Маркетолог@ - Часть # 3/4 "Аватар/селфи"

Лицо Вакаса Хази налилось кровью, дыхание разорвалось, а потом стало тяжёлым. Не контролируя себя, мужчина пнул мальчика. Сахт скорчился, а Вакас пережил настоящий пароксизм страсти. Мужчина пошатнулся и, хрипло застонав, приготовился снова ударить подростка.

— Пожалуйста, не надо, хозяин, — взмолился мальчик, пытаясь отползти в угол. — Ты же любишь меня.

— Люблю? Кого? Тебя? — от неожиданности Вакас пришёл в чувство. — Люблю 'тебя'? — презрительно переспросил он. Потом захохотал: — Да что ты знаешь о любви, ты, грязь под моими ногами? Ты же спал с женщинами и не сохранил своей чистоты... Крысёныш, дрянь. О, я бы показал тебе всю силу своей любви, если бы только смог хотя бы один раз — всего один-единственный раз — добраться до тебя... Ах, если бы только не Саид. Если бы только не этот чёртов Саид! Ну, ничего... Я, Chua, рассчитаюсь с тобой по-другому. Подай мне нож. За неимением лучшего я подправлю цифру '7' на твоей спине. На счастье, на удачу, на долгую память вырежу тебе еще одну семёрку... Ты встанешь, или нет? — разозлившись, Вакас снова пнул мальчика. — Встань, я тебе приказываю! — торжествуя, заорал он.

И мальчик выполнил приказ. Теперь он стоял, пошатываясь.

— Ну и чего ты ждёшь, волчонок? Где мой нож? — презрительно скривив губы, Вакас шагнул к мальчику и в первый раз в жизни ударил его по лицу. Лицо мальчика исказилось, пушистые ресницы дрогнули, и подросток ответил:

— Вот твой нож. Держи его крепче, хозяин...

Вакас не сразу почувствовал удар, надвое распоровший ему живот. Произошло неизбежное: услышав непрощаемые слова, идеальная машина сломалась. Психика подростка выставила вперед свой последний щит: вечный инстинкт жизни. Мальчик вышел из повиновения. Он размахнулся, и острая сталь ещё раз вонзилась в живот хозяина. Потом ещё раз и ещё. Нанеся семь ударов, мальчик отступил назад, склонил к плечу голову и улыбнулся, наблюдая, как обезумевший от страха мужчина выкатил белки и грузно осел на ковер. Как чёрная кровь залила красную миску с финиками, и как, подбирая свои кишки, Вакас закричал от ужаса. Очнувшись от крика, мальчик моргнул и сделал неуверенный шаг к хозяину.

— Sahih? — осторожно позвал мальчик. — Что с вами, хозяин?

— Не подходи, — слабея, Вакас лёг у его ног. — Саид... он всё-таки у меня выиграл... А ты... уходи, Саба... ты, чёртов копт. Карен мне говорила. — Глаза Вакаса на мгновение сфокусировались на потрясённом лице подростка. — Да, я помню твое настоящее имя.... Тебя зовут... Саба... Эль-Каед, и ты... не мусульманин... Ты — копт. И вот... теперь... ты... живи... вечно... с этим... моим... подарком. Живи — и будь... ты проклят... как и вся эта любовь. — С этими словами Вакас умер. А мальчик, обретший своё имя, упал перед ним на колени. Он стиснул в объятиях и прижал к себе труп человека, с которым жил долгих девять лет, которого он любил и которому бесконечно верил. Корчась в рыданиях, маленький убийца оплакивал свою жертву так, как не плакал никогда. Шли секунды. Минуты падали в бездну. Наконец, слёзы мальчика иссякли. Саба вытер глаза тыльной стороной ладони, задумчиво лизнул правый кулак, костяшки которого сочились кровью. Наклонился — и одним движением подхватил нож, которым зарезал Вакаса. Мальчик равнодушно отвернулся от мёртвого тела. Настороженно, как обходящий западню волк, подросток выбрался из дома. Дойдя до первой же лужи, мальчик отмыл в ней руки и нож. Как смог, отстирал кровь с одежды. А потом поднялся и медленно пошёл вперёд, не оглядываясь и не разбирая дороги.

Прошёл ровно месяц. 25 апреля 1995 года в кабинете главного врача городской больницы Лахора встретились двое мужчин. Одним из них был молодой пакистанец, проходивший практику в госпитале. Другого звали Рамадан Эль-Каед, и он разыскивал Саба долгих девять лет. Поиск Рамадана завершился, когда двумя днями ранее он и Рамзи нашли голубоглазую Карен. Два урока наследника рода Эль-Каед — и Карен Кхан призналась, где её младший брат Саид прятал подростка. Последнее, что увидела Карен перед тем, как Рамадан перерезал ей горло, были мертвые глаза её брата, безмолвно и до конца, вынесшего все три пытки.

— Мне нужен мальчик, который недавно пришёл к вам, — сидя на стуле, сухо объявил врачу Рамадан. — У мальчика синий, насыщенный цвет радужной оболочки глаза. Вокруг радужки ярко-выраженный ободок тёмно-синего цвета. У мальчика золотистая кожа и светло-русые волосы. Четыре маленьких родинки над левым надбровьем. Мальчика зовут Саба. Или, по-вашему, Сахт.

— А — кто вы этому мальчику? — насторожился доктор.

— Я? — усмехнулся Рамадан. — Ну, скажем так: я — его ближайший родственник. Я знаю, что Саба находится здесь, у вас. Позовите его. Я хочу забрать мальчика.

Поёжившись под требовательным взглядом золотых глаз, врач неохотно кивнул. Да, этот мальчик был у него, но отдавать подростка такому человеку, как Рамадан, врач не спешил: от Рамадана исходила угроза.

— Вы знаете, что мальчик немой? — подумав, спросил доктор.

— Немой? — изумился Рамадан.

— А еще у него не русые, а белые волосы.

— Ну и что? Волосы могли выгореть на солнце, — пожал плечами Рамадан. — А вот с чего вы решили, что мальчик — немой?

— Ну, когда я спросил, как его зовут, то мальчик мне не ответил. Он слышит, но не говорит. И мальчик написал своё имя. И это имя я чуть позже прочитал у него на спине.

— В каком смысле 'вы прочитали'? — Рамадан даже опешил.

— А у мальчика на спине идеально выжжена цифра 'семь', — врач горестно усмехнулся, наблюдая за окаменевшим лицом побледневшего Рамадана.

'Как вы, его родственник, могли допустить, чтобы с ребёнком случилось такое?' — хотел спросить доктор, но вместо этого произнёс: — Не представляю, какие нелюди сделали это.

— Вы считаете, Саба поэтому не разговаривает? — подумав, спросил Рамадан.

— Да, — уверенно кивнул врач. — Это — последствия шока. Как врач, я могу вам сказать, что такое поведение — последствие травм, перенесённых ребёнком. Судя по всему, мальчик видел что-то страшное... Тут в Лахоре месяц назад было совершено преступление. Убийство. Полиция ищет человека, который зарезал весьма уважаемого человека. Воткнул ему нож в живот, и выпустил ему кишки. Этот убийца — настоящий зверь. — Доктор вздрогнул. — И я думаю, что этот мальчик мог быть жертвой того же нелюдя, потому что ребёнка явно пытали... Но, к сожалению, провести полный медицинский осмотр мальчика я так и не смог, потому что мальчик добровольно никому не позволяет дотронуться до себя, — признался доктор. — Вы бы видели, как мы нож у него отбирали, — и врач грустно махнул рукой, — ничего не могли с ним поделать, пока не вкололи мальчику лошадиную дозу успокоительного... Как вы могли допустить, чтобы такое случилось с ребёнком? — всё-таки не удержался врач. — Я уже и в полицию заявил, там обещали разобраться. Жду их завтра.

Это было именно то, чего опасался Рамадан.

— Ах, вы в полицию заявили, — с насмешливой прохладцей протянул Рамадан. — Кстати, насчет полиции. У меня как раз с собой документы из полицейского отделения Лахора, включая разрешение на вывоз мальчика из Пакистана. Здесь же мой паспорт гражданина Египта, а вот это — официальный запрос из нашего посольства, утверждённый соответствующей организацией вашей стрнаы. Это всё, что вам надо, чтобы вернуть мне ребёнка?

— Да, это всё, — растерялся доктор. — Но, может быть, вы всё-таки оставите мальчика здесь? Хотя бы на время? Ему надо подлечиться, — сделал последнюю попытку отбить ребёнка молодой врач.

— У меня билет на самолет, на двоих. Вы мне компенсируете стоимость билетов в Александрию? Или мне лучше обратится за компенсацией в полицию? — Спрашивая это, Рамадан бил наверняка. Перелёт из Пакистана в Египет стоил дорого, и у молодого врача явно не было таких денег. К тому же на руках у Рамадана были все документы, подтверждающие его права на ребёнка, не говоря уж о поддержке полиции, которую Рамадан тоже явно держал на кармане.

— Ну, хорошо, — неохотно согласился врач. — Я приведу к вам Саба.

— Уж сделайте такое одолжение.

Доктор ушёл. Ожидая мальчика, Рамадан сидел, смотрел в окно и задумчиво хрустел пальцами. Когда мальчик переступил порог кабинета, Рамадан не услышал его: подросток двигался тише собственной тени.

— Вот, это Саба, — объявил врач. Рамадан повернулся на стуле. Мальчик, которого он искал, стоял, опустив голову. Окинув подростка внимательным взором, Рамадан отметил, что Саба вырос, вытянулся и возмужал. Под тонкой кожей мальчика перекатывались мускулы, хоть тело оставалось по-прежнему тонким и стройным. Зато над левой бровью, как и в детстве, цвели все те же родинки-точки. Расположение родинок напоминало навершие креста. Рамадан улыбнулся воспоминаниям и протянул мальчику руку. В ответ Саба медленно попятился назад и исподлобья, совершенно по-волчьи, взглянул на мужчину.

'А вот взгляд изменился, — отметил Рамадан и вздохнул: в глазах подростка больше не было солнца. — Ничего, со временем всё образуется, — утешил себя Рамадан. — В конце концов, Саба ещё совсем мальчик. Детям свойственно быстро забывать о плохом', — опрометчиво решил Рамадан и легко поднялся со стула.

— Да, это Саба, — подтвердил он. — Только у него такие глаза. Ba'iai. Спасибо и прощайте. А ты, Саба, следуй за мной. — Рамадан открыл дверь, выпуская подростка.

— Прощайте... И да поможет вам Аллах найти путь к сердцу этого ребёнка, — тихо прошептал доктор. Он, врач от Бога, хорошо знал, какой долгий и трудный путь ещё предстояло пройти Рамадану.

Через десять часов того же дня, сделав пересадку в Кувейте, Рамадан привёз Саба в Александрию. Всю дорогу мальчик молчал, но послушно выполнял все указания Рамадана.

— Ты не устал? — раз пять спросил Рамадан. Мальчик пять раз отрицательно покачал головой. — Есть или пить хочешь? — Мальчик два раза равнодушно согласно кивнул.

— Хочешь купить что-нибудь? Тут сувениры и игрушки, — сделал последнюю попытку разговорить подростка Рамадан, указав на пёстрые магазины с надписью 'Duty Free'. Мальчик один раз отрицательно покачал головой. Во второй раз — просто отвернулся. Наконец, такси, взятое в 'Burj Al Arab' доставило Рамадана и Саба в Рамлех. Рамадан приветливо распахнул калитку родного дома.

— Давай, Саба, проходи, — гостеприимно пригласил он. Мальчик сделал свой первый шаг к дому по песчаной дорожке. А Рамадан с удовольствием вздохнул запах тамариска, олеандров и бугенвиллии и счастливо улыбнулся: он очень любил свой дом. Потом Рамадан поискал глазами подростка и отметил, что тот уже стоит на верхних ступенях широкого крыльца и равнодушно ждёт новых указаний. Стараясь подавить накопившееся раздражение, мужчина вздохнул и в два шага преодолел расстояние от калитки до места, на котором застыл Саба.

— Ты не против, если мы кое о чем поговорим? — спросил Рамадан, отпирая дверь дома. Мальчик кивнул.

— Это 'да' или 'нет'? — едко задал свой следующий вопрос Рамадан.

Мальчик отвёл глаза.

— Молчание — знак согласия, Саба. То есть 'да', — процедил Рамадан и толкнул входную дверь. — Проходи прямо, там solar, гостиная. Устраивайся. Я приду через пять минут, и мы... — Рамадан запнулся, увидев, что мальчик, не дослушав его, отправился в указанную комнату.

'Так, всё, хватит. Пора это заканчивать', — решил Рамадан. Переступив порог гостиной, он увидел Саба, в этот раз застывшего столбом ровно на середине комнаты. Мальчик упорно продолжал смотреть вниз. Чертыхнувшись, мужчина со стуком поставил стул напротив упрямого подростка и сел.

— Саба, ты на арабском понимаешь? Ты говорить можешь? — Рамадан старался произносить слова размеренно и спокойно.

Подумав, мальчик утвердительно кивнул.

— Отлично. Второй вопрос: ты меня помнишь?

Саба медленно и отрицательно покачал головой.

— А ты помнишь Александрию, где ты вырос? — постепенно повышая голос, заговорил Рамадан. — Ты помнишь Рамзи? А абуну Марка? Того старика в монастыре, от которого тебя забрали? Ты вообще хоть что-нибудь помнишь про ту жизнь, что была у тебя здесь, а не там, в чёртовом Лахоре? — Рамадан пытался достучаться до подростка любыми средствами, любой ценой. Мальчик холодно покачал головой: он ничего не помнил. — Ладно. Тогда подойди ко мне. — Рамадан почти потерял терпение.

Но, вместо того, чтобы сделать шаг вперёд, мальчик отступил назад.

— Я сказал, подойди ко мне, Саба... Чёрт тебя побери, да подойди же ты ко мне, я не сделаю тебе ничего плохого. Подойди ко мне, я кому говорю! — Рамадан сорвался на крик.

Мальчик побледнел, закусил губу и поднял глаза на мужчину. Взгляды Рамадана и мальчика сцепились, как в поединке. Рамадан зло сузил зрачки. Мальчик стиснул зубы и, не отводя взгляда, медленно завёл левую руку вверх, сгрёб ворот майки, стащил её через голову и отбросил одежду в сторону.

— А.... это еще что? — удивился Рамадан.

Оголив спину, подросток шагнул к мужчине и, по-прежнему глядя в его глаза, встал перед ним на колени. После этого Саба покорно опустил голову вниз. Вот тут-то Рамадан и увидел и ожоги, и 'семёрку', что цвела на спине Саба. Рамадан ахнул. В ответ мальчик поднял на Рамадана холодные глаза. Правда, теперь к этому ледяному взгляду примешивались безысходная тоска, страх и лютая ненависть загнанного в ловушку зверя.

'Я готов к пытке, господин. Правда, это будет в последний раз', — пообещал себе мальчик.

— Ты... О господи... Да что же это такое? — выдохнул Рамадан.

Мальчик промолчал, продолжая разглядывать исказившееся лицо мужчины.

— Что с тобой сделали? Что ты делаешь? Говори!.. Да ответь же мне, наконец, — взмолился Рамадан.

— Что я должен сказать, хозяин, чтобы ты не бил меня? — Слова, произнесенные голосом, мёртвым, как лед, упали в звенящую тишину комнаты.

— Боже мой, да что же это... — прошептал Рамадан и рухнул на колени напротив мальчика. Он попытался прижать подростка к себе. Но у Рамадана не вышло: Саба отшатнулся и осел на пятки. Руки мальчика непроизвольно сжались в кулаки. Мальчик явно готовился к драке. Рамадан вздохнул и попытался взять ситуацию под контроль.

— Прости, я не сдержался, — покаялся он. — Я не хотел напугать тебя или обидеть... Ты... ты прости меня, ладно?.. Всё, отдыхай. После поговорим, — и Рамадан поднялся, желая только одного: уйти, убежать, но больше никогда не видеть этого мальчика.

— Кто вы? — остановил его хриплый голос подростка. Рамадан замер, а мальчик задал следующий вопрос: — И кто вам я?

Рамадан подумал и опустился на корточки напротив подростка. Золотые цепкие глаза осторожно заглянули в синие. Мальчик явно ждал ответ на свой вопрос. Но в глубине глаз цвета лазури Рамадан разглядел то, что скрывала израненная детская душа: надежду и несокрушимую жажду жизни.

И Рамадан принял решение и произнес:

— Я — твой отец. Твоё настоящее имя — Лейс Эль-Каед. Больше я никогда тебя не оставлю и никому тебя не отдам... А теперь вставай. Мой сын никогда и ни перед кем не должен вставать на колени.

Рамадан протянул мальчику руку, но тот, не сводя с него глаз, сам поднялся на ноги. Через много лет Рамадан узнал, что в тот миг он, Рамадан, как никогда, был близок к смерти.