Вселенная Метро 2033: дорога стали и надежды

Кровь у него забирали уже несколько раз. Последний выпал позавчера. Тогда же его, и еще нескольких человек, осматривали эти самые врачи. Кто-то из них, точно.

— Проверить давление. Проверить...

Суетились, бегали, что-то надевали, прилепляли, сжимали, щупали.

— Состояние хорошее, экспресс-анализ подтвердил данные прошлых заборов. Совместимость...

— Наплевать... — висящий зашипел, повернув голову в их сторону. — Не в первый раз, справлюсь. Приступайте быстрее.

Врачи собрались тесной синей кучкой, пошушукались. Один что-то доказывал, остальные тихо шикали. Инга подошла, отрывисто и неразборчиво бросила несколько фраз. Головы в масках и шапочках закивали, соглашаясь. Врачи разошлись, готовясь к чему-то. Один остался у Кирилки, притянул толстыми ремнями руки, ноги, голову, корпус. Кирилл не сопротивлялся, не хотел уйти к своим с болью и кровищей из нескольких лишних дырок в организме.

— Реланиум, внутривенно. Добавьте раствор Красный-пять и реагенты, живее! — Синий отошел. — Наблюдаем за общим состоянием. Готовьте систему...

Звонко лопнула растянутая до предела раскаленная зеркальная паутина, растянувшаяся перед глазами. Мир Кирилки неожиданно вырвался наружу, заполнил собой все вокруг, вобрал в себя и эту странную комнату (операционная, да-да, подсказал внутри чей-то голосок), этих людей, этого странного старика с изъеденной кожей, и золотоволосую Ингу. Вобрал в себя, раздулся бликами боков мыльного пузыря из живой ртути, брызнул во все стороны, лопаясь и разбрасывая его жизнь. Кирилка улыбнулся.

— Реакция стандартная... — голоса доносились издалека, тонкими иглами пробивали густой воздушный туман. — Все системы работают в режиме. Организм объекта полностью готов.

— Приступаем. Готовность ноль-один.

— Вхожу.

— Вхожу.

Кирилл плавал в ласковых волнах солнечного моря, радостно улыбаясь прыгающим по волнам бликующим зайчикам. Что-то коснулось его спины, замерло, чуть провернувшись и пошло дальше, вовнутрь. Кирилке стало интересно... но тут один из зайчиков скакнул прямо ему в руки.

— Все установлено? Как работают аппараты? — Инга брезгливо покосилась на худющего замарашку. Отмыть его не успели, хорошо, что обработали раствором и обычным спиртом. Как его... Кирилл Замятин, один из стада, воняющего хуже свиней, и не подозревающий о своей великой роли. Путь даже и роль свелась к комплекту запасных частей для Мастера, вернее, для необходимых жидкостей, сейчас перекачивающихся в истощенный долголетней борьбой организм.

Сейчас мальчишка, надежно притянутый к плоскости подъемной части медицинской тележки, улыбался и пускал пузыри. Ей даже стало любопытно, это зрелище довелось наблюдать впервые. Раньше Мастер никогда не звал ее на разговор во время регулярной для него процедуры. Юный дикий засранец радостно давил улыбку, совершенно наплевав на потерю жизненно важных составляющих собственного тела. Кровь, плазма, костный мозг. Катетеры, толстые иглы-пробойники, прозрачные трубки, уже начавшие наполняться.

— Да, все работает в штатном режиме, госпожа майор, — старший врач вытянулся. — Никаких непредвиденных осложнений.

— Вышли все вон... — проскрипел Мастер. — Инга, подойди ближе и внимательно слушай меня, девочка.

Кирилка летал на облаках из чего-то пушистого и сладко пахнущего. Вокруг затихало, мелькали пропадающие тени, несколько раз стукнула, закрываясь, дверь операционной. Он улыбнулся, погружаясь в мягкий теплый сон и начал засыпать, совершенно не вслушиваясь в убаюкивающую болтовню, прерываемую ритмичным шипением работающей респираторной маски.

— Инга, моя девочка, слушай внимательно... После окончания этой процедуры ты должна сделать всего одну вещь.

— Да, Мастер?

— Собери свой отряд, возьми лучших людей и технику. Обязательно прихвати с собой Серого Илью и Шатуна. Не прекословь, майор!.. Вот так, да, наклони свою красивую и умную голову, согласись со мной, умирающим никчемным подобием самого себя. Так вот, майор Войновская, слушай мой приказ.

Ты отправишься в сторону гребаного Кинеля, рассадника муравьев, не желающих пока принимать лучшую для себя участь. Там ты найдешь девушку, зовущуюся Дарьей Дармовой, и приведешь ее сюда. Я уже отправил человека, и он предупредит наших агентов в Кинеле. Возможно, задача окажется даже проще, и ты просто привезешь ее сюда. Но...

— Что "но", Мастер?

— Вот только мне совершенно не верится в такой исход.

— Зачем нам эта Дарья?

— Зачем... я умираю, девочка. Сколько еще протянет мое тело, не знаешь? Никогда тебе не рассказывал, считал, что это глупо. Когда-то я был настолько самонадеян и глуп, что... что не выбрался из камеры для опыта. Во время ударов ракетами. Одного единственного импульса, уничтожившего аппаратуру за сотню километров отсюда, хватило для скачка напряжения, уничтожившего энергосистему. Автономные цепи сработали не сразу, кто мог предположить такой-то сбой до настоящего, а не тренировочного, удара? Десять секунд внутри саркофага, облучаемого изотопами, и одновременно попавшего под сильное электромагнитное излучение, и без защиты. Да, моя сила появилась именно в тот момент, и только благодаря этому, появился наш с тобой Орден.

— Вы никогда не рассказывали, верно... — Инга подошла к висящему в своем коконе человеку. Провела рукой по щеке, той ее части, что виднелась между респиратором и металлизированной маской, одеваемой Мастером в последнее время все чаще и чаще. — Столько лет страдать, мучиться от постоянной боли... не слишком ли дорогая цена?

— Нет. Цена даже малая по сравнению с полученным результатом. Чувствовать и читать мысли, узнавать сокровенное, манипулировать и управлять, мечта многих до войны. Жалею о двух вещах, девочка...

Вряд ли увижу возвышение, настоящее возвышение Ордена. И о том, что повстречал тебя уже таким. Но, хотя бы, смог сделать тебя такой, какова ты есть...

Кирилл уже плохо понимал происходящее с ним. Оставались только два голоса, ясно и четко беседующие о чем-то рядом. Тепло и ласковая мягкость пушистых золотых облаков отступала, превращалась в ало-багряные пугающие стенки, сжимавшиеся вокруг.

— Мастер... — Инга отступила. — Спасибо тебе. Что мне надо знать о девчонке?

— Да, действительно. Ей около пятнадцати, как мне кажется, хотя, полагаю, даже чуть больше. Она красива, несмотря ни на что, несмотря на серую жизнь вокруг. Один из агентов, живущих в Кинеле, должен будет встретиться с тобой, передать ее портрет. Либо ее саму. Она сильна, хотя и не подозревает об этом, настолько сильна, что следует взяться за нее сейчас и превратить в наше новое оружие. Я совершил самонадеянную глупость, уже стоящую нам дорого... Нашел ее, залез в голову и наследил.

Инга молчала, прокручивая в голове слова создателя Ордена. Способности Мастера, до войны бывшего всего-навсего перспективным ученым, работающим над геномом человека, всегда поражали ее. Сам он, говоря о себе и подобных, изредка встреченных солдатами Ордена, использовал странноватый и непонятный термин — сканнеры. И улыбался чему-то. Возможности, подаренные ему, поражали.

Мастер умело направлял лучших военных подземной части объекта, ставших первыми командорами Ордена, и подавлял слабоволие рядовых воинов. Читал, нисколько не смущаясь, мысли у тех, кто попадал под его влияние. Инга не была уверена в себе, но считала, что ее воля не дает Мастеру подобной возможности игры с ней самой. Мастер, еще пять лет назад бывший более бодрым и здоровым, постоянно старался тренировать умения. И уж если заговорил о девочке, обладающей схожими качествами... Значит, что она действительно ему нужна. А раз так, то не остается ничего другого, как достать ее хоть из-под земли.

— Она почувствовала меня... — Мастер недовольно дернул головой. — Испугалась, ощутила ауру Ордена, нашу силу, наши методы. Да-да, моя девочка, канал связи, скажем так, двусторонний. И пусть я закрыл его насколько мог своим собственным, так сказать, файерволлом, кое-что до нее дошло.

— Чем это грозит?

— Дарья смогла нащупать еще одного сканнера, вернее, одну. Оказывается, моя милая, все не так уж и плохо в бывшей Башкирии. Во всяком случае, та сучка, что отозвалась, как раз оттуда. И эта шелудивая тварь посоветовала нашему нежному цветку убираться из Кинеля. Что, с одной стороны, нам на руку, а, с другой, только повредит. Нет худа без добра, конечно. Тупая овца, считающая себя кем-то сильным, совершенно не позаботилась прикрыться и выдала девчонке, пусть и не все, нужное мне.

— Мы знаем, когда и куда точно она уйдет?

— Не совсем так... Но кое-что известно. У нас есть небольшой запас времени, и ты используешь его.

— Что тогда не так? — Инга уловила в голосе Мастера... неуверенность?!!

— Девочка связалась с кем-то, смогла найти маячок в голове какого-то отморозка. И я, Я!!! Я не смог проникнуть в его мысли и совершенно не знаю — что тот выкинет.

Облака, в которых Кирилка уже не плавал, тонул, сгустились пурпуром, сдавили его, выжали все возможное. Вспыхнул на краткий момент свет операционной, падающий на самую прекрасную и опасную женщину его короткой жизни. И пришла тьма.

Самарская обл., крепость Кинель (координаты: 53®14?00? с. ш. 50®37?00? в. д.?), 20.. г. от РХ:

Сеня переминался с ноги на ногу, стоя под грибком самого мерзкого входа в крепость. Блокпост, вынесенный далеко за пределы первых укреплений, выходил на ржавую ветку, ведущую в Самару. Ни тебе торговцев с мздой для караула, ни поселенцев из окружающих деревень с тележками жратвы, ни путников, ищущих новое место и наверняка желающих что-то да дать героическим постовым. Никого. И, ясен пень, ничего.

А все почему? А все потому, что нет там, в дохлом городе, людей. Никто не пройдет, никто не проедет. Разве что набежит, порой, какая никакая мерзопакость, мечтающая только б воткнуть клыки, когти, шипы или чего хуже в замерзшего и продрогшего часового дальнего блокпоста Арсения Рыткина. Этого-то удовольствия, вместе с радостью, сколько угодно, прямо-таки, сколько душа попросит. Хотя она-то как раз в таких случаях старалась молчать и не вякать.

Сеня вздохнул, почесав ногу. Свербило немилосердно, а как еще? Да и почесался, куда там... почешись через ОЗК и теплые штаны на вате. А как еще, если льет уже без продыха третий день? Если не четвертый. Вот караульный Рыткин и хлюпал себе по коричневой, чавкающей жиже в чулках защитного комплекта поверх ботинок с опорками. Чертов дождь, сраная и гребаная жизнь, э-э-х...

Автомат, древнее "весло", соскользнул с плеча, Сеня подхватил его, да вот... То ли шагнул неудачно, то ли просто не судьба сегодня и все тут. Жирный шматок повис на предохранителе и затворе, потек вниз.

— Да чтоб тебя... — Арсений матюгнулся, и, для разрядки, еще раз. — Твою ж за ногу...

Через дождь, пусть и не стоявший стеной, пробился звук. Сеня вздрогнул, смахнул грязной перчаткой воду со лба, перепачкав лицо. Стало не до того, звук повторился. За густой паволокой капель проглянулся вдали странный силуэт. Сеня охнул и ударил обрезком трубы по куску рельса, и еще, и еще.

Торопливо опустил предохранитель, дернул затвор, молясь про себя. Лишь бы не встал, лишь бы грязь внутрь не попали, лишь бы... Не попала. Затвор лязгнул, загоняя патрон. Караульный уже присел за наваленные мешки с песком, прицелился, ловя подрагивающую мушку. Сзади, поскальзываясь и хлюпая, уже бежали свои.

-Чей то? Где, Сенька?

— Да вон, тама, зырь!

— Чо за хрень, мужики?!! Не пойму, то ли стоит, то ли нет.

— Ничо, пацаны, ща ближе подойдет и...

— А-а-а-тставить, охуярки! — громыхнуло сзади. — Сдурели что ли, палить по не пойми чему?! Я вас научу, как родину любить и ее патроны не тратить! Обалдуи рукожопные!

Кузьмич возник рядом со своим собственным караулом всей своей невысокой и квадратной фигурой. Первым делом затянул ремень брюк, совершенно наплевав на дождь, и лишь потом поправил плащ и перебросил автомат со спины вперед. Караульные мокли, молчали и даже не думали оправдываться.

— Так... — усы чуть дернулись. — И так, Рыткин, ради чего ты меня сдернул с относительно теплого сортира, а, щегол?

— Это, старшина... я, ну это, вон же, там, а я...

— Я-я, головка... от кумулятивного снаряда, — старшина присмотрелся. — Хм, однако же... действительно, непонятная хрень.

Непонятная хрень стала чуть ближе, а звук стал легко узнаваемым. Шли в четыре ноги, волоча за собой что-то тяжелое. Что-то ритмично стучало по остаткам почти сгнивших шпал.

— Эй, сволота, а ну-ка, стоять! — гаркнул Кузьмич. — Стрелять буду!

Неведомая сволота обращение начкара проигнорировала самым совершеннейшим образом и продолжила тащиться в сторону поста. Старшина крякнул, тихо опустил предохранитель, положил палец на спуск. Остальные замерли, вжались в мокрые, воняющие землей мешки, ловили две явственно шагающие и согнутые фигуры.

— Не то что-то... Серый, Колян, а ну-ка, з-а-а мной!

И зачавкал грязью, по-медвежьи переваливаясь в сторону плетущихся. Новички, Серый и Коля, его обогнали, прижимая приклады, старались не упустить ничего по сторонам. Старшина одобрительно хекнул, харкнул тягучей слюной, уставился на маячивших впереди двоих. За десяток шагов до патрульных те, наконец-то, встали, шлепнулись на колени, не отрывая рук от чего-то за спиной.

— Да что за... — Кузьмич приостановился, выждал, пока ушедшие вперед бойцы поравняются с нежданными гостями. Ничего не происходило. Старшина присмотрелся к сидевшим людям, уже подойдя к ним вплотную.

Один худой, с торчащим подбородком, русский, второй вроде как кавказец, что ли, лица... пусть и в синяках, и нос у одного набок, а знакомые. Да еще как знакомые-то... Одежда хорошая, но рваная, грязная, прямо тряпка половая. Ага, так вот, почему руки назад, надо же. Запястья, кто-то не особо заботливый и сердобольный притянул тонким и прочным шнуром к ручке от большой старой тачки. На ней, ржавой и просевшей на грубых деревянных колесах, темнел большой мешок. И, несмотря на дождь, чем-то очень не нравились старшине потеки по толстому брезенту.

— Да что за ешкин клёш... — Кузьмич увидел, наконец-то, причину, из-за которой эти бедолаги шли и шли. За дождем-то, особенно когда глаза в щелку за набухшими кровью свежими синяками, мало чего разглядишь. А услышать?! В ушах у обоих, темнея запекшейся кровью, торчали деревянные чопики, вбитые чьей-то рукой. — Ну не х...

— Стоять! — дико заорал Серый, направив ствол на неожиданно выросшую на насыпи темную фигуру. — Руки в гору задрал, мать твою!

Кузьмич прищурился, смахнул каплю, попавшую в глаз. Перевел взгляд на странно знакомых страдальцев, и еще раз на нового персонажа. И даже угадал его слова.

— Ты мою маму-то не трогай, ушлепок, а то уган...шу, — плевок. — Здравствуй, Кузьмич.

— Серый, отставить. — Старшина выдохнул. Мандраж, все-таки добравшийся до него, отступил. Хотя тревога до конца так и не испарилась. В присутствии этого тревога у начкара была всегда. Уже целых десять лет, прошедших с момента его первого появления в Кинеле. — И тебе не хворать.