Бабочка под стеклом

— Бабушка кормит нас пшённой кашей.

Марина через силу, но улыбнулась.

— И зачем ты мне это говоришь?

— Я не говорю, я жалуюсь. Мам, можно мы домой?

— Нет. Не обижай бабушку.

— Да кто её обижает? Они с Санычем и на пару эту кашу съедят. А Элька ноет, мам.

— Скажи ей, что завтра сырники сделаю вечером.

Сын шумно вздохнул в трубку, когда понял, что ничего от матери не добьётся, пшённой кашей не разжалобит, и ночевать у бабушки всё-таки придётся.

— Ладно, — проворчал он вполне по-взрослому. — Останусь. Хотя, здесь жутко скучно. Интернета нет.

— Ужасно, как мы можем так над тобой издеваться!

— Не смейся, мам!

— Да я не смеюсь.

— А папка дома?

Марина до боли сжала в руке телефонную трубку. Очень осторожно сглотнула, потом кашлянула в сторону, и, стараясь не сорваться и говорить ровным тоном, ответила:

— Да, только что пришёл. Он в душе, Антош.

— А-а... — И всё-таки добавил: — Везёт вам, вы дома.

Марина трубку положила, несколько минут сидела, тупо уставившись на телефонный аппарат, не думала и, кажется, не чувствовала ничего, просто переживала ту маленькую ложь, которую сыну сказала, а потом в который раз за этот день набрала номер мужа. Его номер снова отозвался механическим женским голосом, и Марина зло нажала кнопку отбоя. Очень захотелось окно нараспашку открыть и крикнуть с шестого этажа что есть силы: что мне делать?! Кажется, она впервые в жизни чувствовала себя настолько беспомощной и слабой. На самом деле не знала, как поступить.

Игорь вернулся на следующее утро. Точнее, в семь утра. Это даже смешно было в какой-то степени. Марина не стала вскакивать с постели, услышав, как в замке поворачивается ключ и открывается входная дверь, не бросилась ему навстречу, она уже ничего не ждала от его прихода. А ещё боялась встретиться с ним взглядом и окончательно понять, что всё. Всё, всё... Конец их семейной жизни. Он больше не её муж, разве что формально, он ей больше не принадлежит, но самое главное — не любит. Её Игорь её больше не любит, у него другая любовь. Господи, а ведь когда Дашке было лет семнадцать, а Игорь только устроился к Белякову, он об этой девушке отзывался с неизменным смешком, а при встрече шутливо интересовался, не завела ли она жениха. Вот теперь завела, а Марину трясти начинало, когда она пыталась представить их вместе. Целующимися, обнимающимися, занимающимися любовью... Это уже смахивает на самоистязание, честное слово. Не нужно больше об этом думать.

Когда муж в комнату вошёл, Марина с постели уже встала, и теперь подушки поправляла, укладывала их одну на другую, как всегда делала, перед тем, как постель заправить, красивым покрывалом её накрыть, которое им на прошлую годовщину свадьбы свекровь подарила. Он вошёл, а Марина даже головы не повернула, словно в том, что он утром возвращается неизвестно откуда, ничего необычного не было. Только пальцы в плотную простёганную ткань вцепились, но Игорь этого видеть не мог.

— Где дети?

Она выпрямилась, пояс халата потуже затянула, потом волосы с лица смахнула. Все движения спокойные, никакого порыва, но к мужу по-прежнему не поворачивалась.

— А ты где ночевал?

Игорь молчал, видимо, прикидывал, какой ответ в данный момент прозвучит более выигрышно. Но Марина его опередила.

— Не вздумай сказать, что у матери. Попадёшь в глупое положение.

Он шаг сделал и на подлокотник кресла присел, тот под его весом жалобно скрипнул.

— Ты зачем в сервис приходила?

— Тебя искала.

— Я тебя просил уже не раз, не ходи без дела ко мне на работу!

— А кто тебе сказал, что я ходила без дела?

— Да, ты ходила по делу! — первым не сдержался он. — Ты ходила Олегу вопросы задавать! Только ему или ещё кого поспрашивала?

— А что, все в курсе, да? Все в курсе, что ты с сестрой начальника спишь? Беляков тоже в курсе?

Она повернулась и посмотрела зло и отчаянно. Так хотелось, чтобы Игорь сейчас раскричался на неё, поразился бы её богатой фантазии, начал бы уверять, что всё это неправда, да и правдой быть не может — он ведь её муж! Но Игорь только взглядом в неё упёрся, и губы некрасиво поджал, они превратились в тонкую линию и побелели.

— Не кричи, — проговорил он через полминуты металлическим голосом. — Соседи спят, выходной.

— Надеюсь, ты подъездной дверью не слишком хлопнул, по привычке, а то точно разбудил!

— Марина, ты ведёшь себя, как...

— Как кто? — Обидно стало до слёз, и она на самом деле заплакала и всю свою решимость тут же растеряла. На Игоря посмотрела, потом ладонью утёрлась. — Игорь, ну что ты делаешь? Ты понимаешь?

— Я понимаю, Марин.

— Да ничего ты не понимаешь! У нас же семья, мы так хотели, мы так старались... Ты сам вспомни!

— Да когда это было?

— Что? — Марина часто заморгала, смахивая слёзы.

Он буйную головушку опустил и потряс ею, кажется, даже усмехнулся.

— Мы столько лет вместе, Марин. Ну, не бывает навсегда! Всё когда-то кончается.

— Правда? — переспросила она тихо. — Тогда зачем тебе она? Всё равно ведь всё кончится.

Игорь глаза на неё поднял, и Марина поняла, что её слова его разозлили.

— Ты сама виновата. Зачем ты пошла к Олегу? Теперь все об этом говорят. Теперь уже ничего не скроешь.

— То есть, тебя всё это устраивало? Ты бы и дальше приходил за полночь, врал, что работаешь. Так? А я, по-твоему, должна была терпеть? Сколько, Игорь? Сколько терпеть? Пока ты не решишь окончательно, с кем тебе лучше? С нами или с ней?

— Не делай из меня негодяя! Я очень старался... Чтобы ты и дети жили спокойно. Разве нет? Но ты не утерпела, ты пошла выяснять!..

— Да потому что я не могу больше так жить! Я не могу больше терпеть, когда ты как чужой. Тебе ведь ничего не надо! Ты домой придёшь, поешь, поспишь и опять уходишь. Ты как квартирант в собственном доме! Ты не с нами! А мне ничего не говоришь, не объясняешь! Я не могу терпеть это!

— Не можешь?! Ну, и отлично! Ты как хотела, чтобы я пришёл и в глаза тебе сказал? Хорошо, скажу: влюбился!

Марина громко всхлипнула и сразу лицо руками закрыла. Головой затрясла, не желая это слышать. Вот только поздно, всё уже сказано и ничего не изменишь. Игорь влюбился.

— Вот только не плачь, пожалуйста. Такое бывает, не мы первые. — Он сбавил тон. — Но я на самом деле влюбился. Я ничего не могу изменить. Думал, что смогу...

— Старался, да?

Он хмуро глянул в её сторону.

— Не издевайся.

Марина из комнаты выбежала, сама не знала зачем, просто продолжать стоять на месте уже не могла. До кухни добежала и обратно направилась. Игорь с кресла встал и теперь стоял перед открытым шкафом.

— Не издевайся, не плачь, не ходи. Что ещё мне не делать? Не доставать тебя? Нужно просто сидеть молча дома, обеды готовить, стирать, за детьми следить и тебя ждать! И вопросов тебе не задавать, никаких! Так тебя устроит?

— Я тебе сказал, не ори! Ты ведёшь себя, как склочная баба!

— А ты себя как ведёшь?!

— Я ухожу. — Игорь что-то из своих вещей с полки шкафа достал и Марине продемонстрировал. — Вот. Ухожу.

Слёзы потекли из глаз, но она нашла в себе силы руками всплеснуть и довольно едко поинтересоваться:

— Это вместо "спасибо" за тринадцать лет брака? Ухожу?

Он одежду на кровать бросил, и руки в бока упёр. Уставился на полированную поверхность шкафа.

— Ты думаешь, я вины не чувствую? Чувствую. Но есть ли смысл дальше врать? Мы не можем больше жить вместе, это невыносимо!

Марина замерла, глядя на него во все глаза.

— Что?

— Что? Невыносимо, Марин. У нас уже давно ничего не меняется. Дети, школы, детские сады! Копим на холодильник, на путёвку на море! Когда будем клеить обои! Когда починишь кран! Деньги в конвертике пересчитываем, а потом снова его за книги прячем!.. — У него дыхание сбилось и пришлось сделать паузу. А продолжил уже тише: — Ты подумай, что с нами будет через десять лет? Ведь ничего не изменится. Мне тридцать три года, а у меня такое чувство, что я только жить начинаю. Я только вздохнул.

— С ней?

Они встретились взглядами. И Игорь кивнул.

— Да. С ней. Она нужна мне, понимаешь? Если я останусь, я... задохнусь, наверное.

Он говорил: "задохнусь", а задыхалась она. На самом деле задыхалась, воздух ртом ловила и даже не плакала. Просто внутри что-то сжималось, сильнее, сильнее, усыхало, и казалось, что ещё совсем немного и превратится в крохотную точку, а вокруг пусто, гулко и холодно будет. Крохотную точку пустота совсем убьёт, Марина это точно знала.

— А я?

Игорь досадливо поморщился, похоже, что даже злился на неё за нежелание его понять. У него ведь любовь, а она понять не хочет, не стремится и от всех его слов отмахивается.

— А тебе я не нужен.

— Как ты можешь так говорить? Ты мне не нужен?

— Не нужен, — повторил он. — Если бы был нужен, ты бы вела себя по-другому. А у нас с тобой разговоры-то все... о детях.

У Марины вырвался горький смешок.

— Да потому что это дети, Игорь. Наши с тобой дети. У них проблемы, у них школа, они болеют, они в нас нуждаются. А мы с тобой работаем, мы встречаемся утром за завтраком и вечером, если ты к ужину приезжаешь! И я не должна тебе говорить, что у Антона двойка по геометрии, а Эльке нужны новые зимние сапоги? Не должна? А кому же мне это говорить? Маме твоей?

— Вот маму не трогай! Она, между прочим, для них всё делает. И сейчас они у неё! За это можно ей "спасибо" сказать!

— Обязательно скажу! Пока ты по бабам шатаешься, она раз в неделю внуков к себе забирает, чтобы тебя разгрузить! Обязательно скажу ей "спасибо"! И прикрывает ещё тебя! Она ведь в курсе, я правильно понимаю?

Игорь от злости рукой рубанул, даже не отмахнулся, а на самом деле рубанул, воздух даже свистнул, а потом рывком с верхней полки шкафа потянул на себя спортивную сумку. Ему на голову свалилось что-то, он рыкнул, сбросил всё на пол, но сумку достал и на кровать её бросил. Принялся засовывать в неё свои вещи, всё подряд, что под руку попадалось. Доставал из шкафа прямо охапками и в сумку совал, утрамбовывал, но это скорее от злости, кулаком их приминал. А Марина стояла всего в паре шагов, смотрела на него, но до сих пор не верила, что он уходит. Они просто ссорятся. Ссорятся, и ей, как всегда, нужно первой сделать шаг к примирению. При чём здесь гордость? Самое важное, перестать ругаться, попытаться договориться, у них ведь семья, дети, по-другому нельзя.

Она осторожно приблизилась и руку Игорю на плечо положила, почувствовала, как он сразу напрягся. Но уже через мгновение дело своё продолжил, на неё не посмотрел. А Марина разглядывала его спину, плечи, курчавый затылок. Всё такое знакомое, родное, и её. Её, чёрт возьми! Она когда-то отдала себя этому человеку, а он теперь от неё отказывается. Разве такое может быть? В её жизни, такой стабильной и продуманной на годы вперёд, такой беды случиться не могло. У неё хороший муж. Она всегда в это верила.

Прижалась щекой к его спине.

— Игорь. Игорюш, ну что ты делаешь? Не злись так. Я же тебя люблю. Я... — Губу закусила, стараясь слёзы сдержать. — Я всегда тебя любила. И сейчас люблю, даже сильнее. Помнишь, как встречала тебя на вокзале, когда ты из армии пришёл? Я плакала всё время, а ты смеялся. А потом... потом свадьба, и я туфлю потеряла. И ты меня на руках нёс, от самого ресторана. И Антон... Мы ведь так его ждали, и не зря, он так на тебя похож. А ты говоришь, что мне не нужен. Да я живу для тебя, и для детей... Как же не нужен? У нас же семья.

Он выпрямился, правда, не резко, но Марине всё равно пришлось отступить на шаг.

— Я детей не бросаю. Просто мы с тобой расстаёмся.

— Расстаёмся? — Эхом повторила за ним Марина.

Игорь помедлил, потом сказал:

— Разводимся.

— Нет.

— Да, Марин. Прости.

— Нет! — И рот себе рукой зажала.

Она мешала ему собирать вещи, и Игорь за плечи Марину взял и на кровать усадил. А она только заплаканные глаза на него снизу таращила, а потом вцепилась в него, когда он молнию на сумке застегнул.

— Марина, отпусти меня.

К его боку прижалась и головой отчаянно замотала.

— Не делай этого. Игорь, пожалуйста, я не смогу... Я без тебя не смогу!

Она слезами заливалась, а он её руки разжать пытался. И даже прикрикнул:

— Отпусти!

Пальцы она разжала, Игорь отступил, пошёл к двери, даже не обернулся, а Марина на постель навзничь упала, лицом в покрывало уткнулась и зарыдала, а может и завыла. Даже не слышала, как дверь входная за мужем, теперь уже, наверное, бывшим закрылась. А ведь она не просто так захлопнулась, с этим звуком закончилась её семья, любовь, стабильность. Всё будущее было перечёркнуто.

В какой-то момент поняла, что у неё больше нет слёз. Белый потолок над головой разглядывала, потом рискнула руку поднять, она была тяжёлая, словно, свинцом налилась, до щеки дотронулась и поняла, что та сухая, только неприятно горячая. Сколько времени прошло, сколько она лежит на кровати, сказать не могла. Помнила, что в период забытья в голову приходила мысль, что сознание от горя потеряла, но потом решила, что раз об этом думает, значит в сознании, просто странное оцепенение напало. Рыдания, уже больше похожие на икоту, время от времени прорывались, но истерика уже закончилась. Наверное, это хорошо. На кровати лежала, раскинув руки в стороны, пальцы плед терзали, а воспалённые глаза неприятно пощипывало. А ещё внутри словно железный остов, а она лишь оболочка, от которой никакого толка. Только кожа живая, остальное всё умерло, в тот момент, когда Игорь ушёл из её жизни. У неё больше нет семьи. Единственная мысль, которая отказывалась покидать её сознание.

Она теперь одна за всё отвечает.

А она ненавидит за всё отвечать. Всю жизнь боялась остаться одна, без помощи и поддержки, и вот самые ужасные страхи превращаются в реальность. Она одна, и дети на ней. И никого, кто согласится ей помочь. Кроме мужа и свекрови и не было никого, только мама, которой тоже уже нет. Господи, как же страшно.

Больше нет семьи. И никому не интересно, как она гордилась своим мужем, лелеяла их семейное счастье и покой, какие планы на будущее строила. Не с кем больше этими планами делиться. Да и планов нет.

Весь день она просидела в квартире в одиночестве. Не подходила к телефону, не открыла дверь Томе, только из спальни на кухню перебралась, сидела на маленьком диванчике и пустым взглядом в окно смотрела. Увидела на подоконнике пачку сигарет и зажигалку Игоря, долго крутила её в руках, а потом сигарету достала и закурила. И закашлялась сразу, её передёрнуло от сигаретного дыма, но себя переборола и сделала ещё одну затяжку. Пусть её даже вырвет, пусть, но может это в чувство приведёт. Хоть какие-то эмоции помимо боли и нестерпимого, но бессмысленного жжения в груди.

К тому моменту, когда Виталий Александрович, задушевный товарищ её свекрови, привёз детей, Марина всё-таки заставила себя встряхнуться, хоть немного. Душ приняла, стояла долго под прохладными струями, крепко зажмурившись, потом в спальне прибралась, дрожащими руками расправляя на двуспальной кровати покрывало. И плакать уже не думала, только дышала тяжело, неровно и всё время казалось, что вот-вот задохнётся и упадёт замертво. Хотя, почти такой себя и чувствовала — мёртвой. Сил не было, руки дрожали, ноги, как ватные, и каждое движение давалось неимоверным усилием воли. Только напоминала себе, что дети вернутся, и она должна быть мамой, их привычной мамой, которая ужином накормит, по голове погладит и сказку прочитает. Хотя, на сказку её сегодня, наверное, не хватит.