Свиток первый. Общий файл.

Дружный рев полутора десятков глоток ответил его словам.

Чжао развернулся к Иттэю и хлопнул Цзянь-фэня по плечу:

— Вы только не поубивайте друг друга, — он добродушно расхмылился, — А то хороших людей на свете и так мало, — обернулся к воротам и окликнул: — Эй! Чего стоишь? Заходи!

...

Время замедлило своей бег по бесконечной спирали... Сам не понимая почему, Иттэй попытался вскинуть руку в предостерегающем жесте, но не успел. Он видел как медленно стала подниматься рука, как Цзянь-фэнь качнулся вперед, в шаг, одновременно вытаскивая меч... как вплывает в свет факелов лицо опоздавшего... опоздавшего жить...

Время вдруг рванулось вперед с сумасшедшей скоростью. Что-то невидимое ударило монаха в грудь, схватило сердце, обдав холодом. "Страх!" — понял он мгновение спустя, отстраненно воспринимая превратившийся в хаос мир. Даже свое тело он сейчас воспринимал отстраненно, наблюдая как мышцы борются с ужасом, преодолевая спазмы паники.

А от ворот, между тем, распространился крик... сначала ужаса, а потом агонии. Мелькнуло полуразложившееся лицо-маска, черной молнией взметнулся меч... Звук навеял воспоминание: человек высасывающий мозговую кость...

Мгновение спустя Иттэй вернулся в себя... Ужас почти ослепил, заставил попятиться, закружил мысли в бешенном хороводе, разрывая их в клочья... И так же отступил, встав рядом давящей вязкой массой.

У ворот молниеносно перемещалась темная, и похоже не совсем материальная фигура, распространяя вонь тлена и страха. Но непосредственным орудием этого Нечто являлся меч, который угадывался в смазанных движениях...

Чжао оказавшийся на пути этого чудовища попытался парировать... скованно и медленно... страшный меч выбил его оружие и прошел сквозь мышцы бедра... почти светящимся фонтаном из раны брызнула кровь...

"Мантра... мантра... мантра...", — лихорадочно стучало в голове. Пальцы Иттэя дрожали, не желая складываться в нужную мудру...

Цзянь-фэнь неизвестно каким чудом умудрился отвести добивающий удар и напал на мертвеца сам. И чудо произошло опять — встречная атака не убила парня на месте, хотя и заставила перейти в жесткую оборону...

Пальцы затвердели, подчинились... и монах едва не заскрежетал зубами — память отказалась открыть свой сундучок — он забыл мантры! ... Зато нога, чуть сдвинувшись, коснулась древка нагината...

Пока он тянулся к оружию, мимо, шелестя тканью, промчалась визжащая фигурка и метнула в чудовище горсть чего-то, взметнувшегося быстро опадающим белым облачком... Иттэй понял что это, но додумать до слова не успел — жуткий вопль оглушил, заставил пригнуться, упереться ногами в землю, сопротивляясь давлению крика...

Когда Иттэй распахнул глаза, Нечто слепо пластало туманным клинком над неподвижно лежащей девушкой... а в стороне Цзянь-фэнь пытался подняться на ноги. Получалось у него плохо... Не раздумывая, только ощущая в руках древко чен-дао, монах ринулся вперед.

Он был уже на расстоянии удара, когда увидел лицо... вернее то, что от него осталось. Пустые глазницы в давно сгнившей черной плоти, покрытые гноем зубы... Это было лицо мертвеца... мертвое... и не мертвое одновременно. Чудовище открыло рот и закричало втягивая крик в себя... Опять накатил страх. Ставший еще большим, когда Иттэй понял — оно его видит.

Хэшану понадобилось все его умение для отражения новой атаки. Чудовищной во всех смыслах. Он выдержал и войну с отказывающими от страха мышцами... Страх... Это был не его страх... Это был страх навязанный ему... перебороть его не получалось. Точно так же, как раз за разом отражая удары, не получалось переломить ход поединка в свою пользу...

Руки уже были готовы отказать, когда позади чудовища мелькнула другая фигура и сверкнувший красным отблеском огня клинок обрушился мертвецу на голову...

...

Утро встретило похмельной головной болью и чувством зря прожитой жизни... Иттэй покосился на Цзянь-фэня и девушку. Покосился с удивившей его самого завистью. Отвернулся, поймав себя на этом нездоровом чувстве. Голова от резкого движения загудела — монах поморщился.

После того как парень зарубил чудовище, сознание покинуло хэшана. Он не видел, как распалось тело цзян-ши, не слышал последних слов Чжао по прозвищу Панда, не внимал счастливым и горестным рыданиям оглашавшим двор почти до рассвета... Только незадолго до восхода он очнулся окруженный заботой жены и дочерей Ли...

Кроме него раненых не было. Хотя раны на телах некоторых погибших и были совсем пустячными (Иттэй вспомнил сосущий звук)... Зато из разбойников кроме Цзянь-фэня в живых осталось еще целых двое.

Весь день они хоронили погибших. Мужчины впятером долбили и копали каменистую землю рядом с семейными могилами Ли. Женщины готовили тела к погребению. Досок на гробы не нашлось. Только для Чжао они соорудили хлипкий ящик без крышки и наполнили его золой... Все это время хэшан старательно обходил место, где рассыпалось в прах тело цзян-ши. Ноги сами обносили тело вокруг серого пятна на утоптанной земле. В сердце кололо тоской, но на удалении чувство это проходило... Кто-то догадался посыпать это место солью, но полегчало ненамного.

Светильники отвоевали у серости сумерек небольшой кусок склона с вырытыми могилами. Накрытые полотном, очень разным по качеству и цвету (ткани у Ли нашлось не много), тела опускали в могилы вместе с оружием, — "Как юэ", — вяло заметил Иттэй. Он читал мантры — память таки вернулась. В это время Цзянь-фэнь или Ли кидали несколько горстей соли на тело и засыпали могилу. На свежий холм клали камень — до той поры пока будет поставлена нормальная, достойная погребенного плита с надписью — и грубо отлитую восковую свечу в качестве курильницы...

Погребение закончилось глубокой ночью. Иттэй к тому времени уже совсем плохо осознавал окружающее и потому позволил отвести себя к месту ночлега. Неизбежный разговор с Цзянь-фэнем состоялся только утром.

Траурная трапеза началась с возжигания жертвы на семейном алтаре — несколько клочков плохой бумаги заменяющей ритуальные деньги. Однако, дальше последовало молчание, рожденное неловкостью — отношения погибших и части присутствующих были сложными... мягко говоря. Наконец Ли, как хозяин стола, откашлялся и борясь с сипом проговорил:

— Почтенный Чжао Пу был хорошим человеком при жизни... как и его братья... — присутствующие оценили начало и закивали согласно. — И умер он, спасая сидящих здесь.

Это тоже было принято с согласием.

— Я уверен, что на том свете его и братьев... встретят как героев... — Ли сипел все больше. — И великий Яо-ван простит ему все его прегрешения, — брови присутствующих пришли в движение, — и... и... и пожалует ему должность в своей гвардии. — Ли проморгался, пытаясь выкарабкаться из нагромождения своих слов. — И даст ему достойное перерождение... Хэ-эх.

Последнее было произнесено чисто, без всякого сипа.

Присутствующие некоторое время переваривали речь хозяина. Потом заговорил парень.

— Перед смертью мой старший брат дал мне поручение, и я должен его исполнить пока почтенный хэшан не покинул нас, — он склонил голову в поклоне.

У Иттэя заурчало в животе. Частично от голода. Ли напрягся и побледнел.

— Добрый человек, — Цзянь-фэнь склонился еще ниже, — могу я просить прощение за нанесенное вам оскорбление и за мою дерзость?

Иттэй если и медлил, то долю мгновения (если таковое возможно).

— Я не гневаюсь на тебя, юноша. Во-первых, потому что негоже нам поддаваться чувству гнева, а во-вторых, потому что... разве можно обидеть смиренного монаха? — толстяк широко ухмыльнулся. Потом, после паузы добавил. — Одно только меня беспокоит... наш уговор.

— Святой человек, я отказываюсь от своих условий, и как велел мне старший брат, готов вручить себя вашему попечению.

Иттэй, довольный поворотом дела, улыбнулся еще шире. И даже угрюмые взгляды остальных двух разбойников не уменьшили его довольства.

В другом конце стола одна из дочерей Ли тихонько вскрикнула... А вторая прикрыла рот ладошкой.

— Могу ли я просить вашего разрешения на брак с дочерью почтенного хозяина? — парень склонился головой к столу...

— Хэх... думал я помочь тебе вступить на Путь Учения, — Иттэй нарочито вздохнул. Вызвав бурю волнения в разных концах стола. — Но... почтенный Ли, что вы ответите на этот вопрос?

Ли прослезился. Глядя на Цзянь-фэня воскликнул:

— Сын мой, разве могу я отказать тебе? Для меня ничтожного это большая честь... — он смахнул слезинку со щеки.

Лицо хэшана вновь расплылось в ухмылке.

Чан'ань. Усадьба юйши дафу. 8-й день четвертого месяца.

Гао Янь-Чжан по прозвищу Золотая Черепаха поставил чашку на столик ... Замер... Чай, как всегда, восхитил чередой едва уловимых ароматов.

— Удивительное дело, — проговорил он, — Каждый чувствует свое в этом чае... Но все говорят о богатстве его вкуса...

Он ласково посмотрел на сидящего рядом молодого человека. Тот неторопливо опустил чашку. Ушел в себя. И наконец ответил:

— Да, дядюшка.

Янь-Чжан усмехнулся про себя. И заговорил о другом.

— Император болен... И озабочен судьбой будущего правления.

Молодой человек вскинул глаза, но тут же постарался замедлить, "успокоить" их движение.

— Тебя что-то тревожит?

Тот выдержал паузу.

— ... Только слухи... И взгляды.

Янь-Чжан положил руку на поверхность стола — полированный камень приятно охладил ладонь.

— Взгляды были и будут всегда... пока есть люди. Так же и слухи...

Сань-Синь не стал вдаваться в подробности — выводы сделал сам.

— Когда человек хочет узнать, он смотрит, — ответил молодой собеседник. — Что хотят увидеть во мне Три Князя и Три Наставника?

Янь-Чжан довольно усмехнулся про себя.

— Отвечаешь ли ты нуждам государства.

— Это они уже высмотрели давно, — резковато ответил молодой человек.

Янь-Чжан пристукнул пальцами, словно ударил в барабан отмечающий завершение сцены.

— В прошлый раз они искали в тебе качества нужные для твоих нынешних обязанностей. Сейчас...

— Искали качества для новых. Значит новая должность?

Парень поднял серьезный взгляд на собеседника.

— Да... Но пока оставим эту тему, — Янь-Чжан отрицающе пошевелил пальцами.

Молодой человек проглотил вопрос. Смолк в ожидании продолжения.

Играющая рыба нарушила тишину вечера. Янь-Чжан представил круги на воде... Там, где они столкнутся с камнем, родится новая волна, и устремится навстречу прежней. И так до тех пор, пока вода не погасит первое эхо первого всплеска... Было бы проще все рассказать Сань-Синю. Проще? Чем медленнее камень входит в воду, тем ниже волна им рождаемая... Лучше всего было ввести его в круг общения Владыки... Но времени не осталось... Если бы знать раньше... Впрочем, и для него новость была шокирующей. Хватит.

Янь-Чжан сжал пальцы в кулак.

— Хорошо. Что ты думаешь о своем назначении?

Сань-Синь почти мгновенно ответил:

— Оно может быть связано только с опалой Цюань-Чжуна. С удалением Тайфусы и его единомышленников придется основательно укреплять "Девять цинов".

— Да... — Янь-Чжан опустил глаза. Мальчик ошибся, но ошибка была неизбежной. — И какая же должность может быть тебе поручена?

Сань-Синь замолк. Задумался. Сейчас он должен был понять, что предполагаемая должность не соответствует вниманию ни Трех Князей, ни Трех Наставников...

— Я не знаю... — тихо проговорил молодой человек. — Чтобы возглавить хотя бы один из цинов мне надо иметь очень надежных и знающих людей в их составе. Я не имел дел с этими ведомствами.

— Хм... ты, несомненно, самостоятельно справился бы с Управлением Императорских Конюшен... но, скажу тебе по секрету, старый Цуй останется при своем.

— Тогда замещение должности кого-то из цензоров? Или... — он попытался найти возможные варианты. Не нашел.

Янь-Чжану стало на миг жалко его. Юноша без лишних амбиций. Ведомый сыновней благодарностью... Он усмехнулся по себя. Усмешка с привкусом горечи. "Интересно, как много людей "не ошибутся" так же как ты? И сколько из них знают о тебе то что знаю я?". В том, что Цюань-Чжун допускает подобное решение Владыки, сомнений не было.

— Ты будешь мужем Наследницы, — дальше тянуть смысла не было.

— ?!

Сань-Синь замер. Бледность медленно покрыла его лицо. Однако, ни один мускул не дрогнул. Молодец.

Парень задумался. Надолго. Постепенно, очень постепенно лицо его менялось, приобретая едва уловимы оттенок горечи.

— Я понял... Я благодарен Владыке, — он склонился перед Янь-Чжаном.

"Ты счастливый," — вдруг с досадой подумал Главный Цензор, — "Ты понял, а я не могу понять...".

— Чашка пуста, — он помолчал, дожидаясь пока собеседник дольет чаю, и спросил: — Ты не доволен?

Парень покачал головой.

— Разве это существенно?

Янь-Чжан едва не поперхнулся. "Ничего себе?".

— Да... — поднес чашку к губам. Не торопясь, отхлебнул душистого напитка. — Ты опять становишься скрытным, Шинджи.

Молодой задумался. Опустил голову. Заговорил после недолгого молчания.

— Я стою перед противоречием, Учитель...

Янь-Чжан кивнул поощряя его к продолжению.

— Мое положение определяет мои долги, но каково мое положение?

"Мальчик вырос".

Цензор молчал достаточно, чтобы собеседник поднял взор на него. Взгляды встретились. Молодой отвел глаза первым.

— Только ты можешь это оценить. Сейчас только ты. Я уже не учитель тебе.

Лицо Шинджи осунулось. Он опять опустил голову.

"Что же ты задумал, Старый Дракон?". Янь-Чжану вдруг стало страшно. Он опять вспомнил брата своего подопечного. "Почему?".

— Семья поддержит избранника. Но времена меняются. Тот, кто держит повод сейчас, через несколько лет его отпустит. А тем временем появятся новые связи...

— Тогда почему? — тихо, через силу, спросил Сань-Синь. — Ведь есть сын. И его семья поддержит еще больше. Или?.. Клан матери?..

Но Янь-Чжан предостерегающе поднял руку.

— Тот, кто не связан ни с кем, может встать над всеми. Тебе достаточно только поверить...

Сань-Синь опустил голову.

"Что ж. Разговор можно считать законченным".

— Можешь насладиться закатом. — Янь-Чжан встал и, коротко кивнув, вышел из беседки.

Глава 0. Клятва.

Лисы бывают разные: рыжие, черно-бурые, белые (как священный лис из храма Девы-Рисового-Зерна на далеких Восточных Островах) и даже синие (хотя, по совести, Сыма Чжан по прозвищу Синий Лис лисом никогда не был). И если одним из них вполне хватает своего хвоста, в котором с возрастом накапливается чудодейственная сила, то иные, не довольствуясь наличным, отращивают себе еще один, два, три... до девяти хвостов вкупе, обретая удивительную способность принимать человеческий облик. Говорят так же, что двухвостым лисам для обращения надо в полнолуние возложить на макушку человеческую теменную кость и перекувыркнуться, для треххвостой полнолуния ждать не обязательно, для четыреххвостой не нужен и человеческий костяк, а остальным и кувыркаться не надо. Но...

Рассказывают, что в правление Чжоу Чоу-ди некий человек поймал лису и, посадив ее в мешок, принес к уездному правителю Вэн Чуню. Тот, желая увидеть известную красоту лис, потребовал развязать мешок и показать оборотня. Но вместо красавицы увидел толстое и волосатое существо.