Ива и Яблоня: Новое платье королевы

— Нет, не боюсь. Представления иногда стоит переворачивать.

Он усмехнулся, неожиданно было слышать в этих стенах подобные мысли, высказанные вслух кем-то другим. Он прислушался, выглянул в анфиладу. Так и есть, Ганс идет. Наверняка, с поручением от матушки вернуть его в бальную залу.

— Но только вас никто не должен здесь видеть. Понимаете почему?

Она с серьезным лицом помотала головой.

— Ведь ваш отец разрешил нам. Я думала, он чем-то заведует в замке, и нам теперь позволено бродить, где угодно.

— Позволено-то, позволено... Но может пострадать репутация... отдельных лиц. Так что при первом постороннем звуке — прячемся! — и он толкнул ее за портьеру.

— Ганс, молчите! Никаких обращений! — шикнул он в пространство.

Показавшийся в дальней двери гостиной паренек кивнул и принялся изображать пантомиму, из которой следовало, что королева в недоумении, хотя король что-то и объяснил ей. Смотреть на это без смеха было непросто.

— Я все понял. Передайте ее величеству, что его высочеству нездоровится. А если же ее это объяснение не удовлетворит, что вполне возможно, то скажите ей, что речь идет о деле государственной важности: затронута честь королевского дома. Вас же я попрошу вот о чем, — он подошел к Гансу вплотную и перешел на шепот. — Шёнберг уже, полагаю, принял надлежащие меры, но и вы донесите до управляющего следующее. Никого не должно быть в этом крыле замка. Ни единой души. Ни горничных, ни уборщиков, ни лакеев, никакой целующееся по углам молодежи, никаких заблудших гостей. Если я увижу или услышу кого-нибудь, виновные будут уволены. Если моя мать попросит послать за мной, то идете вы или Шёнберг, и никто другой. Понятно? Можете идти.

Ординарец кивнул и, шутовским жестом отдав честь, направился обратно. В этот момент гостья громко чихнула.

— Будьте здоровы, ваше высочество! — через плечо крикнул он. Ганс было приостановился, но он снова шикнул на него, и тот бросился прочь.

Куда же вести ее, эту сказочную принцессу?... Он шагнул в складки портьеры и поймал на ощупь ее руку в кружевной перчатке. Крошечные пальчики доверительно нырнули в его ладонь. Похоже, куда идти, не так уж и важно... Она выскользнула из ткани и он, изо всех сил стараясь не глядеть на ее платье, повел ее по анфиладе.

* * *

— Откуда у вас эти шрамы на лице?

— А... — он не выдержал и рассмеялся. — Это мы были в Вене.

— Принца сопровождали?

Он немного осекся.

— Ну, можно сказать и так... Нас, обераусцев, вызвали участвовать в мензуре — швейцарцы и лихтенштейнцы. Мензура — это такой поединок между членами разных университетских наций, который длится всего несколько секунд. Противники стоят на строго определенном расстоянии друг от друга, иногда держатся левой рукой за концы ремня или шарфа, но главное, они не должны сходить с места. Действуют они только кистью правой руки и орудуют самым кончиком шпаги — в строго определенной зоне — щеки, нос, уши. Все остальное туловище закрыто своего рода доспехами из простеганной ткани и кожи — иногда с металлическими вставками. Шея также защищена, на глаза надевают специальные очки. Главная задача — не отступить, когда тебе лезвием кромсают лицо.

— Какой ужас! И люди идут на это?

— Да. Нация может выставить от себя любого смелого человека. Естественно, каждый хочет, чтобы это был именно он, но не у всех получается выстоять под ударами. Так студенты выясняют, чей народ отважнее. У нас не было своей нации, мы в основном кутили с австрийцами, но это не спасло нас от насмешек. Все-таки такая маленькая земля и при этом — королевство! К тому же с иноземной династией. Но противники наши оказались все очень достойными людьми. Потом мы стали с ними друзьями. Там, правда, еще все смеялись, что наследнику престола негоже портить нос, потому что его профиль потом будут чеканить на монетах, — весело сообщил он, захваченный воспоминаниями.

— Так вы за принца дрались?

— Ну, я бы так не сказал....

— Какой ужасный человек! Он вас заставил защищать честь Оберау, а сам стоял в сторонке, и смотрел, как вам полосуют лицо...

— Нет-нет, что вы! Я сам вызвался, — и чтобы загладить неловкость он поскорее увел ее в следующее помещение.

В картинной галерее тоже вышел в некотором роде конфуз. Повинуясь скрытым движениям сердца, он остановил свой выбор на живописных полотнах с эротическими сюжетами и принялся пересказывать их подоплеку, добавляя от себя разного рода детали, чтобы максимально приблизить легенду к изображенному на холсте. Она выслушала его версию похищения сабинянок, суда Париса и историю Сусанны. От картины к картине ее иронический настрой становился все более и более очевидным. Наконец, она не выдержала:

— Вот интересно, когда мама читала мне в детстве изложение греческих мифов и сокращенную римскую историю, я уж не говорю про библию, все это казалось скорее трагичным, нежели чувственным. И вообще, с чего вы взяли, что именно эти художники изложили все в точности так, как оно и было? Сколько рассказчиков, столько и версий. Куда интереснее, кого именно они хотели изобразить под видом героинь древности — жен, любовниц или просто натурщиц, до которых им не было никакого дела.

Тут ему к своему стыду пришлось признать свою полную неосведомленность. Зато он, наконец, решился отвести загадочную гостью в библиотеку.

Увидев высокое круглое помещение, где все стены от пола до потолка были заполнены книгами, так что стрельчатые окна казались прорубленными в стеллажах, она пришла в неописуемый восторг.

— Нет, ну это же надо! Столько книг! Это же за всю человеческую жизнь не прочитать! А что здесь есть? — и она начала водить пальчиком в вышедшей из моды кружевной перчатке по корешкам. — Латинские поэты, греческие поэты, немецкие поэты, французские... Справочники! По географии, по фортификации, по философии, по зоологии, по... это, наверное, по экономике? Ах да тут же весь "Лексикон" Мейера!

— И последнее четырнадцатое издание Брокгауза, — вставил он.

— Вот это да! А это что такое? — она указала пальцем на чугунную витую лесенку. — Она может перемещаться по кругу вдоль полок? Правильно я поняла? Вот по этим рельсам — здесь в полу и там, на верхней полке?

— Домашняя железная дорога в страну знаний... — он подхватил ее за талию, водрузил на вторую ступеньку и изо всей силы толкнул лестницу за перила. Словно снежная метель поднялась в комнате, аромат цветущей яблони наполнил библиотеку. И опять волна головокружения накрыла его...

Будто сквозь ватное одеяло донесся до него смех девушки. Кто бы сказал ему вчера, что он приведет в этот храм учености лицо противоположного пола и устроит из этого посещения аттракцион? То, что сегодня он выберет себе невесту, и то, казалось, было проще представить... Руки все еще немного дрожали, храня воспоминание о прикосновении к девичьему стану. А под пальцами, и он это совершенно точно запомнил, он ощутил в то мгновение шелковую ткань.

— Вот уж не думала, что в библиотеке можно кататься на карусели!

— Сам до сегодняшнего дня об этом не знал, — признался он. — А сами вы что любите читать?

— Как всякая девушка, — начала она, заговорщицки приподняв бровь, — я предпочитаю романы. Такие, чтоб с чувствами, с препятствиями для героев, и непременно, чтоб с хорошим концом. От моей мамы осталось несколько книг, которые не успела продать мачеха, так я их все прочитала по нескольку раз. Иногда после трудного дня так хочется хотя бы на несколько минут забыться.

— А у любви или у жизни разве бывает хороший конец?

— В романах — да! Там хороший конец — это когда все любящие друг друга, наконец, поженятся. Но в жизни, конечно, нет. В жизни женитьба — это только начало, и еще не известно насколько счастливого пути. Поэтому я и люблю читать романы, потому что всегда остается возможность поиронизировать над наивностью героев.

— Хорошо, я подберу вам что-нибудь в этом духе.

— Правда? Вы можете мне дать почитать книгу из королевской библиотеки?

— Разумеется...

— О, похоже, я впервые в жизни приобрела полезное знакомство! — с этими словами она спрыгнула на пол, и снова подняла снежную метель среди книжных полок. И опять, как в тот раз, помещение поплыло у него перед глазами...

— Знаете, пойдемте все же выйдем немного на воздух, — предложил он, когда снова ощутил под ногами пол.

* * *

Он провел ее обратным путем по анфиладе — к тому полуразвалившемуся крыльцу, у которого впервые сегодня увидел ее с отцом. Они вышли в заброшенный парк, освещенный заходящим солнцем.

— Осторожно, не наступите на путешественника, — он подхватил ее под локоть и увлек в сторону.

— Ах, так там улиточка!

Она сняла кружевную перчатку, наклонилась, подхватила улитку за раковину и бросила в траву. Он успел рассмотреть ее тонкие пальцы, голубое разветвление вен на тыльной стороне кисти и еще заметил вышитый край шелковой рубашки на ее груди.

— По-моему, он направлялся в противоположную сторону.

Она наклонилась над нескошенным газоном.

— Нет, похоже, он уже благоразумно скрылся. Я тоже всегда стараюсь щадить улиток и червяков. Хотя я слежу за садом, а их все считают вредителями. Очень жалко бывает, когда копаешь грядку, скинешь с лопаты ком земли, а там червяк перерубленный. Они же умные очень, и такие хозяйственные! Например вот, они затыкают вход в свои норы листьями от дождя. Видели такие кулечки из листьев, из земли иногда торчат?

Он рассеянно кивнул, дав себе зарок изучить этот вопрос более обстоятельно.

— А ведь, подумать только, у них нет ни рук, ни ног!

— Иногда и людям рта бывает достаточно, — задумчиво произнес он, следя взглядом за изменчивой линией ее губ, но тут же спохватился:

— А вы, значит, сами грядки копаете? — спросил он

— Да, у меня и огород, и полисадник перед окнами, и несколько клумб, и парник для теплолюбивых цветов. У меня очень хорошо получается с растениями договариваться. Им же тоже приятно, когда к ним с уважением относятся.

— Чтобы понять, насколько они к вам благоволят, достаточно просто взглянуть на ваше платье... — заметил он с поклоном.

Она совершенно не уловила иронии, продолжая ту же беспечную болтовню.

— Да, с платьем на редкость удачно получилось. А то я уж расстроилась было. Сестрам и матушке успела наряды приготовить. А о себе же всегда ведь вспоминаешь в последнюю очередь! Вот и осталась без платья.

Так вот оно что! Вот оказывается, что за настоящий французский портной у этих лесных красавиц! Разрозненные кусочки начали, наконец, складываться в цельную картину. И кроме того теперь он знает, где ее искать!

— Кстати, я вас несколько раз раньше видел, — заметил он, когда они подошли к той части парка, куда выходили окна аванц-залы. — Кажется, это было ваше любимое дерево, — и он подошел к узловатой раскидистой липе. — Или нет, должно быть, вот это.

— Да нет же! Вот это! Как раз напротив окна. Но я не была здесь... — и она принялась загибать пальцы. — Почти десять лет!

Он с улыбкой кивнул.

— Мое дерево было вон там.

— Постойте! Так я же вас помню! Мы виделись с вами как-то в лесу — вон с той стороны под замковой горой. Вы еще швырнули в меня желудем.

Счастью его не было предела. Она узнала его!

— Мама тогда уже серьезно болела, и я ходила за лекарством для нее к придворному лекарю. И знаете, я ей рассказала тогда про вас. А она еще тогда улыбнулась и сказала, что догадывается, кто бы это мог быть. Но ничего не сказала. Она же бывала при дворе в молодости. Не зря ваш отец ее вспомнил. Наверно, она тоже хорошо знала ваших родителей.

Он кивнул. Оказывается, отец был в здравом уме, когда говорил с нею. А если еще принять во внимание слова, брошенные матерью в связи с приглашениями...

— А потом, когда мама умерла, а отец еще не женился, я приходила сюда, иногда даже по ночам, чтобы посмотреть на бал. Мама мне рассказывала, как это красиво. И мне все казалось, что вот я однажды загляну в окно, а там мама танцует. Веселая и здоровая... Но понятно, что в такие сказки можно верить только в детстве, — сказала она со вздохом. — Причем только в том случае, если у тебя счастливое детство, как было у меня. Когда не надо с утра до ночи работать, когда никто на тебя не кричит, и когда ты большую часть времени предоставлен сам себе... Наверное, тогда вы меня и видели здесь?

Он кивнул. Впервые в жизни осознав, что его собственное детство тоже, оказывается, было счастливым. Хотя таковым он себя в этом раннем возрасте практически не помнил.

— А вы тоже смотрели на танцы в зале?

Он не решился сказать ей, что смотрел только на нее. Замялся с ответом, но она поняла его смущение иначе.

— Вы только подумайте, мы с вами знакомы чуть больше часа, а у нас, оказывается, столько общего! И вы, и я в одно и то же время приходили сюда, чтобы увидеть сказку! Это так замечательно!

И она закрутилась в каком-то подобии вальса по дорожке. И опять лепестки взметнулись вокруг ее фигуры бело-розовым вихрем, словно она вдруг оказалась в центре снежной бури.

— Послушайте, а может, мы все-таки зайдем туда, в эту залу? Или вам там нельзя появляться?

Он даже встряхнул головой, чтобы избавиться от повторного головокружения, которое вызвала у него в воображении эта картина.

— Но там так много народу. Может быть, если мы зайдем ненадолго и просто постоим у дверей, на нас никто не обратит внимания?

— Нет-нет, лучше в следующий раз. Там сейчас не очень приятная обстановка. Все взвинчены. Еще немного и разразится настоящий скандал.

— Скандал?

— Ну да, вы же знаете, ради чего на самом деле все собрались?

— Из-за принца.

— Вот, именно, из-за принца, — вздохнул он.

— А что такое?

— Просто он исчез посреди бала, и его уже больше часа никто не видел. А так больше ничего особенного не произошло.

— Что же с ним случилось?

— Официальная версия состоит в том, что ему нездоровится, — сказал он с неловким смехом.

Она широко улыбнулась.

— Ну, раз вы смеетесь, то, значит, знаете, что произошло на самом деле?

Он нервно рассмеялся.

— О! Уж я-то точно знаю!

— Он сбежал?

Он закивал головой, прикусив губу, чтобы еще раз не рассмеяться

— И не один? С кем-то еще? Это девушка?

Она задумалась.

— А, поняла! Это не дочь бургомистра и не племянница графа Тильзена. И вообще ни одна из возможных претенденток.

Он закивал еще более энергично, но уже без веселости.

— Так он влюбился? И поэтому официальная версия — что он болен?

Этого вопроса он не ожидал. Даже немного опешил, замер на несколько секунд, глядя в сторону:

— Не знаю. Наверно. Наверно, да.

Потом он перевел взгляд на нее, и быстро ответил:

— Да. Так и есть. Вы угадали.

Но она, как будто не заметила этого его замешательства.

— Да, действительно нехорошо. Представляю, как все будут рассержены, когда это вскроется. И девушку жалко. Возомнила о себе, небось, невесть что, да и доверилась зачем-то этому негодяю.

Он вздохнул. И только, чтобы не думать о ее правоте, предложил первое, что пришло ему в голову.