— Да нет же, не бродячих животных, а вполне себе домашних. Вроде бы сначала он ловил сторожевых собак, а сейчас даже влезает в дом и оттуда ворует. Благодаря ему, в Сикуре резко перевелись домашние собаки, и ночами стало тихо.
Кстати, вчера ночью наконец заткнулась задолбавшая скулящая псина соседа.
— Гм-м. Ну и что, его загребли?
— На данный момент след потерян. Полиция его ловит, ставит сети, но не всерьез. Как ни крути, а страдают-то одни собаки с кошками. Но если верить очевидцам, он весьма темная лошадка. Да и слабенький. От Мато-сан, может, достанется одна бумажка. Ну что, Арика, не возьмешься?
— Нет. Неинтересно, и Мато-сан мне никаких денег никогда не даст.
К тому же... даже пусть он одержимый, но жертв-то среди людей так и нет.
— Ага. "Пока", да? Чувствуется отсидка в клинике. Заранее не решаешь.
Еще и подслушал. Это какие уши надо иметь?
— Иди на фиг. Это полная ерунда. Увы, у собак нет друзей, пусть он хоть шубу из щенков сошьет, какое мне дело.
— Ох и жестокий ты! Не жалко тебе щенят.
— Так говоришь, будто они люди. Мстить должны существа того же вида. Хочешь ловить — найди патрульного и гоняй его
— Ох, даже так... Скучный ты, нельзя так активно отказываться. Во время возни с Кидзаки ты так радовался деньгам! Арика, может, ты что-то скрываешь? Например, что знаком с этим собакоборцем.
Вот и доказывай, что не верблюд. Лично в моем списке недоверия на втором месте я сам.
Проверяю записи месячной давности. После дела семьи Кидзаки из смешного была вот такая строка:
"Юкио переедаешь худей! Осторожно, уксус"
Вот. Запись недельной давности.
— Однако. Ничего не понимаю, а еще сам писал...
Кайэ жалобно приложил палец ко рту, желая почитать мои записи, но это тайные записи, их нельзя показывать другим. Даже если он отдаст взамен дивный протез, где каждым пальцем можно шевелить, — не покажу. Хотя, конечно, я такой протез хочу прямщас. Так, что душу готов отдать.
— Ну что? Знаком?
— Сказал же, что нет. Хватит про меня у меня спрашивать. И еще — я больше не стану слушать про унылых одержимых. Если буду, то, как сейчас, днем, когда солнце есть.
Убираю заметки. Так, до заката еще полчаса. Все, предел, работа на сегодня кончилась.
"""
— Пока, до завтрашнего утра.
Провожаемый дежурной фразой, я вышел из подземелья. Накрепко закрыв дверь, прошел узкий каменный коридор и поднялся по лестнице. Четыре метра вверх, открыть дверь, и вот, наконец, я живым вернулся на грешную землю.
Я оказался в лесу. Солнце уже зашло, вокруг бездонная тьма.
Подземелье Кайэ находилось в лесу. То есть лучше сказать "он жил под лесным водным резервуаром". Резервуар сам по себе походил на замковое укрепление, окруженное стенами, верх которых можно было увидеть, только если задрать голову. Огромная десятиметровая четырехгранная призма была заметна издалека. При всей своей загадочности это был просто экстренный резервуар, поэтому рядом установили целый один высокий фонарный столб.
Освещенный фонарем цементный куб — ни дать, ни взять космический корабль. Настолько странное сооружение стоило бы занести в туристический путеводитель, однако про этот резервуар никто не говорил. Даже в мэрии, похоже, о нем не знали. Только старые пожарные могли что-нибудь о нем припомнить. Однако даже эта банальная эрудиция не даст предположить, что под резервуаром есть тайная комната. Об этом знаем только мы с Мато-сан, ну и еще некоторые пострадавшие от демонов.
— Серьезно, что он вообще такое?..
С владельцем подземелья, Карё Кайэ, мы познакомились два месяца назад.
Когда я выписался и искал протез, Мато-сан сказала, что знает одного любителя редких протезов, и познакомила нас. Я ни на что не надеялся, да и Кайэ принял меня в гости просто по прихоти. Протезом-то он как раз не поделился, зато предложил работу — заботу о нем, и я согласился, за такую-то оплату.
Тогда мы встретились к ночи. Ночь была лунной, я помню это водное подземелье.
Первое впечатление было отвратительным. Безрукий я и безрукий-безногий Кайэ. Двое инвалидов не скрепили сделку даже рукопожатием. Вообще никаких дружеских чувств. Как только я его увидел, меня затошнило. "Не связывайся с этим типом, тварь перед тобой отличается ото всех, кого ты видел раньше", — так говорило мне тело, когда в каждом сосудике забурлила кровь.
Ведь у него же ни рук, ни ног! Ему хреново. Когда просто смотришь, как кому-то хреново, расходуются ресурсы организма. Я выписался другим человеком, моим твердым девизом стало "хочу жить как можно проще", и с такой личностью, от одного вида которой устаешь, я дружить не хотел.
— Но теперь я прихожу к нему каждый день, тчк.
Правда, почему мне вставило согласиться?
"Ради денег" звучит разумно. Предложение Кайэ было притягательным. Синекура, к оплате претензий никаких. Утром и вечером я просто нацепляю и снимаю протезы, получая двести тысяч в месяц, — это слишком красиво. Бессердечный друг сравнил мою жизнь с сутенером, и что-то в этом есть. У меня на груди висит значок: "Белый человек".
?
За десять минут пешком я вышел к дороге.
"Лес" только звучит пространно. По размерам он вроде среднего университета, его за час можно обойти кругом.
Даже покидая сень деревьев, огни цивилизации ближе не становятся. Больше половины этого города — горы и поля. Сколько ни заплати за билет на поезд в центре столицы, быстрее двух часов скоростной электричкой не доберешься, вот какая это дыра. Пять километров от станции — и ты погружаешься в красоты природы. Никудышное место для модных сейчас домоседов-хикикомори. Комната Кайэ под землей, там и мобильный не ловит, и радио только помехами. Его единственное средство общения — черный телефон где-то в подземелье. И когда я говорю "телефон", вычеркиваем "сотовый".
Проверяю свой мобильник. Электронной почты нет, SMS нет, время — ровно семь вечера. Автобуса я откровенно не дождусь. Прямо на выходе из леса — гострасса, а на ней — маленькая остановка, но последний рейс был в шесть. Теперь мне долгий путь — пять километров до холма Сикура, да еще два километра до станции. Голодный желудок будет против. Работай усерднее, городской автобус!
"""
Разумеется, целый день голодовки — это тяжело, и я заглянул в знакомую пивную заморить червячка. А название-то какое: "Туманность". Оформлен в итальянских мотивах; название летально кривое. Внутри так же просторно, как в университетской аудитории, и все заставлено столами. Предельное суетливое нищебродство. Сорок столиков, практически все заняты. Люди с шестнадцати лет до тридцатника с гаком пьют, курят, треплются за жизнь.
Нежданная беда. В этом хаосе замечает и вострит уши при моем прибытии один человек.
— Пф...
— О, семпа-ай! Хай-хай, сюда-сюда-а!
Взгляды всех посетителей сходятся на мне и на этой дурехе.
Загадочное существо, которое игнорирует взгляды, машет руками, стучит по столу. Если я сбегу, оно меня догонит и съест, и я сажусь с дурехой визави.
— Ну что ты так поздно, семпа-ай! Снова был у Кайэ-сан?
Цурануи, негодующе мыча, надувает щеки. Констатирую в самоочевиднейший момент: о встрече мы не договаривались.
— Мне один клубный сэндвич. Пить? Не надо, воды мне, воды.
— Доктор, меня игнорируют! Семпай, мне трудно вызывающе болтать, когда нет ответа!
— Ну-ну, не плачь, не плачь, а то утомишь совсем. Слышу я тебя, а вообще да, игнорировал бы, кабы мог.
Отпихнул монополизирующее столик меню Цурануи, получил личное пространство. Видимо, она уже поужинала — на столе имелись начисто опустошенные тарелки из-под пасты, салата и кейка. Школьница, а денег, как всегда, куры не клюют.
— Цурануи. Я сразу скажу, сегодня я помираю от голода. Закину в себя что-нибудь, и поговорим, поэтому помолчи, хоть пока еду не принесут.
Властным жестом заставляю вскинувшуюся девушку смолкнуть. Я серьезно устаю общаться с ней на голодный желудок.
— Ясно! Тогда я тоже чего-нибудь закажу.
"Простите", — бодро призывает официанта подобная старшекласснице Цурануи Михая. Пол — женский, прозвище — Цурануи, катаканой.
Мы со школы неразлучны... к сожалению, и театральничает она уже очень давно. Если грубо описывать, она жизнерадостная, веселая, характер не двуличный, неловкая и не умеет врать. Короче, добрячка по максимуму. Я не знаю, как с ней себя вести.
?
В этом заведении самый дешевый пункт меню — клубный сэндвич.
Соответственно, самый дорогой пункт меню — утиная печень, которая даже не вкусная.
Самый выгодный для заведения продукт — выпивка, но сейчас я только ем. Итак.
— О-о. То есть Кирису-сан уже с той недели не дома?
Обеспеченная девушка, Цурануи Михая, 19 лет, уминает фуагра. Получает желаемое, ест то, что хочется; образцовое дитя наших дней без слова "терпеть" в лексиконе. Да жира тебе под кожу, и побольше.
— Да. Говорит, некая леди стала одержимой. На ее страже он даже с Нагано связался.
Вообще, по тому, как он говорил, эта "одержимая леди" звучит как "бредящая". Выделывается перед семьей или просто от скуки бесится. С ней водиться и врагу не пожелаешь, однако мне же проще, если она бредит.
— Хотя если совсем уж честно, я тоже хотел съездить. Но кто в клинике побывал, тому не полагается в другие префектуры. Я остался дома, Кирису сбегал один.
Ловить пули от Мато-сан мне неохота, и я доверил ценный контракт товарищу.
— Так, стой, Цурануи. Не припомню, чтоб ты пила в два горла!
Цурануи осушает вино в поражающем темпе. Графин уже почти пустой.
— Я такая! А еще мне скучно, семпай, не будем про ваших задержимых! Давай тему повеселее, а то меня стошнит.
Ужас. Что именно ужас? А то, что у этого чудовища слова расходятся с делом на несколько секунд. Скажет, что стошнит, и через три секунды нас ждет дивное зрелище.
— Не-не, Цурануи. Не блевать. Если отсюда вышвырнут, придется мне ходить в семейные рестораны.
— Так смени тему, пожалуйста. Ты после больницы только про одержимых и говоришь, скучно. Нет там у тебя чего-нибудь, ну, более подходящего для парня и девушки в районе двадцати лет?
Гм, действительно, какой-то я скучный. Но прости уж, Цурануи. Последнее время у меня все веселое закончилось.
— Зажралась... Вообще, нам уже вряд ли пойдут горячие обсуждения слухов, а? Что тебя так задело?
— Ну... блин, от этого такая тоска. Ведь со мной такое тоже может быть. Уйду в депрессию от мрачной темы и тоже стану одержимой.
— Не станешь.
Если она сделается одержимой, это будет конец света.
— У-у-у. Злой какой, сказал даже не думая. Вот мой темный Арика-семпай!
Цурануи съежилась, но живо листает меню. Ее потребление питательных веществ превосходит мое впятеро. Молодец, кашалотом будешь!
— Как ты можешь вытворять такое перед человеком с сандвичем? У тебя булимия?
— А? Ты голодный?
— Да. Сегодня я больше ничего не ел. И дома ни капусточки нет.
О, зависла. Цурануи сдвигает брови и с мычанием задумывается.
— То есть у тебя нет денег, но хочется еще немного поесть?
— Почти. Только не "немного", а чтоб ужраться.
— Ага-а. Хм, ну раз так, я подумаю, смотря как будешь себя вести. Или даже так — я тебя угощаю, а ты будешь со мной встречаться!
— Прости. Пойду с голоду помру.
— Да что ж такое! Ну почему?! Умная и красивая девушка на год младше же! Отличная же партия!
— Ну, работа и награда не совпадают.
— Ведь ты это серьезно... Эх, опять меня отвергли. Причем хладнокровный Арика-семпай. Но меня это в тебе и подкупает... Простите-е, еще двойной глясе!
Цурануи энергично машет рукой. Появляется дынный глясе в ведеркообразной посудине. Такой, с двумя трубочками, для влюбленных.
— На сей раз поражение за мной, но триумфальный кубок все же поднесу, семпай. Прошу, сударь, действуйте!
Что-то не так... С Цурануи-то понятно, но и с пивнушкой этой, где оставляют такое в меню, что-то не так. Да она, уже начиная с названия, странная какая-то.
— Цурануи. Ты же знаешь, я софт-дринки не пью. Не буду я это.
— Ой, правда?.. Что же делать, ну давай вот этот гигантский омурайс напополам, в конце концов.
— Нет. В смысле, сверни вот эту мысль про напополам. Неестественно же один объект делить на два. Я с детства так не могу. Какие-нибудь располовинивания вареных яиц мне противней, чем дешевый ужастик.
— Ох. Хотя раньше ты так делал.
— Правда?
Черт, я опять что-то учинил днем?
— А ты не помнишь? Ну, была у меня подружка, Фусо, так? Мы к ней вдвоем ходили, а гостинец, дыню, она не стала брать, и мы на обратном пути ее дружно уплели. Ты ее так о столб расколотил и молча протянул мне часть. Ах, юности прелестные деньки. Семпай был хоть немного любезней, э-эх.
Не помню. Начисто вылетело. Зажмуриваюсь, пытаясь вспомнить, и вдруг слышу такой звук, словно кто-то топнул по песку.
Так, подружка Цурануи. Девочка. Гостинец. Навещали больную. Плод, который не стала есть. У меня от невспоминаемых вещей всегда поганые мурашки.
— Эй, семпай? Ты чего такой бледный?
— От недоедания. Так, Цурануи, это когда было конкретно?
— Как когда, года четыре назад...
А-а, тогда укладывается. Целых четыре года назад, я и не вспомню, если в память не врезалось. Меня передергивает от мысли о разделе дыни, но я тогда совсем пацан был. Тогда меня, наверное, много чем прикалывало делиться.
И вообще, кушать надо. Я со своей одной рукой ем медленнее. Цурануи уныло давится ведерным глясе. Сама виновата. Видимо, пока не допьет, будет смирной.
— А, точно! Семпай, смотри, смотри, я новый телефон купила!
Твою мать.
Хвастается новеньким оранжевым телефоном, видимо, не вынеся минутного молчания. Уже четвертый телефон за этот год.
— Мне все равно, но почему такой блестючий оранжевый? У тебя особый вкус?
— Думаешь? А мне понравился, такой миленький, выделяется. А тебе нет?
— К такому цвету так просто не подойдешь... Хотя тебе в самый раз, наверно.
— О, семпай, ты меня похвалил?
— Ага. Вот он, практичный выбор для Цурануи. Если посеешь, сразу бросится в глаза и отыщется.
Девушка резко роняет голову. Да, цвет выделяется, но мобильник вправду выбрала с любовью. Такие безыскусные штуки сходу становятся родными вещами.
— Ну и ла-адно. Такому мрачному семпаю трудно доказать добро теплых цветов. Так вот, я номер сменила, запиши. Сейчас позвоню.
— Ага, потом поправлю контакт. Так что, ты старый телефон выкинула? — уточняю, жуя. Концентрируюсь, концентрируюсь, взгляд на сенд, сознание на вич.
— Сам телефон у меня, но контракт я расторгла. У меня мечта — собрать робота из мобилок, я их коплю. Так что если ты обновишься, отдай мне старый, пожалуйста. Как вторую пуговицу на выпускном, со смешанными чувствами!
— Ага, если вспомню — отдам.
Я к сотовым равнодушен. Мой — б/у четырехлетней давности.
— Ура-а! А теперь — подарок для семпая от девочки Михаи. Даже скучнейшая еда станет объедением, — с непонятной радостью Цурануи почти бросает мне в лицо оранжевый телефон. Кажется, на каком-то форуме загружается картинка. — Смотришь? Поехали!
