрашнего чуда четыре маленьких ангелочка. И я не мог их обмануть.

Где-то в полчетвертого утра я подогнал Вольво к дому и вызволил из багажника связанную Ленку, затащив в дом. Не разматывая буксировочный трос с женских рук, я вкатил в ей вену инсулиновым шприцом пару кубиков вскипячённого на ложке героина, прихваченного у Ирдиса. Глаза бывшей сразу помутнели, а тело расслабилось до состояния студня. Ближайшие часа четыре ей будет явно не до меня, а если приход будет мощным — то и все шесть.

А в полпятого, вернув Лену на место, я отправился за малышами. Сонные недовольные личики мгновенно поменялись, стоило мне напомнить про пони и мороженное. Детишки споро одели свою лучшую одежду, и уже почти в шесть утра мы выехали прочь из этого проклятого всеми богами посёлка.

Алое солнце, выпятив свой краешек из-за горной распадки, следило за нами, обещая хорошую погоду. И не обмануло. Весь день нам светило яркое солнце, которое изредка перекрывали большие пушистые, словно овечки, облака.

Мы побывали в зоопарке, на каруселях, в парке аттракционов, не пропускали ни одного торговца сладкой ватой или сувенирами. Смех, радость, детские счастливые визги сопровождали нас.

На меня смотрели как на диковинку. Мужик в окружении четверых маленьких человечков, непрерывно ползающих по нему. То на шею заберутся, то на руки, то еще куда.

Но вот наступил вечер. Тяжелые свинцовые тучи вновь затянули небосклон, выжав из себя мелкие капли дождя. Малыши вповалку уснули на заднем сидении, а я бесцельно колесил по сумрачным улицам Осло.

Но вот в окне мелькнул неоновый огонёк бара, и я плюнув на всё, отправился внутрь. У меня оставалось еще тысяч пять крон, найденных в доме педофилов, и почему бы их не пропить?

Так я и оказался тут, похлебывая виски и тупо пялясь в телевизор.

Вот идиотская передача про группу имбецилов в луже грязи закончилась, и вместо неё пустили выпуск новостей. Дикторша, обладающая явными арабскими чертами лица, начала что то быстро говорить, и неожиданно справа от неё всплыла картинка с фотографией дома, который я покинул утром.

Тут же напрявшись, я постарался незаметно оглядеть посетителей бара, кто еще кроме меня смотрел телевизор. Никому не было до него особого дела. Компания из трех зачуханного вида норвежцев сидела в одном из углов и потягивала пенное пиво из больших стеклянных кружек. Еще парочка мужиков флегматично общались за небольшим столиком, не обращая на окружающий мир хоть какое-то внимание. Бармен был увлечен решением сканворда, и лишь один невысокий рыженький мужичек с плешью и очках, сидевший на другом конце барной стойки от меня, внимательно глядел в голубой экран.

И тут вместо дома всплыли две фотографии. Моя и Лены. Моё изображение они видимо взяли из таможенного архива, ибо именно эта фотография была у меня в загранпаспорте. А вот у Елены была фотография, где она красивая в белом подвенечном платье, причем взята она была с туалетного столика в спальне. А это значит, что полиция уже побывала у неё дома. Что означает и нахождение трупа Ирдиса. А значит — пора избавляться и от Вольво, ибо сейчас его поиск лишь дело техники.

Но для этого нужно выбраться из бара и не привлечь ненужное внимание. Но как назло плешивый внимательно уставился на меня так, что внутри у меня похолодело. Не отрывая взгляда, он отодвинул от себя недопитый стакан с виски, и поднялся со стула. Я непроизвольно нащупал в правом кармане куртки ребристую рукоять револьвера, и как будто в замедленной съемке следил за его приближением ко мне.

И что дальше? Пристрелить его? Пристрелить любого, кто дернется, вырваться наружу, сесть в автомобиль и умчаться? А смысл? Дальше то что? Всё равно будет погоня, и погоня настигнет меня по-любому, особенно в незнакомой стране и в незнакомом городе. Да и за что убивать этого очкарика, плохого он мне пока ничего не сделал.

Я скосил взгляд, все остальные даже и внимания не обратили на сюжет, и продолжали, как ни в чём не бывало, свои дела. И только внимание очкарика, уже приблизившегося вплотную, не даёт мне незаметно раствориться в темноте улиц.

— Пойдём, — вдруг неожиданно сказал он мне по-русски.

— Куда? — опешил я.

— На улицу. Пойдём, — и только сейчас я уловил в его словах еле различимый акцент.

Более не дожидаясь моей реакции мужичек резко развернулся и вышел из бара прочь, я постарался не отстать.

Под тусклым фонарем на крыльце бара, он вытянул из кармана пачку сигарет и закурил, после чего молча предложил закурить и мне. Я не отказался.

— Дети где? — сказал он, когда не меньше половины сигареты превратились в пепел.

— В машине, — я кивнул на Вольво. — Весь день катались по зоопаркам и аттракционам. Вымотались все.

— Это хорошо, — он удовлетворительно мотнул головой. — А жена где?

— Не жена она мне, не жена, — повторил я фразу из одного старого мультфильма.

— Не важно, где она?

— В машине же. В багажнике, чтоб не мешалась, — сказал я не особо задумываясь о последствиях, неожиданно открывшись перед незнакомцем. Вдруг захотелось выговориться, вывалить перед чужим человеком всё, что накопилось.

— Значит так, детей сейчас пересадим ко мне в машину, так будет безопасней, твою-то уже ищут, — он затушил сигарету о кирпичную стену, бросив бычок под ноги. — С женой решай сам — надо её брать с собой или нет.

— Брать куда?

— Туда, где вам помогут.

Глава 7

— Ты что хотел с детьми сделать?

— Не знаю даже, — я чуть замялся. — Когда пришел к ним, то и не думал об этом. У меня в душе была только мысль рвать и метать этих тварей.

— И ты рвал, и метал? — очкастый незнакомец саркастически улыбнулся, плавно подруливая своим БМВ большие лужи.

— Рвал и метал, — ответил я потухшим голосом, уставившись в пассажирское окно на смазанные пятна света, проплывающие по мокрому асфальту. — Они у меня часа по два каждый промучился перед тем как к сатане на приём попасть.

— А сам-то чего тогда не застрелился? Вон в кармане пистолет просвечивает, — незнакомец кивнул на то место, где покоился револьвер. — Обычно так все и поступают в твоём случае.

— И давно ты о нём знаешь?

— Достаточно, чтобы оценить степень твоей опасности.

— И как, опасен? — теперь уже усмехнулся я.

— Очень, — неожиданно серьезно ответил плешивый. — Твоё желание пристрелить меня в баре по твоему лицу мог прочитать каждый, но хорошо что никому до этого не было никакого дела.

— Вот даже как?

— Именно так. Ты лучше от темы не уходи. Почему не стал стреляться? Ведь были такие мысли?

— Были, — честно признался я. — Смысла в жизни больше нет, так зачем она мне тогда?

— Смысл в жизнь мы вкладываем сами, ища оправдание любым поступкам, — философски заметил очкарик. — Ты за что зацепился?

— Вот за них, — я мотнул головой назад, где на широком сидении в повалку спало четверо детишек. — А точнее за неё, за Вику, вон ту с белым медвежонком. Не мог я их там оставить, чтобы они увидели, что я натворил.

— И ты повел их в зоопарк?

— И не только туда. Устроил им день Праздника с большой буквы. Всё равно мне оставалось недолго, а их заберут в интернат.

— Тут нет интернатов, — ответил плешивый через минуту молчания. -Точнее есть. Ты как раз в одном из них побывал.

— В смысле?

— В прямом. Это был отстойник для детей, перед тем как их передадут в полноценные приёмные семьи. Это очень хороший бизнес.

— Не может быть, — я был поражен. — Они же были педофилами! Я пачку порно журналов у них прямо на полках нашел, не говоря уже о порнухе на компьютере. Кто их до детей меньше чем на пушечный выстрел вообще подпустил?

— Ты еще не понял? — незнакомец печально посмотрел мне прямо в глаза. — Педофилия в Норвегии это норма. Норвежцы вообще люди очень странные. Я бы даже сказал это не люди.

— Не может быть! — вновь повторил я.

— Может, — очкарик приоткрыл немного окно и вставил в зубы сигарету, не забыв предложить маленький белый цилиндрик и мне. — Это очень странное место. Инцест на законодательном уровне был запрещен только в семьдесят восьмом году, а до этого жениться на сестре или дочери было обычным делом. А месяца полтора назад местный министр по борьбе с детьми Инга-Тварь по национальному телевидению заявила о том, что это оказывается социальная традиция норвежского общества, и что трахаться со своими родителями и братьями-сестрами нужно учить детей с первого класса*. Тьфу, сволочи, — он яростно сплюнул в узкую щель приоткрытого окна. — Но всему свое время, ты еще о многом узнаешь.

— —

* Имеется ввиду реальное заявление норвежского министра по делам детей и гендерному равноправию Инги Марте Тхуркивильдсен от 29 мая 2013 года.

— —

— О чем?

— Потерпи, мы уже практически приехали.

Он не соврал. Не прошло и пяти минут, как его автомобиль нырнул в неприметный подворотень, и остановился у ворот какого-то большого склада-ангара. Стоило только бибикнуть, как металлические секции со скрежетом стали подниматься вверх, запуская нас внутрь, где в тусклом свете лампочки под потолком угадывались силуэты еще трех автомобилей.

— Отлично, Жанна уже здесь, — успокоившимся голосом отметил плешивый, — Осталось дождаться только Люка и Дика.

— Кого?

Но ответа не последовало. Откуда-то из темноты к нам выплыла полная, я бы даже сказал толстая, лет тридцати-сорока женщина. Её лицо я разглядеть толком и не успел, но ярко-рыжие волосы говорили, что хозяйка их довольно бойкая особа.

— Где ты их нашёл? — проигнорировав приветствие и не обращая на меня никакого внимания, обратилась она к очкарику по-русски.

— У него, все спали, и даже не проснулись, когда перекладывали их в мою машину.

— А этого душегубца зачем притащил? — женщина впервые поглядела на меня, и во взгляде явно чувствовалась неприязнь.

— А куда его еще девать? Пропадёт же.

— Так и пускай пропадает. Нам-то что? А если по его кровавым следам за нами придут? Ты об этом подумал?

— Подумал. Но его полезность для нас выше всего.

Тут через открытые ворота внутреннее пространство лизнуло пятно яркого света, а скрип тормозов не оставлял сомнений в том, что к нам прибыли еще гости. Я выглянул наружу и обнаружил вставший в метре от меня полицейский автомобиль и выбирающегося из него копа в кожаной куртке и кепке. Мысль 'Подстава' промелькнула у меня в голове, руки сами выхватили из кармана револьвер, но тут удар по затылку обрушил все мои планы. Как подкошенный я свалился на грязный бетонный пол, а до моего уха за секунду до потери сознания донеслось: 'Ты что, даже оружие у него не забрал? Ну ты и идиот!'

Глава 8

— А ты резкий парень, — плешивый протянул мне мокрую тряпку, которую я тут же приложил к большой пульсирующей шишке на затылке. — Только хотел предупредить тебя, чтобы не дергался, а ты уже свой револьвер выудил. Хорошо, что Жанна глупостей наделать не дала.

— Тяжелая рука... у Жанны, — протянул я, морщась при ощупывании опухоли.

— Не жалуюсь, — рыжая толстуха стояла в метрах пяти от меня, усаженного на деревянную лавку в какой-то плохо освещенной комнате, отчего лицо её приняло кровожадный оттенок. — Только дернись, и я тебя вообще прибью.

— Она не шутит, — без тени улыбки подтвердил плешивый. — Жанна в России была чемпионкой по метанию ядра и у неё, как у вас говорится — поставлен удар.

— Что, тебе уже доставалось? — ехидно заметил я, но очкарик сделал вид, что не расслышал подкол.

— Твоё оружие мы пока у себя подержим, ты не против? А то мало ли...

— Что за мент? — кивнул я на сидящего в сторонке на табурете полицейского, мнущего в руках большой фонарь-дубинку.

— Это Люк, наш человек. Он не будет тебя арестовывать.

— По-русски то он понимает?

— Не мноогоо, — не отрывая взгляда от фонаря с диким акцентом сообщил коп. Я только сейчас более-менее его разглядел. Широкий торс, крепкие, явно накаченные руки, и индифферентное, безразличное до всего происходящего вокруг, белобрысое лицо. — У мееня жеена былаа из России. Из Кииеваа.

— Это Украина, — машинально поправил я.

— Россиия, — не отступал Люк.

— Хрен с тобой, Россия, так Россия. Со мной-то что будешь делать?

— Сеейчас Дик приеедет и решиим.

— Кто такой Дик?

— Он скоро будет, — вновь взял разговор в свои руки плешивый.

— Тебя хоть как зовут, гордый сын польского народа?

— Что, так заметно, что я поляк? — делано изумился очкарик.

— Акцент у тебя специфический, трудно спутать, — кисло улыбнулся я.

— Янек, можешь звать меня так или просто Яном.

— Как героя из 'четырех танкистов и собаки'?

— Да, именно так.

— Ну а меня можете звать...

— Мы знаем, кто ты такой! — зло перебила меня Жанна. Моё присутствие её явно нервировало. — Убийца, душегуб и урод!

Не успела она придумать, чем еще меня оскорбить, как в темном окне мелькнул свет фар подъезжающего автомобиля, и через минуту к нам в комнату вошел, смахивая воду с дорогой кожаной куртки, невысокий, но крепкий лысый субъект. Мельком взглянув на меня, он поинтересовался у Янека на чистом английском языке о детях. По крайней мере слово 'babies' я узнал. Очкарик что-то быстро ему заговорил, местами давая голос толстухе.