Война закончилась вчера

Спустя мгновение до Аллена дошло: то, что он принял за дикого зверя, — и есть Канда, который преспокойно спит на коленях у Книжника, укрытый собственным плащом, а "шерсть" диковинного зверя — распущенные волосы экзорциста. Уокер мгновенно сообразил: когда Канда проснется, кому-то не поздоровится! Он помнил, в каком состоянии находился старший экзорцист вчера, значит, улегся так не сам, разве только пребывал во временном помрачении рассудка. Так или иначе, но сильнее всего достанется тому, кто его разбудит, и быть этим кем-то Аллен не желал, а потому решил терпеть до последнего, прикинувшись той самой ветошью, на которой лежал...

Канда же просыпается, как ни странно, раньше всех. Обычно он просыпается рывком, мгновенно переходя от сна к реальности, но в этот раз, должно быть, сказалась сильная усталость. Сперва он осознает, что лежит на чем-то жестком. Не настолько жестком, как доски пола, но тем не менее... И вдобавок это что-то — теплое. Приоткрыв глаза, он упирается взглядом в нечто серебристое, почти сразу опознает нагрудный знак Черного ордена и напрягается. Любопытно, кто из этих двоих позволил себе такую вольность?.. Выясняется это почти сразу: Канда видит краешек оранжевого шарфа. Ну хоть на том спасибо... Лави. Явно не спит, по дыханию слышно. Но и признаков жизни не подает — трусит, надо думать.

За спиной раздается шорох, но тут же стихает. Там спит Уокер, Канда это помнит. Наверно, собрался выйти, увидел... хм... диспозицию и передумал. Канде становится смешно. Он пытается приподнять голову, но обнаруживает, что волосы за что-то зацепились. Да и вставать, если честно, не хочется...

...Аллен снова начинает возиться, видимо, стало невтерпеж. Скрипят доски пола, открывается и закрывается дверь. Канда не шевелится. Лави облегченно переводит дыхание.

-Ногу опусти... — хриплым спросонок голосом произносит Канда, и Лави вздрагивает.

-А?..

-Ногу опусти, левую. Неудобно. И отпусти волосы, что ты в них вцепился? — Канда переворачивается на спину — его затылок удобно ложится прямо в ладонь Лави. Черные глаза — сонные, но никак не злые. В них даже веселые искорки проскакивают, чего Книжник никак не ожидает.

-Вставать надо... — с трудом выдавливает Лави.

-Надо, — соглашается Канда. — Но не хочется.

-Не хочется. Да я и не смогу, наверно, — не может удержаться от смешка Лави. — Ноги отсидел...

Канда только глаза прикрывает, мол, кто же тебя заставлял!

-Аллена что-то долго нет, — помолчав, произносит Лави. По нему, так пусть бы Уокер померз еще немного, не хочется разрушать странное очарование этих минут, но...

-Трусит, — презрительно бросает Канда. — Прокрался на выход, как невмоготу стало, теперь войти боится.

-Так ты что... не спал, что ли?!

-Ну уж пораньше тебя проснулся, — фыркает Канда. — Один лежит, трясется, второй сидит, дышать боится... Спектакль.

-Юу, ты!.. — начинает Лави, но представляет, видимо, со стороны эту картину, и смеется. Потом вновь становится серьезным: — Ты... как себя чувствуешь? После вчерашнего?

-Прекрасно. Ты же знаешь... — Канда щурится, и Книжник не задает больше вопросов. — Ладно. В самом деле пора.

Он рывком поднимается, приглаживает волосы, косится на Лави — наверняка ведь помнит, что отключился, так и не приведя их в порядок, — но ничего не говорит. Книжник со стоном вытягивает ноги, тянется до хруста в суставах.

-Ну и ночка!..

В дверь, заслышав вполне мирный разговор, просовывается Аллен. Криво улыбается, сделал вид, будто ничего не видел, и ненатурально бодрым голосом желает всем доброго утра.

-Такое утро добрым быть не может, — заявляет Лави, разминая окостеневшую шею. — Что там на улице?

-Мерзость, — кратко характеризует погоду Канда, застегивая плащ...

Наши дни

-Мерзость какая, — произносит Канда над его головой.

-А?.. — Лави, проморгавшись, садится, трясет головой, прогоняя остатки сна.

Уже вечереет, погода заметно испортилась: с неба сыплет мелкий занудный дождь, дорогу уже развезло. Здесь, под деревьями, еще сравнительно сухо, но выходить на открытое пространство не тянет совершенно.

-Пошли, — Канда легко поднимается на ноги, подбирает свой сверток с инструментами. — Если не тормозить, к утру будем на месте.

-Если в грязи не увязнем, — Лави душераздирающе зевает. В кои-то веки поспать пару часов на свежем воздухе, да без кошмаров — знал бы он несколько лет назад, что это и есть счастье!

-Не увязнем. Пойдем вдоль дороги, лесом, — решает Канда.

И они в самом деле к утру добираются до Фременвиля, Канда уходит на встречу один, и Лави ждет его на задворках местной церквушки, совсем не пострадавшей от акума, ждет с замиранием сердца, потому что...

Канда возвращается очень быстро, кивает — идем, мол, — и они отправляются в обратный путь. До места удается добраться без приключений (хоть и приходится несколько раз прятаться от акума, просто на всякий случай, за серьезные неприятности это не считается). Директор, выслушав доклад Канды, кажется довольным.

Лави вызывает его на разговор некоторое время спустя. Все его выводы подтверждаются: Комуи в самом деле пытается вычислить вероятного предателя среди своих агентов. Очень может статься, что его план сработает...

Лави пытается вспомнить, поступал ли так Комуи раньше. Выходит — поступал, только прежде он старался как-то замаскировать свои действия, чтобы не показаться диктатором, наверно. Его любили — веселого, немного рассеянного, изобретательного директора Черного ордена. И мало кто догадывался, кто именно скрывается под этой обаятельной маской... Комуи Ли избавился от нее раз и навсегда: тогда, при отступлении из разрушенного сильнейшими акума Управления. Тогда, почти три года назад, когда он потерял все, что создавал много лет. И самое главное — сестру...

Книжник знает, что многие осуждали директора за то, как он поступил. Эти многие желали бы выложиться до предела в последнем и решительном бою, погибнуть с честью, а не прозябать в подземелье, в бесконечном темном лабиринте, без надежды на помощь, без надежды на будущее... Комуи запретил экзорцистам подниматься на поверхность без его разрешения. Кое-кто ослушался — и не вернулся обратно. Что с ними сталось, не знал никто.

А все они — словно зависли во вневременье, в неизвестности. Они знают только о том, что творится в близлежащих поселениях, из прочих краев доходят только слухи. Уже отряжали людей в другие крупные города, в соседние страны... Не вернулся ни один. Сперва они тешили себя мыслями о том, что прошло слишком мало времени, железные дороги не работают, паромы тоже, добираться тяжело, дорога длинна и опасна... Но года, наверно, все-таки достаточно, чтобы пересечь Францию из конца в конец?

Вестей нет. Никто из региональных управлений не объявляется. Агенты доносят, конечно, что собирается вытворить в ближайшее время Граф и семья Ноя, но толку-то? Они все равно ничего не могут сделать... Возможно, помогли бы сильные экзорцисты, но где они? Аллен Уокер сгинул вместе с Ковчегом. Где большинство маршалов и живы ли они — одному Богу известно.

Лави знает: Комуи очень хочет надеяться на то, что жив маршал Кросс, но... Тогда, при эвакуации, когда Аллен уже был при последнем издыхании, маршал вступил в бой. Лави этого не видел, ему рассказывали: Кросс, обозленный, как водится, не столько нападением на его ученика и тем более на Черный орден, сколько тем, что ему не дали допить бутылку отличного вина, сцепился с Тики Микком. Собственно, именно тогда Управление и превратилось в руины окончательно... Неизвестно, что задействовал маршал, — уж точно не свою Чистую силу! — но Ной внезапно потерял знаменитую свою способность проходить сквозь любое препятствие, растерялся на мгновение, за что и поплатился. По крайней мере, от одного из этой проклятой семейки они избавились... Правда, и Кросс после этого пропал бесследно. Убитым его не видели, скорее всего, — во всяком случае, в это хотелось верить! — маршал, по своему обыкновению, предпочел исчезнуть. Может быть, он еще объявится, хотя надежды на это уже не осталось...

Время идет. Директор кажется озабоченным — его план не сработал. Да, он подкинул одному из агентов — тому, которого считал шпионом Ноев либо человеком, связанным с таковыми, — ложную информацию о грядущих действиях сопротивления, но желаемой отдачи не получил. Не случилось ни зачисток в указанных им поселениях, не были усилены патрули акума... Ничего. То ли Комуи просчитался, что казалось невероятным, то ли информация не дошла по назначению, но никаких видимых изменений не происходило.

Директор с каждым днем становится все мрачнее — должно быть, ищет изъяны в своем плане и, возможно, находит. А может, дело и не в этом: Комуи ни с кем не делится информацией, по-прежнему тащит управление остатками Черного ордена на себе... Одно только настораживает: за последний месяц никого не отправляли на задания. Даже тайно, даже ненадолго. Усилена охрана. Подземелья словно бы перешли на осадное положение, и это странно. "Что такого знает Комуи, чего не знаем мы? — который раз спрашивает себя Лави. Спрашивает он и Канду, но тот то ли не знает, то ли получил приказ молчать... — Во что это может вылиться?" Ответ ему неизвестен.

-Опять ты об этом? — морщится в ответ на очередной его вопрос Канда. Лави научился угадывать мимику по его тону.

Они сидят в комнатушке Канды — тот отвоевал себе не просто угол, отгороженный занавеской, а нормальное помещение с запирающейся дверью. Маленькое, вроде кладовки (тут раньше размещались какие-то приборы), но — отдельное.

Лави проводит здесь все больше времени, последнее время ночует почти постоянно. Просто потому, что одному оставаться нет сил. Там, в своем закутке, кое-как отделенном от коридора, там, где слышны сонные вздохи, стоны и приглушенные разговоры окружающих. Там, где вокруг множество людей, но одиночество ощущается особенно остро...

Канда, как ни странно, не возражает против такого "постояльца", хотя прежде покушений на свое личное пространство он не терпел вовсе. Поговорить с ним, правда, все равно не получается — не приспособлен он для задушевных разговоров. Но даже молчать, зная, что рядом, в этой кромешной тьме, есть человек, который тебя понимает, зная, что ты не один, — это уже спасение. Кажется, уже не так давят стены и потолок, и легче дышится в спертом воздухе подземелья...

-О чем же еще? — Лави вздыхает, вытягивает ноги. — Ох, извини...

В комнатушке тесно, нельзя повернуться, не задев другого коленом или локтем.

-Ничего. — Канда вдруг чиркает огнивом, зажигает свечу. Лави поспешно жмурится.

-Ты что?

-Тихо!..

Лави прислушивается: кажется, доносится отдаленный гул, но откуда он идет, разобрать невозможно.

-Лави! — Канда вскакивает на ноги, хватает меч. — Я — к Комуи! Поднимай всех по тревоге, пусть запустят генератор, в темноте нам конец!

-Это...

-Измена!

Директор в самом деле просчитался, — понимает Лави, мечась по едва освещенным коридорам (хорошо, генератор еще работает!) и пытаясь организовать испуганных людей. Он искал предателя среди людей, завербованных "наверху", а оказалось, что сдал их свой. Кто-то свой, из Черного ордена. Неизвестно, экзорцист, искатель, кто-то из научного подразделения или вовсе повар, но — свой. И от этого особенно гадко на душе...

Так или иначе, но этот кто-то показал проход в подземелья, и теперь... Теперь в самом деле не остается ничего, кроме последнего и решающего боя. Нет. Просто последнего, потому что уже все решено за них. Шансов нет. Ни единого. Несколько экзорцистов — против акума третьего уровня, а то и выше. Ни единого шанса...

В узких коридорах с Молотом не развернуться, теряется преимущество, акума куда маневреннее. Да и опасно слишком уж усердствовать: не ровен час, самого же и завалит! Ладно, самого, но остальных...

Сколько времени это продолжается, Лави не знает. Вряд ли долго: долго они просто бы не продержались. Акума идут сплошным потоком, вычищая все уголки и закоулки, и то, что кое-где их еще умудряются сдерживать, ничего уже не решает...

...Лави не чувствует боли, просто вдруг становится горячо в груди, а ноги слабеют. Он падает на колени, успевает еще увидеть, как здоровенный акума ломает Молот, как игрушечный, как его обломки и искра Чистой силы падают в темный провал — надо же, как далеко они забрались, тут как раз дыра в перекрытии, как раз до следующего яруса... Акума довольно скалится. Пинок — Лави отправляется вслед за своим оружием...

...Знакомый росчерк стали, хрип поверженной твари, а Лави все падает, падает, падает... Сильная рука обхватывает его за пояс, тащит вверх, и он снова чувствует под ногами каменный пол. Его волокут дальше, куда-то в сторону.

-Оставь... — выговаривает он плохо слушающимися губами. — Все равно... не вытащишь...

-Заткнись! — лица Лави не различает, но интонации говорят сами за себя. — Один раз вытащил, и второй...

Канда осекается на полуслове, но Лави понимает. Он до сих пор не знал, кто же все-таки выволок его, полуживого, из-под развалин Управления и дотащил до спасительного Ковчега. Не спрашивал — к слову не приходилось. А оказалось — Канда. Наверняка ругался, на чем свет стоит, но тащил...

"Ну почему же ты раньше не сказал?! Почему никто не сказал?.."

-Перебирай ногами!

-Не могу... — Лави правда не может идти, колени подгибаются, дышать все тяжелее, перед глазами мелькают разноцветные мушки. — Бесполезно, Юу... прости...

Его усаживают у стены, чужие руки распахивают на нем одежду, бесцеремонно обшаривают тело, замирают, попав, должно быть, в липкое, теплое... Лави не желает знать, как выглядит его рана. Хорошо, что в этом переходе так темно...

-Ничего не говори, — предостерегает он, хотя говорить ему больно. — Я знаю — безнадежно...

Ответом ему служит злобное шипение из темноты. Треск материи — Канда явно рвет что-то. К груди прижимается клок материи, сразу набрякающий кровью.

Гул вдалеке — там еще сражаются. Может, еще получится кого-то спасти... Кого-то, не настолько серьезно раненого.

Но смысл? Акума повсюду, предатель сделал свое дело, все тайные переходы, все выходы наверняка засвечены...

-Я должен идти. — Канда словно читает мысли Лави. — Там еще не все кончено. Сиди, не двигайся. Я скоро...

-Юу... — На то, чтобы поднять руку и поймать Канду за рукав, сил уходит неимоверно много, и шепот получается почти неразличимым. — Еще... немного подожди. Не хочу... умирать один...

Тишина. На мгновение. Едва уловимое в темноте движение.

Жесткие ладони сжимают его лицо, Канда — он так близко, что Лави чувствует его дыхание, — твердо произносит:

-Ты не умрешь! — Еще мгновение тишины, и горячие губы встречаются с губами Лави. Поцелуй получается неумелый, торопливый, жадный... Помедлив, Канда расцепляет руки Лави — откуда у того силы взялись! — у себя на шее. Добавляет шепотом, почти касаясь его лица: — И ты не один...

И — исчезает. Как не было.