За тебя. Проклятое пророчество (2 часть)

Здесь можно было не только поднимать на десять метров землю, ощерив ее червями, корнями, камнями, в целом, не очень приятным видом, но и размышлять.

Осознать суть пророчества не просто. Мне предначертано истребить свой род. Или с помощью меня, что одно и то же. При этом, обагрить кровью руки дорогого человека. Почему я так сделаю? Во мне ведь нет столько жестокости, я не озлоблена даже после неприятного детства. Никто не сделал мне ничего плохого. Отец и мама...Как осуждать их за то, что сама в себе ненавидишь. Я в чем-то их немного понимала, а потому прощала. В книгах пишут, что пророчество — это данность. Это судьба. Никакое не колдовство, не навязанные события. Дух видит, что будет, и передает знания, оповещает. А если от судьбы не уйдешь, тогда к чему столько мучений? Почему я из собственного эгоизма не могу хотя бы немного насладиться жизнью и побыть рядом с тем, чей образ храню в сердце?

И в день своего тридцатилетия, спустя месяц после окончания Университета, я навсегда покинула замок, где выросла. Отец хватится только через неделю, не раньше, а это значит, что лететь нужно быстро и, по возможности, без долгих остановок, чтобы успеть скрыться. Ветер с радостью откликался на зов, становясь попутным. Путь лежал в Арвену, столицу Альсии.

Бал в замке Повелителей степных драконов, попасть сюда было несложно, учитывая статус Принцессы. В Холеалле балы были редкостью, и я наслаждалась царившей атмосферой веселья, беззастенчиво разглядывая красивых гостей. Настроение праздника, прекрасная музыка, элегантное окружение.

Огромных размеров зал утопает в свете свечей, будто купается в золотом солнце. Гардины на окнах закрыты, так что выходит непонятно — день сейчас или ночь. Редкие белые колоны делят зал на три части: по центру проход, по бокам — для стоящей свиты. Пол выстлан светлым блестящим камнем цвета слоновой кости, а по проходу вместо привычных ковровых дорожек, выложена искусная мозаика, сломавшая не один десяток глаз мастеров. Мозаика ведет вперед к небольшому пьедесталу после пяти ступеней, на котором стоят три трона с высокими спинками и тонкими ручками. Изящными в своих простоте и великолепии.

Меня окружает улыбающаяся, смеющаяся толпа, увлекает в групповой танец с регулярной сменой партнеров.

-Добрый вечер.

-Приветствую Вас.

-Вы бывали здесь уже?

Приветствия сменяются с каждым новым лицом, и я уже не запоминаю их. Ноги быстро устали от незамысловатых па, дыхание сбилось.

-Странно видеть такое грустное лицо на этом празднике жизни, — молодой человек смотрит пристально, а мое сердце тут же падает вниз. Это он. Глубокие карие глаза, резкие губы, а самое важное — ощущение близости, узнавания пронзает пальцы, до которых он едва успевает дотронуться для того, чтобы пригласить на танец.— Я никогда ранее не видел Вас. Я бы запомнил.

Не может быть. Страх парализует ноги, и тугой ком становится в горле. Тридцать лет я жила с мыслью о нем, чувствовала каждый удар сердца, молилась о его жизни, чтобы оказаться здесь и услышать такие слова.

-Разве Вы не узнаете меня? — ну же, ну пожалуйста.

Дракон остановился, и замер весь зал. Когда не танцует Повелитель — не танцует никто.

Не такого я ожидала, не о том мечтала. И совсем уж не могла подумать, что он развернется и уйдет, словно очнулся и вспомнил, что забыл о чем-то важном в ином месте. На меня косились непонимающе, как будто выспрашивая, что же случилось.

-Я так понимаю, Вы Веленеста? — рядом оказался мужчина в дорогой и красивой одежде, за его спиной стояли несколько драконов, оценивающе оглядывающих меня. Сходство обмануть не могло, предо мной отец Каина. Те же черты лица, та же стать, и не оставляющая сомнений прядь рыжего золота в коротких волосах. Я глубоко присела в приветствии.

-Добрый вечер, Повелитель. Я Веленеста, наследная Принцесса Холеаллы.

-Добро пожаловать, Веленеста, — скупо улыбнулся дракон. -Надеюсь, праздник Вам по вкусу. Отдыхайте, пожалуйста.

Ничего не значащие слова, общая фраза приветствия.

Не раз я задумывалась над тем, в курсе ли правители Альсии о произнесенных Духом словах? Знают ли они, что в их дом вошла та, чьими руками воля пророчества исполнится?

-Благодарю, — я склонила голову в знак признательности и, тем самым, отпуская Повелителя.

И сама, следом за ним, покинула замок. На сегодня события однозначно закончились.

Сомнения терзали несколько дней, пока я не почувствовала зов Каина.

Что мы знали друг о друге? Мне кажется, совсем ничего. Стоило ли столько слушать о нем из чужих уст, стоило ли ощущать всем существом связующие нити к его душе, когда он совсем не понимал, как я к нему отношусь. Как возросло, распахнулось, налилось красками трепетно взращиваемое чувство. Как я ждала спасения в его лице от враждебно настроенного дома, надеявшись укрыться во взаимности, как в надежном приюте. Я смотрела на него с обожанием, а в его взгляде было сплошное удивление и недоверие.

Терпение — благодетель, так говорила мне мама, и я запаслась им впрок, понимая, что Каину лишь предстоит разглядеть во мне ту, кого он когда-нибудь сможет полюбить.

Его настороженность уходила неохотно, даже в моменты, когда мы оба теряли голову, казалось, что нет-нет, да промелькнет в глазах сомнение, и это беспокоило. Я отдавалась ему целиком, обнажая душу, разрешая доступ в любой уголок воспоминаний.С облегчением сняла тяжелый панцирь, непомерным грузом прижимавший в земле. Оставила лишь одну тайну, ту, которую унесу с собой в могилу. Он не должен знать о пророчестве. Иначе все остановится, долгожданное счастье оборвется, моя душа умрет. И после этого уже будет неважно, сгинет ли в пучину Холеалла или нет. Без него не нужно.

Я предала свой народ ради него. И я бы предавала каждый раз, если бы время возвращали назад и спрашивали, уверена ли я. Уверена. Да, у наследницы престола есть долг, да, совесть сгрызает изнутри. Но что, если внутренний долг дороже? Что, если зависимость от степного дракона настолько сильна, что отодвигает на второй план даже собственную безопасность? Тэраль говорил, что я безнадежна больна. Наверное, больна, но в таком случае, Каин необходимое обезболивающее, без которого я не могу дышать.

И однажды дыхание чуть не оборвалось. Холеалла безжалостно отправляла убийц по мою душу, то ли в опасении исполнения предначертания, то ли в желании покарать за измену трону. Переговоров не велось, переписка была односторонняя, отец игнорировал просьбы прекратить провокации и отступиться от идей насилия. Я никому не желала смерти и всеми силами старалась избегать жертв. Но отец напирал, увеличивал число воинов, назначил цену за убийство в Гильдии. Так разве не он своими руками исполнял пророчество, заставляя меня в защите убивать стражей, посланных Королевством ледяных драконов? Разве не он вынуждал меня лишать жизни свой же род? Поначалу, по неопытности, я сохраняла им жизни и просила об этом Каина, но тогда они нападали снова и снова, возвращались спустя полгода и ехидно улыбались. Кодекс чести мага и личная мораль связывали руки: лишать жизни противника, который заведомо слабее, с помощью Силы, подло — сражаться нужно на равных. Чем они могли ответить на чистую стихию? Ничем. Она поглощала заживо. И я в совершенстве овладевала оружием, вынуждая Каина тренировать меня до изнеможения. Мой дракон не был рад, отчетливо злился, выставлял серьезную охрану.

Для личного пользования Каином был создан отряд Теней, которых сначала он тренировал сам, а затем передал обучение в руки авторитетного мастера-монаха из страны огненных драконов. Их задача — сохранить нам жизнь любой ценой. Размах пугал, но упрекнуть мужчину в паранойе я не решалась. Пусть он думал, что Повелитель Холеаллы не в ладах с головой, решил наказать дочь по суровым законам страны, но меры принимал глобальные и заходил далеко вперед, просчитывая ситуацию.

Его отречение от трона стало ударом и откровением. Я лишила его того, о чем он грезил и для чего создан. Раиль не мог стать достойной заменой, и осознавать это было в разы больнее. По собственному желанию, эгоизму, я оставила своих людей и заставила его сделать то же самое.

-Я принял решение сам, — успокаивал Каин и вытирал мокрые дорожки от слез с щек. -Ну же, малышка, улыбнись.

-Нечему улыбаться, Каин, — сокрушаюсь я. -Я тебе жизнь сломала.

-Вот же глупая какая! — серьезно говорит он. -Ты мне подарила жизнь, и я не могу от нее отказаться. А власть...отказ от трона в нашей семье, это еще не побег от ответственности. Так что видеть чаще ты меня не станешь, можешь выдохнуть.

-Я так рада!

-Что не будешь чаще меня видеть? — поддевает дракон и хитро щурится, понимая, что буря слез миновала.

-Вот же дурак!

И он заразительно смеется, откидывая голову назад, озорные искорки летят из глаз. А я любуюсь им, запоминая каждую черточку и мимические тонкие морщинки у глаз, в уголках рта при улыбке.

Тот момент, когда на него напали, застал в воздухе. В обычной ситуации дракон бы справился без проблем, но шестое чувство надрывалось в панике и страхе, заставив срочно сменить курс полета. Что-то не так. Отдачей по внутренней связи постепенно, во временной очередности начали приходить эмоции степного дракона: азарт, боль, безнадежность, страх, затуманенное сознание, так что выходил непрекращающийся отчет событий.

Охватывающий ужас сжимал сердце и гнал вперед с невероятной силой, ветер не просто помогал лететь, не предавал ускорение — он нес меня с чудовищной прытью. Я не сразу поняла, что стихии сходят с ума от моей эмоциональной нестабильности. Тучи над головой сгущались, заворачиваясь в широкие черные спирали, макушки деревьев, проносящиеся под брюхом, глубоко наклонялись к траве, с треском ломались и падали стволы. Оставалось надеяться, что стремительный ураган не зацепит поселений, контролировать его я уже не могла.

Вот нужное заброшенное здание. Вокруг выставлена армия, оцепив по периметру участок. Их невероятно много. Видят меня, готовят оружия: заклинания, болты арбалета, осадные орудия, готовы взлететь драконы. Но мне не до них. Боль Каина плотной пеленой застилает глаза, в горле стоит острый вкус крови, вызывая невыносимую дурноту.

Ветер порывом сносит крышу, кого-то подминает под нее из оцепления, сносит орудия. И острое драконье зрение мигом выхватывает чудовищное зрелище, заставляющее застыть дыхание. Внутри этого сарая к высокой железной перекладине со свисающим крюком за кожу подвешен мой дракон, по которому быстрыми струйками стекает и капает в накопившуюся внизу лужу кровь.

Мне хватает сил ровно на то, чтобы лихой стрелой рвануть вниз, избавить его от страданий. Снять с крюка, в деталях за доли секунд разглядеть бескровное лицо, синие губы, потухающие глаза. Сжав зубы, сквозь которые рвется утробное рычание, задержать стихией ветра желающих познакомиться поближе с гневом и местью. Дать живительную энергию мужчине, торопливым ручейком побежавшим к многочисленным ранам, останавливая кровотечения. Все.

Контроль над телом, едва сдерживаемый, утерян. Медленно обернулась лицом к врагу. Ярость застилала глаза, я ненавидела их всех каждой частичкой души и тела, я хотела причинить им столько боли, сколько они не смогут вынести. Я хотела бы убивать их вечно, чтобы орали и корчились от адских мук, но не могли подохнуть. Месть не была целью, она стала глазами и чувством.

Никогда до этого стихии не вырывались с такой ненасытной жаждой, они вместе со мной ненавидели и вместе со мной казнили, вырывая из груди крик отчаяния, отвращения, злобы к тем, кто посмел заставить страдать моего мужчину, того, кто был моим светом, который едва не потушили.

У нас одна на двоих жизнь, и я буду за нее сражаться.

*

Я пришла в себя и лежала, не открывая глаз. Сознание было чистым, не смешанным, однозначно моим. Тела не чувствовала, но, рассуждая логически, оно есть. Мягкий запах отдушки полевых цветов, которым пропитано постельное белье, скользит по слизистой, мерный стук сердца считает удары. Намеренно не шевелюсь, не выдавая пробуждения тому, кто сидит в изголовье кровати и ждет.

Волнуется, пульс чаще положенного.

Я помню ту ночь, когда обжигающе ледяным поцелуем, он отправил меня во тьму и заставил пробудиться в чужом неподвластном теле, живущим своей жизнью. Я просыпалась лишь тогда, когда Саша засыпала. Ее реалистичные сны, изматывающие тело и душу, — мои воспоминая, которыми я жила, раз за разом, возвращаясь к одной мысли 'Неужели нельзя было по-другому?'.

Так ли отчаялся степной дракон, что готов был, поступившись моим мнением, решить в одиночку участь, принадлежащую по праву рождения не ему. Решить за меня, хоть и во благо и от безнадежности.

Цели, которые он преследовал, видны отчетливо. Понимаю их и поддерживаю, с одним лишь замечанием — меня никто не спрашивал. Это не нож в спину, я не столь опрометчива в суждениях, это привычка играть в одиночку, будучи уверенным, что твое мнение — единственно верное и возможное, каким бы оно ни было. Не принять его, значит, по его мнению, не видеть картины целиком. Быть неправым. Подобные решения — прерогатива тех, кто владеет множеством душ в угоду своих задач. Сложно постичь и невозможно не подчиниться.

-Не знаю, что сказать, — губы плохо слушались, голос хрипел. Я все еще не решалась открыть глаза. Страшно.

Прошло так много лет. Вдали от него и от самой себя. Тепло связи, невидимая прочная нить, в груди ласкается солнышком, ей нипочем время и расстояния. Но обмануть себя сложно, острый холодок морозит сущность, грозит разверзнуться пропастью, из которой так сложно выбираться, в случае падения.

И, правда, что сказать? Кричать, что он не имел права? Обижаться из-за растоптанного самолюбия? Винить в излишней самостоятельности? В каком количестве грехов я могу его упрекнуть? И нужно ли? Мы все умеем осуждать и показывать, что нас обидели, куда сложнее увидеть мотивы, зайти с другой стороны ситуации. Я понимаю, и знаю отчего, почему и когда он испугался настолько, что забыл обо всем кроме моей защиты. Любой ценой. В этом и есть ключ к прощению — понимание. Возможно, будь я на его месте, устроила бы точно так же, не размениваясь на мелочи, когда на острие ножа жизнь самого ценного человека, ради которой и было устроено противостояние, пойдешь и на такие шаги, о коих можешь долго и мучительно сожалеть, но верить, что был прав. Мне кажется, он поступил несправедливо, но отнюдь не импульсивно и опрометчиво. Больше ходов он не видел, иначе бы не ступил на этот.

Мужские пальцы робко, осторожно коснулись лба, пролетели перышком по скуле и подбородку, замерев на губах.

-Начало уже неплохое, — подбодрил Каин. Звук родного голоса, игривые нотки, которых в теле Саши я никогда не слышала от него.

Девочка Саша. Каин так и называл ее "девочка".

-А если бы не вышло? Если бы я или Саша умерли?

-Этого не могло случиться, по определению, риск был только с твоим возвращением.

-Какой риск? — насторожилась я. Сиплый возглас от высокой ноты.

-Вдруг бы тебе понравилась свободная жизнь.