Ген мужества

Леня лучезарно улыбнулся и повел рукой вдоль стеклянной полки, заставленной различными пузырьками, тюбиками и баночками:

— У меня полно всяких средств для самых разных целей.

Семен хмыкнул и, невзирая на окрик Леонида, что вначале надо щетину убрать, а уж потом кремом лицо мазать, выдавил на ладонь из тюбика изрядную порцию крема. Стас пришел товарищу на помощь и сам втер чудодейственное средство из пузырька во впалые щеки и в острый подбородок железного Воробья.

— А волосы на голове тоже химическими методами обрабатывать будете? — поинтересовался Орлов.

— К сожалению, — виновато пожал плечами Леонид, — для такого вида парикмахерских услуг у меня имеется только два вот этих инструмента. — И он достал из кармана своего комбинезона расческу и самые обыкновенные стальные ножницы.

Помещение, в которое их привел Федор Скворцов, поколебало все представления Стаса о столовых, основанные на его личном опыте пребывания в оных. Запахи отсутствовали напрочь — ни тебе ароматов готовящихся продуктов, ни гари, ни запаха пригорелого масла. Если бы столы располагались рядами, а не в шахматном порядке, то столовая больше была бы похожа на учебный класс. Стас даже глянул на торцевую стену, ожидая увидеть на ней черную доску с полочкой для тряпки и мела, но увидел арочное отверстие с прилаженным к нему транспортером.

Все-таки на столовую помещение было похоже.

На транспортерной ленте стояло четыре разноса с дымящимися тарелками. Но ароматов не было никаких.

— Что у нас на обед? — поинтересовался Стас.

— Суп, котлеты с картофельным пюре и компот из сухофруктов и свежих ягод, — ответил Федор.

— Комплексный обед! — хохотнул Филин.

— Да, — серьезно отреагировал Скворцов, — для всех членов нашего контингента готовится одно и то же. Исключений мы не делаем. Собственно, я бы сказал, что практически всегда готовится одно и тоже. Этот обед можно назвать стандартным.

— Как это всегда? — не понял Стас. — А по праздникам?

— Мы не отмечаем праздники.

— Даже День Победы? — изумился Семен.

— Какой победы? — спросил Федор.

— Ну, знаешь, Федя! — Воробьев был вне себя от негодования.

— Успокойся, Семен. — Стас положил товарищу руку на плечо. — Они другие. Триста пятьдесят лет уже прошло — забыли, видать. Относись к ним как к иностранцам. Американцы же День Победы не отмечают. Там вообще сейчас мало кто знает, что война была. А уж кто за кого и с кем воевал — и подавно. Главное, чтобы мы с тобой, Семен, этот святой день всегда помнили. — И повернувшись к Скворцову, спросил: — А не надоедает вам все время одно и то же есть? Не хочется разве хоть изредка побаловать себя, скажем, шашлычком или пельмешками?

Федор недоуменно пожал плечами и не ответил — то ли он не знал названий этих блюд, то ли счел ненужным отвечать на глупый вопрос.

— Понятно, — задумчиво промолвил Стас. — Из еды культа не делаете... Тоже правильно. Ну, давай, отведаем...

Воскресшие быстро разобрали разносы и приступили к трапезе. Запах у еды был, но очень слабый. Чтобы его почувствовать, нужно было чуть ли не в тарелку нос засунуть.

— А ничего супчик, — похвалил Семен, сняв пробу, — наваристый. Только не ароматный ни хрена... Свинина? Говядина?.. Как думаешь, Стасик? Не баранина — точно. Я баранину на дух не переношу, я бы учуял.

— Не знаю, — ответил Стас. — А какая разница?

Федор как-то странно поглядел на Воробьева и произнес:

— Содержать животных под землей проблематично.

— А на поверхности? — спросил Стас.

— На поверхности люди не живут. Точнее, в наших краях не живут. Так что, скот разводить некому.

— Ну, ладно, — не унимался Стас, — а дикие животные? Не охотитесь что ли? Или у вас там пустыня?

— У нас там степь. А в степи, как вы, наверное, догадываетесь, можно отловить только мелких грызунов и змей. Ну и птичек, разумеется.

Семен замер с ложкой у рта.

— Этот суп, например, — продолжил Скворцов, — из змеи. Не знаю, как она называлась...

Воробьев поперхнулся и чуть не вернул съеденное в тарелку.

— Из змеи? — прохрипел он, с трудом справившись с рвотными позывами. — Вот сволочи... Отравить хотят.

Прохор положил ложку на разнос и отодвинул от себя тарелку.

— Я не француз какой-нибудь, — сказал он, — чтобы всякую гадость есть!

— Французы змей не едят, — заметил Орлов, медленно и с достоинством продолжая есть суп, — они в основном на лягушек налегают. А вот в Японии и Китае змеиный суп считается деликатесом. Азиаты очень хорошо его готовят. Но и этот супец, между прочим, вовсе неплох. Рекомендую, сударь. — Он подмигнул Сокольскому. — Непривычно, может быть, для первого раза, но вполне съедобно.

Прохор нехотя взял ложку.

— Ты там бывал — в Китае и в Японии? — спросил Стас, посмотрев на Орлова. Он тоже не прекратил трапезы, так как прошел суровую школу выживания в экстремальных условиях.

— Приходилось, — обронил Юрий.

— А котлеты у вас из какого дерьма намешаны? — зло спросил Семен у Федора.

— Как всегда, — пожал плечами Скворцов, — из мяса грызунов с добавлением птичьего.

— Бляха-муха! — сквозь зубы ругнулся Семен и зло глянул на Федора. Тот сделал вид, что не услышал ругательства, однако уши у него покраснели.

Прохор снова отложил ложку, а тарелку с котлетой и голубоватого цвета пюре задвинул в правый верхний угол разноса, в левом стояла тарелка с нетронутым змеиным супом. Потом он взял в руки пластиковый стакан с компотом, поднял повыше и изучил его содержимое на просвет, внимательно вглядываясь в сероватую гущу на дне. Спросил иронично:

— Компот у вас не из бабочек, случайно?

— Из сухофруктов и ягод, — повторился Федор, не уловив иронии.

— А фрукты где берете? В степи?

— Ягоды в степи собираем, а фрукты и овощи выращиваем в собственном подземном саду.

— Ну-ну, — сказал Сокольский и, сделав осторожный глоток, пожал плечами: — Вроде пить можно.

— Да все здесь съедобное, Прохор, — подбодрил его Стас, который уже уминал котлету с картошкой и запивал компотом. — Все и пить и есть можно.

— Поживешь тут, и говно жрать будешь, — проворчал Воробьев и с опаской зачерпнул прозрачного бульона с кусочком змеиного мяса. Пожевал. — А ничего, в общем-то, змеиный супчик...

3. Проблема двадцать третьего века

После обеда Скворцов пригласил гостей из прошлого в помещение, расположенное по соседству со столовой. Меблировано оно было не в пример тем, в которых они уже побывали: в одной из стен пылал и весело потрескивал искусственный камин, было несколько мягких кресел и два дивана, поставленные один напротив другого.

— Устраивайтесь, господа, кому где угодно, — предложил Федор и уселся на один из диванов. Воскрешенные последовали его примеру, расположившись на диване напротив.

— Ну? — нетерпеливо сказал Стас.

— Сейчас. — Скворцов посмотрел на часы. Открылась дверь и в помещение вошел седой немного сутулый человек лет эдак под пятьдесят. Федор встал: — Господа, знакомьтесь: Иван Николаевич Решетов, президент Островка Надежды.

Все встали. Решетов подошел и поздоровался с каждым гостем, и каждый представился ему. Рукопожатие Решетова оказалось сильным, ладонь сухой и теплой. Познакомившись с гостями, Иван Николаевич сел в кресло и кивнул Федору:

— Рассказывай, Федор, все как есть.

Федор Джонович Скворцов откашлялся.

— Теперь я в вашем распоряжении, господа, и готов поговорить на интересующие вас темы.

— О бабах, например, — усмехнувшись, предложил Стас и посмотрел на Решетова, тот улыбнулся. — Что-то я пока не одной представительницы прекрасного пола у вас здесь не встречал. Анализы ты у нас, Федя, брал, парикмахер не девица. По коридорам одни мужики расхаживают. Подозреваю, что и змеиный супчик не женщина варила.

— Да, — кивнул Федор, — поварами у нас мужчины работают.

— У вас что, вообще баб нет?

— Женщины у нас есть, — ответил Федор. — Их примерно столько же, сколько и мужчин. Просто заняты они другими делами, а работают на верхних этажах и... на поверхности иногда. Вы с нашими женщинами и девушками еще встретитесь.

— Это обнадеживает, — ухмыльнулся Прохор и подкрутил усы.

— А какими такими делами они занимаются? — Семен скорчил недоуменную гримасу, а потом вдруг хитро ухмыльнулся и подмигнул Стасу: — А, я понял! Бабы у них тут видать только для расплода.

— Часть наших женщин, — продолжил Федор, — работает врачами. Часть, как я уже говорил, работает на поверхности — они занимаются ловлей птиц, грызунов и змей, их забоем и разделкой тушек. Часть...

— Понятно, — хмыкнул Семен. — Всю чистенькую работу мужики меж собой поделили, а грязную на баб свалили.

— Это не так, — возразил Федор. — Все трудоспособные члены нашего сообщества заняты в тех профессиях, которым они более всего соответствуют по своим физическим, умственным способностям и психо-факторам. Будущая профессия определяется методом тестирования по окончанию первого этапа начального обучения. Однако... — Федор на секунду замялся, ему на помощь пришел Решетов:

— Есть и еще один параметр, определяющий выбор профессии — генетический... — Он потер переносицу и взглянул на Скворцова: — Видимо, ты, Федор, предложил неверную схему беседы. Вначале надо было рассказать товарищам о нашей проблеме, — почему, каким образом и когда она возникла, — и почему мы вынуждены были прибегнуть к их помощи, а уж потом переходить к ответам на возникшие вопросы.

— Мне тоже кажется, что так было бы правильней, — веско заметил Орлов. — После вашего рассказа, Федор, часть вопросов, думаю, отпадет сама собой.

— Да, наверное...

— Валяй, — милостиво разрешил Воробьев, — рассказывай, чего вы там такого натворили, что аж под землю сбежать пришлось.

— Собственно, мы ничего не натворили, — растерянно начал Федор. — Все произошло само собой. Да и сама проблема... В общем, мы даже не сразу заметили первых признаков ее проявления. А когда заметили, то, не до конца осознав суть происходящего, обрадовались...

— Ближе к делу, сударь, — поторопил Федора Прохор.

— Да, да, конечно... О событиях, происшедших в стране и во всем мире за период до двухтысячного года, вам уже поведал Станислав. Мне он кажется человеком сведущим в вопросах истории. — Скворцов бросил на Стаса взгляд, говорящий об уважении к его знаниям. — А о чем еще не рассказал, обязательно расскажет. Посему сразу перехожу к тому, что произошло после двухтысячного года... За сотню лет, то есть до две тысячи сотого, ничего существенно не изменилось в мире. По-прежнему на Земле происходили локальные конфликты и войны. Экстремисты различного толка организовывали теракты. Мусульманский мир неоднократно то там, то здесь устраивал смуты, и чуть было не вверг человечество в пучину третьей мировой войны. Запасов ядерного, нейтронного, психотропного и прочих видов оружия массового поражения было накоплено столько, что уничтожить жизнь на планете, да и саму планету Земля ничего не стоило. Достаточно было последней капли. И все же эта капля не успела упасть в океан всеобщей ненависти и нежелания понимать очевидное — людям удалось договориться. Три основных державы — Россия, Китай и Объединенная Европа — разработали так называемую "Мирную концепцию существования"...

— А Штаты? — перебил Стас Федора. — Они что же, отказались участвовать в разработке такого серьезного документа?! Как это они так оплошали?

— Соединенные Штаты Америки к две тысячи сотому году утратили свое былое влияние на политику других государств.

Стас злорадно ухмыльнулся.

— ...Но когда концепция была принята и рабочая группа разработала "План перехода к мирному существованию", а главы государств Большой Тройки его приняли и подписали, США первыми из всех остальных государств поддержали этот план. И первыми стали разоружаться.

Стас ухмыльнулся еще злораднее и показал "фак". Никто из присутствующих не понял этого жеста.

— ...Экономический кризис начала двадцать первого века, — продолжил Федор, — был тяжелым и продолжительным. Но мы с ним справились. Первыми, кто справился с бедой, были китайцы. Потом Россия. Европейские страны тоже кое-как выкарабкались. Для этого им пришлось объединиться. Ввели единую валюту, убрали границы, создали единый руководящий орган. В общем, сообща победили кризис. А вот для США он оказался фатальным. Плюс стихийные бедствия, обрушившиеся на Землю и на американский континент в частности.

— Так им и надо, — заявил Стас, — америкозам.

— Погибли люди, — грустно произнес Решетов. — Много людей... Наводнениями и смерчами было стерто с лица Земли более половины территории всей северной Америки. Треть населения погибла.

Стас смутился и покраснел.

— А ведь американцы нашими союзниками были, — добавил Семен и тяжело вздохнул. — Жалко людей-то.

— Ну а Япония, она как же? — поинтересовался Стас. — Она-то в мое время неслабым государством считалась.

— Япония целиком ушла под воду, — сообщил Федор. — И Европа тоже сильно пострадала.

Все помолчали, отдавая дань памяти погибшим.

— Ну а потом? — спросил Прохор, решив, что Федору пора продолжить рассказ. — Что потом-то было?

— Конечно, — сказал Скворцов, — не сразу и не все страны смогли отказаться от своих амбиций и милитаристских планов. Не все смогли простить обиды, нанесенные им кем-то в прошлом. Но здравый смысл все-таки победил. К две тысячи сто двадцатому году на земле не стало никакого оружия. Не только оружия массового поражения, а вообще — никакого. Оно было уничтожено за ненадобностью. Все страны Земли захотели жить в мире и согласии и совместно решать возникающие проблемы. Мир объединился. Не стало границ...

— Твой отец — американец? — спросил Стас.

Федор кивнул:

— В некотором смысле. Сейчас нет границ и нет понятия национальности и гражданства.

— Он жив?

Федор отрицательно качнул головой, но тему развивать не стал.

— Прости, что я так... о твоих соплеменниках.

— Я понимаю. Ты, Станислав, жил в те времена, когда в мире не было равновесия, а российско-американские отношения оставляли желать лучшего. Россия тогда еще не стала форпостом мирных инициатив, и во взглядах представителей истеблишмента Соединенных Штатов Америки преобладали великодержавные и шовинистские настроения. Я понимаю твою неприязнь и не сержусь.

— Вот и здорово! — воскликнул Стас. — А ты нормальный мужик, Федя!

— Но мы еще не подошли к обсуждению обозначенной проблемы, — напомнил Орлов, вмешиваясь в диалог Стаса и Федора.

— Как я уже сказал, — продолжил рассказ Скворцов, — мы не сразу заметили приближения беды. А ее проявления были такими. В мире понемногу стала исчезать преступность. Сначала исчезли тяжкие преступления — убийства, изнасилования... Только маньяки продолжали совершать злодеяния. Но это были больные люди. Их вычисляли и изолировали от общества в специальных учреждениях. Там их лечили. Не скажу, что очень успешно, но так или иначе, маньяков становилось все меньше и меньше. Содержащиеся в спецлечебницах постепенно умирали, а новых не рождалось. Вскоре преступность исчезла как явление.