Маркетолог@ - Часть # 3/4 "Аватар/селфи"

ЧАСТЬ #3. АВАТАР

'Поиск людей не имеет срока давности, и исчезнувшего будут искать, пока не найдут — живым или мёртвым'.

(Сергей Рикардо, 'Литературный дневник', 2013)

Глава 7. ДЕНЬ СЕДЬМОЙ

(От Автора: нумерация глав начинается с первой части романа 'Маркетолог@', которая называется 'Социальные сети').

@

6 февраля 2015 года, пятница, днём.

Рамлех, Александрия.

Египет.

Изящный, выше среднего роста Саба Лейс аль-Рамадан Эль-Каед всегда поражал служащих пограничного контроля аэропортов 'Heathrow' и 'Burj Al Arab' двумя вещами. Во-первых, тем, что выглядел он всего на двадцать пять лет, хотя согласно двум его паспортам — пятидесяти двухстраничному, с зелёной корочкой, которым обладают все урождённые граждане Египта, а также красному паспорту подданного Соединённого Королевства Великобритании и Северной Ирландии — Лейсу было тридцать два года. Во-вторых, тем, что у него, араба по отцу, была внешность коренного европейца: тонкая, словно вытянутая к небу, фигура, светло-русые волосы, высокие скулы и тот насыщенный цвет глаз, который присущ только северным народам. Единственное, что сближало Лейса с мужчинами Ближнего Востока, это характерные для жителей Египта длинные, густые, угольно-чёрные ресницы, из-за которых контур глаз кажется обведённым сурьмой или, как говорят египтянки, 'мастимом'.

Успешно преодолев паспортный контроль 'Heathrow', Лейс постарался быстро раствориться в толпе: он не любил повышенного внимания к своей скромной персоне. Но если с вежливым интересом мужчин, которые уже через секунду забывали о нем, Лейс был готов мириться, то любопытство женщин-служащих Лейс от всей души ненавидел. Женщины всегда мучительно долго всматривались в его паспорт и в его лицо и улыбались смущённо и зазывно. Что ж, женщины с их интуицией и вечным желанием докопаться до сути вещей, были правы: у Лейса было, что скрывать.

У Саба Лейса Эль-Каеда было две жизни. В одной из них, явной, Лейс был примерным гражданином двух приютивших его стран — Великобритании и Египта. Именно так воспринимали его Министерство по делам гражданства, иммиграции и регистрации физических лиц Египта и Министерство внутренних дел 'Identity and Passport Service' Великобритании — страны, где Лейс теперь жил. Свое английское гражданство Лейс получил несколько лет назад, воспользовавшись программой профессиональной иммиграции как будущий PhD в области генетики в Оксфордском университете. Конгрегации этого высокого учебного заведения импонировали изобретательность и неизменная результативность их молодого учёного. Мужчины — коллеги Лейса ценили его независимость, рациональный взгляд на жизнь и то, что с ним можно было отправиться в Хургаду и Дахаб, египетские резиденции виндсерферов с 2007 года. Там у Лейса можно было поучиться скорости и идеально отточенным трюкам на шортборде, от элементарного 'боттом тёрн' до сложнейшей 'трубы'.

Что касается другой, тайной, скрытой жизни Лейса, то будущий PhD и благополучный гражданин двух стран, Саба Лейс Эль-Каед, был воспитанником 'Лашкар-и Тайбу' — крупнейшей пакистанской террористической группировки. Благодаря урокам своих 'попечителей' Лейс уже в тринадцать лет смог убить человека. Та, тайная жизнь, оставила Лейсу на память несмываемый подарок: гладкая, как золотистый шёлк, кожа Лейса на спине была сварена в один розовый рубец. Но там, где смыкались лопатки Лейса, дело обстояло еще хуже. Там со знанием дела была идеально выжжена арабская цифра 'семь'. На урду, лингва-франка Пакистана, 'семь' отчеканивается резко, как боевой клич: Сахт. Зато по-арабски 'семь' звучит куда мелодичнее и произносится 'саба' ...

@

1980-е — 2010 годы, за тридцать лет до описываемых событий.

Александрия, Египет.

Лахор — Карачи, Пакистан.

Оксфорд — Лондон, Великобритания.

У мальчика, появившегося на свет седьмого ноября 1982 года, глаза были синими, как лазурь. Запелёнатый в белую алию, он лежал на руках у сероглазой женщины. Малыш уже узнает свою мать и улыбается ей. Мать прижимает сына к себе и тихо его баюкает. Ребёнок не понимает речь женщины, но слышит в её голосе любовь.

— Мама! — в первый раз в жизни произнёс мальчик. Но прекрасное лицо его матери стало расплываться, уходя от мальчика в темноту. Больше мальчик её не увидит.

Прошло два года. У мальчика всё тот же ясный взгляд живых синих глаз. Малыш с любопытством разглядывает двух похожих друг на друга мужчин с янтарными глазами. Мужчины только что закончили спорить. Младшего из спорщиков зовут Рамзи Эль-Каед, и ему всего двадцать четыре. Тот, кто постарше — тридцатилетний брат Мив-Шер, Рамадан, сдержанный, властный, спокойный.

— Рамадан, куда ты едешь? Ты можешь хотя бы это мне сказать? — недовольно интересуется Рамзи.

— Сначала в Афганистан, в Баграм. — Рамадан быстро складывал вещи в дорожную сумку. — Я должен найти Карен Кхан прежде, чем она вернётся и разыщет этого мальчика. — Рамадан недовольно покосился на малыша, которого держал на руках Рамзи. Рамзи подумал, и его лицо просветлело:

— То есть ты не собираешься возвращать этого ребёнка Симбаду?

От неожиданности вопроса Рамадан на мгновение замер.

— С чего ты это взял, Рамзи? — в конце концов пришёл в себя он. — Конечно же, я верну этого ребёнка. Зачем мне этот мальчик?

— То есть как это 'зачем'? — поразился Рамзи. — Да ты только посмотри, какие глаза у этого малыша. Это же глаза старшей ветви нашего рода. Последним обладателем вот таких синих глаз был пропавший много лет назад Лейс Эль-Файюм. Это из-за него мы стали ставить детям татуировку, чтобы даже по прошествии лет разыскать их. А раз так, то и этот мальчик...

— Рамзи, не начинай, — недовольно окликнул юного родственника Рамадан, но Рамзи был слишком увлечён своей мыслью:

— Рамадан, ну послушай ты меня. Ведь этот мальчик — законный наследник рода, — веско произнёс Рамзи и попытался заглянуть Рамадану в лицо. — Ни Дани и не ты, а именно этот мальчик... Он — наш маленький Лейс! — храбро заключил Рамзи и непримиримо добавил: — Так что я не отдам малыша никакому Симбаду.

— Эй, Рамзи! Ну-ка, притормози.

— Почему?

— Потому, что даже если этот мальчик — законный наследник всего царства египетского, — ехидно усмехнулся Рамадан, — то для тебя и для меня это ничего не решает. Так что не поднимай лишнего шума. Сейчас я должен уехать, но как только я вернусь, то я — повторяю тебе в последний раз — я отвезу этого мальчика Симбаду.

— А если ты не вернёшься? — огрызнулся Рамзи.

— Ну, в таком случае ты отвезешь мальчика в монастырь и передашь его абуне Марку. — Рамадан пожал плечами. — Абуна знает, как разыскать Симбада.

— А может быть...? — в третий раз начал спор Рамзи, но Рамадан перебил его:

— Рамзи, я своих решений не меняю. И это — всё.

— Ладно, брат, я тебя понял, — неохотно согласился Рамзи и прижал мальчика к груди. Малыш весело пискнул.

— Ох, Лейс, ну ты и тяжёлый. И так вырос. — Рамзи добродушно фыркнул и подкинул ребенка выше. В ответ мальчик залился весёлым, заливистым смехом. Рамадан скептически посмотрел на этих двоих, искренне довольных друг другом. Потом красноречиво закатил глаза, взял тяжёлую сумку и быстро пошёл к выходу. В это время синеглазый малыш примерился и метко ткнул Рамзи кулачком в нос.

— Эй, осторожней, маленький Лейс, а то ты меня убьешь, -возмутился Рамзи шутливо. Рамадан, уже взявшийся за ручки входной двери, моментально развернулся:

— Кстати, Рамзи... Ты знаешь, что этот мальчик родился в день sab'a месяца nofambar?

— Знаю. Ну и что из этого? — Рамзи недоуменно воззрился на брата.

— А то. Саба — по-арабски 'семь'. Счастливое число для тех, кто уходит один, и несчастливое для тех, с кем мальчику суждено расстаться. Не привыкай к этому малышу, ни к чему хорошему это не приведёт. И никогда больше не называй его Лейсом.

— А как же мне его тогда называть? — опешил Рамзи.

— А как хочешь, — Рамадан равнодушно пожал плечами. — Лично я — чтобы помнить, что он уйдёт — зову этого мальчика Саба.

В ноябре 1986 года Саба исполнилось ровно четыре года. Праздник в честь дня его рождения удался на славу. Сначала Рамзи отвёз мальчика в монастырь, находившийся в двухстах километрах от Каира. Попробовав сладкие пироги — хегазею, фытыр, балах эль-шам и залабию — малыш отправился к фонтану помыть липкие пальцы и, недолго думая, окунулся в фонтан с головой. Когда до смерти перепуганный Рамзи выловил мальчиа из фонтана, Саба попросил прощение, после чего бултыхнулся в фонтан снова, и звонко хохоча, уселся в центр цветника с бугенвиллиями. Следующим пунктом программы была гонка на велосипедах с такими же сорванцами, как и он.

Сейчас за детьми семьи Эль-Каед, оглашающими радостными воплями когда-то тихий монастырский сад, с улыбкой наблюдают двое. Один — пожилой игумен монастыря, седобородый абуна Марк. Второй — уже известный нам Рамзи. Рамзи нарушил молчание первым.

— Abu, Рамадан пропал три дня назад, — неохотно признался Рамзи. — От него нет никаких известий, но я знаю, что отправной точкой поиска Карен для Рамадана был Баграм. Завтра я туда и отправлюсь. А тебя я попрошу на время моего отсутствия оставить Саба у себя.

— Но я должен был отдать малыша Симбаду, — тихо возразил старик. Рамзи покачал головой:

— Отец, я тебя умоляю не делать этого. Потому что этому мальчику лучше остаться здесь, где он нужен, где его любят, а не быть высланным туда, где его давно не помнят и не ждут.

Старик подумал и согласно кивнул:

— Хорошо, сын. Может, Рамадан и не простит мне нарушенного мной слова, но я сделаю так, как хочешь ты. По крайней мере, подождём возвращения Рамадана, а до этого времени я присмотрю за мальчиком. А ты, — и старик вздохнул, — исполняй свой долг с чистым сердцем. Поезжай за Рамаданом, только я тебя очень прошу: возвращайся обратно скорей. Моя душа неспокойна, когда ты не рядом. — Старик обнял Рамзи: — Счастливой дороги, мой младший сын.

— Спасибо, abu, папа... Живи долго, abuna.

Пожелание не сбылось: двадцать пятого апреля 1987 года коптский монастырь, в котором Рамзи оставил Саба, был разрушен взрывом. Отец Рамзи — абуна Марк, был убит выстрелом в затылок. Впрочем, смерть стала избавлением для старика: перед тем, как умереть, несчастный отец должен быть видеть, как пакистанские боевики казнят трёх старших его сыновей, перерезая им горло. Приехавшая на место казни полиция распутала преступление по горячим следам. Казнь игумена и трёх его пресвитеров, как и монастырь, разрушенный мощным взрывом — как и дети семьи Эль-Каед, умершие под завалом — всё было приписано исламистам. Жандармы только одного не знали: боевиками руководила голубоглазая женщина по имени Карен Кхан. И Карен был очень нужен маленький Саба.

Через две недели после похищения четырёхлетний малыш оказался в Пакистане, недалеко от Лахора. Там располагался один из многочисленных лагерей пакистанских боевиков. Теперь маленький Саба сидел на земле в компании подростков десяти — двенадцати лет. Грязные, оборванные, запуганные, все дети источали один смрад — запах ужаса и настоящего страха. Ничего удивительного: у этих подростков было прошлое, одно на всех. Захватившие их поселения боевики сначала отделили детей от взрослых, после чего разрешили подросткам сделать свой выбор: наблюдать, как умрут все их близкие — или же спасти большую часть из них при условии, что ребёнок сам возьмет в руки оружие и убьёт мать, брата, сестру или отца. Расчёт террористов строился на том, что ребенок, поневоле ставший палачом, уже никогда не сможет вернуться в свой дом. Раскаяние за содеянное должно было вселять в души детей чувство вины, а искуственно взращённая ненависть детей к родным, не сумевшим их защитить, делало из детей подходящий материал для истишхада .

Прошедших первое испытание подростков переправляли в тренировочные лагеря, принадлежащие двум террористическим организациям — международной 'Марказ дава уль иршад' и пакистанской 'Лашкар-и Тайба'. Обе группировки были сходны в одним: попадая в них, дети поступали под присмотр не взрослых, а своих же сверстников, уже прошедших соответствующее обучение у боевиков. После окончательного промывания мозгов при помощи метамфетаминов, тренировок и весьма своеобразных уроков религии и 'настоящей' веры, мальчики становились шахидами, а девочки — смертницами или наложницами террористов. Ничего другого детей и не ждало: использовать детское воинство всегда было выгодно, ведь профессиональные наёмники стоят дорого, а дети — нет. К тому же детям проще найти замену...

К маленькой группе таких вот детей-смертников (к 2015 году, по данным ООН, их будет уже четверть миллиона) сейчас направлялось двое мужчин, говоривших на урду . Главным в паре был высокий голубоглазый пакистанец тридцати лет, смуглый и высокий. Его звали Саид Кхан. Когда-то Саид был командующим элитным корпусом в Пакистанской армии. Саид был отличным солдатом, но однажды очередная операция по захвату Кашмира провалилась, и, не желавшее отождествлять себя с неудачей, пакистанское правительство отказалась от таких, как Саид. Не найдя себе применения в мирной жизни, Саид отправился в Баграм, где и продал себя в наёмники. Деньги и выполняемые им задания служили утешением для Саида до тех пор, пока он не попал в плен и не прошел семь кругов ада. Саида пытали. Его заставляли смотреть мучителям в глаза, когда те его били. Те, кто его бил, постоянно кричали на него. Но это было ничто по сравнению с лишением сна и системой 'поощрение — наказание'. И каждый из трехсот шестидесяти пяти дней непрерывных, нечеловеческих пыток Саид Кхан задавал себе один и тот же вопрос: 'Почему это происходит со мной?'. Но ответа не было. 'Иншалла, всё в руках Аллаха', — утешал себя Саид. Через год его мучения кончились. Саида нашла и выкупила из плена Карен. Она, его сестра, стояла рядом с ним, когда вышедший из тюрьмы Саид впервые посмотрел на себя в зеркало. Но в зеркале Саид узнал лишь сестру, а не себя — пытки сделали его абсолютно другим человеком. В глазах Саида, как и на висках, покрытых сединой, стыли холод и лёд навеки разбитой жизни.

— Я больше не хочу жить. Я стал никем, и никогда не буду прежним, потому что всё, что я хочу — это мстить тем, кто меня предал, — признался Саид.

— Я помогу тебе. Я знаю, что делать, — ответила Карен, нежно прижавшись к брату.

— Что ты можешь, женщина? — Саид неловко отстранил её. Но Карен могла многое, к тому же она хорошо знала своего брата. Саид хотел не мстить, а — убивать. Воспользовавшись своими связями, Карен исхитрилась переправить Саида в Лахор, в штаб-квартиру 'Лашкар-и Тайба'. Так Саид Кхан стал боевиком этой террористической организации. Но боевиком называл себя только Саид. Бойцы 'Лашкар-и Тайба' считали себя шахидами. В сущности, правы были террористы, а не Саид: в Пакистане шахидами называют солдат, погибших в войнах за Пакистан ради освобождения Кашмира.

— Покажи мне первую пятёрку, которую ты приготовил для отправки в тренировочный лагерь в Вазиристане, — небрежно сказал Саид, обращаясь к своему низкорослому спутнику, которого звали Вакас Хази. Чуть полноватый, с маслеными чёрными глазами, хорошо образованный, умный, хитрый и изворотливый Вакас играл в 'Лашкар-и Тайба' почтенную роль наставника истишхада.

— В тренировочный лагерь сегодня уедут вот эти четверо: индус и три пакистанца, -уважительно поклонившись, начал Вакас. — А пятого мальчика, вот этого араба с золотой кожей и синими глазами, я оставлю.

— С чего бы это? — удивился Саид.

— Твоя благословенная сестра подарила мне этого мальчика. Ты же не против? — Вакас заискивающе посмотрел Саиду в глаза.

— Насчет первых четырёх — я не против, — кивнул Саид. — А этот белобрысый... что-то он слишком маленький. И кстати, это — не араб, Вакас.

— А кто? — Вакас удивлённо поднял брови.

— Американец. Англичанин. Европеец. Или вообще — русский. Я таких, как эта chua, видел в плену в Баграме в восемьдесят втором, когда был там при Пешаварской семёрке ... Я лично перерезал горло этим неверным. Тело этого мальчика осматривали? Отметины, знаки, крест неверных на теле есть?

— Осматривали, — кивнул Вакас. — Но ничего этого нету.

— Понятно... Впрочем, зная хитрость неверных, отсутствие знаков ещё ни о чем не говорит. А ну-ка, Вакас, повтори мне, что конкретно сказала тебе моя сестра, когда привезла сюда этого мальчика?

— Ну, Карен сказала, что отец этого мальчика был арабом.

— А его мать?

— А вот насчёт матери неизвестно. Карен сказала, это была какая-то sharmuta, — Вакас небрежно пожал плечами. — Ты же знаешь, как у нас относятся к женщинам, родившим детей вне законного брака. Но Карен... — и тут Вакас оживился, — но Карен сказала, что она дарит этого мальчика мне! Саид, ты же не заберёшь у меня ее подарок? — Вакас явно волновался. Саид поставил ногу, обутую в крепкий армейский башмак, на проволоку ограждения и знаком приказал охраннику открыть дверь клетки, где на земляном полу сидели пятеро юных пленников.

— Давай сюда этого, белобрысого, — приказал Саид. Охранник смахнул пот усердия и со всех ног бросился исполнять приказание. Наклонившись к мальчику, стражник указал ему пальцем на Саида. Синеглазый малыш кивнул, плавно поднялся на ноги и безбоязненно потопал к огромному, испещрённому шрамами, Саиду. Когда ребенок находился всего в паре шагов от него, Саид выбросил вперёд руку, схватил за подбородок ребёнка и резко вздернул вверх его голову. Четырехлетний малыш дёрнулся и 'ответил' мужчине весьма недовольным и неприязненным взглядом. Другие мальчики — пакистанцы и индус — всхлипнули. Саид бросил на пленников злой взгляд. В ответ мальчикинемедленно зарыдали. В отличие от светловолосого карапуза, которого сейчас терзал Саид, эти дети уже успели выучить, что такое боль и страх. Но Саба таким опытом не обладал: всю свою жизнь он прожил в окружении людей, которые любили его и баловали безмерно.

— Что, chua, ты меня совсем не боишься? — обратился Саид к мальчику на урду. Саба не понял чужую речь, и в его живых глазах промелькнули удивление и явный интерес. — А ну-ка, Вакас, спроси у этого chua, откуда он. — Саид Кхан прищурился, продолжая разглядывать тонкое синеглазое личико.

— На арабском спросить? — засуетился Вакас. Саид усмехнулся:

— Нет, на английском... Для начала, на английском спроси, — поправился он.

— Where are you from, boy? — ласково обратился к ребёнку Вакас. — Откуда ты, мальчик?

Саба перевёл изумленный взгляд на Вакаса.

— На английском мальчик не понимает, — подобострастно объяснил мимику малыша Вакас.

— Это я уже понял, — хмыкнул Саид. — А теперь, Вакас, задай мальчику тот же вопрос, но — теперь на русском.

Вакас подумал, нервно дёрнул уголком рта, но приказание исполнил. Возникла пауза.

— E-da? Ana mish fekhem. Aiz akl', — неожиданно ответил ребенок и забавно почесал нос.

— Что он сказал? — заинтересовался Саид.

— А он сказал на арабском, что он меня не понимает. И добавил, что он очень хочет есть... Саид, мальчик абсолютно чисто говорит на арабском. И произношение у него, как у коренного жителя египетской Александрии. Карен не обманула тебя, этот мальчик действительно араб.

— Вот как? Значит, на арабском мальчик говорит, а на русском — не понимает?.. А ну-ка, спроси у этого chua, как его зовут. На русском спроси.

Оценив замысел Саида, Вакас покусал губы и всё же перевёл вопрос на русский язык. Мальчик удивленно изогнул изящные тёмные брови и несколько минут с неподдельным интересом смотрел в рот Вакасу, вслушиваясь в его речь. Казалось, малыша заинтриговал этот странный выговор, гортанный, как рокот водопада. Понаблюдав за реакцией малыша, Саид сделал Вакасу знак, и тот задал тот же вопрос на арабском.

— Esmi Sab'a, — тут же ответил мальчик, после чего подумал и, сжав всё пальцы в кулачок, разогнул средний палец.

— Это ещё что? — изумился Саид.

— Ну... кхм, мальчик сказал, что его зовут Саба. Странное имя... На арабском означает цифру 'семь'.

— Я тебя не об этом спрашиваю! — разозлился Саид. — Жест мальчика что означает? Тоже число 'семь'?

— Ну это означает, что... кхм... ну, что мальчик... что он тебя не боится, — осторожно ответил Вакас.

— Вот как? — хмыкнул Саид и сильнее сжал подбородок малыша. И тут Саба исполнил запрещённый приём: разжав пальцами руку Саида, он потёр покрасневшую кожу вокруг своего рта, после чего склонил голову к плечу и улыбнулся. В глазах цвета лазури засияли два золотых солнца. 'Глаза человека — это зеркало его души', — вспомнил Саид слова Карен. Тогда Саид согласился с сестрой. Но сейчас он мог бы с ней и поспорить: зеркалом души мальчика, который сейчас бесстрашно смотрел на него, была улыбка. При виде этой улыбки Саид Кхан потрясённо застыл, Вакас ахнул, а стражник заулыбался и нащупал в кармане кусок припрятанной им пакистанской лепешки чапати. 'Отдам ребёнку, когда эти двое отвалят', — решил про себя охранник. Между тем Саид повернулся к Вакасу Хази.

— Значит так, Вакас, — безапелляционно сказал он. — Вот этих четверых — кивок в сторону индуса и трёх пакистанцев — ты отправишь завтра в лагерь. А что до этого маленького араба — кивок в сторону Саба — то я бы пристрелил его, потому что он слишком мал и от него толка не будет как минимум, еще десять лет... но эти его глаза и улыбка — они многое меняют. Поэтому я решил так: ты, так и быть, оставишь этого мальчика у себя. — Охранник испуганно вздрогнул. Вакас радостно вспыхнул. — Подожди, не благодари меня, — наблюдая за Вакасом, мрачно усмехнулся Саид. — Ты ещё не знаешь, что тебе предстоит делать. Итак, ты будешь очень хорошо заботиться об этом ребенке. Растить его. Кормить. Учить наукам и языкам. Особое внимание удели урду и его наречиям, таким, как хенко и годжал, — Саид надменно цедит слова, — если надо, приведешь к мальчику преподавателей... Но самое главное, что ты должен сделать — это научить этого мальчика подчиняться. Этот мальчик, этот chua не ведал ужаса, и это его плюс. Но он не умеет слушаться, и в этом его минус... Вакас, ты должен заставить этого ребенка исполнять любой приказ, который отдаст ему его хозяин. Ты знаешь, как у нас это делается. Лицо мальчишки не тронь — он очень хорош, и портить дар, данный ему Аллахом, я тебе запрещаю. Но в твоём распоряжении будет вся спина этого ребёнка. Вот ею и занимайся... А потом мальчиком займусь я, сделаю из него солдата. Да такого, что преподнесет Карен огромный сюрприз. И ещё... — Саид помедлил и брезгливо передёрнул плечами, — Вакас, не смей делать из мальчика шлюху.

— Но... но твоя сестра мне обещала, — вспыхнув до корней чёрных, гладких, блестящих волос, возмутился Вакас. Саид прервал Вакаса одним движением густых, сросшихся на переносице, бровей:

— Вакас, ты меня понял? Мне нужен солдат — такой, как я, а не заднеприводный — такой, как ты. Взамен этого мальчика можешь выбрать себе любого из этих четырёх. Считай, это моя тебе компенсация.

— Но твоя сестра... Но Карен же обещала этого мальчика мне, — жалобно взмолился Вакас и тут же прикусил язык, едва увидев жёсткий, холодный и непримиримый взгляд Саида.

— Моей сестры тут нет. А я — есть, — зловеще пригрозил Саид. — И этот мальчик — мой.

— Sahih, arbab. Хорошо, господин. Пожалуйста, прости меня.

Саид смерил Вакаса насмешливым взглядом и ушёл. Саба, которого Саид называл странным именем Chua, устало зевнул и дал охраннику увести себя. Улыбаясь своим мыслям, охранник тщательно запер дверь и украдкой сунул мальчику остатки лепёшки чапати:

— На, поешь, детка.

И только Вакас остался стоять, сжимать кулаки и от души проклинать Саида.

Прошёл год. В ноябре 1987 года мальчику, названному Chua, исполнилось пять лет.

— Покажи мне, что ты выучил на урду. — Мальчик протянул трогательную тетрадку в клетку. Вакас пробежал глазами тридцать фраз, взятых мальчиком из Корана. — Хорошо, — похвалил он малыша. — Но ты, Chua, сделал шесть ошибок, и за это тебя ждет наказание. Повернись ко мне спиной, мой маленький мальчик. За каждый удар ты получишь финик, — и с этими словами Вакас показывает голодному малышу плётку и миску со спелыми плодами. Финики вкусные. Chua хочет есть, а к плети хозяина он уже привык. К тому же Вакас его любит, а спина, иссечённая шрамами, не реагирует на удары так, как это было сначала. Мальчик спокойно выполняет команду. Вакас ударяет его шесть раз и хрипит:

— Ах, Chua... как же я тебя люблю. И ты такой красивый, мой славный, мой маленький мальчик...

Прошел ещё один год, и Chua исполнилось шесть лет. Сейчас он стоит в богато обставленной комнате и внимательно разглядывает стол, на котором лежит плётка и стоит миска, полная спелых фиников. На диване привольно раскинулся Саид. Хозяин дома, Вакас, стоит рядом с мальчиком.

— Встань на колени, Chua. Покажи мне, что ты умеешь, — лениво тянет Саид. В ответ мальчик переводит вопросительный взгляд на Вакаса.

'Мой хозяин — Вакас. Вакас должен подтвердить приказание чужака.'

Но Вакас странно улыбается и отводит глаза в сторону.

— Chua, ты слышал, что я сказал? — Саид грозно выпрямляется, но мальчик по-прежнему ищет глаза Вакаса. — Я сказал, встань на колени. В третий раз я просить не буду. — Кажется, что голос Саида взорвал ужасом всю комнату. Вакас попятился. Но мальчик поднял вверх голову и одарил Саида спокойным, уверенным взглядом.

— Вы не мой хозяин, господин, — равнодушно объявил мальчик Саиду.

— Ах, не твой? — извергая потоки ругательств, Саид вскакивает и рывком вытягивает из брюк широкий солдатский ремень с увесистой медной пряжкой. Мальчик переводит встревоженный взгляд на Вакаса. Но Вакас снова отводит в сторону глаза, молчит и все также странно улыбается. Саид размахивается и на спину мальчика опускается оглушительный удар. Мальчик кричит и ищет глаза хозяина.

'За что меня бьют? Хозяин же мне ничего не приказывал!'

Саид прищуривается и отмеряет еще один удар, не столько сильный, сколько расчётливый.

— Смотри в глаза только хозяину, — шепчет рядом Вакас. В это время пряжка касается спины мальчика. Сhua кричит от боли. Делая короткие, рваные вздохи, мальчик ищет глазами Вакаса. Тот должен подтвердить приказ Саида и тем самым избавить его от мучений. Но Вакас прячет глаза. Удар. Ещё один удар.

— Если ты мне не подчинишься, то следующим будет твой любимый хозяин, — плюётся словами Саид. — На колени, Chua, я кому сказал?

Так мальчика и сломали. Теперь он — марионетка в безжалостных руках. Его бьёт человек, которому подчиняется его хозяин. Саид может сделать Вакасу больно. И мальчик, которого Вакас называл Сhua, сделал всё, чтобы хозяина не тронули — он всё-таки встал на колени.

Только через три года мальчик узнал, что сhua — на урду 'крыса' ...

Наступил 1991 год. Вот уже пять зим как мальчик живёт в доме Вакаса.

— Ты видел успехи мальчика, Саид, — хвастается Вакас Саиду, приехавшему навестить мальчика. — Chua отлично усвоил все уроки ислама. Владеет годжалом, хенко и урду, как пакистанец. Я также научил его русскому и английскому. А математику и логику Chua схватывает вообще на лету, а ещё ... — Вакас осекся, увидев небрежную улыбку Саида.

— Покажи мне лучше, как мальчик умеет слушаться, — требует он. Вакас восторженно кивает и берёт в руки толстый солдатский ремень с увесистой медной пряжкой. Сидя на низком диване, Саид Кхан прищурился и протянул Вакасу свою пиалу с чаем.

— Покажи лучше так, — с насмешкой говорит он. Вакас вспыхнул, с видимым удовольствием отбросил ремень, взял в руки чашку и шагнул к мальчику.

— Встань на колени, Chua. Я тебя люблю, мой маленький, мой храбрый мальчик, — пропел Вакас. — Вынесешь этот урок, да? Ведь ты меня любишь.

Мальчик безмолвно стаскивает с себя майку и привычно становится на колени.

— Смотри мне в глаза, Chua, — командует Саид.

— Терпи и не плачь, — подсказывает Вакас и медленно, точно смакуя, выливает кипяток из пиалы на голую спину подростка. Мальчик издаёт короткий, хриплый крик, но не отводит глаз от Саида. — Терпи, терпи, Chua, ведь я тебя люблю, — воркует Вакас. Поднявшись с дивана, Саид присел на корточки напротив подростка. Жёсткими пальцами он взял мальчика за подбородок и несколько мгновений изучал синие, замершие от боли глаза. В это время Вакас потянулся к своей чашке с чаем. Саид уловил это движение.

— Довольно, у мальчика шок, — тихо приказал Саид, в этот миг вспоминая свой собственный опыт. Именно так, много лет назад благодаря спасительному шоку Саид научился преодолевать пытку болью. Помедлив, Саид выпрямился, снял с себя пиджак и набросил его на спину подростка. — Ну что ж, отлично, — как ни в чём не бывало, произносит Саид. — Итак, первый урок пройден. Мальчик знает, чем грозит ему неподчинение. А ты, Вакас, неси шприц и ампулу, нужно противошоковое вколоть. Иначе мальчик не справится. — Саид окинул взглядом дрожащего подростка. — Ничего, потерпи, larka, — очень тихо сказал он. — Через два месяца кожа заживёт, а мы с тобой приступим к совсем другим урокам. Я научу тебя пользоваться ножом — владеть им, как мужчина, и если все пойдет, как рассчитываю я, то к апрелю ты станешь седьмым бойцом моего отряда. И кстати, чуть не забыл: тебе же положена награда.

Вакас с готовностью потянулся к миске с финиками. Саид Кхан мрачно захохотал:

— Оставь себе эту дрянь, Вакас. В отличие от тебя этот мальчик уже мужчина.

— Да ему всего девять лет, — возмутился Вакас.

— Зато он ведёт себя, как мужчина. Терпит боль, как мужчина. Вот пусть и получит награду, как настоящий мужчина. Для начала вернём ему имя. Как там, в лагере, он называл себя? — Саид пощёлкал пальцами и вопросительно посмотрел на Вакаса.

— Его имя? Э-э.... кхм... что-то не припомню, — Вакас собрал гладкий лоб в морщины. — Ах да, кажется, какое-то числительное. Кажется, семь.

— 'Семь'? Ну надо же, — усмехнулся довольный Саид. — Значит, назовём мальчика Сахт. Ну что, с днём рождения тебя, крестник... А ты, — и Саид обернулся к Вакасу, — ты купи моему Сахту самую лучшую женщину. Самую красивую и самую умелую. А ещё лучше — купи двух. Найди тех, что научат Сахта любви, а не этим твоим... нежностям... 'Я люблю тебя, моя маленький мальчик', — передразнил Вакаса Саид и брезгливо сплюнул себе под ноги.

— Но... но я бы мог и сам обучить мальчика, — заупрямился Вакас и осёкся, увидев по-настоящему страшный взгляд Саида.

— Вот именно, — прошипел Саид, оценив ужас на лице Вакаса. — Ты помнишь наш уговор? Не смей трогать мальчишку. Он — не для тебя. А теперь пойдём, проводишь меня. А с тобой я не прощаюсь, larka.

В ту ночь получивший новое имя мальчик так и не смог уснуть. Но думал Сахт вовсе не о награде. Прислонившись невыносимо горячей спиной к холодной кирпичной кладке, мальчик сидел неподвижно, так, чтоб не тревожить больное тело, и смотрел вверх, на древнее, как мир, небо Пакистана. Небо было глубокого серого цвета, как графит, а звёзды такими яркими и близкими, что, казалось, протяни руку — и дотронешься до них.

— Почему это происходит со мной? — спросил небо мальчик. Но ответа не было. И мальчик сам ответил себе: 'Inshalla. Всё в руках Аллаха' ... В глазах мальчка мерцали звезды.

Прошло четыре года. В апреле 1995 года в 'Лашкар-и Тайба' принимали гостей: боевиков, заслуживших славу; наёмников, сделавших себе имя; перекупщиков 'живого товара'. Для приёма гостей было подготовлено весьма занимательное зрелище, для чего в цехах разрушенного войной завода была выстроена арена. Заполненная песком и кирпичной крошкой, она была обнесена крупной металлической сеткой, вокруг которой поднимались вверх ряды с крошащимися под ногами кирпичными ступеньками. Ступеньки служили сидениями для двух сотен зрителей. В воздухе ещё разливалось зловоние плесени и той особой, затхлой сырости, которая свойственна всем помещениям, брошенным людьми. Но теперь этот смрад был явственно перебит густым запахом пота, азарта и шелестящих зелёных денежных купюр, переходящих из рук в руки. Каждые десять минут помещение оглашалось яростными криками одобрения или ярости: зрители делали ставки, менять которые было запрещено. 'Иншалла — все в руках Аллаха', — привычно звучало в воздухе.

Саид Кхан провёл свою сестру Карен к лучшим местам.

— Так в чём же заключается твой сюрприз, брат? — усмехнулась Карен, одетая, как и многие зрители, в традиционную для Пакистана 'шальвар-камиз' — широкие шаровары и длинную рубашку. На звонкий звук женского голоса разом заинтересовано обернулось несколько мужчин. Но, признав в женщине сестру Саида, боевики все, как один, отвели глаза: Карен была равной среди них, а не их добычей.

— Хочу показать тебе кое-кого, — загадочно сказал Саид и кивнул на арену. В это время в центре ринга заканчивался показательный бой. На площадке, усыпанной песком, двигалось пять пар мальчиков. Мелодично звенели ножи. Десятилетние дети бились зло и яростно, но наметанному глазу Карен было очевидно, что для этих детей ножевой бой пока что только игра, а не битва за жизнь со смертью.

— Ах, это? Ну, ничего интересного для меня. — Карен сморщила носик, когда один из мальчиков получил ножевое ранение.

— Ничего интересного? — шутливо возмутился Саид. — А как насчёт того, что ножевой бой — это самое философское единоборство? Помнишь, нас с тобой учили, что в ножевом бою основным противником человека является не враг с ножом, а тёмные стороны в самом человеке? Только познав их, можно противостоять кому угодно, — назидательно произнёс Саид. В ответ голубые глаза Карен заискрились от смеха.

— Брат, ты меня в гроб вгонишь с этой своей дешёвой философией, — засмеялась Карен, — и ты...

Но слова женщины потонули в крике, одновременно вырвавшемся из сотни мужских глоток, когда пять пар мальчиков покинули арену, а на ринг выпустили двух новых бойцов.

— Сахт! Абдулбаис! Сахт! Абдулбаис! — бушевала толпа. Из рук в руки боевиков стали переходить очень крупные суммы денег.

— Почему такие большие ставки? — оценив достоинство банкнот, изумилась Карен.

— Потому что эти мальчики — сильнейшие. Но в спарринге они пока ещё не встречались. Год назад Сахту было только двенадцать, и я не хотел выпускать его против Абдулбаиса. Но теперь, когда Сахт подрос, пришло время узнать, на что он способен... Видишь ли, — пояснил свою мысль Саид, — в отличие от Абдулбаиса у Сахта ещё не было поражений, но Абдулбаис дерётся уже несколько лет, а у Сахта весь практикум открытых боёв всего каких-то полгода.

— Вот как? — И Карен с интересом оглядела обоих юных бойцов. Первый — тонкий, изящный, стройный, женщину не заинтересовал. А вот второй — крупный, грозный, светловолосый — поражал ощущением огромной физической силы.

— А кто из них кто? — спросила Карен. — Сахт — это тот, что крупнее, да?

— Нет. Сахт — это тот, что поменьше. Так на кого из мальчиков ты поставишь, сестра?

Карен ещё раз окинула взглядом обоих 'гладиаторов' и прикинула, что если Сахта можно сравнить с гибким, блестящим, но хрупким клинком, то Абдулбаис напоминает хорошо отточенный топор, одним ударом сносящий с плеч головы.

— На Абдулбаиса, который постарше, — усмехнулась сестра. — Я хочу выиграть.

— Ты проиграешь, — уверенно заявил Саид. Карен снисходительно рассмеялась. Брат и сестра сделали ставки.

— Восточно-европейский стиль, — объявил рефери. Зрители тут же притихли, а каждому из юных бойцов вручили ножи для поединка. В тонкой руке Сахта оказалась тяжёлая 'финка', а в ладонь Абдулбаиса лёг боевой китайский нож. Клинок китайского ножа был явно легче 'финки', но обладал одним смертельным секретом: длину лезвия этого ножа можно было увеличить на несколько сантиметров и тем обеспечить себе безусловное преимущество в бою. Отмерив дистанцию, Аблудбаис первым перешёл в наступление. Сахт ловко отбил удар. Теперь мальчики двигались на арене по кругу, со стремительной пластикой зверей, делая яростные выпады. Подавшись вперёд всем телом, сузив глаза, Карен наблюдала за Сахтом. Как можно парировать удары китайского ножа — женщина прекрасно знала, но её интересовало, что может делать 'финка'. В руках Сахта нож показался Карен головой ядовитой змеи со стальным языком. Не пропуская движений каждого из юных бойцов, Карен изучала, как Сахт, используя замкнутые, восьмерко-образные траектории, наносит своему противнику удар за ударом. При этом каждый туше Сахта был высокого поражающего эффекта: за любым ударом 'финки' могло последовать поражение жизненно важных органов противника или даже летальный исход, но Сахт явно жалел Абдулбаиса. Закончив свои наблюдения, Карен пришла к выводу, что Сахт за одну короткую секунду хладнокровно и расчетливо мог 'подарить' своему противнику сразу четыре смерти, а Абдулбаис не смог нанести Сахту даже одного опасного удара, за исключением порезов на левой руке и у локтевого сгиба правой.

— Сахт, добей его! — слышалось с трибун. — Добей Абдулбаиса, хватит играть! Давай, добей его, larka.

— Почему Сахт не убивает Абдулбаиса? — удивилась Карен.

— Я ему ещё не разрешил, — усмехнувшись, ответил Саид. Карен сделала большие глаза:

— Так это ты тренировал Сахта?

— Да, я, — с гордостью кивнул Саид, в то же время, не сводя внимательного взгляда с арены, где сейчас сражался его лучший ученик.

— Ну, тогда я прощаюсь с выигрышем, — разочарованно протянула Карен.

Между тем на ринге происходило нечто странное. Нанеся противнику глубокий порез у пятого ребра, Сахт неожиданно отступил и опустил нож. Взбешённый, жаждавший реванша, Абдулбаис немедленно ринулся вперёд. И тогда Сахт молниеносно сделал четыре коротких движения. За долю секунды он присел, крутанулся на левой пятке и сделал подсечку правой ногой. Абдулбаис попятился, и тогда Сахт едва уловимым движением перехватил 'финку' и нанёс тяжёлой рукояткой ножа сильный, болезненный удар в область верхней губы противника. Из глаз Абдулбаиса брызнули слёзы, из носа пошла кровь, а сам Абдулбаис, на мгновение потеряв зрение, как подкошенный, рухнул на спину. В то же мгновение Сахт упал на колени и ногами заблокировал движения рук и ног Абдулбаиса. Перехватив финку за рукоятку левой рукой, Сахт прижал лезвие к сонной артерии Абдулбаиса и чуть-чуть надавил. Из рассеченной кожи на шее Абдулбаиса зазмеилась алая струйка крови. Зрители издали общий вздох. Разыгранная перед ними драма приближалась к развязке. Но последнее слово оставалось за хозяином Сахта.

И мальчик поднял голову. Его синие глаза обыскали толпу и нашли лицо Саида. Увидев глаза мальчика, Карен ощутила холод.

— Так вот кого ты хотел показать мне, брат, — сглотнув, прошептала женщина. — Но он же сдох, он же должен был умереть... Или стать sharmuta, как его мать... Я же приказывала Вакасу, и...

— Заткнись, Карен, — грозно и властно отрезал Саид. — У тебя есть сын, рожденный вне брака? Вот его и воспитывай. А этот мальчик будет моим. Он и так уже почти мой. Дело осталось за малым. — Саид давил Карен взглядом, вынуждая женщину отступить и опустить свой взор. Поединок голубых глаз длился ровно секунду. Первой сдалась Карен.

— Ну хорошо, — неохотно сказала женщина. — Но, позже мы погорим! — пригрозила она.

— Я всегда прав. А на разговор 'позже' можешь не рассчитывать. — Саид торжествующе усмехнулся и перевёл взгляд на арену. Там всё ещё ждал его решения Сахт.

— Убей противника, если хочешь, — милостиво разрешил Саид мальчику. Длинные, чёрные ресницы Сахта дрогнули. Синий взгляд на мгновение переместился чуть выше головы Саида. Там, незаметный толпе, у дальнего входа, за спинами зрителей стоял Вакас Хази. Поймав взгляд Сахта, Вакас отрицательно покачал головой и тут же исчез в толпе. Тёмные брови мальчика взлетели вверх чёрным изломом, рот сжался в жёсткую линию. Сахт поудобнее перехватил рукоятку 'финки', и в воздухе пробежали предгрозовые разряды.

— Молись, — громко произнёс Сахт и наклонился к противнику. — Иншалла, — прошептал он. Абдулбаис вздрогнул, глядя в глаза мальчика.

— А.... астагъфиру-Ллах, уа атубу иляйхи, — начал робко читать по памяти Абдулбаис. — Прошу прощение у Аллаха и приношу Ему своё покаяние...

Он не успел договорить, когда Сахт размахнулся и вонзил нож в песок рядом с его лицом.

— Иншалла. Всё в руках Аллаха, — произнес Сахт и встал. Раздался один общий выдох, и воцарилось безмолвие.

— Послушный мальчик? 'Послушный тебе', Саид? — в общей тишине издевательски расхохоталась Карен. Она наклонилась к Саиду и прошептала ему на ухо: — Убей его, брат. Потому что этот мальчик никогда тебе не подчинится... Поверь, я знаю, о чём говорю. — Карен поднялась и ушла. А Саид остался сидеть и смотреть, как зрители почтительным молчанием приветствуют его, учителя, и его лучшего ученика, покидающего арену в одиночестве.

Вечером того же дня в гостиной Вакаса Хази накрывали на стол. Но сам Вакас торопливо спустился в подвальную комнату, где его уже ждали Саид и Сахт, стоявший на коленях.

— Чуть позже тебя ждёт награда, — разглядывая подростка, сообщил ему сухим, как зыбучий песок, голосом Саид. — Но сначала ты, Сахт, примешь своё наказание.

Мальчик покорно кивнул. Впрочем, мальчик давно уже одинаково бесстрастно переносил страх, пытку, боль, ужас, любовь женщин и даже миг, когда они доставляли ему удовольствие. Но в этот раз Саид удивил подростка: из маленькой жаровни он достал раскалённое клеймо на длинной деревянной ручке. Глядя на пылающее красным железо Вакас оттёр струящийся по его лицу пот.

— А можно, я это сделаю? — Вакас искательно заглянул в лицо Саида.

— Ты? Ну что ж, давай ты. — Саид с явным облегчением бросил клеймо на жаровню и отошёл. Занявший его место Вакас осторожно ухватил клеймо за безопасную ручку, зашёл мальчику за спину, примерился и прижал железо к детской спине. Отвратительно зашипела кожа и кровь, сворачивающиеся под смертельным жаром. Плоть лопнула, запахло палёным мясом. Клеймо впилось в спину мальчика, и между лопаток Сахта расцвела красно-чёрным арабская цифра '7'. Мальчик выгнулся от непереносимой боли и перехватил напряженный взгляд Саида.

— Теперь тебе понятно, кто твой хозяин? — спросил Саид.

— Молчи, если хочешь жить. — Этот шёпот Вакаса было последним, что услышал Сахт перед тем, как потерять сознание.

Очнулся он через сутки.

— Ты как? — прошептал Вакас, меняя ему повязку.

— Нормально. — Мальчик дёрнулся, когда пальцы Вакаса задели его обугленную плоть.

— Потерпи, мой маленький, мой красивый мальчик.

Сахт закрыл глаза, послушно кивнул и расслабился.

— Малыш, ты правда меня любишь? — Вакас наклонился к мальчику и ласково погладил его по голове.

— Да, я тебя люблю, — впервые признался мальчик. И он не лгал. Всем хорошим, и всем плохим Сахт был обязан Саиду. Мальчик знал, что Саиду он нравится. Но Саид никогда не говорил ему о том, что он любит его. А Вакас говорил всегда, даже когда бил его...

Прошло полтора месяца. Ожог Сахта затянулся, но так и не зажил до конца. В один из дней Саид Кхан решил навестить мальчика.

— Хочу с тобой поговорить... Итак, почему ты не убил противника? — дружелюбно начал Саид Кхан, присаживаясь к подростку на постель. Мальчик покусал губы, подумал.

— Вы не отдавали мне такой приказ, господин, — наконец произнёс он.

— Нет, отдавал. Ты знал, что если ты выиграешь, то должен убить Абдулбаиса. Так почему же ты этого не сделал? Кто — или что тебя тогда остановило? — Подросток попробовал пожать плечами, но зашипел от боли. — Итак? — не отступал Саид. — Кто велел тебе нарушить мое приказание? Вакас?

В это мгновение в комнату ввалился насмерть перепуганный Вакас Хази.

— Не я.... то есть я, Саид, хотел предложить тебе чай, — пролепетал Вакас. Глаза Сахта вспыхнули, и Вакас немедленно прикусил язык. 'Вот так трусы и выдают себя', — усмехнулся про себя Саид. Он посмотрел на подростка, еще не научившегося лгать, потом смерил взглядом трусливого взрослого, обманом забравшего себе сердце этого мальчика. И Саид ощутил горячее желание сжать глотку Вакаса и медленно, по капле, выдавить из неё весь воздух, а вместе с ним и всю его никчемную жизнь.

В тот миг Саид принял решение.

— В общем так, Сахт, — Саид поднялся. — Ты через месяц отправишься со мной в тренировочный лагерь в Вазиристане. Там ты долечишь спину, потом пройдешь трехнедельный курс 'Даура-а-Аам'. Поймешь, наконец, что такое истинный ислам в моём понимании. Далее ты обучишься применению оружия: автомат Калашникова, автоматическая винтовка, ручной пулемёт 'INSAS' и наша штурмовая винтовка 'G2'. Ещё пистолеты и взрывчатка. После этого отправишься на курс, доступный только избранным.

— Он-то уедет. А как же я без него? — пискнул Вакас. Саид прищурился:

— А у тебя, Вакас, есть ровно месяц на то, чтобы как следует попрощаться с воспитанником. Напоминаю: лица не трогать. А вот спина Сахта — если твой 'любимый мальчик', конечно, к этому готов — она в полном твоём распоряжении... Смотри, хозяин, не облажайся. -Саид странно усмехнулся, смерил Вакаса загадочным взглядом и ушёл.

А Сахта ждали мучения. Теперь Вакас по нескольку раз в день проверял, как заживает рубцующийся шрам мальчика. Но рана гноилась, и тогда Вакас брал в руки нож, чтобы вскрыть её. На четвертый день мальчик не выдержал.

— Перестань, я больше не могу, — прошептал Сахт, еле ворочая изгрызенными в кровь губами. Ответом ему стал сильнейший удар, обрушившийся ему на голову. Оглушённый мальчик дёрнулся. Вакас посмотрел на гибкое тело Сахта, и вдруг представил себе всё, о чем он только мечтал. О том, как это было бы, если б этот мальчик, такой красивый и такой желанный, был бы с ним рядом. А еще лучше — под ним. Или — стоя на коленях, позади него. И какие вещи можно было бы сотворить с его золотистым телом. И как боль — эта непереносимая мука в синих глазах — стала бы прекрасной спутницей их разделённой страсти.

Лицо Вакаса Хази налилось кровью, дыхание разорвалось, а потом стало тяжёлым. Не контролируя себя, мужчина пнул мальчика. Сахт скорчился, а Вакас пережил настоящий пароксизм страсти. Мужчина пошатнулся и, хрипло застонав, приготовился снова ударить подростка.

— Пожалуйста, не надо, хозяин, — взмолился мальчик, пытаясь отползти в угол. — Ты же любишь меня.

— Люблю? Кого? Тебя? — от неожиданности Вакас пришёл в чувство. — Люблю 'тебя'? — презрительно переспросил он. Потом захохотал: — Да что ты знаешь о любви, ты, грязь под моими ногами? Ты же спал с женщинами и не сохранил своей чистоты... Крысёныш, дрянь. О, я бы показал тебе всю силу своей любви, если бы только смог хотя бы один раз — всего один-единственный раз — добраться до тебя... Ах, если бы только не Саид. Если бы только не этот чёртов Саид! Ну, ничего... Я, Chua, рассчитаюсь с тобой по-другому. Подай мне нож. За неимением лучшего я подправлю цифру '7' на твоей спине. На счастье, на удачу, на долгую память вырежу тебе еще одну семёрку... Ты встанешь, или нет? — разозлившись, Вакас снова пнул мальчика. — Встань, я тебе приказываю! — торжествуя, заорал он.

И мальчик выполнил приказ. Теперь он стоял, пошатываясь.

— Ну и чего ты ждёшь, волчонок? Где мой нож? — презрительно скривив губы, Вакас шагнул к мальчику и в первый раз в жизни ударил его по лицу. Лицо мальчика исказилось, пушистые ресницы дрогнули, и подросток ответил:

— Вот твой нож. Держи его крепче, хозяин...

Вакас не сразу почувствовал удар, надвое распоровший ему живот. Произошло неизбежное: услышав непрощаемые слова, идеальная машина сломалась. Психика подростка выставила вперед свой последний щит: вечный инстинкт жизни. Мальчик вышел из повиновения. Он размахнулся, и острая сталь ещё раз вонзилась в живот хозяина. Потом ещё раз и ещё. Нанеся семь ударов, мальчик отступил назад, склонил к плечу голову и улыбнулся, наблюдая, как обезумевший от страха мужчина выкатил белки и грузно осел на ковер. Как чёрная кровь залила красную миску с финиками, и как, подбирая свои кишки, Вакас закричал от ужаса. Очнувшись от крика, мальчик моргнул и сделал неуверенный шаг к хозяину.

— Sahih? — осторожно позвал мальчик. — Что с вами, хозяин?

— Не подходи, — слабея, Вакас лёг у его ног. — Саид... он всё-таки у меня выиграл... А ты... уходи, Саба... ты, чёртов копт. Карен мне говорила. — Глаза Вакаса на мгновение сфокусировались на потрясённом лице подростка. — Да, я помню твое настоящее имя.... Тебя зовут... Саба... Эль-Каед, и ты... не мусульманин... Ты — копт. И вот... теперь... ты... живи... вечно... с этим... моим... подарком. Живи — и будь... ты проклят... как и вся эта любовь. — С этими словами Вакас умер. А мальчик, обретший своё имя, упал перед ним на колени. Он стиснул в объятиях и прижал к себе труп человека, с которым жил долгих девять лет, которого он любил и которому бесконечно верил. Корчась в рыданиях, маленький убийца оплакивал свою жертву так, как не плакал никогда. Шли секунды. Минуты падали в бездну. Наконец, слёзы мальчика иссякли. Саба вытер глаза тыльной стороной ладони, задумчиво лизнул правый кулак, костяшки которого сочились кровью. Наклонился — и одним движением подхватил нож, которым зарезал Вакаса. Мальчик равнодушно отвернулся от мёртвого тела. Настороженно, как обходящий западню волк, подросток выбрался из дома. Дойдя до первой же лужи, мальчик отмыл в ней руки и нож. Как смог, отстирал кровь с одежды. А потом поднялся и медленно пошёл вперёд, не оглядываясь и не разбирая дороги.

Прошёл ровно месяц. 25 апреля 1995 года в кабинете главного врача городской больницы Лахора встретились двое мужчин. Одним из них был молодой пакистанец, проходивший практику в госпитале. Другого звали Рамадан Эль-Каед, и он разыскивал Саба долгих девять лет. Поиск Рамадана завершился, когда двумя днями ранее он и Рамзи нашли голубоглазую Карен. Два урока наследника рода Эль-Каед — и Карен Кхан призналась, где её младший брат Саид прятал подростка. Последнее, что увидела Карен перед тем, как Рамадан перерезал ей горло, были мертвые глаза её брата, безмолвно и до конца, вынесшего все три пытки.

— Мне нужен мальчик, который недавно пришёл к вам, — сидя на стуле, сухо объявил врачу Рамадан. — У мальчика синий, насыщенный цвет радужной оболочки глаза. Вокруг радужки ярко-выраженный ободок тёмно-синего цвета. У мальчика золотистая кожа и светло-русые волосы. Четыре маленьких родинки над левым надбровьем. Мальчика зовут Саба. Или, по-вашему, Сахт.

— А — кто вы этому мальчику? — насторожился доктор.

— Я? — усмехнулся Рамадан. — Ну, скажем так: я — его ближайший родственник. Я знаю, что Саба находится здесь, у вас. Позовите его. Я хочу забрать мальчика.

Поёжившись под требовательным взглядом золотых глаз, врач неохотно кивнул. Да, этот мальчик был у него, но отдавать подростка такому человеку, как Рамадан, врач не спешил: от Рамадана исходила угроза.

— Вы знаете, что мальчик немой? — подумав, спросил доктор.

— Немой? — изумился Рамадан.

— А еще у него не русые, а белые волосы.

— Ну и что? Волосы могли выгореть на солнце, — пожал плечами Рамадан. — А вот с чего вы решили, что мальчик — немой?

— Ну, когда я спросил, как его зовут, то мальчик мне не ответил. Он слышит, но не говорит. И мальчик написал своё имя. И это имя я чуть позже прочитал у него на спине.

— В каком смысле 'вы прочитали'? — Рамадан даже опешил.

— А у мальчика на спине идеально выжжена цифра 'семь', — врач горестно усмехнулся, наблюдая за окаменевшим лицом побледневшего Рамадана.

'Как вы, его родственник, могли допустить, чтобы с ребёнком случилось такое?' — хотел спросить доктор, но вместо этого произнёс: — Не представляю, какие нелюди сделали это.

— Вы считаете, Саба поэтому не разговаривает? — подумав, спросил Рамадан.

— Да, — уверенно кивнул врач. — Это — последствия шока. Как врач, я могу вам сказать, что такое поведение — последствие травм, перенесённых ребёнком. Судя по всему, мальчик видел что-то страшное... Тут в Лахоре месяц назад было совершено преступление. Убийство. Полиция ищет человека, который зарезал весьма уважаемого человека. Воткнул ему нож в живот, и выпустил ему кишки. Этот убийца — настоящий зверь. — Доктор вздрогнул. — И я думаю, что этот мальчик мог быть жертвой того же нелюдя, потому что ребёнка явно пытали... Но, к сожалению, провести полный медицинский осмотр мальчика я так и не смог, потому что мальчик добровольно никому не позволяет дотронуться до себя, — признался доктор. — Вы бы видели, как мы нож у него отбирали, — и врач грустно махнул рукой, — ничего не могли с ним поделать, пока не вкололи мальчику лошадиную дозу успокоительного... Как вы могли допустить, чтобы такое случилось с ребёнком? — всё-таки не удержался врач. — Я уже и в полицию заявил, там обещали разобраться. Жду их завтра.

Это было именно то, чего опасался Рамадан.

— Ах, вы в полицию заявили, — с насмешливой прохладцей протянул Рамадан. — Кстати, насчет полиции. У меня как раз с собой документы из полицейского отделения Лахора, включая разрешение на вывоз мальчика из Пакистана. Здесь же мой паспорт гражданина Египта, а вот это — официальный запрос из нашего посольства, утверждённый соответствующей организацией вашей стрнаы. Это всё, что вам надо, чтобы вернуть мне ребёнка?

— Да, это всё, — растерялся доктор. — Но, может быть, вы всё-таки оставите мальчика здесь? Хотя бы на время? Ему надо подлечиться, — сделал последнюю попытку отбить ребёнка молодой врач.

— У меня билет на самолет, на двоих. Вы мне компенсируете стоимость билетов в Александрию? Или мне лучше обратится за компенсацией в полицию? — Спрашивая это, Рамадан бил наверняка. Перелёт из Пакистана в Египет стоил дорого, и у молодого врача явно не было таких денег. К тому же на руках у Рамадана были все документы, подтверждающие его права на ребёнка, не говоря уж о поддержке полиции, которую Рамадан тоже явно держал на кармане.

— Ну, хорошо, — неохотно согласился врач. — Я приведу к вам Саба.

— Уж сделайте такое одолжение.

Доктор ушёл. Ожидая мальчика, Рамадан сидел, смотрел в окно и задумчиво хрустел пальцами. Когда мальчик переступил порог кабинета, Рамадан не услышал его: подросток двигался тише собственной тени.

— Вот, это Саба, — объявил врач. Рамадан повернулся на стуле. Мальчик, которого он искал, стоял, опустив голову. Окинув подростка внимательным взором, Рамадан отметил, что Саба вырос, вытянулся и возмужал. Под тонкой кожей мальчика перекатывались мускулы, хоть тело оставалось по-прежнему тонким и стройным. Зато над левой бровью, как и в детстве, цвели все те же родинки-точки. Расположение родинок напоминало навершие креста. Рамадан улыбнулся воспоминаниям и протянул мальчику руку. В ответ Саба медленно попятился назад и исподлобья, совершенно по-волчьи, взглянул на мужчину.

'А вот взгляд изменился, — отметил Рамадан и вздохнул: в глазах подростка больше не было солнца. — Ничего, со временем всё образуется, — утешил себя Рамадан. — В конце концов, Саба ещё совсем мальчик. Детям свойственно быстро забывать о плохом', — опрометчиво решил Рамадан и легко поднялся со стула.

— Да, это Саба, — подтвердил он. — Только у него такие глаза. Ba'iai. Спасибо и прощайте. А ты, Саба, следуй за мной. — Рамадан открыл дверь, выпуская подростка.

— Прощайте... И да поможет вам Аллах найти путь к сердцу этого ребёнка, — тихо прошептал доктор. Он, врач от Бога, хорошо знал, какой долгий и трудный путь ещё предстояло пройти Рамадану.

Через десять часов того же дня, сделав пересадку в Кувейте, Рамадан привёз Саба в Александрию. Всю дорогу мальчик молчал, но послушно выполнял все указания Рамадана.

— Ты не устал? — раз пять спросил Рамадан. Мальчик пять раз отрицательно покачал головой. — Есть или пить хочешь? — Мальчик два раза равнодушно согласно кивнул.

— Хочешь купить что-нибудь? Тут сувениры и игрушки, — сделал последнюю попытку разговорить подростка Рамадан, указав на пёстрые магазины с надписью 'Duty Free'. Мальчик один раз отрицательно покачал головой. Во второй раз — просто отвернулся. Наконец, такси, взятое в 'Burj Al Arab' доставило Рамадана и Саба в Рамлех. Рамадан приветливо распахнул калитку родного дома.

— Давай, Саба, проходи, — гостеприимно пригласил он. Мальчик сделал свой первый шаг к дому по песчаной дорожке. А Рамадан с удовольствием вздохнул запах тамариска, олеандров и бугенвиллии и счастливо улыбнулся: он очень любил свой дом. Потом Рамадан поискал глазами подростка и отметил, что тот уже стоит на верхних ступенях широкого крыльца и равнодушно ждёт новых указаний. Стараясь подавить накопившееся раздражение, мужчина вздохнул и в два шага преодолел расстояние от калитки до места, на котором застыл Саба.

— Ты не против, если мы кое о чем поговорим? — спросил Рамадан, отпирая дверь дома. Мальчик кивнул.

— Это 'да' или 'нет'? — едко задал свой следующий вопрос Рамадан.

Мальчик отвёл глаза.

— Молчание — знак согласия, Саба. То есть 'да', — процедил Рамадан и толкнул входную дверь. — Проходи прямо, там solar, гостиная. Устраивайся. Я приду через пять минут, и мы... — Рамадан запнулся, увидев, что мальчик, не дослушав его, отправился в указанную комнату.

'Так, всё, хватит. Пора это заканчивать', — решил Рамадан. Переступив порог гостиной, он увидел Саба, в этот раз застывшего столбом ровно на середине комнаты. Мальчик упорно продолжал смотреть вниз. Чертыхнувшись, мужчина со стуком поставил стул напротив упрямого подростка и сел.

— Саба, ты на арабском понимаешь? Ты говорить можешь? — Рамадан старался произносить слова размеренно и спокойно.

Подумав, мальчик утвердительно кивнул.

— Отлично. Второй вопрос: ты меня помнишь?

Саба медленно и отрицательно покачал головой.

— А ты помнишь Александрию, где ты вырос? — постепенно повышая голос, заговорил Рамадан. — Ты помнишь Рамзи? А абуну Марка? Того старика в монастыре, от которого тебя забрали? Ты вообще хоть что-нибудь помнишь про ту жизнь, что была у тебя здесь, а не там, в чёртовом Лахоре? — Рамадан пытался достучаться до подростка любыми средствами, любой ценой. Мальчик холодно покачал головой: он ничего не помнил. — Ладно. Тогда подойди ко мне. — Рамадан почти потерял терпение.

Но, вместо того, чтобы сделать шаг вперёд, мальчик отступил назад.

— Я сказал, подойди ко мне, Саба... Чёрт тебя побери, да подойди же ты ко мне, я не сделаю тебе ничего плохого. Подойди ко мне, я кому говорю! — Рамадан сорвался на крик.

Мальчик побледнел, закусил губу и поднял глаза на мужчину. Взгляды Рамадана и мальчика сцепились, как в поединке. Рамадан зло сузил зрачки. Мальчик стиснул зубы и, не отводя взгляда, медленно завёл левую руку вверх, сгрёб ворот майки, стащил её через голову и отбросил одежду в сторону.

— А.... это еще что? — удивился Рамадан.

Оголив спину, подросток шагнул к мужчине и, по-прежнему глядя в его глаза, встал перед ним на колени. После этого Саба покорно опустил голову вниз. Вот тут-то Рамадан и увидел и ожоги, и 'семёрку', что цвела на спине Саба. Рамадан ахнул. В ответ мальчик поднял на Рамадана холодные глаза. Правда, теперь к этому ледяному взгляду примешивались безысходная тоска, страх и лютая ненависть загнанного в ловушку зверя.

'Я готов к пытке, господин. Правда, это будет в последний раз', — пообещал себе мальчик.

— Ты... О господи... Да что же это такое? — выдохнул Рамадан.

Мальчик промолчал, продолжая разглядывать исказившееся лицо мужчины.

— Что с тобой сделали? Что ты делаешь? Говори!.. Да ответь же мне, наконец, — взмолился Рамадан.

— Что я должен сказать, хозяин, чтобы ты не бил меня? — Слова, произнесенные голосом, мёртвым, как лед, упали в звенящую тишину комнаты.

— Боже мой, да что же это... — прошептал Рамадан и рухнул на колени напротив мальчика. Он попытался прижать подростка к себе. Но у Рамадана не вышло: Саба отшатнулся и осел на пятки. Руки мальчика непроизвольно сжались в кулаки. Мальчик явно готовился к драке. Рамадан вздохнул и попытался взять ситуацию под контроль.

— Прости, я не сдержался, — покаялся он. — Я не хотел напугать тебя или обидеть... Ты... ты прости меня, ладно?.. Всё, отдыхай. После поговорим, — и Рамадан поднялся, желая только одного: уйти, убежать, но больше никогда не видеть этого мальчика.

— Кто вы? — остановил его хриплый голос подростка. Рамадан замер, а мальчик задал следующий вопрос: — И кто вам я?

Рамадан подумал и опустился на корточки напротив подростка. Золотые цепкие глаза осторожно заглянули в синие. Мальчик явно ждал ответ на свой вопрос. Но в глубине глаз цвета лазури Рамадан разглядел то, что скрывала израненная детская душа: надежду и несокрушимую жажду жизни.

И Рамадан принял решение и произнес:

— Я — твой отец. Твоё настоящее имя — Лейс Эль-Каед. Больше я никогда тебя не оставлю и никому тебя не отдам... А теперь вставай. Мой сын никогда и ни перед кем не должен вставать на колени.

Рамадан протянул мальчику руку, но тот, не сводя с него глаз, сам поднялся на ноги. Через много лет Рамадан узнал, что в тот миг он, Рамадан, как никогда, был близок к смерти.

В ноябре 1996 года мальчику исполнилось четырнадцать лет. Рамадан зовёт его Лейс. Лейс живёт в Рамлехе, в доме, где у него есть своя уютная, большая и светлая комната. И всё же мальчик по-прежнему спит только в одежде, никогда не поворачивается к незнакомцам спиной и не выносит ничьих прикосновений. Сегодня Лейсу снова приснился кошмар, и он дрожит, сидя в углу мокрой от пота постели.

— Расскажи мне о своих снах, habibi, — попросил Рамадан, прибежавший на дикие крики сына.

— Не надо, не спрашивайте. Я не могу, — Лейс забился в угол.

— Если мы не справимся с твоими кошмарами, Лейс, то они сожрут тебя заживо. Поверь, я знаю, о чём говорю.

Мальчик вскинул на мужчину удивлённые глаза:

— Вы знаете? А откуда?

— Ну, то, что происходит сейчас с тобой, происходило со всеми, кто хоть раз был на войне или в плену... Я тоже прошёл через это. — Лейс отвернулся. Рамадан спокойно продолжил: — Лейс, я действительно хочу тебе помочь. Но для этого я должен знать о тебе всю правду. Даже самую горькую... Расскажи мне, что с тобой произошло? Как ты жил девять лет? Что случилось той ночью в Лахоре? Почему тебя нашли у порога больницы? Где ты взял нож? Ответь мне, сынок. Я сделаю всё, что угодно, пойду на любое преступление, чтобы защитить тебя, но я не смогу помочь тебе, если я не узнаю правды... Так помоги мне! — Последнее прозвучало, как мольба. Мальчик промолчал. Мужчина сидел и мучился в ожидании ответа.

'Выпороть его? Наказать? Наорать? Всё равно не поможет — Лейс и худшее видел', — думал Рамадан.

— Хорошо, я расскажу вам, — в конце концов, сдался Лейс. — Но за это вы выполните одну мою просьбу, ладно? — И с этими словами Лейс впервые исполнил для Рамадана свой фирменный трюк: склонив к плечу голову, он улыбнулся. Поражённый до глубины души Рамадан уставился на подростка. Пятнадцать лет назад Рамадан уже видел подобный жест, а этот мальчик воспроизводил его идеально.

— Я сделаю всё, что ты хочешь, — потрясённо прошептал Рамадан. И опрометчиво добавил: — Я тебе обещаю.

— В таком случае, найдите мне такого врача, который знает, что внутри у каждого человека. Ну, всякое там... нервы, кости, сухожилия...

— У тебя что-то болит, Лейс? Давно? — встревожился Рамадан. — Что же ты раньше молчал? Где у тебя болит?

— У меня ничего не болит, — Лейс смотрел непреклонно.

— Тогда зачем тебе врач? — не понял Рамадан. Подросток нетерпеливо вздохнул, поражаясь недогадливости взрослого.

— Ну, не всегда же можно раздобыть для защиты нож, так? — начал он.

— Так... Ну и что же? — Рамадан всё ещё не понимал.

— Ну, вот я и хочу, чтобы врач объяснил мне, как можно убивать людей голыми руками. Зная, как устроены люди, я же смогу это делать, чтоб защитить себя?

Когда к Рамадану вернулся дар речи, он кивнул:

— Хорошо, Лейс. Я найду тебе доктора. Найду самого лучшего. — Про себя Рамадан уже решил показать мальчика психиатру. — А теперь расскажи мне всё, что я хочу знать.

Смирившись с неизбежным, мальчик коротко вздохнул и неохотно заговорил. Он рассказал Рамадану всю длинную историю своей короткой жизни. Когда он закончил, Рамадан опустил в ладони лицо и впервые за много лет заплакал.

— Abu? — услышал Рамадан неуверенный, хриплый голос подростка. — Abu... ну не надо. Ну не плачьте. Не плачь, — неловко произнёс Лейс и осторожно взял Рамадана за локоть. Глаза у мальчика были сухими. — Папа? — впервые в жизни прошептал ребёнок.

— Всё хорошо, Лейс, Прости меня, мальчик, за то, что я оставил тебя. Сам себе я этого никогда не прощу, — выдохнул Рамадан и, забыв обо всём на свете, рывком притянул к себе мальчишку. Ледяной мальчик на мгновение съёжился в горячих руках Рамадана, а потом лёд начал таять. Рамадан неуклюже гладил приёмного сына по волосам, отмечая странный, почти серебристый блеск прядей русого цвета. В голову Рамадану пришла невольная мысль. Он нахмурился, осторожно накрутил на свой палец белый локон сына, поднёс его к глазам — и, наконец, понял всё. Волосы Лейса не выгорели на солнце, как уверял врач — за девять лет плена и боли они стали седыми...

Прошло три года. За это время Лейс полностью наверстал школьную программу, в ноябре ему исполнилось семнадцать лет, и Рамадан вручил ему долгожданный подарок. Это была доска для серфинга и оплаченные уроки у лучшего тренера на Шатбу. Тренера звали сеньорита Амада Альварес.

— Это чтобы ты по городу без дела не болтался, — вручая подарок сыну, усмехнулся Рамадан, заметив, как при виде доски разгорелись синие глаза Лейса.

Занятия продолжались целый год, пока в одну из ночей Лейс не был приглашен в шикарный люкс 'Монтаза' — пятизвёздочного отеля Александрии. И вот теперь под Лейсом в темноте страстно извивается женщина. Ей — двадцать пять, она испанка и её зовут Амада Альварес. Подводя слияние к финалу, Лейс переносит вес тела на локти и мягко опускается на женщину. Глаза юноши мерцают в темноте: Лейс пытается определить, что нравится женщине больше, что — меньше.

— Te quiero, ах... да, вот так, именно так... чудесно... Как ты так чувствуешь меня? Ты — моё маленькое чудо. — Восхищённая Амада стонет и обнимает Лейса. Влажные ладони женщины скользят по его изящной спине. Секунда — и мягкие женские пальцы нащупали и шрамы, и ожог. Мгновение изучения, и женщина испуганно ахнула, выбиваясь рывками из-под Лейса.

— ¿Qué es esto? Это что? — в ужасе закричала Амада.

— Шрамы, так — ничего особенного, — ответил Лейс, недоумевая, и снова потянулся к женщине. — До тебя этого никто не замечал... Ну хватит, иди сюда.

— No. Нет. Сначала включи свет и покажи мне то, что у тебя на спине, — потребовала Амада. Лейс выполнил её просьбу. — Фу, гадость. Мерзость. Грязь... Уходи, — брезгливо бросила женщина. Впрочем, тем же вечером сеньорита Альварес сама нашла Лейса на пляже, когда тот сидел на песке и задумчиво разглядывал звёзды. Женщина зазвала Лейса к себе в номер и начала раздеваться.

— А как же шрамы? — не хуже Рамадана прищурился его сын.

— No se preocupe, не забивай себе голову. Просто я испугалась, — легкомысленно призналась женщина и улеглась в постель.

— Ах, ну да, — кивнул Лейс. — Так что, ты хочешь продолжения?

— Si. Por favor. Я тебя люблю. Пожалуйста, прости меня. Иди сюда, мой любимый, мой красивый, мой маленький мальчик...

В комнате повисла гнетущая пауза.

— Ты что? — удивилась женщина, заметив, как помертвело лицо юноши.

— Ничего, так... Просто дурные воспоминания о некоторых манипуляциях... А что касается тебя, моя дорогая, то повернись ко мне спиной. Ага, просто отлично. А теперь встань на локти и на колени. Прогнись и замри. Ты ведь любишь поиграть в игры? Сейчас поиграем. — Лейс порылся в ящиках прикроватной тумбочки и выудил на свет четыре гибких лиша — шнура, при помощи которого Амада крепила к своей ноге доску для серфинга.

— Но — вдруг мне не понравится? — застыдилась женщина.

— Не переживай, понравится, — на губах Лейса заиграла глумливая улыбка, — что-что, а это я тебе обещаю.

И он был прав: Амаде, любительнице скоростного серфинга и жёсткого секса, это очень понравилось. Ей не понравилось после, когда Лейс оставил её связанной, в той самой позе, в которой она приняла его. Покинув Амаду, прикрученную к кровати, не взирая на её крики, проклятия, мольбы и просьбы, Лейс преспокойно оделся, спустился вниз и вызвал в номер женщины бригаду 'скорой помощи'. Подумав, Лейс отправил туда же, в номер Амады, ночного портье из отеля с двойной порцией коктейля 'Секс на пляже'. В самый разгар скандала, Лейс с его злорадной ухмылкой был уже далеко. Что до Амады, то сеньорита Альварес больше никогда не приезжала на Шатбу.

Через год, 26 апреля 2000 года, одетый в парадный мундир fariik — именно так на арабском звучит звание генерала-лейтенанта египетской армии — Рамадан сидел за письменным столом своего кабинета, в доме, в Рамлехе. Перед Рамаданом лежало личное дело Рамзи Эль-Каеда, открытое на странице с его биографией и послужным списком. С фотографии, приклеенной к делу, на Рамадана смотрело ещё совсем молодое, улыбчивое лицо с яркими, живыми глазами. Но Рамадан глядел не на карточку Рамзи, и не на лист чистой белой бумаги, который ждал его заключительного слова, а в окно. Там, за калиткой дома, Рамадан видел два автомобиля. Один — служебный, с водителем, готовым отвезти его и Лейса в Управление расследований государственной безопасности Египта, второй — чёрный джип обязательного сопровождения. Рядом с охраной стояли и спорили двое.

Это были юноша и девушка: восемнадцатилетний, повзрослевший и сильно вытянувшийся вверх Лейс, и абсолютно не знакомая Рамадану новая подружка его сына. Рамадан задумчиво оценил мимику на лицах этих двоих: холодное, непроницаемое лицо Лейса, который глядел на девушку озадаченно и зло, и печальный, словно молящий взгляд, девушки. Смотрелась молодая пара странно. Лейс был одет в строгий чёрный костюм с чёрным галстуком и белой рубашкой, а на девушке красовалось кокетливое нарядное лёгкое летнее платье. Лейс нервно грыз губы и изредка отрицательно качал головой. Девушка о чём-то жалобно его молила и всё пыталась прикоснуться к нему. Но как только девушка дотронулась до плеча Лейса, тот быстро перехватил руку подружки и, бросив косой, настороженный взгляд на открытое окно кабинета Рамадана, потащил девушку за калитку.

'Ну, всё понятно. Лейс снова пытается отделаться от очередной девчонки, а та говорит, что хочет остаться с ним. Интересно, и когда только всё это закончится?..' — Тяжело вздохнув, Рамадан перевёл взгляд на белый лист незакрытого дела Рамзи.

' — Мой сын не умеет ни любить, ни прощать, — сказал Рамадан Рамзи два года назад, оповестив того о жестокой выходке Лейса с испанкой.

-Твой сын умеет и любить, и прощать больше, чем ты думаешь, — упрямо возразил тогда Рамзи. — Не будем осуждать сеньориту Альварес, тем более что она своё уже получила... А что касается Лейса, то ты должен понять то, что однажды понял и принял я: твой сын никогда не будет таким же, как все его сверстники. То, что считается нормальным для нас, скажем так, нормальных людей, для Лейса определяется совершенно другими критериями. Из-за того, что случилось с ним в детстве, твой сын не рос как нормальный ребёнок. Нормальные дети ищут любви и объятий. А первым человеком, признавшимся Лейсу в любви, был его хозяин. Вакас своей любовью поставил его на колени. Из-за этой любви Лейс девять лет был постоянно настороже, попеременно испытывая страх, боль, любовь, ненависть и унижение. А в перерывах между болью и страхом его, ребёнка, всегда с удовольствием жалели женщины, присланные Саидом... Фактически, все девять лет Лейс был игрушкой в чужих руках. Ты никогда не задумывался над тем, что у Лейса просто не было детства? И теперь это детство возвращается к нему... Пойми, брат, в теле твоего, уже взрослого сына, болтается душа так и не выросшего, не прожившего детства, мальчишки. И этот мальчишка — любознательный, упрямый, сметливый, но — очень честный.

Тогда Рамадан улыбнулся, но спрятал глаза. Рамзи фыркнул, правильно оценив реакцию старшего брата:

— Рамадан, ты хоть понимаешь, почему Лейс ведёт себя именно так? Если подросток постоянно напуган, он вырастет ожесточенным. Если мальчишка одинок, то он будет искать приятелей. Но если ребёнок постоянно испытывает боль и страх, то он, скорей всего, вырастет садистом. И Лейс почти дошёл до этой, последней черты. В тринадцать лет его сверстники вовсю выплёскивали эмоции: ходили в школу, играли в футбол, дрались. А Лейс в этом возрасте стал экспертом по всем видам страха, любви и боли... А когда любовь проиграла, а страх победил, Лейс взял в руки оружие и убил человека. Зачем, по-твоему, Саид отдал Лейса Вакасу, зная о противоестественных наклонностях этого 'учителя'?

— Сконструировать Стокгольмский синдром? — предположил тогда Рамадан. — Но ведь, несмотря на популярность этого заезженного термина, синдром выживания заложника на практике встречается крайне редко.

— Да, всего лишь в восьми процентах на тысячу двести случаев. И выражается это не так, как привыкли думать мы, вполне нормальные люди. Помнишь, Рамадан, Лейс рассказывал, что когда террористы совершают налёт, они не сразу убивают мужчин и женщин, а сначала отделяют детей от взрослых и требуют, чтобы дети указали боевикам, кто их родители? Перед тем, как увезти детей с собой, террористы заставляют детей убивать отца, мать, брата или сестру. Это — как скрепление сделки с дьяволом. Как гарантия того, что ребёнок никогда не сможет заставить себя вернуться домой, потому что чувство вины перевесит чувство страха... У Лейса не было родителей, которых можно было убить. И Саид сделал так, чтобы Лейс искал любви у хозяина. Саид знал: для того, чтобы забрать себе душу мальчика, ему нужно будет заставить Лейса убить того, кого он любил, к кому привязался.... К сожалению, расчёт Саида во многом оправдался. Вот это и был Стокгольмский синдром. И выразился он в том, что жертва — а Лейс был именно жертвой — оправдывала все действия своего хозяина, одновременно любя и ненавидя его. А потом у Лейса возникла эмпатическая связь с агрессором, и эффект оказался взаимным. Поэтому-то Вакас и открыл Лейсу правду о том, как его зовут, не взирая на то, что Лейс убивал его. Вакас велел Лейсу уходить только потому, чтобы этот мальчик, которого он — пусть, и своеобразно — но любил, никому не достался... Вакас проклял Лейса, чтобы тот никогда не смог вернуться к Саиду. И это было лучшее, что Вакас сделал для него... Однако, убив Вакаса, и позже, выживая в Лахоре, спасаясь от преследовавшего его Саида, мальчик оказался один на один со своей болью. Он пережил своё раскаяние и вину сам, один... А потом в жизнь Лейса ворвался ты, Рамадан — ты, который много лет назад его бросил. Ты, которого Лейс, возможно, когда-то винил за всё, что с ним было... Да, у тебя была причина уехать от четырехлетнего малыша: ты выполнял свой долг, а я, как твой телохранитель, выполнял свой. Но факт остаётся фактом. Ты и я — мы оба его бросили. Но самое ужасное, что если бы нам с тобой был снова предоставлен выбор, то мы бы — и ты, и я — снова выбрали бы свой долг. А твой сын понял это и принял. И никогда, ни разу, ни одним словом не упрекнул ни тебя, ни меня, что мы его попросту предали... Лейс сделал то, что не смог когда-то сделать ты, Рамадан: Лейс простил тебя. И ты говоришь, что твой сын не умеет ни любить, ни прощать? Тогда что же тогда вообще любовь и прощение?..'.

Рамадан потёр ладонью ноющую левую сторону грудной клетки и медленно встал. Оправил мундир и шагнул к окну. Служебная машина и джип сопровождения всё также стояли там, перед его домом, всё с тем же спокойным терпением дожидаясь его, высокого вершителя судеб. Охрана не волновалась: в распоряжении господина генерала-лейтенанта Рамадана Эль-Каеда была ещё четверть часа. Рамадан пригладил припорошенные снегом виски и поискал Лейса глазами. Теперь подружка Лейса плакала навзрыд, а Лейс, склонив голову вниз, продолжал упрямо грызть губы.

'За что же такая жестокость?', — прочитал Рамадан по губам девушки.

' — Ты знаешь, Рамадан, что больше всего удивляет меня в Лейсе? — две недели назад спросил брата Рамзи.

— Даже не представляю, — усмехнулся тогда Рамадан.

— Умение сочетать несочетаемое. Демоны Лейса мирно уживаются с его ангелами. Однажды это помогло Лейсу выжить... Рамадан, запомни это и никогда не меняй своего сына. Пусть Лейс остаётся таким, какой он есть — человеком, в котором есть и всё хорошее, и всё дурное. Однажды всё это понадобится ему, когда наступит его 'миг кайрос'. Лейс слишком любит жизнь и не принимает смерти. А значит, он всё ещё терзается страхами прошлого.

— А что, у Лейса есть страхи? У меня такое ощущение, что он у нас вообще ничего не боится, — улыбнулся тогда Рамадан.

— А разве Лейс никогда не рассказывал тебе о том, что он чувствует запахи? Есть у него такой дар. И если жизнь для него пахнет морем и солнцем, то смрад страха Лейс отождествляет только с запахом крысы... Ты помнишь, как приехал за Лейсом в Лахор, Рамадан? А знаешь, почему Лейс тогда позволил тебе увезти его из больницы? Он собирался выбраться из Пакистана любой ценой, лишь бы больше не быть ничьей крысой. Но ты насильно привёл его в свой дом, и Лейс решил, что ты — его новый хозяин. Тебе никогда не приходило в голову, Рамадан, что Лейс собирался убить тебя? Ведь, ненавидя свой страх, Лейс был готов покарать тебя за то, что ему снова пришлось встать на колени. Но ты назвал мальчика сыном, и это спасло вас двоих... А помнишь, как ты искал врача для Лейса? Я рад, что тогда ты позволил мне привезти в Александрию доктора, который нашёл мальчика на пороге больницы в Лахоре. И я рад, что ты разрешил врачу заняться психикой Лейса... Ты помнишь, Рамадан, что сказал нам этот врач перед своим отъездом? Душа Лейса похожа на его спину. Там слишком глубокие раны, но если наложить швы, то это ограничит движения Лейса. И что полное выздоровление твоего сына наступит в тот день, когда Лейс убьёт в себе страх крысы.

— Ты всегда был мудрее меня, Рамзи, — вздохнул тогда Рамадан.

— Нет, я не был мудрее. Просто ты всегда любил мать этого мальчика, а я любил Лейса. С первого дня, как увидел этого мальчика, я принял его и полюбил.

— Но я тоже люблю своего сына, — возразил Рамадан.

— Нет, брат. Ещё нет. Пока ты не любишь его. Но однажды придёт день, и ты увидишь своего сына не глазами, а сердцем, и поймёшь, что такое любовь к детям. Так мой отец любил меня и моих старших братьев. Детей только так и любят, Рамадан. Это — настоящая любовь, которая не проходит вечно'.

Рамадан перевёл задумчивый взгляд на окно. Лейс и девушка расставались. Девушка ещё плакала, но уже была готова отпустить Лейса. И Лейс в ответ улыбнулся ей той самой улыбкой, которая могла ночью солнце зажечь.

'У Лейса улыбка, как у той женщины', — Рамадан вздохнул и перевёл взгляд на часы: время мудрости вышло. Пришло время отдать последний долг. Рамазан взял ручку, придвинул к себе личное дело Рамзи и дописал: 'Телохранитель президента Мубарака, полковник 'Аль-Мухабарат', Рамзи Эль-Каед (родился 24 апреля 1960 года) был убит 25 апреля 2000 года, когда закрыл собой президента'.

Прошло десять лет. К 2011 году Лейс получил диплом с отличием магистра наук в области психологии, потом генетики. Он сдал экзамены в Оксфордский университет, переехал в Лондон, опубликовал в специализированных научных журналах несколько статей и вплотную приблизился к получению PhD — следующей за магистром научной степени. В день, когда Лейсу исполнилось двадцать девять, к нему пришла настоящая беда. Сбежав из Оксфорда в Лондон, а оттуда в Каир, Лейс гнал мотоцикл по трассе на скорости, смертельной для этой дороги. Преодолев расстояние от аэропорта до города в рекордно-короткий срок, Лейс бросил чёрный, как сажа, 'Harley' у массивных чугунных ворот и, раздавая тумаки направо и налево, буквально прорвался в Госпиталь Вооруженных Сил — одно из самых охраняемых в Каире учреждений. Охрана попыталась перехватить Лейса, когда тот, не дожидаясь ни пропуска, ни офицера сопровождения, перекинул через турникет длинные ноги и вихрем понесся вверх по лестнице. В итоге, солдаты охраны скрутили Лейса только на втором этаже, уже на пороге операционной. Лейс всё ещё вырывался из их рук, когда врач, проводивший операцию, диагностировал у Рамадана остановку сердца. Услышав страшный приговор, Лейс немедленно замер и поднял руки вверх. Охрана отступила, но замерла, ожидая любого подвоха.

— Non. Не надо, не трогайте его. Это — сын того, кого сейчас оперируют. Господин Эль-Каед предупреждал, что его сын приедет к нему и может... excusez-moi, вести себя не совсем по правилам, — вмешалась юная медсестра. Охранники переглянулись и взяли Лейса в плотное кольцо. В это время загнанный в угол Лейс сумасшедшими от страха глазами искал врачей. Но докторам не было никакого дела до этого мальчишки. Все их силы были брошены на то, чтобы вывести Рамадана из терминального состояния. Поняв, что помощи ждать неоткуда, а охрана его не пропустит, Лейс развернулся так, чтобы видеть операционную.

— Дыши, папа! Дыши, дыши! — произнёс Лейс. Он, отличник кафедры медицины, прекрасно знал о том, что сейчас происходит в операционной. Пока врачи делали Рамадану массаж сердца и искусственную вентиляцию легких, Лейс считал про себя секунды. С момента остановки сердца Рамадана прошла уже минута.

— Папа, не оставляй меня, — едва слышно шепчет Лейс. Там за дверями, врачи по-прежнему борются за жизнь Рамадана. Электрическая дефибрилляция, стимуляция сердца — и опять ничего. Лейс считает секунды. Пошла уже вторая минута.

— Папа, вернись, — беззвучно просит Лейс, без сил прислонившись спиной к стене. Он знает: у Рамадана уже началась аноксия .

'Мы теряем его, — доносятся из операционной голоса. — Реанимация невозможна: он уходит'. С последними словами врача Лейс безвольно сполз по стене и закинул вверх голову.

— Qu'est-ce que c'est? Вам плохо? — кинулась к Лейсу юная медсестра. Эту девушку, которая хочет ему помочь, зовут Шари. Шари отпихивает от Лейса охранников и тянет к нему ладони. Дотрагивается до плеча Лейса: — Пожалуйста, послушайте. S'il vous plaît, ecoutez-moi, — сбиваясь с арабского на французский, Шари пытается утешить Лейса.

— Оставь меня в покое. Не прикасайся ко мне! — с ненавистью глядя на девушку, рявкнул Лейс. Француженка в страхе попятилась. Переглянувшись, охранники шагнули вперёд, смыкая ряды плотнее.

— Non, s'il vous plaît. Не надо, — опомнившись от обиды, кинулась к ним Шари. Лейс сглотнул и закрыл глаза, отгородившись разом и от глупых охранников, и от навязчивой медсестры. Они — чужие для него и живут в своём мире. А у Лейса есть своя причина быть здесь: он хочет, чтобы Рамадан вернулся, и чтобы мир, в котором он обрёл себя, снова стал прежним. Старинная молитва, которой учил его отец Рамзи, абуна Марк, неожиданно вернулась к Лейсу, и Лейс произнёс первые слова христианского Символа Веры: 'Верую в Единого Бога Отца Вседержителя, Творца неба и земли, видимым же всем и невидимым... Я прошу Тебя: забери мою жизнь. Дни, годы — всё забери. Только верни мне папу... Ну пожалуйста', — совсем уж по-детски добавил Лейс. Мучительное ожидание — и ничего. Только медсестра спорит с охраной.

— Есть Ты — или нет, скажи? — шепчет Лейс. — Скажи мне, как мне вымолить у Тебя всего одну жизнь? Пожалуйста, ну ответь мне. Ну хочешь, забери мою. Только верни мне отца... Я прошу Тебя.

Разряд. Ещё разряд. И — ничего. Приборы замерли: у Рамадана — остановка сердца. Лейс знает, что ситуация критическая: ровно через сто секунд у Рамадана начнется процесс декортикации. Это — необратимая гибель коры головного мозга, за которой неминуемо наступает смерть.

'Ты, ну пожалуйста, ну услышь меня. Да, я к Тебе взываю — я, тот, кто убил. Но Ты же не хочешь слышать убийц... Так как же тогда мне до Тебя докричаться?'

Лейс прислушался. В операционной тихо. Рамадан умирал. И Лейс, сам не зная зачем, упал на колени:

— Я каюсь. Я верю. Я люблю. Я прошу: просто яви мне чудо...

— Сердце запустилось, — кричит поражённый врач. Лейс вздохнул, открыл глаза и устало осел на пол. Он поморщился, увидев охранников и медсестру, которые изумлённо на него взирали. Лейс выругался и быстро встал на ноги.

— Как... как вы это сделали? — первой пришла в себя медсестра.

— Я? Я сделал? — холодно усмехнулся Лейс. — Ты, cherie, ошибаешься. Я ничего не делал... Пойди холодной водички попей, а то на тебе лица нет, — едко посоветовал Лейс. — Только сначала ответь на мой вопрос: кто в этой идиотской лечебнице занимается реконструкцией клапанов сердца? Ну, быстро? Или мне на французском тебя спросить?

— Главный врач. Это — мой отец. Его кабинет на третьем этаже... Laissez-moi... я могу показать вам, и...

— Спасибо, не трать зря силы. Сам найду. — Лейс развернулся и, раздвинув онемевшую охрану, быстро пошёл к лестнице.

— Подождите, вы — врач? — крикнула ему вслед девушка. Не оглядываясь, прямо на ходу Лейс молча вскинул вверх руку, сжатую в кулак, и разогнул средний палец. Охранники захохотали и, переглянувшись, потопали следом за Лейсом. Шари осталась одна, тоскливо взирая вслед уходящему юноше.

'Какие странные у него глаза, — думала она. — Холодные, как сталь. И абсолютно серые...'.

В ноябре 2012 года Лейсу Эль-Каеду исполнилось ровно тридцать. Он и Шари идут вдвоём по песку александрийского пляжа. Средиземное море медленно ворочается во сне. В красном закате море кажется не бирюзовым, а чёрным. Лейс остановился и закинул голову вверх, с интересом разглядывая звёздное небо. Шари подошла и спрятала лицо у него на груди, с ласковым собственничеством обхватив Лейса за шею.

— Я так люблю тебя, — нежно прошептала девушка.

— Мне тоже хорошо с тобой, — улыбнулся Лейс.

Девушка прижалась ближе:

— Саба, тогда, пожалуйста, скажи мне, а почему, когда ты со мной, то... ну, ты устраиваешь меня так, чтобы я не смогла видеть твою спину?

— Как сейчас? — поддел её Лейс.

— Non, нет. Ты всё шутишь. А я говорю серьёзно... Puis-je voir, то есть можно, я посмотрю, что ты скрываешь? — Шари смущённо глядела на Лейса, но в её тёмных глазах был вопрос. Лейс внимательно посмотрел в смуглое лицо девушки. Та, стараясь сгладить неловкость просьбы, потянулась к его губам. Лейс отстранился, отступил на шаг, завёл назад руку и сгрёб в кулаке ворот футболки. Cтащил её через голову и повернулся к Шари спиной. Он замер, когда девушка прижалась к рубцам щекой, разглаживая пальцами шрамы.

— Как же такое можно вынести? Кто же сделал такое? Лейс, я так тебя люблю, — услышал он голос Шари и почувствовал влагу её слез. — Je suis fou de toi. Я тебя обожаю. Все эти шрамы не важны. Просто... просто мне... мне так тебя жалко.

'И действительно, quel dommage — жалость-то какая', — помедлив, Лейс высвободился из рук девушки и натянул футболку.

— Шари?

— Да?

— Давай всё закончим. Прямо здесь и сейчас.

— Vous plaisanter sans doute. — Девушка моргнула. — Я не понимаю. Почему?

— Потому что я тебя не люблю.

'Потому что мне не не нужна твоя жалость...'

Прошло два года. В ноябре 2014 года Лейсу исполнилось тридцать два. У него — светло-русые волосы, загорелое лицо двадцатипятилетнего юноши и спокойный взгляд стальных серых глаз, точно время их заморозило. Лейс и Рамадан сидят на перевёрнутой лодке на пляже египетского курортного городка Бур-Сафага. Перед ними Красное море, спорящее с сильным ветром. Битва двух стихий — воздуха и воды — рождает идеальные для серфинга волны.

— Папа, я послезавтра уеду. А у тебя есть виза в Англию. Может быть, ты поедешь со мной? Осмотришься там. Потом насовсем ко мне переберёшься. У меня в Оксфорде квартира, и тебе там обязательно понравится, — в сотый раз за последние десять лет предлагает отцу Лейс. Рамадан недовольно поморщился:

— Нет уж, сынок, спасибо. Я, конечно, уже на пенсии, и, как человек свободный, теперь волен сам выбирать, куда и когда мне ехать. Но у меня дом в Александрии. Налаженный быт. Да и Шари меня навещает. А что касается тебя, то тебе нужен не я, старый отец, а жена и дети.

Лейс скривился:

— Ой, па, только не начинай! Ну, какие опять 'жена и дети'?

— Так, я не понял: ты собираешься прожить всю жизнь один? — поднял бровь Рамадан.

— А чем, прости, это плохо? Ты же так живешь, -Лейс фыркнул.

— Я не 'так живу', — спокойно возразил Рамадан. — У меня есть сын — это ты. А у тебя, кроме меня, никого нету... Неужели ты до сих пор терзаешься из-за прошлого? Забудь, его, Лейс: тебе давно не четырнадцать.

Лейс помолчал, потом невесело хмыкнул:

— Да я и так почти все забыл... По крайней мере, я очень на это надеюсь.

— В таком случае, почему ты не хочешь создать семью? — не сдавался Рамадан.

— Времени нет, — и Лейс пожал плечами.

— Вот как? И чем же таким, прости, ты занят в своём Оксфорде, что у тебя нет времени, чтобы создать семью?

— А ты-то как сам думаешь? — Лейс усмехнулся.

— Ну, ты занимался неврологией... психиатрией... то есть психикой, — Рамадан осторожно подбирал слова.

— Не совсем так, хотя я понял, куда ты клонишь, папа. — И Лейс забавно улыбнулся, показав острые белые зубы. — Спасибо, конечно, за твое волнение обо мне, но я здоров. И даже очень неплохо себя чувствую. — Рамадан почувствовал, как краснеют его щеки. — Скажи, па, а ты веришь в бессмертие? — как ни в чем не бывало продолжил Лейс.

— Что? — Рамадан подумал, что Лейс шутит.

— Понятно, — вздохнул тот. — Ладно... Я расскажу тебе о своей работе, но предупреждаю: пока этот проект находится под секретом.

— Ах, ну да, ну естественно... ну как же иначе-то? — Рамадан иронично покачал головой. Лейс стрельнул глазами в сторону отца и напрягся. — Ну ладно... ну хорошо, извини, — отметив реакцию сына, тут же поправился Рамадан. — Я тебя слушаю... Да не смотри ты на меня таким ястребиным взглядом! Мне правда интересно, чем ты занимаешься, я тебе серьезно говорю.

— Ладно, расскажу, — с легкой обидой повиновался Лейс. — В общем и целом, твой скептицизм, па, мне вполне ясен. Я для тебя мальчишка, который пока не наигрался. Хорошо, пусть так. Пока оставим это. Но прежде, чем мы перейдём к сути дела, позволь мне начать с небольшого вступления... Итак, во все времена существовало такое понятие как чудо исцеления. Как это чудо происходило, ты себе представляешь?

'О, а вот это нечто новенькое', — улыбнулся про себя Рамадан, но, перехватив сердитый взгляд Лейса, решил объясниться.

— Ну, святой или праведник прикасался рукой к страждущему и исцелял его, или же больной сам исцелял себя молитвой, — начал Рамадан. — Когда это чудо происходило, слепой начинал видеть, глухой — слышать, немой — говорить, а парализованный — двигать конечностями. Вот только случалось это не со всеми, а только с избранными.

— Ага, — без улыбки кивнул Лейс. — Так объясняет чудо церковь и все нормальные люди. Это объяснение можно принимать или не принимать, здесь всё зависит от степени веры. Однако примерно лет семьдесят назад учёные смогли объяснить чудо исцеления.

— Иконы просвечивали? — с прохладцей осведомился Рамадан. Ему перестал нравиться разговор, затеянный его сыном.

— Нет, па, не так. Учёные исследовали клетки мозга человека, — парировал Лейс. — Благодаря исследованию десятка клинических случаев и экспериментам учёными было выявлено, что мозг человека гибок и способен менять свою карту под воздействием критических обстоятельств. Обычно это происходило так: получая приказ — или, лучше сказать, определенный код — алгоритм, переданный набором слов или прикосновением, или же собственной волей больного — мозг больного активизировался и лечил поражённый участок тела. Но установить, что именно в организме человека отвечало за этот процесс, до сего дня выяснить не удавалось. Проблема в том, что стороннее вмешательство в мозг часто влечёт за собой роковые последствия или вообще смерть пациента. Над загадкой исцеления, бились много лет, пока в 1982 году английский биолог по имени Ричард Докинз не предположил, что эту функцию выполняет связь генов и мемов.

— Ну, про гены мне известно, это нечто, что определяет наследственность, — кивнул Рамадан. — А что такое мемы?

— К этому мы сейчас подойдём, но сначала давай определимся с терминологией. Твое определение генов верно... на любительском уровне, — Лейс смущенно потёр нос. — Впрочем, говоря по совести, ты не так уж и не прав, па, — признался он. — К тому же у самих учёных длительное время тоже не было однозначного понимания, что такое гены. Всего пару лет назад современная молекулярная биология установила, что гены — это определённые участки ДНК, которые несут в себе целостную информацию о трёх основных макромолекулах. Я имею в виду ДНК, РНК — то есть рибонуклеиновую кислоту, и белок. Все три компонента есть в клетках всех живых организмов, которые только существуют на этой планете... Так вот, возвращаясь к гипотезе Докинза. При изучении особенностей генов Докинзу пришла в голову мысль, что фенотопические характеристики гена — или характеристики, присущие индивидууму на определенной стадии развития — не ограничиваются организмом одного живого существа, а могут простираться и на другие организмы, с которыми взаимодействует это существо. Иными словами, один организм — или в нашем случае, человек — может передавать информацию и другим индивидуумам. — Рамадан выпрямился, наконец, осознав, что Лейс не шутит, а рассказывает ему нечто вполне реальное. — За такой вот 'социокультурный' обмен информацией между генами как раз и отвечают наши мемы, — продолжил Лейс. — Но если ген использует химические вещества для размножения или собственного деления, то есть копирования самого себя, то мемы распространяются в информационной среде... Таким образом, для науки чудо исцеления выглядит так: мем, отправленный одним человеком, заставляет ген другого человека работать — в нашем случае, лечить больной организм и.... или вообще, продлевает жизнь человека.

— И у вас, учёных, уже есть этому конкретный пример, да? — Рамадан был настроен скептически.

— Да, есть, — серьёзно кивнул Лейс. — Я лично был свидетелем чуду исцеления.

— Это когда же? — поднял бровь Рамадан.

— Три года назад, когда я... то есть не я, а один врач заставил биться сердце больного.

— И как он этого добился, этот твой 'врач'?

— Ну он, — и Лейс вздохнул, — короче, тот парень хотел спасти жизнь своему отцу — и он прочитал молитву.

Рамадан поражённо глядел на Лейса. Лейс отвёл в сторону глаза, теребя в пальцах корд.

— Лейс, ты о ком сейчас говоришь? — очень тихо спросил Рамадан.

— Да неважно это. — Лейс поморщился и махнул рукой. — Важно другое: в тот день, когда я понял, что такая связь существует, я решил найти ген, который отвечает за практическую реализацию чуда. Ведь, в конце концов, в мире существуют миллионы тех, кто не верит в Бога, но страдает от рака, паралича или слепоты.

— Возможно, им имеет смысл верить? Как тому врачу? — тихо сказал Рамадан.

— Вполне законное рассуждение, — безмятежно кивнул Лейс. — Ну, а как ты, папа, сам действовал в тех случаях, когда закон был суров, а милосердие было превыше закона?

Рамадан не нашёлся, что отвечать. Лейс посмотрел на море.

— В общем, так или иначе, но я решил найти ответ на свой вопрос, — продолжил он. — И я искал этот ген три долгих года. Это был очень трудный путь. Понадобились люди, деньги, сложное оборудование. Но больше всего мне была нужна вера — вера в себя, в свои силы. Вера в чудо. И полгода назад это чудо произошло. Последнее исследование моей группы выявило, что я не ошибся и такой ген действительно существует . Мы назвали этот ген 'ahuizotl', в честь собакоподобного персонажа ацтекского мифа, — Лейс озорно усмехнулся. — То мифическое существо жило в воде и защищало обитателей озера. А в человеческом организме 'ahuizotl' — или, azot, как мы его называем — отвечает за уничтожение больных и плохо функционирующих клеток... А теперь очень простой вопрос: скажи, что будет, если создать клон или дополнительную копию этого гена?

Рамадан подумал.

— Процесс старения замедлится? Но это же фантастика и до бессмертия далеко.

— А что, если я скажу тебе, что если мой эксперимент удастся, то я сумею доказать: всего одна копия этого гена, добавленная в ДНК, увеличит жизнь человека вдвое.

— То есть человек будет в среднем будет жить сто двадцать — сто тридцать лет, — посчитал Рамадан. Лейс кивнул с энтузиазмом:

— А теперь представь, что будет, если в ДНК человека вольются копии такого гена. Очистив организм от стареющих или заражённых клеток, мы фактически дадим человеку бессмертие. Люди смогут жить бесконечно долго, перестанут болеть, и, что самое важное, больше никогда не будет увечных... Немного наивно, да? — перехватил взгляд Рамадана Лейс. — Но поскольку у меня нет прошлого, которым я мог бы гордиться, то я предпочитаю создавать будущее. В конце концов, зачем-то я же появился на этой земле? Вряд ли за тем, чтобы стать убийцей.

Потрясенный Рамадан молчал. Лейс кивнул, посмотрел на свой шортборд , провел пальцем по его носу и рейлу:

— А теперь, папа, я отвечу тебе на второй твой вопрос. Мы никогда об этом не говорили, но... в общем, я согласен, давай объяснимся до конца.

Лейс вздохнул, сузил зрачки и начал:

— Папа, всю свою жизнь я прожил в двух измерениях. В одном из них, я — никто. Абсолютный ноль. Найдёныш, который не знает, как выглядели его биологические родители, и какой из языков был им родным. Я до сих пор не знаю, где я родился, как меня звали и сколько мне на самом деле лет. Я не знаю, как звали мою мать, жива ли она и что с ней случилось.

— Я могу рассказать тебе, — осторожно предложил Рамадан.

— Нет, папа, — покачал головой Лейс. — Когда-то давно я очень хотел это знать. Сейчас — не хочу. Просто больше мне этого не надо.

— Но — почему?

— Да потому что я понял: правда обо мне может быть ужаснее всех кошмаров. И если моя мать жива, то я не готов стать кошмаром для неё, потому что... ну, потому что она, возможно, меня любила. Хотя бы минуту, но любила меня... В другой жизни у меня есть всё, и всё это благодаря тебе. Ты — мой настоящий отец. Ты взял меня в свой дом, когда я всех ненавидел. Ты был со мной. Ты меня вырастил. Ты пережил мою боль, страхи, кошмар — всю эту мою проклятую социопатию. Я прекрасно знаю, на что ты и Рамзи пошли когда-то ради меня, и я никогда не смогу за это расплатиться. Именно благодаря вам я встретился с вылечившим меня врачом. Это благодаря тебе я смог в первый раз поехать в Оксфорд и выбрать себе профессию, которой я дорожу... Но, папа, пойми: мне действительно не до любви и не до девушек. Нет, я не являюсь поклонником целибата, — Лейс усмехнулся, — и у меня есть приятели. Но — не друзья. И у меня есть девушки. Но это — не любовь в твоём понимании, папа. Все мои связи обрываются очень быстро, потому что я обречён жить с призраками прошлого... Я никому и никогда не смогу рассказать о себе всё то, что знаешь обо мне ты.

Рамадан открыл рот, чтобы возразить, но, подумав, запнулся.

— Вот именно, — кивнул Лейс, наблюдая за отцом. — Это всё из-за прошлого, которое у меня было. И если правда о нём откроется, то я потеряю всё, что только имею. Но гораздо хуже для меня то, что сделают с тобой, если узнают, что человек, возглавлявший внешнюю разведку Египта, взял, да и усыновил шахида... Это даже не смешно, — и Лейс отвернулся. — Так что в моём случае мне нужна только одна женщина — чистая, как лист белой бумаги.

— Что это значит? — спросил Рамадан.

— Ну, — вздохнул Лейс, — поскольку я не готов строить отношения на лжи, то мне нужна такая женщина, которая без колебаний примет обо мне всю правду. Но чтобы принять меня таким, какой я есть, честно и открыто, у женщины не должно быть ни опыта, на который она будет опираться, ни родных, мнению кого она будет доверять, ни собственного прошлого. Она должна понимать меня — но не жалеть. Пусть не любить — но быть преданной. В противном случае в наших отношениях неизбежны возникнут трещины: сначала — элементарное непонимание, потом — шантаж. А там дело и до угроз докатится... Мне нужны такие отношения, где я и эта женщина — мы станем заговором двоих против всего мира. Говорят, такой союз называется страстью, партнёрством, дружбой, — и Лейс насмешливо скривил уголок рта, — но, откровенно говоря, мне наплевать, как это называется. — Лейс помолчал, потом вскинул на Рамадана мерцающие глаза. — Я — не Бог, и я не могу создать для себя идеальную женщину... Правда, однажды я считал, что встретил нечто близкое к своему идеалу. Но эта женщина утопила меня в слезах.

— Ты о Шари говоришь? — догадался Рамадан.

— Да, папа, я говорю о Шари. Я любил её. Может быть не так сильно, как я хотел или мог, но я её любил.

— Но и Шари тебя любила. И сейчас ещё любит. Кроме того, Лейс, если любящая женщина умеет жалеть — это же нормально! — вступился за Шари Рамадан.

— Нет, папа. Это для вас, нормальных людей, нормально. Но я-то не рос как нормальный ребёнок, — сухо усмехнулся Лейс. — С нормальными людьми меня объединяет только одно: желание оставаться не с теми, кто заставляет нас плакать, а с теми, кто заставляет нас смеяться. К тому же у меня есть одно личное пожелание к Богу. — И Лейс улыбнулся, глядя на отца: — Знаешь, папа, я бы очень хотел, чтобы у моей женщины были глаза цветом, как у тебя. Потому что это цвет солнца.

— Почему солнца? — не понял Рамадан.

— Ну, кому-то нравится небо, кому-то — дождь. А я очень люблю солнце, — беспечно пожал плечами Лейс. — Наверное, это потому, что солнце даёт жизнь. А мой Бог — это Жизнь, папа...

— Женщина с глазами цвета солнца, как Сама Жизнь, похожая на идеально-чистый лист идеально-белой и идеально-чистой бумаги, — задумчиво произнёс Рамадан. — Да, интересное сочетание... и к сожалению, абсолютно нереальное... — И тут в памяти Рамадана возникло одно воспоминание: узкий, жёлтый конверт с прощальным письмом Мив-Шер, написанном на хрустящей, идеально-белой бумаге. Слова, сказанные сестрой в сердцах. И — обещание вечной любви. 'Твоя Эль-Каед', — написала ему Мив-Шер, много лет назад оставив брату свой адрес в Оксфорде. — И что ты сделаешь, Лейс, если вдруг встретишь такую женщину?

— Я буду предан ей, как пёс, — припечатал Лейс. Но, перехватив взгляд Рамадана, он отчего-то смутился, и, пытаясь перевести разговор в шутку, широко улыбнулся, показывая острые, чуть выдающиеся верхние резцы, после чего громко пощёлкал зубами.

— Ты не на собаку, а на волка похож, балбес... Сделай так, и девушка испугается, — фыркнул Рамадан.

— Мда? — скептически изогнул изящные брови Лейс. — Ну ладно, тогда не буду... Впрочем, такой женщины, какая нужна мне, всё равно не существует, так что и нам с тобой, папа, волноваться не о чем... И теперь, когда мы это выяснили, давай поговорим о наших насущных делах. Итак, мы начали с того, что я просил тебе переехать ко мне. Ты, правда, отказался, но — я тебя очень прошу, пожалуйста, передумай и переезжай ко мне. Мне не нравится, что ты живешь совсем один в Рамлехе. Но я не могу приезжать к тебе так часто, как мне бы хотелось.

— Понимаю, — спокойно кивнул Рамадан. — Тогда я тоже тебе кое-что повторю. Во-первых, мой дорогой мальчик, я тебе очень признателен за твоё приглашение, но из Рамлеха я никогда и никуда не уеду, потому что здесь мой дом. И уж тем более я никогда не перееду в этот, твой Оксфорд.

— У тебя есть причина, чтобы оставаться здесь? — догадался Лейс.

— Да.

— Какая, если не секрет?

— Не секрет. У меня есть сестра, Мив-Шер. Много лет назад она вышла замуж и перебралась в Англию. От первого брака у сестры есть сын. Его зовут Дани. Когда мы с сестрой расставались, то я дал ей обещание никогда не искать ни его, ни её... Но я всё равно жду сестру, потому что знаю, что она любила меня, — Рамадан вздохнул.

— Понятно, — медленно кивнул Лейс. — А во-вторых?

— А во-вторых, верни себе своё лицо и тот цвет глаз, которым Господь наградил тебя. Тогда, может быть, найдётся и любовь, и женщина, которую ты ищёшь.

— Но...

— И это — всё, Лейс, — отрезал Рамадан. — Хватит разговоров. Ты зачем сюда приехал? Меня навестить? Ну, считай, что навестил. На доске покататься? Ну тогда лезь в море, лови свою 'зелёную волну' и прыгай там на свою дурацкую доску. Только ноги себе не переломай. И руки... и шею тоже... юный врач, -с ласковой улыбкой фыркнул старик.

— Ладно, abu. Один — ноль в твою пользу. — Лейс рассмеялся. — Но ты всё-таки подумай о моём предложении, хорошо? Я мало чем дорожу, но это... В общем, я не готов остаться без тебя. Я очень люблю тебя, папа.

Стараясь уйти от серьёзности тона, Лейс улыбнулся, быстро встал, прихватил шортборд и зашагал к морю. Дойдя до залива, ловко заклеил 'липучку' манжеты лиша вокруг загорелой лодыжки. Забавно потёр обгоревший нос, дождался окончания сета, вошёл в воду и выплыл по каналу на лайнап.

Рамадан смотрел на сына, пока солнце его не ослепило.

'Мой мальчик так похож на свою мать, так почему же я раньше этого не видел?' — подумал он и закрыл глаза: теперь он мог видеть сына и сердцем.

— Я так люблю тебя, Лейс, — прошептал старик. — И я бы всё бы отдал ради тебя, но сейчас я готов и на большее. Я готов отказаться от самого дорого, что у меня есть — от того, что ты считаешь меня своим настоящим отцом — лишь бы ты только судьба была к тебе благосклонной. Будь счастлив, Лейс. И, пожалуйста, найди себе ту, что так отчаянно нужна тебе. Я — старый человек, и мне давно уже неведомы фантазии, свойственные юности. Мне всё равно, кем будет она, эта твоя избранница. Мне все равно, как её будут звать. Всё, о чем я прошу для тебя — это чтобы женщина была предана тебе и по-настоящему тебя любила'.

Погрузившись в свои мысли и эту полупросьбу — полумольбу, Рамадан не заметил, как за ним пристально наблюдал неизвестный мужчина. У прохожего были тёмные волосы и карие глаза. Потом прохожий повернулся, щёлкнул тростью от 'Burberry' по случайному камешку на песке и тихо, точно призрак, растворился в толпе.

Это было ровно за шесть месяцев до похищения Евы.

@

6 февраля 2015 года, пятница, утром.

Лаборатория генетических исследований, Оксфордский университет, Площадь Веллингтона.

Оксфорд, Великобритания.

В полдесятого утра одетый в кипельно-белый халат, джинсы и тёмно-серую рубашку из тонкого египетского хлопка Лейс Эль-Каед закрыл файл с оценкой видов нейрокомпьютерных интерфейсов и сохранил его в электронном фолдере 'Сингулярность '. Потерев обгоревший после поездки в Бур-Сафагу нос, Лейс поднял глаза и тут же упёрся взглядом в расстёгнутую блузку очередной (уже третьей в этом году) ассистентки.

Двадцатисемилетнюю блондинку Элен Кэтчер Лейс принял на работу два месяца назад. На решение Лейса повлияло ровно три факта: наличие на пальце девушке массивного обручального кольца, отсутствие макияжа и её скромное платье. Но Лейс просчитался: едва устроившись в лаборатории, 'серая мышь' тут же преобразилась. Обручальное кольцо исчезло, а водолазку и очки на носу сменили яркая помада, терпкие духи и откровенные наряды. Когда Элен шла по коридорам университета, покачивая бёдрами, затянутыми в узкую красную юбку, вслед ей оборачивались даже строгие профессора из конгрегации института. 'Счастливчик', — подначивали Лейса коллеги и многозначительно подмигивали ему. Сейчас Элен сидела напротив Лейса, призывно водила пальцем по полуобнаженной груди и с преувеличенным вниманием просматривала что-то в мониторе компьютера.

'Так, всё, хватит. Пора принимать меры', — мрачно подумал Лейс.

— Элен, а можно личный вопрос? — начиная игру, обманчиво мягко спросил он.

— Да, конечно, — тут же с пылом откликнулась ассистентка.

— Тебе что, жарко?

— Нет, а что?

— В таком случае, застегни рубашку. Это — если тебе не жарко. Если жарко, то можешь включить кондиционер. Сама. Пульт на стене. В принципе, ты можешь даже раздеться, если только не побоишься.

— А кого мне тут бояться? — игриво улыбнулась девушка. — Тебя?

— Нет. Того, что я с тобой сделаю.

— И — что же ты сделаешь? — сладко зажмурилась Элен.

— Попрошу, чтобы тебя выперли из моей лаборатории за аморальное поведение. — Лейс сделал паузу, давая Элен осмыслить серьезность своих слов. Девушка испуганно сглотнула и ошарашенно посмотрела на Лейса.

— Я.... я не понимаю. Это что, такая шутка? — пролепетала она.

— Нет, это не шутка, — по-волчьи оскалился Лейс. — Наведи обо мне справки. До тебя отсюда уже вылетели две ассистентки. Ты — третья. Но поскольку до конца года четвертую мне уже не дадут, то тебе и мне нужно как-то договориться. С твоего позволения начну я. Значит так: ты зря тратишь на меня своё время. Ты не в моем вкусе, Элен.

— Что? — немедленно оскорбилась та.

— Ты не в моём вкусе, — терпеливо повторил Лейс, дополняя унижение девушки новым оскорблением. Несчастная Элен побледнела и приоткрыла напомаженный рот. — Ого, — бессердечно ухмыльнулся Лейс, — а так ты вообще похожа на акулу. Ненавижу акул и медуз... Fuck, Элен, да застегни ты, наконец, свою блузку! Ты надоела мне, поняла? Ты. Мне. Надоела, — не сдержался Лейс. Лицо Элен залила горячая краска стыда, и она принялась судорожно застегивать одежду.

— Ты не... Я не, — попыталась оправдаться она.

— Да не напрягайся ты так, — своим обычным голосом с характерной хрипотцой посоветовал Лейс. — Просто ты действительно не в моём вкусе. Слишком много тела. Слишком много навязчивого внимания ко мне. Слишком мало внимания к работе, — договорил Лейс и опустил глаза в монитор своего ноутбука. Через секунду его пальцы в привычном темпе бодро забегали по клавиатуре 'Fujitsu'.

'Ледяной ублюдок. Айсберг чёртов, мизогин... Правильно мне про тебя говорили', — беспомощно подумала Элен, вспоминая слёзные жалобы подруг — двух предыдущих ассистенток Лейса. Теперь слёзы закипали на глазах самой Элен. Сквозь мокрую пелену ресниц девушка смотрела на Лейса, словно бы и забывшего о её существовании. Элен всё никак не могла решить, что было для неё оскорбительнее: то, что Лейс сказал о ней — или то, как именно он это сделал.

Между тем 'чёртов айсберг и мизогин' решил устроить себе небольшой перерыв. Открыв социальную сеть Facebook, Лейс зашёл на свою страницу с аватаром, изображавшим цифру '7~', и начал загружать в альбом фотографии с Бур-Сафаги, где он в последний раз был вместе с отцом. Когда Лейс переслал в папку последний снимок, к нему пришёл первый 'лайк'. Лейс присмотрелся: судя по никнейму, пользователя звали Симбадом. Это имя Лейсу ни о чём не говорило. И хотя незнакомцев в социальной сети Лейс не любил, он относился к ним, как к неизбежному злу: спокойно и равнодушно. Пожав плечами, Лейс уже собирался покинуть Facebook, когда получил первый комментарий от Симбада:

'Привет, '7~'. Надо поговорить.'

Лейс и ухом не повёл. Через минуту к нему пришло второе сообщение:

'Я сказал, надо поговорить. Или мне назвать тебя по имени?'

Лейс удивлённо уставился в монитор. Помедлив, он хмыкнул и напечатал в ответ:

'Ну, давай поговорим. Вопрос ? 1: fuck, ты вообще кто?'

'Я тот, кто знает, что '7~' — это по-арабски sab'a.'

'Поздравляю. Расширь свой словарный запас: ya tiz el himar. По-английски — 'ты — ослиная задница'. А теперь отвали', — напечатал Лейс и приготовился выйти из Facebook.

'А ещё я знаю, что 'семь' на урду — это saat. Ты как, ещё не забыл урду?'

Лейс побледнел, как мел. Его зрачки расширились, сердце забилось так сильно, словно хотело вырваться из груди. Кровь тяжёлыми толчками запульсировала в висках. Заложило уши. В теле Лейса отвратительной спиралью начал раскручиваться ледяной страх обречённой на пытку маленькой крысы.

'Дыши медленно. Еще медленнее. Ещё... Теперь смотри в одну точку, Лейс, и думай только о солнце. Думай о том, как его лучи согревают тебя. Теперь медленно считай до десяти. Один. Два... Медленнее... Тебе тепло, Лейс. Три. Четыре. Солнце светит всё ярче. Тебе жарко, горячо. Пять. Шесть. Вокруг тебя лишь солнце. Семь. Восемь. Рядом с тобой только свет и тепло, которые разливаются по твоим жилам. Девять. Есть только солнце, жизнь — и ты. Десять. Ты сам стал солнцем... А теперь сосредоточься на том, что минуту назад ты хотел сделать', — вспомнил Лейс слова врача, когда-то лечившего его. Лейс повторил урок, и это помогло. Отдышавшись и зло прикусив губы, Лейс подумал и начал писать Симбаду:

'Что ты от меня хочешь?'

'Надо поговорить. FaceTime. Связь по имейлу. Сейчас.'

'Нет. Только личная встреча. Где мы с тобой встретимся?'

'А зачем тебе личная встреча, '7~'?'

'Чтобы сводить тебя на танцы, урод... Чтобы вбить тебе в глотку твой урду!'

'Меньше эмоций. Набери мне по почте: simbad_omega_123@montaza.com. FaceTime. Через пять минут.'

'Нет. Я же сказал: только личная встреча.'

'Ах, нет? Ладно. В таком случае, я оправляюсь в Рамлех, в один известный тебе дом с бугенвиллиями и тамариском. Навещу там кое-кого... Итак, мальчик, время пошло. У тебя есть ровно четыре минуты, чтобы одуматься.'

Лейс прищурился: пользователь с ником Симбад был шантажистом, а значит, врагом. И этот враг спрятался в социальной сети и угрожал Рамадану.

— Элен, — хрипло позвал Лейс, всё ещё глядя в монитор. В ответ раздалось обиженное сопение.

— Элен, — громче повторил Лейс и поднял глаза. Вся красная от обиды, Элен сверлила мокрыми глазами стену напротив и громко шмыгала носом. — Элен, я с кем разговариваю? — повысил голос Лейс.

— Ну, что тебе? — вредным голосом отозвалась девушка.

— Ты кофе хочешь?

— Предположим, хочу, — буркнула Элен и с надеждой посмотрела на него.

— Тогда иди прямо сейчас. Считай, что я тебя угостил. — Взбешённая Элен схватила сумку и вихрем понеслась к двери. — Стой, — приказал Лейс.

— Ну, что ещё? — взвизгнула та.

— Возвращайся минут через тридцать. И не опаздывай, как ты очень любишь это делать.

Самолюбивая Элен выскочила из кабинета и хлопнула дверью так, что в окнах задрожали стёкла. Лейс встал, в два шага преодолел расстояние до двери и высунул нос в коридор.

— Элен, — в четвёртый раз окликнул он девушку, когда та уже готовилась юркнуть за угол. -А ну-ка, вернись.

Дрожа от нового унижения, Элен неохотно повиновалась. Лейс терпеливо ждал, когда Элен, заплетая ногу за ногу, подойдёт к нему.

— Ну, что? — взмолилась она.

— Ещё раз так сделаешь, и я тебя уволю. Без разговоров и прочего дерьма. Ты меня поняла? — с холодным бешенством спросил Лейс и закрыл дверь.

— Я и сама от тебя уйду, — услышал он голос, прерывающийся от плача.

— Ага, уйдёшь ты, как же, — проворчал Лейс, закрыл дверь на два оборота ключа и снова вернулся к монитору компьютера.

'Я тебе сейчас наберу, kelbeh, сука', — написал Лейс и, поглядывая на часы, отправил автоматический запрос провайдеру адреса 'montaza.com'. Лейс собирался узнать, кто именно скрывается за IP-адресом Симбада.

Пятью минутами ранее смуглая арабка-горничная пятизвездочной гостиницы 'Шератон Монтаза Отель' остановила у номера '22-17' свою тележку и постучала в дверь.

— Room service, Sir. Уборка номера, — певуче произнесла она по-английски. Через секунду дверь люкса открылась. Горничная увидела перед собой высокого постояльца с взъерошенными тёмно-русыми волосами.

— Мне ничего не надо, спасибо, — сказал мужчина и протянул женщине банкноту номиналом в пять евро. Гость отеля очень хотел, чтобы горничная ушла и оставила его в покое. Женщина охотно приняла деньги. Постоялец сухо кивнул и закрыл дверь. Постояв у двери и убедившись, что в ближайшее время его больше не потревожат, мужчина вернулся к столу, стоявшему в номере, и поднял крышку своего 'мака'. Перевернув стул, постоялец номера оседлал его, как привык, и начал быстро работать: заблокировал свое изображение на FaceTime, установил приложение VST и утопил подбородок в ладонях. Прошло соединение. Мужчина подтвердил запрос и на экране его 'мака' возникло злое, искажённое гневом лицо такого же взлохмаченного Лейса. Мужчина увеличил изображение, буквально сканируя взглядом неприятный, режущий как нож, взгляд серых глаз.

'Он — или не он? — думал мужчина. — Приметы сходятся, но вот глаза... нет, это не сын Лили: у того мальчика глаза были совершенно другими'.

— Включи изображение, Симбад, — агрессивно потребовал на другом конце Лейс. — Я не привык разговаривать с тенями.

— А я привык жить в тени, — равнодушно возразил Симбад. Лейс прислушался: это был голос не человека, а робота.

'Вот же гад: взял и запустил программный синтезатор. Изменил свой голос, чтобы я не догадался, кто он', — понял Лейс и покраснел от злости. Разглядывая лицо Лейса, мужчина, представившийся ему как Симбад, в этот момент думал: 'Нет, не могу догадаться, кто этот Лейс. И, как ни жаль, но придётся 'прокачивать' этого парня'.

— Как считаешь, 'семь тильда', кем была твоя мать? — спросил Симбад, начиная игру.

— Ты, Симбад, зря стараешься: меня это мало интересует, — отрезал Лейс, в свой черёд поглядывая на монитор: он ожидал ответ от провайдера.

— А что, если я тебе скажу тебе, что я знал твою мать? А что, если я знаю, кто, как и почему убил её?

— Вот как? — чёрные ресницы Лейса дрогнули, как веера. — А этим убийцей случаем не ты был, ублюдок?

Симбад побледнел: удар был нанесён мастерски и быстро.

— Нет, не я, — медленно ответил он. — Кстати, в качестве аванса в счёт нашего будущего сотрудничества: твою мать убил мужчина, который тридцать два года назад жил в Рамлехе. Он жил там же, где сейчас обитает твой так называемый отец Рамадан. А твой настоящий отец ни разу тебя не видел. Что до твоей матери, то она очень любила тебя. Твои родители хотели для тебя иной судьбы. И они дали тебе другое имя. Хочешь узнать, как они тебя назвали?

Голос Симбада обволакивал, как бархат, пробирался в мозг, но мягкие слова разили безжалостно, как клинок. В памяти Лейса немедленно возник образ женщины, которую он считал своей матерью. Но её светлый лик заслонило страшное, испещрённое шрамами лицо Саида Кхана. Страх загнанной крысы снова возвращался к Лейсу. Он сглотнул и поднял глаза.

— Потрясающее начало, — с наигранной, фальшивой улыбкой сказал Лейс в монитор. -Ладно, Симбад, продолжай. Так как же называли меня мои родители?

— Это, Лейс, очень дорогая информация.

— Плевать. Сколько хочешь за неё? И где конкретно встречаемся? Я передам тебе деньги.

'Я выманю тебя на встречу, Симбад, а потом ты и в зеркале себя не узнаешь...'

— Деньги меня не интересуют. Я предлагаю тебе натуральный обмен. Я тебе — информацию. А ты мне — одну маленькую девочку по имени Ева.

— Что-что? — брови Лейса удивленно взметнулись наверх. — Ты что, Симбад, больной на всю голову? Я тебе кто, чёртова сваха?

— Повторяю: мне нужна Ева, она — дочь Даниэля Кейда. Он — предприниматель и живёт в Москве. Его дочери, Еве, двадцать лет. Она мне нужна, и ты мне её достанешь. В обмен получишь информацию о твоём прошлом и о твоих родителях.

— Да ну? — насмешливо осведомился Лейс. — А почему ты не просишь меня сразу добыть для тебя этого Скейта?

— Он Кейд, а не Скейт, — усмехнулся Симбад.

— А мне плевать, — и Лейс широко и нахально улыбнулся. Симбад помедлил, разглядывая волчий оскал, острые верхние резцы и очень зловредную мальчишескую ухмылку.

— А что, Лейс, если я скажу тебе, что отец этой девочки является сыном убийцы твоей матери, что тогда? И у меня есть этому все необходимые доказательства.

Лейс прикусил губу. Симбад впился глазами в изображение Лейса. Но Лейс уже справился с собой, и выражение человеческой ранимости покинуло его взгляд. Теперь Лейс смотрел и холодно, и враждебно.

'Похоже, этот мальчик не тот, кого я ищу, — подумал Симбад. — А если это всё-таки он?.. Я обязан, я должен узнать правду'.

— Пропавшие родители... Смертельный враг... Неизвестный друг из социальной сети. И -похищение девочки, — между тем раздумчиво произнёс Лейс. — Это, Симбад, прямо-таки сюжет для киноромана. Ты случайно Шекспиром не увлекаешься, нет? Кстати, как называется та, самая кровавая трагедия у Шекспира? 'Макбет'? Борьба за власть, да?

— Нет, Лейс. Самая кровавая трагедия Шекспира называется 'Тит Андроник', — усмехнулся металлический голос, за которым скрывался невидимый Лейсу Симбад. — И в этой пьесе целых четырнадцать убийств, три отрубленных руки, один отрезанный язык и тридцать четыре трупа. Так что не преувеличивай, нам с тобой еще очень далеко до Великого Барда. Хотя, не скрою, мне нужно, чтобы ты кое-что сделал с Евой.

— Что?

— А ты научи её урду. Научи так, как тебя учили. Кто лучше тебя справится с этой работой, Сахт?

Лейс помертвел. Едва сдерживаемая спираль страха опять раскрутилась и начала плавить мозг, грозя вдребезги разнести всю выстроенную им защиту. Лейс попытался погасить адреналин, и в этот раз у него с трудом, но получилось.

— Круто, Симбад, — откашлявшись, просипел Лейс. — А кстати, ты не боишься, что, когда я до тебя доберусь, то я просто сверну тебе шею?

— Нет. Не боюсь, — ответил металлический голос.

— Да-а? Это еще почему? — поинтересовался Лейс. Он замер, когда услышал:

— Потому что раньше, чем ты поймёшь, кто я такой и какой номер снимаю в гостинице, я убью Рамадана. Это ты, Лейс, в Оксфорде. А я в Рамлехе. Ты не знаешь, кто я, как я выгляжу и как звучит мой голос. Зато я о тебе многое знаю. Например, я знаю, что abu на арабском означает 'отец'. Да, мальчик?

— Нет, Симбад, — со страшным спокойствием ответил Лейс. — На арабском abu означает 'папа'. На урду это слово произносится как abba или waalid. И если ты, тварь, только посмеешь подойти к Рамадану, то я тебя из-под земли достану. Тебе все ясно, janwaar? Кстати, что означает это слово на урду — посмотришь в словаре. Сам. А теперь проваливай со всеми своими просьбами. Всё, разговор закончен. Я в полицию звоню.

— А ну-ка, притормози, Лейс, — усмехнулся металлический голос. — Я хочу, чтобы ты, наконец, понял: я не шучу. И я действительно могу убить Рамадана. Мне нужна Ева, и я знаю, где живёт Рамадан. А ещё я знаю, что у него больное сердце. Я даже знаю, что три года назад Рамадан перенёс клиническую смерть. И если только ты, мальчик, попытаешься всё рассказать Рамадану или спрятать его от меня, то я его убью. Попытаешься найти меня или обратиться в полицию — и я его убью. Попытаешься сам спрятаться от меня — и я его убью. Убью медленно или убью быстро. Например, скажу Рамадану, что ты уже умер, Лейс. И расскажу, как мучительно ты умирал от моей руки... Как думаешь, этого будет достаточно, чтобы остановить сердце твоего 'папы'?

'Ну, давай, Лейс, покажи мне себя. Мне нужно, мне очень нужно знать, кто ты...'

'Нет. Не надо. Один, два... Не надо... три... нет, не три, а четыре. Нет. Дыши медленнее... Не могу. Как холодно. Пожалуйста... три, нет — четыре... Нет!.. Я сделаю всё, как ты хочешь, хозяин...'

Впившись взглядом в монитор, Симбад неотрывно следил за Лейсом и недоумевал: реакция Лейса на страх была поистине странной. Сначала по лицу Лейса разлилось выражение абсолютного покоя. Потом на губах заиграла лёгкая полуулыбка. А когда Лейс поднял голову, то Симбад увидел абсолютно пустой взгляд тёмно-серых глаз, в которых просто не было жизни. Симбад, никогда не видевший, как проявляется ужас абсолютного подчинения, обречённо покачал головой:

'Ты — не сын Лили, нет. Ты, мальчик, просто фальшивка. Вот только зачем ты понадобился Рамадану? Неужели всё дело в деньгах и наследстве Эль-Каед?' — при этой мысли Симбад поморщился.

За это время страх Лейса поднялся до самого пика, и, исчерпав себя до глубины, сгинул — исчез, точно его никогда и не было. Так маленькая крыса пришла к Лейсу в последний раз, спасла его и навсегда исчезла. Придя в себя, Лейс выпрямил спину. А потом в Симбада полетела такая площадная арабская брань, что в отеле 'Монтаза' от стыда покраснели стены. Симбад открыл рот и смущённо фыркнул:

— Слушай, Лейс, я не понял, это 'да' с точки зрения похищения Евы, или 'нет'?

— Это — 'да', — выпалил Лейс и заскрежетал зубами так, что на мгновение его мучителю показалось, будто у него треснул экран компьютера. Симбад даже заглянул в свой 'мак'. В этот момент Лейс Эль-Каед с лёгкостью перешёл на урду, причём будущий PhD из Оксфорда обнаружил отличные навыки уличной брани Лахора. Симбад неодобрительно покачал головой и покосился на часы: Лейс матерился уже сорок секунд и униматься явно не собрался.

— Слушай, да заткнись ты уже, — наконец не выдержал Симбад. — Лейс... кому говорю... да перестань ты орать! Повторяю, мне нужна девочка по имени Ева. Ей фамилия — Самойлова. Как я уже говорил, ей — двадцать лет, она знает русский, английский и арабский. У Евы три эккаунта в трёх социальных сетях: в Facebook, 'Pinterest' и в 'ВКонтакте'. Лейс, ты как, русский знаешь? Ну, хоть немного говоришь на нём?

'Зря спросил', — мрачно подумал Симбад, увидев глумливую ухмылку. После чего в Симбада полетел забористый русский мат с неподражаемым арабским акцентом.

— Так, ладно, будем считать, что русский ты тоже знаешь... мда... Лейс, остановись... Лейс, я кому сказал? Лейс, ау!

Но Лейс и сам уже исчерпал свой словарный запас на православном и могучем, но, судя по лихому блеску его глаз, теперь готовился перейти на не менее 'поэтичный' английский.

— Даже не думай, — тут же посоветовал Симбад, отметив зловредную ухмылку Лейса. — А теперь вот что, мальчик: начиная с этого дня у тебя есть ровно два месяца, чтобы подружиться с Евой. Мне нужно, чтобы ты и эта девочка стали друзьями. Мне нужно, чтобы Ева доверяла тебе, как никому. И мой тебе совет: начинай строить дружбу с Евой прямо сейчас. Через неделю выйдешь со мной на связь, отчитаешься о проделанной работе. И ещё...

— Ну, что тебе? — неприязненно буркнул Лейс.

— Учти, Ева Самойлова — крепкий орешек. И имей в виду: я глаз не спущу ни с тебя, ни с Рамадана. Так что не облажайся, Лейс. — Симбад отключил связь и устало потёр лоб и виски. Он так и не понял, был ли Лейс тем, кого он искал долгих тридцать два года...

Лейс сидел и смотрел в погасший монитор. Симбад, сам о том не зная, нащупал самое слабое место Лейса. Всё то, чего боялся Лейс, сбылось. Ненавистное, жуткое прошлое, которое он стремился забыть, восстало, но теперь тайна Лейса грозила разбить не только его жизнь, но и уничтожить жизнь того, кого он любил больше собственной жизни. Без Рамадана, который принимал его таким, каким он был, Лейс остался бы совсем один на этом свете. И теперь, что не допустить гибели приёмного отца, Лейсу предстояло самостоятельно найти выход из угла, в который его загнал Симбад — или же попытаться создать свой собственный, пятый угол.

'Симбад бросил мне вызов, — думал Лейс. — Ну что ж, я готов принять его. Вот только играть я буду по своим правилам. Когда-то я был одним из лучших учеников 'Лашкари и-Тайба'. И мы посмотрим, чего стоит какой-то там Симбад против науки Саида Кхана'.

Когда в дверь лаборатории робко постучалась усмирённая Элен, Лейс молча впустил её. Пряча глаза, ассистентка протянула Лейсу бумажный стакан с горячим кофе.

— Вот, как ты любишь, с сахаром... И прости, что я сорвалась... я не хотела, — ища примирения, прошептала ассистентка.

— Спасибо, поставь кофе на стол, — тихо сказал Лейс.

До конца дня ни он, и Элен не произнесли больше ни слова.

@

7 февраля 2015 года, за два месяца до похищения Евы.

Квартира Лейса Эль-Каеда. Lion Brewery Development, Пенсильвания Авеню, Оксфорд.

Великобритания.

В пять часов вечера Лейс уже входил в дом на Пенсильвания Авеню, где у него была своя квартира. Лейс купил её десять лет назад, приценившись к функциональной планировке жилья и оценив красоту трёхэтажного особняка из красного кирпича, выстроенного в конце семидесятых. Переступив порог дома, Лейс бросил ключи на стойку и первым делом раздвинул на окнах шторы. Открыв левую створку высокого окна, уходящего от потолка в пол, Лейс включил лампу на высокой стальной ножке, стянул с себя куртку и бросил её на кожаный диван. Слева от дивана, затейливо отделанного алюминием, стоял низкий, на две секции, незастеклённый стеллаж, справа — высокий стол с четырьмя полками. Интерьер комнаты был по-японски минималистским, очень простым, но жильё было вполне комфортным, хотя даже спальня и кухня Лейса были приспособлены для того, чтобы читать и работать. Все полки в гардеробе и кухонном шкафу были заполнены бумагами, книгами, дисками, папками и различными пособиями. Дом соответствовал вкусу и привычкам своего хозяина. Лейс был тем, кого поклонники такого стиля называют 'karoshi' — человеком, полностью сосредоточенный на работе.

'Мой дом — моя крепость', — любил говорить Лейс. Но в этот раз английская пословица была далека от истины. Раздражённо швырнув на стол тяжёлую папку с материалами, Лейс плюхнулся на диван, затащил на колени и включил свой незаменимый 'Fujitsu', оснащённый программой для шифрования сервисов. Вообще-то Лейс предпочёл бы заняться научной деятельностью, но его ждало задание от Симбада. К тому же, Симбад уже успел переслать Лейсу на телефон три адреса Евы Самойловой в социальных сетях: в 'ВКонтакте', 'Pinterest' и Facebook. О первых двух соцсетях Лейс никогда не слышал. Покусав губы, Лейс отправился за информацией в Google. На ознакомление с сервисами 'ВКонтакте' и 'Pinterest' ему хватило и двадцати минут. Потом Лейс закрыл глаза и попытался представить себе двадцатилетнюю Еву. Всё, что Лейс знал о ней, сводилось к тому, что девочка была дочерью богатого английского предпринимателя.

'Так, ну всё понятно: богата, глупа, молода. Родилась с серебряной ложкой в задни... в смысле, во рту, и значит, будет пытаться демонстрировать, что получила всё по праву рождения... Отлично, ничего сложного. Сейчас мы быстренько подружимся с Евой, а потом я вернусь к работе', — утешил себя Лейс, открыл ссылку на страницу Евы в 'ВКонтакте' и недоуменно уставился на её аватар. Вообще-то Лейс ожидал увидеть нечто иное. По его мнению, девушка, подобная Еве, должна была разместить на аватаре свою фотографию в стиле селфи, ухитрившись снять себя так, чтобы одновременно показать грудь, зад и надутые губки. (Как девушки ухитряются принять такое положение тела и при этом позвоночник себе не сломать — до сих пор остается самой главной загадкой социальных сетей.) Но на аватаре Евы красовалась фотография огромного пса с весёлыми жёлтыми глазами.

'Упс. Судя по всему, ты, Ева, у нас hablya — идиотка, — насмешливо решил Лейс, — даже приличное селфи сделать себе не можешь'. Вынеся Еве окончательный и безжалостный вердикт, Лейс вздохнул и начал работать...

Четырьмя часами позже Ева Самойлова зашла в социальную сеть 'ВКонтакте' и начала просматривать присланные ей сообщения. 'Ничего не получается, ничего. Как же мне найти Маркетолога?.. Ой, а это ещё кто?' — искренне удивилась Ева, разглядывая сообщение от темноволосого красавца-араба по имени Аслан Шер. 'Salam hel'va. Привет, красотка. Наверное, ты фотомодель, раз прячешься за такой собачкой? Я бы с удовольствием познакомился с тобой и твоим псом. Давай, напиши мне', — предлагал Еве красавец. 'Осёл ты, а не Аслан. Нет у меня на тебя времени', — с досадой подумала дочь Кейда и совершенно по-хулигански напечатала: 'Hellya anni'. Убедившись, что Аслан получил её 'изящное' сообщение, Ева фыркнула и быстро 'слила' Аслана Шера в свой 'чёрный список' 'ВКонтакте'.

— Зараза! — прошипел утром Лейс (он же 'Аслан Шер'), получив ответ от двадцатилетней девчонки. Ещё бы: он потратил битый час на то, чтобы создать эккаунт в этой молодежной сети, воспользовавшись фотографией и биографией известного египетского актёра. Ева в течение двух секунд превратила 'Аслана Шера' в ничто, да ещё и пожелала ему приятной, но недолгой дороги. Глядя в монитор, Лейс недовольно покусал губы: его так и подмывало создать в 'ВКонтакте' еще один эккаунт и рассказать Еве, что думает о ней и Аслан Шер, и конкретно он, Саба Лейс Эль-Каед. Но для взрослого мужчины тридцати двух лет, к тому же, будущего PhD, это было, по меньшей мере, несерьёзно. Переведя тоскливый взгляд на стопку материалов с расчётами по сингулярности, Лейс приуныл. Перебранка с нахальной москвичкой могла бы принести ему некоторое моральное удовлетворение, но не решало задачи, поставленной ему Симбадом.

'Мне надо готовить презентацию для конференции в Турине, мне нужно сделать последний расчёт и заказать препараты, я ещё не обедал — и при этом я вынужден заниматься тем, чтобы ловить в социальных сетях какую-то идиотку', — Лейс тоскливо вздохнул и раздражённо открыл ссылку на 'Pinterest', где был второй эккаунт Евы. 'А это ещё что?' — искренне удивился он, разглядывая аватар на странице девчонки.

На аватаре Евы, которая самим своим существованием уже отравила Лейсу жизнь, было изображено аппетитное зелёное яблоко с буквой 'i', лежащее на книжке Филипа Котлера. Лейс почесал нос и нырнул за справкой в Google. Через три минуты Лейс уже знал, что украинец по национальности, Филип Котлер был первым учёным, кто собрал и систематизировал все знания о маркетинге. 'A 'i'-то тут причем?' — не понял Лейс и снова полез в Google. Поисковик немедленно выдал ему сто ссылок на предметные статьи по электронному маркетингу. 'Да чтоб ты провалилась, юный маркетолог с пытливым умом', — злобно пожелал Еве Лейс и покорно щёлкнул на первую из ссылок. В итоге, перечитав за три часа кучу абсолютно не интересных ему статей, Лейс сочинил новое письмо и отправил его Еве. В этот раз ответа от Евы пришлось ждать целых семь дней. И каждый день Лейс был вынужден заходить в Facebook и писать Симбаду о том, что 'дружба' с Евой никак не заладится.

Пока Лейс выслушивал новые угрозы, отбивался от язвительных насмешек и парировал справедливые претензии Симбада, Ева прекрасно сдала все сессии в МГУ и даже съездила в Оксфорд навестить Мив-Шер и, к тому времени уже плохо чувствовавшего себя, Дэвида. Вернувшись домой в Москву, в один из вечеров Ева забралась с ногами на диван и, взяв в руки iPad, отправилась в социальные сети. 'Не то. Опять не то. Снова не то, — просматривая свою подписку, с отчаянием думала девочка. — Все эти люди пишут о маркетинге, но это — не то. Это — не Маркетолог. Не тот стиль. Не тот взгляд на вещи. А мне нужна именно эта женщина. Я должна найти её для папы... Ой, а это ещё кто?'

'Добрый день. Ты, как я понимаю, увлекаешься интернет-маркетингом?' — прочитала Ева послание, отправленное ей неким Леонидом Суворовым. Аватаром Леониду служил красно-белый стандартный символ 'Pinterest' — совершенно безликая булавка. 'Добрый день. Да, это так', -вежливо ответила Ева и убежала в институт. Вечером Ева снова открыла 'Pinterest' и нашла второе письмо Леонида. 'Есть вариант сотрудничества для одной фирмы. Активные посты в микроблогах Twitter и Facebook. Разработка конкурсов по принципу 'Фан недели' от 'Zappos'. Вирусный маркетинг по образу 'Blendtec'. В общем, надо поговорить. Я сейчас в Лондоне. Позвони мне. Мой телефон 8.10.44.302...', — написал Еве Леонид. Сообразительная дочь Даниэля прищурилась и зашла на доску Леонида в 'Pinterest'. Убедившись, что в каталогах Леонида Суворова не было ни подписок, ни пинов, ни 'лайков' — одним словом, ничего, Ева подняла бровь в манере, присущей лучшим представителям её семейства, и отправилась в настройки своей страницы. После чего с лёгким сердцем 'настучала' на неведомого ей Леонида администрации социальной сети. Еве было не до глупостей: вот уже второй месяц, как она неустанно искала в социальных сетях Маркетолога.

На следующее утро одетая в водолазку, простые синие брюки и новый белый, отглаженный до хруста, халат Элен Кэтчер открыла дверь лаборатории — и замерла с занесённой через порог ногой, увидев Лейса. Мужчина сидел, вцепившись в волосы, и жалобно смотрел в монитор 'Fujitsu'. 'Прическа — точно на него напали', — подумала Элен и пролепетала:

— Лейс, доброе утро.

— Маленькая дрянь! — рявкнул в ответ Лейс (он же 'Леонид Суворов'). Настроение у Лейса было хуже некуда: Ева Самойлова заблокировала в 'Pinterest' его эккаунт.

— Ты как со мной разговариваешь, Лейс? — ту же взвилась Элен и швырнула свой портфель на стол.

— Э-э... Слушай, Элен, извини. Привет. Ты тоже классно выглядишь, — рассеянно пробормотал Лейс и растерянно обвёл глазами лабораторию. Взгляд будущего PhD немедленно уткнулся в маленькую фигурку 'ASIMO'. 'ASIMO' — миниатюрный прототип интеллектуального гуманоидного робота — был подарком, преподнесённым Лейсу в 2014 году представителями японской 'Honda'. Модель была вручена за конкурсный проект, с изящной японской формулировкой: 'За удивительный прорыв в области усиления интеллекта'. При виде 'ASIMO' настроение у Лейса упало окончательно. Ещё бы: на фоне безыдейного общения будущего светила из Оксфорда с излишне сообразительной студенткой из Москвы дарственная надпись на 'ASIMO' выглядела, как форменное издевательство. Лейс грустно вздохнул. Время, выделенное ему Симбадом на установление 'дружеских' отношений с Евой почти совсем истекло. На выполнение задания оставалось всего несколько дней и ещё одна, последняя социальная сеть — Facebook. С видом приговорённого к смерти Лейс открыл Facebook и разыскал эккаунт Евы. Он перестал дышать, увидев настоящую фотографию несносной дочери Кейда.

— Что-то не так, Лейс? — испуганно пискнула Элен, наблюдая за тем, как яростно вспыхнули его глаза.

— Да нет. Всё так... Так я и знал, — прошипел Лейс, увеличив изображение Евы. Девочка была идеальной, как желание, и головокружительной, как мечта. Вот только Лейс никогда не страдал от синдрома Стендаля и органически не выносил женщин, подобных Еве. На взгляд Лейса, такие девушки были капризны, самоуверены, горды, глупы и требовали слишком много времени.

— Лейс, а, может, я могу тебе чем-нибудь помочь? — наблюдая за Лейсом, робко спросила Элен. Тот бросил на эффектную ассистентку задумчивый взгляд и ощупал её глазами.

— Всё может быть, — прикинув варианты, пробормотал Лейс. — Ну-ка, скажи-ка мне, Элен, а ты когда-нибудь знакомилась в социальных сетях?

— Нет, — моментально соврала та.

— Да? — Лейс скептически поднял брови. — Ладно, допустим... Хорошо... Тогда задам вопрос по-другому. Ты — очень красивая девушка. Скажи, каким должен быть мужчина, чтобы ты его выбрала?

'Мой последний шанс', — немедленно сообразила та.

— Как ты, — набрав воздух в лёгкие, бесстрашно выдохнула Элен.

— Что 'как я'? — голосом, не предвещающим ничего хорошего, проскрипел Лейс.

— Ну, я хочу сказать, что этот мужчина должен быть таким, как ты. Потому что ты для меня идеален. — Лейс взглянул на Элен с такой злобой, что девушке моментально захотелось залезть под стол. — Н-нет, я не то имела в виду, — покраснев, затараторила Элен. — Я имела в виду, что у такого мужчины должно быть что-то, что очень заинтересует меня. Внешность — это не главное. Главное — это характер, цельность натуры... интересное хобби. И — внимание ко мне. Ты понимаешь, что я хочу сказать?

— Ах да, и как это я забыл о мечте всех женщин на свете? Как там это было? А, вот: 'Он будет сильным и непреклонным, но покорится лишь ей одной', — язвительно хмыкнул Лейс, процитировав одну из популярнейших quotes 'Pinterest'. — Ну спасибо, Элен, — и Лейс немедленно нырнул в cвой ноутбук. Прошло несколько минут. Тишину нарушал только мерный стук пальцев Лейса по клавиатуре. Мужчина увлечённо писал Еве третье и последнее письмо.

— Э-э... Лейс, это всё, что ты хотел узнать у меня? — выдавила Элен.

— Всё, — с готовностью кивнул Лейс. Элен еще долго на него смотрела...

Прошло три дня.

— Да, Лена, хорошо. Я обязательно перезвоню папе... Нет, я не забуду... Да, я тебя не подведу, — терпеливо отвечала Ева на звонок секретаря своего отца. Быстро свернув разговор, Ева отбросила от себя трубку, скорчила недовольную рожицу, закатила глаза, соорудила на голове нечто, отдалённо напоминавшее идеальный 'лисий хвост' Эль, вползла в тренировочные штаны и уселась на диване. Поглаживая голову Деака, Ева ещё раз внимательно перечитала сообщение от пользователя с аватаром '7~'.

'Hi Eve, how are you? I have looked through your posts; some of them are of my interest. Привет, Ева. Посмотрел некоторые твои посты: кое-что для меня интересно', — по-английски написал Еве неизвестный мужчина. Пожав плечами, Ева небрежно щёлкнула на страницу '7~' с ничего не говорящим аватаром. Лениво полистала страницы. Наткнулась на последний пост о серфинге и начала читать. Пользователь '7~' с юмором рассказывал о том, как он объездил 'зелёную волну' в испанской провинции Астурия и навестил подругу в городке Вильявисиоса. Посмеявшись рассказу, где '7~' живописал, как он поучаствовал в изготовлении местного сидра и даже сыграл пару нот на волынке, Ева незаметно для себя увлеклась и с головой погрузилась в интересное чтиво. Потом просмотрела материалы, сделанные о португальском споте серферов Praya do Amado, о марокканском поселке Таразут, и об индонезийских пляжах Ява, Ломбок и Лембонган, а также о серфовых местах на севере Доминиканы.

И Еве пришла в голову мысль, что у пользователя '7~' очень интересное хобби и очень много друзей. Судя по количеству 'лайков' и эмоциональных комментариев к постам, к '7~' были явно неравнодушны девушки. Перелистав все альбомы и отметив сообщество двенадцати пользователей с таким же знаком 'тильда', Ева, наконец, нашла и фотографию хозяина страницы. С цифрового изображения на Еву смотрел её ровесник: сероглазый мальчишка, который болтался в загорелом, гибком, стройном теле мужчины. Лихо оседлав доску для серфинга, '7~' улыбался на фоне бирюзового моря в Бур-Сафаге. Ева долго рассматривала снимок, а потом решительно закрыла Facebook. Через два часа Ева снова его открыла.

'Не делай этого. Пожалеешь', — сказала Еве её интуиция. Не помогло.

'Hi '7~'. What did you like most of all? Привет, '7~'. Что тебе понравилось больше всего?' — написала Ева.

'Мысль о том, как я тебе при встрече уши надеру', — мрачно подумал '7~' — он же Лейс, начиная долгожданную переписку.

@

7 марта 2015 года, за месяц до похищения Евы.

Социальная сеть Facebook.

Пользователь '7~' — пользователю 'Ева Самойлова'.

'Я буду улыбаться только лишь с тобой...'.

('Мохито')

— Привет, Ева. Спасибо, что ответила. Меня интересуют кое-какие книги на русском языке. Хочу получить твой совет, если ты в курсе. Я через несколько недель собираюсь в Москву. Хочу купить собрание Чехова и Куприна с текстом на английском и на русском.

— Как это выглядит, '7~'?

— Ну, как одно из изданий 'Bloomsbury': книга Агаты Кристи 'Смерть на Ниле'. Видел у них на сайте. Вот, лови ссылку.

— А, '7~', поняла, о чём ты говоришь. У меня дома есть такая книга. Вот ссылка на подписку онлайн. Там есть. Лови.

— Yes, это то, что надо. Спасибо. А скажи, есть возможность приобрести подобные издания не онлайн, а в каком-нибудь магазине? Ненавижу читать книги с экрана — глаза болят.

— Да, есть, конечно. Например, в московском 'Доме книги'. Вот ссылка на адрес. А ты филолог, '7~'?

— Кто, я? Нет. Просто когда-то я учил русский. Занятие не для слабонервных.

— Почему? :-)

— Потому что русский язык сложный. Слишком много слов с буквами 'е', 'р' и сонорными. Огромное количество склонений и падежей. Проще выучить урд (зачеркнуто) арабский...

— О, так ты говоришь на арабском?

— Так, чуть-чуть. А ты?

— И я чуть-чуть. Слушай, '7~', а ты видел эти пособия по русской грамматике? Вот, направляю ссылку. А где ты живёшь?

— Недалеко от Лондона. А эти пособия я видел. Кстати, учти: в них очень много ошибок. Не знаю, кто всё это сочинял, но особенно порадовала фраза 'с нашими материалами вы овладеете русским языком в совершенстве за три недели'. Видимо, у таких учителей либо не всё в порядке с головой, либо они бедствуют.

— Ха, почему бедствуют?

— Да потому что обещают нереальное, лишь бы получить деньги. А ты чем увлекаешься?

— SMM.

— Чего-чего? Режимами системного управления? Да ладно! — и Лейс ехидно присвистнул: 'Интересно, ей там череп не жмёт?'. Как оказалось, общаться с Евой было довольно забавно.

— Мимо, '7~'. Social Media Marketing означает 'продвижение в социальных сетях'. И я тоже ищу хорошие материалы по своей будущей профессии. Но на русском их нет. А на английском я ничего не нашла. Ты случайно не в теме?

'Ты бы лучше спросила меня о деятельности нейротрансмитеров в синапсах или о методе биологической обратной связи... или о том, в какой позе я люблю', — подумал Лейс и тут же прикусил губы. 'Куда это меня понесло?', — одернул себя он.

— Подожди, Ева, — напечатал Лейс. — Сейчас спрошу у приятелей... Так, тебе советуют оформить подписку на eMarketer. Есть такой сайт для профессионалов в области медиа-маркетинга.

— Уже смотрю... Слушай, да это то, что надо! Передай своим друзьям от меня большое спасибо.

— Передам.

— А можно, я тоже пришлю тебе приглашение в 'друзья'? Мне твои посты про серфинг очень даже понравились:-).

— Yes! — громко сказал Лейс и сделал характерный жест локтём. Элен, украдкой наблюдавшая за ним, побледнела и вздрогнула.

— Да, Ева, присылай, — между тем уже увлечённо печатал Лейс. — Кстати, я и не надеялся получить от тебя приглашение.

— Ну, ты мог бы и сам прислать мне его, — весьма разумно парировала Ева. — Кстати, '7~', а почему у тебя геотаргетинг отключён?

— Приглашение поймал. 'Дружбу' принял. А геотаргетинг отключен, потому что я человек закрытый. А теперь переходим в 'Facebook-Чат'... Так, я тут, Ева. Ну и зачем ты искала материалы по SM? — сделал провокационную опечатку Лейс.

— Вот сейчас вообще не смешно, — немедленно ответила Ева. Лейс фыркнул ('А ты, оказывается, в теме, детка') и написал:

— Прости за опечатку. Так зачем ты искала материалы по SMM?

— Потому что я очень хочу найти одного человека.

— Хочешь, давай поищем вместе? — вспоминая советы Элен, напечатал Лейс.

— Хочу! Вот страница того, кого я ищу, в Facebook и Twitter.

— Вижу. Так это же какая-то женщина... Слушай, Ева, а у тебя с ориентацией всё в порядке? — Лейс всё-таки не удержался.

— Значит так, '7~': если ты — озабоченный идиот, то я сейчас отключаюсь. А если у тебя такие шутки дурацкие, то найди себе другой объект для развлечений!

Лейс поднял брови: так с ним не разговаривала ещё ни одна женщина. Лейс мог бы проучить Еву, но девочка была его заданием, а не приключением, бродящим на свою голову в одиночестве по ночным пляжам Шатбу.

— Всё, Ева, прости. У меня сегодня день не задался. Слушай, а ты в курсе, что заставка на странице этой женщины — это код? — написал Лейс, решив отыграть свои утерянные позиции.

— Ладно, тк и быть, прощаю, на первый раз... Что касается этой женщины — то она маркетолог, и она — один из разработчиков кода 'НОРДСТРЭМ'. Вот ссылка на пресс-релиз этой компании. И я очень хочу найти эту женщину.

— Зачем?

— Не могу сказать. Но она, правда, нужна мне. Очень-очень.

Лейс подумал и написал:

— Ну, я не очень силен в таких головоломках. Но я знаю, как тебе помочь. Ты говоришь, эта женщина — разработчик кода? Тогда вот тебе тест на сообразительность: что, по-твоему, является характерным признаком любого разработчика?

— Ну, не знаю... Знания архитектуры системы, наверное. Ещё ум. И опыт программирования.

— В общем и целом, это так. Но есть ещё кое-что. Просто все разработчики должны время от времени сдавать свою работу. Самый простой способ найти твоего Маркетолога — это устроиться на работу к тому, кому она подчиняется. Как я понял из пресс-релиза 'НОРДСТРЭМ', эта женщина находится под началом у Дмитрия Кузнецова. Так?

— Ну да. И что? — заинтересовалась Ева.

— А то: попробуй и ты устроиться в эту компанию. Судя по сайту 'НОРДСТРЭМ', этой весной в корпорацию набирают студентов. Фирма известная, и тебе придется пройти серьезный конкурсный отбор. Ты как, сама справишься, Ева?

— Да. Вернее, я думаю, что да. Я буду очень стараться.

— Не волнуйся, я тебе помогу. Для начала вот, лови шаблон резюме — лучший из тех, что я сдел (зачеркнуто) видел. Заполняй по образу и подобию и отправляй резюме в 'НОРДСТРЭМ'. Руку заложить готов — на собеседование они тебя вызовут.

— А — потом?

— Ну, а потом будем вместе готовиться к конкурсу. Я тебя натаскаю.

— Классно! Спасибо. А можно ещё один личный вопрос, '7~'?

— Валяй.

— Скажи, ты учёный? Или ты преподаватель?

— Кто, я?.. Да,занятные выводы. А — прости — с чего ты это взяла?

— Ну, просто ты очень умный. И....?

— Что 'и....'?

— Ну, может быть, ты мне что-нибудь о себе сам расскажешь? Например, как тебя зовут, сколько тебе лет, где ты живешь, где работаешь?

— Может и расскажу. Только чуть позже, ладно? Давай сначала узнаем друг друга получше. Я, знаешь ли, не очень доверяю сетевым знакомствам. И тебе, кстати, тоже советую: в социальных сетях слишком много придурков болтается. Я недавно на одного такого наткнулся.

— Хорошо, обязательно воспользуюсь твоим советом и тоже буду аккуратнее. А можно еще один вопрос, '7~'?

— Да, но — последний. Мне поработать нужно.

— Ты спрашивал, где купить книги в Москве. Ты в Москве регулярно бываешь?

— Всё, попалась! Моя! — с удовлетворением произнёс Лейс и пристукнул кулаком по столу. Элен, сглатывая злые слёзы, уткнулась в монитор,.

— Я приеду в Москву через месяц, — между тем уже печатал Лейс. — Для меня это будет в первый раз. Хочешь встретиться, Ева?

— Да. Хочу. Расскажешь мне о серфинге?

— Обязательно.

— Тогда хорошего тебе дня, друг.

Лейс удивлённо вскинул брови. 'Я — друг?' — подумал он.

— Я — твой друг? — напечатал он.

— Ну да. А то, кто же :-)?

Ева отключила связь первой и, как на крыльях, полетела в МГУ. А Лейс принялся вычищать всю переписку с Евой. Он был прекрасно осведомлён, что пользователи Facebook ежедневно публикуют свыше пяти миллионов постов. Но знал Лейс и другое: у Facebook, как и у любой другой уважающей себя социальной сети, есть механизм, позволяющий просматривать и сохранять все сетевые сообщения. При необходимости или по запросу, но владельцы социальных сетей обязаны передавать такие сообщения службам национальной безопасности. У этой благой идеи есть только одно ограничение: огромное количество данных, публикуемых пользователями, существенно затрудняет процесс поиска и анализа информации. Именно поэтому не всякую беду можно предотвратить. На этом и строил свой расчет Лейс, прошедший выучку в Лахоре. При мысли о том, что завтра его будет ждать переписка с Евой, Лейс покачал головой и улыбнулся. Улыбка вышла озорной, но теплой и очень искренней. При виде этой улыбки Элен Кэтчер прикусила губу и мысленно застонала: 'Как же я хочу, чтобы он вот так же улыбался мне...'.

К сожалению, ровно такая же мысль двадцать четыре часа назад пришла в голову маленькой Еве.

@

1 апреля 2015 года, за неделю до похищения Евы.

Приложение 'Facebook-Чат'.

Пользователь '7~' — пользователю 'Ева Самойлова'.

— Привет, подружка. Ну и как прошло твоё собеседование в 'НОРДСТРЭМ'?

— Привет, '7~'. Все прошло отлично. Меня берут. Большое тебе спасибо!

— А мне-то за что? :-) Ты же сама всё сделала.

— Ну, вообще-то, мне есть, за что тебя благодарить. Я тебе многим обязана. Ведь это был твой совет завалить экзаменаторов цитатами Маркетолога. К том же это ты помог мне придумать такую речь, которая, как ты выразился, 'тронет за душу Кузнецова'. Скажи, '7~', а откуда ты знал, что именно это сработает? Ты сам экзамены принимаешь, да?

'Вот чёрт, а она умная', — подумал Лейс.

— Иногда принимаю, — аккуратно ответил он. — А что касается моих советов, то тут дело в практике. Просто в пятидесяти процентах случаев первичные собеседования принимает человек, не разбирающийся в твоей предметной области. На таких людей всегда производят впечатление громкие имена, даты и цифры. И если ты строишь свой ответ на фактах и цитатах великих, то такой вот недальновидный экзаменатор посчитает, что ты очень хорошо разбираешься в том, чего не знает он. С этим мы разобрались?

— Ага. А что касается второй половины?

— Сейчас, только на вопрос по работе отвечу... Так, я снова тут. На чём мы остановились? Ах да... Ну, ещё тридцать процентов экзаменаторов читают всё, что есть на слуху, и любят претендовать на звание интеллектуалов. Знакомые слова и имена убеждают их в том, что ты в теме. Ну, или по крайней мере, в том, что ты думаешь, как они. Это их располагает. Еще десять процентов экзаменаторов пытаются компенсировать недостаток собственного образования или теоретических знаний, нахватавших информации по верхам. Поэтому имеет смысл запоминать то, что говорят они, и цитировать им их же фразы. Вот и всё, Ева.

— Нет, не всё. А как насчет остальных десяти процентов?

— А, ты заметила? Молодец. Тебе 'A' за внимание:-) ['А' — высший балл в учебных заведениях Великобритании. Прим. автора]. Ну, эти десять процентов — настоящие профессионалы. У таких проходить собеседование сложнее всего. Но и им свойственны человеческие слабости. Например, такие, как элементарное желание блеснуть. Впрочем, даже узнав об этом, с такими людьми никогда не стоит играть в игры, строя из себя то, чем ты не являешься на самом деле. Таких людей это злит. Вот поэтому глупые ассистентки (зачеркнуто) студентки и вылетают от них со скоростью звука. Я тебе ответил?

— Да. Знаешь, я очень люблю с тобой разговаривать, '7~'.

— Мне тоже нравится с тобой общаться, Ева. Правда, сегодня разговор долгим не получится. Через пять минут я отключусь, извини.

— Прости, а ты... ты что, с кем-то встречаешься?

Лейс замер.

— Что ты имеешь в виду? — осторожно написал он.

— Именно то, что спросила.

Лейс хмыкнул и закатил глаза. Ева была то, что Лейс называл 'girl that is frankly speaking — девушка, которая всегда откровенна'. И Лейс решил написать правду.

— В сети — только с тобой, — напечатал он. — А что касается моей личной жизни, то пока ни с кем. К тому же, сейчас моя голова совсем другим забита.

— Чем?

— Работой!.. Всё, прости, Ева, но сейчас мне действительно пора.

— Пока, '7~' и до завтра. Но я все еще хочу узнать твоё имя.

— Очень скоро узнаешь... Иди, тебе спать, наверное, пора? В Москве сейчас сколько времени?

— Два часа ночи.

— А ну, быстро в кровать!

— Что-что:-)? — тут же 'отыграла' Ева.

— Я сказал, 'спокойной ночи'.

Привычно поставив в конце сообщения улыбающийся значок 'emoji', Лейс закрыл 'Facebook-Чат' и задумался. Ева была совсем не такой, какой он её себе представлял. У Евы была голова на плечах, характер и светлые мысли. Она доверяла ему, но шла по своему собственному пути. Ей нравилось слушать его и учиться. Но, что важнее всего, Еве было вполне по силам стать его 'живым щитом', если бы Лейс 'сломал' её. Но вот как раз 'ломать' Еву Лейс не собирался. У него были иные способы и свой собственный план, как обыграть Симбада. То, что задумал Лейс, Андрей Исаев назвал бы идеальным 'обманом Маршалла'. В этой шахматной партии, сыгранной чуть более ста лет назад, ферзь — чёрный король сдался простой белой пешке и тем раскрыл оборону 'белых', приговорив их к смерти. С тех пор 'обманом Маршалла' называют принесение в жертву чего-то важного, чего-то очень значимого, чтобы растоптать противника. Размышляя о том, что очень скоро он сотрёт Симбада с лица земли, Лейс мельком взглянул на Элен. На носу у Элен снова красовались очки. Яркий макияж, вызывающие наряды исчезли. На их место пришел уместный в лаборатории белый халат. И ещё: на безымянном пальце Элен снова виднелся ободок обручального кольца. Настырная хищница, так долго отравлявшая Лейсу жизнь, наконец, исчезла. 'Я всегда выигрывал', — без тени тщеславия подумал Лейс. Открыл на компьютере текстовой редактор 'Word', помедлил и положил пальцы на клавиши. Через секунду он уже печатал свой собственный план — свой собственный 'обман Маршалла'.

В той шахматной партии Фрэнк Джеймс Маршалл сделал двадцать три хода, чтобы сокрушить Левицкого. План Лейса состоял всего из семи пунктов, но был не менее действенным. И строился он на том, что Симбад не смог 'просчитать' Лейса. Еще бы: выросший из безвестного мальчика, будущий PhD в области генетики, Лейс Эль-Каед имел один из самых высоких коэффициентов IQ в конгрегации Оксфордского университета. IQ Лейса равнялся двумстам — так же, как и у Эйнштейна. Приятели считали Лейса гением. Они любили бокс и футбол и мечтали, чтобы их команда выигрывала. В отличие от них, Лейс никогда не был командным игроком — его учили выживать, а не выигрывать. В этот раз Лейс должен был победить противника, а не выжить. И Лейс написал:

1. Спрятать отца.

2. Найти медицинскую карту Евы.

3. Арендовать автомобиль, заказать key shark, поставить грузовик (~3, ~4, ~6).

4. Заказать коттедж в Апрелевке и мед. препараты (1~, 2~, 5~).

5. Найти Маркетолог.

6. Убить Симбада

7. —

На цифре '7' Лейс замер. Разглядывая пустое поле, Лейс грустно усмехнулся: 'Забавно, что никто из нас не может с точностью сказать, что будет с нами завтра. Но зато все мы почему-то уверены в том, что будет с нами, когда мы умрём. Интересно, какой будет моя смерть? И где после смерти буду сам я?'. Лейс посмотрел на свою ладонь: там, где обрывалась линия его Судьбы, цвела алая капля крови. Лейс задумчиво слизнул каплю и поморщился: 'Слишком солёная'. Взглянул на напечатанный текст еще раз, Лейс очень быстро нажал клавишу 'delete' и навсегда стёр его. Его план был готов. Пришло время воплотить его в жизнь.

@

4 апреля 2015 года, за три дня до похищения Евы.

Квартира Джона Грида. Олд-Стрит, д.137, Лондон.

Великобритания.

Три часа назад мужчина, представившийся Лейсу Симбадом, прилетел рейсом 'British Airways' из Москвы. В Москве у Симбада была назначена встреча. Эта встреча прошла именно так, как и рассчитывал Симбад. На паспортном контроле Симбад предъявил паспорт на имя Джона Грида. Паспорт также сообщал, что Джон Грид был урождённым гражданином Соединенного Королевства Великобритании и Ирландии, родился в Колчестере, в 1958 году, и прожил всю жизнь в Англии. Пройдя паспортный контроль, Джон Грид — он же Симбад — взял в 'Heathrow' такси до Сити. На Олд-Стрит мужчина попросил водителя высадить его у ресторана 'Fifteen'. Ресторан, созданный в 2002 году 'голым поваром' Джейми Оливером, располагался рядом с квартирой Грида. Зайдя в 'Fifteen', Джон Грид сел за любимый столик, отказался от меню, которое он за многие годы успел выучил наизусть, выбрал несколько лёгких блюд и две чашки кофе. Первую чашку кофе Симбад выпил залпом. Вторую попросил принести чуть позже. Накалывая вилкой разноцветные листики зимнего салата, заправленного соусом из петрушки — удачное изобретение шеф-повара 'Fifteen', Джона Ротерама — Симбад вспомнил о том, что его ждёт и недовольно поморщился. Отставив вмиг потерявшее вкус блюдо в сторону, мужчина достал из кармана телефон и нашёл страницу Лейса в социальной сети Facebook. Симбад пролистал все посты Лейса, все страницы его 'друзей' и нашёл среди них Еву. Судя по комментарии Евы к фотографиям Лейса, дочь Кейда и Лейс развлекали друг друга в социальной сети напролёт, круглые сутки.

'Сегодня. FaceTime. Simbad-omega_456@yahoo.com. В 5 по Лондонскому времени', -написал Симбад и отправил Лейсу своё письмо. Ответ от Лейса пришёл ровно через секунду:

'Ты что, скотина, уже в Лондоне?'

Симбад закатил глаза и вздохнул: общаться с Лейсом порой было просто невыносимо. Ещё бы: все три месяца Лейс терпеливо, хотя и без явной охоты, выполнял все его распоряжения — и при этом в отместку мотал своему врагу нервы.

'Я в Рамлехе, '7~', — не поддаваясь на провокацию, напечатал раздраженный Симбад. — Кстати, пару часов назад видел в Рамлехе твоего Рамадана. Пока он жив и здоров. Так что разговаривай со мной уважительно, хорошо?'.

'Окей. Вы что, уже в Лондоне, сэр, скотина?' — немедленно на свой лад 'исправился' Лейс.

'Так, ты позвонишь мне? 'Да' или 'нет'?' — напечатал обозлённый Симбад.

'Да. Наберу. Laters'.

'Laters? Покедова? Ну и ну, вот же мальчишка!' — Симбад хмыкнул, отложил телефон, жестом подозвал официантку.

— Что-нибудь еще, мистер Грид? — подлетела та.

— Ничего, Хлои, спасибо. Мне только счёт. И передай мои комплименты мистеру Ротераму.

— Только счёт? — мягко улыбнулась девушка и преданно заглянула в карие глаза. Джон Грид утвердительно кивнул.

— Хорошо, — расстроенная, всегда готовая услужить, девушка удалилась.

Дождавшись счета Симбад бросил на столик несколько крупных банкнот, натянул куртку, прихватил сумку и отправился к себе домой. Отперев дверь квартиры и отключив хитроумную сигнализацию, мужчина первым делом прошёл в ванную, открыл 'аптечку' и вытряхнул на ладонь две белых таблетки. Приняв лекарство, Симбад помассировал виски, успокаивая боль. Потом проследовал в заменявшую ему кабинет комнату, привычно перевернул стул и оседлал его, устраиваясь напротив лэптопа. Лейс позвонил точно в семнадцать ноль-ноль, и Джон Грид нажал на соединение.

'Ну всё, начинается', — поморщился Симбад, увидев знакомую ухмылку.

— Привет, Симбад. Твои клиенты тебя ещё не убили? — первым делом осведомился Лейс.

— Нет, Лейс, пока я жив только твоими молитвами. А ты, я смотрю, тоже ничего. Прямо не разлей вода с Евой.

— Ладно, один-один, — хмыкнул Лейс. — Давай, говори, что ты хочешь, только излагай свои мысли побыстрей. Я, в отличие от тебя, по клиентам не бегаю.

— Что, они сами к тебе приходят? — поддразнил Лейса Симбад.

— Ого, — и Лейс вскинул брови, — ты что-то нынче в ударе.

— Ага. А сейчас я тебя ещё больше 'обрадую'. Скажи-ка мне, Лейс, а ты и Ева — вы в 'Facebook-Чат' переписываетесь?

— Предположим, — осторожно ответил Лейс, — а что? Почему это тебя интересует?

— Дай мне доступ к вашей переписке. Я хочу видеть ваши письма.

Лейс помолчал, покусал губу — и развалился на стуле:

— Я тебе, Симбад, лучше хороший совет дам, — сообщил он. — Обратись-ка ты со своей просьбой к администраторам Facebook. Недельки через две получишь от них в ответ энергичный глагол и наречие 'отсюда'.

— Что это значит? — не понял метафору Симбад.

— А то и значит, что тебя однозначно пошлют нафиг, если только ты не работаешь на какую-нибудь правительственную организацию, — пояснил свою мысль Лейс. — А ты, судя по всему, в такой организации не состоишь. Так что ты в пролёте. Вот и удовлетворяйся постами про серфинг и тем, что я с тобой вообще разговариваю. Это — всё, — равнодушно добавил Лейс.

— Я сказал: дай мне доступ к переписке с Евой, — повторил Симбад, внимательно изучая лицо Лейса, который раздражённо грыз губы и явно злился.

'А вот и твоя 'кнопка', Лейс, — сообразил Джон Грид. — Судя по всему, тебе очень нравится Ева'.

— Знаешь, если честно, то ты не захочешь читать то, что я пишу этой девочке, — между тем придвинулся к монитору Лейс.

— Почему? — фыркнул Симбад. — Много грамматических ошибок?

— Да нет. Просто я учу Еву урду. Ровно так, как ты и хотел.

— Ты совсем ополоумел, пока меня не было в Лондоне? — растерялся Симбад. Лейс немедленно навострил уши.

'Он испуган, потому что я так говорю об этой девочке, — в свою очередь понял Лейс. — Ну что ж, Симбад, теперь мой ход. Посмотрим, кто из нас крыса'.

— А ну-ка подожди, Симбад, — хладнокровно начал Лейс. — Мне помнится, ты, не далее, как пару месяцев тому назад, ты сам настаивал на подобном обучении? Так вот, дружище, устраивайся поудобнее, потому что я тебе сейчас расскажу, в чем я большой специалист. И речь пойдет о настоящей боли... Знаешь, что такое совершенная, по-настоящему идеальная боль, Симбад? — зрачки Лейса сузились. — Так вот, это такая боль, которая каждую секунду уносит из жизни человека часы, а иногда и годы, потому что так человеческий организм реагирует на любое стороннее болевое вторжение. И это вмешательство происходит не в тех забавных и мерзких играх, где одному нравится унижать, потому что у него девиация, а второй готов всё терпеть, потому что ему нереальной, неземной любви хочется. В настоящих, жёстких отношениях вопрос стоит не в том, с кем и как спать, а в том, у кого в руках сосредоточена власть. А власть всегда принадлежит сильнейшему. Он — хозяин и доминант. И у хозяина есть игрушка — подчинённый ему человек, на твоём языке — саб. А на моём языке — 'крыса'. Знаешь, с чего начинается дрессировка идеальной 'крысы', Симбад? Примерно так, как поначалу было у нас с тобой. То есть сначала хозяин доводит мозг 'крысы' до полужидкого состояния. Если 'крыса' сопротивляется, то хозяин будет 'ломать' её. Наилучший эффект достигается, если полить 'крысу' кипятком и устроить её ожог второй степени. Но 'крысе' будет больно не тогда, когда на её спину прольют кипяток, а когда ей вколют противошоковое... А вообще, шок — это хорошо, Симбад, — зло усмехнулся Лейс. — Это, знаешь ли, такой патологический процесс — или импульс, посылаемый мозгом в тело. Шок нужен для того, чтобы 'крыса' не сдохла от оглушительной боли сразу, сейчас, а умирала медленно, мучаясь несколько дней, когда из её тела будут выдирать мясо... Но если 'крыса' выживет, то её шрамы зарубцуются, и в этом месте тело будет менее восприимчиво к боли. Оно не будет реагировать ни на ремень, ни на плеть. И вот тут все в руках хозяина. Например, он можно всыпать 'крысе' ещё — да так, чтобы она кровью харкала. А ещё он может доставить 'крысе' истинное удовольствие. В общем, как процесс не называй, но лучшим определением будет слово 'извращение', потому что желание унижать — это, просто-напросто, патология... Мне, как ты понимаешь, унижать очень нравится. И поэтому я расскажу тебе о второй части программы, которую я много лет назад имел удовольствие наблюдать. Итак, когда хозяин, или псих с девиацией готов, то...

— Лейс, хватит, — перебил его Джон Грид, сглатывая желчь. Лейс изогнул брови:

— Что, тебя уже тошнит? Да ладно, это ведь даже не половина рассказа, Симбад. Я тебе ещё не успел рассказать, что хозяин делает с женщинами. Не хочешь послушать? Значит так. Когда женщина хочет...

— Я сказал, замолчи!

Повисла пауза. Лейс нарушил её первым:

— Мне прервать связь? — насмешливо осведомился он. — Или мы всё-таки поговорим о деле?

— Давай о деле, — вздохнул Симбад. — Итак, Ева на днях прилетит в Лондон. Ты встретишь девочку в 'Heathrow' и сядешь с ней в ту машину, которую тебе укажу я.

— Точно? Серьёзно? А может, устроим маленький праздник? — фальшиво оживился Лейс. — Давай пошлём Еву нафиг. Останемся вдвоём, только ты и я. Тебя мы оденем в белое. А я прочитаю по тебе отходную молитву из трёх слов: 'иди в ад'. А потом я тебя отымею.

— Знаешь, Лейс, когда мы с тобой встретимся, тебя очень неплохо поимею я, — рявкнул Джон Грид и потёр лоб.

— Ага, ты 'поимеешь' ... Согласен, но — при одном условии.

— Что ты хочешь?

— Мне нужна медицинская карта Евы.

— Зачем?

— Затем, Симбад, что я хочу знать, где ты можешь меня подставить. Вдруг, например, твоя Ева страдает эпилепсией и умрёт от страха, когда я к ней подойду?

— Девочка абсолютно здорова.

— Так дай мне самому в этом убедиться, — разумно предложил Лейс и закусил губы.

— Ладно, чёрт с тобой, хорошо. Вышлю тебе карту Евы на почту.

— Ну нет, так не пойдёт. Мы сделаем с тобой по-другому. — Лейс повозился и поплотнее уселся на стуле. — Поскольку мне нужна карта Евы, то завтра я прилечу в Москву на один день. В Москве есть аэропорт 'Домодедово'. Ты сегодня или завтра рано утром положишь копию карты Евы в камеру хранения и эсэмэской вышлешь мне номер ячейки. Запомни: вышлешь мне только цифры. А я получу карту, переночую где-нибудь в Москве и вернусь в Лондон на одном рейсе с Евой... И кстати, раз уж у нас с тобой речь о зашла здоровье, Симбад: ты-то у нас чем болеешь?

Джон Грид вздрогнул: Лейс угадал.

— С чего ты взял? — спросил он. Лейс неопределённо пожал плечами:

— Твой голос. Дыхание. Затруднённая речь... А еще вон, ты весь красный сидишь и пялишься на меня из монитора. — Симбад дёрнулся всем телом и проверил соединение FaceTime. Но Лейс обманул его: изображение было по-прежнему заблокировано. — Два-один в мою пользу, — мстительно хмыкнул Лейс, прислушиваясь к звукам из компьютера.

— Лейс, я тебя в последний раз предупреждаю: уйми свой язык, — потеряв всякое терпение, прошипел Симбад. — Уймись, если не хочешь попрощаться с Рамаданом.

— Не смей угрожать мне отцом, — тут же ощерился Лейс и показал очень острые зубы.

— Я выполняю свою часть договоренностей, Лейс.

— Ну и я свою выполняю. — И тут Лейс использовал проверенный трюк: склонил голову к плечу и улыбнулся. Джон Грид ахнул. Не веря своим глазам, Симбад потянулся к компьютеру. Этот жест, этот фокус, который проделал Лейс, Симбад видел много лет назад, когда Лейса ещё не было на свете.

— Ну, и что ты молчишь? — не выдержал Лейс, сдергивая улыбку с лица.

— Обдумываю твоё предложение... Хорошо, договорились, ты полетишь вместе с Евой, -медленно ответил Джон Грид. — Меня это устраивает... А кстати, почему ты сразу не сказал мне о том, что ты можешь прилететь за Евой в Москву?

Лейс хмыкнул:

— А я никогда не обещал тебе подпрыгивать так высоко, как тебе это нужно.

— Ладно, Лейс, твоя взяла. Я перешлю тебе номер рейса Евы. Но её будут провожать до Лондона. К ней и её провожатому не подходи — просто будь с ними рядом. Когда вы втроём сядете в самолёт, ты напишешь мне сообщение. Прилетишь в Лондон — снова пришлёшь мне сообщение. А дальше я дам тебе инструкцию, к какой машине подойти, и ты это сделаешь. Ты меня понял?

— Понял-понял. Кстати, Симбад, я хотел тебя предупредить: есть ещё одно дело. Мой отец... в смысле, Рамадан — он должен лечь на обследование. — И Лейс безмятежно почесал нос.

— Когда? — тут же насторожился Симбад.

— Говорит, на днях. Точную дату не знаю. Обследование займёт неделю или около того, -беспечно сообщил Лейс.

— Рамадан должен оставаться в Рамлехе, — подумав, заявил Симбад.

— А он и останется в Рамлехе, если только врач не предпишет ему поехать в госпиталь, в Каир, — насмешливо бросил Лейс и снова развалился на стуле. — Тебя послушать, так пусть Рамадан вообще умрёт, пока я буду мотаться с Евой... Приди в себя, Симбад: я что, прячу от тебя Рамадана? Отца ждёт обследование. Или ты предлагаешь мне уволиться из Оксфорда и переехать в Рамлех, чтобы следить за отцом и не давать ему перемещаться? Ну что ж, я готов. Я посижу с отцом. А ты пока позвони папе Евы. Извинись перед ним и подробно объясни своему ненаглядному Кенту, почему сейчас никто не может выкрасть его дочурку. Может быть, Кент и согласится немного подождать. Или — вообще, сам привезёт к тебе свою Еву.

— Он Кейд, а не Кент, — автоматически поправил Джон Грид.

— Наплевать, — равнодушно отмахнулся Лейс. — Так что будем делать?

— Ладно, Лейс, хорошо. Отправляй Рамадана в больницу. А я завтра жду тебя в Москве. В 'Домодедово' тебя встретят мои люди и отвезут тебя ко мне. У меня и договоримся обо всех деталях.

— Чудненько. Тогда скажи своим мальчикам, чтобы ждали меня у камеры хранения.

— Удачи. Увидимся, — сказал Джон Грид и отключил связь.

— Иди ты в ад, — прошептал Лейс и бессильно уронил голову на руки.

Первая часть обмана Маршалла, которую он только что так блестяще завершил, полностью его вымотала, но впереди Лейса ждало и худшее испытание. От размышлений Лейса отвлёк вежливый стук в дверь. Лейс очнулся и пошёл открывать. Его лицо снова было спокойным. На пороге лаборатории топталась Элен и держала в руках стакан с чаем и два толстых конверта.

— Это тебе, из конгрегации для выезда в Москву. Я сходила и принесла, — мягко произнесла она.

— А что, чай тоже из конгрегации? — Лейс улыбнулся и насмешливо изогнул бровь, но улыбка вышла невесёлой.

— Нет, это от меня. Считай, что я тебя угощаю.

— Спасибо, Элен, — искренне сказал Лейс, принимая и чай, и конверты.

— Не за что, — с достоинством ответила Элен, поправила очки и прилежно уселась на рабочее место. Согревая о теплый бумажный стаканчик холодные длинные пальцы, Лейс медленно прошёлся по лаборатории. Покончив с чаем, Лейс смял пустую картонку, швырнул её в контейнер, вытащил из кармана телефон и забронировал себе билет на первый же рейс, вылетавший из 'Heathrow' в 'Домодедово'.

Теперь Лейсу предстоял следующий ход: нужно было сделать звонок Шари. Покусав губы, Лейс вздохнул и неохотно набрал её номер. Шари ответила на вызов Лейса при первом же гудке.

— Marhaba Sab'a. Привет, Саба, — ласково поприветствовала она Лейса.

Темноглазая француженка Шари по-прежнему работала в Каирском Госпитале Вооруженных Сил, сделав успешную карьеру в области кардиохирургии и сложных операций на сердце. Прижимая телефон к уху одной рукой, второй Шари дотронулась до игрушечной толстой собачки. На спине собачки красовался британский флаг. Эту игрушку два года назад Лейс привёз Шари в подарок. Тогда они виделись в последний раз...

— Marhaba habibi, — ответил Лейс. Оторвавшись от компьютера, Элен удивлённо посмотрела на Лейса. Арабский она не знала, но поразил девушку не чужой язык, а мягкий голос Лейса, в котором звучали грусть и неподдельная нежность. — Я уеду на днях, Шари, — между тем говорил Лейс. — Ты позвонишь Рамадану. Скажешь отцу, что его направляют на плановое обследование в госпиталь. Забери отца из Рамлеха, не взирая на все его отговорки. Только обязательно — слышишь? — обязательно возьми с собой охрану из госпиталя. Если что — денег не жалей. Ты знаешь, я компенсирую все расходы.

Шари насмешливо фыркнула.

— Не говори глупости, Саба, — засмеялась она. — Я сама разберусь как-нибудь, я давно уже выросла. Говорю на тот случай, если ты об этом забыл.

— Нет, Шари. Ты возьмёшь охрану, — голосом нажал на девушку Лейс. — Я сегодня же переведу тебе деньги на банковскую карту. Не выпускай отца из госпиталя до тех пор, пока я не позвоню тебе, ну или... или тебе не передадут от меня сообщение. И ещё: для всех, включая отца, я где-то по делам в Европе. Соврёшь ради меня?

— Да, — удивленно сказала Шари. Она подумала и решила, что Лейс никогда так не волновался. — Слушай, Саба, а что происходит на самом деле? — поинтересовалась она. — Куда ты едешь? Это же не простая командировка?

— Не угадала, — раздражённо оборвал девушку Лейс, в свой черед проклиная её ум и сердце. — Просто я устал уговаривать отца лечь к тебе на обследование. Но тебя он послушает — ты для него почти что дочь. А я — поскольку я уеду — то я хочу, чтобы кто-то присматривал за отцом... Шари, послушай, у меня действительно мало времени. Поэтому просто сделай так, как я прошу. Обещаешь?

— Да, я тебе обещаю... Лейс?

— Что? — неохотно буркнул тот.

— Пожалуйста, будь осторожен. Я чувствую, что всё намного серьёзней, чем ты мне говоришь.

— Ты ошибаешься.

— Лейс, не притворяйся.

— Шари, мне повторить всё, только что мною сказанное, еще один раз? — ощетинился Лейс.

— Ну хорошо, — сдалась Шари. — Только тогда, пожалуйста, держи меня в курсе.

— А я чем занимаюсь? — огрызнулся Лейс. Шари помолчала. Лейс вздохнул: — Слушай, извини, я не хотел быть грубым, и...

— Лейс, чтобы ты не затевал — только вернись обратно. Потому что... потому что я все еще люблю тебя, — проклиная свою слабость, прошептала Шари. Лейс закрыл глаза и провел ладонью по лицу.

— Шари, — помедлив, сказал он. — Однажды были ты и я. Ты была нужна мне. Но ты сказала мне то, что я не в силах ни простить, ни забыть. Теперь 'мы' — это запретная тема. Не обманывай себя — 'нас' больше нет.

— Хорошо, — покорилась Шари.

— Шари, а мой отец? — напомнил Лейс.

— Будь спокоен за Рамадана, я все сделаю... только поклянись мне, что ты вернешься домой и...

— Mea as'salyama, Shari. Прощай, — Лейс положил трубку. Шари медленно опустила мобильный на стол, посмотрела на письменный прибор, поменяла его местами с собачкой. Потом посадила крохотную игрушку на ладонь и поднесла её к губам.

— А ты знаешь, почему я плакала в тот день на пляже? — прошептала девушка. Собачка отрицательно покачала головой. — Ты, глупая игрушка... Просто я поняла, что влюбилась в него так сильно, до слёз... и что он никогда меня не полюбит.

@

5 апреля 2015 года. за два дня до похищения Евы.

Аэропорт 'Burj Al Arab', Александрия — Египет.

Аэропорт 'Домодедово', Москва.

г. Апрелевка, Наро-Фоминский район, Московская область — Россия.

К высоким стеклянным терминалам бесконечно длинного аэропорта 'Heathrow' подъехал чёрный кэб такси, из которого выпрыгнул молодой человек. На лице мужчины красовались 'авиаторы'. Это был Лейс Эль-Каед. Лейс спешил: он должен был успеть на первый же рейс до Москвы. Встав у стойки регистрации, Лейс внимательно присмотрелся к служащим, отвечающим за контрольно-пропускной режим, и выбрал очередь, ведущую к служащему-мужчине. Предъявив паспорт, Лейс снял очки и показал содержимое своей сумки: пустой брезентовый рюкзак, алую бейсболку, пластиковую коробочку шириной в два пальца, ноутбук, куртку, джинсы и чёрные кроссовки. Служащий аэропорта равнодушно сверил лицо Лейса с фотографией на его паспорте и поставил в документах соответствующий штамп. Лейс снова нацепил 'авиаторы' на нос, подхватил на плечо сумку и отправился в зал вылетов. Когда объявили регистрацию на рейс, Лейс шагнул в телетрап самолёта, а из него нырнул уже в салон 'Боинга 737-800'.

Устроившись на своем месте, Лейс вытащил из рюкзака наушники от старенького iPod, снял очки и закрыл глаза. Из наушников iPod полился нежный, скрипичный голос 'Страдивари'. Скрипка исполняла 'Caprice' — так назывался альбом хулигана-скрипача Дэвида Гаррета. Казалось, маленькая скрипка ожила в опытных руках: музыкант-виртуоз Гаррет извлекал из маленького тела скрипки всё, на что та была способна — и даже то, на что она способна не была. 'Поздравляю скрипача. И очень соболезную тебе, Ева...' При мысли о девчонке, к которой он летел, Лейс откровенно поморщился. Он прекрасно отдавал себе отчёт в том, что с Евой будут проблемы. Лейс прислушался к гулу в салоне. Боинг набирал высоту, и Лейс устроился в кресле удобнее. Полет длился три часа и сорок пять минут, и Лейс успел прекрасно выспаться. Когда самолёт пошёл на снижение, Лейс приоткрыл правый глаз, снова одел свои 'авиаторы', выключил iPod и с интересом стал рассматривать огоньки приближающейся Москвы — города, в котором он никогда не был. Боинг мягко приземлился. Следуя за потоком пассажиров, Лейс прошёл в 'Домодедово' паспортный контроль и с фальшивой вежливостью улыбнулся поражённой до глубины души женщине, сверявшей фотографию в его паспорте с его настоящим лицом.

Покопавшись в сумке, Лейс вытащил бейсболку, натянул её на голову козырьком вперёд и спустился на цокольный этаж прилёта международных линий. Подойдя к автоматической камере хранения, Лейс застыл напротив ячейки с маркировкой '30-11'. Там его ждал кейс с медицинской картой Евы. Оглядевшись, Лейс заметил в отдалении двух молодых мужчин, следивших за ячейкой. Один из наблюдателей сделал шаг в сторону Лейса. Но Лейс сделал знак подождать, вытащил кейс из камеры, и, не оборачиваясь, отправился в мужской туалет. Переглянувшись, удивлённые молодые люди потопали следом за Лейсом. Юркнув в кабинку, Лейс запер хлипкую дверь и открыл кейс. Внимательно осмотрел содержимое и ощупал подкладку чемоданчика. Так и есть: за подкладкой был GPS-локатор. 'Ну, Симбад, я тебе устрою...' Решив разобраться с недругом позже, Лейс вытащил из кейса медицинскую карту Евы и пролистал её. Убедившись, что девочка не страдает ни от аллергии, ни от бронхиальной астмы, ни от угнетения дыхательного центра, и никогда не переносила ни черепно-мозговых травм, ни акушерских операций (исключение составляли постоянные ОРЗ и в тринадцатилетнем возрасте — перелом пальцев правой руки) Лейс кинул карту Евы обратно в кейс и отправил первое сообщение:

'Привет, '1~'. Я в Москве. Через полтора — максимум, через два часа буду у тебя в Апрелевке. Из-за таможенного ограничения не смог взять с собой лекарство. Захвати для меня у '2~' ампулу дроперидола и фентанила. И передай '2~' от меня большой привет и огромное спасибо.'

'Привет, '7~', но спасибо ты точно не отделаешься', — пришёл к Лейсу ответ.

Лейс хмыкнул, стёр сообщение и начал быстро снимать с себя всю верхнюю одежду. Пошвыряв в кейс одежду и бейсболку, Лейс натянул рубашку, другие джинсы, куртку и кроссовки, которые привёз с собой. Загнав любимый ремень в штрипки низко сидящих джинсов, Лейс кинул в кейс пустую сумку и вынул пластиковый контейнер. Изменив своё лицо так, как он привык, и пригладив взлохмаченные волосы, Лейс с недобрым видом уставился на забитый его вещами кейс. И тут на губах у Лейса заиграла глумливая ухмылка. Посмеиваясь злой выдумке, Лейс зациклил на iPod развесёлую песню 'Crazy All My Life' Даниэля Поутера, сунул iPod в кейс и вытащил из кармана пачку резинки Orbit. Оторвав от жвачки солидный кусок, Лейс размял его в пальцах и аккуратно прилепил куском наушник iPod к локатору. Запрятав чемоданчик за унитаз, Лейс выскользнул из туалета и увидел своих сопровождающих. Вместо того, чтобы высматривать свой 'объект' в красной бейсболке, наблюдатели возились с телефоном, из которого бодро неслось:

'Well, tell me you can help me,

I'm nothing but a shell of a man.. '.

'Минут на пять вас хватит, топтуны. А дальше вам придется либо выкинуть ваш телефон, либо поискать кейс... Привет от меня Симбаду!' — злорадно подумал Лейс, наблюдая, как на звуки орущего телефона уже собиралась толпа. У 'топтунов' Симбада были несчастные глаза и растерянные, злые лица. Воспользовавшись замешательством незадачливых 'охранников', Лейс смешался с толпой и направился к стойке 'HERTZ'. Стойка располагалась по левой стороне в зале прилёта международных линий.

— Добрый день. Я от Екатерины Семёновой, — подойдя к стойке, произнёс Лейс по-русски абсолютно чисто и выложил на стойку свой египетский паспорт.

— Добрый день, господин Эль-Каед. Вы очень хорошо говорите по-русски, — вежливо заметил служащий. Лейс промолчал. — Извините, — поправился вышколенный молодой человек и покраснел. — Екатерина Викторовна предупредила нас, что вы сейчас подъедете. К сожалению, её самой сегодня уже не будет, но Екатерина Викторовна забронировала для вас 'Volvo S40' — как вы и просили.

— Она должна была оставить для меня конверт, — заметил Лейс, принимая ключи от автомобиля.

— Да-да, конечно, — заторопился служащий и протянул Лейсу подозрительно-пухлый сверткой с маркировкой 'Домодедово'.

— Спасибо. — Попрощавшись, Лейс кинул в рот новую пластинку Orbit и отправился на стоянку, разыскивать автомобиль. Сев в машину, он распечатал конверт, в котором обнаружились карточка для проезда через шлагбаумы, миниатюрная металлическая 'таблетка' и короткая записка, написанная от руки:

'Привет, '7~'! Машину арендовала на свое имя, как ты и просил. Так что пользуйся в своё удовольствие. 'Key shark', о котором мы говорили, '4~' для тебя сделала (правда, два дня сестра орала, как помешанная, что из-за моих авантюр её с работы выпрут. Но ты же нас не подведёшь?) PS: Лейс, еще раз спасибо тебе за то, что спас меня в Вильявисиосе. Больше в жизни не полезу на этот чёртов шортборд, чуть не утонула. От себя, а также от '4~', желаю тебе хорошо провести время в Москве. Но если ты соскучишься, то позвони мне. Буду очень рада увидеться. Твоя '3~' (исполнительный директор 'HERTZ-Домодедово', Е.В. Семёнова)'.

Улыбнувшись воспоминаниям о том, чем кончилось спасение Екатерины, Лейс направил машину к автоматическим шлагбаумам, разграничивающим линию въезда и выезда из 'Домодедово'. Высунувшись из салона, Лейс опустил присланную ему карту в разъём автомата, вынул изо рта жевательную резинку и, оглядевшись, быстро прилепил к нижней стенке автомата шлагбаума 'key shark', напоминавший крошечную круглую батарейку. Этот блок работал по принципу хакерской компьютерной программы и легко 'считывал' программное обеспечение, управляющее открытием парковочного шлагбаума. Отъехав на машине за полосу шлагбаумов, Лейс выждал десять, после чего неторопливо вернулся к шлагбаумам пешком и забрал 'key shark'. Теперь, 'прошив' чип карты этой, 'снятой' с парковочного автомата программой, Лейс смог бы открыть шлагбаум в любое время.

'Прошивкой' чипа Лейс собирался заняться чуть позже, а пока его ждала дорога до Наро-Фоминска. Но прежде Лейс остановил 'Volvo' у первой же заправки. Долив бензобак, Лейс заодно проверил, как обстоят дела с наблюдателями Симбада. Лейс не исключал, что его враг мог приставить к нему и вторую группу охраны. Но в кильватере и в фарватере было чисто. Жмурясь от тёплого московского солнца, Лейс потянулся и неторопливо повёл автомобиль в сторону городского поселения. Городок назывался Апрелевка и представлял собой комплекс дачных коттеджей. Здесь Лейс еще вчера забронировал себе коттедж. Разыскав дом и участок, Лейс вышел из 'Volvo' и произвёл оценку их месторасположения. Домик Лейсу понравился: он был хоть и небольшим, но всё-таки двухэтажным. Участок, на котором был выстроен коттедж, также не обманул ожидания. Он не превышал и двенадцати соток, к тому же деревьев на участке не было, так что периметр участка целиком просматривался со второго этажа. Позади коттеджа густо росли смородина, сирень и малина. С трёх сторон участок, где стоял коттедж, был окружен соседскими деревянными заборами. Выломать такую доску не составляло труда. А еще в ста метрах от домика располагалась 'сторожка', в которой постоянно находились охранники дачного посёлка. Там же была и площадка для парковки машин. 'То, что надо', — решил Лейс, вытащил телефон и позвонил.

— Добрый день. Агентство 'Трилинк', Евгений. Чем могу помочь вам? — любезно ответила трубка приятным мужским тенором.

— Женя, привет. Ты что, совсем забыл старых знакомых? Мы же вчера разговаривали, — ухмыльнулся Лейс.

— Вот чёрт, прости, серфер 'седьмая волна', я тут совсем заработался, — от души рассмеялся Евгений. — Так ты что, подъезжаешь?

— Уже рядом с воротами стою. Жень, у тебя посылка от Кости?

— А то. Я твою посылку уже даже в коттедж притащил. Она ещё вчера пришла. Кстати, посылка тяжёлая. Ты кирпичи, что ли, '5~' заказал?

— Ага, кирпичи... Ты мне ворота откроешь?

— Ой, да. Бегу-бегу.

Через полчаса Лейс и Евгений Васильев — начальник отдела продаж агентства недвижимости 'Трилинк' — заключили договор на месячную аренду коттеджа. Лейс также узнал от словоохотливого приятеля, где находится ближайший к дачному поселку торговый центр, продуктовый магазин и как часто навещают свои дома владельцы соседних участков. Рассказав о своих планах на серфинг в Доминикане, Женя вздохнул, порылся в сумке и достал небольшой свёрток. Свёрток он неохотно протянул Лейсу.

— На, Лейс, держи. '2~' — то есть Маринка — тебе ампулы собрала, как ты и просил, — произнес Женя. — Только жена просила тебе передать, чтобы ты того... поосторожней. Маринка, конечно, в своей больнице, и царь, и бог, и анестезиолог, но... короче, Лейс, сам всё понимаешь. Накроют за это дело — и привет. — Лейс кивнул. — И кстати, если что: коттедж застрахован... Всё, Лейс, увидимся! — и с этими словами Евгений Васильев (он же '1~') сел в автомобиль и уехал.

@

6 апреля 2015 года, за один день до похищения Евы.

г. Апрелевка, Московская область, Наро-Фоминский район — Россия.

Олд-Стрит, Лондон — Великобритания.

К утру следующего дня в коттедже, который снял Лейс, уже кипела работа. Распотрошив посылку из DHL, полученную от '5~', ночью Лейс аккуратно вмонтировал на внешних планках забора, окружающего коттедж, миниатюрную камеру слежения. В восемь утра решил вопрос с изоляцией радиоволон на втором этаже дома, приспособив для этого элементарную антенну-вертушку. К девяти утра Лейс приступил к изготовлению дубликата карточки для проезда через парковочные автоматы 'Домодедово'. 'Хорошо, что хоть в самолете выспался', — подумал Лейс и потёр горящие от бессонницы веки. Чтобы сбросить напряжение, он отправился в ванную. Включив воду, чтобы умыться, Лейс поднял лицо к зеркалу — и застыл. Из-под тёмных бровей и чёрных ресниц на него смотрели глаза синего цвета. Зрачки в таких глазах кажутся чёрными, как уголёк, а радужка напоминает мерцающие капли лазурных чернил, собранные в ободок вокруг радужной оболочки всей мощью аквамарина. Это были его собственные глаза. Это был сам Лейс.

— Чтоб я сдох, чуть не попался, — мрачно выдавил Лейс. Когда он вышел из ванной, у него снова был ничем не примечательный взгляд глаз цвета стали.

'А теперь займёмся Симбадом', — подумал Лейс и открыл ноутбук.

'Привет, поговори со мной', — напечатал он и стал ждать.

'FaceTime, Simbad-omega_789@yandex.ru. Немедленно!' — мечась в ярости по своей квартире на Олд-стрит, Джон Грид не находил себе места со вчерашнего вечера. В Лондоне царила по-настоящему тёплая весна, но Симбаду казалось, что его кожа леденеет. Голова раскалывалась, и Симбад принял обезболивающее. Помассировав виски и прижавшись раскаленным лбом к прохладной стене, Симбад переждал новый приступ боли. После чего медленно направился в кабинет, настроил 'FaceTime', отключил своё изображение и активизировал эффект VST, чтобы изменить тембр своего голоса. Встав перед монитором, Джон Грид вцепился побелевшими пальцами в кромку стола. Экран вспыхнул, и Симбад подтвердил соединение.

— Привет, — холодно поздоровался с Симбадом Лейс. — Ну что, человек-невидимка, соскучился по мне?

— Где твой отец, Лейс? — крикнул Джон Грид.

— В Рамлехе, жив-здоров, а что такое?

— Его там нет, гаденыш!

— А, ну значит, папа уехал в госпиталь, в Каир. Я Рамадану ещё не звонил, так что пока не в курсе. У меня и своих забот хватало, — преспокойно сообщил Симбаду весьма довольный собой Лейс.

— Ну-ну.... А что ты в аэропорту устроил?

— А что, музыка не та? — Лейс осклабился, показав белые зубы. — Ну, прости, дружище, я же не знал вкусы твоих мальчиков. В следующий раз поставлю им 'Рамштайн' или 'Лебединое озеро'. Или ещё что-нибудь придумаю...

— Меня интересует, почему ты сбежал от них?

— А я не люблю кампаний, — заявил Лейс.

— А зачем ты в кейс 'жучок' засунул?

— Чего-чего? — и Лейс навострил уши. — Так это же ты туда GPS-локатор 'вдул'. А я только подобрал музыку, подходящую к случаю.

'Так значит, GPS-локатор уже был в кейсе? Ну что ж, молодец, Лейс, сообразил', — с невольным уважением подумал Джон Грид. Когда он опускался на стул, его лицо расслабилось, а уголки губ изогнулись.

— Ладно, Лейс, извини, — покаялся Симбад. — С локатором неувязка вышла... Ну, а как тебе Москва? И кстати, ты где остановился? — с искренним интересом осведомился Симбад.

— Не заставляй меня искать рифму на наречие 'где', — нагло посоветовало будущее светило из Оксфорда.

— Не скажешь — я операцию отменю, — пригрозил Джон Грид.

— Отменишь операцию — и я всё расскажу Кейту.

— Он не Кейт, а.... да чёрт с ним, плевать, — и Симбад махнул рукой. — Но если ты выдашь меня Кейду, то Рамадан отправится на небеса.

— Ага. А ты в таком случае будешь завидовать ему из ада.

— Похоже, я тебя недооценил, Лейс, — признался Джон Грид.

— Не переживай, ты не первый, кто меня недооценил, — равнодушно ответил Лейс. — Так что, Симбад, давай... так, как это по-русски? — а, вот: возвращаться к нашим баранам. Когда жертва твоего внимания — то есть Ева — летит к Кейду в Лондон?

— Сегодня. Рейс 'British Airways-232'. Вылет из 'Домодедово'.

— Успею, — безмятежно кивнул Лейс. — А кстати, ты подумал, как я разыщу Еву? Ты же наверняка что-то готовил, пока я не выходил с тобой на связь.

— Готовил, — Джон Грид не стал спорить. — Девочку привезет в 'Домодедово' 'корветт'. Это будет примерно в четырнадцать двадцать. Раз ты в игре, то встречай Еву и садись с ней в самолёт.

— Хорошо, сяду, — беспечно кивнул Лейс. — Ну что, все?

— Нет. Ещё кое-что осталось. — Джон Грид помедлил и отключил эффект VST. В динамике лэптопа зазвучал его настоящий, низкий, обволакивающий бархатный голос, который на чистом русском языке медленно, чтобы Лейс понял его, произнёс:

— Лейс, ты знаешь, что означает имя Игорь?

— Что? — растерялся Лейс.

— Это — хранитель Бога. Другое значение — человек, который искрится смехом... Смейся, Лейс. Улыбайся так широко, как улыбался он. Потому что он был твоим настоящим отцом, и ты похож на него. Можешь сам в этом убедиться и считай это моим тебе прощальным подарком. — Звук отключился, а на экран выплыла фотография — изображение мужчины, женщины и маленькой девочки с косичками. Трогательно склонив к плечу голову, белокурая девочка крепко держала за руки мать и отца. Малышка была копией Лейса. У отца девочки были ярко-синие глаза и фигура, точно вытянутая к небу. А у женщины глаза были серыми, и она улыбалась так, что у Лейса защемило сердце.

— Это... мама. Моя мама... Это — мои родители? — не веря себе, прошептал Лейс, глядя на фотографию. Но изображение стало меркнуть и расплываться, уплывая в темноту. — Нет, подожди! — пытаясь удержать фотографию, Лейс бешено забарабанил по клавиатуре, но электронная связь разъединилась. — Вернись! — закричал Лейс. — Кто эта женщина? Что это за девочка? Кто мой отец? И — кто я?

Но Джон Грид его уже не слышал. Он аккуратно закрыл свой 'мак' и оставил его стоять на столе. На мониторе компьютера часы отсчитывали '36:12:01'. Настроив циферблат своих наручных часов на нулевую точку, Джон Грид подхватил стоящую у двери сумку, отпер входную дверь и, откинув с высокого лба прядь тёмных волос, вздохнул, навсегда покидая Лондон.

— Heathrow, access to the departure's area, — садясь в кэб, приказал водителю Симбад. — Аэропорт 'Хитроу', выход к зоне вылетов. — Таксист кивнул. Вечерним рейсом 'BA-4000' Джон Грид вылетел в Москву, чтобы найти и опередить Лейса.

С трудом оторвавшись от погасшего монитора, Лейс захлопнул крышку ноутбука и вскочил.

'Остановись и подумай', — приказал он себе. Восстанавливая дыхание, Лейс походил по комнате, размышляя о том, что сказал ему Симбад, воспроизводя каждую его интонацию. Их общение и последний жестокий удар, выбивший у Лейса почву из-под ног, говорили о том, что Симбад — враг беспощадный. Но — зачем тогда этот враг позволили Лейсу услышать свой настоящий голос и для чего говорил на русском языке? И почему он послал ему эту фотографию? И — кем был Симбаду его отец, этот неведомый Игорь? Так ничего и не придумав, Лейс посмотрел на часы: через шестьдесят минут его ждала встреча с Евой. Захватив куртку и заранее приготовленный свёрток, Лейс выскочил из дома. Сев за руль стоявшей на парковке 'Volvo', Лейс вытащил телефон и написал последнюю эсэмэску:

'Привет, '6~'. Мне нужна твоя помощь.'

'Можешь вычеркнуть меня из списка твоих фанатов, Лейс: серфингом я больше не занимаюсь', — пришёл к нему весьма прохладный ответ. Лейс стиснул зубы и, ненавидя себя, быстро напечатал:

'Тогда ты, Саша, можешь вычеркнуть из своего списка Катю.'

'Что тебе надо, Лейс?' — помедлив, неохотно ответил '6~'.

'Мне надо, чтобы мой грузовик с номером 4567 и надписью 'Пальмира' был принят у центрального входа в терминал один 'Домодедово' сегодня, ровно в 14.10. Ты отвечаешь за безопасность этого пункта — и ты сделаешь это для меня.'

'Нет! Ты соображаешь, что это запрещено правилами безопасности? Я же с работы вылечу.'

'Тогда я звоню Кате.'

'Ладно, чёрт с тобой, Лейс. Отправляй свой грузовик — я его поставлю.'

'Спасибо.'

'Пошел к черту! И не смей никогда больше подходить к моей Кате.'

'5~' — Александр Зайцев, начальник оперативно-контрольной группы, отвечавший в 'Домодедово' за предоставление услуг парковок — не зря проклинал Лейса. Дело в том, что для безопасности пассажиропотока входы аэропортов оборудованы высокотехнологичными камерами. Эти камеры слежения умеют с лёгкостью 'видеть' даже татуировку на руке — не то, что лицо или номерной знак автомобиля. И '5~' никогда бы не пошёл на должностное преступление, если бы он не любил свою девушку. Девушку '5~' звали Екатерина Семёнова, и Кате очень нравился Лейс. Пообещав 'навестить' Катю, Лейс шёл ва-банк. И '5~' сломался, он дал команду поставить грузовик так, как хотел этого Лейс, лишь бы только Лейс не напомнил о себе Кате...

'Вот и всё. А теперь — последнее', — подумал Лейс и набрал номер Рамадана. Тот ответил на первом же гудке:

— Лейс, ты где?

— Как ты, папа? — не отвечая на вопрос, мягко перебил отца Лейс.

— Я? — усмехнулся Рамадан. — Ну, благодаря тебе, у меня нет ни свободной минуты. Я, как проклятый, мотаюсь по процедурам, — пожаловался Рамадан. — Лейс, опять твои штучки? Ну и когда ты вытащишь меня отсюда?

— Как только тебя выпишут. А пока, пожалуйста, слушайся Шари.

— Можно подумать, у меня выбор есть, — пробурчал старик. — Ладно, рассказывай, где ты, как ты?

— Я? Хорошо... Сижу на конференции 'AIC 2015' по интеллектуальным системам в Турине, — неохотно соврал Лейс. — Что тебе привезти из Италии, па?

— Себя. Поскорей возвращайся.

— Ладно, я... я постараюсь вернуться как можно скорей. — Лейс вставил ключ в замок зажигания 'Volvo', на секунду закрыл глаза и, помедлив, добавил: — Я люблю тебя, папа. Пожалуйста, береги себя. — 'И прости меня.' Оборвав связь первым, Лейс нажал на газ, срывая машину с места.

Рамадан очень медленно отвел трубку от лица и растерянно огляделся. Всё было прежним — теплые лучи солнца, проникающие из окна, стоявшая рядом Шари. Только сердце подсказывало отцу: больше он никогда не увидит Лейса.

Прикусив губу, Лейс гнал машину и косился на часы. Его ждал последний сеанс связи с Евой.

'Привет, подружка. Сегодня я буду в Москве около трёх', — отправил Лейс Еве первую эсэмэску.

'Привет, '7~'. А я сегодня улетаю в Лондон', — пришёл к нему моментальный ответ.

'Что-то случилось?'

'Еще не знаю, но папа просит меня приехать.'

'Можно проводить тебя на твой рейс?' — написал Лейс, пережидая светофор при выезде на трассу.

'Прости, но не получится. Меня будет провожать приятель папы, и, если он тебя увидит, то расскажет всё моему отцу, и у папы будет очень много вопросов.'

'Боишься рассказывать про меня отцу?' — напечатал Лейс.

'Нет. Боюсь, что папа спросит твоё имя.'

'Ну, ты всегда можешь сказать своему отцу, что я — твой друг, как говорила до этого', — предложил Лейс, стоя в 'пробке' у перекрестка.

'Ну да, конечно. Безусловно, это снова поможет.'

'Иронизируешь?' — осведомился Лейс, проезжая аэропорт 'Внуково'.

'Нет, '7~', я плачу: у всех моих друзей есть имена. Скажи мне, как твоё имя?'

Лейс остановился у заправки.

— АИ-92. На пятьсот, — бросил он служащему.

— Колонка 'три', на пятьсот, — покосившись на Лейса, ответил тот. Лейс кивнул и, отойдя от машины, напечатал следующее сообщение:

'Ева, давай встретимся у входа в аэропорт, в два пятнадцать. Попроси приятеля отца там тебя высадить. Потом твой провожатый поедет на парковку, потому что рядом с зоной вылетов 'Домодедово' стоянка, кроме особых случаев, запрещена. Пока твой провожатый будет ставить машину, у нас будет ровно десять минут на разговор. Я встречу тебя на улице.'

''7~', я не знаю. Я тоже хочу увидеть тебя, но я боюсь. Мне кажется, ты во что-то со мной играешь', — помедлив, ответила Ева.

— Третья колонка, девяносто второй бензин, на пятьсот, — подойдя к кассе, произнёс Лейс и начал быстро печатать: 'Хорошо, Ева. Я тебя понимаю. Но только в Москву я больше не собираюсь. Откровенно говоря, я приезжал только ради тебя. Я хотел с тобой увидеться. Будет жаль, если ты скажешь мне 'нет'. Но раз ты мне не доверяешь, то наше общение не приведёт ни к чему хорошему. Это — всё. А теперь решай ты'.

Пошли секунды: ответа Евы не было.

— Ваш чек, — раздался голос кассирши. Лейс поднял глаза на девушку, и та ахнула. — А могу ли я...

Не удостоив её ответом, Лейс взял чек и вышел.

— Хорошего пути, — произнёс пожилой 'автозаправщик', вытянув из бензобака 'Volvo' 'пистолет', и покосился на Лейса. Лейс, не слыша ничего и ничего не замечая, сверлил глазами телефон и грыз губы. И старик вдруг произнёс: — Да не переживай ты так из-за девушки, парень. Поверь, всё образуется, — и старик подмигнул. Покопавшись в кармане куртке, Лейс вытряхнул ему на ладонь всю сдачу. — Ого. Ну, спасибо. И — удачи тебе, — искренне пожелал Лейсу старик. Лейс кивнул и молча сел в автомобиль. С момента, когда он отправил Еве последнее сообщение, прошла уже целая минута. Когда ждёшь ответ, находясь между жизнью и смертью, даже минута -долго.

'Я не могу отпустить тебя в Лондон. Ева, пожалуйста, помоги мне. Да пойми ты, что ты нужна мне', — отчаянно взмолился про себя Лейс и ударил ладонями по рулю. Словно отвечая на его безмолвный призыв, телефон завибрировал, и Лейс схватился за трубку, как за спасательный круг.

'Хорошо, '7~', — прочитал он ответ. — Мы с тобой встретимся у входа в аэропорт. И ещё: я тебе верю'.

@

7 апреля 2015 года, за несколько минут до похищения Евы.

Аэропорт 'Домодедово', Московская область — Россия.

Макс Уоррен уверенно вёл чёрный, ладный 'корветт', ловко лавируя в потоке машин, стремящихся в 'Домодедово'. Краем глаз Макс наблюдал за притихшей Евой. Привычно подвернув под себя правую ногу, девочка сидела на переднем сидении, и вертела в тоненьких пальцах белый iPhone. Макс сделал попытку рассмотреть картинку на телефоне Евы. Увиденное Макса не порадовало: на фотографии, на фоне моря позировал какой-то вихрастый мальчишка на дурацкой доске для серфинга. Заметив интерес Макса, Ева переместила телефон так, чтобы Макс не смог разглядеть изображение. В этот миг телефон 'чирикнул' и Ева прочитала:

'Хорошо, Ева. Я тебя понимаю. Но только в Москву я больше не собираюсь. Откровенно говоря, я приезжал только ради тебя. Я хотел с тобой увидеться. Будет жаль, если ты скажешь мне 'нет'. Но раз ты мне не доверяешь, то наше общение не приведёт ни к чему хорошему. Это — всё. А теперь решай ты'.

'Ну и что мне теперь делать?' — спросила себя Ева. Кинув еще один взгляд на девочку, с головой ушедшую в свои мысли, Макс улыбнулся, пощёлкал по кнопкам 'Bose' — встроенной в 'корветт' аудиосистеме — и нашёл альбом Риты Оры.

— Тебе нравится? — не столько спросил, сколько сказал он.

— Да, — кивнула Ева, но при первых же аккордах 'Poison' недовольно поморщилась. Не замечая ее раздражения, Макс скользнул глазами по длинным ногам девочки.

— 'Burberry'. Джинсы. Эль подарила, — ровным голосом сообщила Ева и подняла голову. Поймав её взгляд, Макс сглотнул. — Что? — не поняла та.

— Ничего. У тебя глаза, как у Эль — карие... А я-то думал, что у тебя глаза отца. — Ева повела плечами и ничего не ответила: просто снова уткнулась в свой телефон. — А дырку на коленке ты зачем сделала? — Макс попытался втянуть Еву в разговор.

— Это не я, это Деак, — усмехнулась Ева. — Это он мои джинсы пожевал.

— Понятно. Нечего сказать, славный пес, — с иронией сообщил Уоррен. И тут Ева развернулась к нему лицом:

— Скажите, а почему вы собак не любите?

— Детка, а с чего ты это взяла? — опешил Макс.

— Ну, вам же Деак не нравится. Это потому, что вы не нравитесь моей собаке?

— Ну, предположим, я не обязан всех любить, — хмыкнул Макс. — И мне не только собаки не нравятся.

— А кто вам ещё не нравится? — продолжила допытываться Ева, тиская в пальцах телефон.

— Горькие пьяницы. Этот город, — не подумав, ляпнул Макс. — Ещё — грязные, глупые люди.

— А если эти люди были другими, а теперь они просто вынуждены жить так, что тогда? — Ева гнула свою линию.

'Что за вопросы?' — подумал Макс и покосился на Еву. Но та явно ждала, что он ей ответит.

— Ева, ты — уж прости меня! — но ты ещё очень юная и не знаешь, что люди с течением времени не меняются, а становятся только хуже, — начал Макс, желая поставить точку в этом странном разговоре. — Глупость перерастает в безумие и идёт рука об руку с нищетой. А люди остаются с теми, с кем им выгодно, а не с теми, с кем они хотят быть... — Поймав напряженный взгляд Евы, Макс спохватился и решил перевести разговор на шутливый лад. — У зверей это, по крайней мере, честно. Вот поэтому я кошек люблю.

Ева прищурилась:

— Нет, Макс, мне кажется, вы никого не любите. — Услышав это, Уоррен опешил: Ева угадала. Продолжая рассматривать его, Ева продолжила: — Мой лучший друг однажды сказал, что люди не делятся на тех, кто любит только людей, или только собак, или кошек. Люди либо любят всех, либо никого не любят.

— Что за друг? — 'сделал стойку' Макс, сообразив, что все это время Ева его попросту с кем-то сравнивала. — Как зовут твоего друга и сколько ему лет?

— А какая разница? Вы все равно его не знаете, — лихо отрезала Ева и перевела взгляд в окно. Макс почувствовал досаду.

— Ева, я тоже твой друг, — решил отыграть утерянные позиции Макс. — А может быть, я твой единственный друг. Просто ты этого пока не знаешь... И я готов относиться ко всему так, как хочешь этого ты, но твой Деак для меня исключение... Ну, не обижайся, — и Макс осторожно потрепал по плечу Еву. Та безмятежно улыбнулась. Глядя на её открытое, нежное лицо Макс невольно вспомнил юную Эль и тот день, когда он впервые её встретил.

'Лондон. Хагтон Стрит. ЛШЭ. Двадцать с лишним лет назад. Сердце Макса сжалось, и он на мгновение прикусил губу. — Ненужные воспоминания'.

— Ева, я тут разговаривал с твоим отцом, — вслух сказал Макс. — Я подсказал, и твой отец не возражал, чтобы мы вместе полетели в Лондон. Возьмешь меня в кампанию?

— Возьму, — и Ева поднесла к глазам iPhone: в этот миг она приняла решение.

'Хорошо, '7~', — написала она. — Мы с тобой встретимся у входа в аэропорт. И ещё: я тебе верю'. Спрятав телефон в карман синей лайковой куртки, Ева подняла глаза: 'корветт' уже подъезжал к 'Домодедово'.

— Макс, вы не могли бы высадить меня прямо здесь и сейчас? Я не очень хорошо себя чувствую, меня в машине укачивает, — безмятежно глядя Максу в глаза, соврала Ева. — Я подожду вас вон там, у центрального входа. Вам же всё равно ещё надо будет куда-то машину поставить? Вы же вернётесь за мной через десять минут, да?

Макс коротко кивнул и притормозил у центрального входа.

— Ева, оставь свою сумку мне. Я донесу, — предложил Уоррен.

— Хорошо, спасибо, — и Ева резво выпрыгнула из автомобиля.

— Дождись меня, и никуда не уходи, — строго приказал Макс.

— Хорошо, — в третий раз ответила Ева.

'А ведь девчонка что-то задумала. Интересно, что?' — размышлял Макс, наблюдая, как Ева плавно огибает стоявший перед пандусом грузовик с надписью 'Пальмира', а потом поднимается вверх по ступеням к первому терминалу. Бросив на Еву последний, откровенно-оценивающий взгляд, Макс тронул 'корветт' с места. Больше Уоррен себя не обманывал: ему по-настоящему нравилась дочь Кейда. А вот просьба Евы высадить её у центрального входа в аэропорт Макса насторожила. 'Ничего страшного, — утешил себя он. — Даже если её ждёт там какой-то мальчишка, он ничего не сделает за десять минут'.

Увы: Макс крупно ошибался.

@

7 апреля 2015 года, за несколько секунд до похищения Евы.

Аэропорт 'Домодедово', Московская область.

Россия.

Сидя в 'Volvo', припаркованном у линии съездов к автоматам, Лейс, сузив зрачки, наблюдал, как из 'корветта' плавно выбралась Ева и как похожий на акулу автомобиль отправился на стоянку. Лейс достал мобильный и нажал на вызов.

— Да, — услышал он мягкий и ровный голос.

— Привет, Ева, это я, '7~', — произнес Лейс по-английски.

— Как странно тебя слышать, — улыбнулась Ева и покрутила головой. — Мне нравится твой голос... А где ты?

— Подъезжаю. Я на машине. Пожалуйста, спустись ко мне. Просто иди вниз по лестнице. Я встану за грузовиком с надписью 'Пальмира'. Видишь такой?

— Хорошо, — в четвёртый раз за сегодняшний день покорно ответила Ева. Лейс подъехал ко входу и притормозил ровно там, где и сказал. Место было выбрано идеально.

Ева посмотрела на 'Volvo', замершее за грузовиком и сделала несколько неуверенных шажков вниз. Балансируя на последней ступеньке, Ева стояла и ждала, когда Лейс сам выйдет к ней из машины. Но Лейс всего лишь приоткрыл окно.

— Eve, I'am here. Ева, это я, — окликнул он девочку. Сидя в машине, Лейс, как в замедленной съёмке, наблюдал, как движется к нему Ева. Вот она сделала два крохотных шага вперёд. Лейс гостеприимно распахнул дверь со стороны пассажира. Вот Ева сделала ещё один шаг к нему, и Лейс приглашающе похлопал рукой по сидению. Ева отрицательно покачала головой, но наклонилась к нему. Секунда: и карие глаза в первый раз посмотрели в синие. Вернув своему взгляду истинный цвет, Лейс осознанно пошел на риск. В его паспорте и на водительском удостоверении была его настоящая фотография. И если бы что-то пошло не так, то Лейсу пришлось бы предъявлять истинные документы. Подделка документов, удостоверяющих личность — это так, для шпионских боевиков. А в реальной жизни всё всегда очень просто...

— О нет, — заглянув в глаза Лейса выдохнула Ева и испуганно попятилась назад.

— О да, — передразнил её Лейс, выбросил вперёд руку и безжалостно схватил Еву за шею. Двумя пальцами другой руки он нажал на нервный узелок под подбородком девочки. Такие узлы на языке медиков называют ганглиями. Ганглии располагаются вдоль и впереди позвоночника, а также в стенках сердца, бронхов, пищеварительного тракта. Таких болевых точек на теле человека примерно восемьдесят. Воздействие на пятьдесят пять из них вызывает паралич, потерю сознания или десятиминутный обморок. А удар одним или двумя пальцами по двадцати пяти нервным узлам, в том числе и под подбородком, обычно приводит к смерти...

Ева глубоко вздохнула, закатила глаза и безвольно скользнула прямо в руки Лейса. Тот втащил девочку внутрь. Дверь машины захлопнулась, как ловушка. Похищение, которое тщательно планировалось два месяца, было совершено за пять секунд. Саид Кхан мог по праву гордиться Лейсом.

Когда запыхавшийся Макс Уоррен подбежал к центральному входу с чемоданом Евы, никто не смог внятно объяснить ему, куда подевалась девочка.

— За ней подъехал какой-то парень на машине, — жизнерадостно сообщил Максу водитель грузовика 'Пальмира'. — Чуваки, — окликнул он грузчиков, — представляете, наш клиент — явно какой-то придурок: попросил забрать три чемодана шмотья здесь и отправить их на хранение в 'Шарик'.

— Вы бы, уважаемый, чем тут драгоценное время терять, спросили бы лучше у службы безопасности аэропорта. По-моему, ваша дочь ушла с какой-то женщиной, — равнодушно сказал Максу мужчина, лениво тянувший сигарету у центрального входа.

— Обратитесь в полицию, — просто заявил охранник в аэропорту.

— Да подождите вы, скорей всего, ничего не случилось. Ну отошла ваша распрекрасная любовница в туалет, — раздражённо пропыхтела женщина, с трудом ставившая на ленту досмотра свой чемодан. Макс сделал лучше: стиснув зубы, он позвонил Даниэлю.

За это время Лейс успел подъехать к шлагбауму, открыть его карточкой, которую он смастерил, и выбраться на трассу, к съезду на автозаправку, присмотренную им днём ранее. АЗС окружал редкий подмосковный лесок. Рядом со съездом была небольшая полянка с тремя березами и четырьмя елками. Пристроив машину на этой произвольной просеке подальше от любопытных глаз, Лейс заглушил двигатель и наклонился к Еве. Девочка распростёрлась перед ним на пассажирском сидении. Не обращая внимания ни на условности, ни на приличия, Лейс рванул на себя Еву и начал её обыскивать: провёл ладонями по её ногам сверху вниз. 'Джинсы отпадают, слишком уж узкие...' Потом Лейс стащил с Евы балетки и осмотрел подошвы туфель. 'Там тоже ничего' Балетки красными бабочками полетели на заднее сидение машины, а Лейс поочередно залез в карманы куртки Евы. Там он и нашёл её iPhone. Переправив мобильный Евы в нагрудный карман своей рубашки, Лейс ощупал подкладку куртки. 'Kus'om'mak... Сука, Симбад. Так и есть: еще один 'трекер' ...'

Уложив хрупкое тело Евы на сидении, Лейс в два рывка содрал с девочки тонкую лайку и попытался отодрать пластинку, намертво вклеенную в шёлковую подкладку куртки. Но GPS-локатор был вживлён на совесть. Выпалив в воздух не самое изящное из пришедших ему на ум ругательств, Лейс выскочил с курткой из машины и в два шага дошёл до лесной полосы. Оглядевшись в поисках любопытных и не найдя их, мужчина бросил куртку девочки на асфальт и пару раз безжалостно впечатал подошву туда, где был GPS-трекер. После чего небрежно подхватил изувеченную куртку и вернулся к машине. Отшвырнув куртку Евы туда, где 'отдыхали' её балетки, Лейс сел, потер ладонями лицо и покосился на девочку. На Еве оставались тонкий золотистый топ и модные джинсы с дыркой.

'Ишь, разоделась... между прочим, не лето.'

Окинув Еву неприязненным взглядом, точно он снимал мерку для гроба, Лейс отвернулся от Евы и занялся её мобильным. Это была модель iPhone 5s. Лейс знал, что могут такие телефоны. Нажав на экран, Лейс ждал, что iPhone предложит ему ввести отпечаток пальца своей хозяйки. Но Лейс просчитался: iPhone был защищён цифровым паролём, а комбинацию могла знать только хозяйка телефона. Лейс представил, какое 'развлечение' его ждёт впереди, когда он станет выколачивать цифры из вредной девчонки и выпалил очередное ругательство. Впрочем, деваться было некуда, и Лейсу пришлось корректировать план в соответствии с обстоятельствами. Порывшись в бардачке, Лейс вытянул оттуда свёрток. Развернув пакет, достал сложенный лист толстой алюминиевой плёнки. Фольгу Лейс купил в супермаркете Апрелевки — там же, где покупал себе колбасу на бутерброды. Тщательно вытерев отпечатки своих пальцев с iPhone Евы, Лейс сложил плёнку в несколько раз и обмотал фольгой телефон девочки. Это позволяло заглушить сигнал геолокации на некоторое время. 'Упаковав' мобильный, Лейс снова сунул его в нагрудный карман своей рубашки, после чего достал из свёртка резиновые перчатки и, обработав раствором спирта свои руки и левую локтевую ямку Евы, поднёс шприц к вене девочки. Прицелившись, Лейс ловко пунктировал Еве дозу дроперидола пополам с фентанилом. По анальгезирующему действию эта смесь превосходила морфин. Зажав в локтевой ямке Евы комок ваты со спиртом, Лейс отсчитал положенные шестьдесят секунд. Ева вздрогнула и уснула. В машине было прохладно, и, наблюдая за Евой, Лейс заметил стайку мурашек, бодро промаршировавшим по голым рукам девочки. Лейс вздохнул, неохотно стянул с себя тёплую куртку, наклонился к Еве и укрыл её. Мужчина всё ещё разглядывал спящую девочку, когда та шевельнулась во сне и в беспамятстве потянула на себя мягкую куртку.

— Деак, помоги, — еле слышно пролепетала Ева.

'Деак? А это еще кто? — и ревность впервые за много лет кольнула сердце Лейса. — Да мне что за дело до этого? Всё равно не моя', — окончательно разозлившись на себя, Лейс нажал на газ и погнал машину в Апрелевку.

@

7 апреля 2015 года, вторник, вечером.

Коттеджный посёлок 'Апрелевка Парк', улица Виноградная, д. 23. Апрелевка.

Московская область, Россия.

При съезде на 'Первомайское' начал накрапывать дождь. Дождь перерос в ливень и поливал всё, что видел Лейс, тягучей, сизой волной. В это время Андрей Исаев сидел в здании МВД на Октябрьской площади и пытался получить доступ к делу своего отца. Макс Уоррен безуспешно искал сигнал передатчика, вшитого в куртку Евы. Даниэль метался по 'Heathrow' и грозил свернуть Максу шею, а ничего не подозревавшая Эль с нетерпением ждала свою дочку. И только в машине, которую вёл Лейс, было очень тихо. Свернувшись на сидении в кошачий клубок и закутавшись в куртку Лейса, спала Ева и еле слышно дышала во сне. По стеклу машины стекали крупные дорожки дождя. До Апрелевки оставалось ровно семь километров.

'Только бы Ева не проснулась', — думал Лейс. И Ева так и не проснулась. Она не очнулась, когда Лейс остановил 'Volvo' у ворот коттеджа. Девочка так и не пришла в себя, когда похититель взял её на руки и понёс к коттеджу. Ева так и не открыла глаза, когда дождь с головы до ног вымочил Лейса. Исхитрившись отпереть коттедж с сухой Евой на руках, мокрый, продрогший и очень злой, Лейс поднялся на второй этаж домика. Пристроив Еву на диване, Лейс попытался вытянуть из её пальцев свою мокрую куртку. Не вышло. Пробормотав очередное ругательство, Лейс оставил попытки вернуть себе одежду. Впрочем, по подсчётам Лейса, Ева должна была прийти в себя уже через две минуты. За это время Лейс успел вставить серые линзы, после чего поставил стул напротив дивана и сел на стул, положив локти на колени. Уперев подбородок в ладони, Лейс смотрел на Еву и терпеливо ждал, когда его жертва очнётся.

И Ева открыла глаза. Сначала она недоверчиво посмотрела на Лейса.

— Привет, с прибытием, — очень вежливо, по-английски, поздоровался тот. Ева молча уставилась на сгиб своей руки, где красовалась точка от укола.

— Снотворное. Полчаса спокойного сна без последствий для здоровья, — низким голосом с характерной хрипотцой ответил её похититель. Ева перевела задумчивый взгляд в потолок.

— Вентилятор китайского производства. Четыре лопасти, четыре лампы по шестьдесят ватт, четырнадцать винтов. Заедает. Жуткое говно, — услышала она полный неприкрытого юмора голос. На этой фразе Ева вспыхнула, села, и, подтянув колени к груди, намертво вцепилась в куртку. Похоже, жертва похищения начала воспринимать одежду похитителя, как свой щит.

— 'Balenciaga'. Оксфорд-стрит, Лондон. Дарю тебе и твоему Деаку. На меня посмотри, — откомментировал Лейс. Ева с раздражением отбросила от себя куртку.

— Как тебя зовут? — проскрипела она.

— Так я и знал, — удовлетворённо кивнул Лейс. — Опять за старое. Не наступай на одни и те же грабли.

— А ты их везде не разбрасывай!

— Чего-чего? — усмехнулся Лейс, разглядывая девочку

— Ничего... Высокомерие и заносчивость — национальная черта англичан, мне говорили, — едко заметила Ева, глядя на Лейса в упор.

— Ага. А упрямство и упорство — это национальная черта русских, — моментально отпарировал Лейс.

— Как тебя зовут? — повысила голос Ева.

— Kus'sum... То есть в смысле: как хочешь.

Ева прищурилась:

— Так-так... А с глазами у тебя что? Почему цвет не синий?

— Синий — это линзы. У меня, знаешь ли, дальнозоркость, — моментально соврал Лейс. — Очки не переношу, переносицу трут... Это все вопросы?

— Нет, не все, — и золотистые скулы Евы начали покрываться красными пятнами. — Какое отношение ты имеешь к Маркетологу? Ты её знаешь? Это она прислала тебя за мной? Ты ей кто? Ты меня похитил для неё? Тогда зачем вы...?

— Так. Стоп. Притормози. — Лейс придвинулся ближе. На долю секунды Ева почувствовала его запах: яростный, мужской, пропитанный угрозой. Ева немедленно откинулась к спинке дивана и приготовилась в случае чего пустить в ход когти и зубы. Заметив её реакцию, Лейс усмехнулся:

— Значит так, милая девочка. Если будешь вести себя правильно, то очень скоро отправишься домой. И ещё: я тут не за тем, чтобы до утра отвечать на твои вопросы. Предлагаю построить нашу беседу следующим образом: сначала ты задаешь мне три своих вопроса, а потом я задаю тебе три своих. Справедливо? Ты как считаешь? — Ева подумала и кивнула. — Тогда начинай, — любезно предложил Лейс.

Ева помедлила, разглядывая безупречно-красивое лицо с мертвыми глазами.

— Кто ты? — задала свой первый и самый главный вопрос Ева.

Лейс насмешливо поднял брови:

— Я тот, кто тебя похитил.

Ева с неудовольствием покосилась на тонко-вырезанный рот, украшенный ниткой шрама:

— А — зачем?

— А у меня проблемы.

— Ты не отвечаешь на мои вопросы, — возмутилась Ева, поглядывая на его руки.

— Это что, третий вопрос? — преувеличенно-вежливо осведомился Лейс.

— Нет, это — утверждение!

— Тогда жду твой последний вопрос, — отрезал Лейс. — Потому что у меня тоже есть вопросы.

Ева изогнула бровь, но Лейс проигнорировал фирменный жест дочери Даниэля. Девочке, которая сидела перед ним, было всего двадцать лет. Ему, Лейсу, было уже тридцать два, и он точно знал, кто в этом доме хозяин. Ева впилась глазами в отливавшие сталью зрачки и, подумав, сделала лицо безмятежным.

— А можно, я буду называть тебя Деаком? — сахарным голосом осведомилась она.

— Валяй, — кивнул Лейс. — Впрочем, потом объяснишь мне, кто тебе этот парень... А теперь, Ева, моя очередь.

Ева хмыкнула:

— Ату, Деак.

Проигнорировав её нахальное веселье, Лейс запустив руку в нагрудный карман и вытащил обёрнутый в фольгу мобильный. Развернув плёнку, Лейс перехватил удивленный взгляд Евы и скомкал фольгу.

— А зачем...? — затянула старую песню девочка, но Лейс покачал головой:

— Я сказал, теперь моя очередь задавать вопросы. Итак, во-первых, мне нужен цифровой пароль к твоему iPhone. Во-вторых, ты скажешь мне свой полный пароль доступа к страницам на Facebook. И в-третьих: кто такой 'Симбад Омега'?

— Я не знаю, кто такой 'Симбад Омега', — подумав, ответила Ева.

— Ладно, поверим, — кивнул наблюдавший за ней Лейс, — и?

— Что 'и....'?

— Как насчет паролей?

— А это были не вопросы, — торжествуя, отрезала Ева. Лейс прикусил губу и раздражённо потёр ладонью лоб, переводя взгляд с iPhone на лицо вредной девчонки.

— Тяжело с детьми, — едва слышно пробормотал он себе под нос.

— Чего-чего? — немедленно взвилась Ева. — Тоже мне, взрослый какой нашёлся... Вот раз ты такой умный, то сам и отвечай на свои вопросы. — Скрестив руки на груди, Ева демонстративно отвернулась.

— Так-так... — покусывая губы, Лейс рассматривал Еву. Та воинственно вздернула подбородок вверх, нарочито глядя в сторону. — Вот что, милая, — бросив играть в игры, жёстко сказал мужчина, — мне нужны пароли на твой iPhone и к Facebook. И я жду твой ответ ровно одну минуту.

Повисла пауза, но Ева и ухом не повела. В воздухе ощутимо разлилось напряжение.

— Мне долго ждать? — ледяным голосом осведомился Лейс.

— А если я тебе не дам пароли, то что? Ну, что ты мне сделаешь? — Ева презрительно фыркнула. — Чем ты меня припугнёшь? Тем, что ты меня изнасилуешь? Ха, давай, попробуй! Или, может, ты меня побьёшь? Ага, только тронь меня, и я тебе твои глаза выцарапаю, — пригрозила Ева. — Да кто ты вообще такой? Что ты о себе возомнил? Тебе сколько лет? Двадцать пять? Ну, а мне — двадцать. Подумаешь, пять лет разницы... Фи, напугал, — и Ева надменно надула свои клубничные губки.

— А знаешь, что? — задумчиво оглядывая изящную девичью фигурку, пугающе тихо сказал Лейс. — Всё, что ты сейчас мне перечислила — всё это очень интересно... Особенно насчёт того, как выбить из тебя твою дурь. Пожалуй, именно так я и сделаю. Но — чуть позже. А сначала я найду более действенный способ вытащить из тебя правду.

— Например? — воинственно выпрямилась Ева.

— Например, — бездушно усмехнулся Лейс, — часа через два ты попросишься в туалет. Потом захочешь поесть, потом попросишь водички. А ещё через час ты мне душу продашь только за то, чтобы сделать один-единственный звонок твоему родителю и сказать ему, что ты жива и здорова. Я прав?

Впрочем, это был не вопрос, а утверждение. У Евы запылали щёки.

— Зачем тебе пароли? — поколебавшись, спросила она.

— Я хочу зайти на твой эккаунт в Facebook и стереть все сообщения, которые ты мне писала. Но сначала я должен отключить геолокацию в твоем iPhone, — честно признался Лейс. Это был правдивый ответ, но Еву он не удовлетворил:

— А почему тебя так волнует наша с тобой переписка?

— Да потому что! — потерял всякое терпение Лейс. — А ну, говори пароли! Живо!

Ева ахнула и подпрыгнула на диване.

— Я тебе ничего не скажу, — пролепетала она.

— Ах ты, стойкий оловянный солдатик... Ну — ладно, — и Лейс медленно поднялся со стула. Ева сглотнула. Глядя в белое лицо насмерть перепуганного ребенка, который осмелился противостоять ему, Лейс медленно расстегнул манжеты своей рубашки. Следя за сильными пальцами, которые резкими движениями освобождали маленькие пуговицы из узких петель одну за другой, Ева поёжилась, но не отвела взгляда. Лейс расстегнул рубашку, стащил её и разжал пальцы. Мокрая ткань с неприятным хлопком упала у его ног.

— Слушай, ты... ты что делаешь? — пискнула Ева, как загипнотизированная, глядя на сильное тело, способное причинить боль.

— Собираюсь воплотить в жизнь все твои страхи, если только ты мне не скажешь пароль доступа на iPhone, — отрезал Лейс и начал стаскивать мокрые кроссовки.

— Ты... ты этого не сделаешь, — Ева вжалась в диван.

— Ещё как сделаю... Пароль, — потребовал Лейс и, расстегнув ремень, рывком выдернул его из джинсов.

— Я... я не могу тебе его сказать, — жалобно прошептала Ева, оценив увесистую пряжку ремня.

— Пароль! — заорал Лейс и, отбросив ремень, начал расстегивать джинсы.

— 0711, — зажмурившись от ужаса, Ева спрятала лицо в коленях.

— Замечательно. Большое тебе спасибо, — как ни в чём не бывало, весело отозвался Лейс и прошёл мимо Евы к комоду, из которого вытащил сухую футболку и джинсы. Держа одежду в правой руке, левой Лейс быстро набрал пароль для разблокировки iPhone.

Мгновение — и чёрная заставка исчезла, а на Лейса посмотрело его собственное лицо. Этот снимок Рамадан сделал год назад, на пляже Бур-Сафаги. Эта была та самая фотография из Facebook, где он сидел на шортборде и улыбался своему отцу. Двадцатилетняя Ева внесла в портрет Лейса всего одно дополнение. Поколдовав с парой редакторских приложений, Ева украсила периметр фотографии Лейса милыми, розовыми сердечками...

— Это что? — потерянным голосом спросил Лейс, не зная, плакать ему или смеяться.

— Это? А это фотография моего лучшего друга, которому я верила. Но он оказался подлецом. А я — дурой. А ты... ты вообще катись к черту! — рявкнула разобиженная Ева и начала гордо вставать с дивана. — Помоги мне подняться, — потребовала она. Потерянно глядя в телефон, Лейс послушно протянул руку. Ну и зря: кипя от злости и унижения, алча реванша, Ева рванула Лейса на себя и шустро лягнула его в ногу. Не ожидавший нападения Лейс выпустил из рук iPhone, оступился и начал падать. Впившаяся в его ладонь Ева рухнула на него, и Лейс крепко приложился головой о мягкий угол дивана. Растянувшись на полу, Лейс зашипел, когда потерявшая равновесие Ева впечатала ему колено между ног. Испуганные взгляды жертвы и похитителя встретились, и каждый из них оценил ошарашенный взгляд другого. Мгновение — и гримасы ужаса и боли переросли в улыбки. В противостоянии родился смех. Это был тот самый момент, когда смеяться просто запрещено, и от этого ситуация кажется только комичнее. Жертва и похититель исчезли, оставив один на один двух хохочущих людей. Ева пришла в себя первой.

— Очень больно? — с мягкой заботой спросила она, и поводила по груди Лейса шёлковыми ладошками.

— Нет, не очень, — Лейс рывком перекатился наверх, загоняя Еву под себя. Та вскрикнула. Лейс тут же припечатал ладонь к её губам. Ева уперлась ему в грудь руками, но не рассчитала, и её пальцы, скользнув по его мокрой коже, коснулись спины. Нащупав шрам, Ева замерла. Лейс попытался отстраниться, но было слишком поздно: пальцы Евы уже коснулись того, что Лейс прятал от всех. Глаза Евы медленно переместились на его предплечья, и Еве стало по-настоящему страшно, когда она заметила белую паутину рубцов. Лицо Евы тут же стало безмятежным.

— Ты не мог бы с меня слезть? — ровным голосом осведомилась она. Лейс внимательно смотрел в её непроницаемое лицо, силясь прочитать реакцию девочки. Но та смотрела вполне спокойно, хотя и не очень приветливо. В конце концов, Лейс перенёс вес на локоть и откатился от Евы.

— Вставай, — предложил он. Ресницы Евы дрогнули.

— А знаешь, мне теперь понятно, почему ты такой, — сказала Ева и ни с того, ни с сего, уселась рядом с Лейсом на пол, подвернув под себя правую ногу.

— Какой 'такой'? — Лейс с интересом разглядывал блестящие карие глаза девочки.

— Ну, такой, злой... или нет, не злой, а колючий... Ты злишься на весь мир из-за того, что ты тебя так изуродовали, да? Не стоит, это же не конец света. Бастардом быть хуже, — и Ева грустно улыбнулась. Не веря собственным ушам, Лейс встал, а Ева подтянула колени к груди. — А хочешь, я тебе кое-что про себя расскажу? — предложила она, глядя на Лейса снизу вверх. За неимением лучшего Лейс кивнул. — Ну, в общем, ты прав: я боюсь, — начала Ева. — Я боюсь боли, любой. И я ненавижу плакать, потому что в детстве я плакала больше, чем надо... Видишь ли, в отличие от тебя, у меня никогда не было друзей, потому что я — ублюдок. У меня никогда не было мамы — только отец, которого я считала приёмным. Папа — он до недавнего времени не говорил мне, что он мне родной, и из-за этого на меня никогда не смотрели так, как смотрят на обычных детей. Меня либо жалели — либо презирали. Я видела это за их взглядами. А со сверстниками было ещё хуже, — Ева вздохнула и отвела глаза. — Любой конфликт, любая ссора кончались тем, что меня обливали грязью. 'Подзаборница' и 'сирота', слышала я. Из-за этого мне пришлось несколько раз менять школу. Я не хотела говорить о том, что меня обижают, ни крёстной, ни Эль, ни папе. Не хотела их волновать — они и так из-за меня часто ссорились. И я каждый раз придумывала какую-нибудь причину, лишь бы не ходить в школу.

Я делала всё, чтобы заболеть. Так продолжалось долго. До тех пор, пока одна девочка не обозвала меня и не ударила. Она ударила меня по лицу. По лицу — представляешь? И я сорвалась. Я... — и Ева подняла на Лейса растерянный взгляд, — я её чуть не убила. Я даже не поняла, как всё это произошло. Я только помню, что я хотела сделать ей очень больно. Так же больно, как она сделала мне. Или — ещё хуже... Но та, кто обидел меня, ушла домой вместе со своими подругами. А я осталась одна. Опять одна. Одна пошла в больницу.

Лейс сглотнул:

— Почему?

Ева независимо пожала плечами:

— Ушибы лица, синяки, — ничего не выражающим голосом ответила она. — А ещё — перелом пальцев. Ничего страшного.

Лейс осторожно опустился перед Евой на корточки.

— И — что же дальше? — тихо спросил он.

— Дальше? — горько усмехнулась Ева. — Ну, а дальше моя крёстная ракетой понеслась в школу. Устроила им такой трам-тарарам, что мне даже стало их жалко... А чуть позже за мной в больницу приехал отец. Он забрал меня домой и дома устроил мне настоящий допрос. А моя крёстная — она бросилась мне на помощь... Знаешь, — и Ева подняла на Лейса задумчивые глаза, — моя крёстная очень меня любила. Любила так же, как и Эль, сестру отца. Но больше всех она любила моего папу. Они могли часами говорить обо всём. Они по-настоящему дружили. Папа верил крёстной, как никому. А она его оберегала. А папа — он так жестоко её обидел в тот день. Папа сказал крёстной, что я — только его дочь, а ей я никто. И ещё добавил, что у него есть родная мать, которую он любит, так что, нечего, мол, разыгрывать тут семейные сцены... Папа сказал крёстной не прощаемые слова, а она простила его. Когда скандал угас, я спросила крёстную, почему она извинила моего папу. И крёстная сказала: 'До тех пор, пока ты не узнаешь тёмную сторону души человека, которого ты любишь, ты не можешь знать, насколько сильно ты любишь его. А я люблю твоего отца, люблю, как любила бы сына'. Вот так.

— Понятно... А что сказал тебе твой отец, когда узнал, что ты ввязалась в драку? — убирая с макушки Евы неведомо где прилипший к ней кленовый лист, поинтересовался Лейс.

— Ну, папа сказал, что надо было использовать сарказм, а не руки и ноги, потому что... ну потому что выколачивать дерьмо из людей ногами — это незаконно... — Лейс фыркнул. Ева робко улыбнулась и подняла на Лейса доверчивый взгляд: — Я тебя очень прошу: ты не пугай меня больше. Наверное, я заслужила всё, что сейчас происходит со мной, и я боюсь тебя — но, пожалуйста, не обижай меня... И если мы должны... ну, то есть, если ты хочешь... ну, со мной... то, пожалуйста, не сделай мне больно. Потому что я еще никогда по-настоящему... Вот. — Ева неловко закончила фразу. Глядя в чистые, детские глаза Лейс протянул руку и дотронулся до приоткрытых, ещё совсем детских губ. Храбро вздохнув, Ева придвинулась к Лейсу ближе и, протянув руку, точно также до него дотронулась.

В комнате повисла тишина.

— Ну нет, только не это. — Лейс спохватился первым. Схватив с пола телефон Евы, он вскочил на ноги. Ева осталась сидеть, непонимающе глядя на него снизу вверх.

— Э-э... Деак... — позвала она.

— Идиотское имя... Ну, что? — буркнул Лейс, натягивая на себя футболку.

— Что теперь будет? -спросила Ева, тоскливо изучая шрамы, покрывавшие его руки. Заметив её взгляд, Лейс инстинктивно повернулся к Еве спиной. Та замерла, и её сердце побежало вприпрыжку, когда Ева увидела навсегда впечатанную в тело цифру 'семь'. — Что ты собираешься сделать со мной? — сглотнув, повторила она уже громче.

— Да, в общем-то, уже ничего, — усмехнулся Лейс и протянул Еве руку. Та недоверчиво покосилась на его ладонь. Мужчина нетерпеливо пошевелил пальцами в воздухе. — Давай, вставай... жертва любовной ошибки.... Поднимайся, я кому говорю? — И, взяв Еву за руку, Лейс помог ей встать на ноги. — Не ушиблась? — Ева покачала головой, потирая колено. — Ну, раз так, то иди к комоду, — приказал Лейс, — и найди там себе что-нибудь из одежды... Иди, переодевайся, я не буду смотреть. — Ева кинула на Лейса недоверчивый взгляд, но всё внимание Лейса было уже сосредоточено на её мобильном. — Что у тебя на вход в Facebook, номер мобильного или имейл?

Роясь в комоде, Ева кивнула.

— Не слышу.

— Номер мобильного, — ответила Ева.

— Так, вбил. А пароль, очевидно, Деак?

— Нет.

— Неужели 'I loveyouсемьтильда?' — все-таки не удержался Лейс. Ева оскорблённо промолчала. — Что, правда? — Лейс испуганно обернулся и увидел Еву — стоявшую к нему в пол-оборота тонкую девушку с изменчивым и чувственным лицом, высокую, с узкой талией и маленькой грудью. У Евы были шёлковые плечи и золотистая, атласная спина. На секунду Лейс вспомнил тёплую невесомость её тела — и отвернулся.

— Прости, что ты спрашивал? — не ведая о его мыслях, просовывая в ворот футболки голову, спросила Ева и ловко выдернула из ворота спутанный хвост отливающих медью волос.

— Я говорю... — просипел Лейс и откашлялся, — я спрашивал, какой пароль у тебя на Facebook?

— Тоже 0711. День рождения моего папы.

Лейс удивился: это была дата его рождения — так, по крайней мере, утверждал Рамадан. Отложив обдумывание этой занимательной мысли на потом, Лейс вошёл в Facebook и стёр себя из 'друзей' Евы. Потом вычистил все сообщения и комментарии к постам, которые Ева отправила ему. Выключив 'геолокатор' в её iPhone, Лейс буквально выдохнул и, наконец, позволил себе расслабиться.

— Деак, а ты когда мне мой телефон вернёшь? — неслышно подошла к нему Ева. Лейс повернулся и смерил её взглядом:

— Слушай, а кто такой этот твой Деак?

— Деак? А ты похож на него, — торжествуя, усмехнулась Ева, и Лейс подумал, что ситуация с именем 'Деак' доставляет вредной девчонке удовольствие.

— Ева, кто такой Деак? — уже строго спросил Лейс. Ева фыркнула:

— Ну, это...

— Твой мальчик, ровесник? — решил по-доброму подбодрить девочку Лейс.

— Да иди ты! — рассердилась Ева. — 'Мальчик', 'ровесник' ... что вы как сговорились? Ну ладно, вот тебе: Деак — это мой пёсик.

Лейс шлёпнул себя ладонью по лбу и захохотал.

— Ладно, будем считать, что я это заслужил, — признался он. — А что означает это имя? Деак... это кто, супергерой из какого-нибудь детского мультика?

Брови Евы сошлись на переносице:

— Ты бы не разговаривай со мной, как с ребёнком, а то я тебе покажу, — пригрозила она. — Деак — это настоящая фамилия моего отца. А его имя — Дани.

— Не понял, — моментально насторожился Лейс, который прекрасно помнил, что отца Евы зовут Даниэль Кейд. — Твой отец — он что, назвал себя в честь собаки?

— Идиот ты, вот и всё, -Ева надулась.

— Ну, ладно, ну прости, — спохватился Лейс. — Ну, не обижайся, Ева... Ну, скажи... Ну, Ева, ну мне правда интересно. Так как зовут твоего отца?

— Не скажу. Пока ты не скажешь мне, как твоё имя. — А вот был откровенный шантаж.

— Ты мое имя знаешь. Меня зовут 'семь', — вполне искренне ответил Лейс.

— Я тебе кто — дура? — разозлилась Ева. — Это какое-то числительное, а совсем не имя. У всех нормальных людей есть имена. Скажи мне, как тебя зовут? И кстати, — Ева зловредно прищурилась, — имей в виду, я знаю, что ты — не англичанин.

— А это ты с чего взяла? — сузил зрачки Лейс, ощущая себя лабораторной мышью.

— А ты пару раз при мне на арабском выругался... И когда ты говоришь со мной на английском, то твоё произношение напоминает произношение моего отца. У вас одинаковый акцент. Мой отец, к твоему сведению, говорит на арабском... Ну так что? — усмехнулась Ева, и Лейс почувствовал себя глупым мальчишкой. — Кстати, 'семь' — или как там тебя, а я знаю одну женщину, у которой глаза точно такого же цвета, как и у тебя.

— Ну и что? Мало ли совпадений. — Лейс пожал плечами. — У тебя, например, глаза карие, как у моей Ша... не важно. — Лейс прикусил язык, но Ева уже ревниво стрельнула глазами.

— Ах, как у 'Ша...'? — Ева подняла бровь. — У 'твоей Ша...', да? Ну, так я не такая. А ну, быстро пошли со мной в ванную.

— Это ещё зачем?

— А я тебе сейчас покажу, какие у нас совпадения с этой... 'твоей'... на 'Ша'.

— Ева, да перестань ты, — поморщился Лейс.

— Нет, пошли. — Ева Самойлова была очень упрямой.

Сойдя на первый этаж, Лейс распахнул дверь душевой.

— Ну, какие ещё пожелания? — усмехнулся он. — Спинку потереть?

— Дай мне раствор для линз. У тебя же есть.

— На. — Лейс уселся на бортик ванной, с интересом наблюдая, как Ева закинула голову назад и провела по глазам подушечками пальцев.

— Ну, и как тебе? — спросила Ева и повернулась к Лейсу. И Лейс замер, впервые увидев глаза цвета солнца. Эти глаза он знал всю свою жизнь — это были глаза Рамадана. Возникла странная пауза — точно где-то сейчас должна была раздаться барабанная дробь и вот-вот подняться занавес.

— Ева, — пугающе тихим голосом позвал Лейс девочку, — что означает это идиотское имя 'Деак'? Как настоящая фамилия твоего отца?

— А — как твоё имя?

— Ева, не доставай меня!

— Это ты меня не доставай, — возмутилась та. — Потому что меня, например, зовут Ева. Это имя означает жизнь. А вот как твоё имя? Твое, кто всё наоборот делает?.. То пугает меня, то упрашивает...

— 'Наоборот'? — сама того не желая, Ева дала Лейсу подсказку. — Наоборот... Деак — да это же Каед. Каед, если читать наоборот! А Даниэль Кейд — это Дани-эль Кейд, или — Дани Эль-Каед... Ева, твоего отца так зовут? — побледнел Лейс и схватился за бортик ванной.

— Ага, — улыбнулась девочка. Потом нахмурилась. — Эй, подожди-ка, а откуда ты всё это знаешь? Ты же... да ты же с самого начала 'читал' меня, точно я — белый лист чистой бумаги...

'Белый лист ... жизнь... смех... и глаза цвета солнца. Я же сам её пожелал...'

Лейс медленно встал и попятился к дверям ванной.

— Ты что? — улыбнулась Ева. — Ты чего испугался?

— Так не бывает, — прошептал Лейс. — Так — не бывает.

Но именно так всё и было.

@

7 апреля 2015 года, вторник, вечером.

Аэропорт 'Heathrow', Лондон — Аэропорт 'Домодедово', Москва.

Тремя часами ранее, сидя в лондонском такси, Симбад провожал глазами мелькающие перед ним улицы и здания неправдоподобно красивого города. 'Я буду скучать по Лондону', — думал мужчина. Такси в последний раз юркнуло в пёстрый поток машин, устремляясь к крупнейшему в Европе аэропорту.

— 'Хитроу', сэр. Мы приехали, — вежливо объявил водитель. Очнувшись от мыслей, Симбад потёр ладонью ноющий лоб, расплатился с таксистом, подхватил на плечо сумку и отправился на регистрацию рейса.

'Вылет: Лондон — Москва.

Рейс: 'British Airways — 235'.

Выход в зону вылета — 14',

— прочитал цифровую надпись на табло Симбад и бессильно опустился на красный пластиковый стул в зале аэропорта. У него невыносимо болела голова, но Симбад приказал себе терпеть: 'От этой боли нет и уже никогда не будет спасения...' Когда объявили посадку на его рейс, Симбад пересилил себя, встал, перешёл в зону вылетов и привычно углубился в телескопический трап самолета. Прежде чем шагнуть в самолет, Симбад на мгновение остановился. Он был храбрым человеком, но линия, соединяющая Боинг и 'джетвей', показалась ему линией касп — его личной точкой невозвращения.

— Добрый день, Ваш билет, — окликнула стюардесса.

Джон Грид вскинул на девушку тёмные глаза и удивился тому, как эта девочка в голубой форме с нашивками-крылышками похожа на ангела. И этот ангел улыбался ему, и неожиданно для себя Симбад искренне улыбнулся ей. Стюардесса замерла, потом ахнула и зарделась. 'Боже мой, какая улыбка', — подумала она. А Симбад шагнул в салон. Его точка касп была пройдена.

@

7 апреля 2015 года, вторник, вечером.

Коттеджный посёлок 'Апрелевка Парк', улица Виноградная, д. 23, г. Апрелевка.

Московская область.

Россия.

— Ну вот... Вот поэтому я и решила, что ты — родственник Маркетолога. У вас глаза похожи, — закончила Ева свой рассказ, попивая чай из чашки. Лейс кивнул, встал и прошёлся по кухне.

Перед ним впервые забрезжила пусть и призрачная, но всё-таки надежда. Теперь, вместо того, чтобы бежать, петлять и заманивать Симбада в ловушку, Лейс мог разом вытащить этого хищника на белый свет. Ева с интересом наблюдала, как погружённый в свои мысли Лейс вцепился пальцами себе в волосы, сделал три шага вперёд, потом три шага обратно и, наконец, встал перед ней.

— Скажи мне, Ева, а эта твоя Ирина Самойлова действительно придумала код 'НОРДСТРЭМ'? — ничего не выражающим голосом поинтересовался Лейс. Ева отложила в сторону бутерброд, отставила чашку, подумала.

— Да, — в конце концов, кивнула она. — Маркетолог — автор этого кода.

— Это тебе Кузнецов рассказал? — уточнил Лейс.

— Да, он. Но и Маркетолог на собеседовании задавала мне такие вопросы... ну такие... короче, с уклоном в сторону информационных технологий. В частности, спросила меня, когда появился первый компьютерный вирус и что такое вредоносные программы.

— И — что ты ответила? — Лейс смотрел очень внимательно.

— А я увидела у неё смартфон HTC One, и сказала ей, что Android-приложения занимают одно из первых мест среди источников рисков, потому что в 2014 году 'Google Play' добавлял в свой магазин много разных программ, без соответствующей проверки. Услышав это, Маркетолог засмеялась. Она сказала, что я большая молодец. — Ева очень собой гордилась.

— А ты в действительно так хорошо разбираешься во вредоносных программах? Сама, например, можешь такую написать? — прищурился Лейс.

— Я? Нет, ну что ты, — Ева сникла. — Но, послушай, в терминах-то я разбираюсь. Ты же сам говорил, что на собеседовании достаточно правильно цитировать великих. Разве нет? — Увидев красноречивый ответ в синих глазах Лейса, Ева приуныла.

— Ладно, хорошо, что хоть в терминах ты сильна. — Лейс вздохнул, придвинул табуретку, сел напротив Евы. — Скажи, а как на русском называются те вредоносные программы, которые распространяются людьми и сложность которых зависит исключительно от сложности средств маскировки?

— Че-чего? — брови Евы поползли вверх. Лейс терпеливо повторил свой вопрос на английском.

— Ничего себе, ну ты и формулируешь, — ошарашенная Ева покачала головой. — Нет, я не знаю, что это за программы. Впрочем, если ты дашь мне мне мой телефон, то я могу найти ответ в Google.

Теперь пришел черёд Лейса смутиться.

— Это я и сам могу, — признался он. — Мне на русском надо знать общее название такого программного обеспечения.

Ева секунду подумала, и на её лице появилась очень хитрое выражение.

— А ты можешь сказать мне, какие программы принадлежат к этому типу? — наивным голосом осведомилась она.

— Ну, 'Back Orifice'. Ещё 'Pinch', 'Trojan' и 'Winlock' ... Что? — спросил Лейс, заметив, как встрепенулась Ева.

— Троян, — сказала девочка.

— Что 'Trojan'? Я спросил тебя, как по-русски называется программа с такими качествами, — буркнул Лейс.

— 'Троян' и называется. По-английски — 'Trojan', и по-русски тоже троян. А тебе это зачем? — заинтересовалась Ева. — Ты что, хакер? Если так, я тебя сразу предупреждаю, что у моего отца все банковские счета защищены кодом 'НОРДСТРЭМ'. А принцип ключа знает только Маркетолог, и она не будет... — тут Ева осеклась, поняв, что сболтнула лишнее.

Лейс несколько секунд изучал напряжённое лицо девочки. Потом протянул руку. Ева замерла, заворожённо наблюдая, как мужские пальцы знающе и очень нежно погладили чувствительную подушечку у её мизинца, пробежались по фалангам её пальцев вверх, потом поперёк. Наконец, Лейс отпустил её. Ева сглотнула, сворачивая дрожащую ладонь в кулачок.

— Посмотри на меня, — тихо попросил Лейс девочку. Не выполнить его просьбу было невозможно. — Ева, я на твоей стороне, — глядя в глаза Евы, сказал Лейс. — И я — твой друг. Ну, по крайней мере, на это время... Так случилось, что меня вынудили тебя похитить. Вот поэтому ты и оказалась здесь. И сегодня вечером, едва дождавшись Симбада, я бы отпустил тебя на все четыре стороны. Но теперь кое-что изменилось, потому что, кажется, я нашёл такое решение, которое вытащит из этой ямы тебя, но в то же время позволит мне спасти того, кого я люблю.

— Любишь? — тоскливо переспросила Ева. Её рука, лежащая на столе, задрожала, и Ева, быстро сложив ладони вместе, зажала их между коленями. — Всё дело в этой, 'твоей'...на 'Ш', да?

— Нет, — покачал головой мужчина. — Вообще-то я имел в виду своего отца. Я жизнью ему обязан. И мне действительно нужна твоя помощь. Я кое-что придумал. — И Лейс объяснил.

— Ты что, совсем спятил? — Ева возмущённо изогнула бровь. — С переводом этой строки на русский ещё куда ни шло, но что касается моёй фотосъёмки... Нет, 'семь' — это исключается. Исключается однозначно, беззаговорочно и бесповортно. Я на это никогда не пойду. Потому что мой папа убьёт меня, если только это увидит.

— У тебя есть лучший план? — осведомился Лейс преувеличенно-вежливым тоном. -Хорошо, говори, я слушаю.

— Нет, ну подожди... Ну надо же сесть и как следует всё обдумать. Например, я могу попросить о помощи своего отца, а он...

— А он либо приедет сюда, подвергнув себя риску, либо обратится в полицию, и тогда за решетку сяду я.

— Тебя оправдают.

— Какой ценой? Той, что Симбад доберётся до моего отца раньше, чем я найду адвоката?

— Ну, а если отдать этому Симбаду... меня?

— Вообще исключается, — отрезал Лейс. — И кстати, почему ты считаешь, что именно ты нужна ему? Мне лично кажется, что этот Симбад подбирается к деньгам твоего отца. Хочешь отца подставить?

— Нет, не хочу... а что, если мне позвонить Эль? — Ева перехватила насмешливый взгляд Лейса и грустно кивнула. — Ах да, Эль же всё расскажет моему папе, тот приедет сюда или заявит в полицию, и ты за решетку сядешь. А Симбад доберется до твоего отца. И до меня, видимо, тоже... Но ведь в конце концов, должно же быть какой-то разумный выход? Ты же сам, готовя меня к собеседованию в 'НОРДСТРЭМ', говорил, что решение даже самой сложной задачи просто требует чуть больше времени, вот и всё.

— Ева, — вздохнув, оборвал её Лейс, — проблема в том, что у нас больше нет времени. Потому что сегодня нас найдут, и тогда всё будет кончено... У тебя есть выбор: уйти сейчас, или помочь мне и уйти отсюда послезавтра. А у меня такого выбора нет: я должен найти Симбада. Я опережаю этого человека всего лишь на один шаг и то лишь потому, что знаю, как этот Симбад думает. И — уж поверь мне! — Симбад выберет самый простой путь. Не драматичный, излишне сложный, с гангстерскими погонями и тайными осведомителями в прокуренных барах. Симбад не будет стрелять в ногу моим приятелям, которые невольно помогли мне украсть тебя и спрятать здесь. Тот, кто придёт сюда, разыщет меня, потому что пойдёт по моим следам, повторив всю цепочку, которую я выстроил. И если я позволю Симбаду войти сюда, то тебя перетащат в какое-нибудь другое место, после чего займутся твоим отцом. А меня убьют — например, в этом самом доме, создав иллюзию ограбления. Или же вывезут в трущобы и уже прикончат там...

— Ты что такое говоришь? — побледнела Ева.

— То, что слышишь. Возможно, я зря затеял этот разговор...

— Нет, уж договаривай.

— Ладно, тогда я скажу. — Лейс прищурился. — Но имей в виду: ты сама напросилась. Мне деваться некуда, а ты — если тебе будет слушать невмоготу — то просто останови меня... Так вот, тот, кто придёт сюда — не новичок, Ева. Он — не дилетант и не подмастерье, чьи преступления всегда раскрывают. Тот, кому противостою я, является профессионалом. Такой никогда не оставляет улик. Его никогда не найдут и не привлекут к ответственности, потому что он не совершает ошибок и не оставляет следов. Он придёт сюда как фантом, и исчезнет в никуда. Моего убийцу никогда не задержат по горячим следам. Он никогда не будет предан правосудию, потому что он живёт в тени и действует, как призрак. По этой причине никто не воссоздаст его портрет и картину его личности. Тот, с кем имею дело я — это 'мастер'. Что-то более тёмное, чем обычный убийца. Потому что жертвы Симбада умирают всего от одного выстрела, но чаще от несчастного случая — например, от таких естественных причин, как остановка сердца. И я, — Лейс покосился на часы, — готов на что угодно поспорить, что этот человек уже в Москве. И что он очень скоро заявится сюда, если только я не потребую у него отсрочки. А для отсрочки мне будет нужна твоя помощь.

— А откуда ты всё это знаешь... ну, про убийц? — затаив дыхание, Ева смотрела на Лейса.

— А из собственного опыта, — с убийственным спокойствием ответил Лейс. — Откровенность за откровенность, Ева... Ты рассказала мне про себя — я расскажу тебе, кто я. Когда мне было тринадцать лет, я тоже хотел убить человека. Но в отличие от тебя я это сделал. Ударил ножом один раз, а потом еще шесть, как меня обучали. Полиция искала убийцу — взрослого, жестокого, сильного. Им и в голову не пришло, что убийцей был полуживой мальчишка, который пришёл в больницу и попросил залечить ему ожог на спине. Как видишь, обмануть полицию было совсем не сложно. Гораздо сложнее было уйти от тех, кто учил меня убивать и мыслить их категориями. И я смог обмануть их только потому, что воспользовался не их уроками, а выбрал единственное место, где этим людям и в голову не пришло меня искать. Я пришел в городской госпиталь. Притворившись немым, я исполнил свой фирменный трюк с улыбкой, и доктор помог меня... Тот врач никогда бы меня не выдал. Он не отдал бы меня даже моему отцу, если бы не поверил, что отец пришёл за мной, чтобы меня спасти.

— А как твой отец нашёл тебя? — прошептала Ева.

— А отец искал не убийцу, — натянуто усмехнулся Лейс. — Он искал ребенка с глазами синего цвета. И отец обратился за помощью в полицию. А поскольку там уже лежало заявление от врача, отец отправился в больницу... И только своему отцу я обязан жизнью. Моя жизнь принадлежит ему. Вот тебе и вся правда.

Ева опустила вниз голову:

— А если бы я не согласилась тебе помогать, то что тогда было бы? — Лейс замешкался с ответом. Но Ева и так уже догадалась: — Ты бы попытаеля на свой лад переубедить меня? Так, как только что показывал? — Лейс кивнул и отвёл глаза. — Понятно... — протянула Ева. — В таком случае, речь идёт не о моём доверии, которое ты просишь у меня, а о том, что ты хочешь меня использовать. А это значит, что рано или поздно, но ты пожертвуешь мной ради отца. Я права? — отрешённо спросила Ева.

— Нет, ты не права. — Лейс встал и подошёл к окну, уже жалея, что доверился девчонке. — Ты мне не живой щит, и я не брошу тебя хищникам на съедение. Не потому, что ты нужна мне — а потому, что я никому не позволю сотворить с ребёнком то, что со мной сделали.

— Ты такой добрый, да? — сухо усмехнулась Ева.

— А доброта тут ни причём, — хмыкнул Лейс. — Это — человечность. Нельзя стоять и смотреть, как погибают люди. Так меня отец учил... Но пойми и ты: у каждого человека есть предел, за который он перейти не может. И я — не исключение.

— И что же в таком случае является твоим пределом? Боль? Жалость? Страдания?

— Моим пределом является смерть, — просто ответил Лейс. — А ты... Что ж, ты свободна. Ты действительно можешь уйти прямо сейчас. Я верну тебе телефон и дам ключи от 'Volvo'. Как только Симбад приблизится к этому дому, я тебя выведу. Ты сядешь в машину, доедешь до Москвы и наберешь своему отцу, чтобы он забрал тебя. Единственная просьба: не выдавай ему меня сразу. Дай мне отсрочку до утра.

— Почему до утра? — Повисла пауза. — Ты что... ты хочешь убить Симбада? — выдохнула Ева. Лейс промолчал. Это и был его ответ — однозначный и сокрушительный. — Ты знаешь, кто такой настоящий друг? — помедлив, спросила Ева.

— Тот, кому ты два месяца верила, а он сегодня сказал тебе правду и тем вонзил тебе в спину нож? — грустно Лейс усмехнулся.

— Нет. Настоящий друг — это тот, с кем ты делишь самые страшные тайны.

— Ещё один урок от крёстной? — не удержался Лейс.

— Нет. Так говорит мой папа. А он доверяет только Эль. А я доверилась тебе. И я остаюсь, потому что ты тоже сказал мне правду. — Лейс поднял на Еву ошеломлённый взгляд. — Я остаюсь, — повторила Ева и встала. — Потому что я тебя знаю. А теперь, — и Ева подошла к Лейсу, — возвращаемся к твоему плану.

@

7 апреля 2015 года, вторник, вечером.

Коттеджный посёлок 'Апрелевка Парк' ул. Виноградная, д. 23, г. Апрелевка.

Московская область.

Часом позже к коттеджу, где находились Ева и Лейс, подъехал 'Range Rover Evoque' с выключенными фарами. За рулем джипа сидел темноволосый человек. В кармане куртки Симбада (а это был именно Симбад) лежали iPhone, тупоносый 'глок 19С' и разрешение на ношение оружия, выписанное на имя Джона Грида. Симбад внимательно огляделся по сторонам, заглушил мотор, выпрыгнул из машины. Обогнув джип, застывший чёрной тенью на улице, мужчина уставился на окна коттеджа и нашёл единственное освещенное в доме окно. В этой комнате находились Лейс и Ева. Плавно, крадучись, низко склонив голову, Симбад скользнул к забору. Опытным взглядом он оглядел внешний периметр и тут же нашел миниатюрную камеру наблюдения, которую прошлой ночью так старательно монтировал Лейс. Камера передавала запись в режиме реального времени. Запись шла на ноутбук. Ноутбук был установлен в коттедже. Сигнал шел только в одну сторону, именно поэтому отследить Лейса и его мобильный телефон было невозможно. Но Симбад был тем самым идеальным убийцей, о которых так много знал Лейс. Раздумывая, а не закончить ли ему всю историю разом, Симбад нащупал в кармане рукоятку оружия. 'Глок' привычной тяжестью скользнул в его руку. Симбад сделал шаг в сторону коттеджа, но в этот момент в его кармане дёрнулся мобильный. Симбад моментально вернулся к машине, сел в неё и только тогда достал телефон.

На дисплее высветилось сообщение от Лейса:

'Даю тебе сутки на то, чтобы достать код 'НОРДСТРЭМ'. Управишься раньше — наберёшь мне. И поторопись, а то в следующий раз отправлю тебе фотографию, где я объезжаю Еву',

— прочитал Симбад.

Недоумевая, что всё это значит, Джон Грид щёлкнул на вложенное изображение. При виде картинки, которую отправил ему на телефон Лейс, лицо Симбада исказилось. Прямые брови сошлись на переносице, кожа натянулась на скулах, а белые от бешенства губы хищно раздвинулись. Ещё бы: с цифровой фотографии на Симбада глядела обнажённая Ева. Её наготу не то защищал, не то подчёркивал самодельный плакатик с семью словами, старательно выписанными ещё детским почерком девочки. Пальцы Симбада кровожадно зашевелились, и он почувствовал горячее желание свернуть Лейсу шею. Наливаясь гневом, Симбад снова переместил взгляд на постер, который держала Ева. Сначала мужчина прочитал семь слов, потом — ещё раз целиком всю фразу.

'Ты — Решаешь. Я — Обмен на код НОРДСТРЭМ'.

— Ну, Лейс, ты и засранец. — Симбад усмехнулся. Потом, больше не размышляя, добавил к фотографии Евы свою подпись и переправил сообщение Максу. Бросив взгляд на часы и отметив время, Симбад завёл мотор и, не включая фары, уехал.

@

7 апреля 2015 года, вторник, вечером.

Квартира Макса Уоррена. Ленинский проспект, д. 41/2, Москва.

Россия.

В десять вечера Макс метался по своей роскошной квартире. Отшвырнув ногой элегантное кресло, выполненное в стиле бесподобной Эйлин Грей ; опрокинув столик, копирующий манеру Джона Годдарта и больно приложившись локтем о стеклянную этажерку с антикварными куклами, приобретёнными на 'номи-но-ити' — токийском блошином рынке, Макс хрипел в телефон:

— Эль, поверь, я не знаю, как это случилось... Эль, я всё 'Домодедово' обегал... Эль, я даже у охраны аэропорта был: Ева стояла у центрального входа, как мне и обещала... Да, Эль, твоя дочь ждала меня... Нет, Эль, Ева просто так не ушла... Fuck, Эль, да возьми ты себя в руки! Повторяю, Еву похитил какой-то псих! — Услышав плач Эль, Макс со скрежетом стиснул зубы. — Чёрт, Эль, ну успокойся. Ну поверь мне, я сделаю всё, что могу, и твоя девочка найдётся... Эль, я сам найду её — я тебе обещаю... Подожди-ка, Эль, у меня вторая линия. — Макс отвёл руку с телефоном от уха и посмотрел на дисплей, на котором высветилось пришедшее ему сообщение. — Эль, я тебе перезвоню, — скинув звонок Эль, Макс открыл письмо, полученное с имейла 'simbad_omega@'.

'Даю тебе сутки на то, чтобы достать код. Управишься раньше — позвони мне. И поторопись, а то в следующий раз отправлю тебе фотографию, где я объезжаю Еву. Симбад', -прочитал Макс, и, побледнев, увеличил изображение.

Пальцы мужчины, который никогда никого не любил, прошлись по замершим на изображении тонким чертам девочки. Ева напоминала отлитую из фарфора и золота совершенную куколку. Макс нежно погладил плечи 'куклы', а потом представил, что сейчас кто-то так же, как он, трогает Еву. Вот только под ладонью этого мерзавца будет не покрытый олеофобной пленкой дисплей, а тело маленькой женщины.

— Чёртов Кейд, это всё ты виноват! — в бешенстве крикнул Уоррен и впечатал в стену кулак. Зажав телефон в одной руке, Макс прижал ладонь второй к стене, прислонился к ней лбом и замер. На него попеременно накатывали то гнев, то ярость. Так прошло несколько секунд. Выровнив дыхание, Макс придвинул к себе кресло и сел. Первым делом он набрал Даниэлю.

— Привет, Кейд, — сухо произнёс Макс. — Я тебя поздравляю: со мной на связь вышел Симбад — так зовут похитителя Евы... Нет, я не знаю, как по-настоящему зовут этого негодяя, он мне, видишь ли, не представился. Его сообщение пришло с неизвестного мне адреса. Номер не определился... Ах, ты хочешь обратиться в полицию? А тебе в голову не приходит, что если ты только это сделаешь, то фотографию Евы разошлют по всем социальным сетям?.. Ах, тебе это без разницы... А ты хоть представляешь себе, о какой именно фотографии я тебе говорю?.. Ага, сейчас я перешлю тебе, посмотришь сам эти 'весёлые картинки'. Имей в виду: я не советую показывать их Эль... — Макс переслал фотографию Даниэлю. — Ну как? — холодно поинтересовался Макс. — Ах, так ты всё-таки хочешь показать это своей сестрице? Ну тогда доброго вам времяпрепровождения... Ну нет, я в полицию обращаться не буду, даже не проси: ты, я, Эль и Ева — мы все на крючке у похитителя... А если ты только посмеешь обратиться в полицию и с твоей дочерью произойдёт хоть что-нибудь дурное, то я, Кейд, лично сверну тебе шею. Это я тебе обещаю... Всё, пока. — Макс бросил трубку и потёр ладонями лицо. Потом снова взял телефон, нажал на сообщение. Он набирал номер, с которого было отправлено изображение Евы.

— Симбад? — тихо позвал Макс. — Ага, это я, Уоррен... Да, я получил твоё послание. Итак, если я раздобуду код 'НОРДСТРЭМ', то где я найду Еву?

@

7 апреля 2015 года, вторник, вечером.

Коттеджный посёлок 'Апрелевка Парк', улица Виноградная, д. 23, г. Апрелевка.

Московская область.

В полпервого ночи Лейс оторвался от компьютера и исследований к своей научной работе, встал с табуретки и отвёл от окна плотную тканную штору. Так и есть: у коттеджа снова стоял угольно-чёрный джип. Эта машина часом ранее подъезжала к коттеджу. Лейс уже слышал звук его мощного двигателя и шорох шин, осыпавших гравий проезжей части улицы. Лейс переместился к столу и вывел на монитор 'Fujitsu' запись с камеры наблюдения. Проверяя запись, Лейс цепко проглядывал каждый момент. На отметке '7 апреля — 21:56:00' Лейс остановил запись: тогда джип подъезжал к коттеджу в первый раз. В 22:05:01 джип покинул свою парковку, чтобы появиться у ворот уже в 22:31:15 и снова уехать. Прикинув временные интервалы, Лейс сообразил, что неизвестный водитель джипа уводил от коттеджа свой автомобиль в тот момент, когда охранники начинали обход коттеджного поселка. Но джип неизменно возвращался обратно, в одну и ту же исходную точку, на то единственное место, с которого хорошо просматривалась и коттедж, и стоянка со стоящей на ней 'Volvo'.

Покусывая губы, Лейс отмотал запись на 21:59:00, желая найти доказательства своим подозрениям. Предчувствие Лейса не подвело: ровно в 22:00:00, когда Лейс посылал Симбаду фотографию Евы, темноволосый водитель джипа сунул руку в карман своей чёрной куртки, достал что-то из кармана и, сжав неизвестный предмет в руке, быстро вернулся к машине.

— Ага, сука, попался... А теперь, Симбад, подними голову и сделай так, чтобы я увидел тебя, — сквозь зубы прошипел Лейс. Не получилось: следуя опыту и полученной выучке, водитель джипа всегда занимал такую позицию, чтобы его лицо оставалось в тени.

— Вот тварь. Kus'so... — начал Лейс любимое ругательство — и запнулся, вспомнив, как это, сказанное им в сердцах крепкое слово, помогло Еве понять, что он — не англичанин. Закрыв ноутбук, Лейс отправился на второй этаж, чтобы забрать кеды и куртку. Лейс быстро поднимался по лестнице, когда услышал щемящий мотив. Лейс вслушался: пела женщина. Её хриплый, сильный голос с чувственными нотами выводил:

'Ты моё сердце, ты моё чудо,

Обниму нежно и с тобой буду... '

Не сдержавшись, Лейс хмыкнул. Музыка тут же оборвалась. Открыв дверь комнаты, Лейс прислушался: до него донеслось только ровное дыхание спящей глубоким сном девочки. Лейс покрутил головой в поисках куртки. Куртка нашлась на спинке дивана, где Лейс её и оставил. А на диване, закрыв глаза, в обнимку с его iPad, безмятежно спала Ева. Во сне она раскрылась и сбила покрывало вниз. И Лейс увидел её всю: безмятежное лицо; грудь, обтянутую его майкой, приподнимающуюся в спокойном и ровном дыхании; длинные согнутые ноги, облепленные тесными джинсами с трогательной дыркой на колене... Но если Ева была такой же притягательной, как сама Жизнь, то про себя Лейс давно уже знал, что он — смутный гость на этой планете. И умереть он должен был ещё давным-давно, только смерть почему-то его жалела. Помедлив, Лейс наклонился и осторожно вытащил покрывало из-под ног Евы. Ведя ткань вверх, избегая касаться её тела, Лейс бережно прикрыл Еву. Та вздохнула и распахнула глаза. Поморгала, и Лейс увидел, как в её солнечных глазах затанцевали зайчики.

— Ты что? — сонно спросила она.

— Ничего, я за курткой. Спи.

— А ты?

— А я пойду вниз. Мне нужно поработать.

— Ладно, хорошо. Только далеко не уходи, а то мне без тебя страшно, — и Ева безмятежно свернулась в клубок.

Лейс в последний раз посмотрел на нее, кивнул и быстро вышел из комнаты.

Глава 8. ДЕНЬ ВОСЬМОЙ

@

8 апреля 2015 года, среда. Утром.

Корпорация 'НОРДСТРЭМ', Краснопресненская набережная, д. 13, блок 'С', Москва.

Россия.

Большая переговорная комната московского офиса компании 'НОРДСТЭМ', которую посвящённые сотрудники называли 'тайником', находилась на пятидесятом этаже блока 'С' 'Башни на Набережной'. 'Тайник' славился тремя секретами. Во-первых, в этой переговорной комнате были стеклянные, от пола до потолка, окна. За оконными переплетениями 'тайника' Москва лежала, как на ладони, ну, или — под ногами, если так было угодно думать смотрящему из этих окон вниз. Во-вторых, в этой переговорной комнате площадью в сорок квадратных метров были тянущиеся от пола до потолка перегородки. Сработанные из непроницаемого кварцевого стекла, переборки отделяли посетителей 'тайника' от любопытных взглядов. И, в-третьих, в 'тайнике' была смонтирована и установлена уникальная система защиты. Она идеально препятствовала любой прослушке и видеозаписи. Все эти три секрета с равнодушным снобизмом богатых людей использовали президенты и солидные владельцы 'НОРДСТРЭМ', которые регулярно проводили в этом небольшом по офисным меркам помещении конфиденциальные встречи.

В восемь часов утра, в среду, в 'тайнике', находились двое. Придумавшая эту комнату женщина со светлыми волосами, заплетёнными в узел на шее, разглядывала замшевые носы алых туфель от 'Casadei' и прятала холёные руки в складках серой замшевой юбки. Её жакет был небрежно брошен на стол вместе с красной сумкой и ключами от 'туарега'. На кожаном брелоке ключей изящным плетением красовались две буквы из белого металла — 'IF'. Брелок подарил женщине светловолосый мужчина. Год назад именно он создал 'тайник' по замыслу этой женщины. Мужчину звали Дмитрий Кузнецов. Сейчас Кузнецов бесцеременно сидел на краю переговорного стола и с откровенным неодобрением выговаривал:

— Ира, зайка моя, давай закончим этот бесперспективный разговор. Я не буду этого делать. Неуступчивый взгляд его светло-зелёных глаз сверлил лицо Ирины. Всё ещё взвинченный, Кузнецов пригладил топорщившийся густой ёжик волос и поморщился при мысли о том, в какую историю оказалась втянутой его Ира. Ирина Самойлова вздохнула и подняла голову. В её волосах заплясали солнечные блики, ярко-синие глаза встретились со взглядом мужчины:

— Митя, речь идет о спасении двадцатилетней девочки.

'Слишком быстрый взгляд. Слишком быстрый ответ. Она что-то не договаривает', — понял Кузнецов, знавший Иру, как облупленную.

— А с чего бы меня, зайка моя, должно заботить спасение Евы? — сквозь зубы, тихо, но так, чтобы женщина оценила всю степень его гнева, спросил Кузнецов.

— А чтобы тебя, Митя, это 'озаботило', ты просто представь себя на месте отца Евы, -колко посоветовала Самойлова. Дмитрий Кузнецов перестал покачивать ногой и сдвинул очки с носа на макушку, что выражало крайнюю степень его недовольства. Но Самойлова даже ухом не повела.

— Митя, ты слышишь, что я тебе говорю? — своим обычным, чуть хриплым голосом спросила женщина. Кузнецов кивнул:

— Слышу, зайка. Я вообще очень хорошо тебя слышу... Я так хорошо тебя слышу, что знаю даже то, о чем ты думаешь, но не говоришь вслух. Хочешь, скажу?

Ирина промолчала, но весьма выразительно подняла брови и стрельнула глазами на настенные часы 'тайника', выполненные модернистами из 'Hintz Kunst'.

— Перестань ты намекать мне на время! — рякнул Кузнецов и спрыгнул со стола. — Пять минут уже ничего не сделают с этой твоей Евой. Зато в нашем с тобой случае они решают всё.

— Ладно, хорошо, не буду смотреть на часы, — покорно, но с той насмешкой, которая так раздражала собеседника, согласилась Ира. — Так что ты хотел мне сказать? — очень вежливо осведомилась она. При виде этой улыбки Кузнецов, который не отличался ни ангельским характером, ни терпением, окончательно взвился:

— Ты, зайка, думаешь не столько о девочке, попавшей в беду, сколько о том, как заставить меня прикрыть задницу одному хитрожо... хм, одному хитроумному оперативнику, который работает в конторе моего отца. Я угадал? — прошипел Кузнецов. Самойлова брезгливо поморщилась:

— Фи, какие выражения. Слушай, Митя...

— Нет, Ира-зайка, это ты послушай меня, — повысил голос Кузнецов и в два шага преодолел расстояние, разделявшее его от Самойловой. Один взмах руки, и он мог бы притянуть к себе эту женщину. Но сейчас Кузнецову казалось, что между ним и Самойловой был не один шаг, а Тихий океан — самая большая на Земле по площади и глубине пучина морская. Оценив собственную красочную аллегорию их отношений, давно зашедших в тупик, Кузнецов сбавил обороты:

— Ир, я взял неверный тон, извини, — покаялся он. — Я не хотел с тобой спорить — или, что ещё хуже, портить с тобой отношения. Но и ты пойми меня: я слушал тебя двадцать лет, а в итоге получается вот что... Для ясности начнём с самого начала. Итак, много лет назад мой драгоценный папенька — то есть Александр Иванович Фадеев — бросил свою семью, маму и меня, из-за любви к какой-то невероятной, по его словам, женщине. Ни меня, ни уж тем более мою маму, как ты понимаешь, это объяснение не устроило. Мама назвала поступок отца 'низкой изменой'. Ну, а я расценил деяние моего многогранного папеньки как элементарное предательство. Но именно ты, моя первая девчонка, поставила мне ультиматум. И я ради тебя пошёл на сближение со своим отцом. Я наступил на горло собственной песне. Поддавшись твоему влиянию, я даже начал считать предательство отца ничем иным, как обычной мужской сединой в бороду и скоком в бок. Как пережила мой поступок моя мама, я говорить не стану. Мама давно умерла. Но я знаю: она мне не простила.

Идём дальше. Проскочим наше с тобой безмятежное отрочество и не менее счастливую юность и сразу же перейдём к истории двухнедельной давности. Я — опять же, только ради тебя! -взял в свою команду дочь Кейда. Ну и к чему всё это привело? А к тому, что муж твоей подруги в прошлое воскресенье 'сделал' на тебя 'стойку' и руками моего богатого на выдумки отца устроил за тобой слежку. Причем на роль ищейки мой батюшка откомандировал к тебе не кого-нибудь, а некоего Андрея Исаева — мальчишку, который ещё в сопливом детстве пускал на тебя слюни... Думаю, что твой Серый Волк Андрей — так, кажется, ты его называла? — даже выл по ночам на твой портрет. Впрочем, этот 'сладкий мальчик' вполне мог обойтись и без твоей фотографии, потому что где бы ты ни находилась, я точно знал, что уже через пять минут появится этот мальчишка, и его упрямый взгляд приклеиться к тебе намертво, как банный лист к... — Самойлова выразительно подняла бровь, и Кузнецов сбился. — В общем, неважно, к чему, — неловко закончил он. — А вообще-то, Ира, мне тогда надо было не идти у тебя на поводу, а устроить этому мальчишке хорошенькую головомойку. Глядишь — и он бы от тебя отвалил.

— О да, дворовые привычки в вас с Андреем ещё очень сильны, — подала голос Самойлова. — Мне бы вам линейку на двадцать третье февраля подарить. Обмерились бы — и успокоились бы...

Возникла неприятная пауза. Самойлова невинно улыбнулась, а Кузнецов неодобрительно покосился на Иру:

— Ладно, проехали с этим, зайка... остроумная ты моя. Итак, я остановился на том, что мой отец, твой Даниэль и этот твой Андрюша разобрались с тобой каждый на свой лад. Причём твой 'замечательный мальчик' фактически вытер о тебя ноги.... И что сделал я? Вчера днём, после того, как Мишке Иванченко хватило ума позвонить мне и рассказать, что тебя разыскивал у него в техцентре какой-то придурок, чьё поведение подозрительно напомнило мне нравы работничков из конторы моего батюшки, я позвонил тебе, Ира. Но ты ловко ушла от ответа. Отделалась от меня на свой лад, правда, преувеличенно-вежливо. А я отправился на совещание. Но лишь там, сообразив, что ты снова обвела меня вокруг пальца, я, едва только это чёртово совещание закончилось, перезвонил своему отцу. Услышав его неуверенный, дребезжащий голосок, я припёр его к стенке. Когда же отец, будь он неладен, покаянно признался мне в том, что сдуру натворил, приставив к тебе этого своего Андрея, я, вместо того, чтобы тут же и устроить большой трах-тарарах в конторах моего отца и Кейда, — я, Ира, как последний дурак, поехал к тебе. Тебя спасать. Но ты меня и на порог не пустила, выставив мне очередной ультиматум. И я, вместо того, чтобы обрушить все банковские счета 'Кейд Девелопмент', а до кучи, и счета 'Альфы' — двух проклятых контор, которые используют версию кода 'НОРДСТЭМ' — я, Ира, снова пошёл у тебя на поводу. Послушно распахнул сыновьи объятия своему нашкодившему папеньке и даже согласился не искать этого твоего Андрея, чтоб его... чтобы сделать из него пустое место. То есть то самое, чем он и является на самом деле. И что взамен, Ира? А взамен ты притащила меня сюда в восемь утра, чтобы я помог Исаеву?... Зайка, ты вообще соображаешь, о чем ты просишь меня? Кстати, в юности ты была куда как умней, когда и близко не подпускала к себе этого мальчишку. И что, ты всерьёз считаешь, что после всего случившегося я буду помогать этому твоему Серому Волку? После того, как я обворован им со всех сторон?

— Да. Ты ему поможешь, — абсолютно спокойным голосом ответила Ира.

— О как! А — почему? — саркастично поднял брови Кузнецов.

— Потому что ты и я — мы настоящие друзья, Митя. Всегда были, и всегда будем. -Самойлова подняла на Кузнецова глаза, и мужчина затаил дыхание. Впрочем, уже через секунду Кузнецов справился с собой и горько кивнул:

— Да, Ира, мы всего лишь друзья. Вот теперь список моих 'побед' полный... Благодарю тебя за напоминание о том, что ты была со мной, хотя и считала меня всего лишь своим другом. Ещё спасибо тебе за последующие мои десять лет, когда я тащил тебя к алтарю, а ты попросила меня дать тебе пожить самостоятельной — и как сейчас выясняется — удивительно насыщенной жизнью. Спасибо и за то, что когда я захотел возобновить наши отношения, то ты сначала ловко перевела меня из разряда 'вечный жених' в разряд 'мой лучший друг'. Впрочем, в этой беспонтовой категории ещё и Мишка Иванченко где-то затесался... ровно посередине. Такой же идиот, как и я... Слушай, Ир, а тебе в голову не приходит одна очень простая мысль?

— Это какая?

— А такая. Например, всё, что я хотел от тебя — это быть твоим первым и последним. Но ты решила всё иначе. И вот теперь я до смерти хочу узнать, что тебя так убивает, раз ты стоишь здесь и терпишь все мои оскорбления?

— Митя, заканчивай свою софистику. Мы теряем время, а девочке беда грозит.

— Ну нет, зайка. Не своди всё к благородной миссии спасения несчастной девочки, попавшей в беду по своей глупости или по глупости её отца, — рявкнул Кузнецов. — Ира, я хочу знать, что у тебя с Исаевым? Сколько я себя помню, ты никогда при мне не плакала, никогда не искала у меня защиты, никогда не была слабой. Ты всегда умела владеть собой. Даже когда я тебя... э-э, когда мы с тобой были вместе, мне с большим трудом удавалось расшевелить тебя хоть на какие-то эмоции. Но зато, как только где-то появлялся этот твой Андрей, то всё сразу же менялось. Ты начинала смеяться, злиться, плакать, кричать из-за него на меня. Ты всё, что угодно могла, кроме одного: оставаться к нему равнодушной. И вот теперь я хочу знать, что конкретно у тебя к нему? Ответь мне, потому что я имею право знать правду.

Кузнецов задал свой вопрос и теперь ждал ответ. Женщина взглянула на него, но, так и не решившись ничего сказать, прикусила губы. Кузнецов нервно дёрнул ртом и сделал шаг, отделявший его от Самойловой. Он взял женщину за плечи, повернул к себе, прижался горячим лбом к её лбу:

— Ира... Ир, ну послушай ты... Ну пойми, наконец: какой бы ты не была чудесной, ты никогда не будешь достаточно хороша для мужчины, если ты ему не нужна. А ему ты не нужна. Возможно, ты слишком самолюбива, чтобы понять это. Но ведь и у меня гордости не меньше. Однако я, при всех своих фанабериях, отдал бы всё, что угодно — всё, что угодно, слышишь? — лишь бы вернуть тебя... И если ты мне скажешь, что тебе всё равно, как живёт этот твой Андрей, с кем он живет и жив ли он в принципе, то я тебе помогу. Я сделаю всё, что ты хочешь... Давай, Ира, скажи мне то, что я хочу услышать.

Самойлова мягко отстранилась и покачала головой:

— Прости, Митя. Но лгать я не буду.

Кузнецов вздрогнул. Отпустив женщину, он отвернулся от неё.

— Ну и тряпка ты, Ира, — грустно заявил Кузнецов. — Впрочем, нет, я рад, что в конце концов мы докопались до истины. Вероятно, ты поэтому всегда была близка с моим отцом, потому что он его опекал, этого твоего Андрея? Или ты уже тогда хотела быть с ним? Или ты — о господи, прости меня! — или ты поэтому поддалась моим уговорам и в первый раз переспала со мной? Ты что, его ревность пыталась вызвать? Или ты так пыталась противостоять ему? — Кузнецов побледнел.

— Митя, не надо, — женщина отвернулась.

— 'Не надо'? — горько переспросил Кузнецов. — Ир, а как надо?.. Возможно, незнание правды и делает жизнь проще. Но я больше не хочу ходить впотьмах. Итак, скажи мне, как ты к нему относишься? Тебя что, так тянет к нему? Но — нет, я же видел своими собственными глазами: несмотря ни на что, ты всегда отталкивала его — ты всегда меня выбирала. Ведь тебе не нужны отношения, если в них нет ни сердца, ни души. И я хорошо знаю, что ты никогда и никому не доставалась без боя. И я больше чем уверен, что позавчера, когда у вас всё это произошло, то ты и до последнего ему не давалась... Так что же такого он сделал с тобой, чтобы за один день украсть всю твою жизнь?.. Он же тебя бросил! Он тебя растоптал, а ты хочешь помочь ему? Из-за чего, Ира? Объясни мне, я не понимаю.

— Митя, — помедлив, тихо сказала женщина, — это всё трудно. Просто я.... я его чувствую, понимаешь? Так было всегда, с самого первого дня, как он пришёл в мой дом. Тогда я испугалась. Я почему-то сразу поняла, что он меня сильнее... Даже когда он был маленьким, в нём всё равно было то самое особое, свойственное только хищникам, терпение.

— Кому? — презрительно хмыкнул Кузнецов. Женщина криво улыбнулась:

— Хищникам, — повторила она. — Знаешь, я никогда не видела, как волк загоняет жертву, но мне почему-то кажется, что именно так, как охотятся эти звери, так и он вёл себя со мной. Словно что-то знал обо мне. Словно имел на меня право... А теперь он не просто Серый Волк Андрей, а одиночка, который будет умирать один, но никогда и ни у кого не попросит помощи. А руку, протянутую ему, он искусает до крови. Но самое ужасное заключается в том, что он ввяжется в бой за Еву. И мне плохо становится при одной мысли о том, что завтра мне позвонит твой папа, и скажет, что Андрея больше нет... что он умер. Шесть лет назад это почти произошло. — Самойлова побледнела. — Пожалуйста, Митя, сделай то, что я тебя прошу. Мне больше не к кому обратиться, — и Самойлова выполнила запрещённый приём: улыбнулась и склонила к плечу голову. Кузнецов жадно сглотнул. Потом, прийдя в себя, выпалил короткое, ёмкое ругательство, которое графоманы неустанно прививают к древу своего творчества, смерил женщину мрачным взглядом и отвернулся от неё.

Стоя напротив окна, Кузнецов сунул руки в брючные карманы костюма и теперь смотрел на Москву, простиравшуюся у его ног, как влюбленная женщина: на, бери и пользуйся. Так склонялись перед ним многие, даже сама судьба. Но только не его Ира. Полная достоинства, умная, выдержанная, внешне холодная, Ира Самойлова горела своим собственным, ровным пламенем, которое так манило к себе и до которого никто так и не мог дотянуться. И Самойлова действительно никогда и ни о чём не просила его. А вот сейчас пришла к нему, чтобы молить его прийти на выручку. И к кому? К его сопернику? К мужчине, её обидевшему? Гнев на вора, укравшего его женщину, не принесшая ему счастья любовь, ненависть к извечному противнику сплелись в тугой хлыст ревности. Занеся руку с плетью, оскорблённое самолюбие ударило Кузнецова по лицу. На язык шли непрощаемые слова, разъярённая плоть требовала немедленного удовлетворения, но это была бы месть, недостойная его. Кузнецов стиснул зубы и закрыл глаза, беря под контроль свои чувства. У него получилось.

— Ир, скажи, а если я откажусь тебе помогать, то ты не простишь мне, и я тебя потеряю, так? — безжизненным голосом спросил Кузнецов. — А если я заставлю тебя унижаться, то ты и на это пойдёшь, но потом ты меня возненавидишь, и я навсегда тебя потеряю? А если этот мальчишка, этот твой Андрей вернётся живым и здоровым и придёт за тобой, то я тоже тебя потеряю? Получается, что бы я ни выбрал, я всё равно тебя потеряю... Ир, скажи честно, а был ли вообще такой день, когда ты мне принадлежала? Ты хоть когда-нибудь любила меня?

Кузнецов услышал лёгкие, знакомые с детства шаги, и почувствовал, как женщина, встав позади него, доверчиво прижалась к нему и обняла его. Он ощутил дразнящее тепло её тела, каждый его знакомый изгиб, и закусил губы. Шесть лет назад эта женщина перестала быть его собственностью и свела их любовные отношения на нет. Зато она по-прежнему ему верила, и он был благодарен ей даже за эту малость. Всё ещё глядя в окно, Кузнецов нашёл руку Самойловой и поднёс её пальцы к губам:

— Ир, знаешь, о чем я жалею?

— О том, что ты до сих пор меня любишь? — без тени улыбки спросила она.

— Балда ты... Я, Ир, жалею, что я не сделал того, что сделать хотел и сделать мог. В тот день, в то самое проклятое воскресенье, когда я приехал к тебе за своим котом, поднимись я к тебе тогда — и всё было бы по-другому. Ты никуда бы от меня не ушла. И не было бы никакого Андрея. Но я упустил свой шанс. А он этот шанс подобрал.

— Митя, а что ты хотел сделать? — Самойлова потёрлась щекой о надёжное плечо мужчины, который всегда был рядом с ней.

— Я? — горько усмехнулся Кузнецов. — А это неважно. Уже. — Кузнецов разжал руку и отпустил тёплые золотистые пальцы.

— Митя... — позвала Ира.

— Что тебе, зайка моя? — грустно спросил Кузнецов.

— У меня нет никого ближе тебя. И никогда не было.

— Да-да. Точно. Всё именно так, — кивнул Кузнецов и, потянув женщину за руку, поставил её перед собой. — Ир, скажи: он правда стоит твоей помощи?

— Да, — без тени размышлений кивнула женщина.

— Понятно... А еще скажи: ты простишь его? Обратно его примешь?

— Прощу — да, — ответила Самойлова. — Но это будет потом, когда мне больше не будет больно... Прощать людей — это как писать хорошие стихи. Знаешь, у Моэма есть один роман, который я очень люблю. Это — 'Театр'. В этом романе один из героев говорит, что хорошая поэзия проистекает только из тех чувств, которые понимаешь, когда они далеко позади, и ты становишься безмятежен. А мне до безмятежности ещё очень далеко... Что касается того, приму ли я его обратно... Нет, этого никогда не произойдёт. Видишь ли, — помедлив, призналась Самойлова и невольно щёлкнула браслетом от своих наручных 'Michael Kors', — я теперь знаю, что если я поддамся ему, то он перекроит меня на свой лад, превратит меня в эту свою... вторую Наташу. Которая стоит перед закрытой дверью и покорно ждёт, когда дверь откроется, и он позволит ей войти. А с таким отношением к себе я никогда не смирюсь. Для меня это невозможно.

Глаза Кузнецова вспыхнули. Он бросил на женщину быстрый взгляд и опустил ресницы:

— Ну, что ж, Ира, достойный ответ. Я рад услышанному... Так и быть, я сделаю для него этот код. Вернее, не код, а то, что хочешь ты. Когда Кейд сюда заявится? Ты же наверняка с ним уже созвонилась?

— Часа в три. Но разговаривала я только с Эль.

— Ага, только с Эль ты разговарила, — передразнил Самойлову Кузнецов. — Сколько времени сейчас, шантажистка?

Даже не глядя на часы, Ира ответила:

— Девять.

— Ого! -удивился Кузнецов. — В таком случае, нам действительно лучше поторопиться, потому что через час, и это самое позднее, код должен быть у Кейда. А ещё раньше — у этой твоей Эль... Всё, закончили дискуссию и пошли работать. — Кузнецов открыл дверь 'тайника', пропуская женщину вперёд. Самойлова взяла со стола свой серый замшевый жакет, смахнула в сумку ключи от машины и вышла из переговорной. Кузнецов и Самойлова отправились к лифту. Нажимая на кнопку, Кузнецов наклонился к Ире:

— Кстати, имей в виду: сама встречайся с Кейдом.

Ира вскинула на Кузнецова удивлённые глаза. Кузнецов фыркнул:

— Да-да, ты не ослышалась. И с этой скоти... с этим своим Серым Волком тоже сама разбирайся. А поскольку ваши с ним личные встречи, как я понимаю, исключены, то можешь воспользоваться PGP-шифром... Хорошая игра получится, — хмыкнул Кузнецов и вошёл в лифт. Женщина шагнула следом.

— Митя...

— Что тебе, Ира? — и Кузнецов комично склонил голову к плечу.

— Смешно, — по достоинству оценила шутку женщина. — Митя, скажи мне, а почему ты не хочешь с Андреем встречаться? Ты боишься его побить? — с непонятной для Кузнецова хитринкой в глазах невинно спросила Самойлова. — Кстати, я ещё помню, как ты в десятом классе настучал в бубен Иванченко только за то, что он меня в кино пригласил.

Кузнецов долго смотрел на Иру — так долго, что лифт успел доставить их на пятый этаж. Двери лифта открылись. Женщина вышла из отделанной стеклом и сталью коробки. Кузнецов сделал шаг за Самойловой, но передумал и придержал ладонью закрывающуюся дверь. Коробка лифта дёрнулась, и Ира обернулась.

— Митя, ты что, хочешь застрять? — усмехнулась она.

— Нет, Ира, я просто хочу пояснить свою мысль до конца и сделать это здесь, пока нас никто не слышит... Видишь ли, зайка, — пристально глядя в синие глаза, тихо и веско сказал Кузнецов, — Мишка Иванченко всегда был мне другом. Хотя мы с ним и были соперниками — из-за тебя... Но этот твой Серый Волк Андрей — он не друг мне, а враг. И за то, что он сделал с тобой, я хочу не побить его. Я хочу его убить...

@

8 апреля 2015 года, среда, днём.

Здание 'Москва-Сити', паркинг у блока 'А', Краснопресненская набережная, Москва.

Россия.

В три часа дня Даниэль Кейд припарковал свой 'ауди' на стоянке у 'Москва-Сити' и вышел из машины. Оглядевшись, он заметил серый 'туарег' с номером 'ВЕК 413', поднял на лоб солнцезащитные очки и быстро направился к кроссоверу. Наклонившись к окну, Кейд увидел светловолосую женщину, сидевшую к нему в профиль. Откинув голову на подголовник кожаного сидения, Самойлова закрыла глаза, погружённая в свои мысли. Помедлив, Даниэль осторожно постучал в стекло. Ресницы Иры дрогнули, и она, не оборачиваясь, распахнула дверь с правой стороны. Даниэль послушно сел на пассажирское сидение.

— Добрый день, Ирина. Я.... спасибо, что не отказались мне помочь. Хотя вы и могли бы. -Кейд смущённо взъерошил волосы, избегая смотреть на женщину.

— И вам спасибо за извинения. Они приняты, — ответила та чуть низким, чуть хриплым голосом, и Даниэль вздрогнул, почувствовав силу того странного притяжения, которое называют влечением.

'Что это со мной? Даже с Эль подобного я в первый раз не испытывал', — удивился Кейд. Недоумевая, почему незнакомка разом приобрела над его телом такую власть, Даниэль повернулся к женщине — и замер. На него смотрели синие глаза, манящие в себя, как омут. Кейд сглотнул.

— Поразительно, — невольно прошептал он. Женщина насмешливо дёрнула уголком рта и протянула Даниэлю миниатюрный USB-носитель. Даниэль потянулся за маленьким кусочком из серебристого металла и дотронулся до женской руки. По телу Даниэля пробежал ток. Влечение превратилось в желание.

— Поразительно, — повторил Даниэль и снял флешку с ладони женщины.

— Что поразительного? — сухо и насмешливо поинтересовалась Самойлова.

— Поразительно, что Эль предупреждала меня о подобном. И поразительно, что я ей не поверил, — честно сказал Даниэль, прекрасно понимая, как сейчас он смотрит на эту женщину.

— И что, теперь меня ждут из-за этого какие-то неприятности? — иронично, в манере, присущей только ей одной, спросила Самойлова и в точности воспроизвела жест Эль, изящно изогнув тонкую бровь. Эта, с детства знакомая Даниэлю привычка, моментально отрезвила его и тут же расставила всё по местам. Очарование прошло. Морок исчез. Влечение растворилось. Теперь Даниэль видел перед собой обычную, хотя и довольно миловидную женщину, на которую он всего несколько дней назад объявил охоту. Эту женщину он ещё вчера обвинял во всех смертных грехах. Но эта женщина вопреки всему, что Даниэль думал о ней и сделал ей, согласилась помочь разыскать его дочь — украденную у него Еву.

Что до Самойловой, то она видела перед собой не блестящего бизнесмена, а стойко переносившего удар за ударом, но — почти сломленного мужчину. И этот мужчина был готов на всё, чтобы спасти свою дочь, вернуть её домой — живой, невредимой, здоровой...

Глаза Самойловой и Даниэля встретились. Мужчина первым отвел взгляд.

— Прошу прощения, Ирина, — тихо покаялся он. — Я.... мне действительно сейчас очень трудно. Я даже происходящее плохо контролирую. Совсем не мой стиль. Ещё раз, извините.

Женщина кивнула.

— Даниэль... — мягко позвала она.

— Да? — с готовностью повернулся тот.

— Даниэль, то, что я скажу вам сейчас, это не самое правильное, но... но вы будете должны мне кое-что взамен этой 'флешки'.

— Всё, что угодно, — искренне ответил Кейд. — Всё, чтобы вы не попросили.

Ира помолчала, проигрывая в голове свою мысль до конца. Потом, тщательно подбирая слова, произнесла:

— Вы отсюда поедете к Андрею Исаеву на Тёплый Стан, так? Мне Эль утром сказала.

— Да. В четыре я должен быть у него, — кивнул Кейд.

— Так вот. Вы пообещаете мне, что Андрей Исаев никогда не узнает от вас о том, что я влезла в эту историю. Я не хочу, чтобы вы выдали ему этот секрет. Ваша жена, Эль, пообещала мне сохранить мою роль в этом деле в тайне в обмен на программу, которую я утром прислала ей и которую она пять часов назад отдала Максу Уоррену. И вы, Даниэль — вы тоже должны пообещать мне своё молчание в обмен на 'флешку', которую вы только что взяли у меня.

Это была не просьба, а приказ, на который Ирина Самойлова имела полное право.

— А если я вас обману? — невесело усмехнулся Кейд, разглядывая USB-носитель.

— А это у вас не получится. — И Ира преувеличенно аккуратно сняла пылинку со своего замшевого жакета.

— Почему не получится? — поднял голову Даниэль.

— Ну, хотя бы потому, что ни на этой 'флешке', ни в том эсэмэс, что отправила Максу Эль, кода 'НОРДСТРЭМ' нет. И никогда не было.

— Подождите, я не понимаю. Так что же вы тогда отдали Эль? И что вы даёте мне сейчас? — нахмурился Кейд, крутя в пальцах 'флешку'.

— А это не вам, а Андрею. Вы отдадите 'флешку' ему. Это то, что поможет ему разыскать вашу дочь.

— И вы, конечно, мне это обещаете, да? — криво усмехнулся Даниэль. В ответ он ждал традиционные слова, на худой случай — улыбку, но вместо этого увидел взгляд, вспыхнувший синем пламенем:

— Мне нет нужды обещать вам то, что я точно знаю.

@

8 апреля 2015 года, среда, днём.

Квартира Андрея Исаева, улица Академика Варги, д. 1. Москва.

Россия.

Перекинув длинные ноги через ручку любимого кресла, сунув в левое ухо наушник, подключенный к iPad, Андрей Исаев сидел в своей кухне и, пользуясь инструкцией, сосредоточенно монтировал к игрушечному вертолёту начинку выпотрошенной им профессиональной миникамеры GoPro. Вертолётик шириной в собственную ладонь Андрей ещё утром купил в торговом центре на Профсоюзной. Любому стороннему человеку, который бы сейчас увидел Исаева за работой, могло показаться, что мужчина увлечённо собирает игрушечный вертолёт для какого-нибудь энергичного мальчишки. Активные пользователи 'YouTube' сказали бы, что Андрей Исаев создаёт миниатюрный квадрокоптер, которые используют спортсмены-трюкачи — большие любители 'селфи', для съёмок своих трюков с высоты или на волне. Но все эти умозаключения были для непосвященных. Следуя инструкции и видеочертежам, присланным ему его другом из 'Nokia', Андрей монтировал 'беспилотник' — маневренную, легко управляемую разведывательную систему. Этот вертолёт — или 'мини-дрон' — не превышал десяти сантиметров в длину и двух с половиной сантиметров в ширину, и весил всего шестнадцать граммов. Оснащая 'беспилотник' GPS-модулем и несколькими датчиками, Андрей хотел добиться, чтобы его 'мини-дрон' развивал скорость в десять километров в час при зарядке аккумулятора на полные двадцать минут полёта. С учетом того, что маневременный 'беспилотник' сопровождал свой полёт видеосъемкой и трансляцией записи в режиме реального времени, эта игрушка должна была стать глазами и ушами Андрея там, где он сам не мог увидеть и услышать противника.

Сборку 'мини-дрона' прерывал вкатившийся в кухню круглый, диском, чёрный робот-пылесос от 'Frezerr'. Пылесос напоминал летающую тарелку. На пылесосе гордо воссидал британский кот Самсон, и, как царь на троне, гордо осматривал свои владения — квартиру Андрея. Проводив кота весёлым взглядом, Исаев фыркнул и приготовился вставить в ухо второй наушник, чтобы дослушать инструкцию до конца.

— Bro, уже без пятнадцати четыре. Ты мне напомнить просил, — выглянула из комнаты Диана. Руки у нее были заняты стопкой белых курток 'уваги', традиционных для айкидо широких чёрных брюк 'хакаму' и простроченного четырехметрового черного пояса 'оби'. — Куда мне это положить? Я всё выстирала. Пояс, правда не трогала, как ты и просил.

— В шкаф подальше брось, потом сам разберу. Спасибо тебе, моя домработница.

— Вот сейчас вообще не смешно. — Диана укоризненно поджала губы. Андрей вытащил из уха наушник и с усмешкой оглядел сестру, волосы которой были стянуты на затылке в забавный хвост. Хвостик походил на крошечную пальму.

— А как мне ещё прикажешь тебя называть, если ты мою квартиру по три раза на дню 'вылизываешь'? Или мне объяснять всем и каждому, что это я так эксплуатирую младшую сестру? Или — что она за мной, как за младенцем, ухаживает? Тебе какое из двух объяснение больше понравится?

— Мне больше понравится, если ты своим гостям вот это передашь. — Бросив на диван в кухне стопку 'доги', Диана торжественно выложила на кухонный стол семь маленьких круглых пуговиц. — Между прочим, это от женской рубашки, — со знающим видом объявила сестра. — Я эти пуговички в твоей спальне нашла, валялись под кроватью... Шесть пуговиц ещё прилично выглядят, только ниточки торчат. А седьмая так вообще вырвана с мясом... Интересно, и чем ты тут занимаешься, пока меня нет? — обвинительным тоном проворковала Диана и сделала глубокомысленное лицо. Андрей на её выпад не клюнул.

— Окстись, милая, — невинно улыбнулся старший брат, проверяя лопасти вертолётика. — Когда это я сюда кого приводил?

— Уверен? — Сестра поиграла бровями. Андрей промолчал. Так и не дождавшись ответа, Диана подхватила стопку форменных курток и удалилась в комнату. Убедившись, что Диана его не видит, Андрей отложил вертолётик. Собрал кончиком пальца в ряд на столе семь пуговиц. Память услужливо подсказала ему одну сцену, разыгравшуюся в его спальне пару дней назад, когда он рвал рубашку с женщины, которая отбивалась от него, не желая ему поддаваться. Сегодня мысль об этой женщине вызывала не вожделение, а боль.

'Она ушла, потому что ты так хотел. Всё, кончено, хватит...'

Андрей помедлил — и безжалостно смахнул пуговицы в большую картонную коробку, где уже лежали разноцветные провода от вертолёта и ненужные крепежи от камеры.

'Выкину вместе с мусором', — пообещал себе он. Диана, вернувшаяся с утюгом, немедленно заметила пропажу своей находки.

— А где пуговицы? — поинтересовалась она, убирая утюг в кухонный шкаф у окна.

— В Караганде, — отрезал Андрей. — А теперь иди сюда. Значит так: сейчас ко мне придут, а тебя я попрошу сделать мне одолжение... Господибожемой, да оставь ты уже утюг, в конце-то концов. И кота тоже оставь в покое. Дай животному порезвиться.

Подтверждая слова Андрея, Самсон издал победоносное 'мяу' и выехал на пылесосе в прихожую.

— Ну, что тебе надо? — Диана с трудом переключила внимание с кота на старшего брата.

— Бери вот этот 'дрон' и дуй в Тропарёвский парк вместе с Самсоном. Там погоняете вертолёт вместе. Для управления 'дроном' на, возьми, мой iPad. Я его уже настроил. Принцип управления вертолетом — как с игровой консоли. Помнишь, мы с тобой в детстве резались?

Диана кивнула.

— А у нас с тобой здорово получалось, — улыбнулась воспоминаниям Диана.

— Вот и вспоминай свои навыки, — усмехнулся Андрей. — Управляй 'дроном' так, чтобы Самсон не смог до него добраться, но, чтобы ты смогла сделать съёмку кота. Ди, ты всё поняла? Это действительно важно.

— А что ты хочешь в итоге получить? — наморщила лоб сестра, разглядывая миниатюрный вертолёт.

— Я хочу, чтобы этот 'беспилотник' выдавал тебе он-лайн трансляцию на iPad, без искажения записи и звука. — Андрей скинул ноги с кресла и встал. — А ещё мне надо, чтобы ты держала язык за зубами. Через час возвращайся. Но сначала позвони мне, чтобы на заказчика не нарваться, хорошо?

— А это точно будет заказчик, а не какая-нибудь заказчица, которая явится сюда за своими пуговицами? — прожурчала, как весенний ручеек, Диана, стаскивая резинку с головы и приглаживая волосы. Андрей нахмурился:

— Слушай, Диана, может, уже хватит?

— Ладно, прости, не буду. — Диана миролюбиво потёрлась носом о плечо старшего брата. — Ты только скажи мне, что такого произошло, что ты в спальне спать не можешь. Ночью ушёл на кухню, стащил с дивана подушку на подоконник и до рассвета так и просидел. То курил, то музыку слушал... А утром так вообще, как зверь, сорвался на несчастную Терентьеву с этим её вечным предложением поехать в Прагу. Мне её даже жалко стало... Кто-то украл твое сердце, Андрей? — прошептала Диана.

Исаев вздрогнул, но так ничего и не сказал. Вздохнув, Диана прижалась к брату. Невесёлые мысли Андрея и его младшей сестры прервал жалобный крик Самсона, всё-таки навернувшегося с пылесоса. Ахнув, Диана расцепила объятия и полетела к коту. Андрей криво улыбнулся, глядя как маленькая Диана с трудом поднимает на руки любимое восьмикилограммовое животное и гладит его, утешая. Сняв с кресла висевший на его ручке рюкзак, Андрей принялся убирать в него iPad и 'беспилотник'.

— Пойдём, Ди, — проводив сестру до входной двери, Андрей вручил сестре сумку. — Вертолёт и панель управления здесь. Набери мне через час, сразу сюда не являйся, — ещё раз напомнил Андрей.

— Ага, — ответила Диана.

— Мя, — дал своё обещание счастливый кот, вплывая в лифт на руках любимой хозяйки. Закрыв входную дверь, Андрей вернулся на кухню и начал собирать в коробку, где уже лежали семь пуговиц Самойловой, ненужные ему детали. В картонный ящик полетели миниатюрные гайки, шурупы, пластиковые элементы крепежей и металлические части. Засовывая коробку в плотный мусорный пакет, Андрей услышал сигнал домофона. Исаев снял трубку.

— Я, — сказал он.

— Андрей, добрый день, — басом пропела консьержка. — Тут к тебе некий Даниэль Скейт пришёл.

— Пусть поднимается, — хмыкнул Андрей. — Спасибо.

— Впускаю...

Попрыгав на босой ноге у двери, Исаев натянул мягкие мокасины. Даниэль вышел из лифта. Андрей встретил его в прихожей.

— Добрый день. Проходи, — по-свойски кивнул Андрей и подал гостю руку. Обмениваясь традиционным мужским приветствием с хозяином квартиры, Даниэль внимательно рассматривал Исаева и производил в уме быструю оценку.

'Занятный парень. Необычные у него глаза: спокойные, ясные, и в то же время смотрят так, точно их владелец знает о тебе что-то очень важное. И руки у него тоже необычные: ладонь узкая, но пальцы тренированные, сильные. Мощь и нажим он контролирует, но при желании может и руку сломать. Внешне совсем не похож на Эль, если только не брать в расчет то, что он, судя по всему, такой же чистюля. Казался бы вполне беззаботным, если бы только не этот его взгляд... Так что не будем обманываться на его счет: Фадеев недаром отрядил его на поиски Маркетолога. Такую как она, обмануть очень трудно, а заставить делать то, чего не хочет она, по-моему, вообще невозможно. Но этот парень каким-то образом справился с ней, раз она решила ему помочь... Интересно, что между ними?' — закончил свои умозаключения Даниэль и удивился: последний вопрос явно имел привкус ревности. Впрочем, нанеся мимолетный укол его самолюбию, ревность тут же исчезла.

— Даниэль, проходи в кухню, я сейчас... только 'Vaio' из комнаты принесу, — услышал Кейд голос Андрея.

'А вот это точно моя Эль: те же бархатные нотки...'

Кивнув, Даниэль отправился вперёд по коридору прихожей. Белая и чёрная, крупная, без узоров, плитка, выложенная как шахматная доска, привела его в просторную кухню. Даниэль с любопытством осмотрелся. Стены из натурального кирпича были окрашены в гладкий белый цвет. Белый потолок и стены разделял простой, широкий потолочный плинтус. Правую стену кухни занимали белые глянцевые шкафы из 'Икеа'. Единственным 'цветным' пятном в этой чёрно-белой кухне был стоящий по левой от входа стене светло-серый, обтянутый кожей, диван, да еще плюшевое, серого цвета, кресло. Чувствовалось, что именно в этом кресле хозяин квартиры проводит большую часть своего времени. Стремясь лучше освоиться с новым местом, Даниэль шагнул к дивану. Рядом с диваном возвышался небольшой черный шкаф, на котором Кейд углядел две прозрачные вазы. Первая, круглая, как шар, была почти доверху заполнена золотыми и серебряными медалями. Даниэль удивился. Запустив руку в вазу, он вытащил одну из них. Медаль была непривычно-тяжёлой и оказалась облитой не фольгой, как шоколад, а золочёной медью.

'Да это же не шоколадка — это же настоящая медаль. И их тут — целая ваза.'

Изумлённый открытием, Даниэль повертел медаль гранями и прочитал: 'Шахматный турнир на первенство Москвы — 1998'. Вздёрнув бровь, Даниэль вернул 'шоколадку' на место и присмотрелся ко второй вазе. В ней, напоминавшей высокий стакан, красовались небрежно свернутые в трубочку листы плотностью ватмана. Даниэль поддел одну из трубочек пальцем, вытащил, развернул хрустящий, упорно не желавший разгибаться лист и с удивлением воззрился на японские иероглифы. Чуть ниже на английском 'красовался' и перевод: 'Сертификат Международной Федерации Есинкан Айкидо (AYF) 2014'. Аккуратно вернув грамоту в вазу, Даниэль задумчиво оглядел аккуратную кухню. На взгляд Кейда, для полноты картины здесь явно чего-то не доставало. Подумав, Даниэль осторожно раздвинул пальцем глянцевые жалюзи.

И всё сразу встало на своё место. На низком, широком подоконнике из белого искусственного камня лежала серая подушка, явно перенесенная с дивана. Рядом с подушкой выстроились сдвинутые в небрежный ряд кубки и призы, которые их хозяин прятал от постороннего взгляда. Здесь же лежала и стопка книг: пособия 'Работа со следами на месте происшествия' и 'Криминалистическая фотосъёмка и видеозапись'. Лицензионные диски с музыкальными композициями и два сиди-рома с аккуратно надписанными косым почерком, как у левши: 'Докторская — часть #1' и 'Докторская — депонированные черновики'. Здесь также были романы Шелленберга 'Лабиринт' и 'Вся королевская рать' Уоррена. Последняя книга был заложена красным фломастером. Даниэль раскрыл книгу. 'Ты должен сделать добро из зла, потому что его больше не из чего сделать', — прочитал Кейд.

'Так вот, что знает о тебе эта женщина. Высокий интеллект, неимоверное упорство и боевая сущность мужчины', — подумал Даниэль, продолжая разглядывать кубки. За этим занятием его и застал Андрей.

— А, нашёл, — без особой радости, но и без раздражения произнес Исаев, и вытащил 'Vaio' из сумки. — Садись в кресло или на диван. Есть алкоголь, кофе и чай. Ты что будешь?

Даниэль направился к дивану и сел там, не желая лишать хозяина его любимого кресла.

— Чай. А почему ты 'их' прячешь? — и Кейд кивнул головой в сторону подоконника, намекая на призы.

— А кому 'они' нужны? — искренне удивился Андрей. — Я же на участие в Олимпиаде не претендую. Это же так, мои обязательные и командные. Год назад я их выкинул на помойку, но моя домрабо... — Андрей осёкся, — то есть моя младшая сестра закатила мне скандал, а потом вытащила всё это из 'мусорки'. Лично всё отмыла и к матери домой перевезла... Еле-еле уговорил сестру вернуть всё обратно. И теперь Диана каждый раз начинает свой визит ко мне с того, что поштучно пересчитывает всё это добро, — небрежно заключил Андрей.

А Даниэлю на ум пришла коробка с его детскими письмами, которые когда-то составляли всё богатство маленькой Эль и которые его жена хранила с трогательной заботой. И Кейд улыбнулся: женщины всегда одинаковы в своих чувствах. Сентиментальнее их только очень жестокие мужчины...

— Ну, так и отдай эти свои призы матери, — посоветовал Кейд.

— Ага, сейчас, — усмехнулся Андрей, включая чайник и кофеварку. — А моя маман возьмёт, да и сделает из этого мой прижизненный иконостас. — Следя за чайником, Исаев сунул руки в карманы бежевых слаксов и прислонился спиной к шкафу.

— Чего-чего? — улыбнулся Кейд. Андрей отметил, что его гость, наконец, расслабился и поздравил себя: в его работе самым трудным было начать разговор с потерпевшим.

— Ну, моя матушка сначала развесит мои медали и грамоты у себя на стене, — пояснил свою мысль Андрей, — а потом примется водить к себе экскурсии из своих студенток... Видишь ли, моя мама в консерватории преподает, — перехватив вопросительный взгляд Кейда, пояснил Андрей. — Учительница музыки, любящая всё прекрасное, которая верит в вечную любовь и прочный брак. Мама с отцом считали, что у каждого ребенка должно быть три увлечения, которые развивают мозги, тело и вкус. Поэтому Диану 'заслали' в литературный клуб, районную студию хореографии и художественную школу. А меня — в школу айкидо, в шахматную секцию и в музыкальную школу. Что-то со временем ушло, а что-то осталось. Диана, например, учится в 'строгановке', но вместо балета теперь занимается йогой... А теперь ты рассказывай, — без всякого перехода предложил Андрей.

— О чём? — Кейд даже вздрогнул от неожиданности.

— А обо всём, что привело к исчезновению Евы, — и Андрей 'нырнул' в один из белых глянцевых шкафов, разыскивая коробку с чаем.

— И с чего я должен начать? — наблюдая за плавными, уверенными движениями хозяина квартиры, поинтересовался Даниэль.

— С чего хочешь. Например, с того самого момента, как ты пришел в 'Альфу' и на лестнице наткнулся на меня, — пошутил Исаев. Даниэль поджал губы и изогнул бровь. Андрей кинул из-за плеча на гостя быстрый, изучающий взгляд, после чего достал сахарницу и поставил её на стол. — Так зачем тебе понадобилась Самойлова, Даниэль?

— А ты, судя по всему, её хорошо знаешь? — тут же нашёлся Кейд. Исаев поднял на собеседника непроницаемые глаза:

— Я, Даниэль, не то, чтобы 'хорошо' её знаю — просто я нашёл эту женщину по заданию своего начальника, но — для тебя. И именно после этого твоя дочь пропала. Вот и давай разбираться с исчезновением Евы с этого момента. Так с чего тебя потянуло устроить слежку за Самойловой? — Вернувшись к шкафу, Андрей отмерил заварку на две чашки и потянулся за чайником.

— Ну, я решил, что Ирина может угрожать моей дочери. — Кейд положил ногу на ногу. Руки он скрестил на груди, точно 'закрылся'. — Видишь ли, мать Ирины и мой отец были убиты в одном месте, в одно и то же время, — неохотно признался Кейд. — И в своё время я искренне считал, что это мать Ирины была убийцей моего отца. Ну, по крайней мере, так мне сказал Рамадан.

— А кто такой Рамадан? — невинно поинтересовался Исаев.

'Интерпол, дело сто семь, — думал он. — Карачи. Год восемьдесят третий. Именно Рамадан заявил мать Самойловой в полиции, как убийцу... Очень интересно!'

— Ах да, ты же ничего не знаешь о моей семье, — не подозревая, о чем размышляет Андрей, вздохнул Даниэль. — Рамадан — это брат моей матери, и он был другом моего отца. Родного отца, — поправился Кейд. — Впрочем, с того момента, как мы с матерью перебрались в Лондон — тогда мне было примерно одиннадцать — моя мать перестала поддерживать с Рамаданом какие-либо контакты.

— Вот как? А почему? — поинтересовался Андрей и нажал на кнопку кофеварки. Машина запыхтела и зафыркала. Наблюдая за процессом, Кейд задумчиво пожал плечами:

— Почему? Ну, речь шла о семейной обиде. Видишь ли, Рамадан не пришёл провожать мою мать, когда мы уезжали в Лондон. И когда мы переехали в Оксфорд, мать взяла с меня обещание, чтобы я никогда не искал Рамадана. И я дал ей это слово.

— И Рамадан никогда не видел Еву, твою дочь. Так?

Кейд поднял брови:

— Ты что, считаешь, что Рамадан мог желать зла моей Еве?

— А почему нет? — резонно спросил Андрей.

— Ну, откровенно говоря, у меня бы тоже появилась такая мысль, — нехотя признался Даниэль. — Но про Рамадана забудь. Я много лет назад проверял: он ничего не знает о существовании Евы. Все связи между моей семьей и Рамаданом двадцать лет, как прерваны. К тому же у Рамадана есть сын. Я узнавал. Не знаю только, родной или приёмный ему этот мальчик (я никогда не видел его), но этот мальчик — наследник Рамадана. Причем, наследник по закону. Так что у Рамадана нет повода желать зла ни Еве, ни мне.

Андрей подумал и кивнул.

— Тогда можешь мне рассказать, в чём конкретно ты подозревал Самойлову? — попросил он.

— Ирину?.. Ну, когда моя дочь устроилась на работу в 'НОРДСТРЭМ', я подумал, что Ирина может считать, что это мой отец убил её мать. И что Ирина попытается отомстить мне через Еву... Сейчас-то я понимаю, что по сути, я спроециривал все свои страхи на эту женщину, — признался Кейд. — Решил, что Ирина такая же, как и я, и что она рассуждает так же. Вот тогда я и нанял господина Фадеева проследить за ней. Хотел разобраться, что эта женщина представляет из себя на самом деле.

— Ну и как, разобрался? — Андрей старался говорить ровным тоном, но в голосе его прозвучала нотка сарказма, и Кейд поднял голову.

— Разобрался, — усмехнулся он, — причём, с твоей помощью. — Глаза Андрея вспыхнули, но запал Даниэля уже прошёл. — Откровенно говоря, лучше бы я этого не делал, — признался он. — На меня посыпались неприятные открытия. — И Кейд поёжился. — Мне надо было просто всё сразу рассказать Эль. А я решил этого не делать, и в итоге Эль устроила мне такую... как это по-русски? — а, вот: головомойку за то, что я следил за её лучшей подругой. Так я и узнал, что Ирина взяла мою дочь в 'НОРДСТРЭМ' по просьбе Эль... А моя дочь так 'прониклась' Ириной, что теперь тоже учится на специальность маркетолога, — и Кейд в первый раз улыбнулся.

— Забавно, — Исаев фыркнул, пристраивая на краешек белого кухонного стола чайник и чашки. — А кстати, Даниэль, зачем твою Еву в 'НОРДСТРЭМ' 'понесло'? Самойлова же не силком её туда притащила, — безмятежно спросил Исаев, наливая в одну из чашек робусту. Кейд замешкался.

— Ну, мой ответ на твой вопрос будет выглядеть немного по-дурацки, — предупредил он.

— А ты отвечай только за то, что ты говоришь, а не за то, как я это пойму, — посоветовал Андрей, направляясь к столу вместе с чашкой.

— Ого, как так излагаешь, — Даниэль поднял брови. — Ну, хорошо, — и он потянулся за чаем. — В общем, моя дочь увидела, что я читаю посты Маркетолога и подумала, что я решил... как это по-русски? — а, вот: приударить за Ириной. А поскольку все считали Ирину Маркетологом, то моя дочь взялась устроить наше с ней знакомство. Ева думала меня на ней женить. — Даниэль попробовал чай и одобрительно кивнул. Андрей замер на полпути к креслу, чуть не расплескав свою чашку. — Вот-вот, — наблюдая за реакцией Исаева, ехидно улыбнулся Кейд. — Я тебя предупреждал: это будет выглядеть по-дурацки.

— А как это должно было выглядеть на самом деле? — ровным, ничего не выражающим голосом спросил Андрей, разглядывая, как Даниэль безмятежно делает новый глоток чая. В голове у Исаева некстати шевельнулась мысль о семействе Борджиа и их привычке подсыпать соперникам яд в напитки. Кейд перехватил взгляд Исаева.

'Вот ты и попался, Андрей: между тобой и этой женщиной точно, что-то есть', — подумал Даниэль.

— 'Дарджиллинг'? — невозмутимо спросил Кейд, указывая янтарными глазами на чашку. Андрей мрачно кивнул. — Отличный чай, — вздохнул Кейд, наслаждаясь вкусом, и, допив чай, отставил чашку. — Андрей, а теперь послушай меня... — И Даниэль спокойно и уверенно, без красочных деталей и лишних слов, поведал Исаеву о том, как полгода назад 'схватился' с Эль из-за рекламы в социальных сетях на благо 'Кейд Девелопмент'. Он также рассказал о том, как решил найти достойного специалиста по маркетингу. И о том, как Ева, разгадав интерес отца к Маркетологу, сделала неправильные выводы и отправилась покорять 'НОРДСТРЭМ', желая познакомить отца с Ириной.

Даниэль поведал даже о том, как был удивлен и раздосадован, когда его двадцатилетняя дочь сделала невозможное: нашла женщину, Маркетолога, которую никто не мог найти. И что это подвело Даниэля к решению разорвать контракт с 'Альфой' и выйти на контакт с Самойловой один на один. И как внезапная смерть Дэвида Кейда расставила всё по местам, стряхнув всё наносное, ненужное. И как Эль и он, Даниэль, решили привезти Еву в Лондон, чтобы девочка, наконец, узнала свою настоящую семью и обрела обоих родителей.

— Вот и всё, — заключил свой рассказ на одну чашку чая Даниэль. — Но как это поможет тебе найти мою дочь, я, честно говоря, не представляю. Ничего интересного я тебе не рассказал.

Андрей задумчиво посмотрел на Даниэля.

— На самом деле ты рассказал мне много чего интересного, — признался Исаев.

— Да? Например?

— А сейчас объясню, — пообещал Андрей, — но сначала давай погорим о твоём окружении. Даниэль, — попросил Андрей, — расскажи, кто такой Макс Уоррен?

— А при чем тут... Ну ладно, — вздохнул Кейд, набираясь терпения на новый рассказ. — Макс Уоррен — это мой приятель. В юности был влюблен в Эль. Но это я так думал... Но я ошибся, потому что Макс отказался от неё и уехал со мной в Москву. Последние двадцать лет Макс живет здесь, в России. Тут Макс и сделал свою карьеру — в моей фирме, работая на меня. Сейчас Макс -мой заместитель. Отличный, исполнительный помощник. Ни разу не подвёл меня, не нарушил ни одного распоряжения. Ведёт все финансовые расчеты. Кстати, именно Макс занимался подписанием контракта на получение моей фирмой кода 'НОРДСТРЭМ' ... Когда я начал подозревать Ирину в нечистоплотной игре с моей дочерью, то именно Макс выяснил всё о её связях с Кузнецовым... Дмитрий Кузнецов — он, знаешь ли, отвечает за промышленную разведку в 'НОРДСТРЭМ', — сказал Кейд, и Андрей удивлённо поднял брови. — Вот именно, — наблюдая за реакцией Исаева, кивнул Кейд. — Когда Макс выяснил о связях Кузнецова и Ирины, то и я, в свою очередь, решил, что они могут воспользоваться кодом, чтобы 'взломать' мою фирму. Вот тогда я и распорядился заморозить контракт с 'НОРДСТРЭМ'. Конечно, это всё случилось, когда я ещё подозревал Ирину... На почве приостановки контракта с 'НОРДСТРЭМ' у меня и Макса возник конфликт интересов. Макс настаивал на подписании контракта. Я отказался. И Макс обиделся. В качестве компенсации за время, потраченное Максом, я подарил ему 'корветт'. Макс, он... в общем, есть у него одна слабость: он любит дорогие, красивые вещи. Макс немного тщеславен, -неохотно признался Кейд. — Но это — его грехи. А я, — и Даниэль поморщился, — в общем, я -человек, которому Макс верит — оснастил его 'корветт' дополнительным GPS-устройством, доступа к которому у Макса нет. И я потребовал, чтобы Макс воспользовался 'корветтом', чтобы привезти Еву в аэропорт. Просто я.... я волновался за Еву.

— И в какой именно аэропорт должен был привезти Еву Макс?

— В 'Домодедово'. Макс и Ева — они оба должны были вчера вылететь в Лондон. Но не прилетели.

— Так-так... А скажи мне, Даниэль, ты доверяешь Максу? — сузил зрачки Исаев.

— Я? — удивился вопросу Кейд. — Безусловно. Нет, я, конечно, знаю, что Макс далеко не ангел, но на подлость он не пойдёт. И Эль ему доверяет.

— А Эль почему? — прищурился Андрей. Вопрос был вполне нейтральным, но, на свою беду, Даниэль в красках вспомнил то рождество, когда Макс привёз Эль к нему в Оксфорд. Расскажи он, Даниэль, это Андрею сейчас — и немедленно откроется всё то тайное, что было ему, Даниэлю, дороже всего. И Даниэль немедленно решил, что эта сугубо личная информация не заслуживает того, чтобы отдать её в руки пусть и умного, но всё же пока постороннего для него и Эль человека.

Андрей заметил окаменевшее лицо Даниэля и решил на время отступить.

— Ладно, Даниэль, не напрягайся, — кивнул Андрей. — Скажи мне лучше вот что: где выход на программное обеспечение, считывающее данные с GPS-локатора, установленного в 'корветте' Макса?

— Здесь, — ответил Даниэль и с готовностью выложил на стол свой iPhone. Андрей посмотрел на телефон, но в руки его не взял.

— А ты сможешь оставить мне свой мобильный при необходимости? — спросил Исаев.

— Да, конечно, смогу. А тебе он зачем? — заинтересовался Даниэль.

— Может быть, и понадобится, — Андрей допил кофе, сел в кресло, придвинул к себе 'Vaio' и нажал на кнопку 'включить'. — А кстати, я правильно понимаю, что последним, кто видел Еву в Москве, был этот самый Макс? — Даниэль согласно кивнул. — Так-так... И письмо от неведомого Симбада тоже получил Макс?

— Ну да.

— Ну-ну. И где твой Макс в последний раз видел Еву?

— Макс высадил Еву у входа в зону вылетов. Сам он поехал к парковке, чтобы пристроить там автомобиль. А когда Макс вернулся за Евой, то Евы на условленном месте уже не было. Свидетели сказали Максу, что Еву подобрала какая-то машина, и девочка уехала в ней. Возможно, в 'Volvo' или другом похожем на 'Volvo' седане. Это всё, что я знаю.

Андрей кивнул и отправил через телекоммуникационную систему i-24/7 запрос на вход в единую сеть парковок аэропортов Москвы.

— Даниэль, а почему Макс вообще высадил Еву из 'корветта'? Это ты его так просил или это Макс сам так придумал? — поинтересовался Андрей.

— Ни первое, ни второе. Это Ева попросила Макса. Моя дочь сказала Максу, что подождёт его наверху, у центрального входа. Ева пожаловалась, что её укачивает в машине.

— А что, у Евы такой плохой вестибулярный аппарат?

Кейд вскинул на Исаева непонимающий взгляд. Андрей перевёл вопрос на английский.

— Ах, вот ты о чём, — кивнул Кейд. — Нет, до этого, Еву никогда и нигде не укачивало. Моей дочери очень нравится заниматься экстремальными видами спорта, что при такой болезни, согласись, было бы невозможно.

— И что же нравится Еве?

— Ну, сначала это была роликовая доска, потом мопед, теперь — водные лыжи и мечты о серфинге. Видимо, у моей дочери одно желание: поскорее шею себе свернуть, — буркнул Даниэль и отвёл глаза. И Андрей понял: всю свою жизнь Даниэль оберегал Еву и очень громко протестовал против подобных хобби.

— Ну и детки пошли — нет, чтобы дома перед телевизором сидеть и вышивать? — Андрей мягко поддел Кейда, но дальше развивать эту тему не стал. — А теперь, Даниэль, повтори мне, пожалуйста, дословно, то, о чём именно ты попросил Макса, когда приказал ему доставить Еву в аэропорт.

И с этими словами Исаев ввёл в систему Интерпола свой идентификационный номер и 'позывной', который составлял вторую часть его пароля для доступа. Кейд прикрыл глаза, чтобы в точности воспроизвести их с Уорреном разговор.

— Я, — медленно начал Даниэль, — сказал Максу, чтобы он проводил мою дочь в аэропорт и лично довел её до зоны регистрации на рейсы. На следующий день Макс перезвонил мне и сказал, что хочет проводить Еву в Лондон, потому что так было бы безопасней. И я поддержал предложение Макса.

— Тогда почему 'повёрнутый' на безопасности твоей дочери Макс так просто отпустил от себя Еву? — Андрей поднял голову от компьютера. — Почему он не довёз Еву до парковки?

— Это что, так важно? — поморщился Кейд, уже уставший от дотошности Андрея. Тёмная, прямая бровь Исаева удивлённо взметнулась вверх.

— А ты считаешь, что это не важно? — спросил он. Кейд кивнул. — Понятно... Знаешь что, Даниэль, дай-ка я тебе кое-что объясню. Как говорят по-русски, объясню на пальцах...

— Видишь ли, — начал Андрей, — для меня в вашей с Максом расстановке сил, ты — босс, заказчик, а Макс — всего лишь рядовой исполнитель. Ты попросил своего подчинённого сделать одну-единственную, но очень конкретную вещь: отвезти твоего ребёнка в аэропорт и убедиться, что Ева сядет на тот рейс, который ты для неё выбрал. По твоим словам, ты начальник Макса почти двадцать лет. Для меня это означает, что Макс привык дословно исполнять все твои распоряжения. А в этот раз Макс нарушил их, хотя знал, как важно соблюдать все условия, чтобы обеспечить безопасность Евы. Уоррен сам предложил отвезти твою дочь в Лондон, чтобы защитить её? Тогда почему он выпустил Еву из машины? Почему твой Макс нарушил твоё прямое указание?

— Это вопрос. А ответ? — заинтересовался Кейд.

— А ответ такой: Максу было выгодно так поступить. Скажи мне номер 'корветта'.

— Ты что хочешь сказать? — напрягся Даниэль. — Что это Макс выкрал мою дочь? Номер 'корветта' — 'В226ЕВ 177РУС' ... Про то, что Макс выкрал Еву — и думать забудь.

— Очень разумный совет, — с иронией отозвался Андрей, — причём, совет, абсолютно лишённый здравого смысла.

— Почему 'лишённый смысла'?

— Да потому, что строится он только на твоём субъективном и хорошем отношение к Уоррену. Видимо, в благодарность за что-то. — Услышав это, Кейд зло вскинул брови: Андрей попал в самое яблочко и даже не потрудился этого скрыть. Более того, Исаев весьма ясно и наглядно продемонстрировал Кейду своё интеллектуальное превосходство. — Ладно, Даниэль, не злись, — между тем миролюбиво предложил Андрей. — Я просто хотел тебе показать, что окружающих не стоит недооценивать... А теперь давай мы с тобой кое-что вместе проверим. Прежде чем я изложу тебе свою версию похищения — ну, или того, что скрывалось за этим преступлением, если таковое вообще имело место быть — я должен кое в чём убедиться. Ты можешь подойти ко мне?

Даниэль поднялся и встал позади Андрея, опираясь руками о спинку его кресла. Заметив, что Кейд тянет шею, Андрей перетянул ноутбук ближе и поставил его себе на колено:

— Так тебе лучше видно?

— Да. Спасибо.

— Не за что. А теперь 'поехали' ... Итак, перед тобой сейчас будет запись с системы наблюдений внешнего периметра 'Домодедово'. День, час, минуты, когда там была Ева... Итак, смотрим... Вот, судя по номерам, 'корветт' Макса Уоррена. Вот машина подъезжает к центральному входу. Вот из 'корветта' выходит девочка. Это — твоя дочь?

— Да, это моя Ева, — выдохнул Даниэль. Исаев нажал на паузу, разглядывая 'объект'.

— А знаешь, Даниэль, она очень на тебя похожа, — признался он. — Но ещё больше она похожа на твою жену, которую я не так давно видел... Говоришь, Макс в юности ухаживал за Эль? Так-так, интересно...

— Андрей, — всё-таки вышел из себя Даниэль, — я, конечно, не специалист по поиску пропавших, но ты зря прицепился к Максу.

Исаев закинул голову вверх и поймал устремлённый на него непримиримый, яростный взгляд Кейда. Даниэль явно готовился к драке за своего друга.

— Даниэль, давай договоримся на этом берегу, — Андрей сказал это мягко, но взгляд его ясных, серых глаз теперь был неприятно-холодным. — Всё, что мне надо — это чтобы ты сосредоточился только на том, чтобы дать мне максимально объективную информацию. Убрав все ощущения, собственное отношение к людям, близким тебе, полностью отключив все чувства, кроме внимания... Пойми, я в любом случае получу ответы на все свои вопросы. Обещаю, я постараюсь обойти стороной все деликатные темы, не имеющие ко мне никакого отношения. Но и ты в свою очередь должен быть готов к тому, что если мне будет нужна информация, то я достану её из тебя любым доступным мне способом. Потому что до тех пор, пока я не найду твою Еву, все твоё окружение, включая тебя самого, у меня на подозрении. Теперь моя позиция ясна?

— Более чем, — с интересом разглядывая Исаева ответил Кейд. — Скажи-ка и ты мне кое-что, только откровенно, Андрей: а ты что, вообще никому не веришь?

— Нет.

— Это почему?

— Это потому, что если твоим Богом является вера, или семья, или друзья, то у меня другой Бог, и этот Бог — Истина. И я всю свою жизнь потратил на то, чтобы научиться отличать правду от лжи и делать тайное явным... Но кое в чём ты прав, Даниэль: да, кое-кому я верю, — неохотно признался Андрей. — Но поскольку этот 'кое-кто' к нашему делу не относится, то я предлагаю сосредоточиться на поиске Евы.

— Вот как? — Кейд поднял бровь. — Ну, хорошо. Ладно, давай продолжим.

— Отлично. А теперь смотри, Даниэль, что дальше пишет камера наблюдения... Вот Ева подходит к центральному входу, но останавливается... Вот она роется в кармане куртки и достаёт телефон. Что за модель мобильного?

— iPhone 5s. Я ей подарил на её прошлое день рождение.

— iPhone 5s, говоришь? Так-так. А Ева пользуется функцией 'Touch ID' — встроенным в эту модель датчиком идентификации по отпечатку пальца?

— Нет, Ева пользуется только цифровым паролем. Ноль семь одиннадцать. Четыре цифры. Первая две цифры — это день, вторые две — это месяц моего рождения. — Исаев поднял на Кейда изумлённый взгляд. — Что? — удивился тот в свою очередь.

— Да так, ничего... Слишком много совпадений.

— Каких совпадений?

— Не важно. Просто в голову пришло, что... впрочем, не обращай внимания... Даниэль, а на устройстве Евы включена функция 'найти iPhone'?

Кейд помрачнел:

— Была включена. А сейчас выключена.

— Значит, тот, кто увёз Еву, вынудил девочку дать ему этот пароль, или же...

— Или же что?.. Ты что, хочешь сказать, что мою дочь убили? — Даниэль побледнел. — ...или же Ева добровольно, сама, вручила пароль своему похитителю, — невозмутимо закончил начатую фразу Андрей.

— А как ты думаешь, Ева жива? — тихо, но с явным облегчением спросил Даниэль.

— Да, — не сомневаясь ни на минуту, ответил Исаев.

— А почему ты так уверен?

— Потому что прежде чем получить код 'НОРДСТРЭМ', тому, кто увёз Еву, придётся доказать, что девочка жива. Это — закон киднеппинга.

Кейд вздрогнул и провел ладонью по глазам:

— То, что ты сказал — это жестоко, Андрей.

— Зато это — предельно честно. А ты не накручивай себя раньше времени и сосредоточься на том, что нам надо найти Еву, — посоветовал Исаев. — Вот, смотри лучше, что пишет дальше камера наблюдения... Вот Ева отвечает на входящий вызов. Не отнимая телефон от уха, она крутит головой по сторонам. Это означает, что звонивший ей находится где-то совсем рядом, и может быть, мы его сейчас увидим... Вот Ева идёт вперед, обходит таксистов, какого-то чувака с сигаретой, и.... вот же фак, вот же гадство-то, а? — там грузовик 'Пальмира' стоит и загораживает собой камеру... Вот какой ненормальный догадался тут погрузку производить? Ну ладно, я потом разберусь с этим межеумком... А пока смотрим, что происходит дальше. Итак, проходит три минуты, и грузовик уезжает, но Евы уже нет. На десятой минуте появляется какой-то очаровательный мужик в изящных очках с фиолетовым женским рюкзачком и начинает, как безумный, метаться вокруг таксистов. Это кто?

— Макс Уоррен, — невесело хмыкнул Кейд.

— Понятно, — ответил Андрей и, нажав на паузу, принялся разглядывать Макса.

— А что дальше на пленке? — отвлёк Исаева Кейд.

Андрей послушно промотал запись вперёд.

— А дальше, Даниэль, уже ничего интересного нет, — признался он. — Зато я кое-что увидел.

— Что именно?

— Ну, что, во-первых, у твоего Макса такой же разрез глаз, как и у тебя. А во-вторых, твой Макс уехал из 'Домодедово' в 'корветте' ровно через три часа после пропажи Евы. Мой вопрос: он уехал один?

— Один. А какая разница?

— Ну, если бы похищение Евы заказал твой Макс, то он мог бы позже перехватить её и похитителя и забрать девочку с собой.

— Глупость. А что за предположение насчёт сходства наших глаз?

— Не 'сходства ваших глаз', а сходство разреза ваших глаз. Вы с Максом случайно не родственники?

— Андрей, не придумывай того, чего нет, я Макса знаю сто лет, — отмахнулся Кейд, — мы с ним с детства дружили. Его воспитывали родные мать и отец, оба — американцы. В Англию его родители перебрались в конце семидесятых и осели в Девоншире. Мать Макса умерла в результате несчастного случая, когда ему было не то десять, не то одиннадцать лет. Отец скончался в девяносто третьем... И насчёт похищения: Макс тоже тут ни при чём, уверяю тебя. Просто дело в том, что, — и Кейд замялся, — в общем, откровенно говоря, в 'корветте' я установил не просто GPS-локатор, а систему, которая записывает все разговоры и считывает вес машины. И я знаю наверняка: в аэропорт Ева и Макс ехали вдвоём, вместе. А на обратной дороге вес 'корветта' изменился ровно на пару килограммов против веса Макса. И эти килограммы добавил рюкзак Евы.

— Вот как? — Андрей задумался. Положил на стол сжатый кулак и разогнул пальцы. Побарабанил ими по столу и очень внимательно посмотрел на Кейда. — Скажи, Даниэль, а у Евы есть какой-нибудь поклонник, с которым ты запрещал ей встречаться?

— Нет. Я никогда и ничего не запрещал своей дочери, — отрезал Даниэль.

— Нет, Даниэль, запрещал, — спокойно и уверенно возразил Андрей. — Правда, есть и другой вариант: ты мог просто не знать этого чувака. Потому, что Ева не хотела тебе его показывать.

— Я что, такой страшный? — обиделся Кейд. — Ты ещё скажи, что моя дочь мне не доверяет.

— Даниэль, — помедлив, Андрей решил объясниться до конца, — как мы с тобой убедились, Ева зачем-то попросила выпустить её из 'корвета'. Какая причина этому? — Кейд помолчал, перебирая в голове все возможные версии. -У тебя — очень привлекательная, по-настоящему красивая дочь. У таких девочек всегда есть поклонники. И я лично считаю, что Ева встречалась с мужчиной, которого она знает, но которого не знаете ни ты, ни твоя Эль, ни уж тем более, твой Макс. Ясно?

— Это какие же у тебя основания так считать? — нахмурился Кейд.

— Ну, смотри сам, — вздохнул Андрей. — Если бы твоя Ева встречалась с женщиной — ну, например, с Самойловой — если бы той, ха-ха, вообще взбрело в голову похитить твою дочь! — или, предположим, хотела увидеться с девочкой своих лет, то Ева вряд ли бы стала прятаться. А Ева именно спряталась и от Макса, и от тебя. Ты — её отец, который каждый день её изо всех сил контролирует. А что до твоего Макса, то тут другой коленкор. Дело в том, что Уоррен представляет собой абсолютно стопроцентно привлекательный для всех женщин тип: богатый, интересный, хорошо обеспеченный мужчина, и — что важнее всего — очень красивый мужчина. Он — как герой романа на обложке... Ну, знаешь, такие розовые романы в переходах продают? Там, на обложках всегда изображены герои. И показать такого вот 'героя' своей подружке живьём, как это делают все девочки возраста Евы, было бы вполне логично. Но — уж поверь мне! — ни одна девочка в мире не будет демонстрировать заместителю своего отца своего тайного обожателя, потенциального бойфренда или человека, которого её отец не одобрит. Например, человека на несколько лет её старше...

— 'Старше' её? — напрягся Кейд, вспоминая недавний разговор с Евой. — Нет, подожди, Андрей, давай сначала разберёмся, зачем Еве скрываться от Макса? Ну ладно, предположим, она опасалась моей негативной реакции, пусть так. А Макс бы ей что сделал?

— Ну, во-первых, Макс мог рассказать о нежелательном знакомстве тебе. А во-вторых, Макс мог указать двадцатилетней девушке, которая давно считает себя взрослой, умной и самостоятельной, её настоящее место, оторвав Еву от нового знакомого и утащив её на рейс, к папе, в Лондон... Впрочем, есть и третий вариант: Ева не хотела, чтобы её новый поклонник приревновал её к Максу. В общем, как бы то ни было, но Ева сделала всё, чтобы встретиться с кем-то подальше от тебя и от этого твоего Уоррена.

— У тебя просто потрясающее знание психологии юного поколения, — не смог удержаться Кейд.

Андрей вздохнул:

— У меня, Даниэль, младшая сестра есть. Диана моложе меня на десять лет. Когда наш отец умер, я был своей сестре одновременно и братом, и отцом... Правда, у меня это не очень получалось, но... но, как говорится, что выросло, то выросло. Основываясь на том, что периодически 'откалывала' моя сестра и её подруги-одногодки, я считаю, что у твоей дочери завёлся тайный поклонник, которого она скрывала от всех... А теперь скажи мне, Даниэль, ты прослушивал Макса в 'корветте'?

Даниэль покрылся красными пятнами.

— Да.

— Супер. Тогда скажи мне, о чём по дороге в аэропорт разговаривали Макс и Ева?

Кейд замялся.

— Ну... в общем, Ева и Макс болтали ни о чём. Макс 'прогнал' Еве свою любимую философию про безумный и враждебный мир, он у нас всегда любил красивые слова говорить, чтобы произвести впечатления. Но Ева отвечала невпопад, и тогда Макс просто поставил музыку.

— А — что же Ева?

— Да ничего, я уже сказал. Рассказала какую-то историю про собаку и своего нового друга из социальных сетей, которому собаки нравятся, и стала возиться в своем телефоне. Она что-то печатала.

— То есть Ева предпочитает не с людьми разговаривать, а письма им писать? — Ожидая ответ, Исаев навострил уши.

— Да нет, Ева как раз очень любит поговорить, как и Эль... гм... — Кейд неловко откашлялся. — Но всю дорогу до аэропорта Ева действительно набивала что-то в своём iPhone. Там был такой характерный звук клавиш. Ева что-то печатала, а потом слышался ответный писк, и Ева печатала снова. Так бывает, когда люди общаются в режиме реального времени.

— Хорошее наблюдение. А почему именно такие выводы?

— Собственный опыт. Мой, — отрезал Кейд. Андрей вопросительно посмотрел на Даниэля, но тот продолжил упрямо хранить молчание.

— Догадки меня не устраивают, — жёстко объявил Андрей.

— Ладно, хорошо. Я так с Эль иногда разговариваю, когда злюсь на неё, или...

— Или что?

— Или когда посторонние рядом, — буркнул Кейд. А Андрей подумал, что вынимать правду из отца Еву — это примерно то же самое, как доставать моллюска из ракушки: тяжёло, а временами и просто опасно, потому что створки ракушки норовят закрыться и прищемить любопытному пальцы.

— Даниэль, а Ева в 'корветте' по телефону точно ни с кем не разговаривала?

— Точно. В моём телефоне есть запись. Она не разговаривала — она только постоянно что-то и кому-то печатала. — Кейд прислонился к подоконнику спиной и опёрся о него ладонями. Андрей погонял в голове пришедшую ему мысль. Потом прищурился:

— Даниэль, скажи, а твоя Ева очень часто бывает в социальных сетях?

— Я бы сказал, не часто. Но регулярно. В день примерно по часу. Иногда — чуть дольше. Она вообще-то очень хорошо разбирается в социальных сетях. Именно так моя дочь нашла Ирину Самойлову, — похвастался Даниэль.

— Н-да? — задумчиво протянул Андрей и снова побарабанил пальцами по колену, напряжённо размышляя о чём-то. — А что, Ева всегда была такой догадливой? — и Исаев сузил зрачки.

— Ну, иногда моя дочь поражает меня своей сообразительностью, — Даниэль усмехнулся. — Особенно тогда, когда мне этого меньше всего хочется. — Кейд поднял глаза и перехватил острый взгляд Андрея. — А ты почему об этом спросил?

— Да потому, что твоей дочери всего двадцать лет. И она — второй известный мне человек, который ухитрился найти Маркетолога.

— А кто был первым? — Кейд вытянулся в струну.

— А первым был я. И мне — тридцать два. Ты понимаешь, что я хочу тебе сказать, Даниэль?

— Нет... Что? — сглотнул тот.

— А то, что у твоей дочери завёлся взрослый поклонник. Это человек примерно моих лет -плюс-минус два-три года... Потому что с более взрослым чуваком Ева вряд ли бы стала встречаться: поле её интересов и увлечений не нашло бы отклика у человека, на много лет её старше. Но самое главное заключается в том, что 'этот друг' Евы нашёл Самойлову для неё. Не Ева — твоя дочь, нашла Самойлову для тебя, а друг Евы, нашёл Маркетолога, для твоей дочери. И с тех самых пор твоя дочь безгранично ему доверяет... И я считаю, что именно этот неизвестный тебе человек — поклонник и друг Евы из социальных сетей — взял, да и увёз твою дочь из 'Домодедово'.

— Ты хочешь сказать, что он её выкрал? — расправил плечи Кейд.

— Нет, Даниэль, не выкрал, а именно увёз. Потому что никакого похищения не было.

— Как...? Вернее, почему ты так в этом уверен?

— Ну, когда я смотрел на запись камеры наблюдения, я надеялся увидеть две вещи. Во-первых, меня интересовало лицо друга твоей Евы. Но этот хитрый чувак сумел спрятаться от всех. Впрочем, его лицо мы очень скоро увидим.

— Ловлю на слове. А во-вторых?

— А во-вторых, я хотел убедиться, что Еву не украли, а она действительно пошла к похитителю. Сама пошла.

— Слушай, ну, это уже фантазии. — Даниэль непримиримо сложил руки на груди. — Ты что, хочешь сказать, что моя дочь меня обманывает? Что она действует заодно со своим похитителем?

— Это не фантазии, а истина, — спокойно возразил Андрей. — И если на счёт вашего предполагаемого родства с Максом я мог допустить ошибку, доверившись своей интуиции, то насчёт Евы я стопроцентно прав... Вот скажи мне, Даниэль, что ты видел на фотографии Евы, на той, которую некий Симбад отправил твоему Максу?

— Свою полураз... — начал Даниэль и запнулся, но быстро справился с собой: — Я видел свою полуголую дочь с плакатом, на котором её же рукой было написано, что её обменяют на код 'НОРДСТРЭМ', — металлическим голосом отчеканил Кейд. — А ещё я видел письмо от неведомого мне похитителя, который дал Максу ровно двадцать четыре часа на то, чтобы тот нашёл код 'НОРДСТРЭМ' и передал этот код ему, если я хочу видеть свою дочь живой и здоровой.

— И это всё? — Андрей усмехнулся. — Не густо.

— Я не понимаю твоей иронии, — разозлился Кейд. — А что, позволь тебя спросить, ты увидел?

— Ну, во-первых, то, что на теле твоей дочери нет следов побоев.

— Сле... следов побоев? — Даниэль побледнел и покачнулся.

— Следов побоев, — спокойно повторил Андрей. — И отсутствие этих следов означает, что Ева абсолютно добровольно согласилась сделать эту фотографию и написать этот плакат для своего 'похитителя' ... Помнишь, какие у Евы увлечения? Она же — боевая девочка. Так неужели бы твоя дочь не сделала бы и попытки к сопротивлению, если бы похититель попытался её принудить? А поскольку действие всегда рождает противодействие, то и похититель бы не остался в долгу. Но тело у Евы — чистое. Ни синяка, ни царапины ни на теле, ни на лице, ни на руках нет, что говорит в пользу моей версии... Повторяю: это было не похищение, Даниэль... Впрочем, буду откровенен с тобой до конца: если выяснится, что похититель Евы увёз её обманом, то его можно будет привлечь к уголовной ответственности. Точную статью определит суд, но если Ева даст против него соответствующие показания, то похититель Евы сядет лет так на восемь.

Даниэль кивнул и его глаза загорелись очень недобрым пламенем.

— А во-вторых? — спросил он.

— А во-вторых, — продолжил Андрей. — Как мы помним, почти сразу же после исчезновения Евы на имя твоего Макса по электронной почте от неизвестного Симбада пришло письмо с той самой фотографией Евы. Но я, — и Андрей вскинул на Кейд откровенный взгляд, — я точно знаю: Симбада не существует. Когда-то я и сам искал его, а теперь я знаю, что этим Симбадом была женщина, и что она давно умерла. Но это так же означает, что в твоём окружении есть кто-то, кто знает о прошлом Самойловой то, что знаю я. И этот кто-то метит прямо в Красн... в Иру. А поскольку ты, Даниэль, заказал на Самойлову слежку, то и я сначала подозревал не столько Макса, сколько тебя... Однако, видя твою реакцию и 'прочитав' тебя, я могу с уверенностью сказать, что твоя дочь и Эль — единственная твоя слабость. И ты бы никогда не подставил их под удар. Поэтому я выкидываю тебя из списка подозреваемых.

— Ну спасибо, — в свой черёд не удержался от злой иронии Даниэль.

— Не за что, — как ни в чём не бывало кивнул Андрей. — А теперь — самое главное. Итак, у нас есть три источника объективной инфомации: фотография с Евой, система записи в 'корветте' и запись с камеры наблюдения 'Домодедово'. Запись с камеры убедила нас в том, что Ева кого-то ждала и что этот кто-то увёз её. GPS-система утверждает, что Макс тут не при чём... Впрочем, я ещё послушаю запись в 'корветте', потому что телефон ты мне оставишь. А что касается фотографии, то глядя на снимок Евы, ты, её отец, увидел то же, что видите все вы, обычные, нормальные люди. Проблема в том, что такие, как вы, чересчур наивны. Нет, не в смысле, что душа у вас нараспашку — а в том, что вы чересчур подвержены воздействию внешней, окружающей вас среды: рекламы, слоганов. Телевидения... Сегодня в тренде страх, секс и насилие. Это — ваш интеллектуальный фастфуд и, говоря откровенно, у вас, нормальных людей, уже крышу снесло от этой оргии... Вот поэтому я и советую тебе, Даниэль, забыть обо всех измышлениях, перестать везде искать сексуальный подтекст и просто прочитать текст, который написан на листке, что держит в руках Ева. Если хочешь, читай вслух.

— 'Ты — Решаешь. Я — Обмен на код НОРДСТРЭМ'. Дурацкие стихи, — пробормотал Кейд.

— Ладно. Тогда рассуждай логически. — Андрей отправился за второй чашкой кофе. — Чай, кстати, будешь?

— Да, спасибо, буду... Так, надпись. Ну, эта надпись, сделанная Евой на русском, но с соблюдением определённых правил английской грамматики. В английских заголовках все слова начинаются с заглавной буквы, исключение может составлять только написание предлогов, — произнес за спиной Андрея Даниэль и ловко подсунул под локоть Исаева чашку.

— Правильно, — включив чайник, кивнул Андрей. — А второе дно ты в этих стихах видишь?

— А в них что, есть второе дно? — удивился Кейд.

— Есть.

— А какое?

Андрей вздохнул.

— Ну, дело тут вовсе не в английском, — начал терпеливо объяснять он. — Ведь слово 'код' и предлог 'на' не написаны с заглавных букв. А почему, знаешь?

Даниэль пожал плечами, и тут в его глазах промелькнула искра понимания:

— Ты хочешь сказать, что это не сообщение, а... шифр?

— Ага, — кивнул Андрей. — Причем шифр очень простой, но, чтобы никто не разглядел его, тот, кто увёз Еву — тот, кто нашел для неё Маркетолога, — уговорил Еву сделать этот провокационный снимок. Похититель Евы хотел, чтобы твоя дочь оттянула внимание от текста на себя. И это ему вполне удалось.

— И что же тогда написано на плакате? — спросил Кейд, по-новому рассматривая снимок.

— А что важно в письмах, Даниэль?

— Слова?

— Точно. А еще буквы и знаки препинания. Но знаков тут нет. И самым важным в этом послании являются заглавные буквы на плакате, который держит Ева. Сложи эти пять букв. Ну, что у тебя получается?

— Т, Р, Я, О, Н, — прочитал изумлённый Кейд. — Ну и что это?

— Произвольный код, анаграмма. Поменяй буквы местами, и ты получишь слово 'троян'. 'Друг' Евы, человек, который увёз ее, фактически обелил себя в этой истории похищения, потребовав у тебя не код 'НОРДСТРЭМ', а 'троян'. Он знал, что заказчик похищения будет вынужден передать снимок тому, кто владеет этим кодом, в качестве доказательства, что Ева ещё жива. 'Друг' Евы хочет, чтобы разработчик кода помог ему и нашёл действительного заказчика похищения. А твоя дочь действует со этим своим 'другом' заодно. До просмотра камеры наблюдения я это предполагал. А теперь я в этом абсолютно уверен.

Кейд молча воззрился на Андрея.

'Опять придётся всё раскладывать по полочкам, — мысленно вздохнул Исаев. -Господибожемой, пошли мне ещё терпения, потому что Кейд не отвяжится, пока всё не поймёт'.

— Даниэль, я расскажу тебе, как я вижу это 'похищение', — ровным, спокойным голосом начал Андрей. — Дело в том, что обычно я начинаю создавать или разбирать любой хитроумный замысел с того, что правильно определяю расстановку сил. Это — как в шахматы играть. В данном случае, у меня свои фигуры — ты, я, Эль и кто угодно, кто может дать мне объективные данные. Но у противника тоже есть свои шахматные фигуры. И в той партии, которую некто, назвавшийся Симбадом, волей-неволей играет сейчас против меня, у него всего четыре фигуры, которыми он будет управлять. Фигура первая: 'объект' похищения. Это — пешка. Твоя дочь. И Ева будет 'ходить' по правилам того, кто её увёз. Тот, кто увёз её — это ладья, фигура вторая. Тёмная лошадка, но: это человек умный и неординарный. Поскольку я не знаю его имени, то я предлагаю пока называть его 'другом' Евы.

— Ещё чего, — возмутился Даниэль.

— Ну хорошо, — не стал отстаивать свою позицию Андрей, — предположим, я не прав. Тогда почему 'друг' Евы отправил нам фотографию с просьбой передать ему троян? — Кейд не нашёлся, чем крыть. Андрей кивнул. — Вот именно, Даниэль. В-третьих, у нас есть человек, подписавшийся Симбадом. Но поскольку Симбада, как я уже сказал, не существует, то я предлагаю назвать этого человека 'заказчиком' похищения. Он (или она) — королева или король, но он или она будет теперь вынужден не нападать, а защищаться. И, наконец, в-четвертых, у нас есть автор кода 'НОРДСТРЭМ'. Но поскольку это, как я сейчас понимаю, вовсе не Самойлова, а этот её зай... то есть Кузнецов Дмитрий Александрович, которого эта зараза от меня защищала, когда рвалась в мои двери позавчера... в общем, это уже не важно... то я буду называть автора кода 'разработчиком'. Это ферзь — умный, решительный, быстрый.

А теперь вот тебе моя версия того, что произошло.

Итак, какое-то время назад Ева познакомилась с чуваком лет тридцати. Всю подноготную их романа я, безусловно, не знаю, но предполагаю, что они подружились в социальных сетях. Ева доверилась ему, и этот 'друг' оправдал чаяния Евы: он помог твоей дочери найти Маркетолога. 'Друг' Евы сделал это, объяснив Еве, что той надо искать Маркетолога в 'НОРДСТРЭМ'. Может быть — 'друг' Евы даже помог ей советами, как пройти собеседование. Но — как бы то ни было — с тех пор твоя девочка попала под его влияние. Этот человек явно интриговал её всё больше и больше, и дружба Евы в какой-то момент превратилась в зависимость. И Ева захотела встретиться с этим 'другом' до того, как улететь в Лондон, к тебе. Возможно, она позже собиралась представить тебе этого 'друга' ... но сначала Ева и её 'друг' решили встретиться в 'Домодедово'.

Девочка обманула Макса, чтобы выбраться из машины, Макс умотал на парковку, Ева села в автомобиль 'друга', а тот увёз её в неизвестном направлении. Причём сделал он это молниеносно. Полагаю, у этого 'друга' мог быть опыт в подобных делах — нет, не умыкать маленьких девочек, а надёжно прятать концы. Меня, например, такому обучали. Что касается истоков навыков 'друга' Евы — это вопрос, на который я тоже найду ответ. Но сейчас меня гораздо больше интересует другое: зачем этому 'другу' понадобилось увозить твою дочь? Чтобы переспать с ней? — Даниэль побледнел. — Но он мог сделать это в любой другой день и в любом другом месте... — преспокойно продолжал Андрей, игнорируя возмущение Даниэля. — Чтобы её похитить? Но в обычной схеме похищения похититель сразу же требует деньги и грозит совершить возмездие, если его желание не будет тотчас исполнено. А здесь похититель требует, чтобы кто-то сделал из кода 'НОРДСТРЭМ' троян — проще говоря, 'липу'. Чтобы послание о трояне наверняка дошло до 'разработчика' кода, 'друг' Евы использовал самый простой ход: он сделал фотографию девочки, которая всех вас так возмутила и откровенно запутала, и отправил эту фотографию Максу. Это — как Макс уверяет тебя. Но в таком случае, у меня есть ещё один вопрос: откуда 'друг' Евы узнал электронный адрес Макса?

— Ева подсказала, — не раздумывая, начал Кейд и тут же осёкся. Андрей прищурился:

— О чём подумал, Даниэль? О том, что твоя дочь была близка с Максом? Ну-ну... Ева что, так часто с ним общается? Он дружит с ним, доверяет ему?

— Нет, ну ты что. Она просто его знает.

— Ага, вот именно. Вот поэтому и я считаю, что Ева не могла дать своему 'другу' электронную почту Макса. К тому же, Даниэль, если бы Ева верила в Макса, то она бы позвонила ему, не участвуя ни в каких фотосессиях.

— Честно говоря, я тоже об этом подумал, — признался Кейд и взъерошил волосы. — Но... кто же тогда переслал фотографию Евы Максу?

— Между 'другом' Евы и Максом есть кто-то третий.

— Посредник? — подсказал Даниэль.

— 'Посредник'? — переспросил Андрей. — Но в таком случае, получается, что Макс очень хорошо знает 'заказчика' похищения Евы. Потому что посредник всегда выполняет роль 'связного' между заказчиком и исполнителем преступления. Это позволяет сохранить имя заказчика в тайне.

— Макс — и посредник? — не поверил Даниэль.

— Ну, или так, — пожал плечами Андрей: — Макс Уоррен — заказчик похищения Евы.

— Ну нет, Андрей, это невозможно, — возмутился Кейд.

— А если я прав?

— А если нет?

— Ладно, не будем играть в слова, потому что очень скоро мы выясним правду, ведь 'друг' Евы тоже ищет 'заказчика' преступления.

— Почему ты так решил?

— Да потому что именно для этого 'друг' Евы предложил 'заказчику' получить Еву в обмен на код 'НОРДСТРЭМ'! — потерял терпение Исаев. — Но для всех 'разработчиком' кода 'НОРДСТРЭМ' является Самойлова. И Ева могла бы напрямую обратиться к ней, потому что они знакомы... И, я думаю, что, когда 'друг' Евы искал способ выманить на свет 'заказчика' похищения и обратился к Еве за помощью, то твоя дочь — вольно или невольно — рассказала ему про Самойлову. И вот тогда 'друг' Евы изготовил вместе с Евой этот плакат про троян и дал 'заказчику' похищения ровно двадцать четыре часа на поиски кода 'НОРДСТРЭМ'. И как только 'заказчик' похищения получит этот код у 'разработчика', то мы его тут же вычислим.

— Вычислишь по коду? А причем тут код 'НОРДСТРЭМ', если в основе похищения всегда либо месть, либо деньги? — удивился Кейд. — Ведь не любовь же к моей дочери двигает этим 'заказчиком' похищения. Абсолютно ясно, что метят в мою фирму, в мои счета — или...

— Или что?

— Нет, это не важно, — и Кейд потер правое запястье. В голову ему пришла мысль, что 'заказчик' похищения мог украсть Еву, чтобы получить доступ к тайне, которую тщательно охраняла его семья. И за этой тайной стояли настоящие богатства, на которые можно было купить пятьдесят таких компаний, как 'Кейд-Москва' и десяток таких, как 'НОРДСТРЭМ'.

— И всё же, что ты хотел сказать? — внимательно наблюдая за Кейдом, заинтересовался Андрей.

— Я хотел сказать 'или очень большие деньги'.

— А вот тут ты прав, — кивнул Андрей. — Поэтому не сбрасывай со счетов код 'НОРДСТРЭМ' ... Видишь ли, безопасность обычно работает в обе стороны, — решил пояснить свою мысль Андрей. — Забрав код 'НОРДСТРЭМ' для того, чтобы 'выкупить' Еву, 'заказчик' похищения очень скоро сообразит, что этот код — подарок, буквально упавший к нему в руки с небес. Потому что вместе с кодом 'НОРДСТРЭМ' 'заказчик' похищения получит доступ и к счетам твоей фирмы — и к счетам, принадлежащим посторонним компаниям и лицам, а это — миллиарды. — Даниэль вздрогнул, а Андрей продолжил разивать достигнутый результат. -'Заказчик' похищения ведь ничем не рискует, если при помощи кода 'НОРДСТРЭМ' снимет со счетов деньги.

— А почему не рискует?

— Да потому, что до того, как код 'НОРДСТРЭМ' попадёт к нему в руки, код побывает у 'разработчика' — то есть у Самойловой с этим её... Кузнецовым, потом — у твоего Макса, ещё — у тебя, у Эль и у 'друга' Евы. У нас нет гарантий, что, передав код 'другу' Евы, 'заказчик' похищения не убьёт их обоих. Но абсолютно точно, что 'заказчик' похищения пойдёт на всё, лишь бы получить код. И это, в свою очередь, означает, что истинный заказчик похищения оставить копию кода 'НОРДСТРЭМ' себе. Скопировать код можно только на компьютере. А дальше получится вот что. 'Заказчик' похищения активизирует троян, приняв его за код, и сам, своими руками, запустит на свой жёсткий диск вирус. И этот хитроумный вирус начнет понемногу перебрасывать файлы с его компьютера на другой, установленный у разработчика трояна. Отличительная черта трояна в том, что эта программа осуществляет проникновение на заражённый им компьютер очень быстро. Сначала вирус входит в файлы, отмеченные как 'личное'. Здесь троян найдёт счета, выписки, финансовые документы, фотографии — всё, что составляет персональную информацию пользователя. Вот так троян распознает 'заказчика' похищения и вытащит его на свет. Займёт это примерно сутки.

— И ты можешь обратиться к 'разработчикам' трояна, да? — осенило Кейда.

— Как вариант, — невесело усмехнулся Андрей. — Но у любой задачи всегда есть два решения. И если бы все похищения раскрывались при помощи таких вот 'троянов', то это была не жизнь, а сказка. Но сейчас полпятого вечера. Разработка трояна плюс 'доставка' его на компьютер 'заказчика' займёт сутки. А у нас есть жёстко определённые временные рамки: передача Евы в обмен на код 'НОРДСТРЭМ' должна произойти утром. И 'друг' Евы будет вынужден встретиться с 'заказчиком' похищения один на один. А на что способен этот 'заказчик' похищения — мы пока не знаем... Поэтому у меня есть другое предложение. В течение часа я попытаюсь сам найти того, кто увёз твою Еву. И теперь у меня есть к тебе только один вопрос, Даниэль: в каких социальных сетях болталась твоя дочь?

— В Facebook — точно. В 'Pinterest' — кажется. И, наверное, ещё... где-то, — неловко закончил Кейд, припоминая наименования всех социальных сетей, о которых когда-либо упоминала Ева. И тут Кейд вспомнил нечто более важное: — Слушай, Андрей, а этот троян можно записать на 'флешку'?

— Можно, — кивнул тот. — Но лучше всего переслать троян по почте или сообщением... Подожди, не отвлекайся. Ты мне принес iPad Евы?

— Да. Но насчет 'флешки' ...

— Подожди ты со своей 'флешкой'! Нам сначала найти этого таинственного 'друга' Евы, а уж через него мы выйдем и на того, кто был 'заказчиком' похищения.

Заинтересовавшись, Кейд быстро отправился в прихожую и вернулся с сумкой. Из сумки он излёк белый 'планшетник':

— Вот, iPad моей дочери.

— Отлично. Пароль доступа тот же, что и на телефоне? Четыре цифры — ноль, семь, одиннадцать? — Даниэль кивнул. — Так, мы вошли... Ух ты: да тут полный набор: и 'Twitter', и 'Instagram', и 'WhatsApp', и 'ВКонтакте'. И Facebook, и 'Pinterest'. Ну и куда нам, простите, бежать в первую очередь?.. Слушай, Даниэль, а ты или Эль случайно не додумалась подписаться к Еве в 'друзья' в социальных сетях?

Даниэль кивнул на Андрея затравленный взгляд.

— Я — нет, — был вынужден признаться он, — а вот Эль могла. — И Даниэль мрачно потянулся к телефону.

Не желая присутствовать при беседе недавно обретённых родственников, Андрей, пряча улыбку, выдвинул ящик глянцевого кухонного шкафа и вытащил пачку 'Rothmans'. Срывая обёртку, Исаев ушёл из кухни на балкон. Погуляв там для вида пять минут, Андрей вернулся в кухню. Посмотрев на Кейда, Исаев приказал себе не улыбаться: лицо у отца Евы было мрачнее тучи.

— Эль в друзьях у Евы на 'Twitter', в 'Instagram' и в 'WhatsApp', — сухо доложил Даниэль. — В Facebook, в 'Pinterest' и 'ВКонтакте' Ева её не пустила, сказала, что там только ее личная переписка.

— Ага, — и Андрей снова сел в кресло. — Значит, Ева могла общаться со своим 'другом' только в этих трёх социальных сетях, то есть там, где Эль её бы не 'спалила'. А теперь, Даниэль, прости меня, но мне придётся взломать страницы твоей дочери ... Так... Мда... На первый взгляд, ничего нет... Ладно, попробуем по-другому. Скажи, Даниэль, когда именно Ева поняла, что ты хочешь получить Самойлову?

— В каком смысле 'получить Самойлову', Андрей? — у Даниэля прорезался стальной голос.

— А в прямом, — не моргнув, ответил Исаев. — Так когда Ева поняла, что тебя интересует Самойлова?

— Примерно полгода назад, — был вынужден признаться Даниэль. Андрей бросил в его сторону едкий взгляд, и Кейд всё-таки не выдержал. — Андрей, да не сверли ты меня глазами, — покаянно заявил он. — Я на Эль женат. И я люблю её. А мой интерес к Маркетологу был сугубо деловым, таковым и остаётся. То есть остался... Kus'om'... вот чёрт. Слушай, ты напрасно меня ревнуешь.

Пришла очередь оторопеть Андрею. Разозленный словами Кейда, которые пришлись не в бровь, а в глаз, Исаев мысленно показал Даниэлю 'фак' и опустил глаза в iPad Евы.

— А — что ты делаешь? — осторожно поинтересовался Даниэль.

— Открываю тех пользователей, которых Ева заблокировала за последние шесть месяцев в 'ВКонтакте', 'Pinterest' и Facebook — то есть в тех социальных сетях, где без надзора со стороны её родителя болталась твоя дочь, — вредным голосом сказал Андрей. — И я вижу, что к твоей Еве в 'ВКонтакте' стучалась целая кампания мальчиков. Мальчиков пока оставим в покое. А это что за принц? — И Исаев показал на фотографию с подписью 'Аслан Шер', взятую из 'ВКонтакте'.

— Не знаю, — не успел обидеться Кейд. — Но это имя... оно какое-то странное.

— Почему? — Андрей вскинул на Даниэля глаза.

— Ну, потому что 'аслан' по-арабски — это 'лев' или 'храброе сердце'. И 'шер' — это тоже 'лев'. В Александрии такого мужчину звали бы Лейсом. В России — Леонидом...

— Леонид, говоришь? Так-так. А знаешь, Даниэль, что интересно? Сразу после того, как Ева отказалась общаться с этим неведомым Асланом Шером, ей на 'Pinterest' тут же написал некий Леонид. Но Ева 'слила' его... А теперь зайдём на Facebook... Так, и что тут у нас с новыми друзьями Евы? Ну надо же: за последние полгода — и никого. А если я посмотрю историю использования приложений?.. Оп-ля: а твоя дочь, Даниэль, болталась в Facebook не по часу в день, а постоянно там 'зависала'... Вот только неизвестно, зачем, и на какие страницы ходила. — Исаев замолчал и посмотрел по сторонам в поисках вдохновения. Потом его взгляд переместился на зазор между жалюзями, нечаянно оставленный Кейдом, когда тот разглядывал его книги. Андрей задумчиво окинул глазами стопку брошюр на подоконнике, среди и которых были большие иллюстрированные фотоальбомы Дианы.

— А нельзя у администраторов этой социальной сети информацию запросить? — отвлёк Андрея от размышлений Даниэль.

— Можно, — немедленно согласился Андрей, склонившись к iPad. — Но для этого придётся проводить официальный запрос и объяснять, что твоя дочь пропала. И на это тоже потребуется время. А у меня на поиск похитителя твоей дочери осталось полчаса, потому что я хочу, чтобы завтра твоя дочь сидела рядом с Эль. У вас дома.

Кейд вцепился пальцами в подоконник и кивнул.

— Даниэль, слушай, а тебе не знаком этот человек? — и Андрей показал Кейду фотографию мальчишки, которую он вытащил из фотоальбома Евы. Периметр фотографии райдера на шортборде украшала цепочка из розовых сердечек и четыре слова 'I love you 7'.

— В первый раз вижу этого мальчишку, — признался Даниэль. Но, подумав, нахмурился: — Хотя нет, подожди-ка... Ева... она же с переписывалась с этим мальчиком в воскресенье, когда провожала меня в аэропорт. Сказала, что он англичанин, и что он....

— А имя? Как его имя? — перебил Андрей. Исаев уже чувствовал след петлявшей добычи.

— Не знаю, — окончательно расстроился Кейд. — Доверяя своей дочери, я боялся обидеть её распросами, — горько сказал он. — Но у этого пользователя ещё аватар какой-то странный: 'семь', а рядом 'тильда' ...

— 'Семь тильда'? Именно 'семь'? — переспросил Исаев.

Его сердце дало два глухих удара. Проверяя догадку, Андрей увеличил изображение пользователя '7~'. Посмотрел на фотографию серфера, на его тёмно-серый взгляд, казавшийся чуждым и странным на этом юном и загорелом лице. Буквально впитав в себя все особенности внешности молодого человека, Андрей закрыл глаза и призвал на помощь свой дар — эйдетическую память. И вот тогда картинка начала стремительно меняться. Она собиралась, как паззл, как головоломка. И перед мысленным взором Андрея возник знакомый жест — склонённая к плечу голова, и синие глаза, полные жизни и света. 'Не может быть', — поражённый Андрей провёл ладонью по лицу и с ужасом воззрился на Даниэля.

— Что? — в свою очередь испугался тот.

— Нет, ничего... Нет, не может быть... Чёртовы эмоции... Подожди-ка. Даниэль. Дай мне ровно десять секунд. — Исаев стиснул зубы, вошёл в систему i-24/7 Интерпола и открыл дело ? 107 с фотороботом брата Иры. Так и есть: под аватаром '7~' скрывался похититель Евы...

'Вот и всё. Я победил. Теперь мне остаётся только переправить фотографию Леонида Самойлова в Интерпол и сделать запрос на поиск его лица среди изображений всех иностранцев, прилетавших в Москву в течение последних шести месяцев. Если же у Самойлова другой цвет глаз — например, он может носить линзы — то остаётся ещё одна примета: четыре родинки над левым надбровьем. Поиск по фотографии займёт полчаса. Всё остальное — сутки. После этого Ева вернётся домой, брат Самойловой сядет в большом стеклянном аквариуме зала суда ожидать приговор, а мне вручат медаль... Нет уж, спасибо, увольте...'

Исаев очень медленно отключил свой 'Vaio' от сети Интерпола. Закрыл все приложения в планшетнике Евы. Удалил историю своих запросов. Преувеличенно-аккуратно положил устройство доступа на кухонный стол. И только тогда поднял глаза на застывшего в замешательстве Даниэля.

— Ты нашёл того, кто увёз мою дочь? — догадался тот.

— Возможно, — не стал спорить Андрей и устало поднялся из кресла.

— Отлично. Кто в полицию будет звонить, ты или я?

— Ни я, ни ты.

— Ну, на меня можешь не расчитывать, — и Даниэль взял в руки мобильный телефон.

— Ага, валяй, — равнодушно разрешил Андрей и щелчком вышиб сигарету из пачки. — Но только подумай, что ты полиции скажешь? Ведь я буду всё отрицать, — и Андрей отправился к подоконнику за пепельницей. Даниэль вздрогнул, точно его ударили.

— Почему? — едва слышно спросил он. — Андрей, почему?

Исаев обернулся.

— У меня есть причина, — честно признался он.

— Причина? — шёпотом повторил Кейд. — Да какая к чёрту причина? — Даниэль ударил кулаком по столу и закричал: — Моей дочери угрожают! Какая ещё тебе нужна причина?

Андрей встал напротив Кейда:

— Даниэль, я сказал, что я найду твою дочь, и я её найду. Я тебе обещаю, что уже завтра Ева будет дома. А теперь всё. Проваливай. Ты свободен. Разговор окончен. Дверь слева. Привет Эль.

Повисла неловкая пауза. Не понимая, что ему делать, Даниэль до крови кусал губы. Посмотрев на его искажённое мукой лицо, Андрей сдался первым.

— Даниэль, — миролюбиво начал Исаев, — тебе будет достаточно, если я тебе скажу, что я не могу назвать имя похитителя Евы, потому что не хочу подставлять человека, который мне дорог?

— Это что, из-за женщины? — глухо спросил Даниэль. Андрей помедлил, но кивнул. — И что, она этого стоит?

Андрей кивнул ещё раз.

— Да, — в первые в жизни признался он. — Она этого стоит.

— Поразительно, — сказал Даниэль, сунул руку в карман и извлёк оттуда 'флешку'. — Вот, это тебе. Возьми, Андрей.

Исаев сунул руки в карманы.

— Это что? — недоверчиво спросил он. Кейд усмехнулся:

— Не что — а кто... Это от той, кто, как я сейчас понимаю, прочитала текст на плакате Евы ещё утром и сделала те же выводы, что и ты. Это от той, кто уже в десять часов утра отправила троян 'заказчику', чтобы помочь тебе найти Еву...

Эмпатия — это память ощущений.

'Чёрт бы тебя побрал, Самойлова. Ты снова в игре. Почему? Ты же мне обещала...'

'Я всегда буду за тебя, Андрей, и никогда — против...'

Кейд с интересом наблюдал, как изменилось лицо Андрея, как непроницаемые серые глаза загорелись эмоциями. Здесь были удивление и ярость от осознания того, что его снова победила женщина. Гордость за ту, что обыграла его, лишь бы прийти ему на помощь, а ещё — невероятная, удивительная нежность.

'Эта женщина очень дорога ему. А ей нужен он', — понял разом Даниэль. Перехватив понимающий взгляд Кейда, Исаев на мгновение отвернулся, закрыл глаза, а потом его взгляд стал безмятежным. Андрей обернулся и молча протянул разжатую ладонь Даниэлю. Кейд так же молча вложил USB-носитель в руку Исаева. Он хотел что-то сказать, но Андрей покачал головой:

— А теперь, Даниэль, не обижайся, но тебе правда пора, — тоном вежливым, но не терпящим возражений, произнёс Исаев. — Тебе нужно отдохнуть, а мне — поработать. Напоминаю: свой iPhone ты оставишь мне. Обещаю завтра вернуть. Потому что завтра всё и закончится.

— Я бы мог поехать с тобой, — предложил Даниэль. — Поверь мне, я не только документами занимаюсь.

— Верю, — кивнул Андрей, — но извини: я работаю один.

— Понятно. Ты, конечно, не передумаешь... — Даниэль кивнул и дошёл до двери. — Ты найдешь мою Еву, Андрей, — произнёс Даниэль, уже стоя на пороге.

— Да, — ответил Исаев. — Я же тебе обещал.

— Нет, Андрей. Ты действительно найдёшь Еву. Тот человек, что дал мне эту 'флешку', он был в этом уверен... Ну что ж, позвони мне завтра, сразу же, как только всё закончится. Не заставляй меня ждать, мне и так больно... Удачи.

Дверь захлопнулась, и Исаев остался один. Помедлив, он сел за стол, вставил 'флешку' в USB-разъём 'Vaio'. Открыв файл, хранившийся на нём, Андрей увидел незнакомый имейл 'saltir@google.com', а чуть ниже — длинный код. Андрей пригляделся. В геральдике слово 'салтир' означает косой крест Андрея Первозванного или Святого Эндрю. Будь Исаев по натуре чуть более романтичен, он бы воспринял этот символ, как приглашение к возобновлению отношений. Но Андрей Исаев очень давно не верил в сказки. Как все прагматичные люди, он хорошо знал, что в обычной жизни косым крестом обозначают весьма прозаичные вещи. Например, такие действия, как 'зачеркнуть', 'удалить' или же 'навсегда предать забвению'. Для женщины, от которой он отказался, двигаться дальше означало 'забыть'. Но сначала эта женщина решила пришла ему на помощь, и длинным кодом был не троян, а код для электронной переписки, защищённой по PGP — самому безопасному стандарту шифрования в мире. Андрей ввёл код, вошёл в почтовое приложение и, прикусив губы, начал печатать своё первое и последнее письмо Ирине Самойловой.

@

8 апреля 2015 года, среда, днём.

Из переписки по PGP.

Пользователь AS@ — пользователю saltir@

'Ты в игре королева. Я и сам уж не рад.

Конь мой сделался пешкой, но не взять ход назад.

Чёрной жмусь я ладьёю к твоей белой ладье.

Два лица были рядом... Шах и мат — только мне'.

(Омар Хайям)

'Привет. Ну и к кому привёл твой троян?' — написал Андрей. Устроившаяся в 'тайнике', Ирина получила письмо и прочитала его.

'Привет. Про троян ты сам догадался?' — ответила она.

'Это было несложно. Скажи мне, кто заказчик похищения?', — повторил свой вопрос Андрей.

'Судя по собранным данным, это Макс Уоррен. Троян рассказал, что у него финансовые затруднения. Он хороший финансист и умеет прятать концы, но троян 'выловил' файл с перечислением его кредитов. У Уоррена огромные долги. Ему деньги нужны, причём — очень большие деньги. Но это только одна сторона медали'.

'А есть и вторая?'

'Да, есть'.

'Расскажи'.

'Полгода назад Макс Уоррен завёл себе на компьютере одну занятную папку. Фолдер называется 'СИМБАД'. Троян кое-что успел вытащить из этой папки. В фолдере есть рецепты на психотропные вещества. Есть счета на весьма специфическую литературу: о том, как причинять и превозмогать боль... Ещё есть выписки со счетов в египетском и английском банках... В папке также есть материалы из Оксфорда. В них, судя по всему, речь идет о клинической медицине... Макса интересуют генетика, инцест, Синдром Стендаля, отношения между сводными братьями и сестрами и методика проведения тестов на ДНК, на установление старшинства... А ещё есть одна фотография. Очень старая, но мне удалось её очистить и увеличить. На этом снимке двое: мальчик лет тринадцати в красной бейсболке и голубоглазый мужчина. Подписано — 'я и Саид Кхан'. А ещё тут какие-то письма. Прочитать не могу, я не знаю этот язык'.

'Запусти перевод'.

'Через Google? Не получается'.

'Не спеши. Вот программа, скачивай, только быстро... Итак, что даёт 'переводчик'?'

'Пришёл ответ, что это 'годжал' — одно из наречий урду'.

'Запускай в Google перевод с урду на английский язык', — написал Исаев.

'Есть, готово. Читаю... Слушай, это — переписка между Максом Уорреном и каким-то 'Вторым'. Речь идёт о телохранителях и истишхаде. В конце писем Макса подпись — SIMBAD. Макс — это и есть Симбад? Это очень странно...'.

Андрей прищурился: дело о похищении Евы, которое казалось ему простым, начало принимать скверный оборот, а детали — менять картину.

'Насчёт участия Макса в похищении Евы я уверен, — подумав, напечатал Андрей. — Но что касается Симбада... Прости, но Симбада не существует'.

'Почему ты так решил?'

'Потому, что Симбад никогда не был мужчиной'.

'А кем же он тогда был?'

'Женщиной, которую любил мой отец. Женщина умерла, мой отец тоже. Это было давно'.

'Понятно, прости... И, тем не менее, последние полгода Макс Уоррен использует в соцсетях имя 'Симбад'. У Макса есть какая-то связь с прошлым Даниэля Кейда. Настоящее имя Кейда — Дани Эль-Каед. О нём Макс упоминает в своих письмах 'Второму'. Может быть, я что-нибудь придумаю, и помогу тебе?'.

'Нет, ну ты подумай: Самойлова снова за старое', — всё-таки разозлился Андрей.

'Не смей, — без обиняков напечатал Исаев. — Это не твоя война — и уже не игры. Потому что ты подставишься и подставишь того, кто помог тебе с трояном. А я не могу разделиться на три части, чтобы защитить и тебя, и его, и дочь Даниэля. Смерти моей хочешь?'.

Исаев блейфовал. Ирина сдалась первой.

'Ну, ладно, — ответила Самойлова. — Только тогда и ты, пожалуйста, будь осторожней. Это какая-то скверная и крайне запутанная история. Возможно, Макс расследует похищение Евы на свой лад?.. Послушай, пожалуйста, когда ты поедешь за Максом, возьми себе напарника. Тебе потребуется помощь. Один из видеофайлов в компьютере Макса говорит, что он владеет ножевым боем и огнестрельным оружием. А я.... я не хочу увидеть тебя мёртвым. Дай мне слово, что ты пойдешь за Евой не один'.

Андрей убрал руки с клавиатуры.

'Нет, Ира, — мог бы напечатать он. — Любой напарник для меня в этот раз исключается. И не потому, что я работаю один, а потому что я нашёл твоего брата. И если вдруг окажется, что я, паче чаяния, ошибся, и твой брат — преступник, то ни ты, ни кто-либо другой знать об этом не будет. Я не допущу, чтобы тебе снова сделали больно. Довольно и того, что вчера сделал с тобой я'.

'Хорошо, сделаю всё, как ты хочешь, — быстро напечатал Исаев. И добавил: — Я признателен тебе за помощь'.

'Не за что. Возвращайся живым. Пока', — почти дописала своё письмо женщина.

'Подожди!', — увидела она на мониторе. Помедлив, Самойлова нажала клавишу 'shift' и прижала пальцем цифру семь.

'?', — прочитал на своем мониторе Исаев.

'Ира, правда, спасибо тебе. И, пожалуйста, передай то же самое Зайк (зачеркнуто) Д. Кузнецову. Я знаю, чего вам обоим стоила эта помощь', — наплевав на все игры, написал Андрей ровно то, что думал и чувствовал в эту минуту. Женщина прикусила губы. Ей оставалось всего лишь нажать на соответствующую кнопку и отключить переписку, но она медлила. Она ждала последнего чуда — одного признания, трех слов, которые бы все изменили. Но связь оборвалась. Это означало, что Андрей попрощался с ней. И Самойлова всхлипнула:

— Ты так ничего и не понял, Андрей...

Увы: Ирина Самойлова просто не могла видеть, как Исаев захлопнул крышку 'Vaio'. Как, сидя за столом, мучительно застонал и обхватил голову руками...

Когда в 'тайник' вошёл очень довольный Кузнецов, женщина всё ещё сидела за компьютером. Прислонившись к дверному косяку, Кузнецов с улыбкой посмотрел на Иру.

'Моя, — с удовлетворением подумал он, — теперь только моя. Потому что я знал, помогая ей спасать этого мальчишку, чем обернётся вся эта помощь. Ира напишет ему, и он потянется к ней. Но Ира не простит ему своего вчерашнего поражения, потому что на первом месте у нее гордость. И вот теперь, выиграв у него раз и навсегда, она просто вычеркнет его из памяти'.

— Ир... — весело позвал женщину Кузнецов. Но, погружённая в свои мысли, женщина его не слышала. — Ау, зайка моя!

Самойлова медленно подняла голову. В её беспомощных глазах Кузнецов увидел надежду, тонущую в слезах — мечту, которая медленно умирала.

— Ир, да ты что? — обомлел Кузнецов.

— Митя, прости меня. Я тебя обманула.

— Господи, да в чём? — помертвел Кузнецов.

— Я люблю его. И всегда любила.

Кузнецов на чугунных ногах подошёл к столу, за которым сидела Ирина.

— Ир, ну подожди, — неуверенно начал он. — Послушай, это же так, глупости... Просто он, видимо, снова сыграл с тобой в какую-то свою игру, вот ты и решила, что...

— Митя, — закричала женщина, вытирая слезы, — Митя, какие к чёрту игры? Я же жить без него не могу... А он... а ты... а вы... ну как же вы этого не понимаете-то?

@

8 апреля 2015 года, среда, поздно вечером.

Коттеджный посёлок 'Апрелевка Парк', улица Виноградная, д. 23, г. Апрелевка.

Россия.

Сидя за столом в комнате Лейс бросил в высокий стакан с водой кубик льда и перечитал письмо, полученное от Элен:

'Лейс, привет!

Как твои дела, как отдых в Москве? Здесь, у нас в Оксфорде творится несусветное — такое, что и в двух словах не опишешь. Короче говоря, вся кафедра буквально бурлит из-за результатов твоего последнего эксперимента. Посмотри итоги сам (я вложила диаграммы отдельным письмом, как ты и просил). Лейс, результаты поразительные! После того, как мы разложили ген 'azot' на экзон — участок ДНК, эукариот, несущий генетическую информацию об особи, — и цитоплазматический белок, кодирующий синтез продукта гена и имеющий четыре EF-руки (основную часть в семействе связанных кальцием протеинов) — мы создали копии гена, как ты и предсказывал, и добавили их в клетку Drosophila melanogaster.

По итогам теста у всех объектов исследования улучшилась отбраковка постаревших клеток, а по сравнению с нормой, средняя продолжительность жизни особей увеличилась на пятьдесят, а кое-где, и на шестьдесят процентов. На шестьдесят процентов, Лейс! Лейс, всё-таки ты — гений. Конгрегация университета с ума сходит, все говорят, что ты можешь смело готовиться к Нобелевской премии. Так что все мы здесь с нетерпением тебя ждём. Приезжай скорей.

С уважением, Элен Кэтчер.'

Лейс глубоко вздохнул: итак, он нашёл код бессмертия. Теперь оставалось только сохранить алгоритм чистой формулы и прописать перспективы её дальнейшего развития. На это ушёл ровно один час. В одиннадцать вечера Лейс дописал последнее предложение, сохранил работу на USB-носителе и потёр покрасневшие глаза. Его работа была закончена. Не оборачиваясь, Лейс окликнул:

— Ева...

Девочка, еще пару часов назад уютно устроившаяся на диване, встала. Легкая и стремительная, она подошла к Лейсу. Положила на стол его iPad, на котором последние три часа не столько 'резалась' в 'дурака', сколько тайком наблюдала за Лейсом. Ева оперлась о спинку стула Лейса и наклонилась к нему:

— Ну что, ты освободился? Всё сделал?

— Да. А ты как, проиграла в 'дурака' — или всё-таки выиграла?

— Я? Конечно, выиграла, — вдохновенно соврала Ева. Таясь от Лейса, она чуть ближе наклонилась к нему и осторожно втянула в себя его запах — аромат моря и солнца. Еве очень хотелось прикоснуться к нему, сказать Лейсу, как он ей нравится, но она так и не решилась.

— Ну, раз ты выиграла, тогда всё будет хорошо. Вот, держи, — вытянув 'флешку' из разъема 'Fujitsu', Лейс протянул её Еве.

— Что это? — удивилась девочка и 'флешку' не приняла.

— Труд всей моей жизни, — попытался сыронизировать Лейс, но у него не вышло. — Возьми это, — уже абсолютно серьёзным голосом попросил он. — Здесь то, над чем я работал последние три года. Завтра ты передашь эту флешку своему Маркетологу. Скажешь этой Ирине Самойловой, чтобы она связалась с Элен Кэтчер и вместе с ней нашла способ убедить конгрегацию Оксфорда опубликовать мою работу в открытом доступе. Я хочу, чтобы моё исследование было доступно и работало, а не валялось на пыльных полках в ожидании тех, кто заплатит за открытие больше. Адрес Элен и её координаты я забил тебе в твой телефон. Справишься? Сделаешь для меня это?

Ева с энтузиазмом кивнула и протянула ладошку.

— Давай, — гордясь доверием, произнесла девочка. Лейс аккуратно вложил 'флешку' в тоненькие пальчики. Своей рукой он сомкнул ладонь Евы, но, вместо того, чтобы отпустить её, крепко сжал её руку. Ева удивленно изогнула бровь. Лейс потянул Еву на себя. Смущённо улыбаясь, Ева послушно обошла его кресло. Поставив Еву между своих коленей, Лейс положил ладони на её талию. Помедлив, он поднял голову. Он смотрел на Еву так, точно хотел запомнить её навсегда. В выразительных глазах Евы промелькнуло кокетство юной девушки, хорошо знающей о своей привлекательности.

— Что? — с мягкой насмешкой спросила она. Но Лейс не улыбнулся. И Ева осеклась. — Ты что? — повторила она. Её улыбка потухла.

— Ева, послушай меня. Мне нужно от тебя ещё одно обещание. Если всё пойдёт так, как рассчитал я, то завтра рано утром ты уйдёшь от меня по тому маршруту, который мы с тобой обговаривали. Где запасной выход, я тебе показал. Где ключ от 'Volvo', ты знаешь... А теперь пообещай мне, что как только ты выйдешь из этого дома, то сядешь в машину, доедешь до Москвы и не предпримешь ни одной попытки вернуться сюда. Пообещай мне. — Демонстрируя весомость своих слов, Лейс сжал пальцы на тонкой талии. Глаза Евы померкли. Она прикусила губу, напряжённо разглядывая Лейса. — Ну же, Ева, я жду, — напомнил тот.

— Нет, — Ева покачала головой. — Не проси. Я не дам тебе такого обещания. Я нужна тебе. Я останусь здесь. — Теперь голос Евы окреп и звучал непримиримо.

— Kuss'... Fuck. Ева, ну что опять за фокусы? — Лейс раздражённо разжал руки. Оттолкнув Еву, он встал и зашагал по комнате. Оперевшись бедром о столешницу стола, Ева стояла, опустив голову вниз и упрямо сжимала губы. Покосившись на девочку, мужчина вздохнул и вернулся к ней. Встал напротив.

— Ева, что бы ты там не навоображала себе про меня, я не твой прекрасный принц, — сунув руки в карманы, произнёс Лейс. — Что бы ты себе не напридумывала, я тебе не пара... Мне давно не двадцать лет, а у тебя вся жизнь впереди. Люди, может быть и предназначенные друг другу, всегда находят друг друга, но не всегда остаются вместе. Когда ты вырастешь, ты сама это поймёшь.

Ева вспыхнула и вздёрнула вверх подбородок. В её солнечных глазах заплясали сердитые искры:

— Слушай, ты — что бы ты там себе не навоображал про меня — я тебе не ребенок, -возмущённо начала Ева. — И я тут тебя одного не оставлю. Даже не проси, потому что я понимаю, из-за чего ты гонишь меня... Скажи мне, что будет утром? Что ты собрался сделать? Умереть здесь в одиночестве? Нет, ты не умрёшь... Я тебе не позволю. — Голос Евы споткнулся и упал, а из её ярких глаз брызнули крупные слезы. — Не оставляй меня, — услышал Лейс. — Я... я люблю тебя.

Вот тогда-то он всё и понял. Она принадлежала ему. Была его с той самой минуты, когда он впервые написал ей. Лейс мог бы сказать ей непрощаемые слова, а она бы его простила. Лейс мог до бесконечности проклинать судьбу за то, как эта девочка вошла в его жизнь, а Ева бы её благословила. Лейс мог бы прямо сейчас взять её, сделать женщиной, научить чувствовать своё тело, впитывать все его касания, тысячей известных ему способов любить её или же оставить невинной — между ними это уже ничего не меняло. Теперь, когда Ева стояла перед ним без своего любимого оружия — когтей и зубов — Лейс мог бы рассказать ей, какие инстинкты она выявляла в нём с самого начала. Собственничество. Желание смеяться. Стремление её оберегать и быть с ней рядом. Но Лейс знал и другое: ради него эта девочка будет жить, а у него нет для неё даже крошечного 'завтра' ...

Тишину комнаты разорвал глухой стук. Ева вздрогнула. Повернув голову, она увидела, как плавясь в тепле комнаты, кубик льда в стакане воды хрустнул и ударился о стекло стенки стакана. Как на ободке стекла появилась прозрачная капля и начала соскальзывать по запотевшей стеклянной грани, устремляясь вниз всё быстрей и быстрей. И как Лейс подушечками пальцев поймал её, и как эта капля растаяла на его пальцах.

— Посмотри на меня, — услышала Ева. Она послушно подняла глаза и встретила его взгляд — сквозившую в синих глазах извечную мудрость мужчины, когда-то давным-давно, еще до неё, узнавшего о слабости женской души. Не выдержав, Ева моргнула и опустила ресницы. Она попыталась что-то возразить, или хотя бы вздохнуть, но воздуха в комнате не было.

'О господи, сейчас это произойдёт со мной', — подумала Ева и ощутила, как страх боли её навсегда покинул. Наоборот, сейчас Ева чувствовала себя прочной нитью между двумя мирами — линией жизни, которая должна была соединить прошлое и то, чему ещё не было названия.

— Потанцуй со мной, — донеслись до Евы слова, сказанные хриплым, спокойным голосом. Стоя вплотную к ней, Лейс наклонился, чтобы взять iPad. Ева увидела прямо перед собой его лоб, скулы, брови, точно обведённые чёрным ресницы, нитку шрама на верхней губе и от неожиданной близости у неё остановилось сердце. Лейс выпрямился и вложил планшет в руки Евы. — Всего один танец, — мягко попросил он.

— Что? — растерялась Ева.

— Ну, ты же не спала вчера, когда я приходил за курткой? Ты слушала какую-то музыку. -Лейс склонил голову к плечу и улыбнулся. Казалось, улыбка зажгла солнце. Ева широко распахнула глаза и замерла окончательно. — Ева, не спи. Давай, поставь свою музыку. И ещё...

— Что? — пролепетала она.

— Дыши. А то танец не получится.

Ева смущённо сглотнула и с трудом оторвала взгляд от губ, изгибающихся в необидной насмешке. Вцепившись в 'планшетник' Лейса, Ева нашла музыку, которую она слушала вчера. Лейс перевёл про себя слова песни, недовольно вздохнул, хотел что-то возразить, но передумал. Обняв Еву за талию, Лейс свободной рукой взял тёплую маленькую ладонь и, сплетя с ней пальцы, прижал к своей груди руку Евы.

— Ева, — задумчиво прошептал Лейс, точно пробуя её имя на вкус. — Жизнь... Какое правильное имя тебе дали.

Уголки губ девочки побежали вверх. Ева открыла глаза, глубокие, чистые, счастливые.

— А знаешь, почему я ответила на то, твоё письмо из Facebook? — набравшись храбрости, прошептала она.

— Посты? Много 'лайков'? Серфинг? Жажда приключений?

— Нет. Просто я увидела твою фотографию. Ты улыбался так, как сейчас. И я подумала, что я таю. Как та капля воды на твоих пальцах, со стакана воды. Я забыла, как меня зовут и подумала, что больше никогда не вспомню своё имя... Мне всё равно, как тебя зовут, 'семь', потому что теперь я тебя знаю.

Ресницы Лейса дрогнули.

— Меня действительно зовут 'семь', — услышала Ева. Она неверяще подняла голову и заглянула в синие глаза. — Да, ты не ослышалась, — кивнул Лейс. — 'Семь' — это моё первое имя. На урду — Сахт. По-арабски — Саба. Мое второе имя на русском звучит как Леонид, на арабском — как Аслан или Шер. Но в Александрии моё имя произносится как Лейс. Так меня отец называет...

— Так тогда... тоже... это был ты, да? — пролепетела Ева. Она попыталась высвободить свою ладонь, но Лейс захватил ее пальцы в теплую ловушку своей ладони.

— Прости, — покаянно сказал он, и Ева растяла. Глядя на Еву Лейс продолжал: — Пожалуйста, пообещай мне, что завтра ты уйдёшь от меня. Я прошу тебя. Я не смогу защитить то, что мне дорого, если буду знать, что ты рядом или что ты в опасности. Ты должна уйти.

Но Ева медлила. Лейс вздохнул и прижал ее ближе.

— Пообещай, — околдовывая ее, прошептал он.

— Хорошо, — в конце концов, сдалась Ева. — Я тебе обещаю. — Не выдержав, она заплакала и попыталась вцепиться в него, но Лейс выскользнул из её объятий. Подошёл к столу, захватил свой телефон и направился к лестнице. На пороге он обернулся.

— Ева, помни, ты обещала мне, — произнёс Лейс. Лестница приняла его шаги. Ева осталась одна. Магия музыки исчезла. Их танец распался. Истинная ценность момента растаяла, словно дымка, и стала воспоминанием. И Ева со всей очевидной ясностью поняла: семь — это счастливое число, но не для тех, кто остается. Лейс исчезал из её жизни — его семь шагов были почти пройдены. Ей же в награду он оставлял её самоё — и щемящую память о нежности...

@

8 апреля 2015 года, ночь со среды на четверг.

Коттеджный посёлок 'Апрелевка Парк', улица Виноградная, д. 23, г. Апрелевка.

Россия.

В 23:55 Джон Грид подвёл свой джип вплотную к воротам коттеджа. Достал телефон и написал:

'Привет, Сахт. Код 'НОРДСТРЭМ' у меня. Готов обменять на Еву'.

'Отлично. Когда?' — ответил Лейс.

'Завтра в восемь утра устроит?'

'Что, охрана по ночам развернуться не даёт?' — Лейс был в своём репертуаре.

'А соображает', — усмехнулся Джон Грид. — 'Итак?' — написал он.

'Да, согласен. В восемь утра. Здесь, в этом коттедже'.

'Отлично. Тогда до встречи, Лейс'.

'До встречи, Симбад... До очень скорой встречи'.

Свет в коттедже погас. Джон Грид улыбнулся, отложил телефон и потянулся к 'бардачку', из которого достал блокнот и авторучку. Пристроив записную книжку на руле так, чтобы можно было писать, мужчина включил внутреннюю подсветку в машине. Подумал и вывел первую, самую трудную фразу:

'Здравствуй, Андрей. Тебе пишет 'Симбад Омега' — человек, которого ты искал и которого нет на свете...'.

 

Глава 9. ДЕНЬ ДЕВЯТЫЙ

'Живёшь лишь дважды — на свет рождаясь и глядя в лицо смерти'.

(Ян Флеминг)

@

5 апреля 2015 года, четверг, рано утром.

Ленинский проспект (дублер), д. 41/2, Москва.

Россия.

В пять утра Макс Уоррен сел за стол и открыл компьютер. Нашёл в папке код, полученный им от Эль, и переписал его на 'флешку'. Аккуратно убрав USB-носитель в нагрудный карман нарядной кожаной куртки, Макс тщательно закрыл молнию на кармане и достал другую 'флешку' — загрузочную, для операционной системы. Войдя в компьютер с установочного носителя, Макс выполнил несколько обязательных команд и перешел к функции 'Настройка диска'. 'Недооценивай своих врагов — иначе будешь трупом', — вспомнил Макс слова своей много лет назад умершей матери.

'Подтвердить удаление жёсткого диска', — запросила у Макса машина.

— Подтверждаю, — усмехнулся Уоррен и нажал на клавишу 'Enter'. Глядя в ещё мигающий монитор уже умиравшего ноутбука, Макс представил, как запущенная им команда безжалостно разбивает жёсткий диск, хранивший все его тайны. Как исчезают электронные данные, которые он, Уоррен, так кропотливо собирал. Как гибнут файлы, которые он сберегал так долго. Монитор ноутбука вспыхнул в последний раз и погас: команда Макса всё стерла. Теперь лишённая информации мощная машина стала всего лишь бесполезным предметом на дорогом столе. Захлопнув ноутбук, Уоррен проверил наличие паспорта и электронного билета 'Москва-Лондон' во внутреннем кармане куртки. Потом открыл входную дверь и переступил порог своей роскошной квартиры. На минуту Макс обернулся. Всё самое ценное — коллекцию антикварных кукол и дорогих картин, изящную дизайнерскую мебель, драгоценный уотерфордский хрусталь и мейсенский фарфор Макс собирался перевезти в Лондон чуть позже. Ну, а пока его ждало последнее, самое важное дело.

'Я выживу, и я очень скоро найду тебя, Ева', — мысленно пообещал Макс. На мгновение перед его мысленным взором предстали яркие глаза, полные жизни и света. Они были яростными и прекрасными, как на фотографии, где полуобнажённая девочка снялась с глупым плакатом.

'Да, именно так ты и будешь смотреть на меня, маленькая принцесса. Говорят, что, когда сорокалетний мужчина влюбляется в двадцатилетнюю девушку, он любит не её, а свою юность. Но, в конце концов, все мы беспомощны перед объятиями любви. И я тоже не исключение...' — улыбнувшись своим мыслям, Макс тщательно запер дверь и сбежал вниз по лестнице. Толкнул тяжёлую дверь и вышел на улицу. Холодный воздух апрельской Москвы, терпкий, как аромат весеннего утра, немедленно проник в лёгкие Макса. Уоррен кашлянул и поморщился: 'Ненавижу этот город'. Вскинув сумку на плечо, Макс огляделся. В этот утренний час двор был пустым и тёмным, если не считать двух неряшливо одетых молодых людей, развалившихся на детской площадке; большой лохматой собаки, бегавшей между скамейками, и стоящего рядом с 'корветтом' огромного джипа 'Toyota Land Cruiser'. Впрочем, в тридцати метрах от джипа пристроилась и ещё одна машина — чья-то серебристая 'BMW', чистая просто до неприличия.

Прищурившись, Макс шагнул к серебристому автомобилю. Под машиной Уоррен углядел помятый, нелепый, перепачканный букет сломанных ромашек, тем не менее, аккуратно уложенный на чистую картонку, а рядом с букетом — две длинных, попирающих картонку, обтянутых серыми фланелевыми брюками, ноги в коричневых спортивных ботинках. Владелец ботинок лежал под машиной, и дёргая левой, заляпанной масляной жидкостью, ногой, кому-то отчаянно жаловался:

— Алло... Алло, вы меня слышите? Что значит, вы с эвакуатором только через три часа будете? А мне-то что делать сейчас? У меня тормозная жидкость течет, — донеслось до Уоррена. Макс нахмурился и перевел внимательный взгляд на владельцев собаки. Мужчины, на которых с подозрением взирал Макс, по-хозяйски развалились на лавочке. Перехватив взгляд Уоррена, один из мужчин нахально улыбнулся, лихо подмигнул Максу и достал из сетки пятилитровую пластиковую бутыль 'Bagbier', но сам пить не стал, а передал пиво своему товарищу. 'Алкаш' принял предложенное, сделал порядочный глоток, крякнул и вернул 'Bagbier' собутыльнику.

— Слы, ну так чо? — дребезжащим голосом начал 'алкаш'. — Ты, Виталь, бутылку-то далеко не прячь. Ты лучше рассказывай. Чо смотреть на этого додика нарядного? Я его знаю — в соседнем подъезде живёт. Денег у него не высмотришь. Он — не по этой части. Он — по той же самой, что и тот нарядный чувак, который под машиной лежит. Глянь, как они похожи, чистоплюи долбанные. — И 'алкаш' противно заржал.

— Да уж, они такие. Зато мы с тобой — по этой, самой главной части, — оглядев Макса, в свой черёд, презрительно откомментировал Виталик.

— Ну так чо дальше было? — одёрнул Виталика его друг-алкаш.

— А ничо. Я так своей и сказал: да не пошла бы ты, дура, раз денег мне на выпивку не даёшь.

— Ну-у? А она тогда чо?

— А она мне — да пошёл ты сам вместе со своим бобиком. Она моего Бимку никогда не любила, всегда бобиком называла, хотя он — овчарка, то есть собака породистая, умная, не то, что некоторые, потому что, слы,...

Не дослушав, Уоррен с отвращением отвёл от 'алкашей' глаза и отправился к джипу. Он подошёл к машине вплотную. Дверь со стороны водителя тут же распахнулась, и из 'Land Cruiser' пружинисто выпрыгнул невысокий, крепкий молодой человек, хорошо и со вкусом одетый. У молодого человека была короткая русая кудрявая бородка без усов и короткая стрижка.

— Assaamu aleikum, bhai Uj'u. Доброе утро, Первый, брат, — тихо произнес на урду молодой человек. — Chiz hevli, arbab? Как ваши дела, хозяин?

Макс недовольно дернул бровью, но был вынужден ответить так же вежливо, как того и требовал закон:

— Ua aleikum assalam, Buj. Здравствуй, Второй. Почему говоришь не на английском?

— Maf. Mazhe malum tej, arbab. Извините, хозяин. Я понимаю ваше неудовольствие, но здесь вокруг ослиные уши. К тому же английский в этой стране знают почти все. А наше наречие не в чести. Кто мы для них? Так, чёрные. — Второй едко осклабился.

— Ах, так? Yasht kum duoren? Тогда, может, расскажешь, с чего вдруг здесь вот эти двое пьяных идиотов взялись? — и Макс кивнул на 'алкашей', успевших приложиться к бутылке.

— Dishma, arbab. Этого я не знаю. Но, когда мы приехали — а это было час назад, — то эти двое уже здесь были. Сидели на лавочке, гоняли свою собаку и вот так же пили. Я вышел из машины, чтобы их прогнать, а при необходимости... ну, вы сами понимаете, — и Второй щелкнул пальцами. — Но, заметив меня, один из этих пьяниц поднялся со скамейки. Пошатываясь, сам направился ко мне. Попросил зажигалку и денег. Во рту у него была сигарета. Денег я ему не дал. Но я вручил ему прикуриватель из джипа.

— Зачем, скажи на милость? — Макс был удивлён: алкоголь и курение были для Второго тем, что в исламе называют 'haram' — то есть недопустимое.

— А я хотел посмотреть на его руки и на лицо, чтобы понять, кем в действительности является этот daj, — со спокойной самоуверенностью ответил Второй. — Вы же знаете, люди иногда совсем не то, чем они нам кажутся... Но этот — он на самом деле пьянь. Лицо опухшее, глаза мутные, руки трясутся. И этот daj уронил мой прикуриватель в лужу. Наклонился, чтобы его поднять, и сам туда же упал. Пришлось мне эту грязную свинью поднимать. — Второй брезгливо сплюнул.

— А ты, умник, поднимая его, обыскать его догадался? — жёстко спросил Макс.

— Да, arbab, конечно, — кивнул Второй. — Ничего не нашел.

— А он вернул тебе прикуриватель?

— Вернул. Но я его не взял. Вы же знаете, это запрещено правилами. Могут вместе с вещью и 'метку' вручить. Но этот daj — он настоящий пьяница. Я еле-еле его от себя отогнал, пришлось пригрозить, что хребет переломаю, если он не отвяжется. Упорный вонючий шакал... Как грязь, прилипчивый... А, впрочем, сами послушайте, о чём он говорит со своим приятелем. Они уже час тут на лавочке сидят и вот так развлекаются. Им денег на бутылку надо. — Второй презрительно хмыкнул. А Макс повернулся к детской площадке и навострил уши.

'Ну, Виталь, а потом чо?' — 'А ничо. Слы, взял я Бимку, привязал его к мопеду в арке и в магаз пошёл.' — 'Ну, ты молодец!' — 'Я-то молодец. А вот ты нам стольник раздобыл?' — 'Не. Я пустой.' — 'Слы, ну и чо тогда пить бум?' — скороговоркой донеслось со скамейки.

'Фу, мерзость, пьянь. Как и вся эта их проклятая страна', — Макс был рассержен.

— Ладно, с этими двумя ублюдками более-менее ясно, — сказал Уоррен. — Убивать их тут — только следы оставлять. Но не с собой же тащить их трупы в Апрелевку... Будем надеяться, что и мы этим двоим ни к чему, да они вряд ли нас и запомнят. Мозги пропитые... И к тому же, — Макс наморщил гладкий, высокий лоб, — мне кажется, я их знаю. — Макс подумал. — Да, точно, вспомнил. Я их видел, и не раз. Вон тот, что без собаки, он и вправду пьяница. Живёт в этих домах. Его жильцы нашего дома в полицию регулярно сдают, потому что он пьёт на детской площадке. Да, точно, — обрадовался воспоминанию Макс, — а вот тот, который угощает, он тоже здесь вчера отирался. Вместе с этой своей огромной, жуткой овчаркой. Мерзкая псина, — поёжился Макс. — А это кто? — и Уоррен кивнул в сторону серебристого автомобиля.

— Это? — Второй улыбнулся. — А это совсем другая история, господин. Это larka. Мальчтик. Чистенький, аккуратный. В хорошем, дорогом костюме. Он подъехал сюда ровно четверть часа назад. Вышел из машины, вытащил ромашки — ага, вон те, что на картонке лежат — подошёл к нам и очень вежливо поинтересовался, где здесь третий подъезд.

— А вы что?

— А я сказал ему, что у меня в этом подъезде сестра квартиру снимает, и спросил, что этому парню тут надо. Larka ответил, что он приехал к своей девушке.

— Это в такую-то рань? А, кстати, ты почему называешь его larka?

— А вы сами к нему подойдите и на него посмотрите, — фыркнул Второй. — Это действительно — просто larka. Мальчик. Ресницы длинные. Очень белая кожа. Невинный взгляд. — Второй насмешливо дёрнул бровью. — К тому же, он очки носит. Он, видимо, близорук, как и вы, господин, — теперь голос Второго звучал уважительно. — Одет так же, как и вы, то есть тщательно, дорого. Вот только голос у него... — и Buj задумался, подбирая слова, чтобы точнее передать свои впечатления, — в общем, голос у него занятный. Говорит, а кажется, что он постель расстилает для девушки. — Радуясь свое шутке, Второй хохотнул. — И машина у него чересчур ухоженная. Но я недоверчив, как и вы, господин. И я дал соответствующую команду Четвёртому. Tsebur, мой Четвёртый — отличный боец и по-русски хорошо понимает. Я приказал Четвёртому, чтобы тот показал этому larka нужный ему подъезд. Можно сказать, проводил его прямиком к девушке, а потом и 'к моей сестре' заглянул, передал ей привет 'от брата', — произнося это, Второй иронично хмыкнул. Но Макс не улыбался.

— Ну-ну. А дальше что? — поторопил он.

— Ну, а дальше Tsebur и этот мальчик вместе пошли к подъезду. Tsebur пару раз к мальчику ненароком прислонился. Обыскал его на свой лад, но ничего не нашел. У мальчишки ничего не было, кроме ключей от машины и мобильника, который он не выпускал из рук. И тогда Tsebur попытался этого мальчика разговорить, но larka его явно пугался. Когда они поднялись по лестнице в холл, мальчик сказал, он к Нечаевым, и спросил у Четвёртого, где квартира сто семнадцать. Четвёртый высчитал, что это пятый этаж. И larka вызвал лифт. На Четвёртого он смотрел настороженно. И Tsebur с ним у лифта распрощался. Наш мальчик вздохнул с облегчением и поехал на пятый этаж, на лифте. А Tsebur поднялся на шестой пешком. Дальнейшее он наблюдал уже с лестницы.

Четвёртый видел, как этот мальчик действительно позвонил в квартиру сто семнадцать. Правда, звонил он долго. Tsebur насчитал целых пять звонков. Потом дверь все-таки открыли, и из квартиры вышла hrujnan — пожилая женщина. Увидев старуху, larka был не то, что удивлён — поражён. Тем не менее, очень вежливо попросил позвать ему Анжелу Нечаеву. Но hrujnan разозлилась и закричала, что устала со вчерашнего вечера отвечать всяким олухам, что её беспутная внучка тут давно не живёт. Larka стал настаивать. В ответ женщина вспылила и пригрозила полицию вызвать. Услышав это, Tsebur сразу же на пятый этаж спустился.

— Зачем это? — прищурился Макс.

— А чтобы скандал замять. Увёл этого larka вниз... Ведь для чего нам, arbab, полиция? Полиция ведь нам совсем ни к чему, — усмехнулся Второй.

— Да уж, точно, полиция нам совсем ни к чему, — задумчиво повторил Макс. — Ну и чем вся эта дурацкая история закончилось?

— А ничем хорошим, господин. Пока Tsebur и мальчишка на лифте вниз спускались, этот larka ни с того, ни с сего начал ему жаловаться на свою жизнь. Мол, девушек хороших нет, верить никому нельзя. Так Tsebur и узнал, что этот мальчик вчера в здешнем кафе познакомился с какой-то Анжелой Нечаевой. Она ему очень понравилась: такая весёлая, общительная. Слово за слово, и larka оплатил её счёт. Это он ей так намекал на продолжение. А прелестница Анжела в благодарность вручила нашему мальчику не номер своего телефона, а сразу свой адрес дала. Пригласила этого мальчика к себе домой, чтобы вместе позавтракать. И наивный мальчишка решил, что девушка ему утром даст. Купил цветы и к шести утра к ней приехал. У этого мальчика явно опыта с женщинами маловато.

Макс подумал.

— Так в какую квартиру поднимался этот парень? Номер квартиры мне повтори, — приказал он. Второй повторил. Макс подумал и кивнул:

— Да, действительно, в этой квартире живёт одна пожилая дама. Моя соседка, которая все сплетни в округе собирает, как-то обмолвилась, что на внучке этой дамы пробы ставить негде... Да, действительно, глупый мальчишка, попался... А кстати, почему он до сих пор здесь? Почему возится под машиной?

— Почему под машиной возится? — осклабился Второй. — А это ему мой подарок. Кто знает, что этому мальчишке и этим двум пьяницам здесь так рано надо? Ставить на них 'жучки' — дело хлопотное. Вот поэтому-то я, пока этот larka с цветами ходил к бабке этой самой Анжелы, отправил к машине Пятого. Пятый, Panz, должен был убедиться, что нашего мальчика никто не сопровождал. Но ни в его машине, ни вокруг никого и ничего не было, да и пьяницы не шелохнулись, когда Panz перегибался и подрезал тормозной шлаг у машины. Так что когда этот мальчик вернулся и увидел под своей машиной маслянистую лужу, то он сначала рассердился так, что даже букет свой бросил на асфальт. Потоптал его ногами, потом, правда, одумался... Букет подобрал, в техцентр позвонил. Но там специалистов отказались сразу сюда присылать. И тогда этот мальчишка, поправив свои очёчки, сам полез под машину. Больше оттуда не показывался. Так что этот larka отсюда долго не уедет. Он просто не сможет.

— Baaf. Хорошо. Ты все предусмотрел, Второй, — похвалил Макс. — А что с Симбадом?

Второй убрал улыбку с лица, его светлые глянцевые глаза вспыхнули ровным светом:

— Как вы и сказали, господин, одного из бойцов я оставил с Симбадом. Это Truj — Третий. А Panz, Shal — Шестой и Tsebur здесь, со мной, в машине. Это — ваша охрана. — И Второй указал глазами на небольшую табличку с надписью 'ЧОП 'Хазрат' — 10 лет на рынке международной безопасности'. Реклама была впаяна в пластик и вставлена за резинку лобового стекла.

— Неплохо, — хмыкнул Макс. — А вы оружие взяли?

— Да, всё сделали.

— Тогда давай то, что я для себя заказал.

Второй дважды тихонько стукнул в затемнённое стекло задней дверцы джипа. Дверь машины приоткрылась, две проворных руки быстро приняли сумку Макса, и плотно затворили дверь. Впрочем, уже через секунду чуть потяжелевшая сумка была возвращена её хозяину.

— Shobosh, хорошо, — удовлетворённо вздохнул Макс. — Ну что ж, тогда поехали. Симбад велел отправляться в Апрелевку через Боровское шоссе.

— На Киевском опять дорожные работы? — выказал знание местной географии Второй.

— Да. Но не это главное. Там правительственный аэропорт недалеко, и по трассе часто мотается дорожная полиция. Не говоря уж о службе безопасности, затаившейся, как рояль в кустах. Так что когда мы выедем на МКАД, то я поеду вперёд. Потом сверну на Боровское. А вы поедете за мной. Впритык ко мне не идите, скорость не развивайте. Если вас остановят, то вы разбираетесь с полицией сами. Если остановят меня — вы мне помогаете. Если же всё пройдет чисто и гладко, то мы встречаемся уже на условленном месте. Сейчас шесть. Нам надо быть у коттеджа к восьми. Так Симбад приказал, а он знает, о чём говорит.

— Очень хорошо, хозяин, вот только простите, а вы поедете на этой машине? — Второй настороженно разглядывал 'корветт'. — Вы же знаете, чем плохи такие автомобили, да?

— Тем, что в них GPS с cистемой прослушивания есть? — насмешливо хмыкнул Макс. — Да, Симбад предупреждал меня о подобном... Однажды я Симбада не послушался и по дороге в аэропорт упустил Еву. Ну и чем всё это закончилось? Тем что Симбад еле-еле нашёл её. Так что теперь будем следовать только его плану. Я поеду на другой машине. Во-он на той, я её вчера себе арендовал, по совету Симбада, — и Макс указал на неприметный седан 'Киа Рио', тёмно-синего цвета. Второй просветлел лицом и с удовлетворением кивнул.

— Это хорошо, безопасно. Но может быть, оставим одного из моих людей здесь? — предложил осторожный Второй. — Пусть понаблюдает. А при необходимости, примет соответствующие меры.

— Нет, — даже не размышляя, отрезал Макс. — Симбад сказал, мне понадобятся все мои люди. Да и за кем тут следить? За этими алкашами? Или — за этим мальчишкой-идиотом, что под своим 'BMW' лежит и всё время жалуется? Ты же этого мальчишку хорошо проверял? — Второй утвердительно кивнул. — Ну и я этих пьянчуг знаю. Это же так — никто. Грязь под моими ногами.

Второй вздохнул.

— Как пожелаете, господин, — неохотно согласился он, — вам решать.

— Вот именно. — Макс направился к 'Киа Рио'. Он завёл автомобиль и медленно выехал со двора. Следом за 'Киа' отправился джип. Теперь в опустевшем дворе оставались трое: двое пьянчуг, да еще незадачливый владелец 'BMW', все ещё лежавший под машиной.

Прошло пять минут, и из-под 'BMW' одним движением выкатился Андрей Исаев.

— Значит, похищение Евы распланировал Симбад? Так, так, Макс Уоррен... В Самойлову, значит, метите? Фак, твари, ненавижу, — мрачно пробормотал Андрей, — ещё и тачку мне испортили... Ладно, фиг с ней, с тачкой. Зато я вас по головам посчитал и рожи ваши запомнил. Век помнить буду и из-под земли достану. — Исаев фыркнул, снял бесполезные очки, открыл багажник машины и вытащил пачку салфеток. Вскрыв её, Андрей принялся тщательно оттирать испачканные лицо и руки.

'Странная какая-то история получается с этим Симбадом, — уже спокойнее размышлял Андрей. — Я сначала думал, что это блеф, придуманный Максом. А оказалось, Симбад действительно существует. Или... или это что, Дядьсаша обманул меня, когда рассказывал мне про 'Альфу'? Но нет — он правду мне тогда сказал. Тогда — что происходит?'

'Слы, ну чо, займешь стольник у прынца с бэхи?' — 'Да ты чо, Виталь, он мне не даст'. — 'Ну, лады. Тада я займу. С тобой встретимся у магаза. Чеши сразу туда, и жди меня там', — донеслось со скамейки. Покачиваясь, пьяницы поднялись, придерживая друг друга с трогательной заботой. Сейчас эти двое очень напоминали циркуль, крепко соединенный наверху, но с широко разведёнными ножками. Один из собутыльников каким-то чудом сумел оторвать голову от плеча приятеля и покачиваясь, пошёл к выходу со двора. Собака молнией скрылась в арке. Второй 'алкаш', закрыв бездонную бутылку с пивом, бережно спрятал свой 'Bagbier' в красную авоську и нетвёрдым шагом через двор направился к Андрею.

— Здарова, чувачила, — услышал Исаев слова, сказанные сиплым голосом. — Закурить не дашь, не?

Андрей поднял голову.

— Не курю, — оглядев 'алкаша', с ухмылкой ответил он, — и тебе не советую... Привет, Виталь, — очень тихо сказал Андрей, — ну ты, блин, и выглядишь...

— Жаль, чта не куришь, — очень 'расстроился' алкаш. — А рублей ста мне не займёшь?

Андрей отрицательно покачал головой, упорно глядя в багажник. 'Алкаш' неряшливо вытер рот тыльной стороной ладони и качнулся в сторону Андрея, обдавая того крепким, терпким запахом пива, которым, казалось, был пропитан насквозь.

— Привет, Сергеич, — прошептал 'алкаш' — он же Виталий Петров. — Извини за цирк, нашальника...

— Кончай придуриваться. Как все прошло?

— Всё прошло как надо. Когда я к ним подошёл, эти в джипе чуть ли не врассыпную от меня кувыркнулись. Вот только откуда ты знал, что так всё и выйдет — ума не приложу, — искренне восхитился Виталик. Исаев поднял голову.

— Да нет у меня ста рублей, отвали ты, — громко одёрнул он 'алкаша'. — Виталь, я не знал. Просто мне помогали. Дали исходные данные. В итоге, я смог 'прочитать' Уоррена. Я знал, что к пьянице он бы никогда не подошёл. Особенно, к алкашам с собакой. — Андрей объяснял торопливо, то и дело поглядывая на часы.

'Ещё три минуты, и мне надо двигать отсюда. Макс поедет в Апрелевку через Боровское шоссе. Значит, я срежу на Киевском', — думал Андрей.

— Слы, ну дай стольник, жадоба... А к тебе Макс почему не сунулся? — поинтересовался Петров, одновременно продолжая играть свою роль.

— Что? Ах, это... Так я для Уоррена всего лишь мальчик. Чистенький, аккуратный, но в его глазах я — абсолютный неудачник: девушка не дала, тормозной шланг мне порезали. 'Техничка' из сервиса не приехала. Даже букет свой я помял. Таких Макс не считает противниками, достойными себя. Другое дело, иначе могли думать те, кто мог быть вместе с Максом. Но поскольку ты всю эту бригаду ещё утром 'расколол', то и я смог их и услышать, и увидеть... Да пошёл ты нафиг от меня со своим стольником! Надоел, дебил! — не удержался Исаев.

— То есть как это 'услышать'? Ты что, хочешь сказать, что понял, о чём они говорят? — Петров искренне удивился. — Ты полиглот, что ли, Сергеич? — Виталик был и на это готов. Андрей улыбнулся краешком рта.

— Виталь, ты бы меня не переоценивал, — посоветовал он. — Хотя, откровенно говоря, я под 'BMW' не просто так валялся. Я на своём телефоне голосовой перевод запустил, — объяснил Андрей. — Макс и его команда говорили на одном из наречий урду. Такое наречие называется 'годжал'. В отличие от хенко, это наречие не имеет письменной формы. И, тем не менее, на нём разговаривают в ряде стран — например, в Таджикистане. Так что в общем и целом всё было довольно просто... Уйди ты от меня, я кому сказал!

— Ну хоть полтос дай, жадюга. Вишь, людям плохо... Понятно, Сергеич: всё было очень просто... Да у меня бы мозги давно свихнулись всё это расчитать и предвидеть, а у тебя, как всегда, 'всё было просто'. — Виталик вздохнул, потом вскинул глаза. — Слушай, а если бы ты ошибся? Тогда что? У тебя был план 'Б', да? — догадался Петров. Исаев покусал губы.

— Ну, а если бы я ошибся, то мы бы с тобой, Виталь, уже давно покойниками бы были, — неохотно признался Андрей. — Лежали бы сейчас, сложенные пополам, в уютном багажнике Макса, и ехали бы себе на какую-нибудь свалку в Подмосковье... Ты лучше скажи мне, где ключи от мотоцикла? Диана ведь ключи тебе передала?

— А я их у тебя под седлом мотоцикла спрятал. Ты же боялся, что, не смотря на мой внешний вид, меня кто-нибудь обыщет? Вот я и подстраховался. А специально для этих бойцов еще и искупался в луже. Чтоб им приятней было меня обыскивать. — Петров был очень доволен собой.

— Да? — Андрей иронично хмыкнул. — Полтоса нет: иди двор мети, так и заработаешь... А байк мой вы с Дианой куда спрятали?

— В арке. Заметил, куда мой 'собутыльник' отправился?

— Заметил. А там, в арке, до моего байка ничьи пытливые руки ещё не добрались?

— Исключено, — отрезал Виталик. — Я к твоему байку приставил своего Бима. Видел мою собаку? Бимка на детской площадке не столько бегал, сколько на арку косился. Бимка вообще только на этот час, пока мы тут Макса ждали, от твоего байка отошёл. А так ничего, сидел, зверь послушный, с твоим байком рядом. Если что — широко разевал пасть. Проявляющим ненужное любопытство этого вполне хватало. Ты же челюсти моей собаки помнишь? Не собака — крокодил: схватит и не отпустит, — похвастался Петров. — Дай тридцатку хотя бы, слы, трубы горят!

Андрей отвернулся, пряча улыбку. Бима Виталика Исаев знал хорошо. Это кавказская овчарка-четырехлетка была не только предметом гордости своего хозяина, но и закадычным приятелем кота Самсона. К тому же Виталик не первый год усердно натаскивал своего пса на специальных площадках клуба ДОСААФ.

— А знаешь, Сергеич, ну и видок у тебя с этими очками, — между тем ухмыльнулся Петров. — Я, когда засёк тебя в очках, да ещё и с букетом, честно говоря, чуть со смеха не умер. Ты и сейчас еще на бывшего отличника похож, если бы не это. — И Петров ткнул пальцем в пиджак Андрея, залитый машинным маслом.

— Что? — не понял тот и оглядел себя. — Ах, ты про это... Так это — всего лишь грязь, а грязь ко мне не прилипает. — Исаев скомкал салфетку, которой вытирал руки, и бросил её в багажник. Туда же следом полетели его галстук, пиджак и испачканная маслом рубашка. Оставшись в брюках, Андрей поёжился и быстро достал из пакета, лежавшего в машине, толстую водолазку. Натянул её, сверху надел щеголоватую тёплую куртку. Поймав поражённый взгляд Петрова, Андрей иронично хмыкнул: — Да, Виталь. Вот такой я чистоплюй. А ты зря шлёпнулся в лужу. Но за усердие хвалю.

— Смешно, — уныло буркнул Петров, оглядывая себя.

— Ну и ладно. Виталь, ты извини меня, но мне правда пора. Эти твари скоро будут на трассе. Я должен успеть. Нет тридцатки, пошёл вон.

— Да шоб ты лопнул, падла, — громко объявил Петров. Андрей поднял брови:

— Молодец, идейно... А теперь иди домой, отдыхай, высыпайся.

Но Петров всё ещё медлил. Андрей вопросительно посмотрел на него:

— Ну, что ты ещё хочешь?

— Чувак, ну хоть мелочишки насыпь, — громко и жалобно проблеял Петров. И потом, совсем тихо и серьёзно: — Сергеич, а может быть, я всё-таки с тобой поеду? Диана волнуется. А у меня здесь машина, я её ещё вчера подогнал. А там в джипе, четверо. И пятый с ними на 'Киа Рио'. К тому же, сдаётся мне, мы не весь их убойный отдел видели. Ты же не всё мне рассказал, так? У них же целая группа? Сколько их всего? Шестеро? Семеро? У того, кто мне прикуриватель всучил, под курткой пистолет был. И что-то типа 'финки' в ножнах. А какой арсенал у его подельников, остаётся только догадываться. Ты же знаешь, что я не пил. — Петров не врал: он был убеждённым абстинентом. — Ну и куда ты один без оружия, против такой стаи?

Но Исаев отрицательно покачал головой.

— Нет у меня мелочи, отвали. Нет, Виталь, ты и так уже помог. Можно сказать, всё за меня сделал.

— Я? — поразился Петров. — Я сделал только то, что ты, Андрей Сергеич, придумал. Какой ты чистоплюй? Ты же всегда вместе с нами отдуваешься, — сердито отрезал Виталик. — Под местного бомжа подкосить, слухи у алкашей про местных шлюх собрать, выбрать из местных девок подходящую кандидатуру и к бабке её днём раньше в квартиру на разведку наведаться, чтобы тебе потом данные передать. Дождаться утром, когда к нашему 'объекту' слетится группа подельников, дать тебе их описание и позволить тебе их сфотографировать — это же твоя стратегия? Идея твоя?

— Но воплощал её ты. И теперь я один справлюсь... Впрочем, погоди. У меня есть к тебе одна просьба.

— Давай! — расцвел Петров.

— Скажи-ка мне, Фадеев тебя ни о чём касательно меня не просил? — И Исаев прищурился.

— Ну, просил... — растерялся Виталик.

— Тогда ты меня понял, и ты этого не сделаешь, — жёстко сказал Андрей.

— Но... почему?

Исаев нетерпеливо вздохнул:

— Виталик, послушай. Однажды сэнсей... то есть Александр Иванович убил из-за меня человека и чуть за решётку не угодил. Второй раз его не оправдают. А я не могу допустить, чтобы он сел. Ещё есть вопросы?

— Нет, но...

— Я тебе сказал, что денег нет. Все, чувак, свободен. — Андрей захлопнул багажник машины, вскинул рюкзак на плечо и, прихватив с земли бесполезный букет ромашек, быстро направился к арке. Швырнув ромашки в урну, попавшуюся ему на пути, Андрей оглянулся.

'Передумал. Всё-таки берет меня с собой', — обрадовался Виталик и с готовностью шагнул вперёд.

— Дружище, картонку мою не уберёшь из-под машины? Не люблю, когда мусорят в моём городе. Вернусь за своей тачкой — так и быть, вручу тебе стольник на пиво, — услышал он насмешливый, мягкий голос. Петров разочарованно поднял плечи и кивнул. Исаев улыбнулся и растворился в арке. Постояв еще немного, Виталий Петров неохотно вернулся на скамейку. Он сел и прислушался. В тишине двора раздалось троекратное короткое собачье 'гав', которому вторил мощный бас двигателя мотоцикла — сначала резкий, а потом удаляющийся. В темноте арки мелькнуло две тени — одна, вытянувшаяся, прилипшая к седлу мотоцикла, стремительно покидала двор. Вторая возвращалась к хозяину.

— Бим, сюда, — позвал Петров. Собака подбежала к нему, радостно взвизгнула и ткнулась влажным носом в пропахнувшую ненавистным пивом хозяйскую ладонь. Но верный пёс даже не поморщился. — Ну что, проводил Андрея? — спросил Петров. Бим вильнул хвостом и коротко тявкнул один раз. Это было 'да'. — А чужих рядом не было? — Пёс тявкнул два раза. Это означало категоричное 'нет'. — Ну, молодец, Бимка.

Помедлив, Виталик вздохнул и потащил из кармана мобильный. Задумчиво покрутил в пальцах аппарат, выданный ему в 'Альфе'.

'Обязательно сообщишь мне, куда поедет Андрей, — вспомнил Петров грозный наказ Александра Ивановича. — Я знаю, вчера вечером Диана перевезла тебе мотоцикл Андрея. Это означает, что Андрей что-то затеял. Он всё и всегда расчитывает, никогда и ничего не делает просто так. За последние шесть лет у него не было ни одного провала, ни одного поражения. Так что 'жучок' просить тебя ставить на его 'BMW' — дело бесполезное. Андрей всё равно его найдёт и от него избавится. Поэтому я жду подробный отчет от тебя, ты понял, оперативник? Мне нужна вся информация, которая у тебя будет: место и время встречи. Люди, оружие. Любые детали. Всё, что Андрей тебе скажет. И имей в виду: это — не просьба, и я — не шучу'.

Петров нерешительно покусал губы. Потом упрямо дёрнул подбородком и спрятал телефон в карман.

— Вы мой шеф, — прошептал Виталик. — А Андрей — мой учитель, onshi. И он учил меня, что учителей никогда не предают — даже во имя истины. Даже во имя добра — не сдают никогда. Вы уж Александр Иванович, простите.

@

5 апреля 2015 года, четверг, утром.

Коттеджный посёлок 'Апрелевка Парк', улица Виноградная, д. 23, г. Апрелевка.

Московская область.

Без пятнадцати восемь Макс остановил автомобиль на повороте, ведущем к улице Виноградной, где был расположен коттедж Лейса. Для остановки была выбрана небольшая площадка. С одной стороны, площадка примыкала к когда-то начатой стройке, но теперь заброшенной и пустой. С другой стороны, площадку надёжно укрывала густая лесополоса, подступавшая к поселку с севера. Об этой произвольной стоянке днём ранее рассказывал Максу Симбад, указав эту площадку как место сегодняшней встречи. Через минуту рядом с 'Киа Рио' остановился джип. Дверь джипа открылась, и из автомобиля выпрыгнул Второй. Он прижимал к уху мобильный. Макс приоткрыл дверь со своей стороны:

— Что там?

— Понятно. Хорошо, передам, — кивнув Максу, буркнул Второй в трубку. — Да, будем с минуты на минуту. Жди нас.

— Что там, я тебя спрашиваю? — явно злясь, повторил Макс, выбираясь из машины. Второй спрятал телефон в карман и задумчиво посмотрел на Уоррена:

— Это Третий звонил, arbab. Сказал, мальчишка с девчонкой в коттедже. А вот Симбад час назад уехал. Нас просил оставить машины на этом 'пятачке' и пешком дойти до коттеджа. Подниматься внутрь и там его ждать. Сам Симбад вернётся минут через десять и встретится с нами уже в коттедже. Симбад категорически запретил что-либо предпринимать, трогать девчонку и парня. Сказал, они оба нам понадобятся.

— Насчет Евы мне понятно. А вот парень-то мне зачем? — нахмурился Макс. Второй с хитрецой усмехнулся:

— А вот в парне-то всё и дело. Симбад велел тебе передать, что у вас, хозяин, не код 'НОРДСТРЭМ', а — фальшивка. А за деталями Симбад велел тебе позвонить ему лично. Третьему он информацию не доверил.

Воцарилась гнетущая тишина, напитанная насмешкой, которую Макс уловил в голосе Второго. Раздражённо покусав губы, Уоррен потянулся за своим iPhone и набрал номер Симбада.

Тот ответил при первом же гудке.

— Привет, Макс, — произнёс Джон Грид. — Судя по всему, тебе уже рассказали про код 'НОРДСТРЭМ'?

— Ты! В какие игры ты играешь со мной? — начал Макс звенящим от бешенства голосом. — Эль никогда бы не подставила девочку и меня, и...

— Уоррен, заткнись и слушай, — отрезал Симбад тоном, не терпящим возражения. Сам мужчина уверенно вел автомобиль по Киевскому шоссе, двигаясь в сторону Наро-Фоминска. — Твоя Эль, Макс, тут не при чём. За неё можешь не волноваться. Просто тот, кто передавал Эль этот код, сыграл с ней и выиграл. Я утром раскусил эту загадку, и сейчас я везу к тебе ту, кто всё это устроила. Знаешь такого умного Маркетолога, да? — Симбад прищурился. — Вот она, красавица, рядом сидит. По правую мою руку... — и Симбад похлопал по сидению. — Именно она и соберёт для нас все части головоломки вместе. И код тоже отдаст... Да, умница? — Симбад покосился на правое сидение. — Так что поднимайся в коттедж и жди меня. Машины оставь там, где я сказал, я потом сам всё 'зачищу'. Как говорится, не получили код по-хорошему — получим его по-плохому.

— Ты гений, Симбад, — восхищенно выдохнул Макс. — И ты стоишь всех своих денег. — Макс повернулся ко Второму. — Бери сумку. Идём к коттеджу. Детали расскажу по дороге. — Макс убрал телефон в карман, игнорируя пристальный взгляд Второго.

— Ага, я такой, — без тени улыбки кивнул Симбад, глядя на пустое сидение...

Лейс был в коттедже. Стоя на втором этаже и опершись ладонями о подоконник, Лейс изучал невысокого, крепко сбитого парня. Час назад сменив Симбада, новый наблюдатель то прогуливался у ворот, то отходил куда-то и пропадал из виду. Но даже в эти минуты Лейс чувствовал его взгляд и твёрдо знал, что его соглядатай находится совсем близко. Теперь наблюдатель стоял в пяти шагах от ворот коттеджа и что-то говорил в прижатый к уху телефон. Потом повернулся налево и помахал кому-то рукой. Проследив за направлением его взгляда, Лейс увидел, как к воротам коттеджа медленно, прогулочным, неторопливым шагом направляются пятеро мужчин. У всех пятерых были обманчиво-расслабленные лица, да и одеты они были в том свободном стиле, в котором обеспеченные москвичи ездят к друзьям на дачу. Вот только глаза у этих мужчин были жёсткими и колючими, а гибкость движений выдавала людей того самого склада, что спят чутко, просыпаются, как звери, мгновенно, и без рассуждений, всего по одному приказу хозяина, готовы убить человека. Всё ещё надеясь на чудо — на то, что его призыв, зашифрованный в слово 'троян', был вчера услышан — Лейс покрутил головой. Но, не считая этих шестерых, на улице никого не было.

И Лейс понял: помощь к нему не придёт.

'Жаль, — вздохнул Лейс. — Впрочем, я ещё вчера понял, что счастливого конца не будет. И как бы сильно я этого не хотел, и как бы я не старался, но у этой истории только один конец — смерть, тишина и забвенье. Но даже за эту тишину мне ещё нужно будет бороться...'.

Лейс посмотрел на часы: было 07:40. Он обернулся и взглянул на Еву, замершую на диване. Девочка ответила ему доверчивым взглядом. Но, заметив неумолимое выражение лица, Ева побледнела и начала медленно подниматься с дивана.

— Лейс, что? — дрожа, спросила она.

— То, что и должно было случиться. Давай, собирайся. Сейчас же. У нас есть пять минут, -игнорируя её распахнутые в ужасе глаза, безжалостно приказал мужчина.

— Но нас же должны были найти, — с отчаянием прошептала Ева. — Нас же должны были спасти. Ты же говорил мне, и...

— И я ошибся, — безжалостно припечатал Лейс. — Ева, я сказал: одевайся. У нас мало времени. В восемь эти люди войдут сюда... Ева, очнись!

Не отрывая от Лейса застывшего, перепуганного взгляда, Ева начала судорожно застегивать куртку. Но её руки тряслись, и у Евы ничего не вышло. Скрипнув зубами, Лейс нетерпеливо шагнул к девочке, одним движением вправил замочек куртки в петлю, поднял молнию и взял Еву за руку. Её ледяные, враз ставшие влажными пальцы вцепились в горячую руку. Не теряя ни минуты, Лейс повел Еву к лестнице.

— Ева, быстрей, — подгонял Лейс девочку. Но на первой же ступеньке, ведущей вниз, Еву затрясло, как осиновый лист. Проклиная драгоценные секунды, которые они теряли, Лейс рывком развернул к себе Еву и стиснул в ладонях её поникшую голову.

— Ева, посмотри на меня, — скомандовал он. Та подняла вверх глаза, он впился в них взглядом. Её метущийся взор сфокусировался на его чёрных зрачках, на бархате ресниц, на том немом призыве, который он ей посылал. Кровь снова прилила к сердцу Евы и на щеках заиграл румянец.

— Отлично, — прошептал Лейс. — Ты справишься, поняла? А теперь пошли вниз.

— Лейс, подожди. Я.... я... — начала было Ева. Но он уже не слушал её. Теперь они молча спускались по лестнице вниз. Проходя мимо кухни, Лейс на секунду выпустил руку Еву. Схватил со стола плаcтиковую карточку, которая подбирала код к парковочным автоматам 'Домодедово', скомкал пластик, сунул карточку в пустую чашку и поднёс к карточке зажигалку. Карточка вспыхнула и свернулась кольцом. Теперь все следы были стерты.

— Возьми, тебе понадобится. — Лейс, не оборачиваясь, протянул Еве её iPhone. — А теперь быстро шевели ногами.

— Лейс, послушай, я.... — услышал он дрожащий голос.

— Ева, у нас нет времени на разговоры.

Перехватив упирающуюся девчонку за предплечье, Лейс направил её в сторону задней двери коттеджа. Подойдя к двери, Лейс стиснул талию Еву и прислушался. Никого. Заведя Еву за свою спину, Лейс толкнул дверь. Вышел первым, готовый нанести удар тому, кто сейчас мог находиться за дверью. Но вокруг было тихо и пусто. Только где-то оглушительно тикали часы. Лейс прислушался. 'Это же моё сердце бьётся...' Лейс на мгновение растерялся, но сделал шаг вперёд. Предательская слабость исчезла. Теперь мужчина действовал автоматически чётко. Подтолкнул Еву к забору, ведущему к соседнему участку. Нашёл нужную доску и приподнял её.

— Иди, — властно скомандовал. Но Ева по-прежнему медлила. — Иди, — стиснув зубы, Лейс подтолкнул Еву к лазу, — иди и делай всё, как мы с тобой договаривались. Ты помнишь? Как только услышишь скрип ворот и голоса внутри, сразу же беги к парковке. Там 'Volvo'. Ключи у тебя в кармане. Дальше поедешь домой, к отцу. Это всё, Ева.

На него взглянули огромные несчастные глаза.

— А ты? — Ева сделала последнюю попытку удержать его. — Лейс, пожалуйста, не оставляй меня. Я тебя люблю, — сорвалось с её губ. Лейс остолбенел на мгновение. Потом вперил в неё свирепый взгляд холодных серых глаз и, отрубая все концы, зло отчеканил:

— Ева, я — никто. Ты поняла меня? Уходи и забудь обо мне. Больше мы не увидимся.

Ева замерла, точно её ударили. Воспользовавшись её замешательством, избегая её изуродованного болью взгляда, Лейс втолкнул Еву в лаз и припечатал кулаком вставшую на место доску. Гвозди вошли в пазы со стуком, точно в крышку гроба. А потом раздался повелительный троекратный удар в ворота. Это был звук конца. И лишь только Ева это осознала, ей стало так страшно, как никогда до этого.

Прислонившись щекой к шершавой доске забора, борясь с охватившим её чувством нереальности, Ева тихо всхлипнула.

— Нет... Ну нет, Лейс! Я тебя не оставлю, — яростно прошептала она. Глаза Евы моментально высохли, детский рот сжался в упрямую, тугую линию. Хрупкие плечи расправились. 'Стойкий оловянный солдатик', — так совсем недавно назвал её Лейс. И 'солдатик' принял решение. Ударив ладошкой в доску, Ева попыталась сорвать её с гвоздей, чтобы вернуться обратно — туда, где сейчас умирал её Лейс. Но чья-то сильная ладонь с быстротой молнии властно запечатала рот Евы, а вторая, действуя как тиски, перехватила её руки. Неведомая сила подняла Еву в воздух и легко оттащила от забора. Взвизгнув, Ева удивилась, не услышав свой голос. Ладонь, что держала её, властно затолкала её крик обратно ей в горло. Изогнувшись, Ева брыкнула ногой и услышала:

— Не кричи. Я здесь, чтобы помочь. Ева, где 'семь тильда'?

Мужчина назвал два имени, которые заставили девочку замереть. Используя это в своих интересах, незнакомец немедленно вынес Еву за периметр соседского участка, после чего толкнул её к забору спиной и развернул лицом к себе. Но ладонь от её рта так и не отнял. Моргнув, Ева сначала увидела перед собой аккуратное мужское запястье, украшенное широким белым браслетом часов, потом жёсткую грудную клетку, обтянутую серым кашемиром водолазки, и подняла глаза на незнакомца. Перед ней стоял высокий, стройный мужчина. Он был молод, у него было невозмутимое выражение лица, откинутые со лба тёмно-русые волосы — и при этом необычные, длинного разреза серые глаза, внимательные и серьезные.

— Не ори, — повторил незнакомец своим бархатным голосом, действуя им, как оружием. — Меня зовут Андрей. Ева, я от Ирины. Она прочитала вчера твоё послание. Я пришёл.

Исаев осторожно отнял ладонь от губ Евы, готовый вернуть руку на место, если девочка закричит, заплачет или же позовёт на помощь. Ева поморгала и робко, растерянно улыбнулась ему.

— Вы... то есть ты правда здесь, чтобы помочь нам? — с недоверчивой надеждой прошептала Ева.

— Правда, — кивнул Андрей. — Твоего отца зовут Даниэль Кейд. Вот его телефон, — и Исаев вложил в руки Евы мобильный Кейда. — Ева, где 'семь тильда'? Он в доме?

Рассматривая телефон отца, Ева кивнула:

— Да.

— Он там один?

— Я.... я не знаю. — Ева подняла страдальческий взгляд на Андрея. — Он вывел меня из дома, когда к воротам подходили какие-то люди, и.... послушайте, мне надо вернуться. Нужно спасти его. Где мы находимся? — Глаза Евы заметались по сторонам: она пыталась сообразить, в какой стороне находится коттедж Лейса. В зрачках Исаева промелькнула искра. Он положил ладонь на плечо девочки. Тепло руки заставило Еву снова взглянуть на Андрея.

— Ева, сколько их, тех, кто пришёл? — ровно, медленно, спокойно повторил свой вопрос Андрей. — Где они сейчас? Там же, в коттедже?

— Я... я, правда, ничего не знаю. Честно — я не знаю. Послушайте, да пойдемте уже туда. Он там один, умирает, и я не могу позволить, чтобы он... — не договорив, Ева всхлипнула. Исаев коротко вздохнул и кивнул:

— Ладно, пошли. — Сунув свой рюкзак в руки Евы, Андрей подхватил опешившую девчонку на руки и быстро понёс её совсем в другую сторону.

Андрей направлялся в сторону аллеи, которая вела к железнодорожной станции, ярмарке для садоводов и магазину 'Перекрёсток'. На часах было 08:05. 'Надо бы поторапливаться', — подумал Андрей и прибавил шагу. На его счастье, в этот ранний час в дачном поселке прохожих было мало: два-три и обчёлся. Но молодой человек, несший на руках застывшую от такого нахальства девчонку, вызывал любопытные взгляды и поощрительные улыбки прохожих. Кто-то из ранних пешеходов даже одобрительно свистнул им вслед. Опомнившись и разозлившись на самоуправство своего нежданного спасителя, Ева попробовала скинуть сумку, взбрыкнуть и открыть рот, чтобы позвать на помощь.

— Угомонись, или ты всё испортишь. Сиди смирно. Сумку не урони, там ценные вещи. Слушай меня и отвечай на мои вопросы, — приказал Исаев и начал быстро выяснять суть того, что его интересовало. Когда Андрей закончил спрашивать, а Ева отвечать, то девочка покорно обмякла в его руках. Дойдя до конца аллеи, Андрей отпустил её.

— Ты все поняла, что должна теперь делать? — спросил он, забирая свою сумку у Евы. Та согласно кивнула. — Тогда повтори то, о чём мы условились, — приказал Андрей.

— Вы... то есть ты сказал мне, что я должна выкинуть из головы 'Volvo' и прочие дурацкие идеи, если я действительно хочу помочь.

— Тогда отдай мне ключи от машины, — и Андрей властно протянул ладонь. Ева неохотно, но покорилась. — Дальше, о чем мы условились?

— Дальше я должна буду войти в магазин 'Перекресток' и там оставаться. По возможности, я должна крутиться рядом с кнопкой пожарной сигнализации. Ни к кому не походить, ни на что не реагировать, ни с кем не разговаривать. В случае, если ко мне кто-то подойдет — кто-то, кто захочет меня увести или представится другом, родственником или вашим... то есть твоим помощником, то я должна кричать 'пожар', нажимать на кнопку и немедленно звать охрану. Вы... то есть ты позвонишь мне сам на телефон моего отца, когда спасешь Лейса. Или придёшь за мной. Если вы... то есть если ты не вернёшься или не наберёшь мне в течение ближайшего часа, то я выхожу на улицу и поднимаю руку. Сажусь на заднее сидение в самое плохонькое по виду такси, которое передо мной остановится. Еду до ближайшего отделения милиции по адресу: Апрелевка, улица Горького, дом три. Ехать ровно три минуты. И там, уже в отделении, я рассказываю обо всём, что со мной случилось.

— Молодец. А теперь выполняй. — И Андрей выдал Еве тысячную купюру и две сторублевые бумажки. — Тысячную держи в руках, когда будешь в магазине. Пусть считают, что ты за покупками пришла. Две сотни оставь для такси... Всё, жди меня.

— А как же Лейс? — тоскливо спросила Ева.

— Ах, так он все-таки Лейс, а не 'семь тильда'? — Исаев насмешливо фыркнул. Ева испуганно запечатала ладонью свой болтливый рот. Потом сделала лицо безмятежным и изогнула брови. Наблюдая за ней, Исаев покачал головой. 'Господибожемой, как же на Кейда похожа...'. — Да не выдам я твою тайну, не бойся, — утешил Еву Андрей. — А твоего Лейса верну тебе живым и здоровым. Я тебе обещаю.

'Хорошо бы, чтобы это было именно так', — мрачно думал Исаев, наблюдая, как Ева припустилась бегом в сторону 'Перекрёстка'. Отметив время на своих 'Swatch' (было 08:15), Исаев развернулся и быстро направился в сторону парковки, где стоял 'Volvo' Лейса...

Пятнадцатью минутами ранее в воротах коттеджа раздался троекратный стук. 'Стрелять не будут, если у них глушителей нет... Ну что ж, рискнём', — подумал Лейс и подошёл к забору.

— Кто? — спросил он.

— Симбад. У меня то, что ты просил, — на русском, негромко, уверенно ответил Макс. Стоявший рядом с Уорреном Второй удивлённо поднял брови.

— Ты — Симбад? — одними губами спросил он. Макс зло кивнул, и Второй отвёл в сторону глаза, незаметно пожав плечами.

'Это — Симбад?', — Лейс сузил зрачки. Подумав всего секунду, он безбоязненно скинул засов с калитки и встал в дверном проёме. Глаза Лейса быстро обшарили Макса и Второго. Потом Лейс улыбнулся, мило склонил голову к плечу и произнёс на арабском всего одну фразу:

— Waj ab zibik Simbad.

Макс озадаченно посмотрел на Лейса. Четверо сопровождавших его мужчин непонимающе переглянулись. И только Второй хмыкнул. Лейс рассмеялся удовлетворённо и очень зло и сказал:

— Welcome, friends. Заходите.

Пришел черед удивляться Максу. Между тем Второй властно отодвинул Уоррена в сторону и вошёл в калитку первым, двигаясь тем осторожным шагом, с каким неприрученные звери заходят в клетку. Проникнув на участок, Второй огляделся, произвёл молниеносную оценку периметра и коттеджа, и кивнул Максу. И лишь тогда на участок прошли Макс и остальные четверо. Лейс повернулся, чтобы закрыть калитку на засов и тут же почувствовал дуло пистолета, неприятно и болезненно вдавившееся ему в нервный узел на шее. Лейс поморщился, но немедленно положил обе ладони на железные планки забора, разведя руки и ноги в стороны.

— Второй, обыщи его, — скомандовал Уоррен. Лейс закрыл глаза, заставив себя повиноваться чужим рукам, что прошлись по его карманам и швам одежды.

— У него только телефон, — сообщил Второй, переправляя в свой карман мобильный, взятый у Лейса.

— Отлично. Так где моя девочка? — осведомился у Лейса Макс.

— Наверху, — ответил Лейс равнодушно. — Кстати, можешь убрать свой пистолет. У меня нет оружия. А ты стрелять вряд ли будешь.

— Уверен? — осклабился Макс и надавил дулом сильнее.

— Более чем, — глядя прямо перед собой ответил Лейс и почувствовал за спиной движение. Кто-то, стоящий за Лейсом, сделал шаг вправо, потом еще один шаг, и настороженный взгляд Лейса натолкнулся на внимательный взор Второго. Buj — Второй, прищурившись, оглядел его лицо, потом перевёл задумчивый взгляд на загорелые пальцы Лейса. Оттуда глаза Второго с интересом скользнули чуть ниже, к запястьям и предплечьям, обнажённым коротким рукавом чёрной хлопковой майки и в глазах Второго промелькнуло очень странное выражение.

— Отпусти его, arbab, — тихо произнёс Второй на наречии 'годжал'. — Ты его не испугаешь.

При звуках знакомой речи Лейс едва заметно вздрогнул и немедленно навострил уши. Впрочем, Лейс продолжал дышать ровно и спокойно.

— Отпустить? Это почему, позволь спросить? — осведомился Уоррен.

— Да хотя бы вот поэтому, — отозвался Второй и оторвал левую ладонь Лейса от забора. Железное полотно было гладким и сухим, как и ладонь Лейса. Поймав поражённый взгляд Уоррена, Buj кивнул: — Вот именно. Он вас не боится — видите, у него ладони абсолютно сухие. Кроме этого... — и тут Buj указал Максу на белые шрамы, что, как сетка, покрывали левую руку Лейса, — вы же знаете, что это такое? Это — ножевые шрамы. Я такое только один раз в своей жизни видел... Очень давно, — задумчиво изрек Второй, — на арене 'Лашкар-и Тайбу' ... Тогда меня звали Абдулбаис, и я должен был сражаться с лучшим учеником Саида... — спокойно продолжал Второй, рассматривая Лейса. — Моему противнику было всего четырнадцать лет. Я был уверен, что выиграю. — Buj криво усмехнулся своим детским воспоминаниям. — Но я ошибался. Тот мальчик умел делать с ножом то, что не умели и взрослые... И знаете, arbab, если бы не серые глаза вот этого, стоящего у забора, парня, который не понимает нашу речь — и если б не его относительно юный возраст, то я бы поклялся, что это и есть мой противник... Но все уже в прошлом. Я больше не Абдулбаис — Аблулбаис давно умер. Как умер и тот, ушедший в беззвестность, мальчик, который должен был стать вашим седьмым и самым лучшим телохранителем. Тот мальчик никогда не был мне другом, но он, сам того не зная, однажды научил меня чему-то очень важному... может быть, вере в то, что есть ещё в наших душах?.. Иншалла, — тихо заключил свой рассказ Второй, глядя в лицо Лейса.

Макс вздрогнул и также перевёл на Лейса внимательный взгляд. Но Лейс стоял спокойно и терпеливо, чуть прикрыв глаза, ровно дыша и расслабив плечи. Плотная чёрная майка надежно скрывала клеймо на спине, а на лице Лейса застыло то выражение вежливого удивления, присущее людям, когда они слушают чужую речь, но не понимают ни слова. Второй усмехнулся и кивнул.

— Кто умер, тот не вернется, — с тонкой улыбкой заметил Buj.

— Значит так, — вмешался Уоррен. — Всё это очень интересно. Но если твои трогательные воспоминания закончены, то ты идёшь со мной. А остальных бойцов ты расставишь по периметру. Ты знаешь, что надо делать? Вот и делай!

— Да, arbab, — кивнул Второй. — Конечно, знаю, хозяин...

— Отлично. А ты, давай, иди вперёд, — добавил Макс на английском и подтолкнул Лейса в спину. Лейс обернулся. Равнодушно посмотрел в мерцающие глаза Второго, потом смерил Макса холодным взглядом и покорно шагнул к коттеджу. Пользуясь случаем, что его лица сейчас никому не видно, Лейс поднял вверх глаза и молча поблагодарил Второго...

В 08:20 Джон Грид всё ещё стоял в пробке на Киевском шоссе. Впереди работал громоздкий асфальтоукладчик, и дорога из четырех полос сузилась до одного ряда. Симбад нетерпеливо барабанил пальцами по рулю и смотрел на часы. 'Не успеваю. Нужно было как-то иначе передать письмо. А теперь Макс доберется до Евы. А если еще и Андрей туда сунется, то тогда... — и, уже не сдерживаясь, Симбад зло ударил кулаком по рулю и согнулся от взрыва боли, готовой разнести ему череп. — Нет, только не это... Не сейчас. Я ещё нужен сыну...'.

В 08:22 Андрей Исаев гуляющей, совершенно не свойственной ему развинченной походкой бездельника и шалопая, отошёл от парковки, где стояла 'Volvo' Лейса, и, дурашливо помахав охранникам, направился в сторону коттеджа. С любопытством лентяя, убивающего время, Исаев посмотрел на ворота и чутко прислушался. Но ворота были закрыты, и со стороны участка не доносилось ни звука. Что происходило в коттедже сейчас — было неизвестно. Андрей нахмурился. Стрельнув глазами по сторонам, он быстро вычленил то, что ему требовалось: в десяти метрах от дороги, в зоне, не просматриваемой со стороны коттеджа, находилась заброшенная детская площадка. Обшарпанная лавочка, игравшая роль стола, две деревянных скамьи, облезлый гриб-мухомор... Вид у детской площадки был запущенный, неприглядный и жалкий.

'То, что надо', — решил Андрей, скинул с плеча сумку, увелся на лавочку и принялся за работу...

Поднявшись по лестнице на второй этаж, Лейс толкнул дверь в комнату и остановился у окна, сунув руки в карманы. Следом вошёл Второй, потом Макс. Второй осмотрелся и встал так, чтобы отрезать Макса от Лейса. Уоррен покрутил головой.

— Так, ну и где Ева? — спросил Макс. — Имей в виду, мне надоело играть в прятки. Ты просил код 'НОРДСТРЭМ'? Он у меня. А теперь говори, где Ева.

Лейс, который слушал речь Макса, склонив голову к плечу, поднял взгляд на Макса. Уоррен осёкся, увидев в глазах Лейса холодную, злую насмешку.

— Можешь оставить код себе, — объявил Лейс. — Обмен не состоится.

Второй отвел в сторону глаза, в которых мелькнула очень злорадная искра.

— Что? — Макс даже опешил, глядя в надменное лицо Лейса.

— Мне нужен Симбад, а не ты, фальшивка.

— То есть? — тихо и страшно переспросил Макс.

— Ты не Симбад. То есть ты — подделка, — терпеливо объяснил Лейс. — На код мне наплевать. Так что давай, зови сюда своего друга, наставника, поручителя — или кем там ещё тебе приходится этот Симбад. Разговаривать буду только с ним. А ты свободен. Это — всё. — Второй спрятал улыбку и придвинулся ближе, заходя за спину Лейсу. Лейс молча и холодно понаблюдал за манипуляциями Второго. — Не бойся, я его не трону, — сказал Лейс, кивая на Макса. — То есть — пока не трону.

— Я спрашиваю, где Ева? — потеряв всякое терпение, вспылил Макс.

— До тех пор, пока не увижу Симбада, разговаривать нам не о чем. — Лейс сказал, как отрезал.

— Ах ты, сука, — в бешенстве заорал Уоррен и метнулся к Лейсу. Лейс не отступил, и Макс ударил его по лицу. Второй сделал шаг вперёд, чтобы перехватить Лейса. Но к удивлению Макса и удовлетворению его телохранителя, Лейс лишь вытер разбитые губы кулаком и слизнул красную каплю с костяшек.

— Та-ак... История повторяется, — задумчиво произнёс Лейс, придвинул стул и сел.

— Ты говорить будешь? — растерялся Уоррен.

— Arbab, он не будет говорить, — тихо, но убедительно произнес Второй. — Оставь его в покое. Давай лучше дождёмся Симбада, и....

— К чёрту твоего Симбада! К чёрту тебя! К дьяволу твои советы! Мне нужна Ева — здесь, сейчас, немедленно! Потому что пока мы все будем ждать Симбада, Ева уйдёт. И второго шанса мне Кейд не предоставит... И ты, Buj, очень ошибаешься, думая, что этот парень говорить не будет. Заговорит. Всего три урока драгоценной семьи Эль-Каед, и он мне всё выложит.

Слова, сказанные Максом, разлились по комнате. Лейс поднял на Макса удивленные глаза и выпрямился.

— Что смотришь? — усмехнулся Уоррен. — Удивлен? А ну сядь. — По знаку Макса Второй положил ладонь на плечо Лейса и заставил его опуститься на стул. — Или ты не знаешь, о чём я говорю? Ничего, сейчас я тебе всё объясню, милый мой мальчик... Это я тебя нашёл, а не Симбад, ясно?.. Это я указал Симбаду на Рамадана, как на средство, чтобы давить на тебя. Это Симбад выполнял мои указания, а ты, мальчик, играл не против Симбада — ты играл против меня. Итак, где Ева... Лейс? Лейс... твой отец так тебя называет?

Лейс похолодел. До этого момента у него ещё была надежда, что Макс — только посредник. А Макс оказался заказчиком похищения Евы. И Лейс понял: теперь ему придётся убить и Макса Уоррена. И именно эта комната станет местом, где будет произведен окончательный расчёт и круг навсегда замкнётся.

— Тогда тем более зови Симбада, — заявил Лейс, готовясь идти до конца.

— Ясно... Понятно... Продолжаешь играть по своим правилам, Лейс? — пробормотал Уоррен. — Значит, ты у нас боец, да? Ну что ж, давай посмотрим, сколько ты выдержишь, боец... Buj, свяжи ему руки. — Макс наставил на Лейса 'глок', целясь ему в колено. Неодобрительно глядя на пистолет, Второй вытащил пластиковые стяжки. Завёл руки Лейса за спинку стула и сцепил его запястья.

— Надёжно? — поинтересовался Макс. Второй молча кивнул, игнорируя удивлённый взгляд Лейса. — Тогда дай мне твой нож, Buj, — приказал Макс. — Итак, в последний раз спрашиваю тебя, Лейс, где находится Ева?

Лейс закрыл глаза и отрицательно покачал головой:

— Сначала ты вызовешь мне Симбада. Я знаю, что он где-то рядом, и.... — Лейс запнулся и зашипел, ощутив лезвие ножа, лизнувшее его между ребер.

— Урок первый, — с назидательной издёвкой произнёс Макс, мастерски углубляя рану. Лейс закусил губы и посмотрел в голубые глаза Уоррена.

— Ты зря теряешь со мной время, — со всей своей убедительностью сказал Лейс. — Мне нужен Симбад. А тебе нужна Ева. Если я потеряю сознание раньше, чем заговорю, Ева уйдёт, и ты её уже не получишь. А если я истеку кровью, то я умру раньше, чем ты узнаешь, где искать Еву. Ситуация безвыходная. Давай, звони Симбаду, не тяни время.

'Я смогу продержаться сорок минут. А потом мне придётся убить тебя, не дожидаясь Симбада', — мысленно добавил Лейс, в упор глядя на Макса.

— Понятно. Ну что ж, тогда урок второй. — И Макс повернул лезвие, ломая Лейсу ребра. Лейс дёрнулся и заскрежетал зубами от боли. В этот миг со стороны участка послышались удивлённые и рассерженные голоса. Второй и Макс развернулись и, изумлённые, увидели, как напротив окна 'завис' миниатюрный вертолётик...

— Наконец-то, — воскликнул Джон Грид, преодолевая последние десять метров 'пробки' и мысленно торопя ползшую впереди него древнюю, как мир, 'Волгу'. Получив небольшой зазор справа, Симбад вильнул рулём, нажал на газ, и его автомобиль, больше ничем не сдерживаемый, как чёрная ракета, рванул на свободную полосу движения. Из-под колёс машины Симбада выбросом полетел гравий, раздались возмущенные вопли клаксонов, но Симбаду было не до сантиментов. До Апрелевки оставалось ещё пять километров. Джон Грид вытащил телефон и нажал на вызов. 'Макс, возьми трубку', — мысленно приказал он. Пошла первая, вторая секунда. На седьмой длинный вызов сбился в короткие гудки. 'Какого чёрта он не отвечает? Что там происходит?' — Джон Грид стиснул зубы и прибавил скорость. Боли он уже не замечал: всё заслонил смертельный страх и выброс адреналина.

Сидя на лавочке на детской площадке Исаев смотрел в дисплей 'планшетника'. Сделав круг, парящий 'минидрон', с камеры GoPro показал ему мужчин, взявших на прицел вертолётик. Уводя игрушку от потенциальной угрозы, Андрей направил вертолёт к окнам коттеджа — так, чтобы никто не смог выстрелить, не боясь зацепить тех двоих, кто, по расчетам Андрея, сейчас должен был находиться внутри. Вертолёт взмыл к окнам первого, потом второго этажа. Там-то Исаев и увидел Макса и его верного телохранителя. У Макса в руках была 'финка'. Buj крутил в пальцах пистолет. Привлечённые шумом барражирующего 'мини-дрона', Макс и Buj одновременно повернулись к окну и невольно расступились в стороны. Брови Исаева сошлись в одну линию, когда Андрей нашел того, кого искал: скорчившегося на стуле Лейса. На майке Лейса расплывалось влажное пятно. Пятно быстро увеличивалось, и алые капли одна за другой закапали на пол, образовывая красную лужицу. Андрей побледнел, потом грязно выругался. В это время Второй выхватил у Макса испачканную кровью 'финку' и шагнул к окну, делая то молниеносное движение, которое предшествует хорошо-выверенному броску. Предупреждая нападение, Исаев резко двинул пальцем виртуальный рычаг. Вертолётик взвизгнул, зигзагом взметнулся вверх и упал на крышу.

— Отлично, — пробормотал Андрей.

'Эй, Третий, быстро лезь наверх и сними эту чёртову игрушку', — услышал Андрей приказ Второго. Buj изъяснялся на урду. Сказанного Вторым Исаев не понял, но ему и увиденного хватило. Стиснув зубы, Андрей отшвырнул iPad и сумку в песочницу и пулей понёсся к коттеджу...

Джон Грид свернул на Лесную аллею — центральную улицу Апрелевки — и поставил свою машину вплотную к 'Киа Рио'. Заглушив мотор, он быстро, торопливо сдёрнул с пассажирского сидения сумку. Покопавшей в ней, Симбад вытянул маленький свёрток. Выйдя из машины, он прикинул расстояние до коттеджного посёлка, произвёл в уме все расчёты и присел под своей машиной. Развернув сверток, Джон Грид вытащил из него капсулу серого цвета, сунул её под свой автомобиль, поближе к бензобаку. Перевёл стрелки на наручных часах, синхронизировав их с компьютером, оставленным в доме, в Лондоне. Запер машину и бегом, налегке устремился к коттеджу.

В это время Исаев уже деликатно стучал в железную калитку забора.

— Э-эй, чуваки-и, — начал Андрей дурашливым голосом, — игрушку мне верните.

Исаев прислушался: за забором раздавались тихие голоса. Если бы Андрей понимал на урду, то он бы перевёл услышанное так: 'Второй, это Третий. Тут кто-то в ворота долбится. Свой вертолёт требует'.

'Открой и впусти. Не стрелять. Оглуши быстро и тащи его сюда, на второй этаж. Разберёмся, что за игры такие'.

'Понял, выполняю'.

Задвижка калитки щёлкнула. Андрей расслабился, вытянул руки вниз по линии бёдер. Пошевелил пальцами, разминая их, и отступил назад на полтора метра. В приоткрытом проёме показалось молодое внимательное смуглое лицо с цепкими глазами.

— Что надо? — спросил Третий по-русски.

— Ну, как чего? — Андрей заулыбался. — Моя игрушка к вам залетела. Я, — глядя юноше прямо в глаза, произнёс Исаев, — я, понимаешь, чувак, купил этот вертолётик, чтобы подарить своей девушке. Но не удержался, и я... — Андрей смущённо потупил глаза, — решил сам его попробовать. И не справился с управлением. А вертолёт к вам залетел. Дорогой вертолётик... Отдай, а?

— А твой вертолёт у нас на крыше дома, — спокойно заявил Третий. — Сам за ним и полезешь.

— Я? — 'расстроился' Андрей.

— Нет, я, — насмешливо отрезал Третий. — Давай, входи. И калитку запирай. Здесь не проходной двор. — Третий отодвинулся.

Исаев шагнул в периметр. Стоя лицом к Третьему и не сводя с него глаз, Андрей захлопнул калитку, но закрыть её уже не успел. Одним цепким взглядом он ухватил ладонь Третьего, скользнувшую к кобуре, открытые окна второго этажа и лицо человека, который пару часов назад велел перерезать тормозной шланг на его 'BMW' — и даже того, кто это сделал: того бойца, которого звали Пятый и который сейчас поднимался на крышу по приставной лестнице.

— Larka... — неверяще выдохнул Пятый, глядя на Андрея и по инерции ставя ногу на следующую ступень.

— Нет, BMW, — холодно фыркнул Исаев. — Ну что, привет, чуваки-мошенники. Вас приветствует Интерпол. Для начала предлагаю всем сдать оружие.

Второй, стоящий за окном, замер. Потом на его губах промелькнула злобная, кривая усмешка.

— Чёртов larka... с букетом... и тот пьяница с собакой... та-ак. — Buj властно повернулся к Максу.

— Что происходит? — опешил Уоррен.

— Что происходит, хозяин? Просто ты просчитался и подставил моих людей. И теперь я должен исправить то, что ты натворил... И не смей стрелять, раз уж ты, идиот, пришёл сюда без глушителя! — Кинув последний взгляд на Лейса, Второй кивнул ему и рванул к лестнице...

В это время, самоуверенный, достигший определенных успехов в дзюдо, Третий убрал от кобуры пальцы и попытался схватить Андрея за руку. Боец ещё не понял свою ошибку, когда его запястье резко вывернула какая-то неведомая сила. После чего раздался омерзительный хруст и, издав короткий хрип, Третий потерял сознание от боли в выломанном запястье. Переглянувшись, Пятый и Четвертый бросились в атаку вместе.

Два опрометчиво выкинутых вперёд, как это бывает в джебе, кулака — и Пятый почувствовал себя летящим по воздуху, после чего встретился с кустом, росшим в полутора метрах от места боя. А Четвертый ощутил на своём горле железные пальцы и потерял сознание от жестокой нехватки воздуха. Подбежавший к ним на помощь Шестой, как кикбоксёр, ловко крутанулся на пятке и стремительно выкинул ногу вперёд и вверх, чтобы дотянуться до подбородка Исаева. Но, неожиданно для себя, Шестой оказался лежащим на животе, c лицом, вжатым в землю, и теперь тихо подвывал от боли в неестественно-вывернутой щиколотке.

— Лежать, — тихо сказал Андрей.

Но Шестой, алча реванша, дёрнулся, и это стало его ошибкой. Изящный, и, как казалось, не сильный поворот запястья Исаева, и несколько суставов ноги были немедленно сломаны. А Шестой потерял сознание.

'Ровно четыре секунды', — отметил про себя показавшийся в дверях коттеджа Второй и побледнел. У него был большой опыт в боях и драках. Второй не был агрессивным, наоборот, был техничен, хладнокровен, жесток и расчетлив, и именно поэтому все его поединки заканчивались победой. Второй прекрасно знал, что победу в бою обуславливают только скорость и скоротечность боя. Но Второй и представить себе не мог, что человек может двигаться так стремительно. Нападавшие на того, кто шёл сейчас ко Второму, были беспомощны, как щепки, втянутые в водоворот — как чаинки, которые, при помешивании чая ложкой, то затягиваются в центр, то отбрасываются к стенке. Но самым страшным было то, что на лице этого изящного, тонкостного парня, с легкостью дезориентировавшего его бойцов круговыми движениями, буквально выметавшего их от себя, не изменилось выражение спокойной невозмутимости, а лёгкая улыбка не покинула его губ, точно Андрей Исаев хотел подружиться с противниками. Но противники не были готовы уйти и поплатились сломанными рёбрами, запястьем, суставами, кадыком и щиколоткой.

И Второй понял: перед ним — не рядовой 'айкидока', а человек, имеющий высокий дан, знающий смертоносные техники. С такой мощью в узких кистях рук, которая позволяет ему по сорок минут висеть на перекладине, держа вес своего тела только силой пальцев. И этот человек создан, чтобы предупреждать удар, а не отбивать его. И делает он это просто, эффективно и экономно: одним-двумя движениями, с полным контролем над соперником, самим собой и окружающим миром.

Buj нахмурился и сжал в руке 'финку'. Это было оружие, с которым Второй побеждал всегда. Buj бросился на Андрея и стремительно выбросил вперёд руку с ножом. Но ещё до этого Второй успел почувствовать ответный, мощный выброс энергии своего противника. А потом рука Второго провалилась в пустоту, а сам он получил один короткий ослепительный удар в гортань, нанесенный двумя пальцами. Раздался мучительный короткий хрип. 'Мой', — понял Buj. И его мир лопнул. Эта была одна из семнадцати боевых техник айкидо ёсинкан, 'дзю-нэн-госи' — искусство отсроченной смерти...

Присев перед Вторым, Андрей нахмурился. Но Второй ещё дышал.

— Не двигайся и будешь жить, — пообещал Исаев и быстро обыскал Второго. Сунув во внутренний карман куртки мобильный, который Второй отобрал у Лейса, Андрей толкнул дверь коттеджа и прислушался. Со второго этажа не доносилось ни звука.

— Два, три, четыре, пять, шесть. Макс, первый, где ты? Я иду тебя искать, — громко, с издевательской насмешкой произнёс Исаев.

— Я на втором этаже. И у меня заложник, — раздался голос Макса.

— У этой скотины 'глок двадцать шесть', — услышал Андрей вредный голос Лейса и невольно улыбнулся: 'Что брат, что сестра — два сапога пара...'. На минуту задержавшись на кухне, Андрей начал подниматься по лестнице...

Джон Грид уже готовился перемахнуть через забор, но вовремя увидел небольшой зазор между забором и калиткой. К удивлению Симбада, калитка заперта не была. Мужчина осторожно потянул дверь на себя, вступил в периметр участка и первое, что увидел, были умоляющие глаза Третьего, нянчущего свою сломанную руку.

— Помоги, — белый от боли прошептал Третий. Симбад кивнул. Вытащил 'глок 17', навертел на дуло глушитель.

— Где тот, кто это сделал? — спросил Джон Грид.

— В коттедже. Он... — договорить Третий уже не успел: Симбад выстрелил ему в голову.

— Что ты делаешь? — прохрипел Шестой, пытаясь уползти, глядя на убийцу с ужасом, мольбой и растерянностью.

'Зачищаю периметр, как и обещал', — подумал Джон Грид и так же невозмутимо расправился и с ним, потом с Четвертым и с безвольно лежащим Пятым. Поискав глазами того, кто был опаснее всех, Симбад увидел Второго. Перекрывая собой вход в коттедж, Buj неподвижно лежал и без страха смотрел на Симбада.

— Ты ведь единственный, кто догадался, кто этот парень, да? — спросил Джон Грид. Второй закрыл глаза в знак согласия. — Ну что ж, тогда ты поймёшь и меня, — Джон Грид навёл дуло на лоб лежащего.

'Иншалла', — мысленно прошептал Buj. Улыбка на мгновение осветила его лицо, да так там и осталась, когда Симбад одним выстрелом разнёс его лицо и пробил череп...

Исаев переступил последнюю ступень лестницы и подошёл к двери, ведущей в комнату.

— Макс, я без оружия, — честно предупредил Андрей.

— Что, такой смелый? — в голосе Макса слышалась фальшивая бравада.

— Да нет, просто в твоём случае это уже ничего не решает, — ответил Андрей. — Видишь ли, у меня есть запись всех твоих папок с компьютера, на который ты подцепил троян. Так что без последствий ты из этой истории уже не выберешься... Ты проиграл, Макс. Впрочем, я обещаю, что сохраню твои руки и ноги в целости, если ты бросишь оружие и добровольно отпустишь Лейса.

— Лейса? — Макс хмыкнул и приставил к затылку Лейса пистолет. — Так значит, тебе Лейс понадобился? А знаешь, это забавно. Я-то думал, что Лейс у нас сражается один, как герой. А у нас оказывается, и другой герой есть... Ладно, герой, давай, заходи сюда, и мы с тобой поторгуемся.

— Ага, давай поторгуемся. У меня Ева, — сообщил Андрей и, игнорируя бешеный взгляд Лейса, шагнул в комнату.

— Ну, раз у тебя Ева, то тогда с тебя и начнём. — Уоррен вытянул руку вперёд, взяв на мушку Исаева. — Иди сюда. Походи медленно. Руки — вверх. Сам — на колени, живо.

— А вот это ошибка, — не удержался от ехидного комментария Лейс. И он был прав. Приблизившись к Уоррену на расстояние своей вытянутой руки, Андрей стремительным движением перехватил запястье Макса и молниеносно вывернул ему руку, одновременно жестоко ломая пальцы. Раздался тошнотворный хруст, потом стук, когда 'глок' выпал из искалеченной руки Макс. Подвывая, Уоррен упал на колени. После чего оказался лежащим лицом вниз, на полу, с вывернутым запястьем, которое Исаев держал пальцами, одновременно упираясь ступнёй в позвоночник Уоррена. Макс застонал и забил здоровой рукой по полу.

— Клёво. Единственный вопрос: а если бы он выстрелил, что тогда? — поинтересовался Лейс у Андрея, вытягиваясь вверх на стуле и одновременно быстро шевеля предплечьями.

— А он бы не успел, — без тени улыбки ответил Андрей, наклоняясь и отшвыривая пистолет Макса. 'Глок' Уоррена попал под стул, на котором сидел Лейс. — Сейчас я тебя развяжу, только угомоню этого, и...

— Отойди от него, — услышал Андрей повелительный голос, произнесший эту фразу по-русски.

Исаев поднял голову и окаменел от ярости. Итак, он всё-таки проиграл: у двери комнаты, в четырех метрах от него стоял тот, кого Андрей неделю назад видел на Ламбетском мосту, в Лондоне. Но теперь это был не рафинированный и расслабленный англичанин, с баснословно дорогим шарфом и лёгкой, загадочной улыбкой. Теперь перед Андреем стоял высокий, вровень с ним ростом, но чуть более крупный мужчина, умевший двигаться быстро и неслышно, как и сам Андрей. И этот мужчина держал у бедра австрийский 'глок 17' с навёрнутым глушителем.

' 'Глок 17' — оружие, созданное для бесшумного убийства, — вспомнил Исаев курс, шесть лет назад пройденный им в 'Альфе'. — Особенностью конструкции пистолета является отсутствие флажка предохранителя и курка, что позволяет стрелять на поражение моментально. Принцип действия — 'выхватил, чтобы убить''. Точно такой же пистолет лежал в сейфе у Андрея. Исаев неверяще моргнул. На секунду ему показалось, что в руках у убийцы его, Андрея, личное оружие. Но на 'глоке' убийцы не было накладок для стрелка-левши, да и этот мужчина держал пистолет в правой.

— Я сказал, отпусти его, — повторил убийца. Андрей помедлил, но все же убрал ногу с позвоночника Уоррена и разжал пальцы, которыми он удерживал вывернутое запястье Макса. Лихорадочно соображая, что же теперь делать, Андрей всё же успел заметить, что Лейс каким-то образом ухитрился высвободить руки из пластиковой стяжки. 'Так значит тот, кто привязывал Лейса, играл на его стороне и не затянул стяжки?', — Андрей удивился. Но сейчас ему было не до догадок. К тому же теперь пистолет Макса лежал у Лейса практически под рукой. Всего одно движение — и Лейс мог подобрать 'глок', чтобы защитить себя.

В эот миг Андрей принял решение. Он шагнул вперёд и загородил Лейса собой.

— Джон, что ты так долго? — прохрипел Макс, пытаясь подняться с пола.

— Макс, ты на линии огня, — предупредил убийца. — Сдинься влево. А этих двух предоставь мне.

Уоррен, постанывая, с явной охотой выполнил приказ. Лейс посмотрел на убийцу, склонив голову к плечу, вслушиваясь в его голос, и вдруг произнес по-арабски:

— Marhaba Simbad.

Исаев застыл. Джон Грид ухмыльнулся:

— А ты молодец, Лейс. Лингвистическая проверка — это просто, но эффективно.

Симбад дёрнул дулом пистолета вверх. Андрей непонимающе воззрился на Лейса.

— Отойди, — приказал Лейс Исаеву, — потому что это действительно Симбад. Он здесь единственный, кто, кроме меня, говорит на арабском. И ему нужен я, а не ты. Так что отойди.

— Нет. Я сказал, — произнес Исаев.

Наступившая тишина поглотила его слова. Безмолвие комнаты прервал безжалостный смех Уоррена.

— Какой красивый — и какой дурацкий жест, — задыхаясь от смеха, выплюнул слова он. — Вы же оба умрете. Вопрос лишь в очередности.

Андрей промолчал. Он считал по-другому. Дотянуться до Симбада он уже не мог. Но его защита давала Лейсу пусть и призрачный, пусть и самый маленький, но всё же шанс выжить и, быть может, вернуться к той, ради кого Исаев пришел в этот дом один.

'Ради Иры — я не отойду. И плевать, что будет...'

— Можешь стрелять, — произнес Исаев. — Смотри вниз, — одними губами прошептал Андрей Лейсу и развернулся к Симбаду.

Джон Грид усмехнулся и покачал головой:

— Вы у нас, значит, герои... Ну ладно, герои...

Его зрачки на мгновение впились в презрительно застывшее лицо Андрея, царапнули бешеный взгляд Лейса, потом странная улыбка коснулась губ убийцы, и Джон Грид нажал на спусковой крючок. Хлопком раздался выстрел...

Исаев закрыл глаза и приказал себе умереть. Единственный способ умереть быстро — это забыть, что ты вообще жил, или что ты всё ещё любишь. Приготовившись встретить пустоту, Андрей вспомнил улыбку Иры.

— Drop dead, — прошептал позади него Лейс, вставая и отбрасывая стул. — Сдохни, тварь. Сдохни!

Не понимая, что происходит, Андрей дёрнулся и распахнул глаза. Первое, что он увидел, было отверстие, расцветшее в середине лба Макса. Рот Уоррена напрягся в гневе. Дьявольский оскал изуродовал его ангельское лицо, и Макс начал оседать на пол. Падение длилось целую вечность и кончилось в одно мгновение. Смерть пришла к Уоррену стремительнее, чем последний вздох. Макс умер сразу — без молитв, без воспоминаний, без видений.

Повисла оглушительная тишина. Но уже через секунду безмолвие, воцарившееся в комнате, было нарушено донесшимися с улицы взрывами и шипящими, похожими на салют, звуками воспламенения, а также сценой полёта в воздухе частей трёх машин. Яркое пламя осветило красным и стекла, и стены коттеджа. В какофонии пожара послышались крики женщин, плач детей, вопли мужчин, приближающийся вой сирены...

— Факчёрттвою мать, что здесь вообще происходит?! — ошарашенно выкрикнул Андрей и услышал шум падающего тела.

Исаев обернулся. Теряя сознание, Джон Грид безмолвно оседал на пол, убирая пальцы с циферблата часов. На полу лежал его ещё дымящийся 'глок'. Исаев бросился к Симбаду, с яростью отбил ногой ненавистный пистолет, и, упав на колени, приподнял мужчину за плечи. Симбад был почти без сознания и дышал с трудом. Его ещё блестящие глаза уже начали подёргиваться плёнкой, и всё же мужчина не сводил с Андрея пронзительного взгляда, точно хотел навсегда его запомнить.

— Спасибо тебе, кто бы ты ни был, — прошептал Андрей.

Джон Грид кивнул:

— Живи... ты должен. Ради меня. Ради себя. Ради своей матери.

Не веря ушам, боясь промелькнувшей догадки, Андрей заглянул мужчине в лицо, поискал ответ в карих глазах и закричал:

— Кто ты?.. Отвечай, кто ты?!

— Я тот, кого ты искал... Прощай... И теперь уже — навсегда. — Джон Грид резко вздохнул, выдохнул. Закрыл глаза. Короткая конвульсия — и тело, которое прижимал к себе Андрей, безвольно обмякло. 'Симбад Омега' умер на руках у Андрея Исаева.

@

5 апреля 2015 года, четверг, утром.

Коттеджный посёлок 'Апрелевка Парк' ул. Виноградная, д. 23, г. Апрелевка.

Московская область.

— Отойди, дай я попробую ему помочь. Может, ещё не все потеряно, — услышал Андрей голос Лейса, незаметно присевшего рядом. Андрей осторожно опустил Симбада на пол и встал. Время уходило, но ещё был резерв, когда Лейс склонился над человеком, которого он когда-то хотел убить. Лейс по очереди прижал пальцы к трём точкам жизни на теле Симбада. Нахмурился и недоверчиво перевернул ладонь угасшего мужчины. Подумал всего секунду и попросил Андрея:

— Дай мне свою руку.

Не понимая, к чему это всё, Исаев всё же подчинился. Лейс пробежал пальцами по ладони Андрея. Потом отпустил его запястье и встал.

— Прости, но этому человеку нельзя было помочь, — сухо и просто сказал Лейс. — К сожалению, он давно уже умер. У него был неоперабельный рак мозга. Глиобластома, — Лейс вздохнул. — Я понял это, когда разговаривал с ним... Мне только одно непонятно: как этот человек вообще смог продержаться так долго?

— Какие-то медикаменты, наверное, — предположил Андрей, разглядывая лицо Симбада.

— Возможно, — не стал спорить Лейс, — но я бы сказал, что здесь сыграло роль другое. Очень сильные эмоции, такие, как любовь... или страх потерять человека, очень тебе дорогого... Знаешь, такое бывает, когда ты даже умереть спокойно не можешь, потому что тому, кого ты любишь, угрожает опасность. И ты должен сначала защитить его, а уж потом заглянуть в глаза собственной смерти. — Лейс грустно улыбнулся. — Высокопарные фразы... Но знаешь, что самое удивительное? — взглянув на Андрея, задумчиво произнес Лейс. — Этот человек хорошо знал тебя. Он дважды подарил тебе жизнь. И умер он тоже, дважды... Причем каждый раз он убивал себя сам. Непостижимая судьба...

Андрей помолчал, не зная, что ответить. На душе у него было тоскливо, точно он нашёл то, что искал, и то лишь затем, чтобы потерять снова. Но теперь — потерять уже навсегда.

— Ты знал его? Кем он был? — спросил Андрей, не в силах отойти от распростёртого тела.

— Нет, я его не знал — не успел, — покачал головой Лейс, — хотя я бы хотел узнать его, — неожиданно заключил он и задумчиво провел ладонью по саднящим рёбрам. Ощутив пальцами липкую влагу, Лейс удивленно воззрился на свою футболку. Потом что-то вспомнил и резко задрал майку на животе.

— Fuck... Будет еще один шрам, — грусто сообщил Лейс, разглядывая свои ребра.

— Господибожемой, — сглотнул Андрей. — Ладно я забыл, что ты ранен. Но ты-то как это терпишь? — выдохнул Андрей, разглядывая припухающие края глубокой, резаной раны.

— Привычка, — равнодушно хмыкнул Лейс. — Бинт нужен. Пероксид. Йод. Хирургический нож. И нити... Пошли вниз, там у меня 'аптечка' в ванной... А кстати, — и Лейс замер с ногой, занесённой через порог, — где вся эта свора?

— Какая свора?

— Которая сюда вместе с этой голубоглазой тварью явилась. Они что, разбежались?

— Нет. Бегать им сейчас трудно. Они по двору ползают, в ожидании полиции... Кроме одного. Я, кажется, пришил его, — неохотно сознался Исаев. Лейс подозрительно покосился на Андрея, вернулся в комнату и выглянул из окна. Задумчиво присвистнул.

— Ничего себе, — с невольным уважением произнёс Лейс, — но вообще-то, к твоему сведению, там пять готовых покойников. Ты случаем не перестарался?

Андрей побледнел и молча уставился на Лейса. Потом рванул по лестнице вниз.

— Ага, давай, беги, — глядя вслед Андрею, беззлобно пробормотал Лейс. — Давай, беги... спаситель. Просто ты — не убийца. Вот и я когда-то поклялся, что никогда не отниму больше ничьей жизни... А Симбад сделал это за нас, за что ты и я будем вечно ему благодарны.

Андрей вернулся в коттедж через пять минут, всё ещё бледный, но уже собранный и спокойный. Он нашёл Лейса на первом этаже, в ванной. Тот стоял голый по пояс, в пол-оборота от входа, и заканчивал стягивать хирургической нитью рваные края раны.

— Ты что, врач? — с любопытством поинтересовался Исаев, увидев выверенные движения Лейса.

— Кто? Я? — Лейс поднял голову и неожиданно зло уставился на Андрея. — Нет, ну вот хоть ты мне скажи, что ж вы все прицепились ко мне с этим доктором, а? — Лейс прищурился. — Ладно, хорошо, я — врач... А вот ты кто?

— Я? — в ответ ухмыльнулся Исаев. — А я незванный тобой Андрей, сотрудник Интерпола.

— С чем тебя и поздравляю, — мрачно отрезал Лейс, схватил висящую на бортике ванны футболку и направился к выходу. Глядя ему вслед, Андрей увидел клеймо, выжженное между лопаток. И Исаев вздрогнул. Но даже это короткое движение не прошло незамеченным Лейсом: от прошлой жизни у Лейса остался по-настоящему звериный нюх. И Лейс обернулся.

— Что, нравится? — по-волчьи оскалился он. — Ладно, чувак, спасибо тебе за то, что прикрыл меня, за то, что спас и.... ну всякое такое. Но теперь тебе пора. А мне ещё надо вызвать полицию и убраться из вашей страны как можно скорее.

— Ну всё, приехали, — фыркнул Андрей. — Ничего себе, 'спасибо' ... Но вообще-то не торопись, Лейс. Боюсь, нам с тобой теперь долго не расстаться.

— Да-а? — осклабился тот. Помедлив, бросил футболку на пол, прислонился спиной к стене и сложил руки на груди. — Ну ладно, давай поговорим. Так что там на меня в Интерполе?

Исаев посмотрел на часы. За десять секунд произвёл в уме все расчеты и поднял глаза на Лейса. Взор Андрея был бы непробиваемым, если бы в зрачках Исаева не горело сейчас очень странное пламя. Лейс замер, ожидая продолжения.

— Прежде, чем мы начнем разговаривать, позволь мне дать тебе один совет, — тихим, ровным голосом медленно начал Андрей, точно гипнотизируя Лейса. — Итак, как сотрудник Интерпола, я буду обязан задержать тебя и привести сюда полицию. Им сейчас не до нас — они со взрывом разбираются. А ты, пользуясь предоставленной паузой, пока вот о чём подумай... Всё, что происходило здесь, начиная со дня исчезновения Евы, очень подозрительно. Подозрение послужит основанием для твоего ареста. Как человек с юридическим образованием, я утверждаю, что если против тебя будет возбуждено уголовное дело, то будет и суд, и последующее наказание. Ведь здесь совершено преступление, а значит, кто-то должен будет за него ответить. И именно ты сейчас главный подозреваемый. И тебе будет нужен очень хороший адвокат... ну, или независимый юрисконсульт, который поможет тебе изложить свою версию этой истории — причем такую, которая не даст тебе сесть на очень долгий срок... или вообще не даст сесть... Ты меня понял?

— Возможно... А, прости, за что я должен буду сесть? — аккуратно поинтересовался Лейс, глядя в глаза Андрея.

— Основные обвинения: нелегальный въезд в страну. Похищение. Насильственные действия. Шантаж. Возможно, преступный сговор. К тому же ты подверг жизнь девочки опасности, — не мигая, ответил Андрей.

Лейс подумал. Покусал губы.

— Знаешь, мне кажется, что ты не понимаешь истинного порядка вещей, — осторожно начал Лейс, не сводя глаз с Андрея. — Для начала, я — подданный Великобритании. В вашу страну я въехал по туристической визе, под своим настоящим именем. Жил тут тихо-мирно два дня... Жил бы себе и дальше, если бы в снимаемый мною коттедж не ворвались какие-то неизвестные придурки, которые почему-то потребовали, чтобы я отдал им Еву. Зачем им была нужна Ева — ума не приложу. И хотя мне самому удалось отвязаться от стула, это ты нашёл меня и спас. Правда, следом за тобой вошёл ещё какой-то мужчина. Того человека я тоже не знаю. Но самое интересное, что этого человека, очевидно, не знаешь ни ты, ни твоё руководство, ни ваша полиция, потому что тот, кто вошёл сюда последним — он взял и всё уничтожил. 'Зачистил', как юристы говорят... Ведь эти взрывы на улице — они ведь что-то, да значит?.. Знаешь, — проникновенно продолжил Лейс, — как выпускник факультета психологии (и уж потом медицины), я не удивлюсь, если тот, кто вошёл сюда, взорвал и свои документы, и телефон, и 'тачки' своих подельников... И всё же своим спасением я обязан именно тебе, потому что ты 'закрыл' меня. Ты рисковал жизнью из-за меня. И за это я не собираюсь поднимать в прессе шум. Я уеду тихо и быстро, но — только после того, как помогу вашему правосудию найти виновных... Так нормально?

— Скорей уж, идейно, — хмыкнул Андрей. — А как насчет аренды коттеджа и установки подслушивающей и записывающей аппаратуры? Кстати, где она? Только не говори, что её не было: я на воротах 'глазок' камеры видел.

— Ну, арендовать жильё через фирму для иностранца ведь не запрещено? К тому же, я арендовал этот дом на своё имя. Есть соответствующие документы — договор, приходный ордер, страховка... А что касается аппаратуры, но если ты считаешь, что такая тут есть — то, милости прошу, ищи, — и Лейс гостеприимно повёл рукой. — Единственное, что здесь можно найти, это камеру слежения, которую я вмонтировал в забор и которую ты заметил. Да, пожалуй, еще и антенна есть, чтобы не принимать внешний сигнал на телефоне. Но ведь защищать себя от нежеланных звонков и навязчивых посетителей, это ведь не запрещено в России?

Андрей стоял и внимательно разглядывал Лейса, отмечая каждый его жест, взгляд, интонацию, даже паузы, которые тот делал между фразами. Версия была стройной и, судя по всему, основательно продуманной Лейсом заранее.

— А как насчет похищения Евы? — ровным голосом осведомился Андрей.

— Какого ещё похищения? — Лейс недоуменно похлопал ресницами, и Исаев чуть не зааплодировал игре этого взрослого и очень умного мужчины, который искусно прятался под личиной мальчишки. — Опомнись, Андрей: мы с Евой сто лет как знакомы. Давно переписываемся в социальных сетях. Кстати, это тоже можно проверить... А чтобы познакомиться с Евой лично, мы с ней решили встретиться в 'Домодедово'. Но там ей стало плохо из-за стиля вождения какого-то дебилоида, привезшего её на 'корветте'. А поскольку я по второму образованию действительно врач и давал клятву Гиппократа, то я должен был оказать Еве первую помощь, потому что оставить её в 'Домодедово' неизвестно с кем я не имел права... Вот я и привёз Еву сюда, а она решила здесь со мной поселиться... э-э... то есть, остаться на пару дней в гостях.

— Очень интересно. А — как насчёт совращения Евы и насильственных сексуальных действий? — жёстко припечатал Андрей.

— Чего-чего? — Лейс чуть не подпрыгнул. Потом покусал губы, взглянул на Андрея и с презрением произнёс: — Значит, так, парень. Это в вашей стране Ева — совершеннолетняя, которой можно делать всё, что ей только взбредет в голову. Но поскольку мне, в отличие от неё, уже тридцать два года, то я умею себя контролировать. И, к твоему сведению, а также к сведению всех тех, кому это интересно — хотя это вас, в общем-то и не касается — то Ева — девственница. Хотя и не наивная.... Но иметь с ней сексуальные отношения я, по законам страны, где живёт мой отец, не имею права. Это — бесчестие и 'харам'. И прежде чем подойти с объятиями к невинной девушке, я должен сначала получить разрешение у её отца... ну, или у старшего в её семье. А я такого разрешения не получал. Пока — не получал, — подчеркнул Лейс.

— Вот как? А откуда же тогда взялась та провокационная фотография, которую ты прислал отцу Евы, Лейс?

— Ну, во-первых, я никому и ничего не присылал, — отрезал Лейс. — А во-вторых, что в этом снимке, прости меня, такого уж криминального? — Лейс лихо изогнул брось. — Опомнись, приятель. На той фотографии Ева была одета. Она просто чуть-чуть подтянула джинсы и сдвинула вниз лямки майки. Можешь сам Еву спросить... если, конечно, найдешь её. К тому же эту фотографию я сделал на свой телефон. Просто так, на память. Как забавное воспоминание о том, как и почему мы с ней встретились... Видишь ли, — ухмыльнулся Лейс, — пару месяцев назад Еве приспичило пойти на работу в 'НОРДСТРЭМ', ну а я взял и помог ей советом. Вот и получилась история: я подбирал для Евы ключик — ну, или код, для входа в эту компанию, а Ева в ответ подарила мне свою дружбу. Вот такой у нас равноценный обмен вышел... Хорошая была фотография... Жаль только, что я вряд ли когда-нибудь опять её увижу, потому что недавно мой телефон украли. Или я сам его потерял?.. В общем, это неважно. Важно другое: я не собирался заявлять о пропаже своего телефона, но если вашей полиции и Интерполу больше заняться нечем — то так и быть. Как говорится, welcome, господа. Ищите.

— Вообще нет слов, — фыркнул Андрей. — А — троян?

— А что 'троян'? — И Лейс пожал плечами. — Ну да, я увлекаюсь анаграммами. А троян — это по сути, все ваши социальные сети и есть. Такие же вирусы, проникающие в вашу жизнь, выедающие вашу реальность. Вот поэтому такие стихи у меня и получились. Кстати, Ева любезно согласилась перевести их на русский язык. Правда, это мило? — Лейс коротко улыбнулся, потом помрачнел: — А что, и к стихам в Интерполе претензии есть? Ну, вы даёте... Так, ладно, ещё есть вопросы или я пойду? — осведомился Лейс, подбирая майку и, как ни в чем не бывало, направился к комоду.

— Есть, — догнал Лейса голос Андрея. Лейс обернулся. — Ты молодец, — подойдя к Лейсу вплотную, процедил Андрей. — Ты — нереально умный, хитрый и, как я посмотрю, очень расчётливый чувак... А теперь ответь мне на мой самый важный и последний вопрос: ну, а как же твоя сестра? Та, Маркетолог? — И Исаев впился взглядом в миг побелевшего Лейса. — Ты же ведь знал — ты же понял, да? — кем приходится тебе эта женщина... Так почему же ты таким вот образом попросил у неё помощи? Что это было, Лейс: вера в родную кровь — или же обычная подлость, безупречно выстроенный расчет и уверенность, что эта женщина придёт спасать тебя, а ты её подставишь?

Лейс опустил голову. Прошло десять секунд. Андрей ждал.

— Знаешь, — и Лейс впервые за время разговора вскинул на Исаева искренние глаза. — Если я не ошибаюсь, то есть такое понятие, как милосердие. А еще есть такие вещи, как женский ум, любовь. Верность. Преданность... О том, что у меня может быть сестра, я узнал только здесь и от Евы, которая ни разу не отступилась от меня. А теперь ты ответь мне на мой вопрос: есть у тебя хоть одно доказательство, что Маркетолог — это моя сестра? Или что я просил её прийти спасать меня?

— Нет, — был вынужден признать Исаев. — Доказательств этому у меня нет.

— Вот именно, что нет. Даже если предположить, что что-то могло быть сделано при помощи фотографии Евы, то ради кого моя так называемая сестра организовала всё это спасение? Ради меня — или ради девочки, которая ей нравилась? — Андрей промолчал. — Молчишь? И правильно делаешь, — зло кивнул Лейс. — Моя так называемая сестра ничего обо мне не знала... А теперь позволь задать тебе ещё один вопрос. Ну-ка, скажи мне, праведник, сколькими днями жизни я должен быть обязан женщине, которая никогда не искала меня и никогда не интересовалась, где я и как я? И сколькими годами жизни я должен расплатиться со своими родными родителями, которые бросили меня умирать? Ну, давай, назови эту цену... ты же видел моё клеймо. Так сколько стоит то, что я вынес? — Лейс выпрямился и в упор смотрел на Андрея, как глядит человек, не скрывающий боли отринутого и отверженного, брошенного своей семьей. — Ну что? — горько усмехнулся Лейс. — Мы всё обсудили? Если так, то давай, иди вызывай полицию, и...

— Знаешь, Лейс, — перебил его Андрей, — неделю назад, в базе Интерпола я увидел одно дело. И я прочитал его. И это дело меня поразило. Я много чего видел, поверь. Но это дело выходило за рамки обыденного. Суди сам... — Исаев медленно прошел по комнате, потом обернулся. — Итак, тридцать лет назад в Москве жила большая и счастливая семья. Муж и жена, дружившие ещё с детства. У них была дочь. Маленькая девочка с синими глазами, которая родилась 7 ноября 1978 года. А ровно через четыре года в этой семье появился мальчик по имени Леонид... Мой ровесник... Одна беда: мальчик родился не в благополучной Москве, как я или та девочка, а в Карачи... Родители потеряли этого мальчика в восемьдесят третьем. И семьи не стало... Сначала без вести пропал отец мальчика, которого звали Игорь. Подозреваю, что он был убит за семь месяцев до рождения своего сына... Вслед за отцом мальчика ушёл его дед — отец Игоря. Сердечный приступ. Видимо, старик с надорванным сердцем так и не смог пережить смерть своего ребенка...

Но дольше всех мучилась мать этого мальчика. Ее звали Лилия. После твоего рождения она прожила в Карачи почти год, прежде чем её убили. Самой последней ушла бабушка мальчика — мать Игоря. Она продержалась дольше всех, потому что у неё было самое доброе сердце, которое я только знал, а на руках — девочка, единственная дочь её детей... И никого не осталось, за исключением этой девочки, которая выросла и которую зовут Ира. Это твоя сестра. Похожа на тебя так, что вам можно обойтись и без зеркала... Но твоя сестра действительно никогда не искала тебя. И знаешь, почему? А она, Лейс, даже не предполагала, что ты — есть. Что ты вообще существуешь. Так когда-то распорядились те, кто её защищали. А позавчера так решил я, отдавая себе отчет, что я тоже солгал ей.

— И — кто дал вам такое право? — закусив губы и сжав кулаки, прошептал Лейс. Сейчас, обретая своё прошлое, он понимал, что от родной семьи у него осталось одно-единственное, близкое ему по крови существо — сестры, которая его не знает. — Кто дал вам право причинять людям такую боль, скажи?

Андрей пожал плечами:

— Любовь, — просто сказал он. — Иру любили и защищали от правды.

— Как ты?

— А я, Лейс, просто боялся сказать Ире Самойловой правду, потому что она, вместо того, чтобы отрядить кого-то на поиски тебя и Евы, ринулась бы сама спасать тебя. И она бы это сделала... Мне повезло опередить Самойлову, да и то лишь потому, что я ей солгал. К тому же, так было угодно моему начальству... Видишь ли, дело о твоём розыске было назначено мне. Уж не знаю, почему. Но одно я знаю точно: это дело я, судя по всему, уже никогда не закрою. Исаев устало потёр лоб и отошёл от Лейса. Потом оглянулся:

— Ты все правильно рассчитал, Лейс. К тому же, Ева должна была живописать тебе Маркетолога во всех подробностях, и ты не мог не догадаться, кем приходится тебе Ира. Но тебе было нужно решить свою проблему: найти того, кто тебя шантажировал. А поскольку у всех сейчас есть Интернет, то и ты должен был, обдумывая свой план отхода, поинтересоваться заранее, а существует ли закон, который запрещает говорить о пропавших их близким, если пропавшие сами того не желают. — Лейс сузил зрачки, Андрей кивнул. — И уж конечно, ты, Лейс, хорошо понимаешь, что, если делу о розыске пропавшего больше пятнадцати лет, то оно уходит в архив, фактически — обнуляется. И ни у Интерпола, ни уж тем более у меня нет и йоты той власти, чтобы заставить тебя вернуться к сестре или сообщить ей, что ты — есть, и что ты — жив... Фак, Лейс, я даже не могу притащить тебя на ДНК-тесты, если ты от этого откажешься... А ты, судя по всему, откажешься, потому что у тебя есть на это очень весомая причина. Итак, что это за причина? Я хочу знать. — Но Лейс молчал. — Твое клеймо — твоё прошлое? — Помедлив, Лейс кивнул. — Так, понятно. Но кто-то должен был знать о нём. Ведь не взялся же ты, такой успешный и умный, из ниоткуда.

Лейс молча смотрел в глаза Андрея. Исаев немного подумал.

— Лейс, я могу узнать твое полное имя? — тихо спросил Андрей. — Ну, то что в паспорте пишут?

— Саба Лейс аль-Рамадан Эль-Каед, — медленно ответил Лейс.

— Аль-Рамадан... Что значит эта часть в твоём имени?

— Имя моего отца. Если по-русски, то отчество.

— Итак, тебя воспитывал Рамадан Эль-Каед... Человек, давший показания относительно смерти Лилии и усыновивший тебя. И он знает о твоём прошлом то, что не знает никто. — Разглядывая Лейса, Андрей наклонил к плечу голову, невольно копируя жест Иры.

'Вот и еще одна деталь головоломки встала на своё место, — думал Исаев. — Итак, Лейса забрал Рамадан. Дядьсаша заботился об Ире и воспитывал меня... Так чем же таким, скажите мне, занимались наши родители, что правда о них так надёжно хранится под семью печатями? Хоть бы кто объяснил мне... хоть бы кто весточку прислал с того света...'.

— Да, занятно, — вслух сказал Андрей.

— Отлично, если это так, — услышал Андрей яростный голос Лейса. — В таком случае, позволь и мне узнать, кого ты защищал, спаситель? Ты же не ради меня в одиночку сюда пришёл... Итак, кто ты?

— А я, Лейс, — усмехнулся Андрей и посмотрел на часы, — тот, кто через полчаса с твоей помощью, судя по всему, устроит самое грандиозное надувательство в истории Интерпола. — Лейс моргнул и уставился на Андрея. — Что замер? — фыркнул тот. — Давай, одевайся и пошли. И кстати, вытащи свои линзы. Захвати паспорт и все имеющиеся документы, подтверждающие то, что ты говорил мне. Документы я просмотрю по дороге. Заодно, заберем и Еву, которая к этому часу, наверное, скупила уже пол-магазина. — Поймав ошарашенный взгляд Лейса, Андрей кивнул: — Я тебя не обманывал, Ева действительно была у меня. И она мне много чего о тебе рассказала... И то, что поведала мне она, полностью совпадает и с моей версией о том, какую роль в деле ее спасения играл ты — как и с тем, что ты сам о себе рассказывал. А раз все три правды совпали, то значит, мы нашли истину... На, забери ключи от 'Volvо'. Когда встретимся с Евой, у тебя будет ровно десять минут на то, чтобы договориться с ней относительно того, как она оказалась в коттедже и почему она здесь с тобой оставалась... В полиции забудь о том, что ты хорошо говоришь по-русски. Переводить буду я... Да, чуть не забыл, — Исаев театрально хлопнул себя по лбу, сунул руку во внутренний карман куртки и вытащил оттуда прозрачный пластиковый пакет с мобильным Лейса, который Андрей забрал у Второго, с несгоревшей карточкой, отпиравшей замок на автоматах паркинга в 'Домодедово', которую Андрей успел полчаса назад подобрать на кухне. В довершении ко всему, в пакете лежал свёрнутый тонкий резиновый медицинский жгут, найденный Андреем под пассажирским сидением в 'Volvo'.

— Что, нравится? — хмыкнул Исаев, перехватив взгляд Лейса. — Да, вот так я зачищаю следы. И да, вот такой я праведник. И — уж поверь мне — в полиции я бы сдал тебя в два счета и разломал бы всю твою очень стройную версию, если бы ты, Лейс, оказался обычной дрянью.

— Так почему ты за меня? — оторопел Лейс.

— Да потому что я не могу быть против. Потому что я должен был верить тебе. Потому что ты слишком похож на Самойлову. А она ни разу меня не подставила. Обыгрывала — да, но не предавала... А теперь скажи мне, Леонид-Лейс-Аслан-Шер, личные звонки с номера твоего мобильного были уже после того, как ты, вот таким вот чудесным образом, пригласил в гости Еву?

— Нет, — честно ответил Лейс.

— А данные в социальных сетях?

— Стёрты.

— Понятно. Ладно, по дороге проверю... Что за медикаменты ты вводил девочке?

— Снотворное.

— Зачем?

— Я должен был быстро увезти её. Макс — ну, тот что с 'глоком двадцать шесть' ... он не отпустил бы Еву. Он бы её изнасиловал. А потом сделал бы Еву своей игрушкой или вообще... крысой, — Лейс отвернулся.

— Уверен? — поднял бровь Андрей.

— Более чем. Я.... видишь ли, я 'прочитал' Макса.

— Это каким же образом? — Исаев не понимал.

— Просто я знал человека, похожего на Макса. Его звали Саид Кхан. Он... он был моим хозяином. Он мне клеймо и поставил.

— Ясно, — Андрей помолчал. 'Вот и еще одна часть головоломки сложилась...'. — Лейс, скажи, а если бы я не пришёл, ты бы убил Макса? — спросил Исаев. Лейс кивнул. — А снотворное, что ты дал Еве, оно следы оставляет?

— Я понимаю, к чему ты ведёшь. Нет, Андрей, в крови Евы невозможно найти следов препарата, если только специально не искать его... Но я бы никогда не вколол Еве то, что могло навредить ей. Я видел её медицинскую карту. Не дай я ей снотворного, и она бы билась со мной насмерть в машине... Не связывать же мне её, чтобы увезти. — И Лейс дёрнул ртом.

— Ну что ж, — кивнул Андрей, — всё, что ты сделал — это, конечно, не самые достойные методы решать свои проблемы, но — ты ведь выиграл, Лейс? Да и я, к тому же, далеко не ангел... Ладно, держи улики. Все отпечатки я стёр. А ты уж будь так любезен, навсегда потеряй то, что нашёл я, потому что другого раза не будет.

— Спасибо, — ответил Лейс, принимая пакет. — Скажи, Андрей, а что я тебе должен за это?

— По-человечески познакомиться со своей сестрой, — сухо ответил тот. — Быть ей другом — таким, каким я уже не сумею. И тогда мы будем в расчёте... Ну что, пойдём, Лейс?

— Секунду подожди. Возможно, тебе этого не нужно, но... пусть у тебя будет ещё один хороший приятель. А у меня — первый и единственный друг, который меня знает, — и Лейс искренне протянул Андрею левую ладонь.

— Левша? Вообще отлично, — фыркнул Андрей, пожимая протянутую руку Лейса. — Ну, а как же теперь твоя лучшая подружка Ева?

— А Ева, Андрей, это теперь только моё дело...

@

5 апреля 2015 года, четверг, днём.

Коттеджный посёлок 'Апрелевка Парк', ул. Виноградная, д. 23, г. Апрелевка.

Московская область.

Лейс, Ева и Андрей вышли из здания УВД Апрелевского городского отдела милиции ровно через три часа. За это короткое время Лейс успел напрочь забыть русский язык, дважды указать на Андрея, как на своего переводчика, трижды отказаться от 'скорой помощи', один раз пригрозить, что он вызовет атташе посольства — и ни разу не посмотреть на ищущую его взгляд Еву. Теперь, стоя на улице, Лейс вообще хранил гробовое молчание. Ева попыталась заговорить с ним, взять его за руку, но Лейс упрямо сжимал челюсти и отворачивался от девочки. Наблюдая за этой парой, Андрей пару раз тайком фыркнул. Потом не выдержал:

— Лейс, у тебя ключи от 'Volvo' ещё с собой? — медовым голосом спросил Исаев. Лейс зло посмотрел на Еву. Потом послушно протянул Исаеву раскрытую ладонь с ключами от автомобиля. — Ещё чего, — ехидно усмехнулся тот. — У меня мотоцикл. К тому же мне надо заняться тем, неизвестным, с Ламбетского моста. Надо же узнать, кто он... А ты, Лейс, сейчас не занят. До самолёта у тебя ещё масса свободного времени. Так что будь так любезен, отвези домой Еву, а? — невинно предложил Исаев. Лейс красноречиво посмотрел на Андрея, потом перевёл сердитый взгляд на радостно вспыхнувшую Еву.

— А если я откажусь, то что тогда? — проскрипел Лейс. Андрей пожал плечами:

— Ну, если ты откажешься, то мне придется сначала вести Еву с собой в коттедж, а потом в полицию, и...

— Ты соображаешь, что ты несёшь? — взвился Лейс. — Она же там все увидит...

— А это вы о чём? — тут же навострила уши Ева. — Что такого там, в домике, что я не должна это видеть?

— Так, ладно, чёрт с вами! С тобой, Андрей, мы еще увидимся. А ты, маленькая обманщица... быстро пошла со мной! Я тебе покажу, как по магазинам прятаться.

— Вообще-то, это я ей велел, — вмешался Андрей.

— Вообще-то, я ей велел другое. — И Лейс пулей устремился к парковке. Ева грустно посмотрел в спину удаляющегося Лейса.

— Он меня убьёт по дороге, — пожаловалась Ева Андрею. — Вы... то есть ты даже не представляешь, какой он.

— Не поверишь — представляю... Ну, не бойся, иди. А я позвоню Кейду... то есть, твоему отцу, — поправился Андрей. — Только, я прошу тебя, Ева, не подведи меня. Понятно, на что я намекаю? — Ева смущённо вспыхнула и согласно кивнула. — Отлично. Имей в виду, у вас с Лейсом есть всего два часа на дорогу.

Подумав, Ева встала на цыпочки и с благодарной нежностью поцеловала Андрея в щёку:

— Спасибо вам... то есть тебе.

— Не за что, детка. — Андрей погладил Еву по плечу, развернулся и быстро пошёл к коттеджам, где его уже ожидали служба криминалистики, начальник ОВД по Наро-Фоминскому району и представители МВД. Счастливая Ева улыбнулась и рысью устремилась за Лейсом.

Лейс и Ева добрались до парковки через пятнадцать минут. Лейс открыл брелоком ключей двери автомобиля.

— Садись, — открыв деврь, грозно приказал он. Ева в два счёта устроилась на пассажирском сидении и с фальшивой покорностью сложила на коленях ручки. Обозрев её позу, Лейс хмыкнул, как следует хлопнул дверью и отправился к охранникам, чтобы заплатить за парковку. Те как раз обсуждали взрывы.

— Ничего не слышали? — с жадным любопытством осведомился один из них.

— Меня тут вообще не было, — неласково буркнул Лейс, протягивая караульщику деньги.

— Жаль, — с горечью сказал тот. И добавил: — Честно, жалко. Такого тут отродясь не было.

'Такого вообще никогда не было', — фыркнул про себя Лейс и сел в машину. Сунул ключ в гнездо замка зажигания, вывел машину с парковки и выехал на Киевское шоссе, держа курс на Москву. Ева сидела молча и нерешительно поглядывая на Лейса. Потом не выдержала:

— Лейс, ну пожалуйста... — начала она и тронула его за локоть. Стиснув зубы, мужчина перешёл в правый ряд и прижался к обочине. Включив 'аварийку' и заглушив мотор, Лейс положил на руль локти, наклонился и, прижавшись подбородком к лежащим на руле рукам, посмотрел в лобовое стекло. За окном ярко светило солнце. На машинах, скользящих по трассе, в пятнашки играли блики. Мир был тихим и светлым. Всё было хорошо.

— Лейс, ну пожа-алуйста...

Лейс перевёл взгляд на Еву. Своё решение он уже принял. Теперь его интересовало, какой выбор сделает эта невозможная девчонка.

— Лейс, ну не молчи, — робко позвала та. — Я.... я не хотела тебя обманывать. Но видеть тебя мёртвым я тем более не хотела.

Лейс вздохнул:

— Знаешь, что?

— Что? — осторожно спросила Ева и подобралась на сидении.

— В общем, так. Когда тебе исполнится двадцать один, я за тобой приеду. Не знаю, где ты будешь — в Лондоне, в Париже, или в Москве. В Берлине или ещё где-то, но я найду тебя... Сначала я извинюсь перед твоим отцом. Потом — если он отпустит тебя со мной — ты и я пойдем гулять. Я куплю тебе цветы, дурацкую мягкую игрушку — какую-нибудь подушку в форме сердца, или свечи с отвратительным запахом корицы или ванили — короче, всю ту невыносимую ерунду, которые так любят девочки твоего возраста. — Ева фыркнула, но Лейс даже не улыбнулся. — Потом ты и я отправимся на какой-нибудь глупый фильм про нереальную любовь, там съедим чипсы, подтаявшее итальянское мороженое и вчерашний попкорн. После отправимся в какой-нибудь шумный парк, где есть колесо обозрения. Может быть, это будет 'London Eye' — а может, это будет ваше Чёртово колесо в Парке Горького... Там я, видимо, и скажу тебе, что хочу на тебе жениться... Но сначала я прямо сейчас отвезу тебя к твоему отцу! И когда ты будешь сидеть дома за семью замками, я отправляюсь в аэропорт, пройду регистрацию на рейс и куплю себе в 'Duty Free' самый крепкий алкогольный напиток, который только есть в этой вашей... э-э, и моей стране. Потому что я мечтал выпить и забыться хотя бы на пару часов после того, как познакомился с тобой в социальных сетях.

— Это всё? — мрачно осведомилась Ева.

— Это — всё, — кивнул Лейс, наблюдая за ней с улыбкой.

— Так, всё понятно... Тебе сколько лет? Тридцать шесть, сорок пять?

— Всего тридцать два, — испугался Лейс. — А что?

— Да ничего. Оно и видно, — вредным голосом отозвалась Ева. — Игрушки, свечи он купит... какие-то подушки дурацкие... Сначала пообещай мне, что ты не бросишь меня из-за моего отца и что ты никогда не будешь вести себя со мной так, точно ты — мой папа. А потом ты пообещаешь мне взять меня с собой на серфинг в Египет и научить кататься на волне. Договорились?

— Договорились, — кивнул Лейс. Помедлив, придвинулся к Еве и поднял её подбородок. — Как скрепим нашу сделку? — улыбнулся Лейс.

Ева подумала, смущённо покраснела — и решительно впилась ему в губы.

@

5 апреля 2015 года, четверг, днём.

Ленинский проспект, дом 178, Москва.

Россия.

Через два часа Лейс подогнал 'Volvo' к высокой резной решётке, надёжно огораживающей высокую двадцатиэтажную башню.

— Папа! — радостно закричала Ева, заметив Даниэля Кейда. Мужчина нетерпеливо мерил шагами перекресток рядом со шлагбаумом. Девочка вскинула счастливые глаза на Лейса.

— Пойдем, познакомлю тебя с моим отцом. — Ева открыла дверь и побежала прямиком к отцу. Лейс подумал, поморщился, но покорно вышел следом за Евой. Увидив выражение злости на лице Даниэля, Ева затормозила, как стреноженный на скаку конь, и быстро юркнула за спину Лейсу. Прищурившись, Кейд внимательно наблюдал за дочерью и за тем, в ком его дочь обрела защитника. Лейс заглянул в глаза Даниэля и осторожно вывел девочку из-за своей спины.

— Лейс, ты что? — не поняла та.

— Ничего. Он просто молодец. И отлично меня понял, — изрёк Даниэль. Со всей страшной яростью и болью, которые он успел пережить за две последние ночи, Даниэль двинул Лейсу в челюсть. К удивлению Даниэля, Лейс пошатнулся, но устоял.

— Папа! — взвизгнула Ева и кинулась на защиту Лейса, закрывая его от разгневанного отца.

— Иди домой, Ева, — с арктическим холодом произнёс Даниэль. — Сейчас этот... гм, понятливый молодой человек очень быстро уберётся отсюда, а ты отправишься в квартиру и начнёшь паковать свои вещи. Ты сегодня же уезжаешь со мной к Эль, в Лондон. Она — твоя мама. И твоя мать место себе не находит.

— К ма...? Так, я никуда не поеду, — уперла руки в боки Ева.

— Это ещё почему? — окончательно разневался Даниэль.

— Потому что вы обманули меня! Потому, что если я сейчас уйду, то я потеряю Лейса. Папа, я тебя знаю: ты никогда не простишь его. И ты не позволишь нам встречаться, и...

— Делай то, что приказал тебе отец, — услышал Даниэль чуть низкий, чуть хриплый голос. Заглянув в глаза того, кому он приготовился было вломить по-новой, Даниэль замер и осёкся. Ещё бы: на него смотрели 'волчьи' глаза ярко-синего цвета — как и у той женщины, которой он, Даниэль, был обязан жизнью и здоровьем своей дочери.

— Не может быть... — неверяще прошептал Кейд. Игнорируя его удивление, Лейс повернулся к Еве.

— У тебя опять идет кровь. И опять из-за меня, — заплакала Ева.

— Да, у твоего отца неплохой удар. И ты дорого мне достаёшься, — улыбнулся Лейс и вытер слезы у нее со щёк. — Ну не плачь, не надо. Просто иди домой и ничего не бойся. Настанет день, и мы с тобой встретимся. Я клянусь тебе. Я тебе обещаю. У меня есть твой телефон. А у тебя — твои социальные сети.

— Ты меня не дождёшься, — прошептала Ева и попыталась вцепиться в него. — Мой папа тебе запретит. А мне двадцать один исполнится только через полгода.

— Ева, я ждал тебя так долго. Чего стоят каких-то шесть месяцев? — с улыбкой заметил Лейс. Потом посмотрел на Даниэля, успевшего прийти в себя, очень вежливо, изящно и независимо поклонился ему, и направился к машине. Ева вытянулась стрелой, наблюдая за Лейсом.

— Ева, даже не думай, — отрезал Даниэль, потирая рассечённые костяшки пальцев. При звуках отцовского голоса Ева обернулась, и Даниэль увидел упрямый взгляд Эль, когда та двадцать лет назад поклялась любить и ждать его. — Ева — нет! — похолодел Даниэль.

— Да. Прости, но это всё, папа. — Отвернувшись от отца, Ева пошла к подъезду.

Лейс выехал на пересечение Ленинского проспекта со МКАДом. Потер скулу, посмотрел на кровь и улыбнулся.

'Солнечные глаза, счастливый смех. Мой белый лист бумаги. И вот теперь на этом белом листе кровью написано моё имя...'

Лейс вытащил из кармана джинсов iPhone, принадлежащий Еве, и набрал номер.

— Здравствуй, папа, — просто сказал Лейс.

— Мальчик мой, где ты? Что ты? Почему ты звонишь мне с чужого номера? Что с тобой? -закричал Рамадан, сжимая в руках мобильный, стоя в палате, освещённой ярким солнцем Каира.

— Что со мной? — Лейс смущённо взъерошил волосы. — Со мной всё хорошо... Просто ты выиграл, папа. Кажется, я нашёл ту, что искал. Кажется, будет свадьба.

— Э-э, ты смеешься, Лейс? Я не ослышался? И вы... э-э.... поженитесь? — Рамадан был поражён.

— Можно подумать, папа, ты предоставишь мне выбор, если учесть, кем приходится тебе эта девушка, — сел на любимого ехидного конька Лейс.

Повисла пауза, сотканная из удивления и необидного любопытства. Шари, стоящая рядом с Рамаданом, грустно склонила голову и отошла. Но Рамадан это заметил.

— Кто она, эта твоя избранница, Лейс? — спросил старик, глядя вслед исчезающей Шари.

— Она тебе точно понравится, — уверил Лейс. — Расскажу, как только прилечу за тобой. Я возвращаюсь, папа.

@

5 апреля 2015 года, четверг, вечером.

Квартира Андрея Исаева, ул. Академика Варги, дом 1, Москва.

Россия.

Андрей Исаев ехал домой, вспоминая разговор с криминалистом из Интерпола.

'Нет, я не знаю этого мужчину, — говорил специалисту Андрей. — Я видел его лишь однажды, это было неделю назад, в Лондоне.... Нет, здесь этот человек говорил со мной только по-русски... Отпечатки его пальцев есть? Как это нет? Нет даже в базе данных? Считаете, что у этого человека переделано лицо и отпечатки пальцев? Странно... Нет, повторяю вам: я не знаю, кто этот человек и почему он убил всю группу во главе с Максом... Ладно, давайте так: оставьте его тело в морге. Завтра я приеду и сам разберусь с его захоронением. Нет, неизвестная могила не пойдёт: я обязан этому человеку. Если родственников не найдёте, то я сделаю всё сам, быстро, просто и тихо...'.

Добравшись до гаражей, Андрей поставил там свой байк.

— Как дела, Андрюха? — окликнул его сосед по гаражу. Исаев даже не обернулся, только показал большой палец, мол, всё хорошо. Погружённый в свои мысли, Исаев направился к дому. Не замечая никого вокруг, толкнул дверь подъезда. Кивнул консьержке, начал подниматься к лифту.

— Андрей, не торопись, — остановила его консьержка. — Загляни в почтовый ящик, к тебе сегодня рано утром курьер приходил. Пакет для тебя оставил.

'Я ничего не заказывал', — подумал Андрей. Тем не менее, спустился на один пролёт, подошёл к почтовому ящику. Открыл его — и в ладонь Андрея скользнул жёлтый, запечатанный конверт без марок и маркировок.

— Как выглядел курьер? — поинтересовался Андрей, недоуменно вертя конверт в пальцах.

— Как выглядел? Да как обычно, — пожала плечами женщина. — Высокий такой. Примерно с тебя ростом... Тёмные волосы. Карие глаза. Но такая улыбка, — и консьержка зарделась, — такая... в общем — как у тебя.

Исаев побледнел и шагнул к лифтам.

— Андрей, а что в письме-то? — окликнула его любознательная женщина.

— Да так... долг вернули.

— А, долг вернули, — глядя вслед Андрею, разочарованно протянула консьержка.

Отперев квартиру, Исаев скинул куртку и прошёл в кухню. Включил настольную лампу, сел за стол. Подумал — и на свой страх и риск вскрыл конверт. Аккуратно вытряхнул на стол cемь листков в клетку, исписанных знакомым ему, по-военному чётким почерком. Не веря глазам, Андрей прочитал самую первую строчку:

'Здравствуй, Андрей. Тебе пишет 'Симбад Омега' — человек, которого ты искал и которого больше нет на свете...'.

— 1 —

'Ах, утону я в Западной Двине!

Или погибну как-нибудь иначе,

Страна не зарыдает обо мне,

Но обо мне товарищи заплачут...'.

(Геннадий Шпаликов)

'Вечная любовь, верны мы были ей...'.

(Наталья Кончаловская, к/ф 'Тегеран 43')

'г. Апрелевка, 5 апреля 2015 года.

Здравствуй, Андрей.

Тебе пишет 'Симбад-Омега' — человек, которого ты искал и которого больше нет на свете. Я знаю, что ты всегда хотел знать правду о том, кем был твой отец. Я сам расскажу тебе это. Я обойдусь без домыслов, буду честен с тобой до конца. Когда ты дочитаешь моё письмо, вспомни о том, что я говорю тебе сейчас. Я любил тебя — как любил и Эль, и Диану, потому что вы — мои дети. Я всегда вас любил. Я навсегда вас люблю. Пожалуйста, будьте счастливы.

Своё письмо я начну с того, что много лет мучает меня. Андрей, у тебя есть старшая сестра. Твою сводную сестру зовут Стелла. Она живёт в Лондоне, недалеко от меня, её координаты — в конце письма. Найди её. Эль того стоит, поверь мне. И когда ты встретишься с Эль, то попроси у неё за меня прощение. Мне не стыдно, что я не любил её мать — на это у меня есть причины. Но мне стыдно, что я ни разу не сказал своей дочери: 'Здравствуй, Эль'. И мне жаль, что я никогда не услышу от неё два простых слова: 'Папа, здравствуй'.

Итак, кем был я, ваш отец? Я — профессиональный военный, бывший сотрудник ПГУ КГБ СССР, иначе — разведчик. Но в этом нет ни капли романтики. Такими, как я, не рождаются: такими, как я, становятся. Можно прийти к этой профессии, заполнив анкету, и оставив ее в особняке, на Остоженке А можно унаследовать эту профессию от родителей. Иногда эта профессия выбирает людей сама. Но, как бы то ни было, служение Родине — это вполне осознанный путь. Я сам сделал свой выбор. Жалею ли я об этом? Нет. Такие, как я, мы — никто без Родины . Жалею ли я, что, защищая Родину, я не был со своими детьми? Да. Если честно, я об этом жалею. Сожалею ли я о том, что поручил своих детей тому, кто был во много раз меня лучше? Нет. Об этом я никогда не пожалею. Мою правоту доказывает то, что мои дети выросли достойными людьми, и я всегда буду ими гордиться. А вот будут ли мои дети гордиться мной? Об этом я спрашиваю себя постоянно.

Что знают об обратной стороне профессии разведчика те, кто пишут о нас книги? Кто думает о жертвах, которые мы ежедневно приносим на алтарь правителей, желающих мира? Кто понимает, что у нас нет права любить женщин, просить их родить нам детей, воспитывать своего ребёнка и говорить ему правду? Кто думает о тех, кому мы сломали жизнь, чтобы защитить мир, в котором вы живёте? Кто пожалеет тех, кого мы использовали и бросили, как смятый лист? Этого я не знаю. Увы: такие, как я, не имеют права задавать себе подобных вопросов. Мы не имеем права колебаться — ни разу и никогда. Раздумывать о правильности выбора — для нас это уже слабость. Быть слабыми — такого права нет у тех, кто защищает Родину. Наше служение своей стране — это своего рода подвиг, потому что мы предаем себя злу во имя добра. Такие, как я — мы сотни безымянных фигур на шахматной доске, которыми выигрываются войны. Наш профессионализм заключается в том, чтобы в мирное время не выстрелил ни один пистолет. И наша профессия будет существовать до тех пор, пока это нужно живущим. Возможно, мы и заслуживаем безымянной звёздочки на стене мемориала и наград, считают правители. Я скажу им твёрдое 'нет'. Вы считаете, мы заслуживаем уважения? Я снова отвечу 'нет'. Тогда — чего же мы заслуживаем? Мой ответ будет таков: мы заслуживаем милосердия. Но милосердие — это не жалость. Это — понимание. Чтобы рассуждать о таких, как я, нужно знать саму природу нашей профессии. Чтобы понять то, о чем я расскажу, нужно иметь сердце.

Задания, которые я выполнял, находятся под грифом 'секретно' и будут находиться под этим грифом еще много лет, пока не пройдёт время и исчезнут наше и ваше поколения. Для того, чтобы выполнять задания, таких, как я тренируют. Такой тренировкой для меня стала первая командировка в Испанию. Я был внедрен в баскскую группировку ETA. ETA — или же Euskadi Ta Askatasuna — являлась баскской леворадикальной националистической организацией, проводившей с 60-х террористические акции, направленные против действующей власти Испании. Террористическая деятельность ЕТА была прекращена в 1998 году. Но до этого было ещё далеко. А пока мне было всего двадцать три и вот уже четыре года как я любил одну сероглазую девчонку. Нас познакомил Игорь, её приёмный брат и мой лучший друг по сто первой разведшколе. 'Моя сводная сестра, Лили. Однажды я женюсь на ней', — объявил мне Игорь. Я посмотрел на неё и понял: я пропал. Это была любовь навсегда, с самого первого взгляда...

Даже теперь, когда прошло столько лет и Лили уже давно уже нет на свете, я всё ещё её помню. Даже теперь, когда со дня её смерти прошло больше тридцати лет, я легко могу себе представить её серые глаза и нежное лицо, поцелованное самим Богом. Она была удивительной. Она была неповторимой. Единственной. И — незабвенной...

Я закрываю глаза и вижу себя рядом с ней. Вот Лили и я вместе ждём Игоря и гуляем, держась за руки. Вот мы с ней вместе встречаем Игоря после занятий у станции метро 'Динамо'. Вот Лили и я сидим в гостиной в их с Игорем квартире. Игорь был моим лучшим другом — он не тронул её и принял её выбор. Я был его другом — и наш уговор также оставался в силе. Лили и я уже собирались пожениться, когда мне дали задание: забыть обо всём и выявить основное окружение лидера группировки ЕТА. Самый надёжный способ войти в окружение врага — годами создавать легенду. Самый простой способ стать 'своим среди чужих' — это приручить женщину. И я вошел в контакт с женщиной по имени Оливия Изар. Мы встречались в Ирарагорри. Мне было двадцать четыре, когда Изар рассказала мне всю подноготную членов боевого крыла ЕТА. Свой рассказ Изар заключила тем, что в сентябре она подарит мне дочку. Я знаю: Изар любила меня и любила по-настоящему. Но известие о беременности Изар совсем меня не обрадовало.

На тот момент я уже многое видел — и знал, как в подобных шпионских играх используют наших близких. И я не был готов брать на себя ответственность ни за Изар, которая была не нужна мне, ни за её дочку. Я любил другую, ждал её и хотел жениться. Но я не желал также, чтобы дочь, которую ждала Изар, стала разменной монетой. Я был против того, чтобы Изар, предавшая ради меня 'своих' была — из-за меня же! — убита. И я воспользовался помощью той, что, как и я, знала законы негласной войны. Я попросил совета у Лили: она мне как-то рассказывала, что у неё была сестра, которую перевезли в Англию. Негласно от всех, но Лили поддерживала с ней отношения. Сестру Лили разыскал отец Игоря. Сестру Лили звали Ева.

И Лили выслушала меня. Потом, помедлив, спросила:

— Изар я помогу. А как же твоя дочь?

Я пожал плечами:

— Я не смогу ее принять.

— Почему? — очень тихо спросила Лили.

— Да потому что мне нужна ты. Потому что так для всех будет лучше.

— Ты вернешься за дочерью потом?

— Нет.

Лили промолчала. Так, в Колчестере, на свет и появилась моя старшая дочь. Изар, назвала её Оливия. Лили уговорила сестру окрестить девочку Стеллой и придумала ей ещё два имени, чтобы я никогда не забывал о своей дочери и всегда мог разыскать её. Потом Стеллу удочерил человек, работавший в Колчестере архитектором. Это был Дэвид Александр Кейд. Я никогда не встречал его, но я благодарен ему за то, что он принял мою девочку.

Рождение Эль определило и мою судьбу: оно поставило точку в наших с Лили отношениях. Лили отказалась от меня и отдала свою руку Игорю. Свой выбор Лили объяснила просто:

— Прости, но так будет лучше, Сережа.

— Для кого будет лучше? Остановись, ты же меня любишь. Ты же не сможешь без меня. Ты всегда меня выбирала и всегда ко мне возвращалась. — Я взывал к ней, умоляя Лили не выходить замуж.

Лили помолчала, потом прикусила губы:

— Да, наверное, я всегда буду любить тебя — ведь настоящая любовь не проходит. Но я не могу принять того, что ты с собой сделал.

Я схватил её за руки:

— Лили, ты же знаешь, с Изар у меня не было выбора. Я не мог провалить задание.

— Речь идет не об Изар, — ответила она, — а о том, какой ты сделал выбор.

— И что же выбрала ты? Что ты делаешь с нами?

Лили высвободила свои пальцы:

— А 'нас' больше нет. Теперь ты и я должны остаться друзьями. — Она посмотрела на меня в последний раз и ушла.

И я принял это. Я продолжал любить её — и был гостем на её свадьбе. Мучился ревностью — и чуть ли не каждый день ходил к ней и к Игорю в гости. Чтобы убить время на ожидание Игоря, Лили учила меня играть в шахматы. Я надеялся, что рано или поздно, Лили одумается и вернётся ко мне. Придет сама, как всегда это делала. Я ждал её так же, как много лет назад ждал её когда-то Игорь. Я верил, что рано или поздно, но я выиграю Лили своим упрямством и терпением. Но я ошибся. Я перестал её ждать в один самый обычный вечер.

В тот день, пока Лили бегала на кухню, чтобы принести мне кофе, я расставлял на шахматной доске чёрные и белые фигурки. Минут через пять Лили вернулась с двумя чашками в руках. В одной было кофе для меня, в другой — молоко для неё. Я не придал этому значение.

— Вперёд, — сказал я Лили и перевернул доску так, чтобы она играла любимыми белыми. Лили благодарно улыбнулась мне, но украдкой покосилась на часы, точно расчитывала время. — Ну? — поддел её я. — Ходи, или ты боишься?

Лили взяла белую пешку и сделала первый ход. Я сделал ответный. Лили — свой. В шутливой попытке закончить игру и обыграть эту девочку, я обманом утащил с доски её белую королеву. А Лили всё косилась на часы, считая минуты.

— Тебе шах и мат, — сказал я Лили, завершая игру. Лили улыбнулась и склонила голову к плечу. Это жест был пленительным. Но её улыбка была ничто по сравнению с той, когда раздался звонок в дверь и Лили на вопрос Игоря: 'Детка, я дома, что тесты?', ответила: 'Всё хорошо. Я беременна. И мне кажется, у нас будет девочка'.

Лили смешала свою кровь с другим и больше мне не принадлежала. В тот вечер я, проиграв навсегда, унёс с собой белую королеву. И именно в тот день, когда я сидел на автобусной остановке и, пряча лицо в ладонях, спрашивал себя, как мне теперь жить и что мне теперь делать — я встретил девушку. Она окликнула меня, спросила, что со мной. Я что-то соврал. Она рассмеялась. Мы познакомились. Через три месяца я женился на ней. Девушку звали Света...

— 2 —

Вторую часть письма я адресую тебе и ещё одной женщине. Да, я говорю о дочери Лили — Ире Самойловой. Я хочу снять вынужденную печать молчания с уст Саши Фадеева, потому что Ира должна знать правду о своей семье и о своей матери. Но прежде, чем ты и дочь Лили прочитаете это, вы оба должны дать мне честное слово, что вы никогда не будете искать наши с Лили могилы.

Итак, с чего же начать рассказ про то, что привело к нашей смерти?

Наверное, с того дня, когда 11 октября 1923 года в египетском городе Эль-Файюм родился мальчик. У него были синие глаза. Мать и отец назвали сына Лейсом. Мальчика ждало блестящее будущее. Его родителям принадлежала добрая половина Египта: корабли, гостиницы, фабрики, прииски. Это было настоящее богатство, 'добрые старые деньги', как сейчас говорят. Предание семьи Эль-Файюм гласило, что старшая ветвь мужчин рода происходила из колена Вениаминова. Может быть, это так. А может быть — и неправда. Но — как бы то ни было — на протяжении почти двух тысяч лет род имел тотем волка, а истинные наследники рождались с 'вольчими' глазами. Но не жёлтыми, с отливом солнца и меди, а — ярко-синими. К тому же, старшая ветвь рода Эль-Файюм всегда поддерживала христианскую церковь.

За несколько месяцев до того, как единственному наследнику рода — синеглазому Лейсу — должно было исполниться семнадцать, в Египет пришла Вторая мировая война. Это было в сентябре 1940 года. Именно тогда Муссолини приказал находящимся в Ливии итальянским войскам вторгнуться в Египет, контролируемый Великобританией. Немного позже в страну вошёл Африканский корпус Гитлера, поведший удачное контрнаступление к Нилу, вглубь Египта. За несколько дней до того, как пал город, в котором на тот момент и обосновалась семья Эль-Файюм, отец Лейса успел перевести большую часть капитала в 'Barings Bank' — старинный и самый надежный до 1995 года банк Великобритании. Потом отец Лейса приказал увезти своего единственного сына в Каир, доверив его младшей ветви рода — Эль-Каед. Отец Лейса также передал телохранителям сына шифры от банковских счетов, коды и тайну рода. Доступ к банковским счетам Лейс должен был получить в день своего совершеннолетия.

Итак, Лейса увезли в Каир, а его родители и некоторые представители младшей ветви семьи остались в городе, оккупированном Гитлером. Первыми от солдат генерала Роммеля погибли те, кого сейчас называют хашашинами. Это и были телохранители семьи Эль-Файюм, представители младшей ветви. Но кто-то из них выдал тайну, и нацистам удалось добраться до родителей Лейса. Нацисты убили их в июле сорок второго. По воле Гиммлера, откровенного мародёра, прячущегося под личиной истового искателя реликвий, фашисты пытались получить доступ к спрятанным в Александрии мощам Марка Евангелиста. Но ещё больше нацистов интересовал золотой прииск семьи и шифры к счетам в банках Англии.

25 июля 1942 года девятнадцатилетний Лейс узнал, что его родителей пытали и расстреляли. На следующий же день мальчишка исхитрился обмануть своих телохранителей и сбежал из Каира в Эль-Аламейн. Чтобы его не нашли, Лейс Эль-Файюм 'потерял' свои документы и изменил своё имя. Он назвался Лейсом Файом. Потом Лейс добавил себе еще один год и записался в солдаты. Лейс воевал с гитлеровским корпусом на территории Объединенной Арабской Республики, чуть позже — в Восточной Европе, а потом присоединился к частям РККА. В 1943 году Лейс был тяжело ранен, и его отправили в московский госпиталь. От нечего делать, двадцатилетний мальчишка принялся учить русский язык. Главный врач госпиталя познакомил его со своей дочерью. Девушку звали Марина Абрамова, и она была переводчицей. Врач думал, что его дочь научиться говорить на арабском. Врач ошибся: Лейс усовершенствовал русский. А дочь врача влюбилась в него. Лейс вернулся за этой девушкой ровно через четыре года. Ради той, что он любил, Лейс Файом остался в Москве. Потом Лейс стал Леонидом и после окончания войны начал работать в Министерстве государственной безопасности. В конце 50-х у них с Мариной родился единственный сын, Игорь.

Примерно в то же время в Москве в родовитой семье Самойловых родились две девочки — Ева и Лили. Их предками были учёные и врачи. Будущие отец и мать девочек встретились в пятидесятом году, в лётном училище. Они погибли месте 17 октября 1958 года в результате авиакатастрофы пассажирского 'Ту-104'. Самолёт рухнул вниз из-за недостатков в конструкции. Вместе с отцом и матерью девочек на небо ушли еще семьдесят восемь человек. Одна из самых страшных катастроф, произошедших в истории гражданской авиации СССР, погребла навсегда тайну их смерти.

Родственники семьи не смогли взять девочек к себе. Так сестры-близняшки были признаны сиротами и оказались в Доме ребенка. Этот дом был построен в начале 50-х в Москве, в Петровском парке, рядом с Ленинградским проспектом. Через три года на соседней, с парком, улице, названной в честь летчика-испытателя Серёгина, получили квартиру Леонид Файом и Марина Абрамова. На тот момент старшая из сестер, Ева 'умерла'. На самом деле (как позже призналась мне Лили) директор детского дома на свой страх и риск подделала документы и отдала Еву своей близкой родственнице. Та была послушницей в монастыре. На момент 'смерти' Евы, Лили ещё оставалась в детском доме. За неделю до того, как директор детдома готовилась таким же образом 'передать' Лили своей родственнице, в детский дом пришла супружеская пара. Супруги хотели взять к себе на воспитание ребёнка. С матерью и отцом пришёл их сын, Игорь. Игорь выбрал сероглазую девочку. Через двадцать лет Игорь на ней женился.

Я узнал историю Эль-Файюм в тот день, когда четверо друзей, отличников 101-й разведшколы, которых все называли 'созвездием' и прочили им долгое, счастливое будущее — одним слово мы — Игорь, Лили, я и присоединившийся к нам Саша Фадеев — были направлены в Восточный отдел Управления 'C' Первого Главного управления КГБ СССР. Мы не входили ни в линию 'Л', чьи сотрудники действовали под прикрытием посольств, консульств и торговых представительств. Не входили мы и в линию 'Н' — то есть мы не являлись сотрудниками официальных представительств КГБ в странах бывшего 'соцлагеря'. Мы, четверо, должны были стать 'нелегалами'.

Нелегальные резиденты — это разведчики, которые работают в иностранном государстве под видом граждан этой или какой-либо третьей страны. Таких, как мы, называют 'марафонцами внешней разведки'. Быть такими, как мы, означает, что в случае возникновения провала или же ареста, мы не можем рассчитывать на защиту со стороны правительства. А ещё это означает, что вернуться на Родину мы можем только живыми — или же мы не вернёмся домой никогда. Так умерли родители Иры.

— 3 —

В тот день, когда Александр Фадеев и я получили направление на спецкурсы группы 'Вымпел' (это — Центр специального назначения, отвечавший за подготовку спецназа КГБ СССР, то есть специалистов для диверсионной работы и 'силовых' операций, вплоть до устранения людей, живущих на территории других государств и представлявших угрозу безопасности СССР), Лили и Игорь Файом (оба под фамилией 'Эль-Файюм') выехали в Египет, в Каир. Игорь — под видом антиквара. Лили — как его жена. Лили была вынуждена оставить в Москве, на попечении матери Игоря, свою маленькую дочь, которую назвала Ирой. А своей сестре Евангелине (по просьбе Игоря) — передать семейное предание рода. Евангелина должна была сохранить этот секрет в тайне и — если Лили не вернется — то никогда не искать Иру. Нет, Лили любила сестру и многое ей доверяла. Но одно из главнейших условий нашей профессии: уметь отрубать все концы и связи. Одно из самых сильных наших желаний: сделать так, чтобы близкие не пострадали в том случае, если мы не вернёмся обратно. Лишённая возможности любить дочь Лили, много позже Евангелина обретёт свою жизнь в Даниэле...

Но это было после. А пока я был также переброшен в Каир и примкнул к Лили и Игорю. Я так гордился Лили. Умная, талантливая, выдержанная, она стала самым молодым резидентом нашей внешней разведки в Каире. Она была 'Симбад Альфа', по праву получив свой 'позывной', ведь альфа — самая яркая звезда в созвездии. Резидентом был Игорь. Его позывным был 'Симбад Бета'. В задачи Игоря входила вербовка агентуры. Лили же занималась организацией встреч в тех районах, где появление мужчин было невозможно, исходя из местных условий. Что до меня, то я отвечал за внедрение в структуру спецслужб и военных организаций Египта. Лили придумала мне позывной — 'Симбад Омега'. Тогда мне казалось, что этим она утверждает нашу связь — любовь, что не проходит вечно. Много позже я понял: Лили предчувствовала, что она уйдёт раньше меня, первой...

У нашей группы 'Созвездие' — настроенной на позывные 'Симбад' — было одно задание. Мы должны были разобраться, что представляет собой режим нового президента Египта, Хосни Мубарака, и, по возможности, вернуть его под влияние Кремля. Но для этого мы должны были войти 'в контакт' с Рамаданом Эль-Каедом. Нашему центру было известно, что Рамадан возглавлял службу охраны Анвара Садата, бывшего президента Египта. Муж сестры Рамадана, Амир, был заместителем и правой рукой Рамадана. Президент Садат был настроен против СССР из-за нашего — в те годы — сближения с Израилем. В октябре восемьдеят первого Садат был смертельно ранен в Каире, на военном параде. Рамадан не смог предотвратить покушение на президента, но закрыл собой уже раненного в руку Мубарака, который на тот момент был заместителем Садата. Став президентом, благодарный Мубарак приблизил Рамадана и поручил ему подготовить ряд контрразведывательных мероприятий.

Вот тогда-то, используя тайну рода Эль-Файюм, я и вошёл в доверие к Рамадану. Сделать это было не сложно, тем более, что за Рамаданом, как я успел понять, велась настоящая охота. В один из дней я убил террориста и привел Рамадана в дом Лили и Игоря. Едва только увидев синие, 'волчьи' глаза Игоря, Рамадан разом всё понял. Общая тайна, одна кровь и то, что Рамадан все эти годы тайно поддерживал коптскую церковь, сыграло свою роль. Рамадан был на нашей стороне, и тогда мы, вчетвером, разработали совместный план действий. Но сначала надо было устранить угрозу, нависшую над новым, преданным Кремлю, президентом Египта. Основываясь на собранной нашей резидентурой информации, мы предупредили Москву о серии покушений, готовящихся на президента Мубарака. Москва в свою очередь предупредила Каир. Испытывая искреннюю благодарность к далёкой стране, с которой дружил Насер, предшественник Садата, Мубарак начал возвращать Москве доверие, утраченное Египтом под влиянием 'Лэнгли'.

Прошло полгода. Из-за ряда операций я был отозван в Москву, где и узнал, что Лили снова забеременела. Увы, это было категорически запрещено, потому что это могло поставить под удар всю нашу резидентуру. Центр принял решение перебросить Лили в Москву, и, в качестве резидента, оставить Игоря. Вместо Лили к Игорю под позывным 'Симбад Бета' должен был примкнуть Фадеев. Отвечал за 'переброску' Лили муж сестры Рамадана — Амир. Игорь, остававшийся в Египте, выговорил себе право перевезти Лили из Каира в Александрию. Ни Игорь, ни Лили на место переброски так и не явились. Не вышли они и на экстренную связь. Могло ли это означать провал? Да. А ещё это могло означать, что одного из них перевербовали. В пользу обратного свидетельствовал только один факт. Я расскажу о нём позже. А пока я, 'Симбад Омега', как силовик-контрразведчик, был переброшен в Каир. Я должен был провести внутреннее расследование, выявить угрозу и устранить её любым способом. 'Центр' считал, что 'кротом' была Лили. Они мотивировали это тем, что женскую логику, мол, просчитать невозможно...

Прибыв в Каир, я узнал, что Рамадан перебрался в Александрию. Прощупывая резидентурную сеть в Рамлехе и в Каире, я просчитал, что 'двойным агентом' могли быть как Рамадан, так и Амир. И я устроил обычную в таких случаях проверку. Так я и выяснил, что Амир регулярно встречается с одним из фундаменталистов — противников Мубарака, используя поддельный паспорт на имя Дэвида Александра Кейда. Кроме этого, Амир под тем же самым паспортом регулярно наведывается в Пакистан, где у него уже много лет как имелась любовница с голубыми глазами. 'Центр' навёл справки и выяснил, что любовницу Амира зовут Карен Кхан и что она уже много лет работает на 'Лэнгли' по Афганистану. Убедившись, что 'крот' — Амир (он 'прокололся' именно на том, что пытался подставить Дэвида Кейда, который — как я к тому времени знал — удочерил мою Стеллу), я пришёл к Рамадану. Рассказал ему правду, но Рамадан мне не поверил. И мне пришлось спровоцировать Амира на встречу с его любовницей. Шансы найти 'нору крота' были невелики, но мне повезло. Отслеживая Амира, я привёл Рамадана в дом, где Амир встречался с Карен. Женщину Амира мы не нашли. Но в этом проклятом доме я нашёл умирающую Лили. Уходя, Карен Кхан проткнула Лили лёгкие.

Остановить кровь я не мог. Вызывать врача было поздно. Минуты жизни Лили были сочтены. Отдавая себе отчет в том, что очень скоро я стану убийцей единственной женщины, которую я когда-либо любил, я взял Лили на руки.

— Серёжа, у них мой сын, — прошептала она. — Найди его. Я прошу тебя.

Я кивнул, чувствуя, как она холодеет.

— Ты не вини себя за то, что произошло... за то, что произойдёт... потому что... я люблю тебя.

— Ты врёшь, — ответил я, впервые почувствовав на губах вкус собственных слез.

Лили в ответ улыбнулась. Она так и умерла с улыбкой. Лили понимала: я не смогу её спасти. И не смогу забрать её. Лили всегда знала: если мы умираем на чужой земле, то нас не забирают обратно...

— Уходи. Ты не можешь поставить себя под удар. Я сам похороню её, — сказал мне Рамадан, который стоял рядом. В его глазах я увидел отражение своей собственной боли. Я отказался её принимать. Я был рядом, когда Рамадан взял нож, чтобы допросить Амира. То, что делал Рамадан, было тремя уроками рода Эль-Каед. Зрелище было отвратительным. Достаточно сказать, что за всю свою жизнь я больше никогда не слышал таких криков, какие вырывались из горла Амира, когда Рамадан пытал его.

В итоге, Амир рассказал всё. Он принадлежал к младшей ветви Эль-Каед. Попавшись на мелком жульничестве в банке, Амир уже готовился к тому, что семья, узнав о его проступке, поставит на нём крест и отдаст его под суд, когда на него обратили внимание в 'Лэнгли'. ЦРУ давно искало подступы к семье Эль-Каед. Амир же в свою очередь был готов на всё, чтобы получить деньги. И он с лёгкостью пошел на вербовку. Вербовку Амира провела пакистанка Карен. Она была 'медовой ловушкой'. На языке разведки этот термин означает вербовку через постель или секс-шпионаж. Карен была умна и хитра, но Амир понял её. И женщина влюбилась в Амира. Для того, чтобы удержать любовника, Карен родила ему сына и назвала мальчика Мак-Кханом. Оставив сына у своего брата Саида, Карен вернулась к Амиру и помогла ему приблизиться к его заветной мечте. По совету Карен, Амир влюбил в себя сестру Рамадана, Мив-Шер, и на ней женился. Мив-Шер родила Амиру сына, которого назвали Дани. Используя сына Мив-Шер как своеобразный рычаг, Амир обещал Карен признать Мак-Кхана своим первенцем, если Карен поможет ему, Амиру, убрать претендентов к семейному богатству Эль-Файюм. В итоге, вокруг Рамадана стал замыкаться круг, и единственным наследником рода должен был быть признан сын Амира. Карен ждала награды. Амир обманул её. Мак-Кхан был забыт. Наследником стал Дани.

Но Карен не смирилась. Наверное, эта женщина умела любить и глубоко, и верно. Но разбитые мечты и отверженный отцом ребёнок, который по законам Пакистана, стал ублюдком, ложь и измены Амира сделали своё дело, и Карен придумала свой план, как получить желаемое. Для начала, защищая своего сына, Карен вышла замуж за американца по имени Ален Уоррен. Ален признал Мак-Кхана своим, и мальчик получил новое имя. Теперь его звали Макс. Да, это был тот самый Макс — будущая правая рука Даниэля, его старший брат, заклятый друг и враг до самой смерти...

А теперь вспомни, как я рассказывал, что спас Рамадану жизнь. Так вот, это было в тот день, когда наёмник, действующий по наущению Карен, должен был убить Рамадана, чем и поставить Амира перед выбором: либо он признает Мак-Кхана, либо следующим умрёт Дани. Я выручил Рамадана, а Карен попыталась выяснить, кто я. Но я исчез быстрее, чем Карен смогла найти обо мне хоть какую-то информацию. И — поскольку ни я, ни Рамадан тогда ещё не знали, что Амир — это 'крот', то и Рамадан, веривший Амиру, рассказал ему о том, что Игорь Файом -настоящий наследник рода. И Амир своей рукой подписал смертный приговор Игорю и Лили. В 'Лэнгли' считали, что Амир работает на них, убирая русскую резидентуру. А Амир и Карен просто устраняли претендентов, действуя теперь сообща.

В тот день, когда беременная Лили должна была вернуться в Москву, а Игорь сопровождал её в Каир, Амир застрелил Игоря на глазах у Лили. Тело Игоря Амир сбросил в Индийский океан. А Карен спрятала Лили в Карачи. Она бы сразу убила Лили, но произошло неизбежное: увидев Лили, Амир захотел оставить её себе. И Карен пришлось смириться... Амир истязал Лили почти год. Именно в Карачи Лили и родила своего сына. Она назвала мальчика Лейсом, в честь отца мужа, который её воспитывал. Когда Карен сделала первую попытку убить Лейса, Амир встал на его защиту. Он спрятал мальчика — нет, не из жалости и не из-за милосердия. Лейс был нужен Амиру, чтобы сломать Лили. Лили умерла в тот день, когда Амир понял: она никогда не смирится. Узнав правду и адрес, где Амир прятял от Карен Лейса, Рамадан сам, своей рукой, перерезал горло Амиру.

Потом Рамадан и я вдвоём разработали легенду, которая должна была защитить Рамадана. В легенде мы поменяли меня и Амира местами. Так на свет появилась история о том, что Рамадан убил предателя, которого звали Симбадом. Разделавшись с Амиром, Рамадан и я инсценировали его убийство. И я своими руками положил тело Лили рядом с телом человека, который истязал её. Рамадан своей рукой закрыл её серые глаза. В тот день я плакал в первый и последний раз в жизни. Я не знаю, что Рамадан пообещал Лили в тот миг, когда его губы шептали поминальную молитву. Но Рамадан сдержал слово, данное Лили, теперь я это знаю...

Мы успели закончить последний акт этой трагедии ровно за несколько минут до того, как набежала пресса, вызванная Карен. Боясь, что информация об её истинных отношениях с Амиром дойдёт до её хозяев, а может быть, и защищая интересы своего сына Макса, которого она, по словам Амира, собиралась предъявить Рамадану в качестве одного из претендентов на богатство Эль-Файюм, Карен опорочила чистое имя Лили. Она дала прессе данные, что Лили — sharmuta. И нам с Рамаданом пришлось изменить первоначальный план. Рамадан пришёл в полицию и дал фальшивые показания против Лили. Он сказал, что это Лили убила Амира. Рамадан дал взятку и забрал тела Амира и Лили. Тело Амира он позже перевёз в Египет. Но сначала мы с Рамаданом погребли тело Лили в Индийском океане — там же, где обрел покой и её муж, Игорь. Это был единственный способ похоронить Лили. Это было всё, что я мог для неё сделать...

На Долгопрудненском кладбище в Подмосковье есть одна могила. Это могила Игоря и Лили. Это — пустая могила. Я и Фадеев — мы сделали так, чтобы дети Лили и Игоря никогда не искали своих пропавших родителей...

Похоронив Лили, я возвращался в Москву, оставав мальчика у Рамадана.

— Я отправлю ребёнка к тебе, как только всё утихнет, — пообещал мне Рамадан. Я кивнул. Имел ли я моральное право на это? Да. В моей стране наступали смутные времена: борьба двух враждующих кланов, КГБ Андропова и МВД Щёлокова, фактически привели к гражданской войне структур и партаппарата — к той беспощадной битве, где делять деньги, власть и влияние. К войне, где хороши все средства. И если Ира для всех оставалась внучкой ветерана войны, генерала, то Лейс вполне годился на роль сироты и сына двух предателей. У меня не было никаких гарантий в том, что, привези я Лейса в Москву, те, кто знал о его матери, не попытались бы использовать его в противостоянии, или, что еще хуже, не стали бы трепать по углам имя Лили. А этого я никому не мог позволить.

Помнишь, я говорил тебе, что у меня было одна-единственная причина верить Лили? Так вот, она сама была этой причиной. Я любил её. Я и сейчас её люблю. Я люблю её так, как любят раз и навсегда — не меняя решений. Я любил её до конца, и Лили знала об этом. В тот день, когда я услышал, что она не вернулась из Карачи и не вышла на экстренную связь, я получил её послание. Лили переправила мне записку через Рамадана, воспользовавшись капсулой с её собственным позывным — 'Симбад Альфа'. В той записке Лили отправила мне наш пароль и дала понять мне, что нашла двойного агента. Именно в тот день я поклялся убить 'крота' и найти Лили — живой или мёртвой. И я сдержал свое слово.

Я никогда не забывал о ней. Я взывал к ней, когда вернулся домой, и моя жена в первый раз пришла ко мне. Я обращался к Лили, когда в тот же день, когда родилась её дочь, но с разницей в четыре года, родился мой собственный сын. Я помнил об этом, когда взял на руки своего сына. Я заглянул в его глаза и увидел серые глаза Лили. И я понял, что я наделал...

— 4 —

Словно искупая то, что могло произойти с моим собственным сыном, Лили родила Лейса в тот же день, когда родился и ты, Андрей. Оставляя Лейса на попечении Рамадана, я даже не подозревал, что через пять лет узнаю, что сын Лили будет похищен Карен. Но я знал также и то, что Рамадан будет искать его. Впрочем, я мог помочь поискам. И я пришел к Саше Фадееву.

— Серёжа, расскажи мне правду. Как умерла Лили? — спросил он меня. И я всё рассказал Фадееву.

— Заяви ребенка в розыск, воспользовавшись старыми связями. У тебя же остался кто-то в МВД? — спросил я Фадеева. И Саша, поговорив с бывшим приятелем по службе (его приятеля звали Владимир Петрович Добровольский. В 1990-м Добровольский станет заместителем руководителя Национального Центрального Бюро Интерпола в России) заявил мальчика в розыск, используя мои позывные. Потом у меня были другие задания и новые командировки. Чуть позже я узнал, что Рамадан нашёл следы Карен. Последнее назначение я получил в девяносто шестом. В день перед отъездом у меня состоялся последний разговор с Фадеевым.

— Зачем ты уезжаешь? — спросил он меня.

— Ты же знаешь нашу работу.

— Врёшь, — печально улыбнулся он.

— Тогда не задавай вопросов. Я хочу уйти. Но именно ты должен остаться.

— 'Омега', значит, решил пропасть без вести. А мне что прикажешь делать? — спросил меня Саша.

— То же, что и сейчас. Ты был лучшим из нас. И Лили это знала.

Это было впервые, когда я упомянул имя Лили после того разговора, состоявшегося в восемьдесят седьмом году. Потому что в том, 1987-м, Фадеев, лучший оперативник, которого я только знал, отказался от нашей профессии навсегда, чтобы охранять от зла наших детей: тебя, Иру, Митю, Диану. Я всегда знал, что Саша лучше меня. Он сумел сделал то, что не смог сделать я — найти в себе силы жить дальше.

Уходя в неизвестность, я попытался найти Рамадана в последний раз. Ответ, который я получил, был прост и краток: мне сказали, что Рамадан заживо сгорел в Кабуле осенью девяносто пятого года, вместе с Карен и её братом Саидом. Так я понял, что Рамадан нашёл убийц Лили. А ещё я понял, что сына Лили теперь не найдут никогда: ни живым, ни мёртвым...

В конце девяносто восьмого я выполнил свое последнее задание, начатое за год до рождения Эль. В городе Витория-Гастейс прогремел взрыв, унесший двадцать сторонников террориста лидера группировки ЕТА. Он, Мигель Ириарте, был вынужден объявить о полном и бессрочном прекращении террористической деятельности и пойти на соглашение с официальными властями Испании. Что касается меня, то... в общем, тебе должно быть известно, что идентифицировать тело можно по черепу, ДНК, прижизненному снимку черепа и скелетированным костным останкам, но — если только огнём не поражено более восьмидесяти процентов поверхности тела. Именно поэтому труп неизвестного, похожего на меня, с капсулой 'Симбад Омега' отправился на кладбище Витории-Гастейс 11 сентября 1998 года. Этот человек захоронен в безымянной могиле. Для всех, кроме тебя теперь — это официальная дата моей смерти.

Возможно, по здравому размышлению, я бы и вернулся домой, я скучал по своим детям. Но когда меня вытянули из-под обломков, узнать меня было уже невозможно. Увидев себя в зеркало первый раз, я понял: Сергей Исаев умер. Так на свет появился Джон Грид — человек без лица и отпечатков пальцев. Врачи почти полностью перекроили меня, оставив мне только память и улыбку, которая, иронией судьбы, иногда ко мне возвращалась. В двухтысячном я вернулся в Москву в первый раз. С тех пор я наведывался сюда регулярно, чтобы увидеть тебя и Диану. Я занимался банковскими операциями, жил на отложенные средства, а в Лондоне поселился недалеко от Эль. Потом я увидел Еву и Даниэля. И только Иру я не искал — я не мог. Она слишком похожа на свою мать. Давать более развёрнутый ответ не имеет смысла...

В 2014-м у меня участились головные боли, появилась слабость и утомляемость. Врачи поставили мне диагноз: неоперабельная глиобластома, рак мозга в четвертой стадии. Результат перенесенных мною пластических операций и заражение вирусом HRV при трансплантации органов. Проблема, с которой медики никак не могут решить с конца восьмидесятых... Ну, а поскольку мне оставалось жить считанные месяцы, то я решил в последний раз увидеть всех вас. Так я впервые рассмотрел дочь Лили, которая, как оказалось, очень дружна с моей Эль. Я шёл за ними по Ламбетскому мосту, когда увидел тебя и то, что произошло между тобой и Ирой. Это было то, чего я и боялся: ты всё-таки её выбрал.

Я видел Эль, счастливую, какой может быть только женщина в любви. В Москве я увидел Еву и Даниэля Кейда. Девочка похожа на солнышко: именно такими были в детстве ты и Диана, как бывают только очень любимые дети. Но тогда же моё внимание привлек и ещё один человек. Черноволосый, похожий на ангела, с бледно-голубыми глазами мужчина, который вышёл из 'Москва-Сити' и долго смотрел на Еву. Это лицо я узнал бы из тысячи лиц: именно так выглядела Карен. Так передо мной из небытия возник призрак — Макс, сын мужчины-предателя. Не знаю, имеет ли смысл рассказывать всё остальное? Ведь завтра Макс будет убит. А улики — скрыты...

— 5 —

Подумав, я всё же решил, что ты, мой сын, должен иметь понимание, кем был Макс и почему я убью его. Да и к тому же ты точно знаешь, что сделать потом с этой частью моего признания. Не знаю, догадался ли ты, что у меня есть одно природное качество. В терминах науки это звучит так: эмпатия и эйдетизм. Именно благодаря этим качествам я умею, что называется, 'считывать' людей и предугадывать их поведение. Этот дар был открыт у меня ещё когда я учился в разведшколе. Под наблюдением специалистов этот дар был развит. И я полагаю, что мой сын не обделен этим даром. В тот день, когда я увидел тебя на Ламбетском мосту, я сразу понял, что ты пытаешься 'прочитать' меня. Эта была сильнейшая эмоциональная волна, которую я когда-либо чувствовал. И именно мне пришлось закрыться и отступить первым, сыграв неприязнь и удивление.

Именно этот дар помог мне вычислить Амира, найти Лили и узнать сына Карен. Но ощущения — ощущениями, а информацию всегда нужно проверять. В тот день, проследив за Максом, я выяснил, где он живёт. Потом установил его график, его привычки и, пользуясь его отсутствием, в один из дней проник в его квартиру. Дальнейшее было делом техники: отключить сигнализацию, найти и вскрыть сейф, просмотреть вещи, документы и установить специальное оборудование на компьютере Макса. Через двадцать четыре часа я знал о Максе то, что, после кросс-проверок и нескольких поездок в США, Великобританию, Афганистан и Пакистан, позволило мне выстроить следующую картину.

Воспитанный отчимом, Макс, тем не менее, хорошо знал родину своей матери и был близко знаком с братом Карен. Саиду нравился Макс, и, будучи кадровым военным, Саид понемногу учил Макса тому, что знал сам: как разрабатывать операции, как пользоваться боевым оружием, как защищать себя. /На эту мысль меня навела фотография Саида и Макса, которую я обнаружил в комьютере Уоррена, а также дневник, который Макс вёл до четырнадцати лет, пользуясь наречиями урду, хенко и годжалом/.

Плен, в который угодил Саид, изменил его психику, выявив, скажем так, некоторые специфические наклонности, которые откровенно напугали Карен. Любя брата, она, тем не менее, постаралась оградить сына от влияния Саида, а также от так называемого сообщества 'семи учеников Лашкар-и Тайбу'. /Информацию об этой группе, созданной из детей для истишхада, я подчерпнул в детском дневнике Макса. 'Семь учеников' — это группа детей, которых воспитывают для защиты своего хозяина/.

Ограждая Макса от влияния Саида, Карен отправила сына в одну из закрытых частных школ Великобритании. Там Макса влип в неприятную историю: в одной из ссор, утратив над собой контроль, Макс воспользовался уроками Саида и чуть не убил одноклассника. При помощи денег и влияния Карен замяла скандал и перевела Макса в другое учебное заведение, под названием QES. /Чтобы узнать это, мне пришлось покопаться в документах Макса и навестить обе школы/.

И в довершении ко всему — то ли в припадке страха за сына, то ли в приступе откровенности — но Карен рассказала Максу о том, кем был его родной отец. /Я нашел снимок Амира в сейфе Макса и письмо Карен к сыну, где та называет Макса 'кровь Эль-Каед'/. Потом, очевидно, Макс вытянул из матери историю рода Эль-Каед и узнал, что может быть претендентом на наследство Эль-Файюм. Или же, Макс, разбираясь в вещах матери, нашёл фотографию своего настоящего отца и припрятал её до поры до времени. Но о своём родстве с Дани Макс догадался в тот день, когда увидел в QES Даниэля Кейда. /Чтобы убедиться в этом, любому достаточно сравнить портрет Дани Эль-Каеда с фотографией Амира — одно лицо, один цвет глаз, такая же фигура/.

Рассказывать дальнейшее, мне, откровенно говоря, сложно. Я никогда не любил историй с зубодробительно-нудным описанием причин, почему кто-то что-то сделал. Есть факты. Да и какие бы мысли не были в наших головах, но характер и порядочность людей определяют лишь их поступки. Но, глядя на Макса и Даниэля, я каждый раз невольно задавался одним и тем же вопросом: а что было бы, если Макс признался Даниэлю, что они — одной крови? Какой была бы эта история? Ведь Макс и Даниэль действительно очень схожи. Изящество, аристократичность, железная воля, целеустремленность, верность заданной цели, неординарный ум и талант настоящих, хороших финансистов. Такие люди могут быть успешны в любом начинании, в любых делах. В России про таких говорят 'у него голова на плечах'. К тому же у Даниэля и Макса была одна стартовая позиция — один отец, одна кровь. Любящие их матери, готовые на любые жертвы ради своих сыновей. И Макс, и Дани были воспитаны в приёмных семьях, вынуждены были жить и пробиваться в чужой стране, говорить на другом языке. Вот только Даниэль жил и шёл вперед, а Макс всё больше и больше увязал в своей ненависти к брату.

К моменту обучения в ЛШЭ Макс ненавидел своего младшего брата так, что готовился отомстить Дани, украв у него Эль. Но моя дочь сделала свой выбор в пользу Даниэля. /У Макса в сейфе я нашёл фотографию из личного дела Эль с датой её поступления в ЛШЭ и надписью, сделанной рукой Макса 'Она будет моей', а ещё — кольцо, которое обычно дарят в Англии на engagement, или, по-русски, на обручение. На кольце была гравировка 'Моей Эль' и датой рождества того года, когда Эль и Макс познакомились/. Казалось бы, ну что? Но я твёрдо знаю: у Эль — как и у всех моих детей — только моё сердце. Я умел любить только один раз. А Эль — она замужем за Даниэлем. /Я был в монастыре в Колчестере и видел запись о венчании Эль и Даниэля в венчальной книге, где нашёл и запись о рождении их дочери, моей маленькой внучки, Евы/.

Ничего так и не добившись с Эль, Макс решил отойти в сторону и подождать. Тем более, что перед Максом вплотную встала одна очень серьёзная проблема. Со смертью Карен семья Уоррена, лишенная постоянного источника дохода, начала мало-помалу разоряться и уже не могла поддерживать Макса деньгами. И тогда Макс пополнил 'дефицит' тем, что подчистил кассу ЛШЭ при попустительстве деканата. /Перебирая в сейфе документы Макса, я не нашёл ни одной рекомендации из ЛШЭ, что и навело меня на мысль проверить записи в школе, где он учился, а также поговорить с некоторыми учениками ЛШЭ. Например, с Кэтрин Старлайт, которая была когда-то девушкой Даниэля, а теперь является симпатичной владелицей небольшой, но процветающей косметической фирмы, счастливой женой, матерью пятерых детей и молодой бабушкой/.

Когда Макса выгнали из ЛШЭ, то руководствуясь добрыми побуждениями (или же это был зов крови?) Даниэль взял Макса под своё крыло и устроил его в 'Кейд Девелопмент'. Там Макс начал быстро делать карьеру в области управления. Откровенно говоря, Макс уже через год мог бы занять очень высокий пост в 'Кейд Девелопмент'. /Сужу по тем профессиональным навыкам, которые я видел в резюме Уоррена и которые не раз упомянуты в рекомендательных письмах Дэвида Александра Кейда/. Но, видимо, Даниэль огрошил Макса, сказав, что уезжает в Москву. И перед Максом снова встал выбор: идти дальше самостоятельно или же вернуться к тёмным призракам прошлого, желая для себя богатство Эль-Файюм. Но, чем бы Макс не руководствовался, он отправился в Москву с Даниэлем. Выстраивая с ним фирму, Макс держал руку на пульсе, помогая младшему брату искать родственников Лили в России, а также периодически 'навещая' Александрию. И я догадался, что Рамадан жив /Я обратил внимание на даты пересечения границ, стоявшие в паспорте Уоррена, после чего выстроил схему передвижений Уоррена и посетил Рамлех /.

Но Рамадан Эль-Каед был Максу не по зубам: 'силовик', к тому же, постоянно находящийся под охраной, Рамадан мог бы в два счета свернуть Максу шею при первом же подозрении, что Макс покушается на его жизнь или на жизнь Лейса. И Максу снова пришлось отступить. А там подросла и Ева. К моменту, когда Еве исполнилось четырнадцать лет, Макс решил, что ему нужна моя девочка. Он буквально грезил ею. /Я видел записи и фотографии на компьютере Макса. Я читал дневник Макса, я рассмотрел все купленные им антикварные куклы — один и тот же тип лица, цвет глаз, посадка головы, одни и те же тёмно-рыжие волосы/. Была ли эта настоящая любовь, или Синдром Стендаля? Или же ненормальная тяга к юной девочке? Или — это было желание обрести с Евой то, что Макс так и не смог получить от Эль? Я не знаю, да и знать не хочу, говоря откровенно. К 2015-му году Макс, который ждал слишком долго, потерял терпение и решил одним махом забрать все: и Еву, и наследство Эль-Файюм, а заодно, и фирму Даниэля. Тем более, что к этому моменту у Макса и у Даниэля стал назревать открытый конфликт. /Сужу по записям Макса, его срочным вкладам, большим тратам, беспорядочной игре на бирже и поиску тех фирм, куда он мог бы пристроиться в случае, если Кейд его уволит/. Точкой отсчёта, как мне кажется, послужило решение Даниэля закрыть счета 'Кейд-Москва' и 'Кейд Девелопмент' кодом 'НОРДСТРЭМ'. /В компьютере Макса есть порядка пяти черновиков договора между 'Кейд-Москва' и 'НОРДСТРЭМ', причём Макс лично прорабатывал все условия сделки/. Ведя переговорный процесс, Макс — как я уже говорил, прекрасный финансист — в какой-то момент понял, что алгоритм кода 'НОРДСТРЭМ' может, фигурально выражаясь, открыть одним ключом два замка. С одной стороны — дать доступ к счетам Даниэля. С другой — попробовать 'на вкус' и чужие деньги.

И Макс снова встал перед выбором: сделать зло /например, найти хорошего хакера и взломать код 'НОРДСТРЭМ', о чём свидетельствует его переписка с некоторыми консультантами-криптографами/ или же оставить своего брата в покое. Но Макс выбрал третий вариант. Полагаю, что Даниэль сам невольно подсказал Максу это решение, оповестив Макса о том, что в двадцать один год Ева станет наследницей. /Говорю так, потому что чуть позже сам Макс подтвердил мне это/. К тому же Макс уже знал, что у Рамадана есть Лейс — наследник рода Эль-Каед и Эль-Файюм. Следов Иры Макс не смог найти: об этом давным-давно позаботился Саша Фадеев, уничтожив ряд данных в архивах, которые могли привести Кейда и Макса к Ире. И Макс посчитал, что ему будет достаточно убрать с дороги Лейса. Таким образом, план Макса был почти готов. И теперь Максу оставалось найти исполнителя.

Скрывать нет смысла: я сам предложил Максу свои услуги. /Если кто-то из 'семёрки' 'Лашкар-и Тайба', паче моего чаяния, выживет, то непременно расскажет об этом/. Чтобы войти в доверие Макса, я вычленил того, кто был его Седьмым и самым преданным телохранителем. И я убрал его четыре месяца назад, обставив дело так, словно Седьмой готовил на Макса покушение. Как я это сделал — рассказывать не буду (никто не найдёт Седьмого. Концы я умею подчищать — меня хорошо обучали).

— Спасибо. Что я тебе должен? — спросил Макс.

— Очень большие деньги. И возможность расчитаться с Рамаданом за своего убитого друга, — ответил я.

— И как звали этого друга? — прищурился Макс.

— Его звали Амир Эль-Каед...

Это была игра на вылет, Андрей. Если бы я ошибся в своих расчетах, я бы проиграл. Но я расчитал все верно.

В тот день мы очень долго разговаривали с Максом. То ли играя роль высшего стража судьбы, то ли пытаясь отвратить Макса от всех его замыслов, но я почти откровенно рассказал Максу про Лили, Карен и Амира. Про то, что сделал Амир с матерью Макса. Про то, какими мечтами жил Амир и что он сделал Рамадану. Даже про то — и да простит меня Лили! — что Амир с ней сделал. Но все решила одна фраза Макса. 'Я хочу убить Кейда. Мне надоело ждать. Но сначала я любой ценой получу Еву. Сделаю из неё свою игрушку — пусть Кейд посмотрит на то, что стало с его девочкой. Пусть помучается прежде, чем умрёт'.

И я понял: прежде, чем умру я, Макс будет уничтожен.

— 6 —

И я отправился в Египет, чтобы разыскать Лейса. Мне указали на пляж. Там я увидел старика с янтарными глазами. Узнать Рамадана было сложно: он постарел, годы не прошли для него бесследно. Я не подходил к нему и не обращался за помощью — ведь я давно уже для всех умер. А потом я услышал звонкий голос с такой знакомой хрипотцой, крикнувший 'salam abu'. По пляжу к Рамадану вихрем нёсся парень лет двадцати пяти — двадцати семи. Он был бы очень похож на Игоря, если бы не два 'но': серый цвет его глаз и слишком юный возраст. Я знал, что сыну Лили должно было быть тридцать два года, да и глаза сына Лили я хорошо помнил. Мальчик обнял Рамадана, и они отправились в сторону гостиницы. Я последовал за ними.

— Кто этот парень? — спросил я девушку на ресепшен.

— Это родной сын господина Эль-Каеда. Мальчик живёт в Англии. Учится в Оксфорде. Часто приезжает к отцу.

— И как его зовут?

— Лейс Эль-Каед.

— Может быть, Леонид Файом? — уточнил я.

— Что я, не помню имени мальчика, который сюда приезжает с четырнадцати лет? -обиделась на меня женщина. — Мальчика зовут Лейс. А вот кто вы? И почему вы так им заинтересовались?

— Думал, это знакомый. Но я обознался, — ответил я и ушёл.

'Рамадан забыл клятву, данную Лили', — думал я и не желал верить в предательство. Но теперь я боялся открыться и Рамадану. Теперь я сам должен был узнать, кто такой этот Лейс Эль-Каед.

Гм... ну, в общем так. За все те три месяца, что я имел дело с Лейсом, мне несколько раз очень хотелось 'намылить' ему шею. Лейс — это редкостный шедевр: такого хамства и нахальства я никогда не встречал. /Даже ты, Андрей, таким в детстве не был. А ты был способен на многое, достаточно вспомнить, что ты регулярно откалывал в школе/. Но, постепенно освобождаясь от своей антипатии к Лейсу, я мало-помалу начал осознавать, что Лейс просто играет. И это не мальчишка, а взрослый и очень умный молодой человек, который отлично собой владеет. И он умеет выживать, как никто. А потом я увидел один-единственный пленительный жест Лили и, наконец, понял: Лейс — это её сын.

Видимо, когда-то давно, опасаясь нескромных вопросов, Рамадан изменил имя мальчика, ну, а Лейс изменил свою приметную внешность. /На всякий случай, я всё же проследил за Лейсом. В Лондоне на Бонд-стрит есть один магазин, где Лейс заказывает себе линзы/. В какой-то момент, надавив на Лейса больше, чем я того хотел, я услышал историю его детства, рассказанную им сам. Нет, Лейс никогда не был со мной откровенен, я был для него врагом -человеком, который желал смерти его приёмному отцу. Но, желая загнать меня в угол, Лейс невольно увлёкся и рассказал мне то, что он сам пережил. И я, услышав его рассказ, искренне пожалел, что Карен и её сообщники к этому времени уже давно умерли. Я был бы счастлив убить их сам. Своими руками. Медленно...

Но это — эмоции, оставим их. После того, как я убедился в том, что Лейс — это сын Лили и Игоря, мой план был готов. К тому же и Максу уже не терпелось прибрать к рукам и Еву, и фирму, и наследство рода Эль-Файюм. Макс потребовал у меня 'додавить' Лейса и заставить его похитить Еву. Далее Макс собирался разыграть простую, но весьма эффективную 'карту': 'спасая' Еву от Лейса, Макс нашёл бы её 'похитителя', убил бы его и тем самым получил бы и вечную благодарность Кейда, и душу романтичной, как и все девочки её возраста, Евы. А привязывать к себе Макс умел: практика у него имелась...

Но у меня был иной план. Я хотел, чтобы Лейс привязался к Еве, а та научилась ему доверять. Я хотел, чтобы они, вместе прилетев в Лондон, сели бы в мою машину. Там я, действуя как 'неизвестный грабитель', усыпил бы их часика эдак на три. Пока эти двое смотрели бы сны, я бы выманил Макса 'на встречу с Евой', где и убил бы Уоррена, подальше от глаз Евы. Я собирался инсценировать свою гибель от руки полицейского, а смерть Макса — от пули, пущенной мной. 'Спасителя' Евы (Макса) нашли бы мёртвым рядом с безвестным 'грабителем' (со мной), и никто ничего бы не заподозрил. Ведь в Facebook с Лейсом разговаривал некто по имени 'Симбад'. Наши разговоры с Лейсом по видеосвязи шли по моим защищённым каналам. Даже если бы имя 'Симбад Омега' и выплыло бы наружу, то Рамадан и Фадеев точно знали, как убрать все концы.

Но — Лейс это же заноза в заднице! Он всё и всегда делает только по-своему. /Таким же был его отец, Игорь. У Игоря был IQ, равный 215, широкая мальчишеская улыбка и при этом — глубокая, нерушимая вера в людей, в то лучшее, что есть в каждом из нас. Именно поэтому Лили и предпочла мне Игоря. Увы: именно это доверие и погубило Игоря, посчитавшего другом Амира.../

Но — возвращаемся к Лейсу. Заставив меня найти медицинскую карту Евы, Лейс прилетел в 'Домодедово'. Там он в два счёта обвёл вокруг пальца охрану, приставленную Максом к кейсу с медицинской картой. /Кстати сказать, я лично отбирал этих парней и одним из условий своей работы ставил требование доставить Лейса ко мне живым, здоровым и невредимым. По здравому размышлению, я решил на некоторое время вывести из игры Лейса, помятуя про то, что периодически 'откалывал' в юности его отец, Игорь/. Но Лейс, найдя в кейсе не только карту Евы, но и GPS-локатор — 'жучок', поставленный Максом — устроил в аэропорту переполох, после чего 'смылся' от охраны и укатил в неизвестном направлении. Рассудив, что Лейс предпочел 'уйти на дно' и там от меня спрятаться, я дважды перекрестился и решил доиграть начатую игру в одиночку. Но уже через несколько часов Лейс, как ни в чем не бывало, сам позвонил мне, доложился, что охранники ему, видите ли, не понравились, после чего покорно согласился отвезти Еву в Лондон. И я ему поверил! /Идиот я: забыл, на что был способен Игорь/. В общем, Лейсу понадобились секунды, чтобы умыкнуть Еву из 'Домодедово', мне — минуты три, чтобы пережить приступ паники, а Максу — три часа, чтобы зайцем проскакать по всему 'Домодедово' в поисках Евы, держа в обьятиях её чемодан и отбиваясь от разъярённого Даниэля.

Пока Макс метался в Москве, я проверил контакты Лейса в его Facebook, нашел подход к его друзьям, добрался до HERTZ, где Лейс арендовал 'Volvo', потом — до агентства 'ТриЛинк', занимающееся сдачей в аренду коттеджей. И я поехал выручать из беды Лейса и Еву. И тут представь себе мою ярость, когда ко мне свалилась одна, гм... скажем так, премилая фотография моей внучки. Подавив в себе первое желание плюнуть на всё, ворваться в коттедж и как следует отметелить Лейса, я сумел прочитать послание и вычленил слово 'троян'. И вот тогда я понял две очень важных вещи: у Лейса есть свой план, а Ева — она 'спелась' с Лейсом...

Моя девочка явно была за Лейса. Она его выбрала. Это означало, что теперь мне придётся до конца играть по правилам Лейса. Не самый классный вариант, скажу тебе откровенно, Андрей, но это было лучше, чем драться с Лейсом, подставлять Иру и пугать Еву. Ты спросишь, почему я не попросил о помощи тебя? Ну, если честно, то инстинкт родителей велит им любой ценой защищать своих детей.

И ты сам знаешь это.

— 7 —

Да, я был тогда у тебя в больнице и позже нашёл Таню Кэрри. Это не моё дело, Андрей, но — я узнал фамилию и имя твой убитой дочери. Осуществил поиск и через некоторое время приехал в США. Таня меня не видела: это я несколько дней наблюдал за ней. Таня Кэрри по-прежнему замужем. Живёт в Вашингтоне. У неё растут сын и дочка. Это её приёмные дети. Мальчика зовут Андреем. Таня называет его 'мой маленький ангел-хранитель'.

Кристина Свиридова (помнишь такую?) тоже жива и здорова. Она была одной из немногих, кто уцелел в той кровавой бойне во Франции, разразившейся в редакции 'Charlie Hebdo'.

А вот Ольга Романова... Прости за плохие новости, но её больше нет, Андрей: переехав на Кипр, она вышла замуж и погибла в автомобильной аварии. Ей просто не повезло. Детей у неё не было...

А ты — каким бы сильным ты себя не считал, пойми, наконец: ты — не Господь Бог. Ты -всего лишь человек. Мой единственный сын. Мой единственный мальчик. Тот самый мальчик, кого я много лет назад водил гулять в Петровский парк, сжимая его крохотные пальчики в красной варежке с наивной снежинкой, вышитой ему мамой Светой. Мой упрямый мальчик, которому я купил велосипед и испугался до смерти, когда увидел, как ты летел головой через руль и потом шёл домой, пряча от меня локоть. Ты — тот самый мальчик, кого я записал в ту же самую школу, где когда-то учился и я. И ты — тот самый мальчик, кто в первый и последний раз обманул меня, солгав из-за синеглазой девчонки...

Ты всё тот же мальчик — мой сын. И так будет вечно. Оставь свою любовь живым. Похорони свою боль с ушедшими. С высоты прожитых лет позволь мне сказать тебе: Судьбы — нет. Ад, установленный нам на земле — это наша совесть. Да, у тебя глаза Лили. И только моя улыбка. А вот душа у тебя — твоя. Следуй дорогой своей души, потому что она не покрывается шрамами и никогда не мертвеет.

Вот и всё. Наверное, я всё сказал. Это письмо было долгим. Я устал. А мне ещё надо придумать, как передать это письмо тебе и что мне придётся сделать, когда ты заявишься сюда спасать Лейса и Еву (в чём я, почему-то, уверен). И теперь мне остаётся сказать тебе только четыре слова:

Я люблю тебя. Прощай.

Твой отец.

Твой С.И.

Твой 'Симбад Омега''.

Андрей сложил письмо и закрыл глаза. Лицо его отца — таким, каким Андрей ещё его помнил — явилось к нему в последний раз и исчезло. Открыв Андрею правду, Сергей Исаев избавил сына от многих заблуждений, но он же и разрушил мечту, которая ещё теплилась в сердце его сына. И теперь Андрей точно знал: в тот миг, когда Ира Самойлова узнает историю любви его отца и своей матери, Ира будет потеряна для него навсегда. И тем не менее, Андрей отложил для Иры пять первых листов из конверта.

'Это будет прощание', — решил он.

Две последних страницы Андрей аккуратно убрал в конверт и поднёс к нему зажигалку. 'Знаешь, папа, — думал Андрей, наблюдая, как огонь пожирает последние улики против 'Омеги' и Лейса — я не дам тебе обещания никогда не искать ваши с Лили могилы. Потому что я знаю, где ты хочешь обрести свой покой. И я всё для этого сделаю — я тебе обещаю' ...

Это было прощение.

А потом сердце Андрея дало два глухих удара.

@

5 апреля 2015 года, четверг, поздно вечером.

Улица Академика Варги, д. 1, Москва.

Россия.

Андрей Исаев поднялся. Вместо того, чтобы прислушиваться к себе, проверять телефон или же броситься на улицу и искать ту, на кого всегда откликалось его сердце, Андрей просто выключил свет. Окна в его квартире погасли.

Женщина, одиноко стоявшая в тени у соседнего подъезда, вздохнула. Заложив худенькие, хрупкие руки в карманы зеленой куртки, она медленно пошла к своему 'Туарегу', разглядывая полную круглую белую луну и тёмно-серое небо.

'Ты выжил, Андрей. Ты жив и здоров. А это — самое главное', — думала она. Достав из кармана куртки электронный билет на рейс 'Москва-Лондон', женщина покрутила его в пальцах, помедлила и вытащила мобильный.

— Да, Митя, привет, — произнесла она в трубку. — Да, это я... Да, я подумала над твоим предложением... Да, я поняла, почему ты приезжал за Такеши в воскресенье и отчего так хотел подняться ко мне... Да, я знаю, что ты всё ещё меня любишь... Но — как это было шесть лет назад — я играть в твои игры не стану. Потому что я люблю его и буду ждать его. И, может быть, он вернётся...

ЧАСТЬ # 4. СЕЛФИ

'Придёт конец всевластью смерти...'.

(Дилан Томас)

Глава 10. ДЕНЬ ДЕСЯТЫЙ

@

12 апреля, 2015 года, воскресенье, полдень.

Ламбет — Вестминстер, Лондон.

Великобритания.

В одиннадцать утра, расположившись в любимом номере 'Park Plaza Riverside Hotel', Андрей Исаев первым делом набрал номер Эль.

— Привет, Андрей, — спросил её бархатный голос.

— Привет. Ты как?

— А, всё так же, дома. Слушаю, как Дани снова ругается с Евой из-за Лейса, — грустным голосом ответила Эль, и Андрей представил, как его новоиспеченная сестрица печально махнула рукой. — Представляешь, Ева грозится убежать из дома, если Дани запретит ей встречаться с Лейсом.

— Ясно. И что муж?

— Обещает запереть дочь на замок.

— Идейно. А ты на чьей стороне?

— Понятно, на чьей: конечно же, на стороне своей дочери. — Эль вздохнула. — Мне так сложно с ней, — тихо пожаловалась Эль. — Ты же знаешь, что произошло с Евой, когда Дани призналась ей, что я её мама?

— Вот давай и попробуем вместе всё это исправить. Помоги мне кое-что организовать.

— Что? — заинтересовалась Эль.

Андрей хитро прищурился:

— Скажи, ты случаем не знакома с 'Двенадцатой ночью' Шекспира?

— Моя любимая комедия. И Ире она тоже нравится.

'Ну, это и так понятно...'

— Эль, а ты никогда не хотела посмотреть, как в действительности выглядела бы встреча двух разлучённых близнецов?

— Виолы и Себастьяна?

— Ну, насколько я знаю, других там не было. — В голосе Андрея прозвучала необидная насмешка.

— Ха-ха, — мрачно отозвалась Эль. — Но если серьёзно, то я всегда умирала от желания увидеть это воочию.

— Тогда, пожалуйста, под каким-нибудь благовидным предлогом приведи на Ламбетский мост Самойлову.

— А зачем?

— Увидишь. Обещаю: будет интересно.

— Хорошо, это я сделаю.

— Тогда до встречи, — и Андрей положил трубку.

Ровно без пяти минут двенадцать к мосту, со стороны Ламбета, дружески разговаривая, подошли двое молодых людей. Один был улыбчивым и сероглазым. Второй был блондином с ярко-синими глазами, одетым в выбеленные джинсы, белый свитер, белые 'Converse' и тёмно-зелёную парку. Выбором этой одежды он очень позабавил своего собеседника.

— Ну и куда ты меня тащишь, Андрей? — спросил блондин, склонив голову к плечу и останавливаясь у лестницы. — Надеюсь, не в сторону Вестминстера, на Маршам-Стрит, к Home Office Интерпола?

— Очень смешно, Лейс. Но поскольку та история уже закончилась, то ты можешь смело шагать вперед. Я познакомить тебя кое с кем хочу, а то ты вовек не соберёшься. — Андрей задержался на ступенях, давая Лейсу возможность первым сделать шаг вперёд. Однако, услышав такой ответ, Лейс застыл на месте.

— Эй, ты что это задумал? — подозрительно спросил он.

— Тебе понравится, — уверил друга Исаев. — Кстати, письмо у тебя с собой?

— Ну да, в кармане лежит.

— Отлично, передашь своей Ире... Господибожемой, да иди ты уже!

Покусав губы, Лейс глубоко вздохнул и ступил на лестницу.

Без десяти двенадцать со стороны Вестминстера к Ламбетскому мосту подходили трое: рыжеволосая женщина, блондинка и высокий мужчина. Рыжеволосая держала под руку белокурую женщину в синих джинсах, белой рубашке, маленьких белых кедах и зелёной куртке с лисьим воротником. Блондинка грустно косилась на рекламные плакаты 'Michael Kors', на которых зеленоглазый парень обнимал очень красивую шатенку. На шаг позади от женщин следовал мужчина. Мужчина с неудовольствием обозревал воинственно-расправленные плечи рыжей, точно она, принадлежащая ему, задумала что-то, во что не посчитала нужным его посвятить. Потом взгляд мужчины задумчиво скользнул по фигуре блондинки, и его лицо приняло выражение нежности и уважения.

— Эль, ну и зачем мы здесь? — едва слышно спросила блондинка.

— Ира, иди вперёд. Сама разберёшься, как только его увидишь, — мягко подтолкнула свою спутницу Эль.

— Кого 'его'? — И Ира замерла на месте.

В этот момент Даниэль понял, что затеяла его жена. Потянув к себе Эль, он произнёс:

— Эль, подожди. А вы, Ирина, идите вперёд и ничего не бойтесь. Эль хочет сказать, что на мосту вас ждет ваш брат. Андрей нашёл его.

— Андрей? Нашел моего брата?.. Какого брата? — окончательно растерялась Самойлова. Даниэль улыбнулся:

— Ну, очевидно, сам Андрей не решился или не успел вам об этом сказать. А Эль так увлеклась идеей сделать вам сюрприз, что забыла о том, что очень сильные эмоции могут убить наповал. — Эль немедленно вспыхнула. Кейд быстро прижал к себе жену и перевёл взгляд на Ирину. — Но вы же сильная и вы обязательно справитесь. Идите, не бойтесь.

— Но... Послушайте, я абсолютно ничего не понимаю. У меня нет и не было никакого брата. — Ира отступила назад и беспомощно оперлась руками о перила чёрно-красного моста. — Объясните мне кто-нибудь, что здесь происходит, — беспомощно попросила Ира, переводя тревожный взгляд с лица Эль на лицо Даниэля.

— Ира, я.... — начала Эль. Даниэль кротко отстранил жену и встал рядом с Самойловой. Абсолютно точно воспроизведя её позу, он спокойно и чуть-чуть покровительственно, в двух словах рассказал женщине то, что успел выудить у Евы.

— ...Вот так моя дочь познакомилась с вашим братом в социальных сетях три месяца назад. Ева рассказала Лейсу про вас. И ваш брат придумал, как при помощи трояна вытащить на свет шантажировавшего его Макса. Лейс обратился к вам. Вы же его сестра, — с лукавой улыбкой заключил Кейд. — Ну, не волнуйтесь так. Идите, вам нужно познакомиться с братом. Откровенно говоря, я не в восторге от того, что моя Ева пала жертвой обаяния вашего Лейса, — признался Кейд, — но мне Лейс показался... гм, неплохим человеком. И внешне он очень похож на вас.

'А ведь Дани ведёт себя с Ирой, как родственник или как старший брат. А я-то, глупая, так его ревновала', — подумала Эль и с облегчением вздохнула: острый шип, который так долго колол её сердце, наконец был вырван.

— Ну, хорошо, я пойду, — в конце концов согласилась Ира и перевела взгляд на Эль. — Эль, а скажи мне, почему встреча должна состояться именно здесь?

— А ты спроси у Андрея.

Ирина замерла. Прикусив губу, Самойлова разом вспомнила и тот день, когда она нашла Эль для Андрея, и тот страшный миг, когда Андрей отказался от неё, но пообещал ей в последний раз встретиться с ней на Ламбетском мосту. Побледнев, Ирина поискала глазами Андрея, но так его и не нашла. Женщина с облегчением вздохнула: для неё это означало, что их история ещё не закончилась.

— Ладно, я иду, — оторвавшись от перил, Ира шагнула по мосту в сторону Ламбета.

Облокотившись на перила, Андрей наблюдал, как шла к Лейсу Ира. Синеглазые мужчина и женщина были так похожи: как песчинки, как капли дождя, как лучи солнца. Даже одеты они были одинаково. На лицах близнецов не было написано ничего: они просто шли вперёд, пока не разглядели в праздной толпе прохожих своё собственное отражение. Их наигранно-спокойные лица разом утратили всю невозмутимость. 'Волчьи' глаза изумлённо застыли, и лишь потом вспыхнули, узнавая друг друга, осознавая, что в этом мире их теперь двое.

— Ты? — одновременно выдохнули на разных языках Ира и Лейс.

— Я! — одновременно ответили они друг другу на русском.

Андрей смотрел, как Ира сделала первой шаг к Лейсу. Как взяла в ладони его лицо. Как Лейс медленно и осторожно притянул её к себе за плечи и покорно наклонился к старшей сестре, давая ей возможность рассмотреть себя и дотронуться до себя. В этом миг близнецы точно слились друг с другом.

'Почти всё', — подумал Андрей и прислушался.

— Лейс... Лейс! — донеслось до Исаева. Со стороны Ламбета к близнецам стремительно неслась тонкая, длинноногая девочка.

'Молодец, Эль. Это — правильный выбор.'

При звуках своего имени Лейс вздрогнул, расцепил объятия, покрутил головой, обернулся. Потом, спохватившись, сунув в карман руку, вытащил письмо, быстро вручил его Ирине, а сам сделал шаг навстречу Еве, присел и распахнул ей объятия. Подбежавшая Ева обвила шею Лейса руками, он подхватил её, подкинул вверх.

— Лейс, я так скучала! — Плача и смеясь, кричала Ева.

— Обманщица, я же просил тебя подождать, — донеслось до Андрея.

Исаев наблюдал, как, пользуясь паузой, Ира разворачивает письмо его отца и начинает читать. Как по мере прочтения скулы женщины бледнеют, тонкие брови хмурятся, каменеет лицо. И как Самойлова начинает яростно грызть губы...

Глядя на дочь в объятиях Лейса, Кейд заскрежетал зубами и отпустил плечи Эль, готовясь разом поставить точку в этой истории. Но Эль удержала его за руку.

— Подожди, Дани. Не трогай их. Это я так хотела. Я сказала своей дочери, что её Лейс сегодня будет здесь, — призналась Эль.

— Да ты с ума сошла! Ты соображаешь, что ты наделала? — поднимая брови, начал Даниэль.

— Дани, это ты не понимаешь. Смирись, наконец: Ева его любит. И она никогда не простит нам, если мы сейчас заберём её. Так не всё ли тебе равно, когда он придёт за ней: шестью месяцами раньше или позже?

— Эль, да послушай ты... — и Даниэль вцепился в волосы.

— Нет, это ты меня послушай. Ева — моя дочь. И у нее моё сердце, — отрезала Эль, — так что можешь мне поверить: выбрав раз, она уже не разлюбит.

Даниэль помедлил, разглядывая Эль. Потом перевёл внимательный взгляд на Еву и Лейса, тяжело вздохнул и сказал:

— Ладно, твоя взяла. Ладно, пусть встречаются... Хорошо... пусть... Но ты всё равно имей в виду, я никогда не допущу, чтобы жизнь моей дочери сломали, и чтобы наша с тобой история повторилась, и...., — и Даниэль осёкся, увидев обворожительную улыбку жены. — Эль, чему ты радуешься?

— Дани, наша история никогда не повторится. Но она всё ещё продолжается. А их история еще только начинается. — Произнеся это, Эль притянула к себе непокорную голову мужа и запечатала ему рот поцелуем.

Дочитав письмо, Ирина медленно подняла голову. Поискала глазами Андрея, который с противоположной стороны пешеходной зоны моста смотрел на неё своим непроницаемым взглядом. Помедлив, женщина просто кивнула ему. Это была благодарность. Потом Ира протянула руку Еве, что-то сказала Лейсу. Все трое рассмеялась.

'Вот и всё', — понял Андрей.

Когда Ирина снова посмотрела на него, Исаев уже спускался по ступеням моста вниз, независимо сунув руки в карманы.

Оглянувшись вслед Андрею, Лейс посмотрел на Иру. Его поразил её тоскливый взгляд и глаза, полные острой душевной боли. Лейс осторожно высвободился из рук Евы и тихо спросил:

— Ира, не хочешь пойти за ним? Между прочим, он жизнью рисковал.

— Нет, — покачала головой та. — Нет, я не пойду за ним.

— А — почему? — нахмурился Лейс.

— Да потому что это уже ничего не изменит. Потому что он приходил не за мной, а чтобы попрощаться со мной.

'А ещё потому, что он сделал свой выбор...'

@

19 апреля, 2015 года, воскресенье, полдень.

Рамлех, Александрия.

Египет.

В Александрии полчаса назад прошёл дождь, и воздух был чистым и свежим. Расхаживая по дому, Рамадан косился на открытую дверь пока ещё пустой комнаты Лейса. Вчера эта комната была тщательно приготовлена к прибытию Лейса и еще одной гостьи, с которой жаждал познакомиться Рамадан. Взгляд Рамадана скользнул по комнате и задержался на настенных часах. Большая стрелка медленно ползла в сторону цифры 'двенадцать'. Когда она очертила полный круг, чуткое ухо Рамадана уловило шорох шин автомобиля, остановившегося за оградой. Раздалось звучное хлопанье автомобильных дверей и звонкие голоса. Лицо Рамадана вспыхнуло от удовольствия и предвкушения встречи. Немного волнуясь, Рамадан неосознанно, тем коротким властным жестом, свойственным только военным, оправил рубашку, заправленную в брюки, и пошел открывать. Проходя мимо своего кабинета, Рамадан задержался взглядом на фотографии Рамзи. Этот снимок брата уже много лет стоял на его столе, на одном и том же месте.

'Это была длинная история, брат. И вот она закончилась. Или я слишком рано спешу поставить в ней точку? Что скажешь, Рамзи?', — мысленно спросил Рамадан.

До Рамадана долетел весёлый смех. Рамадан перевел взгляд с фотографии за окно. Там на небольшой, обнесенной цветами площадке, стояло такси. Рядом с серебристым 'седаном' переминалась с ноги на ногу темноволосая, очень красивая девушка, одетая в короткое гладкое белое платье. Это была Ева, которая пыталась руководить процессом выгрузки вещей из багажника такси, но больше мешала Лейсу. Тот, слаженно действуя в четыре руки на пару с весёлым водителем, с шутливой сердитостью отгонял девушку и вытаскивал из багажника чемоданы, невероятное количество больших и маленьких нарядных пакетов с надписью 'Happy Honeymoon' и 'Счастливого медового месяца!', а также новенькую, розовую, явно женскую доску для серфинга. В довершении, юркнув на заднее сидение такси, Лейс извлёк оттуда огромного, ростом с Еву, медведя и сунул его в руки юной жены. Смеясь, Ева приняла в объятия и мужа, и медведя. Почувствовав взгляд Рамадана, молодые люди обернулись, и Рамадан увидел солнечную улыбку Евы, и то, какими по-настоящему счастливыми могут быть синие глаза его сына.

Торопясь впустить пару в дом, Рамадан вышел из кабинета, пересёк прихожую, распахнул дверь — и замер. На крыльце стояла так похожая на него женщина. Её густые тёмные волосы, едва тронутые сединой, венчал тяжёлый узел на шее. Глаза женщины смотрели молодо и ярко, но чуть неуверенно и вопросительно, словно просили прощения за то, что произошло много лет назад и за то, что это женщина ещё собиралась сделать.

— Мив-Шер? — только и смог вымолвить Рамадан.

— Да, я. Здравствуй, брат... Твой сын согласился привезти меня сюда, — прошептала женщина и неуверенно продолжила. — Я так хотела вернуться. Скажи, ты сможешь меня простить?

Вместо ответа Рамадан рывком притянул Мив-Шер к себе и заключил в объятия.

@

19 апреля, 2015 года, воскресенье, полдень.

Петровский парк Москва.

Россия

Петровский парк — один из старейших в Москве. Прилегающий к Ленинградскому проспекту и Петровскому путевому дворцу, выстроенному еще при Екатерине Великой, этот маленький зелёный оазис в центре Москвы заключён в периметр трёх улиц: Театральной аллеи, улицы Серёгина и Петровско-Разумовской аллеи. Старожилы, проживающие в районе станций метро 'Динамо' и 'Аэропорт', утверждают, что этот парк с незапамятных времён испещрён подземными ходами. И туннели эти, якобы, идут от самого Кремля. Может быть, это и правда. А может быть, так никогда не было. Истина же заключается в том, что в восьмидесятых годах в сердце этого парка находилась сказочная детская площадка. Высокие, выточенные с любовью и добрым юмором деревянные скульптуры, изображали героев русских былин и милых детских сказок. Здесь были занятная избушка на курьих ножках, тридцать три богатыря, горка Сивки Бурки и крепость Царевны Несмеяны. В двухтысячном году эта детская площадка была полностью разрушена. От неё остались лишь воспоминания, несколько окружавших площадку вековых дубов и цепочка дорожек, путавшихся между деревьями. Сейчас по одной из таких тропинок рука об руку шли женщина и мужчина. 'Проклятый совет двух', как когда-то называл его Андрей. Добрые и старинные друзья, какими они всегда были — Александр Иванович Фадеев и Светлана Исаева.

— Саша, смотри, снег всё никак не растает, — задумчиво заметила женщина и показала на чудом сохранившийся сугроб. — Знаешь, Саша, когда Андрей был совсем маленьким, то Серёжа часто водил его гулять в этот парк. Здесь была страна сказок. Она так нравилась Андрею, что он всем своим друзьям придумывал сказочные имена. Кто-то был Гномом, кто-то Троллем, а кто-то и Белоснежкой. Но самой его любимой сказкой была сказка про Красную Шапочку и серого волка. Зимой здесь строили высокую ледяную горку. Серёжа брал санки и увозил Андрюшу в этот парк. А мой маленький сын сидел в санках и воинственно размахивал красной лопаткой. Когда Серёжа и Андрей приезжали в этот парк, то Серёжа устраивал для сына целое представление. В очередной раз рассказывал Андрюше историю про волка и красную шапочку, а потом, в три удара лопаткой, прокапывал смешную норку в сугробе. И говорил Андрею, что это жилище серого волка. Так и повелось — Серый Волк Андрей... А теперь это уже не шутливое прозвище, а...., — и женщина отвернулась, быстро вытирая слезы, — а сама его суть. Бедный мой мальчик...

Фадеев нашёл узкую ладонь женщины, осторожно пожал её пальцы.

— Света, ну не надо. Ну не переживай ты так.

— Прости, Саша. Я не хотела. Но мне очень тяжело видеть, как последний год изменил моего сына. Если б только не та дурацкая капсула, которую я сохранила, то ничего бы этого не было, и мой сын не попался бы этой... вашей... — Не в силах произнести имя дочери Лили, Светлана Константиновна запнулась. В уголках её глаз и губ показались белые злые морщинки. — Знаешь, Саша, мой мальчик стал совсем другим. Нет, он вернулся ко мне, теперь мы даже лучше ладим. Он стал внимательнее, мы чаще общаемся, но — его как подменили. — Женщина провела ладонью по тёмно-русым волосам, откинула со лба непослушные пряди. — Саша, я боюсь, — призналась Светлана Константиновна, — я чувствую, что моему сыну плохо. Я прошу его выкинуть всё из головы, а он делает это своё невозмутимое лицо и спрашивает: 'Мам, а о чём ты?'. Шутит, а в голосе тоска. Улыбается, а глаза пустые...

Диана пыталась Андрея как-то разговорить, но он так жёстко и резко оборвал её, что теперь Диана не смеет и рта при нём открывать. А меня Андрей вежливо, но очень недвусмысленно попросил не лезть к нему в душу... Его словно околдовали, Саша! Может быть, хоть ты на него повлияешь? В конце концов, даже если ты и выгнал его из 'Альфы', у вас же остались нормальные отношения... Пожалуйста, Саша, я прошу тебя: поговори ты с ним. Объясни Андрюше, что нет смысла расстраиваться из-за этой... вашей.... Она же старше его, опытней — и она... она же им манипулирует! Я боюсь за своего сына, это мой единственный мальчик, и я не хочу, чтобы история его отца повторилась. Потому что это было зло, а не любовь! — яростно выдохнула женщина и задохнувшись, закрыла рот ладонями.

Фадеев осторожно повернул к себе Светлану Константиновну.

— Света, послушай, что я тебе скажу, — ласково, медленно начал он. — Во-первых, что касается 'Альфы': никто и никого не выгонял, и Андрей это лучше всех знает. Двери 'Альфы' для него всегда будут открыты. Более того, у нас недавно был с ним разговор, и я сказал ему, что хотел оставить 'Альфу' ему: Мите 'Альфа' не нужна, да он с ней и не справится, если уж быть совсем честным... Во-вторых, что касается той истории. Ты... в общем, ты не ревнуй своего сына.

— Я? Ревную? — высокомерно вскинула голову женщина. — К кому ревную? К этой... вашей...?

Фадеев кивнул.

— Света, не играй со мной, — попросил Александр Иванович. — Я же не первый год знаю тебя. И ты это тоже знаешь. Но история Серёжи и Лили давно закончилась. А эта история всё ещё продолжается.

— Это будет история с плохим концом! — упрямо крикнула женщина.

— Ну, почём ты знаешь? — мягко улыбнулся Фадеев.

Женщина недовольно дёрнула уголком рта и предпочла молча продолжить прогулку. Фадеев решил немного отстать, но женщина уже успокоилась, и сама взяла его под руку. При всей своей внешней мягкости Светлана Константиновна умела хорошо собой владеть и отлично себя контролировать.

— Света, — поглядывая на женщину, осторожно заговорил Александр Иванович, — я тут хотел тебя кое о чём спросить... В общем, тут такое дело. Короче, твоя Диана недавно приходила к моему Мите, и...

Светлана Константиновна замерла:

— Зачем?

— Андрею только не говори, — быстро сказал Фадеев. Светлана Константиновна кивнула, подозрительно глядя на Александра Ивановича:

— Хорошо, не скажу. Продолжай... Так зачем Диана приходила к твоему сыну?

— Ну, началось с того, что Андрей рассказал Диане про Еву. Андрей совершенно справедливо посчитал, что у Евы не было настоящих друзей, раз она столько времени проводила в социальных сетях. И он решил, что раз Ева и Диана одного возраста, то они смогут подружиться.

— Понятно. А дальше что?

— Ну, дальнейшее я понял уже со слов Мити, — признался Александр Иванович. — В общем, Ева и Диана действительно подружились... Крепко подружились. Я бы даже сказал, спелись. И Ева в какой-то момент выложила Диане всю правду о том, как Андрей пришёл в тот коттедж спасать её и Лейса, и что Андрея прислала Ира, и... — При звуках ненавистного имени Светлана Константиновна раздражённо поджала губы. Но, осознав смысл того, что сейчас сказал ей Фадеев, мама Андрея побледнела и приготовилась высказать всё, что лично она думает по поводу Ирины Самойловой, её родственников и родных. Однако Александр Иванович не дал ей и рта открыть.

— Значит так, Света, — жёстко припечатал он. — Я — я тебе говорю! — Андрей нашёл Еву и Лейса потому, что это его работа. Поверь мне, он бы справился и один. Но Ира, которая всю жизнь за него трясётся, со своей стороны сделала всё, чтобы твой сын вернулся домой живым и невредимым. И кстати, коль уж мы об этом заговорили... Что касается 'манипуляций'... Поверь мне, главный манипулятор тут вовсе не Ира, а твой Андрей. Он при мне вил из неё веревки, а она..., — и Фадеев грустно махнул рукой, — бедная девочка, она даже как следует ответить ему не может. Смотри на него влюблёнными глазами и кусает губы...

— Ах, вот, значит, как? — задумчиво произнесла Исаева. Недовольная морщинка между её бровей разгладилась. — Ну, тогда ладно... Тогда, может, и ничего... Впрочем, мы ещё посмотрим! Так что там дальше с Дианой, Саша?

— А дальше, Света, Диана увидела у Евы фотографию её любимого Лейса. Лейс с Ирой похожи, и Диана моментально вспомнила, кого именно в тот злосчастный понедельник ловил Андрей при помощи кота и самой Дианы. И Диана моментально сложила один и один, и радостно заявила Еве, что Андрей встречается с Ирой — ну, или скоро будет встречаться с ней, потому что Диана хорошо знает своего брата, за которым все бегают. В свой черёд Ева поделилась с новоиспечённой подружкой информацией о том, что Ира работает у Мити, общается с ним очень плотно, тот часто звонит ей, и что они даже уезжают домой вместе, и... короче говоря, две девчонки решили, что на пути ко всеобщему счастью встал третий лишний — Митя... Уж не знаю, почему Диана и Ева не попытались разыскать домашний адрес Мити, но подозреваю, что тут не обошлось без влияния Дианы, которую интересовал громкий скандал — да такой, чтобы напрочь отбить у Мити охоту соваться к Ире... В результате, возник заговор. И умница Ева за день до своего увольнения из 'НОРДСТРЭМ' для последующего отъезда к Лейсу, ввела Диану в список кандидатур, рассматриваемых на позицию нового референта Мити. Кажется, Ева — этот юный Маркетолог — Диане ещё и резюме сочинять помогала... И, на следующий день, получив вызов в 'НОРДСТРЭМ' и преодолев первичные собеседования (подозреваю, что и тут не обошлось без Евы), Диана дождалась своего 'звёздного' часа, 'влетела' в кабинет к Мите и прямо с порога закатила ему дичайший скандал, а он... в общем, он... — Фадеев запнулся, подбирая слова.

— Что твой сын сделал с моей дочерью? — испугалась мама Дианы.

— Он Диану за уши оттаскал, — неохотно признался Александр Иванович. — Запер дверь в своём кабинете и просто надрал ей уши. Потом самолично выволок Диану на улицу и запретил ей и на пушечный выстрел приближаться к 'НОРДСТРЭМ'. Пока Диана приходила в себя, Митя позвонил мне, рассказал об этой сцене и велел мне передать 'моему драгоценному' Андрею, что если тот посмеет ещё раз подослать к нему свою, гм... прости, 'ненормальную' сестру, то Митя плюнет на все свои обещания, которые он давал Ире, и самолично переломает Андрею руки и ноги. Услышав это... в общем, несколько самоуверенное обещание по отношению к Андрею, Диана не преминула объяснить Мите, что ждёт лично его при встрече с её старшим братом, и добавила ещё пару ласковых — но уже от себя. Митя — ей, она — ему, слово за слово — и Митя довёл Диану до слёз. И Диана расплакалась. Митя растерялся, присел рядом, начал её утешать, и.... они... в общем, они...

— Они что, встречаются? — осенило Светлану Константиновну.

Фадеев кивнул.

— Пока все прилично, — быстро добавил он, — они пока только э-э... дружат.

— Ага, дружат они. Так, всё, приехали... Нет слов, — 'выдала' мама Андрея. Подумала, фыркнула и посмотрела на Александра Ивановича, с опаской ожидавшего её приговора. — Твой сын взрослый. Он не обидит мою дочь? — веско спросила женщина. Впрочем, это был не вопрос. Фадеев выдохнул и оттёр лоб:

— Нет, ну конечно же, нет... Спасибо, что поняла меня, Света.

Женщина кивнула, из-под длинных ресниц разглядывая ещё голые ветви деревьев. На взгляд Светланы Константиновны, этой ранней весной деревья походили на чёрные кракелюры, уродующие голубую небесную высоту. И в то же время зелень, уже нарождавшаяся на кронах деревьев, словно залепливала все трещины, и теперь небо казалось ярче и выше, точно дарило обещанием, что всё ещё будет хорошо.

— Саша, ну и что теперь будет?

Фадеев пожал плечами и вздохнул:

— Я не знаю, Света. Впрочем, поживём — и увидим сами...

 

Глава 11. ДЕНЬ ОДИННАДЦАТЫЙ

@

24 апреля 2015 года, пятница, утром.

Живой Журнал Андрея Исаева. Запись ? 9

'Десять дней назад я вернулся из Карачи в Москву. Туда, в Лайари, я намеревался ехать один, но попросил помощи у Рамадана. Его телефон я раздобыл у Лейса, мотивируя это тем, что я хочу поговорить с Рамаданом о своём отце. Не зная, что стоит за этой моей 'челобитной', Лейс не смог мне отказать. Зато Рамадан сразу обо всём догадался.

— Может, то, что ты хочешь сделать, ты сделаешь вместе с детьми Лили? — аккуратно предложил он, выслушав мою просьбу.

— У Лейса, как я понимаю, сейчас медовый месяц, и его участие будет совершенно ни к месту. Что касается Иры, то она вольна поступать, как ей вздумается. А я сделаю то, что должен я. Кстати, я уже у пакистанского посольства, записан на приём на одиннадцать утра, — заявил я Рамадану в несколько ультимативном тоне. Тот помолчал. Потом грустно фыркнул:

— Ты все предпочитаешь делать один?

— Ага, как волк, — попытался я сыронизировать.

— Ну, эти романтические истории оставь для своих женщин, — рассмеялся Рамадан. — Впрочем, по своему опыту я могу сказать только одно: люди редко меняются. Просто иногда с них падает маска... Вот ты, например, действуешь как человек, умеющий принимать решения. Твой отец тоже предпочитал всё делать один... Вот и ты рассчитал всё верно. Я — старик, у меня больное сердце, стало быть, я никуда не полечу, так? — Я промолчал. Рамадан хмыкнул: — Ага, так. И уж, конечно, я сейчас ничего не скажу Лейсу, чтобы не испортить своему сыну праздник. Иру в Карачи ты, конечно, не возьмёшь, а одну я её туда не пущу, потому что она — женщина. И, стало быть, ей придётся дожидаться, пока её брат — ну, или кто-то ещё — не сможет отвезти её в Карачи, потому что Лейсу Ира медовый месяц тоже испортить не захочет. А ты — даже если я сейчас отвечу тебе отказом, — ты всё равно найдёшь способ, чтобы прилететь в Лайари... Или у тебя уже есть запасной вариант, а то и два... Ладно, Андрей, твоя взяла. Подожди, к тебе скоро подойдут. — Выяснив номер моей заявки на визу, Рамадан отключился.

Рамадану надо отдать должное: я получил визу и разрешение на груз 200 всего через час. А, прилетев в Карачи, я даже не очень удивился, когда два здоровенных охранника превежливо проводили меня в большой стеклянный аквариум аэропорта 'Карачи Джинна', куда уже через пять минут вошёл высокий, властный старик с огненными глазами.

— Я поеду с тобой, Андрей, — решительно объявил Рамадан, и перехватив мой воинственный взгляд, добавил: — Помолчи и выслушай. Для всех — для Евы, для Лейса, даже для моей сестры, — я сейчас на обследовании. А ты, Андрей, сам не найдёшь то место, где лежит Лили. И ещё, — Рамадан вздохнул, — твой отец был достоин и воинских почестей, и салюта, но поскольку это невозможно, то он имеет право хотя бы на то, чтобы рядом с его сыном стоял его друг. Это — всего лишь моя просьба. Но ты не откажешь мне: я обязан жизнью твоему отцу.

Больше обсуждать было нечего. Рамадан и я отправились к Индийскому океану, к месту, где были похоронены родители Лейса и Иры. Там и обрёл свой последний покой мой 'Симбад Омега'. Когда я опускал урну с его прахом в океан, я поднял глаза к небу. И мне почему-то показалось, что там, за облаками, серые глаза встретились с тёмно-карими. И та, кого звали Лили, взяла за руку моего отца, чтобы увести его и больше никогда не оставлять одного. Тогда я дал отцу одно, последнее обещание. Своё обязательство я собирался выполнить уже на следующий день после прилёта в Россию. Но из Москвы я был вынужден сразу же отправиться в Прагу, где провёл пять дней и ночей, вытаскивая из тюрьмы Алекса. Алекса обвиняли в убийстве. Еле-еле вытащив Алекса из 'Панкраца' под все свои сбережения, я был вынужден снова вернуться в Москву, чтобы утром предстать на ковер в МВД за все мои авантюры с Лейсом.

Расследование продолжалось ещё пять дней, и я вымотался окончательно. Но хуже всех телесных недугов меня терзала боль, постепенно свивающая гнездо в моей голове и сердце. Это был шёпот души, который готовился зазвучать почище любого крика. Это было насилие любви, возвращавшейся ко мне из темноты, словно всё случившееся было вовсе не о конце, а о самой истории.

Всё возвращалось: в услышанных мной словах, в полутенях, в игре полунамеков. Даже в том, что я, гоня свой мотоцикл по трассе, замечал лишь серые 'туареги' и красные 'кавасаки'. Даже в том, что я везде встречал только одних блондинок. И везде, даже в самом воздухе, витал аромат трижды проклятого мной белого цветка тиаре. Я ненавидел эти призраки, этот запах, все эти тайные иносказания. Но даже грань между ненавистью и любовью становилась неразличимой, как шёпот...

В день моего возвращения домой, в 'Домодедово' меня, как всегда, встретила только Диана. Тихая, задумчивая, она попросилась остаться у меня, чтобы поговорить о чём-то, и при этом усиленно намекала мне на какие-то перемены в своей личной жизни. Не вникая в смысл её слов, я, заказав Диане такси, просто отправил её к матери. На следующее утро я приехал к маме сам. Дианы дома не было. Наш разговор с мамой был и трудным, и долгим. Я рассказал маме, что стало с отцом и где я похоронил его. Мама любила отца, и на мой взгляд, она имела право знать это. Это были те самые семейные дела, которые никого не касались. Мама плакала, а я утешал её. Дальше были её признания, бесконечные мольбы простить её и отца, а заодно и Дядьсашу. Потом последовали мамины просьбы выкинуть всё дурное из головы, устроить, наконец, свою личную жизнь, а также вернуться в 'Альфу' ... Через час и сорок пять минут я потерял всякое терпение, вежливо сослался на усталость и уполз домой, спать.

Но сна ни в одном глазу не было. Я сидел на подоконнике, слушал музыку и воевал со своей душой. Когда-то я привык забирать всё своё, с потом и кровью. Но, сражаясь как дьявол, я не заметил, как эта война превратила в дьявола меня самого. 'Вылезай из этого дерьма', — в полночь приказал себе я. На рассвете, осмыслив всё, я принял решение. Просмотрев отклики на свои письма, отправленные мной до поездки в Карачи, и те ответы, что я написал, возвращаясь из Праги, я ответил на три письма и переслал в хедхантинговое агентство своё подтверждение на три встречи. Потом, заглянув в платяной шкаф, нашёл белую хлопковую рубашку, запонки и серый костюм от Хельмута Ланга (всё очень круто, спасибо Диане). Одевшись в эту беспонтовую офисную броню, я подошёл к зеркалу и начал вывязывать узел галстука. На галстуке красовались картинки весёлых лошадок. Рыжие лошадки прыгали по продольным нитям синего галстука вперёд и вниз. Этот шедевр маркетинговой мысли 'Hermès' я купил в 'Duty Free', дрогнув перед ослепительно-дорогой оранжевой коробкой.

Вру. Я купил этот галстук только потому, что, ожидая рейса из Праги, я, от нечего делать, наблюдал через витрину, как похожий галстук выбирала своему мужчине блондинка. Загорелая, длинноногая, она счастливо улыбалась и весело щебетала что-то своему спутнику. А тот смотрел на неё чуть-чуть снисходительно, чуть-чуть свысока, как смотрит мужчина на принадлежащую ему женщину. Но мне, внимательно глядевшему на них через стекло витрины, было вполне очевидно, что он и она — очень давно и очень счастливы вместе. Я понял это по их жестам, по их искрящимся глазам, по их взглядам, понимающим друг друга с полунамёка. Та девушка смотрела на своего мужчину с тем слепым обожанием и истинно женским собственничеством, которое говорит: 'Я люблю его, потому что он — мой, и он самый лучший на свете'. В тот момент я был готов на всё, чтобы купить их счастье. Чтобы не завидовать им, я вошёл в магазин и просто купил этот галстук.

Теперь, стоя перед зеркалом, я вывязывал этот талисман чужого счастья окфордским узлом и смотрел на себя в зеркало. Из отражения на меня глядел так хорошо знакомый мне Андрей Исаев. Но теперь это была моя версия 3.0.: вечно бледное лицо и потухшие глаза с слишком длинными для мужчины ресницами. И при этом меня по-прежнему 'украшали' синяки под глазами и рот, упрямо сжатый в жёсткую линию. Факт: в костюме я походил на бегающего от солнца вампира, который собирался сам себя до конца жизни запереть в блестящий корпоративный гроб, а ключ от гроба выбросить. Недолго думая, я показал своему отражению 'фак' и отвернулся от зеркала. Взял в руки сумку, положил в неё три копии собственноручно изготовленного резюме, дошёл до гаражей, сел в машину и выехал на МКАД. Было десять часов утра. Ровно через три часа меня ждали на собеседование в банке, детективном агентстве и солидной госкорпорации. Но сначала я намеревался исполнить обещание, данное мной отцу ещё десять дней назад. Свободная дорога по МКАД и диск Клайдермана, звучащий в MP3, помогли мне быстро доехать до съезда на Дмитровское шоссе в сторону области. Я пересёк 'железку', проехал мимо храма Сергия Радонежского и, пользуясь указателем, свернул налево. Там, на серой широкой асфальтовой парковке, расчерченной для автомобилей и окруженной маленькими палатками, я и припарковался. Поставив машину, пересёк стоянку и вошёл в одноэтажный серый домик с тёмно-красной черепичной крышей, где располагалась администрация Долгопрудненского кладбища. Мне был нужен архив. Отстояв двадцать минут в очереди, я, ценой мученически выдавленных из себя улыбок, заставил женщину-архивариуса разыскать участок, где были захоронены родители Иры.

— Идите на сто двадцать седьмой участок, молодой человек, там могилу и ищите. Только советую вам сначала посмотреть схему расположения участков, потому что это старое кладбище, не дай бог, заблудитесь, — сказала мне архивариус. Я благодарно ей кивнул.

Выйдя из домика администрации и немного подумав, я направился к цветочным 'палаткам'. Гвоздики, розы, вечно мёртвые искусственные цветы, которые я ненавижу, ещё какие-то растения, названия которых я не знаю — всё это было не то. Я почему-то хотел купить только белые лилии. Мне повезло: в последней из палаток справа мне продали сразу четыре ветки, усыпанные крупными цветками.

— Странно, ведь здесь лилиями не торгуют. А у вас они есть, — с улыбкой заметил я, вытаскивая из кармана 'тысячные'.

— Вообще-то кроме нас, молодой человек, лилиями здесь никто не торгует. Это невыгодно: их мало кто берёт, да сами цветы быстро вянут. Но нам повезло: у нас каждый месяц эти цветы заказывает одна очень милая девушка. Или мы, по её просьбе, носим эти цветы на сто двадцать седьмой участок. Но чаще эта девушка сама забирает лилии у нас. А еще, по секрету от этой девушки, эти цветы заказывал у нас один интересный мужчина. Вот только этот мужчина что-то давно не приходит. — Продавщица вскинула на меня задумчивые глаза. — А знаете, что? Вы, молодой человек, очень на него похожи: у вас голос такой же, и улыбка... Вы случайно ему не родственник?.. Ой, молодой человек, куда же вы? А как же сдача...?

Я вышел, не дожидаясь окончания её рассказа.

Чёрные кованые ворота кладбища были открыты. Одуревший от яркого, бьющего ему в глаза жаркого апрельского солнца, охранник равнодушно пустил меня на машине на территорию кладбища. И я медленно поехал вперёд, разглядывая чёрные номера участков. Тот участок, что требовался мне, я нашёл минут через десять. Заглушив мотор, я забрал цветы из машины и вышел. Шорох листьев, шепот деревьев — больше ни звука не было. Могилу родителей Иры мне не пришлось долго искать. Бело-серый, как не растаявший снег, небольшой памятник стоял рядом с дорогой. За памятником возвышался восьмиугольный стальной крест с изображением 'crux ansata'. Я сделал шаг вперёд и прочитал пять полустертых надписей:

'Игорь Файом (15.04.1951-12.04.1982).

Лилия Самойлова-Файом (01.11.1957 — 10.01.1983).

Леонид Файом (11.10.1923 — 17.04.1982)

Марина Абрамова (12.09.1928 — 27.09.1997).

Покойтесь с миром. Я люблю вас'.

А потом я увидел знак 'омеги'. Я стоял и, не веря своим глазам, смотрел на этот символ, нанесённый свежей серебряной краской рядом с фотографией Лилии. Судя по свежести цвета, этот знак был поставлен совсем недавно. На семейных захоронениях не разрешают просто так наносить чужие имена. Но Ира каким-то образом ухитрилась поставить 'позывной' моего отца рядом с именем Лилии. Я сглотнул вставший в горле ком, положил цветы на могилу и коснулся пальцами знака 'омеги'.

'Вот и всё. История твоей любви навсегда закончилась, папа. Всё ровно так, как ты того и хотел — ты с ней, вы вместе, и никто никогда не найдёт ваши могилы. Ира поняла тебя лучше, чем я. Впрочем, она всегда и всё лучше всех понимала...'

Говорят, такой подарок может быть преподнесён мужчине только раз в жизни, да и то лишь высшим даром небес. Но я никогда не верил в высшее предначертание. Просто Ира всегда была моей самой оглушительной страстью, моим лучшим другом и самым верным партнёром. Только такой и могла быть моя любовь, и я покорно склонил перед ней голову.

Я ехал из Долгопрудного в Москву и думал о ней. Больше я себя не обманывал: я всегда мог любить только эту женщину. Я любил её отчаянно. Любил всю жизнь, как дышал. Любил с первого взгляда, зная, что буду любить её до последнего вздоха. Но, в отличие от любви моего отца к её матери, моя любовь не была всепрощающей. И я ни разу не был счастлив при мысли о том, что моя Ира однажды будет счастлива, выстроив свою жизнь с кем-то другим. Да мне при одной мысли об этом выть в голос хотелось. Все дни, что я жил без неё, я постоянно о ней думал — и убивался от ревности. Я с ума от этой ревности сходил. А сейчас, когда Ира стала недостижимой, мысли о ней въедались не только в мой мозг — они плоть мою ели. Они выламывали мне суставы. Они вены мне драли. Они выкручивали меня жгутом. Я ложился спать с мыслью об Ире и вставал с её именем на рассвете. Это была странная любовь — жестокая, безнадёжная, тёмная. Безответная, непрощающая своей отверженности — но все же это была самая настоящая любовь, преданная и верная. Я постоянно тянулся мыслями — только к ней. Я всё время ощущал её рядом. Эта женщина была моим персональным адом на земле, и я привык проклинать её. Но мысль о том, как когда-то она любила меня, была моим раем. И я абсолютно твердо знал, что я вряд ли когда-нибудь обрету тот покой, который дает тебе один-единственный человек, для которого ты был создан. Я вывернуть её на изнанку был готов — и перецеловать всю её. Я бы жизнь свою за неё трижды отдал. Я был готов ради неё даже собирать милостыню... И если бы Бог однажды вдруг обратится ко мне со Своего Престола и предложил мне вторую жизнь на этой земле — счастливую, но без Иры, то я бы вообще наотрез отказался без неё возвращаться на эту землю. Я был готов ради неё на всё, кроме одного: я не мог простить её. Много лет назад она выбрала другого. Это-то меня и держало. И это же убивало меня...

От последнего собеседования я освободился ровно в восемь часов вечера. Я сел в машину и задумался. Судя по всему, меня готовы были взять на работу все три работодателя. Вот только мне, собственно говоря, было абсолютно наплевать, к кому из них выходить на работу. Ни банк, ни государственная организация, ни очередное детективное агентство не напоминали мне мою 'Альфу'. То, чем занимались службы безопасности во всех этих трёх конторах, было для меня, мягко говоря, безыдейным и бездарным. Это была та самая офисная клетка, от которой я всегда бегал. Это была та ловушка, куда я должен был теперь добровольно себя сам запереть. Найдя в 'бардачке' машины пачку сигарет, спрятанную там сто лет назад, я закурил, перестал рефлексировать и в итоге решил принять первое же предложение от первого же работодателя, который только позвонит мне. Пусть забирает меня со всеми моими потрохами, думал я, а там как-нибудь разберёмся. Доехав до дома, я припарковал машину и отправился в 'Лейпциг'. Купил хлеб, нарезку колбасы, бутылку 'Glenkinchie' и пошёл к подъезду. Кивнул консьержке, поднялся домой, прошёл на кухню — и замер, разглядывая оставленный на столе 'Vaio'. Мысли пошли вперёд, кувырком. И я понял: я запутался. После поездки в Чехию я фактически прекратил все связи с внешним миром из-за Самойловой. Я перестал отвечать на все входящие сообщения и звонки и открывать людям дверь своего дома. Я не хотел никого ни слышать, ни видеть. Я просто ждал, кто умрёт быстрее, я или моя любовь. Но теперь, если я хотел выжить, я должен был поставить в этой истории точку.

Решение вызрело мгновенно, само собой. Теперь, когда меня уже ничего не держало, я собрался уйти так, как привык — сжигая мосты, быстро. В этом не было ничего сложного: шесть лет назад я это уже проделывал. Сев в кресло, я открыл 'Vaio', вошёл в почту и написал Дядьсаше короткое, но исчерпывающее письмо о своём окончательном увольнении. В копию письма я поставил Дашу с просьбой передать Диане мою трудовую книжку. Потом я отправил запрос в Интерпол, Мари-Энн Бошо и предложил встретиться и обговорить перспективы нашего дальнейшего сотрудничества. Дописав письмо, я нажал на кнопку 'отправить' и стал ждать. Мари-Энн ответила мне на удивление быстро. Не задумываясь ни на минуту, она предложила мне постоянную работу и контракт. Для подписания договора я должен был уже завтра вылететь в Лион. К письму был приложен электронный билет только в одну сторону и чек на десять тысяч евро — мои 'подъёмные'.

'Я уеду и не вернусь. Моя любовь предала меня, и я ей не нужен. Мой город отказался от меня, не в силах предложить мне работы, которая нужна мне. А я не хочу погрязнуть в дешевой корпоративной войне за место без идей, но под солнцем. И теперь всё, что у меня есть, это контракт и чек, брошенный мне, как подачка. Чек — нафиг. Я просто хотел быть востребован здесь. Но здесь я, увы, не нужен...'

Я еще не успел до конца 'оплакать' себя и посыпать голову пеплом, как зазвонил мой мобильный. Посмотрев на определитель, я увидел имя Дианы. Прикинув, что будет, если я сейчас только попробую не взять трубку, я поморщился и ответил на вызов.

— Привет, — без особой радости квакнул я.

— Привет. Так, ты где? — властно спросила Диана.

— Тон сбавь, — начал 'заводиться' я. — Я у себя дома.

— Вот и отлично. Вот и сиди у себя дома, Андрей. Я требую, чтобы ты до двенадцати ночи сидел у себя дома и никуда не выходил. Ты хорошо меня понял?

'Ничего себе, ну и тон у неё. И с кем она только общается?'

— Диана, прости, у тебя всё хорошо? — преувеличенно-вежливо осведомился я.

— Нет. Мне не хорошо. Тут вообще никому ни фига не хорошо из-за твоего поведения. Так что сиди дома и жди!

— Слушай, Диана, а не пошла бы ты в...

'Куда бы мне вежливо её направить?..'

— ...ты! — воплем донеслось из трубки, — слушай, ты! Ты можешь хотя бы раз, хотя бы ради разнообразия, всего один-единственный раз выполнить мою просьбу? Сиди дома, я кому сказала, — и моя младшая сестра тут же бросила трубку. Я даже моргнул от неожиданности, услышав короткие гудки.

'Ну ни фига себе...'

— Хорошо. Один раз могу. Разнообразия только не обещаю, — буркнул я, после чего со спокойной душой вообще отключил мобильный и отправился на сайт агентства недвижимости. Скинув в агентство запрос с просьбой как можно скорее связаться со мной относительно продажи моей квартиры на Тёплом Стане, я заказал такси до 'Шереметьево' и начал собирать вещи. Многого мне не требовалось. Так, пара рубашек, водолазка, свитер, джинсы. Кажется, ещё кроссовки.

В одиннадцать ночи я наконец-то вспомнил о том, что надо бы уже снять этот чёртов костюм, что-нибудь пожрать и забыться. Но как только я вытянул запонку из левого манжета рубашки, как кто-то позвонил мне в домофон. Я проигнорировал его, уже выпутываясь из галстука. Прошло ещё три минуты, и я понял, что этот 'кто-то' успешно прорвался через мою консьержку и теперь навязчиво терроризирует звонками мою дверь. Мрачно показав незваному гостю 'фак', я начал вытаскивать запонку из правой манжеты. Но неведомый 'гость' не унимался. Он звонил еще добрых двадцать секунд, а потом сыграл на моём звонке нечто, одновременно напоминающее 'Спартак-чемпион' и 'Динамо-Москва'.

'А гости-то с юмором. Такие фиг уйдут', — обречённо понял я, вставил запонки обратно, пошёл к двери и распахнул её.

Я замер на пороге.

— Привет, — буркнул мне Кузнецов, глядя на меня исподлобья.

— Да ё... То есть привет, зайка. То есть, Митя, здравствуй.

Подняв домиком светлые брови, крепкий 'зайка' ростом в метр восемьдесят семь воинственно посмотрел на меня и недовольно сунул руки в карманы. Выглядел успешный вице-президент корпорации 'НОРДСТРЭМ', мягко говоря, странно. Дорогая парка, модные джинсы, какой-то абсолютно нереальный по стоимости свитер, кроссовки, которые только-только поступили на прилавки столичного ЦУМа — и при этом взъерошенные волосы, очумелые глаза, а на шее мощный засос алого цвета.

— Ты оглох и поэтому домофон не берешь? — желчно поинтересовался Митя и нервно почесал шею.

— А ты так трезвонишь, потому что по башке давно не получал? — в свой черёд спросил я, разглядывая его 'украшение'.

'Интересно, кто это его так куснул? Неужели.... Ирка? Ну нет, это не её стиль... или всё-таки её?'

Додумавшись до этой мысли, я затрясся от дикой ненависти. Тем не менее, я вполне миролюбиво сказал:

— Ну заходи, Митя. — И добавил: — Если ты, конечно, не боишься.

Кузнецов фыркнул, бесстрашно переступил порог и быстро осмотрелся.

— Чо дверь не открывал? — подняв бровь, ухмыльнулся он.

— Для тебя наряжался.

— Смешно, — оценил шутку Кузнецов. — Слушай, Исаев, а ты часом не бухаешь тут в одиночестве? — И Зайка со знанием дела покрутил носом.

— Я вообще ещё не пил, — честно ответил я и отправился в кухню. Митя, как ни в чём не бывало, по-хозяйски захлопнул входную дверь и потопал следом.

— Слышь, Андрюха, а я бы сейчас выпил, — доложил мне Митя. — У тебя есть что-нибудь? Налей, а? Просто я не в своей тарелке. Мне... в общем, мне поговорить с тобой надо. — И Кузнецов, скинув куртку, с удобством расселся в моём кресле. Закусив губы, я со стуком поставил перед Кузнецовым пустой стакан и запечатанную бутылку.

— На, пей.

— А ты?

— А я не хочу. Я просто так постою и тебя послушаю. Но — ровно три минуты, — честно предупредил я, отошёл к окну и опёрся о подоконник. Нащупав твёрдую опору, мои пальцы сами собой стали выбивать воинственную дробь. Но, перехватив взгляд Кузнецова, я убрал руки от подоконника. Митя тут же благодарно кивнул:

— Вот спасибо. А то, благодаря своему папеньке, я с детства марши ненавижу. А, кстати, почему ты дал нам на разговор всего три минуты? — полюбопытствовал Митя, одновременно распечатывая бутылку. Я пожал плечами:

— А потом либо ты сам уйдёшь, либо я тебя выкину.

— Да ну? — усмехнулся Кузнецов и выдернул пробку сильными пальцами. — А что так воинственно, зайка?

— А я устал и мне завтра рано вставать... зайка.

— Ну раз так, то сядь и не отсвечивай, — посоветовал мне Кузнецов. — Не люблю, когда надо мной зависают.

Подумав, я не подчинился. Окинув взглядом мою боевую позу, Кузнецов прикинул — и налил себе в стакан не сто, а двести.

— Слушай, Митя, — попросил я, — ты давай уже говори что-нибудь, а то одна минута прошла.

В ответ Кузнецов преспокойно отхлебнул мой 'Glenkinchie', посмаковал его с видом знатока, с явным одобрением кивнул и прищурился на меня:

— Вообще-то, Исаев, я к тебе пришёл насчет Ирки.

— А вот 'насчёт Ирки' не надо, — ответил я.

— А почему 'не надо'?

— Да потому что мне 'насчёт вас с Иркой' в принципе не интересно.

— Ага, — Кузнецов снова отпил из стакана. — А скажи мне, Андрюха, я правильно понимаю, что мой любимый батюшка сказал тебе, что... как это? — а, вот: 'Ира — лучший друг моего Мити, и они любят друг друга'. Так дело было?

Я промолчал и пожал плечами. Кузнецов стрельнул в меня глазами и снова посмаковал виски.

— Митя...— окликнул своего 'гостя' я.

— Что, налить, Андрюша? — с явной издёвкой спросил тот.

— Нет. Просто хочу предупредить, что прошло уже две минуты, и моё терпение, мягко говоря, на исходе.

— Ну что ж, тогда...— и Кузнецов со стуком отставил свой стакан в сторону, — раз ты мне помочь не хочешь, то я сам начну этот разговор. Значит так. У меня с Ирой давно ничего нет, потому что я ей не нужен.

И вот тут я разозлился так, что у меня даже свело ногу. Перевернув стул, я оседлал его и впился глазами в Митю.

— А знаешь, что, Кузнецов? — сказал я. — А действительно, давай поговорим. Пофиг на три минуты. Скажи-ка мне, зайка, ты её любишь?

— Однозначно. Всегда. Безусловно. Люблю, — моментально ответил Митя, чем и сразил меня наповал. — А с чего бы мне не любить её? — раздумчиво переспросил Кузнецов. — Она умная, она порядочная, она очень красивая. — Митя сложил в замок руки и потёр большими пальцами кончик длинного носа. — К тому же она — мой друг. Друг настоящий и преданный: она никогда не предаст и никогда не обманет. С ней только одно нельзя делать: воспринимать её в своей жизни, как должное. Однажды я совершил эту ошибку... А знаешь, что помешало мне привязать её к себе?

— Слушай, Митя, а не пошёл бы ты...

— Ты, — сказал Митя. — Мне помешал ты. И, может быть, было бы лучше, если бы тебя, Исаев Андрей, вообще не было в её жизни.

Ещё не вдумываясь в смысл этих слов, я уже подобрался, ожидая, что Митя сейчас закончит прелюдию и попытается дать мне промеж глаз. Но Кузнецов потянулся к бутылке, долил себе ещё в стакан, однако пить не стал. Положив крепкие руки на столешницу, он стиснул левую в кулак, а пальцами правой угрюмо провёл по глади стакана, и поднял на меня зелёные тоскливые глаза.

— Лучше б ей никогда не встречаться с тобой, — тихо и медленно начал он. — Тогда ей бы не пришлось пытаться произвести на тебя впечатление. Не пришлось бы с ума потом сходить из-за того, что у неё этого не получилось. Не пришлось бы плакать у меня на плече. Не было бы потом ни её разбитого сердца, ни её разрушенных надежд. И ей не пришлось бы после того, что ты с ней недавно сделал, ощутить себя полным ничтожеством. Она — девочка правильная, Андрей, просто однажды влюбилась не в того парня... Но самое ужасное заключается в том, что она всё ещё любит этого парня. Она любит тебя. И любит до самозабвения.

Я опустил подбородок в ладони и посмотрел на Митю.

— Прикольно, — сказал я. — Любит она меня вечно, ага... А позволь мне задать тебе пару вопросов? — Митя кивнул. — Скажи, она ведь жила с тобой? Она к тебе переехала?

— Переехала? Да, было дело, — согласно кивнул Митя. И глядя куда-то вдаль, за окно, безучастно заговорил: — К тому времени отчим, воспитавший меня, умер — как все российские мужики, не нашедшие себя, просто спился... А мою мать парализовало. Её съела ревность к моему отцу, и сердце мамы не выдержало. А я, только-только начинавший выстраивать свою карьеру, встал перед выбором: то ли продать квартиру, забить на всё и ходить за матерью. То ли плюнуть на гордость, приползти к родному отцу и попросить у него помощи. То ли вообще, забыть обо всём и идти вперед, по головам павших. А у Иры к тому времени бабушка умерла, и она продала свою квартиру. Продала без размышлений, даже не посоветовавшись со мной. А деньги в больницу отвезла, и они пошли на уход за моей матерью. Вот так Ирка ко мне и переехала тогда. Утром, когда я вставал с кровати, её уже не было: она была в больнице, у моей матери. А ночью, когда я с работы приходил, она ещё не ложилась: сидела и корпела над переводами, лишь бы нам с ней не быть попрошайками, нищими... Ты никогда не заходил на доски Иры в 'Pinterest'? — Кузнецов поднял голову. Я подумал и кивнул. — Так вот там много чего осталось от тех её переводов. — Митя перевёл задумчивый взгляд в окно: — Ещё когда её бабушка, Царствие ей Небесное, жива была, все вокруг считали, что Ира со мной по двору гоняет. А она сидела у меня дома, переводила книги и этими своими переводами заколачивала деньги, чтобы её бабушке на лекарства хватало. А я те лекарства доставал... Ире твоей, Андрей Исаев, по юношам гулять было некогда. В отличие от тебя, золотого мальчика, бегающего по девочкам. — Кузнецов поднял стакан и выпил.

А у меня внутри вырос ледяной ком и тут же растаял, окатив меня жаркой волной. Истина, которую я начал прозревать, поворачивалась ко мне во всей своей неприглядности. Но и сдаваться я ещё не спешил:

— Занятная история... Но как мне кажется, ваши отношения этим не исчерпывались. Я, например, в воскресенье ваш бесценный диалог слышал, когда ты за котом своим к ней приезжал, — выдал я Кузнецову.

— Так-так, — медленно протянул тот. Его глаза, точно лазеры, ощупали мое лицо, и я вдруг понял, почему этот 'зайка' так рано заслужил в 'НОРДСТРЭМ' свою мегагалактическую должность. — А я-то всё думал и гадал, откуда такой книголюб на мотоцикле выискался... Знаешь, Исаев, а мне ведь Ира так и не призналась, что это ты нас тогда караулил. Значит, это она нас с тобой стравливать не хотела... Да, вполне её стиль: ничего себе, всё — людям... Ну да, я хотел к ней подняться. Ну и что?

— Да ничего. Дома, конечно, удобнее бегать на четвереньках, — со злой насмешкой припечатал я. Но вышла у меня только злоба. Кузнецов впился в меня взглядом. Потом захохотал:

— Так вот в чём дело, оказывается... Да ты же ревнуешь её, да?.. И ревнуешь бешено... Ах ты чёрт, а я-то всё думал, отчего ты — по её словам, такой непрошибаемый — взял, да и сам от неё отказался... Мать твою, да ты такой же собственник, как и она. И даже ещё хуже.

— Ревнивый собственник? Может быть, — я не стал спорить. — Но мне почему-то кажется, что если женщина любит, то она не будет прыгать по чужим постелям и уж тем более не будет укладываться в койку одновременно с тобой, с Иванченко, и с.... так, ладно. Всё, хватит. Это не моё дело. — Я начал вставать. — Всё, Кузнецов. Ты выпил. Мы поговорили. Адьёс. А Ира просто молодец, очень уважаю. А теперь отчаливай, и...

— Знаешь, Исаев, вот ничего бы тебе не говорить в отместку за тот понедельник, когда ты пришёл за ней, — явно забавляясь, произнёс Кузнецов. — Но так и быть, скажу... Во-первых, по поводу Иванченко. У Иры было с ним ровно один раз. Между мной — и мною же. Мишка по ней с ума сходил еще со школы. А я, дурак, однажды взял, да и спутался с Ларой... то есть с Голдиной... в общем, это не важно, с кем я спутался. Просто я попытался заставить Иру ревновать. Я хотел вытащить из неё ну хоть какие-нибудь эмоции. Хоть какие-нибудь чувства ко мне. А Ира в итоге отомстила мне той же самой монетой... Слава богу, что рядом с ней оказался Мишка, а не тот, кто подмял её под себя, потом вытер об неё ноги и отбросил от себя, как использованную вещь, обвинив в непорядочности... Чтобы она потом ещё шесть лет сидела и ждала тебя, трясясь за тебя каждый день... Так, да, Исаев? — Спокойный голос Кузнецова безжалостно вколотил последние слова в мой мозг, и в комнате воцарилось молчание.

Митя смотрел на меня с насмешливым презрением. Я потёр ладонями пылающее от неловкости лицо и впервые в споре отвёл глаза первым.

— Теперь, что касается её 'беготни на четвереньках', — наблюдая за мной, продолжал 'добивать' меня Кузнецов. — Когда ты — или если ты приедешь к Ирке на дачу, то попроси её сыграть с тобой в 'пул'. У неё на втором этаже бильярдный стол есть.

Я очнулся:

— Не понял. А это-то тут причём?

— А при том, — холодно хмыкнул Митя. — Ну-ка, ты, умник, скажи: что обычно делает проигравший, если двое играют в бильярд 'на интерес'?

— Не знаю... хотя нет, знаю... Вот же фак, вот же гадство-то... Проигравший же под бильярдный стол лезет... Ты же играешь в бильярд почти профессионально? Вот она, как проигравшая, и лезет под стол... на четвереньках. — Я мысленно застонал. Реальность продолжала разрушать мою жизнь, и мне становилось всё хуже, потому что теперь к мукам ревности прибавились ещё и муки совести.

— А теперь, Исаев, когда ты наконец-то начал соображать, давай, возрождайся для жизни. Для начала на вот, держи. — И Кузнецов, поёрзав на стуле, вытянул из кармана комплект ключей с брелоком с затейливой монограммой: две переплетенных буквы 'I' и 'F'. И я понял: это были ключи Иры.

— Да перестань ты дергаться, псих ревнивый, — поймав мой взгляд, посоветовал мне Кузнецов. — В последний раз тебе повторяю: у нас с Ирой давно всё закончилось. Увы, нам даже нечего с ней вспоминать. У нас мало, что было. А всё, что было, быльём поросло. И с тех пор мы действительно с ней только дружим. Знаем друг о друге то, что никому не расскажешь..., присматриваем за квартирами, когда кто-то из нас уезжает... Газеты из почтовых ящиков вынимаем... Она кормит моё прожорливое животное. Я её чертовы лопухи, то есть фиалки на окне, поливаю... Она давным-давно ушла от меня, Андрей, потому что ей ты был всегда нужен. Шесть лет назад она перестала лгать себе. Хотя и не смирилась с этим своим выбором... Видишь ли, она боялась, что ты подомнешь её... Но, несмотря на это, она каждый день ждала, что ты придёшь за ней. А теперь еще молится, чтобы тебя нигде больше не подстрелили... Так что, давай, забирай себе её ключи и иди за ней. — Я поднял глаза. Кузнецов кивнул. — Да, ты не ослышался. Повторяю, иди за ней, — настойчиво повторил Митя. — Я сегодня утром забрал Ирку из 'Домодедово'. Она в Москву вернулась. Ей очень плохо, Андрей. И ей очень больно. И это снова сделал ты... А она — всего лишь женщина. И если она нужна тебе, то сейчас самое время вернуть её. Потому что завтра будет уже поздно. Ты не знаешь её так, как знаю я, — вздохнул Кузнецов, — но поверь мне на слово: если Ирка решит, что ей без тебя будет лучше, то всё будет кончено. Именно так я и её потерял... не обретя... — Митя допил виски и отставил стакан. — Значит так, Исаев Андрей, я был с тобой откровенен. Дай Ирке счастье, если она нужна тебе. Если нет — ты просто вернёшь мне эти ключи завтра. Передашь через кого-нибудь... ну, или как-нибудь. Но после этого даже на шаг к Ирке близко не подходи, иначе я хребет тебе переломаю. Оторву тебе башку, не взирая на все твои техники... Я просто оторву тебе башку за своего лучшего друга. — Кузнецов встал, резко отодвинув кресло.

— Стой, — начал подниматься и я. — А зачем мне её ключи, если я могу просто позвонить ей?

Я не верил ему. Вру: после всей правды, что я узнал о ней, мне было совестно и на глаза ей показываться.

Кузнецов с иронией посмотрел на меня:

— Зачем ключи? — застёгивая свою 'парку', переспросил он. — Да потому что она на звонки твои не ответит. И дверь тебе не откроет. Она же гордая, как и ты. Впрочем, нет, она — ещё хуже. Слишком женщина. Всегда номер первый. Одним словом, царская дочь. — Кузнецов шагнул к выходу.

— Подожди, — теперь уже попросил я. — Скажи мне, как ты нашёл мой адрес и почему ты пришёл ко мне именно сегодня?

Обернувшись на пороге, Кузнецов очень внимательно взглянул на меня.

— Хочешь всю правду, да? Ну что ж, окей, Исаев... Мне тридцать шесть лет. Как профессионал, я почти состоялся. У меня карьера, зарплата, бонусы, приличные друзья, квартира на Фрунзенской набережной. Ещё дом на Новой Риге. Всё есть. Вот только семьи нет. Я, в отличие от тебя, устал шастать по девочкам... Однажды я решил, что всё, что мне надо — это жениться на лучшем друге. На Ире. И в тот самый день, когда ты затащил её в свою постель, гори твоя постель ясным пламенем, я собирался прийти за ней. Я хотел попросить её выйти за меня замуж. Это должна была быть моя третья и самая последняя попытка. Я не знал, что Ира ответить мне, но я был готов на всё, лишь бы она 'да' мне сказала... И уж поверь мне, я бы своего добился... Но Иры дома не было, и я написал ей два эсэмэс. Она мне не ответила, и тогда я позвонил ей на следующий день. Знаешь, что она мне сказала? Что теперь у неё есть ты. Меня ей всегда было мало. И произошло это не пару дней назад, а очень давно. Лет, наверное, так с двадцать.

Я не знаю, что и как ты делал с ней, но я видел её глаза, когда она, наконец, мне призналась в том, что она тебя любит. На меня она так никогда не смотрела. Со мной она всегда была чуть ироничной, насмешливой. Чересчур спокойной. Она никогда ничего не хотела, а принуждать её я не хотел, хотя она меня этой своей невозмутимостью как по живому резала. Со мной она всегда знала, как себя вести. А с тобой у неё этого не получалось... В тот день, когда она заставила меня помочь тебе и сделать троян, я пообещал себе оставить её в покое, потому что я понял: если я не успокоюсь, то рано или поздно, со мной произойдёт то же, что и с моим батюшкой. Который из-за безответной любви и собственной безответственности разрушил семью, фактически убил мою мать и теперь больше всего на свете боится остаться в одиночестве... Но в полной мере я оценил всю правильность своего решения, когда одним прекрасным утром ко мне ворвалась... то есть пришла одна чудная девушка. Лёгкая, яростная, стремительная, как сама жизнь. И при этом — честная.

Это она привезла меня сюда, потому что я её об этом попросил, и она мне поверила. Да, у нас с ней существенная разница в возрасте, да и её семья... скорей всего, будет против. Но мне наплевать. И знаешь, почему? Потому, что эта девочка заставила меня почувствовать себя живым. А рядом с Ирой я всегда был почти полутрупом. А с этой девочкой мне жить хочется... Упрямство и оскорблённое самолюбие — это ещё не любовь, Исаев... Сейчас эта девочка воюет со мной, пытается привязать к себе и играет со мной в женские игры. Но я умею ждать. Этому, кстати говоря, я у тебя научился. И вот когда — или если — эта девочка меня полюбит, то я сделаю всё, чтобы она была счастлива и ни разу в жизни не пожалела, что сама пришла ко мне. Это я тебе обещаю.

— Так, стоп, стоять... Стоять, дорогие фашисты. Это в каком же смысле ты мне это обещаешь? — начал прозревать я автора Митиного засоса.

— Слушай, дай договорить начатое, а то мы с тобой и до утра не расстанемся. И к тому же эта девочка меня в машине уже полчаса, как ждёт. Сидит и волнуется, что ты меня сначала убивать начнёшь, и только потом выслушаешь. — Митя хмыкнул и посмотрел на часы. — В общем так, Андрей. Возможно, однажды ты захочешь быть не 'за' меня, а 'против'. Вот тогда уж будь так любезен, вспомни о моём обещании относительно этой девочки... А во-вторых, прошу тебя по-человечески: не говори Ирке, как я тут просвещал тебя на её счет. Иначе она мне этого никогда не простит, а мне с ней ещё код 'НОРДСТРЭМ' делать.

— Так вы же его уже сделали, — окончательно растерялся я.

— Сделали, мы его, как же... Это мы вас всех сделали! Ты читай нашу прессу, читай. Там много чего понаписано. — Теперь Митя искренне веселился, а я превратился в соляной столб, сообразив, наконец, что произошло на самом деле. — Давай, Андрюха, прочитай про то, как славная компания 'НОРДСТРЭМ' 'создала' непробиваемый код. А заодно и про то, что этот актёр, как его там... а, Алекс Ресль скоро женится на некоей Наташе Терентьевой... Да, я многое про тебя узнал, у меня тоже башка на плечах есть. Это Ирка из-за отсутствия опыта твою ложь не раскусила — мы-то с Иванченко ей номера, как ты, не 'откалывали' ... Нет у тебя ничего с Терентьевой и никогда не было. Так, одна игра. Я всё проверил. У меня, знаешь ли, пятьдесят 'безопасников' от безделья маются, вот они и занялись тобой ради разнообразия. Только номер твоего мотоцикла, тачки и адрес домашний никак не могли 'пробить': в этом смысле ты, конечно, большой спец... И что касается твоих игр 'под прикрытием Терентьевой', то — уж поверь мне — если б у тебя с этой дамой всё было по-настоящему, то фиг бы я пришёл к тебе сдавать своего лучшего друга... А чтобы тебе окончательно стало ясно, на кого ты пытался Ирку променять, то вот тебе вся правда.

Нет никакого кода 'НОРДСТРЭМ' и никогда не было. Код 'НОРДСТРЭМ' — это так, маркетинговая выдумка. Липа. Ноль без палочки. Просто 'фейк'. Не бывает абсолютно защищённых кодов — это я тебе как специалист по информационной безопасности говорю. Есть только правильная кадровая политика, а еще политика безопасности, установленная — или же не установленная — в отдельно взятой компании. И если следовать определённым принципам управления ресурсами, то никто и никогда не украдёт ни копейки из твоего кошелька, ни рубля из твоей компании, ни бита информации. В разработке именно таких правил и политик и заключается моя работа. А Ира просто пару лет назад придумала изящное маркетинговое решение, которое позволило огромной корпорации 'НОРДСТРЭМ', которая медленно, но верно 'загибалась', получить пул клиентов, натренироваться на них, обойти конкурентов и в конце концов выиграть миллиардный контракт на создание национальной платёжной системы... Она — очень умная девочка, Андрей. И никогда дураков не любила... кроме одного, пожалуй. — Кузнецов выразительно подмигнул мне, открыл дверь и вышел.

А я, закрывая за ним, подумал, что если только я переживу эту ночь, то оторву уши подстроившей эту встречу Диане. А может быть, и не оторву... В конце концов, Диана давно уже выросла, в моих советах больше не нуждалась, и, судя по тому, что услышал здесь я, выбрала себе неплохого защитника.

@

24 апреля 2015 года, пятница, поздно вечером.

Живой Журнал Андрея Исаева. Запись ? 10.

'Страх и надежда — две стороны одной медали', — думал я, разглядывая ключи Иры.

'Клянусь: я бы точно никуда не пошёл, будь мне хоть дважды больнее', — говорил себе я, снимая с её ключей брелок.

'Проблема лишь в том, что я жить без неё не могу', — признался себе я, открывая сейф и вытаскивая оттуда вторую связку с ключами от своей квартиры.

'Беда только в том, что у меня есть тайна, которую я от всех прячу', — напомнил себе я, выгребая из сейфа семь маленьких пуговиц Иры.

Трясущимися руками я схватил куртку, ключи от машины, потом отложил их и пошёл к Ире пешком. Мне предстояло преодолеть всего три автобусных остановки. У меня было целых пятнадцать минут на то, чтобы раздумать и повернуть обратно. У меня было всего четверть часа на то, чтобы понять, как вернуть себе Иру. Размышляя о том, что я могу сделать и чего я делать не хочу ни при каком раскладе, я дошёл до её дома. Её ключами я открыл железную дверь подъезда. Стукнул пальцем по кнопке и вызвал лифт. Поднялся на седьмой этаж и позвонил в Ирину квартиру. Но звонок не прозвенел, и дверь мне никто не открыл. Как хороший парень, я должен был немедленно развернуться и уйти восвояси. Но я никогда не был хорошим парнем. Недолго думая, ключами, которые дал мне Кузнецов, я аккуратно вскрыл дверь квартиры Самойловой. Прежде, чем распахнуть эту дверь, я подумал и ещё раз нажал звонок со стороны лестничной клетки. Так и есть: Ира отключила дверной звонок, чтобы её не тревожили.

'Остроумна, как и всегда', — подумал я и осторожно переступил порог.

Я замер, прислушиваясь. В квартире Самойловой царила мёртвая тишина. Я закрыл дверь и посмотрел на свои 'Swatch': шёл первый час ночи, но из недр квартиры пахло свежезаваренным кофе. Впереди брезжил неяркий свет, и я шагнул на него. Свет вывел меня по коридору к стеклянной двери кухни. Я пригляделся: квартира, в которой сейчас стоял я, казалась мне на удивление знакомой. Нет, я никогда здесь не был, но все здесь напоминало мне меня самого, за одним исключением: цвета были мягче, светлей, а тени — длинней и тоньше. Граница между светом и тьмой была совсем незаметной. Здесь не было белого и черного: лишь полутона, называемые гармонией.

'Твой дом — твоя крепость. Здесь всегда жила только ты одна. Но больше одна ты не будешь', — мысленно пообещал Ире я и толкнул стеклянную дверь кухни. Дверь тихо распахнулась. Стоя на пороге, я увидел, что за столом, с ногами забравшись на диван, сидела Красная Шапочка. Положив подбородок на колени, Ира закрыла ладонями лицо и беззвучно плакала. Вот тут-то я и понял, какую боль я ей причинил: на эту боль немедленно двумя глухими ударами отозвалось моё сердце. Всё возвращалось ко мне. Я резко вздохнул. Почувствовав чужое присутствие, Ира испуганно подняла голову. При виде меня, безмятежно подпирающего её дверной косяк, на лице Самойловой в одну секунду промелькнула целая гамма чувств, от счастья узнавания, до удивления — и — вот же фак, вот же гадство-то, а? — до откровенной ненависти. По большому счету, Самойлова была совершенно права. Сначала я осмелился вскрыть её 'секретные' доски в 'Pinterest'. Потом взломал её жизнь. А теперь без спросу ещё и вломился в её квартиру. Ну и какая бы женщина была счастлива от этого? Правильно: никакая. И я — судя по взгляду Иры — заслуживал того, чтобы меня повесили, сожгли заживо и четвертовали.

'Так, всё, закончились полутона. Сейчас последний бой будет', — подумал я и отлепился от косяка, приготовившись к обороне. Самойлова одним злым движением оттерла с ресниц слезы и спрыгнула на пол, явно выбрав тактику наступления.

— Ир, привет, — глядя на неё ляпнул я (довольно-таки уверенно). Оглядев мой парадный 'наряд', Ира мрачно сказала:

— Ну, привет. Ты ко мне как, сразу от Наташи?

— Нет, Ир, я сам по себе. И кстати говоря, с Терентьевой я расстался.

— Да ну? А в Праге как всё прошло? — Самойлова, как истребитель, заходила на второй круг.

— В Праге? Ну, в Праге было ничего так себе. Но я там был один: у Алекса неприятности.

— Ясно. Ну, и как он сейчас? Ничего?

— Да ничего, вроде бы...

— И это радует, — припечатала Ира. Поставив точку в прелюдии, она перешла в атаку: — Кстати, Исаев, а как ты вошёл? У меня что, входная дверь открыта?

— Нет, дверь у тебя закрыта.

— Тогда, пардон, как ты сюда влез? — сузила зрачки Ира.

— А я твою дверь отпер. Вот. — Я разжал ладонь и показал Ире связку от Кузнецова.

— Это тебе дал — кто? — встрепенулась Самойлова.

— Торук Макто, — ответил я. Шутка вышла так себе. Но я действительно не собирался выдавать Ире её лучшего друга.

— А ты у нас, значит, всё веселишься, Андрей? — процедила Ира. Заметив, что я с откровенным интересом разглядываю её грудь и голые длинные ноги, едва прикрытые короткими трикотажными шортиками, она нервно запахнулась в свой бежевый кардиган и юркнула от меня за диванчик. Я в свою очередь попытался перевести наш диалог в миролюбивое русло:

— Ир, а ты чего по дому полуголая ходишь?

— Тебя не спросила!

— А оперативника моего с букетом ты тоже так встречала? — Я поднял бровь и шагнул к ней.

— Не твоё дело! — выпалив это, Ира тут же закусила губу. А я подумал, что Самойлова за десять дней моего отъезда отработала этот жест просто до совершенства. А ещё я подумал, что Ира вообще никогда не кричала, кроме двух случаев: когда была со мной — и когда была со мной в постели.

— Ир, не кричи, а то мы соседей поднимем, — задушевно посоветовал я. Ответом мне послужил яростный взгляд 'волчьих' глаз:

— Оставь ключи и выметайся.

— Ключи я тебе не отдам. Это, во-первых, ...

— Ах ты...

— А во-вторых, ты хоть знаешь, почему я тебя тогда бросил?

— Я что, твоих объяснений прошу? — зашипела Ира.

— Не просишь, — согласился я, — но ведь однажды просила?

— Проваливай!

— Ир, когда ты пришла к Фадееву 'спасать' меня, ты фактически нанесла мне удар в спину. И я понял, как ты можешь из-за меня подставиться. В моей работе это недопустимо, и таким отношениям места нет. В этом смысле я никогда не изменюсь. Во всех остальных случаях я — клянусь тебе! — буду под тебя подстраиваться.

— Потрясающе... Нет, это просто поразительно!.. Так, ты всё сказал?

— Да. Нет... Ир, я ещё не знаю.

— Слушай, ты издеваешься надо мной, что ли? — окончательно разъярилась Ира. — Нет, ну как тебе вообще в голову взбрело вот так заявиться ко мне, посреди ночи, да ещё после того, что ты мне сказал и сделал? Или ты думал, что я тут сижу и с ума по тебе схожу? И что ты можешь вот так вот запросто открывать и закрывать мою дверь, пользуясь моими же ключами? Так по-твоему, да?.. — Ира ненавидящим взглядом скользнула по моему лицу, подбирая слова, чтобы выставить меня вон. Чтобы дать мне такой пинок под зад, который бы разом вышиб из меня и дух, и гордыню. И у Самойловой точно бы всё получилось, если б она не опоздала дней так на десять. Потому что с того самого дня ни гордости, ни гордыни у меня, похоже, уже не было.

— Ир, — не двигаясь, по-новому начал свои увещевания я. — Пожалуйста, прости меня за вторжение. Просто ты не брала трубку... Ир, ну дай ты мне шанс всё объяснить. — Я подумал и улыбнулся. У меня был один аргумент и семь доказательств. — Ты хоть знаешь, сколько времени я тебя забывал?

Самойлова прищурилась.

— Ага, сейчас догадаюсь, — едко сообщила она. — Наверное, две минуты?

— Не угадала, — я сунул руку в карман брюк. — Я забывал тебя ровно шесть лет. Вот тебе истина. — И я выложил перед ней на стол шесть пуговиц, вырванные с её рубашки. — Это тебе за все мои годы без тебя. А вот эта, — и тут в ход пошла седьмая пуговица, вырванная с мясом, — эта — судя по тому, что сейчас происходит — за мой новый, две тысячи шестнадцатый год. Забирай. Все семь твои.

— Обоже, как умилительно-то... Исаев, надо же, ты их все сохранил... Я сейчас прямо расплачусь. Ты у нас мизогин-романтик, да? — не замедлила с колким ответом Ира. Я пропустил её насмешку мимо ушей, хотя мне пнуть её диван захотелось.

— Я ещё какой романтик, — вместо этого кивнул я, — но это всего лишь моя проблема, не так ли?

'Оставь меня в покое', — ответили мне её глаза.

— Убирайся, — очень тихо сказала Ира.

Я поймал её взгляд. Не прочитав там ни одного тёплого чувства, перевёл глаза на её словно замерзшие губы, скулы цвета снега и её хрупкие пальцы, точно отлитые изо льда. Мне бы развернуться и оставить её в покое. Но проблема была в том, что я жить без неё не мог.

— Ира, почему так? — искренне, честно, уже без клоунских улыбок спросил я. — Объясни, что ты пытаешься мне сказать? Я не понимаю.

— Вот как? — переспросила Ира. — Хорошо, я тебе объясню — так, чтобы ты всё понял. — Скрестив руки на груди, Самойлова шагнула ко мне. — Я боюсь того, что ты можешь со мной сделать.

— Я когда тебя трогал? — возмутился я.

— Ага, только попробуй!

— Тогда обвинение не принимается. — Я снял куртку. Перехватив встревоженный взгляд Красной Шапочки, пожал плечами: — Прости, но у тебя жарко... Так, продолжай. На чём мы остановились?

И вот тут Ира встала вплотную ко мне, и я понял: она скажет правду.

— Я боюсь того, что я чувствую к тебе! — закричала она. — Это тебе понятно?

— Понятно. А — почему боишься? — Я не повысил голоса.

— Почему? Да потому, что ты у нас вообще ничего не боишься! Ты словно робот, а не человек. Ты же напрочь лишён эмоций.... — Самойлова захлебнулась словами, а я застыл. — Всё, что у тебя в активе, Андрей, это только твоё остроумие и холодный, выверенный, идеальный расчёт. Ты же всё наперёд продумываешь. Я-то думала, что ты стал таким из-за меня. — Ира взмахнула ресницами, рассмеялась коротко и зло. — Но я ошибалась. Ты всегда был таким, -устало сказала она. — Ты же ничего не чувствуешь. Даже сейчас мне с тобой холодно... Потому что даже сейчас ты стоишь, как памятник собственному величию и смотришь на меня с этой своей знающей ухмылочкой... Но я больше не позволю тебе убивать меня — я не дам тебе повод уничтожить меня, как ты это умеешь... Вот поэтому и убирайся отсюда, и больше никогда не приходи ко мне, — услышал я хриплый, полный слёз, голос.

Вот тогда-то я осознал, что же я наделал. Ира в первый раз сама отступалась от меня. Она сама уходила. Её любовь почти умерла, а ненависть почти победила. И это сделали мои недосказанность и молчаливая ложь. Моё желание скрыть истину привело меня к тому, что сейчас я оказывался в нелепой роли актёра, который играет только для себя самого, стоя на пустой сцене. И я понял, что, как бы я не лгал, не юлил и не изворачивался, но последней правды мне избежать не удастся, если я хочу вернуть её.

И теперь мне предстояло сделать то, что было для меня немыслимым, неприемлемым и невозможным ни при каких обстоятельствах, ни с кем и никогда. Это был самый трудный и самый страшный шаг в моей жизни. Для начала я положил её ключи на стол, потом подумал, снял с себя пиджак и бросил его на диванчик.

— Андрей, ты что делаешь? — испуганно пискнула Ира, разглядывая моё лицо, с которого сползала маска невозмутимой насмешливости.

— Сейчас узнаешь, что я делаю... Сейчас я тебе покажу, как я напрочь лишён эмоций... У тебя какой IQ, Самойлова?

— Да иди ты в.... — и Ира спряталась от меня за стол.

— А я и так уже там, судя по тому, что сейчас происходит... Так какой у тебя IQ, я кого спрашиваю? Ну?

— Баранки гну. Предположим, сто шестьдесят один. И что?

— Так я и знал. Вот же фак, вот же гадство-то... Ладно, плевать... Значит так, Ира. Мне на принятие решения нужно ровно десять секунд. Тебе дам фору ровно в одну секунду. — И с этими словами я встал перед ней на колени. Ира ахнула, глядя на меня со странной смесью ужаса и любопытства.

— Встань, это не смешно, — потребовала она. — Встань, ты и так уже всё испортил.

— Ничего, я всё испортил — я всё и поправлю! Значит, ты боишься меня, да? Ну тогда вот тебе правда о том, чего я всю жизнь опасался... В общем так: вот он я, и я весь твой. Потому что я люблю тебя. Если, конечно, именно так называется то, что я к тебе испытываю. Впрочем, мне сравнивать не с чем, потому что я всю жизнь любил только тебя. Да, я жить без тебя не могу. И — 'да', только ты нужна мне. И — 'да', так будет вечно, потому что я — тот самый долбанный, чёртов, проклятый однолюб, которого только любовь и может поставить на колени. И — 'да': я всегда это знал. И — 'да': это то, почему я всю жизнь от тебя бегал.

А теперь за тобой выбор. Ты можешь сказать мне 'да' или 'нет'. Если 'да', то я постараюсь тебе поверить, но если даже не поверю, то я всё равно останусь с тобой. Но ты можешь сказать мне 'нет'. Тогда я просто встаю и валю от тебя туда, куда ты направила меня тремя секундами раньше. И больше ты меня никогда не увидишь. А теперь принимай свое решение. Время пошло. Раз...

Распахнув глаза, Ира глядела на меня. Я стоял на коленях, смотрел в её глаза и считал про себя: 'два... три... четыре'. Прошла пятая, потом шестая секунды. Я стоял на коленях и по-прежнему смотрел в её глаза, открывая перед ней своё сердце. Ира смотрела в моё лицо и в её глазах что-то неуловимо менялось. Прошло семь секунд, потом восемь и девять. Я глядел на Иру так, словно она была моей луной, звездами и солнцем. На десятой секунде я понял, что я вижу её в последний раз. На одиннадцатой секунде я начал медленно подниматься с коленей. И тут Ира одним изломанным движением рухнула на колени прямо передо мной. Я замер. А она, намертво вцепившись в меня, начала поливать слезами мою белую рубашку.

— Так, ну и что всё это значит? — осторожно спросил я, принимая её в объятия.

— Я не знаю, какое у меня IQ... Плевать мне на IQ... Я без тебя умру... Я каждый день без тебя умирала... Я боялась, что я больше никогда не увижу тебя... Мне было страшно, что ты никогда за мной не придешь... я всегда ждала тебя. С самого первого взгляда я поняла, что в этом мире есть только ты. А ты меня не понял. А потом ты ушёл и без тебя все вообще потеряло смысл... Не смей никогда больше отказываться от меня, или я тебя убью!

Из всего этого изобилия женских слов и слёз я понял одно: эта женщина любит меня больше жизни.

Это был сокрушительный шах и мат моей белой королевы. Сев на пол, я потянул на себя эту упрямицу. Шмыгая носом, Ира забралась ко мне на колени и спрятала лицо у меня на груди. Оторвать её от меня можно было только с частью моей грудной клетки. Я обнял её так, точно хотел спрятать от всех, закрыть от всего мира. Я сидел, держал её в своих руках и вспоминал наше первое с ней утро, когда я ломал её, как занозу, вырывая из своего сердца. В этот раз ни о каком принуждении даже речи идти не могло. Я словами и лаской убирал холод из глаз моей женщины. Я по осколку разбирал ледяную стену, которую сам же между нами и воздвиг. Когда в глазах Иры остался последний стойкий морозный кирпичик, я прошептал ей на ухо то, чего она никак не ожидала услышать. Она не ответила мне 'да'. Но — она ведь не сказала мне 'нет', раз она улыбнулась? Впрочем, я знал, что даже если Ира скажет мне 'нет', то у неё всё равно нет против меня и шанса. Нам бы потребовалось чуть больше времени, вот и всё. Просто за меня была моя последняя тайна.

Ира действительно не была создана для меня — это я знал точно. Но это я заставил её полюбить себя, потому что я был для неё создан. Я понял это в тот самый миг, когда, её защищая, я яростно и мятежно молился и взывал к той самой, вечной, любви. И с этим ничего нельзя было поделать...'.

 

Глава 12. ДЕНЬ ДВЕНАДЦАТЫЙ

'Знаешь, потом через тысячи лет,

Среди миров и красивых планет,

Мы станем звёздами на небе сами.

И мы сорвёмся на зов с высоты —

Ведь звезды должны исполнять все мечты, пролетая над нами...'.

(Денис Майданов)

@

24 апреля 2016 года, воскресенье, утром.

Живой Журнал Андрея Исаева. Запись ? 11.

'В одном из постов в социальных сетях я однажды прочитал, что, в конце концов, все истории всегда заканчиваются хорошо. И если конец плохой, то это ещё не конец. Наверное, это верно. Но есть такие истории, которые остаются с нами на всю жизнь — как доверие. Как доброта. Как настоящая искренность. После той, нашей с Ирой истории, прошёл ровно год. Что касается событий, случившихся в апреле 2015 года, то 10 января 2016 года в них была поставлена точка. Сегодня, 24 апреля 2016 года, в моей жизни начиналась новая. Я снова был один и гнал свой двухколесный 'BMW' на Восток. Час назад прошёл дождь, и под колесами было влажно. Я ехал и вспоминал, как год назад на меня хором орали святая Мари-Энн Бошо и злой, как чёрт, Добровольский, угрожая с треском выпереть меня из Интерпола. В итоге, я заработал 'красную карточку' и сел на скамейку запасных игроков, дожидаясь, когда утихнут ангелы и демоны, придёт мой персональный судный день и мне вынесут приговор — справедливый и честный.

Я подгонял свой байк, плавно обходя фуры, газели, 'легковушки' и грузовики, и думал о том, что в ноябре у меня будет день рождения, а я уже получил свой подарок. Какой? Ну, год назад, в ту, последнюю пятницу апреля, я не принёс Ире обручального кольца. Я не хотел идти по правильному пути. Я никогда не был приверженцем шаблонов, устоявшихся форм и стереотипов. У нас с Самойловой была своя история — одна на двоих. Мы были такие же, как и все вы, за одним исключением: она и я — мы родились в один день, под одной звездой, только с разницей в четыре года. До встречи с Ирой я даже не предполагал, что это значит — любить женщину, которая так на тебя похожа.

В ту ночь, когда я пришёл за ней, я задал Ире свой единственный вопрос. Я спросил её, сможет ли она взять мои ключи от квартиры, и сама позвать меня замуж? Вот этим я её и насмешил. Мы провели ту ночь вместе, а на рассвете я был вынужден её оставить.

— Андрей, куда ты? — испуганно прошептала Ира, увидев, как я встаю и одеваюсь. Она приподнялась на локтях, удерживая на груди покрывало. — Не уходи. Пожалуйста, не оставляй меня.

— Не бойся. Постарайся заснуть. Я должен уехать. Но я вернусь к тебе, я тебе обещаю. Только дождись меня, ладно? — Я сел к ней на кровать. Помедлив, она взяла мою руку и прижала к своей щеке мои пальцы. И весь мир замер, когда она произнесла:

— Я всегда буду за тебя, даже если всё будет 'против'. Просто я очень тебя люблю.

Она так и заснула, держась за мои ладони. А я ушёл, осторожно высвободив свои пальцы из её рук, чтобы не разбудить её. Я просто положил комплект ключей от своей квартиры рядом с её подушкой. В 06:45 я вышел из её дома. В 07:01 утра я уже открывал дверь своего собственного дома вторым комплектом ключей. К половине восьмого я окончательно собрал свою сумку. В 07:35 сел в такси. В 08:30 вошел в здание 'Шереметьево'. В 11:20 прошёл регистрацию на рейс. В 11:45 вылетел в Лион. Из Лиона я отправился в Прагу. С конца апреля по август 2015-го я всё ещё мотался по делам. Ира не доставала меня звонками. Впрочем, она вообще никогда не доставала меня. Это я скучал по ней — тосковал так отчаянно, что даже спать не мог ночью. Просто лежал и представлял, что она — рядом. Мы редко виделись, но через месяц полностью потеряли покой и сон и начали переписку. Мы освоили все социальные сети. Она слала мне фотографии — я ставил им 'лайки' и рассказывал ей, что происходит в Праге. Потом в действие пошли почтовые службы — 'Google.com', 'WhatsApp', 'Mail.ru', 'Yahoo'. Мы забивали письмами всё отведённое нам время и пространство.

Потом мы начали разговаривать по видео. Мы выяснили все функции у таких приложений, как 'Skype' и 'FaceTime'. Я узнавал её всё лучше. С каждым днём я всё больше открывался ей. Она становилась мне всё ближе и дороже. Я любил её. Я жить без неё не мог. В начале августа я всё-таки сдался. 13 августа 2015 года Эль взяла Иру с собой и вместе с ней прикатила ко мне в Прагу. Нарушив все свои обещания, я сам протянул Ире кольцо, заказанное мной старому пражскому ювелиру. На золотой толстой глади ободка была надпись '07.11. — ∞ '. Венчал кольцо изящный белый эмалевый цветок, очень похожий на тиаре, украшенный, правда, вполне достойной такой бриллиантовой каплей. К моему удовольствию, Ире кольцо понравилось и было точно впору.

— Боже мой, ты-то как догадался, что именно это ей подойдёт? — удивилась Эль, наблюдая, как идеально село кольцо на тонкий палец Самойловой. Я пожал плечами. Что толку было объяснять непосвященной Эль про мой дар эмпатии?

— Я люблю тебя, — прошептала Ира, глядя на меня счастливыми глазами. Эль с улыбкой отвернулась от нас. Кто бы знал, как я был благодарен сестрице за то, что в тот вечер она оставила нас в покое...

10 января 2016 года Ира стала моей женой.

'Я люблю тебя каждый день, каждый миг, каждое мгновение. Без тебя всё бессмысленно в моей жизни', — подумал я и улыбнулся при виде стройной женщины с толстой белой косичкой. Поцелованная Самим сияющим Богом Любви, моя Красная Шапочка явно нервничала, ожидая меня там, где мы и условились — на МКАД, у 41-ого километра. Пока Ира нетерпеливо подпрыгивала рядом с 'кавасаки', я припарковал свой 'BMW' и снял шлем.

— Привет, Исаева, — улыбнулся я. Ира окинула меня своим знаменитым 'волчьим' взглядом.

— Привет, Андрей. Между прочим, ты опоздал на пятнадцать минут. Ну, как всё прошло? — и Ира склонила голову к плечу. Я сглотнул и погладил согнутым пальцем её губы. За целый год я так и не смог избавиться от реакции на этот её знаменитый финтиль с улыбкой.

— Прости, что я задержался. Но, как я и предсказывал, всё прошло хорошо.

— Ну, тогда поздравляю тебя, Андрей Сергеич Исаев, доктор юридических наук и новый владелец международного детективного агентства 'Альфа'. — Ира ласково потёрлась щекой о мою ладонь. — Ну что, поедем смотреть мой офис?

— Давай. Дуй вперёд, я за тобой. И — я тебя очень прошу, Ира! — не гони: дорога ещё мокрая. Скользко.

— Так, всё, приехали... Огосподибожемой, вот, опять начинается! Слушай, Андрей, твои забота и нотации хоть когда-нибудь закончатся?

— Никогда не закончатся, — смеюсь я. — Повторяю: не гони.

— Нет, ну ты подумай... Андрей, вот сколько раз мне тебе повторять, что мне не пять лет, и что я...

А дальше я её уже не слушал. Дальше я потянул её к себе, принял в свои объятия и запечатал ей рот поцелуем. Секунд эдак так через тридцать я угомонил её на свой лад, в очередной раз убедив её, что я лучше всех, выше всех, мудрее всех, всех сильней — и фиг его там знает, что я ещё могу — но, главное, что я люблю её и что это я за неё отвечаю.

Я подождал, пока Ира сядет на 'кавасаки', и, ускоряясь, дразня меня, опасно вильнёт колесами, после чего мрачно показал ей кулак и отправился за ней следом. То обгоняя друг друга, то идя абсолютно вровень, то рисуя косу, мой серый 'BMW' и её красный 'кавасаки' 'шли' к Краснопресненской набережной, к 'Москва-Сити', где Даниэль Кейд полгода назад отказался от аренды, но оставил за Ирой два небольших и симпатичных помещения. В эпоху кризиса и санкций Эль и Кейд решили диверсифицировать свой бизнес, а Ира — заставить работать фонд благотворительности, который когда-то придумали Алекс, Микко и я. Деньги на фонд также пришли от Евы и Лейса.

И вот теперь, после событий, что соединили нас, мы, рождённые в один день — Даниэль, Лейс, Ира и я — верили, что однажды всё плохое закончится, что мир снова станет прежним и всё будет хорошо до тех самых пор, пока истинную ценность в этой жизни имеют ровно четыре вещи:

Вера.

Настоящая любовь.

Мир и покой в твоей душе.

Твоё призвание — твоя работ'.

Конец книги.