— Вы правы, конечно. — вздохнул Каретников. — Но, согласитесь — многовато совпадений. Вспомните — вы ведь сами мне не так давно рассказывали об интересе господ из "Золотой Зари", а заодно и самого лорда Рэндольфа Черчилля к нашим делам. Вот и получается, что доктор Уэскотт явился в Петербург, чтобы мутить тут воду. А мы — что так и будем смотреть на него да кивать благосклонно? Это называется — "информационная война", барон. В наши дни — дело обычное; но мне вот интересно — кто это у наших контрагентов такой умный, что сумел позаимствовать из будущего подобные методы?

— У вас и другие интересные методы имеются. — ответил барон. — Яша на славу их освоил. Жаль только, в отъезде он — а то как бы пригодился с этим мистером Уэскоттом...

— Так у вас ещё Виктор есть. — припомнил Каретников. — Я понимаю, Евгений Петрович, что вы ему пока не доверяете. Но, сами рассудите — куда он денется? В конце концов, он и для Яши налаживал аппаратуру, да и и нам весьма даже помогает. Доказал, можно сказать...

— Да с аппаратурой как раз проблем нет. — вздохнул Корф. — Аппаратуру-то и Иван с Николкой при случае наладить могут, освоили, молодцы мальчишки. Подумаешь — пара жучков и камер! А вот установить всё это толково — тут нужен виртуоз своего дела. От Виктора тут никакого проку нет — он техник, а не оперативный работник.

"Оперативный работник? — усмехнулся про себя Каретников. — Быстро барон осваивает терминологию 20-го века... того и гляди, пойдут "крыши", "пианисты" и прочие "ошибки резидентов..."

Я вот о чём подумал, — продолжал рассуждения барон. — А может нам этих двух... полицейских из вашего времени привлечь? Один из них в опросном листе указал, что занимался "техническими средствами обеспечения безопасности" . Это не близко к тому, что нам требуется?

— Не просто близко, а можно сказать, попадание в десятку! — обрадовался Каретников. — Те же камеры и микрофоны, только размерами побольше. Если парень имел с ними дело — то и здесь разберётся, уж всяко получше сына Олегыча. К тому же, раз служил в полиции — то может и кой-какие навыки оперативной работы имеются? Где он у вас сейчас?

— Мы их пока к Гвардейскому экипажу приписали. — ответил Корф. — Подальше от посторонних глаз, в Кронштадт. Пока ребята осматривались, то-сё, — а потом стали готовить группы агентов по своей особой методе рукопашного боя и задержания. Не бог весть что, конечно, я сам видел — но при нашей-то скудости.... сейчас уже с четвертой группой работают, на этот раз — из Варшавы. Насчёт тех, кто уже прошёл курсы, начальство не нахвалится — говорит, другие люди стали, только подраспустились слегка. Старший из этих двух полицейских, Сергей Астахов до полиции был контрактником в морской пехоте, снайпером. Думаю приспособить его по этой части, когда с варшавской группой закончат. Очень интересно рассказывал про методы контртеррористического обеспечения "первых лиц" — ну и я почитал кое-что из вашего....

— Вот и приспособьте. — кивнул Каретников. — А то охрана Государя у вас всё же того... хромает. Мало ли что ещё англичане задумают, или наши, доморощенные террористы?

— Ну, это вряд ли. — покачал головой Корф. — После мартовских событий террористы в России стали крайне непопулярны. Уж на что я был против вашего, доктор, предложения, а и то признаю: после статей господина Гиляровского об погибших в Москве гимназистах — с фотографиями и прочими подробностями, — дело чуть не закончилось погромами. Дошло до того, что в Москве, Киеве, Нижнем на рынках и трактирах попроще в студенческой шинели и не появляйся — побьют-с...

— Оно и к лучшему — отозвался доктор. — Наших проблем это, конечно, не решит — тут другой подход нужен, причём на всех уровнях, — но хоть шушеру эту с бомбами за героев держать перестанут. Не все, конечно, но хоть кто-то. Мёртвые мальчишки и расстрелянные из пулемёта барышни на Троицкой площади Петербурга — это, знаете ли, аргумент.

— Кстати, о террористах — припомнил барон. — Помните, вы недавно осведомлялись о судьбе Александра Ульянова? Он ёще один из всей группы первомартоввцев ухитрился улизнуть из Петербурга? Так вот, представьте — этого злодея его же единопартейцы прикончили в Женеве! Агенты доносят — был суд, на котором "товарищи" объявили Александра Ульянова провокатором и постановили казнить. На следующий день беднягу нашли повесившимся в номере пансиона. Несчастный оставил записку, что-де никого не винит и не выдержал угрызений нечистой совести. Но что-то мне подсказывает, что мму помогли...

— Вот как? Значит, братец Саша закончил-таки жизнь в петле? — удивился Каретников. — Вот уж воистину, от судьбы не уйдешь... не забыть бы рассказать Олегычу, когда вернётся — он сию иронию ё. Да, кстати, Евгений Петрович, а что там по его младшему брату? Его зовут Володя ... я ещё просил подполковника Вершинина озаботится судьбой этого вьюноша?

— Вершинин — служака отчётливый. Вчера только изучил его отчёт по Ульянову Владимиру Ильичу. Молодой человек впал в глубокую депрессию, отказался от мысли поступать в университет — а всё из-за позора, который навлёк на семью брат-предатель. Сами понимаете, слухи в провинциальном городке быстро расходятся... — и Корф зловеще улыбнулся.

— Подполковник Вершинин — молодчина. — ответил понимающей усмешкой Каретников. — Надеюсь он и дальше....з-з-з.... не позволит забыть ни Володеньке ни его окружению о судьбе брата Саши? Помнится, кто-то из наших историков писал, будто бы чингизхановы монголы полагали, что склонность к вероломству передаётся по наследству. Может, познакомить симбирскую публику с этим тезисом, как вы полагаете?

— Ох и иезуит вы, Андрей Макарыч! — рассмеялся Корф. — А то, полагаете, я забыл, в кого в вашей истории вырос Володя Ульянов? Нет уж, мы этого молодого человека теперь из поля зрения не выпустим.

— Все это, конечно, замечательно, барон. — невесело произнёс Каретников. — Только ведь можно сколько угодно ругать или даже откровенно травить "гнилую интеллигенцию" — был у нас во времена оны эдакий эвфемизм, — а заодно и революционеров с бомбистами. Но коренных причин, что привели к революции, вы этим не устраните. А значит, непременно полыхнёт, рано или поздно — и как бы ещё не сильнее чем в нашей истории. А как их устранить? Что-то мне не верится, что землевладельцы поделятся землей с крестьянами, а промышленники откажутся от скотского обращения с рабочими. Геннадий, сами понимаете, отнюдь не дурак и в теории революции разбирается как бы не получше нас с Олегычем — все же профильное образование, историк-философ...

Ну не вышло у него с убийством Александра — так ему те же англичане быстро разъяснять, что не те сейчас времена, чтобы в бомбами шалости устраивать. А вот если он всерьёз на пропаганду силы свои устремит?

Каретников немного помолчал и плеснул себе ещё коньяку. Барон молча протянул собеседнику свою рюмку — тот и ему подлил янтарной жидкости.

— Кой-какое оборудование и материалы из будущего у него наверняка имеются. — продолжил доктор. — Только и забот — подбирай да публикуй фотографические снимки из будущего, сопровождая их вопросами: "Рабочие, хотите так жить? Хотите нормальной доли для своих детей? Крестьяне хотите, что бы половина ваших детей не умирала в младенчестве? Не надоело жрать лебеду от голодухи через каждые три года?" И все, барон — больше ничего ему и делать не придётся ваши же сограждане — та же самая интеллигенция, в конце концов, — доделает всё за него! И заметьте — без всяких там братьев Ульяновых, Азефа, Савинкова, Плеханова, Троцкого, Сталина. Даже если уберёте вы вышеперечисленных персонажей, или на свою сторону сманите ещё в нежной юности — что, думаете, другие не найдутся? Еще как найдутся: чего-чего, а талантов и бунтарей в России на сто лет запасено. Как и дураков, готовых за ними идти.

Корф кивнул, не отводя задумчивого взгяда от затухающих в камине углей.

-Вот о чем надо думать, барон — а жандармские и сыскные дела оставьте Вершинину и нашему дорогому Яше — у них это, право же, неплохо получается...

Он помолчал, поворошил в угольях медной витой кочергой — вверх, в темноту дымохода взлетел сноп искр, огонь запылал ярче.

— Андрей Макарыч, вы слышали про подвиги наших молодцов? Они с царевичем Георгием целую программу по радиоделу сочинили, Государь самолично повелеть соизволил: "оказывать всяческое содействие".

— И что, оказываете? — поинтересовался Каретников.

— А куда бы мы делись? — хмыкнул Корф. — Да и то сказать — дело полезное, пускай стараются! Самого Попова привлекли — учёного, который у вас радио изобрёл. Вручили ему целую пачку бумаг — теперь он целыми днями просиживает в Морском Училище, а на днях потребовал устроить особую лабораторию с тремя сотрудниками и зачем-то мастером-стеклодувом. Я так думаю — будет у нас скоро своё радио...

III.

Из путевых записок О.И. Семёнова.

"Следовало сразу обратить внимание на то, пальцы рук статуи сложены как-то странно. Скорее всего, дело в четырёхпалости — она сама по себе столь неестественна. Хотя, кто их, тетрадигитусов, знает? Дело ведь не только в количестве пальцев — еще и в расположении мышц и костей и прочих мелких, и не только анатомических нюансах: к примеру, привычные положения пальцев скрипача всегда будут заметно отличаться от таковых у какого-нибудь шпалоукладчика.

Кто такие террадигитусы? Это и есть "четырёхпалые" — по латыни. В какой-то момент мне надоело всякий раз внутренне кривиться от неуместного пафоса, пользуя запущенный бедолагой Бурхардтом термин "Скитальцы" — так что сия особенность неведомых хозяев портала пришлась очень даже кстати. Учёный я или где, в конце концов? Тетрадигитусы так тетрадигитусы — почти что трицератопсы. И те и другие давно вымерли, так что — пойдёт.

Почему я пишу о положении пальцев? А вот вы попробуйте взять в руку скажем, полную пиалу. Заметили? Пальцы получается сложить только одним, строгоопределённым образом — и никак иначе. Они сами оказываются в нужной позиции — если, конечно, не задумываться об этом специально. Нет, конечно, можно расположить их и по другому — например, сильне всести, поддерживая пиалу под самое донце, или наоборот скрючить на манер когтей — но это всё будут нарочито, неестественно.

Так вот, прозрачный тетрадигитус держал чашу на неестественно вытянутых вверх дигитусах... то есть пальцах. "С чего бы это?" — задумался я и принялся вертеть чашу, прилаживая её и так и эдак. И, представьте — почти сразу же нашлась разгадка.

Поначалу чаша показалась мне выполненной из единого куска с рукой — настолько точно она помещалась в пальцах? А при любом другом положении она болталась в прозрачной руке, люфтила, чуть ли не вываливалась. В любом, кроме одного — будучи развёрнутой выпуклой стороной, донцем, в сторону второй кисти, чаша снова встала на своё место, как влитая. Я сделал шаг назад — и точно, с расстояния опять создавалось впечатление, что и чаша и кисть статуи вырублены из единой глыьы.

Как вы думаете, что я сделал? Правильно — повторил те же манипуляции с "планшетом". И сразу добился успеха — планшет устроился в четырёхпалой кисти, как влитой, будучи развёрнутым плоскостью к чаше-линзе; ось её проходила теперь через геометрический центр прямоугольника.

Это не могло быть случайностью — тем более, что положение "планшета" в пальцах было таково, что выдвигающаяся, изогнутая часть была обращена вверх. Я подцепил пальцами пластину и осторожно вытянул её из дырчатой "обложки".

Ничего не произошло. Я несколько раз шёлкнул пластиной, вдвигая-выдвигая туда сюда — и тут меня будто током ударило. Ну конечно! А я-то гадал, что мне напоминает это диковинное приспособление!

"Друг! Скажите номер вашей планеты в тентуре? Или хотя бы номер галактики в Спирали... А то я перепутал контакты и теперь не могу вернуться домой..."

Вспомнили? Правда, на планшете не было характерного спиралевидного рисунка — как в бессмертном творении режиссёра Данелии — но всё равно сходство было так велико, что я едва устоял на ногах. И тут же остро пожалел, что рядом нет кого-нибудь из наших — в экспедиции некому было оценить это открытие.

Хотя, почему это — "некому"? Главное открытие состояло ведь не в том, что приспособление тетрадигитусов подозрительно похоже на "машинку перемещений" галактического бомжа из фильма "Кин-дза-дза" а вот в этом самом двояком положении арефактов в руках статуи, верно?

— Поручик! — я высунулся из-под тента, где и проводил все эти эксперименты. Да, конечно, это всё происходило не в подземелье — мы убили два дня, на то чтобы сколотить клеть, тщательно упаковать прозрачного тетрадигитуса и со всеми предосторожностями вытащить его на свет божий. После чего снова водрузили вертикально — посреди большого экспедиционного шатра, служившего раньше общей столовой. Принимать пищу приходилось теперь где попало, зато прозрачный статуй придавал лагерю что-то эдакое... индиана-джонсовское.

— Поручик! Не будете ли вы так любезны подойти на пару минут? Я тут обнаружил нечто интересное...

Садыков выбрался из раскопа. За эти месяца полтора он сильно загорел, оброс и как будто даже раздался в плечах. Оно и неудивительно — уже две недели мы только и делаем, что машем лопатами да мотыгами. Сейчас, например, пытаемся подкопаться под "монолит" — так , на манер известной компьютерной игры", я стал называть цилиндрическую глыбу, увенчанную куполом, в котором и стояла статуя. Мы всё-таки решили докопаться до его основания — и пока убедились лишь в том, что поручик Садыков разбирается не только в картографии, но ещё немного и в геологии. Почти сразу — на глубине каких-то полутора метров — мы наткнулись на водносный слой, и раскоп стало затапливать. Пробовали отчёрпывать воду вёдрами — довольно быстро выяснилось, что тут и не помогла бы и мотопомпа, так быстро поступала вода.

Мы оставили затею — если уж вести раскопки, то надо срывать конусообразный холмик целиком и подкапываться под монолит сразу, со всех сторон. Но за это не стоит и браться без, самое малое, полусотни землекопов — а где их взять, скажите на милость, если жители близлежащих деревень услышав "Нгеттуа-Бели-Бели" затыкают уши, крупно дрожат, а то и просто убегают? В итоге, решено было потратить ещё неделю на то, чтобы изничтожить результаты нашего труда — завалить и колодец, и горизонтальную штольню, ведущую в зал статуи, и, по возможности, замаскировать место раскопа. Конечно, сделать это не так-то легко — но неделя-другая и пара хороших дождей, и местная растительность надёжно скроет все следы.

Садыков сразу оценил открытие и тут же согласился, что из всех четырёх возможных комбинаций положений артефактов имела смысл только одна — с вертикальным положением чаши-линзы, направленной точно в центр "тентуры" (так я теперь стал называть дырчатый планшет). Оставался вопрос — что предпринимать дальше? Что ж, форма чаши уверено подсказывала дальнейшие действия — мы с поручиком опустили полы шатра, привалив их снаружи для верности, землёй; плотно задраили полог и принялись дожидаться темноты. Благо, ждать было недолго — в экваториальных широтах ночь падает стремительно, темнота почти сразу сменяет дневной свет. Нам повезло — оставалось всего два дня до новолуния, так что мрак на улице стоял — хоть глаз выколи. Казачки, притихнув, наблюдали за этими манипуляциями; Берта, разумеется, присоединилась к нашему бдению в шатре. Да мы и не подумали возражать; в конце концов наша прелестная спутница давно уже стала полноправным членом экспедиции.