# Партия

6.

'Часа через три после общения с Тарасовым (который сорок минут убеждал меня поладить с Павловой, ввести её в коллектив и понемногу переложить на неё управление стратегическими проектами), обретаю себя в небольшом домашнем кафе, спрятанном под громозвучной вывеской 'Итальянский дворик'. Напротив меня сидит Ленка, которая увлечённо наматывает на вилку нитку спагетти. Я вяло ковыряюсь в 'Цезаре'.

— Саш, ты после общения с Тарасовым и этой девицей сам не свой, — Ленка откладывает вилку в сторону и накрывает ладонью мою руку. — Слушай, ну в конце-то концов, у этой Павловой ещё испытательный срок будет. — Палец Лены ловко забирается под отворот моей манжеты. — Завали ты её работой. А потом выгони. Подумаешь, Тарасов за неё, ха! У тебя ребята не шёлковые, и к ним ещё подход нужно найти. Ну, сколько выскочек мы с тобой уже выставляли за дверь, вспомни?

— Лен, ты что, правда ничего не понимаешь? Или так, прикидываешься? — Не сдержавшись, швыряю вилку в надоевший салат. — Неужели тебе даже не приходит в голову, что Тарасов взял эту Павлову не просто так? Он же хочет с её помощью избавиться от меня.

— У тебя паранойя, — смеётся Ленка. — Кто ты — и кто она?

— Не веришь? Ладно, суди сама. — Я откидываюсь на спинку стула. — Резюме Павловой ты видела. У нас с Павловой опыт схожий? Направление деятельности, карьерный рост, вехи перехода с должности на должность? Ничего не напоминает?

— Ну да, — подумав, соглашается Ленка, — тебя напоминает. Ну и что? Павлова же моложе.

— Шесть лет — не разница, Лен. К тому же, женщины быстрее взрослеют.

— Ну да, — помедлив, повторяет Ленка.

— Не 'ну да', а так и есть. И ты думаешь, что эта девица не способна одна сделать тендер? Не подобьётся к моим подчиненным, не споётся с Тарасовым, который, судя по всему, уже ест с её рук? И не наладит работу с выделенной ей группой у 'смежников'?

— Ну значит, тогда надо решать эту проблему по-другому. — Ленка начинает гладить внутреннюю сторону моей ладони. Морщась, отдёргиваю руку:

— Может, уже хватит, а?

— Знаешь, Саш, — Ленка оскорблённо поджимает губы, — мне, конечно, далеко до твоей Павловой с точки зрения IQ — или чем вы там у себя в ИТ хвастаетесь — но я очень советую вспомнить, что я — за тебя. И я тоже кое-что могу.

— Ну и что же ты можешь? — с иронией осведомляюсь я. — Поставить Тарасову ультиматум: либо ты и я, либо он и Павлова?

— Хорошая мысль, жаль только, что не пройдёт... Слушай, Саш, а перетяни Павлову на свою сторону.

— Это как?

— Васильев, ну ты же сам видел, как она на тебя смотрит.

— Видел... — Я морщусь. Да, я хорошо помню выражение в светло-голубых глазах — ищущее, трепетное. Точно женщина кричит: 'Посмотри на меня!' Или шепчет: 'Прикоснись ко мне'.

— Вот и поухаживай за Павловой. Как в 'Служебном романе', — заканчивает свою мысль Ленка.

Пауза.

— С ума сошла? — холодно спрашиваю я. — Лен, опомнись. К тому же, прости, я не всем даю. Это с тобой мы по старой памяти ещё кувыркаемся... всё никак остановиться не можем. А что касается Павловой, то извини, но я столько не выпью.

— Выпьешь. Если нужно будет, то выпьешь и ещё нальёшь, — Ленка в хищной улыбке показывает острые белые зубки, — потому что либо ты эту Павлову, либо она тебя.

— М-м, отличная идея, — устало отзываюсь я. — А потом что? Поухаживать за Тарасовым? И с ним переспать?

— Пять баллов, — Ленка хохочет.

— Не смешно, — огрызаюсь я. — Ты хоть представляешь, что будет, если весть о моих ухаживаниях долетит до Лизы?

— А ничего не будет, — оборвав смех, вредным голосом отзывается Ленка. — Ну, поорёт твой Лизон на тебя, а потом успокоится. Ей же замуж за тебя хочется. Так что проглотит твой очередной скок в бок, не переживай.

— Лен, это гадость.

— Да иди ты нафиг, Васильев, — раздражённо машет рукой Ленка. — Я с ним как с человеком, а он: 'не моё', 'не хочу' ... 'не буду', 'не дам'.

— Так, ты наелась или ещё десерт будешь? — Я ищу взглядом официанта.

— Нет, десерт я не хочу. Меня другое интересует. — Ленка интимно наклоняется ко мне. — Ты помнишь, что ты мне должен?

— Помню.

'Можно подумать, ты дашь мне забыть!'

— Так вот: этот месяц я, так и быть, потерплю, чтобы не открывать тебе второй фронт, а ты, Васильев, попробуй очаровать эту Павлову. Дальше — по обстоятельствам. И плюнь на свои принципы, слышишь? Плюнь или проиграешь.

Договорив, Ленка торжествующе бросает на стол салфетку и вскакивает на ноги. Я кладу на стол две зелёных купюры, поднимаюсь из-за стола, прячу лицо от Ленки, делая вид, что я ищу свою куртку. Мало того, что сейчас моя гордость агонизирует в корчах — гораздо хуже, что Ленка абсолютно права, и у меня, похоже, действительно нет иного выхода.

— Ну так что ты надумал? — Ленка надменно изгибает бровь.

— Не знаю, — качаю головой. — Если честно — противно... Но я... я попробую.

— Аллилуйя, Васильев!'

Глава 2

Таких, как я, больше нет. Я один в своём роде.

Джордж Мартин, 'Битва королей'

6 сентября 2016 года.

1.

'Боже мой, я и забыла, какое это тяжкое испытание — выходить на новую работу, где ты никого не знаешь, где коридоры между кабинетами представляются тебе одним сплошным лабиринтом, общение с сотрудниками — хождением по минному полю, а твой непосредственный начальник возненавидел тебя с первого взгляда, о чём, безусловно, уже проинформирован весь офис. Ну, или его половина...'

Во вторник, без пятнадцати девять я переминаюсь с ноги на ногу у шлагбаума и жду, когда ко мне подойдёт девица из отдела кадров Конторы. Она должна вынести два заветных пропуска: один — для меня, второй — на парковку моей машины. Нервничая, поглядываю на часы: прошло уже пять минут, но ко мне пока никто не торопится. Ситуацию усугубляет тот факт, что я в блузке, брюках и в кедах 'утюжу' у шлагбаума на виду у сотрудников Конторы, которые поглядывают на меня с тем высокомерным видом, с каким высокопоставленные служащие обычно глядят на бесправных просителей в своём, уже облюбованном и обжитом ими периметре. Через семь минут ожидания я начинаю дёргаться. Ещё через пять — злиться. Спустя три минуты моё терпение иронично машет мне ручкой и зловредно показывает язык.

Я плюю на все правила и, перекинув через плечо сумку, начинаю искать в её замшевых недрах мобильный, чтобы настучать по голове 'кадровичке', её ленивой гвардии — да и всем, кто сейчас подвернётся мне под руку в её департаменте. Набрав номер отдела кадров, прижимаю трубку к уху и под ритмично раздающиеся гудки принимаюсь нетерпеливо мерить шагами пространство перед шлагбаумом. На седьмом гудке мой звонок автоматически сбрасывается. Чертыхнувшись, упрямо нажимаю на повторный дозвон, разворачиваюсь, готовясь снова измерить шагами ширину проезжей части. Слышу резкий шорох колёс и краем глаз замечаю серебристый капот автомобиля, вынырнувший неизвестно откуда, но каким-то чудом успевший замереть всего в паре сантиметров от моего бедра.

— А-ай! — Отскакиваю, в душе воздав должное выдержке водителя, который успел затормозить и не обложил меня матом. Пытаясь отдышаться, смотрю на капот и эмблему автомобиля. Это — круг, разделённый на два синих и два белых сектора, напоминающий пропеллер самолёта и кусочки неба, проглядывающие через вращающиеся 'лопасти'.

'Знак 'БМВ' ... Васильев?'

Поднимаю глаза и натыкаюсь на мрачный взгляд тёмных, как грозовое небо, глаз. Из приоткрытого окна машины доносится хриплый голос Garou: 'Gitan, je rêvais enfant'. Невольно сглатываю, моя рука сама собой убирает телефон за спину, а Александр Владимирович, видимо, выключает МП-3, потому что мелодия обрывается.

— Доброе утро, — вежливо, но независимо здороваюсь я. — Простите, я не хотела.

— Ничего... Доброе, — помедлив, Васильев кивает, после чего оглядывает меня с головы до ног и задерживается взглядом на моих новеньких кедах. — Прогуливаетесь перед работой? — с плохо скрываемой иронией спрашивает он, указывая подбородком на мою обувь.

— Я здесь пропуск жду! — огрызаюсь я.

— Понятно. И как давно ждёте?

— Ну, минут пятнадцать.

Наш бесценный по содержательности диалог прерывает звук шин подъехавшей сзади машины. Сообразив, что я мешаю уважаемому начальнику миновать шлагбаум (и меня), отступаю в сторону. Васильев в очередной раз окидывает взглядом мои кеды и жёлтую, как подсолнечник, сумку, которая, на мой взгляд, неплохо сочетается с белым хлопком блузки и гладким светло-бежевым льном моих узких брюк.

— Садитесь, — тяжело вздохнув, неожиданно предлагает он.

Моё лицо вспыхивает от удовольствия, но я качаю головой слева направо, как это делают все люди, когда хотят сказать 'нет'.

— Садитесь, быстрей до Конторы доберётесь. К тому же, мы мешаем другим людям, — повторяет Васильев, однако я не слышу в его тоне ни радости, ни уверенности в том, что его предложение правильное.

— Александр Владимирович, я... — начинаю я, прекрасно понимая, что всемогущий хозяин ИТ-департамента не горит желанием пускать меня в святые святых — салон своей чудо-машины.

— Да садитесь уже! — В голосе Васильева прорезается сталь, а во мне просыпается самолюбие. Вздёрнув вверх подбородок, независимо помахивая сумкой, обхожу 'БМВ', дёргаю на себя дверцу и ввинчиваюсь в мягкое серое сидение. В машине пахнет новенькой кожей салона.

— Спасибо. Мне ремень накинуть?

— Как хотите.

— Тогда не буду, — сообщаю я, представив, как вызывающе будет смотреться моя грудь, туго перетянутая ремнём.

Бросив на меня короткий взгляд, Васильев передвигает рычаг коробки передач в положение 'D'. Машина делает резкий рывок вперёд, а меня буквально вжимает в сидение. Я ахаю и прижимаю к груди свою сумку. Васильев тихо фыркает, а до меня доходит, что он сделал это нарочно.

Остаток пути мы преодолеваем в неприязненном молчании, которое, кажется, можно потрогать руками. Но есть ещё кое-что, что сейчас не на шутку беспокоит меня. Дело в том, что, невольно подавшись к Васильеву, я начинаю ощущать тепло его тела. Вчера, на собеседовании я впервые почувствовала то странное влияние, которое он оказывает на меня, а сейчас, когда мы находимся всего в паре сантиметров друг от друга, я чувствую жар его плеча и бедра, и впитываю этот жар каждой клеточкой тела.

'Это неправильно. Так — нельзя'.

Отодвинувшись на безопасное расстояние, принимаюсь изучать двор и крыльцо, на котором топчется живописная, примеченная мной ещё вчера, хохочущая 'семёрка' сотрудников. При виде 'БМВ' начальника подчинённые подбираются, но на их лицах по-прежнему играют дружелюбные улыбки. Белобрысый Вадим приветственно машет рукой, от толпы отделяется 'кадровичка' и готовится сбежать вниз по ступеням крыльца.

'Так вот почему я не дождалась своего пропуска, — злобно думаю я. — Ленок решила покурить, встретить Васильева, а потом уже самолично идти за мной'.

Недовольно поджимаю губы. Васильев разворачивает машину, чтобы вписаться в свой 'vip'-карман. Паркуется он профессионально: не выгибается назад, нелепо вцепившись одной рукой в руль, а второй обхватив спинку сидения — он, почти не меняя позы, водит глазами по боковым зеркалам. Когда Александр Владимирович чуть-чуть поворачивает голову, до меня доносится его запах: мята, лёгкий, еле ощутимый аромат хорошего табака и приятный парфюм, названия которого я не знаю, но невольно втягиваю в лёгкие. Кончики моих пальцев-предателей тут же наливаются вязкой тяжестью. Раздражённо сворачиваю ладонь в кулак.

'Я не хочу это чувствовать'.

— Иногда, — доносится до меня.

— Что 'иногда'? — Поворачиваюсь и утыкаюсь взглядом в профиль Васильева.

— Иногда я курю, — сообщает Васильев, обнаружив жутковатую способность читать мои мысли. Я разглядываю край его высокого, с небольшими продольными морщинками, лба, дугу чёрной брови очень красивого рисунка, зеркальную поверхность глаза в россыпи негустых, но длинных чёрных ресниц. Ореол радужки, тонущей в небесно-синем цвете. Нос с тонкой горбинкой. И наконец точеные губы.

'Мужчина просто не имеет права быть таким красивым', — мелькает в моей голове.

Васильев ставит рычаг машины в положение 'паркинг', отстреливает кнопкой ремня безопасности:

— Выходите, мадемуазель Павлова. Vous êtes arrivés. Вы уже приехали.

'А он не очень-то вежлив, несмотря на свою любовь к изящному и французскому', — с досадой думаю я, вспоминая приятные манеры 'френчей', частенько наведывавшихся к нам в 'Микрософт'. Ещё бы: французы всегда открывали мне дверцу, подавали мне руку.

'А для Васильева ты не дама, — ёрничает моё подсознание. — Ты для него подчинённая — мадемуазель, которую ему навязали. И служащая, которую он не воспринимает как женщину'.

Последняя мысль заставляет меня приуныть и чуть резче, чем надо, распахнуть дверцу.

Я ставлю ноги на асфальт. Васильев выбирается из автомобиля, а мой взгляд падает на крыльцо Конторы. Очень странно, но застывшая там 'семёрка' сейчас не улыбается. Более того, мужчины и девушки недоуменно таращатся то на меня, то на Александра Владимировича. Наше появление не смущает только нахальную 'кадровичку'.

— Саша, привет! — томным голубем воркует она.

Впрочем, надо отдать 'Ленку' должное: в этот раз свои губы к Васильеву она не тянет, но в глазах у неё я вижу то самое выражение, с которым женщины обычно тянутся к симпатичному котёнку или щенку, складывая губы в умилительном сюсюканье.

— Привет, Ленок, — помахивая брелоком от 'БМВ', небрежно усмехается Васильев. — Ты почему моего нового зама не встретила? Пришлось провозить её через бюро пропусков, как... ручную кладь.

Люди на крыльце неуверенно фыркают. Я вспыхиваю от злости, а раздосадованная 'кадровичка' поворачивается ко мне:

— Наталья, а разве мы с вами не на девять утра договаривались?

— Нет, мы с вами договаривались на без пятнадцати девять утра. Я приехала вовремя... Здравствуйте, — киваю 'шестёрке', замершей на крыльце в ожидании шоу.

— Но у меня встреча с вами записана на девять утра, — упорствует Ленок, поглядывая в сторону Васильева, точно мы с ней — спарринг-партнёры, а он — рефери. Не обращая внимания на её взгляды (и призывы о помощи), Васильев преспокойно поворачивается к женщине спиной и в два шага преодолевает все четыре ступени крыльца.

— Саша, — звонко и требовательно окликает Васильева женщина, — ты помнишь, я вчера как раз при тебе звонила Наталье, чтобы договориться о встрече?

— Лен, — устало оборачивается Васильев, — разберитесь сами и без меня, хорошо? И кстати, что с кабинетом Павловой?

— Он готов. — 'Кадровичка' кровожадно щёлкает челюстями.

— М-м, отлично... Шевелёв, заканчивай курить, пошли в офис, расскажешь, что у нас на заводе в Калуге.

Последнее обращено к плотному блондину, которого, как я уже знаю, зовут Вадим. Мальчишка торопливо затягивается и метким щелчком отправляет окурок в урну:

— Готов.

— Всем остальным напоминаю, что в девять тридцать у нас совещание в переговорной четыреста пять. — Отдав новый приказ, Васильев находит меня глазами. — И вы, кстати, тоже приглашены: посмотрите на людей, с которыми вам предстоит работать. А заодно, расскажите им о себе.