Дорогой подарок (продолжение Помолвки по-рокуэльски)

— Полагаю, что не могу сказать вам этого, — отозвался Олсен, позволив себе изрядную долю сарказма в голосе, — пока не буду уверен...

— В том, что я созрела для предательства? — он четко различил угрозу, донна Феоне полагала, что сарказм — это привилегия силы.

— Однако же вы пришли... ко мне, — мстительно добавил Олсен.

— Я, — медленно и раздельно сообщила ему чародейка, — не выношу вашу организацию, так же, как иные не выносят тараканов.

— О, это ошибка, донна...

— Это гадливость, Олсен.

Эмиссар сжал зубы. Он вынужден терпеть и это, но только пока...

— Поэтому, Олсен, мне ничего от вас не нужно. Ясно вам? Ничего. У меня есть ряд сугубо личных причин, которые привели меня сюда. Каких — вам вникать не обязательно.

"Но ты все же явилась, надменная сучка, — с ненавистью отметил эмиссар. — Неужели твой герцог так хорош в постели, что тебе жаль его потерять?"

— В таком случае позвольте предложить вам вина и горячих закусок, ведь разговор будет долгим.

— Ошибаетесь. Меня мутит от одного вида прознатчиков, шпиков и прочей дряни, поэтому — к делу. Вы расследовали Остенлибский инцидент и пришли к выводу, что герцог Вальдано...

— Несомненно, к нему причастен, — медово улыбнулся эмиссар. — Конечно, пока официальная версия — несчастный случай, но само волшебство, которым занимался Марсе перед смертью... и сам способ убийства... позволяют предположить, что моего коллегу прикончил могущественный недоучка. Это, донна, напомнило мне удар молотом по мухе.

— А потом вы соединили в уме странный всплеск магии в Уннервальде с тем, что вам сообщил медонский епископ, и с замеченной магами вспышкой в Айна Граце.

— У его сиятельства нет шансов, — негромко сказал Олсен. — Год, два, три — но его поймают.

Феоне хмыкнула.

— Уверяю вас, есть люди, достаточно могущественные, которые постараются сжить Вальдано со свету задолго до того, как вы еще что-нибудь выясните.

— Об этих людях нам уже кое-что известно, донна, — ответил эмиссар. — "Неужели одно и другое связано? О боги! Во что он еще успел влезть?"

Феоне повела плечом.

— Позволю себе усомниться, донна, — вслух заметил маг, — что Рамон протянет больше года. Такая мощь непременно выдаст себя снова, и чем дальше, тем труднее будет ее контролировать.

Феоне неприятно засмеялась.

— Вы будете ждать годами. Он отлично маскируется. Но у каждого есть свои... больные мозоли.

— И? — затаил дыхание эмиссар.

— Возьмитесь за мальчишку, Олсен.

— И тогда? — жадно спросил чародей.

— Но зарубите себе на носу — помогать вам я не буду. Я только не буду вмешиваться.

Фабиан сидел на подоконнике в своей комнате, обхватив ногу руками и опираясь щекой на колено. Взгляд подростка рассеяно блуждал по улице. Прошла неделя с тех пор, как дон Эрбо сцепился с шевалье Робийяром, и это были препоганейшие дни. Миро и его друзья с ним не разговаривали, Феоне словно с цепи сорвалась, а томоэ... Мальчик вздохнул и отвернулся от окна.

Томоэ он видел редко, все больше по вечерам, и герцог был угрюм и мрачен. Совет Араны не дремал и осыпал владыку Рокуэллы вопросами и подозрениями, так что заседания Генеральных Штатов больше походили на допросы. Припомнили все — от таинственной смерти герцогини Вальдано с отпрыском до гибели Марсе и до загадочной живучести самого Рамона, а то ведь столько покушений и все впустую...

Рамон после заседаний казался совершенно вымотанным, но, как ни странно, вызывал воспитанника к себе каждую свободную минуту; чаще всего он просто обнимал мальчишку и медленно гладил по волосам, по спине, по плечам, а подросток чувствовал, как тугой узел, скрученный где-то внутри герцога, постепенно разжимается. Вот только после такого молчаливого общения подросток еле волочил ноги: сил хватало только на то, чтоб дотащиться до кровати, раздеться и рухнуть в постель.

А еще... Фабиан всегда любил оставаться наедине с опекуном, ему нравились его прикосновения и его запах, но теперь юный маг отчего-то заливался краской при одном воспоминании об этом, а вспоминал он почти непрерывно: взгляд, усмешку, выражение лица, движения крупных, красивых рук, морщинки у глаз от его улыбки...

Но хуже всего — стоило Фабиану куда-то пойти, как вслед тут же неслись шепотки и шорохи. Предсказание Рамона сбывалось — выходка полу-оборотня всех убедила в том, что его отношения с герцогом... весьма необычны.

Внизу по улице, громко переговариваясь, прошли четверо. Полукровка рванулся вперед и чуть не вывалился из окна: это были Миро, Руи, Хуан и Дануто. Но друзья даже не посмотрели на его окно и не помахали ему.

Фабиан сжал зубы. Нет уж, хватит! Полукровка соскочил с подоконника, опоясался шпагой и натянул берет. Если ему придется извиняться — что ж, он извинится. Тем паче, что перед Миро, а не перед этим... Робийяром.

Презрев камзол, Фабиан накинул тонкий летний плащ до бедра. Аргассцы, кефалонцы и подвякиваюшие им шавки (что-то около пятнадцати мелких стран) считали, что ходить без камзола неприлично (уже было три дуэли по этому поводу), ну и черт с ними!

Фабиан выпрыгнул из окна, распугав случайных прохожих, и бросился за друзьями, но догнать их до того, как они скрылись в трактире, все равно не успел. Полукровка остановился неподалеку от двери и пожевал губу. Ну и ладно! Попросит прощения при всех — не переломится, вон, томоэ извинялся за его глупость...

Подросток распахнул дверь и остановился на пороге, быстро оглядывая помещение в поисках приятелей. Все замерли.

— Этот!.. Он!! — прошелестело по залу. — Герцогский... — и дальше совсем неразборчиво: бастард или любовник...

Фабиан снова почувствовал, что закипает. Усилием воли задавив желание что-нибудь взорвать, он решительно направился через весь зал к столу друзей.

— Боги! — громко выдохнул кто-то слева. Фабиан обернулся. Белый, как простыня, Робийяр пытался слиться со стулом воедино, а на лице аргассца застыла дивная смесь ненависти и ужаса. Прочие шевалье смотрели на дона Эрбо, как на дикого зверя, который, того гляди, бросится и укусит, что изрядно подняло полукровке настроение.

— Миро, четко сказал он, остановившись у стола своих приятелей. Ибаньес вздрогнул, перестал барабанить пальцами по столу и поднял глаза на друга. Дануто изучал кружево на манжетах, Родриго ковырял кинжалом сучок на столешнице, а Хуан гонял кусок отбивной по тарелке.

Фабиан посопел.

— Я хочу извиниться перед... перед вами всеми, за то... ну, за то, что я тогда сделал Робийяру, — видя, что все молчат, он набрал воздуху в грудь и сказал: — Извините.

Ковыряние сучка и разглядывание манжет прекратилось, а Хуан, пронзив кусок отбивной вилкой, аж зубья по тарелке царапнули, сунул его в рот и стал быстро жевать. Потом все посмотрели на Миро. Фабиан ждал, затаив дыхание.

Ибаньес подцепил носком сапога табурет и придвинул ближе к столу.

— Садись. Что будешь?

Тиски, которые сжимались в груди, вдруг исчезли, и Фабиану захотелось хохотать, кричать и прыгать. Он плюхнулся на табурет рядом с Руи, дель Мора радостно хлопнул его по плечу. Хуан набросился на отбивную.

— Тебе что — сангрию или сидр? — спросил Дануто, и Фабиан жизнерадостно и, пожалуй, слишком громко, ответил:

— Сидр, ты же знаешь, не люблю вино...

— А, да он еще и трезвенник впридачу, — издевательски крикнул кто-то из другого угла. — Папочка не разрешает нам пить? Или кем там ему приходится герцог...

Фразу сопровождало мерзкое прихихикивание. Миро и Руи вцепились в мигом побелевшего Фабиана, аргассцы тоже завертели головами, выискивая самоубийцу.

— Бьяно! — взмолился Хуан, подпихивая другу тарелку с куском мяса. — Сиди, ради всех богов! На вот, поешь, поешь...

— Это просто провокатор, — быстро сказал Даниэль, всовывая в руку Фабиана бокал. — Не ухудшай, томоэ и так...

— Пойдемте отсюда, пойдемте скорее! — зашептал Эрнани товарищам, опасаясь попасть под горячую руку невоздержанного полукровки, и подсыл тут же оповестил весь трактир:

— И не понимаю я, чего сюда этот сопляк притащился? Сидел бы ты дома, Робийяр, и вышивал крестиком, раз уж со шпагой такие нелады.

Эрни застыл, тяжело дыша и сжимая эфес. Таких оскорблений он не прощал никому, а уж после того, что сделал герцогский ублюдок... Эрбо тоже вскочил, а четверо идальго ошарашенно переглянулись с аргасскими шевалье. Это было что-то новенькое. Обычно между собой грызлись сторонники Аргаса и приверженцы Рокуэллы; и пока еще никому не приходило в голову оскорбить их всех разом...

Северяне и южане дружно поднялись, озираясь в поисках языкастого правдоискателя. Миро нашел первым.

— Пр-роклятие! — застонал он — это оказался Никколо Маурелли-младший, сынок кефалонского консула, нахально развалившийся за угловым столом в компании десятка своих собутыльников.

— Какого... ? — нахмурился Дануто, переглянувшись с Хуаном — аргассцы и кефалонцы всегда держались друг друга, так с чего это вдруг?..

— Что, наш полукровка дерется только с теми, кто заведомо похлипче? — усмехнулся Маурелли, поигрывая дагой и наблюдая, как Фабиан пытается вырваться из цепких рук Родриго. — Так пусть вызовет Робийяра — не ошибется!

Эрни рванулся к уроженцу Кефалони, но в Робийяра своевременно вцепились трое его приятелей.

— Бьяно, ты же не будешь... не станешь с ним драться? — испытующе глядя на друга, спросил Миро. Фабиан сжал кулаки, но...

— Н-нет, — с усилием выдавил он. — Пошли отсюда.

— Удираешь, Эрбо? — фыркнул Маурелли. — Знал, что ты трус. Как и все такие, как ты, — его тон ясно дал понять — какие "такие", и Фабиан тихо зарычал, машинально запустив когти в Руи; рокуэлец охнул и выпустил подростка.

— Я бы на твоем месте держался от него подальше, Робийяр, с твоей-то смазливой мордашкой, — закончил кефалонец, а его приятели поддержали выспутление одобрительным гоготом.

Это и стало последней каплей. Эрни и Фабиан ринулись к обидчику, едва не столкнулись лбами и одинаково злобно уставились друг на друга, причем Робийяр позабыл даже испугаться. Маурелли расхохотался:

— Смотрите-ка, а Эрбо, кажется, неровно дышит к Робийяру! Впрочем, этот южанин мало чем отличается от девицы...

Эрнани рванулся к Маурелли, но тот небрежно помахал какой-то бумажкой:

— Эй, потише, потише. Это, между прочим, эдикт о запрете дуэлей во время Генеральных Штатов.

Робийяр вырвал из рук Никколо эдикт, разодрал в клочья и швырнул в лицо Маурелли-младшему. Аргассец разом вырос в глазах рокуэльцев.

— На улицу, — сдавленным от бешенства голосом прошипел Робийяр. — Живо! И там проверим, кто из нас девица! — юноша развернулся на каблуках и пулей вылетел наружу. А Фабиан оглянулся на аргассцев и, оскалив клыки в хищной улыбке, тихо преложил:

— Почему бы не выдрать перья из задницы этих кефалонских торгашей?

Аргассцы и рокуэльцы переглянулись. Мысль казалась не лишенной привлекательности...

— Бьяно, погоди, тут что-то неладно! — зашептал Миро, перехватив полукровку по пути к двери. — Сам подумай, зачем кефалонцам нарываться на ссору, размахивая эдиктом о запрете дуэлей? — но Фабиан только отмахнулся. Шевалье уже направились к выходу, и рокуэльцы не могли отказаться от драки без ущерба для своей чести.

Дворяне, к глубокому облегчению трактирщика, покинули зал и свернули на пустынную улицу.

— Робийяр, ты покойник, — нежно прошипел в спину аргассцу Фабиан — Никколо Маурелли было двадцать лет, он был выше и сильнее, а круглое лицо прямо-таки лучилось чувством собственного превосходства.

Всего драться собрались четверо рокуэльцев, шестеро аргассцев и десять кефалонцев, это не считая трех зачинщиков. Поскольку перед боем каждого из противников было принято проверять на предмет магических штучек, а единственным чародеем среди присутствующих был Фабиан, то полукровка направился к Маурелли. Тот отшатнулся с преувеличенно-брезгливой гримасой:

— Не подходи, Эрбо! Не хочу, чтобы ты меня трогал, вдруг это заразно?

Рокуэльцы охнули: Бьяно побледнел, при том, что на скулах вспыхнули два пятна. Глаза мальчишки загорелись, и он очень спокойно ответил:

— Не имею привычки трогать всякое дерьмо. Даже двуногое.

— Не зарывайся, кефалонец, так положено перед каждой дуэлью благородных господ, — процедил один из аргассцев, презрительно подчеркнув слово "благородных". И тут Маурелли безо всяких предупреждений выхватил шпагу и дагу и ринулся на дона Эрбо, а кефалонцы, вслед за вожаком, атаковали южан и северян.

Фабиана спасла полузвериная реакция и вмешательство Робийяра. Когда полукровка отскочил назад и едва устоял на ногах, наткнувшись на Руи, Эрни бросился вперед с негодующим воплем. Никколо скрестил шпагу и дагу, поймал в "крест" клинок аргассца и оттолкнул в сторону; Робийяр чуть не упустил рукоять, пошатнулся, и Маурелли ткнул его шпагой под руку. Острие неглубоко вошло в грудь подростка.

Но Эрнани, которого больше возмутило не подлое нападение, а то, что его едва не лишили возможности отстоять свою честь, рану почти не заметил, ловко высвободил клинок и снова атаковал.

Встретиться с соперником удалось не сразу — во-первых, мешал Эрбо. Во-вторых, кругом творилось черт знает что! Десять пар дерущихся дворян превратили не слишком широкую улицу в подобие штурмуемой крепости — или скотобойни. А до Фабиана только сейчас дошло, что кефалонцев было ровно столько же, сколько аргассцев и рокуэльцев, вместе взятых...

Драка все больше походила на резню, удовольствие от которой получал лишь дель Мора. Руи, с располосованным лицом, уже завалил своего противника и кинулся на помощь к Даниэлю, который безуспешно отбивался от кефалонца. Многие уже были ранены, трое валялись на земле. Маурелли тем временем помахал противникам шпагой: он выбежал в какой-то проулочек, где прочие дуэлянты не путались под ногами, и теперь ждал соперников. Фабиан и Эрнани наперегонки бросились туда.

Робийяр добежал первым. С наскока отбив шпагу Никколо кинжалом, юноша попытался уколоть в горло, но его клинок почему-то прошел над плечом кефалонца. А Маурелли тут же ударил аргассца, Эрни неудачно парировал кинжалом, и клинок противника полоснул его поверх первой раны, наискось от левой ключицы к правому боку, но опять неглубоко.

— Не стой столбом, олух! — крикнул Фабиан, отпихивая Робийяра в сторону: проулок был слишком узок для троих. — И вообще, вали отсюда!

Ловко парировав удар Маурелли на высокой линии, Фабиан заставил кефалонца открыть живот и... Чертов Робийяр сунулся со своей атакой из октавы! Эрни тоже метил в живот Никколо, и опять хороший, точный удар пропал втуне — шпагу аргассца словно увело в сторону. Зато Фабиан понял, в чем дело.

Пинком отогнав изумленного таким результатом Робийяра, Эрбо испробовал любимый фланконад Миро, которым Ибаньес свалил Гарже и которому обучил друга. Маурелли, естественно, и не подумал уклониться, свято веря в защиту амулета. Но Фабиан и не собирался его убивать. Точно рассчитанный выпад рассек камзол и рубашку противника, и на солнце блеснул золотистый кругляш амулета. Осталось лишь избавить кефалонца от милого украшения и... Будь проклят этот Робийяр!