Графская ведьма

— Сет, она тебе обед тут оставила, — неловко вклинился Эдмонд. С ним, кстати, тоже что-то неладное творится: то взгляд отведет, слова на половине обрывает, дергается все. Попало ему, что ли, от этой Анны?

До вечера Сет честно отсыпался, восстанавливая тело и силы. Сны обходили стороной утомленный рассудок, разве что отдельные лица всплывали: родителей, друзей, врагов. Только суженая не приснилась, а ведь на новом месте спал, и судьба его в этой области уже известна. Впрочем, с этой судьбой лучше бы повременить: появились у графа к недругу-виконту несколько вопросов. В частности, чьи это люди гнали его, Сета, до самой границы, да еще стреляли прицельно по нему, хоть и мазали безбожно? Не вынужденный ли брак тому причиной? Ведь какому отцу охота дочь за врага выдавать?

Словом, к приходу ведьмы граф достаточно восстановил силы и настроился полноценно побеседовать. Беда, что Анна на разговор была совершенно не нацелена.

— Что вам мешает отдыхать и набираться сил, граф? — как-то устало выдохнула ведьма, опустившись на табурет. И в целом она выглядела какой-то потерянной, одинокой. Просто женщиной, чье лето уже стало клониться к холодам. Седины, правда, в каштановых прядях пока не видно, но упругие морщины взрезали лоб, и пара — прилегла по краям от губ. И в выразительных карих глазах уже не прятались колючки, усталость и растерянность — вот что ею владело сейчас.

— Я уже выспался, Анна, — серьезно ответил граф. Женщина вздрогнула, словно ее укололо ее же собственное имя.

— Я вам дам отвар...

— Сначала я хотел бы вас поблагодарить. Вы мне спасли жизнь, а я до сих пор вам и "спасибо" не сказал.

— Ведьм не благодарят, ваше благородие, — едко ответила Анна после короткой паузы. — Им платят.

— Что ж, если вы со всеми, кто к вам обращается, возитесь, как со мной, то пора бы вам требовать к оплате благодарность.

— Я за день ни разу вам повязку не сменила, если помните.

— Зато ночью, полагаю, за четверых выложились, — возразил Сет. — Мне Эдмонд рассказал, о том, как вы нас нашли. И за это вам тоже сердечное спасибо.

— Значит, не проняло, — совсем непонятно прокомментировала ведьма.

— Что вы имеете в виду?

— Не ваше дело. Значит так, граф. Я свое дело уже почти сделала. Утром сочтемся. А пока — вы выпьете кое-что и дадите мне спокойно завершить лечение, — Анна отошла к шкафчикам со своими снадобьями-зельями и вернулась с какой-то спрессованной травой в одной руке, стаканом воды — в другой.

Сету пришлось последовать совету, уж такой у ведьмы был проникновенный взгляд. А поговорить и утром можно.

* * *

После порции сонника граф осоловело повел глазами и уже сидя отключился, рухнул затылком на подушку. Анна с трудом заставила себя прикоснуться к нему, чтобы уложить поудобнее, и все равно снова вздрогнула, хотя череда воспоминаний утихла после того, самого первого касания.

— И ты спи, — ворчливо посоветовала она второму копошащемуся не печке гостю. — Или хочешь, чтобы я и тебе помогла?

Эдмонд недоверчиво хмыкнул, но перечить не посмел и возиться перестал — затих.

Ведьма почти беззвучно шелестела юбками, занимаясь своими делами, и вроде все шло своим чередом, но Эдмонд чутко уловил момент начала колдовства. Его разум словно бы повело и мягко опустило на перину сна, взамен реальности отразив сумрачные видения.

Вначале гулко ухнула сова, мягко скользнул снег с потревоженной птицей ветки — слился с метровыми сугробами. Наплывшая сытым туманом тишина укрывала не хуже пухового одеяла, и дышать под ее весом становилось тяжелее. И за тишиной не стало слышно размеренного шепота, блеска амулетов, четко выверенных взмахов изящных кистей. Весь мир свернулся в точку, которая крутилась перед взглядом и таяла, пряталась в тени, стоило лишь присмотреться.

Хрупкое таинство вдребезги разбил многоголосый волчий вой, оскорблено крикнула сова — широкие крылья хлопнули, унося хозяйку прочь от этого странного дома. И Эдмонд с облегчением погрузился в уже нормальный сон.

Однако для Анны ночь еще не завершилась — предстояло самое главное. Когда задумываешься о том, от какой беды в силах оградить любимого человека, понимаешь, какое множество опасностей нас подстерегает ежедневно.

Можно споткнуться и расшибить голову об острый угол, поймать широкой грудью вражескую стрелу, поперхнуться вишневой косточкой. Можно заболеть, замерзнуть насмерть или сгореть в пожаре, упасть с лошади, наткнуться на стаю голодных диких зверей...

В голову приходит столько всего, что губы не успевают шептать: предупреди, огради, храни. И понимаешь, что почти все это, в девяти случаях из десяти, — напрасная трата сил. Что стрелок и так промахнется, голова минует острые углы, и с болезнью сильный мужчина справится.

И что за все эти предосторожности придется заплатить частью своей жизни.

Анна даже не задумалась, стоит ли делать то, за что она взялась — просто не смогла бы по-другому.

* * *

А наутро ведьмы в доме не оказалось.

Посвежевший Сет помыкался с другом полдня в опустевшей избе, потом они прихватили пирожков, заботливо выставленных на столе, и отправились в путь.

* * *

— Ты специально сейчас это говоришь? Специально мне больно делаешь?

— Да ты себя послушай, что говоришь! "Я не хочу", "я делаю", "мне плохо", все я, я и я — мне это осточертело все!

— "Мне осточертело", вы только послушайте! Мы заговорили о твоих чувствах!

— Да, потому что я тоже не железный! Думаешь, ты одна сейчас такая несчастная страдалица?

— Да пошел ты! Придурок!

— Истеричка! С тобой вообще нельзя нормально общаться.

Я выскочила на улицу в одном домашнем платье и тапочках на босу ногу. Октябрь еще позволял проявлять подобную дурость.

Разгоряченные ссорой щеки горели в остывшем воздухе двумя чадящими факелами — к глазам бежала дорожка из соленых потеков туши. Короткие пушистые волосы, такое ощущение, дыбом стояли, особенно челка.

Плевать на людей, чихать я хотела на косые взгляды — меня отчаянно колотило, я хотела только знать, действительно, хотелось узнать, почему такое счастливое, солнечное прошлое: первые свидания, признания в любви, шуточные поединки, плавно переходящие в неистовые поцелуи — почему это все отошло на задний план, выпятив наши с ним недостатки? Почему забылось то первое прикосновение, которым мы узнали друг друга, сцепились намертво ладонями и поклялись не расставаться ни на миг?

Он видел меня всю — во всех моих и своих жизнях, — он знал меня, вспомнил, носил на руках и говорил — вот он, шанс разбить порочный круг! Этот чертов замкнутый круг, в котором все кончается смертью. Ведь мы оба молоды, обеспечены, нас не разделяет статус, континенты или непредвиденные узы. Ну, вот сейчас-то, сейчас, когда нет помех нашей любви, мы и заживем!

Оказалось, помехи были в нас самих — мы категорически не желали находить компромиссы и слушать друг друга. Великое, сильное, пронесенное через сотни и тысячи жизней чувство победили мелкие будничные склоки.

И сейчас я впервые бросила поле боя и бежала, бежала от него и таких незначительных, но важных проблем. Думала, вертела в голове так и эдак свои и его слова и с ужасом осознавала, что думаю о нем, как о прошлых своих парнях — неужели он такой же? Где это волшебство, полет и сказка? И за всем этим не расслышала тихих шагов за спиной...

Нить моей жизни обрывалась долго и мучительно, в какой-то убогой квартирке заброшенной пятиэтажки окраинного района, от рук дорвавшихся до насилия ублюдков.

Словно в назидание тому, как я поступила с дарованной мне любовью.

И глядя в потолок равнодушными, стекленеющими глазами, я четко осознала: небеса не дают второго шанса.

Анна маялась уже пятый день. Из рук сыпалось все, что в них ни бралось: травы, мука, тарелки, табурет и тот вырвался и свободолюбиво убился об пол. Просто пять дней назад она взяла в руки собственную судьбу и ими же раскрошила прах единственного чувства, ради которого стоило жить.

И ни капельки не утешало, что теперь, с ее амулетом, граф будет жить долго и счастливо. Ага, вместе с дочкой какого-то там врага. Дура набитая, что еще сказать. Пожертвовала любовью ради... ради чего?

Эдмонд обмолвился, что этого брака хотел король.

А не шел бы он лесом, этот самый король? Он не бог, чтобы решать судьбы людей за них самих.

Так нужно для мира в графстве?

Мира можно достигнуть и другими путями — Анна сама могла показать парочку, придуманных за пять дней бессильного самоедства.

И самое обидное — граф даже ничего не понял. Он не был в сознании, когда ведьма к нему прикоснулась, потому для него и осталась тайной их глубокая, таинственная связь.

Хотя что-то он, определенно, чувствовал, но не решался об этом поговорить из-за того, как себя вела с ним сама Анна.

А теперь... одна часть женщины рвалась вдогонку за любимым человеком: нагнать, объяснить все, вернуть! — а вторая философски добивала: что сделано, то сделано, и теперь дорога только на погост.

Самое страшное, Анна подозревала, что этим все и закончится, для него ли, для нее, но... "Небо не дает второго шанса" — с этими словами ведьма проснулась на рассвете и долго их катала на языке, ощущая послевкусие горькой обреченности. И все-таки заставила себя решительно встать.

Свои ошибки надо исправлять.

Анна знала, куда идти — ей об этом, тоже невзначай, но с определенным намеком, проговорился Эдмонд. А вот сам путь был не из легких.

Зима потихоньку шла на убыль, даже кое-где слышался тот самый весенний запах, с которым приходит надежда. Но три дня по рыхлому, раскисшему снегу — это все-таки испытание даже для привычной к походам ведьмы.

Зубцы далеких, но таких вожделенных замковых стен выплыли из рассветного марева четвертого дня.

И с треском обрушили Анну, прихлопнув сверху толстой льдиной. Зимняя тропа через лес проходила прямо по замерзшей речке, и ведьма это знала, но решила рискнуть.

Ледяная вода радостно сочилась сквозь одежду, утяжеляя ее вдесятеро, легкие сжались, скукожились охваченные огнем от недостатка воздуха, и уже не было сил стучать по льду, но ведьма в ужасе лупила и лупила по непроглядной твердой глади, пока ноги не свело судорогой — тело медленно повлекло ко дну.

Анна протянула наверх руку, словно пытаясь дотянуться до воздуха, но когда на ней сомкнулись твердые пальцы, ведьма уже этого не почувствовала.

* * *

Я никогда не имел своего дома. С самого рождения и до смерти меня влекло вместе с ветром туда, где все было незнакомо мне, а я был незнаком окружающим.

Я видел величайшие войны — поражения и победы. Знакомился с полководцами и простыми солдатами, воевал за деньги и идею, предавал и бывал предан...

Я был знаком с красивейшими женщинами, бросал их и покорял, женился и расставался. Мне пророчили славу поэта, архитектора, наемника жреца, короля и бродяги. Даже как-то назвали богом, но из уст восхищенной девушки это было больше похоже на лесть, чем на предсказание.

Мне посвящали баллады и проклинали за трусость. Гнали взашей и привечали как желаннейшего гостя.

В моей жизни было все. Кроме одного.

Я не знал, чего мне не хватает, потому и не останавливался — искал, пробовал на вкус, раздраженно понимал: "Не то!". И шел дальше.

А когда лежал и физически чувствовал каплями утекающую жизнь, самое обидное находил в том, что найти-то так и не удалось! Даже не то что найти — узнать, что я искал. Хотя надеялся до последнего вздоха, что вот сейчас пойму... еще минутку... ну вот, еще чуть-чуть...

Сет предпочитал не принимать участия в подготовке к предстоящему шабашу. Народу и так согнали много — достало вести, что сам король изволит посетить празднование в качестве визита вежливости.

Все происходящее костью в горле вставало, было четкое ощущение, что Сет поступает в корне неправильно, причем, момент выбора пути уже прошел, и теперь он на своей шкуре узнает лишь последствия, а исправить уже ничего нельзя.

От подобных чувств мужчина привык отмахиваться, считая сие слабостью, достойной лишь женщин, но этот мандраж был на диво настойчив. Поэтому Сет потихоньку шепнул Эдмонду, что отправляется на конную прогулку, и через десять минут пулей выскочил за ворота.

Он носился как очумелый, метался из стороны в сторону, заставляя бедного жеребца выполнять опасные кульбиты, но и это было лишь сотой долей того, что творилось у Сета в душе.

Треск льда вдалеке мужчина посчитал знаком — рванулся к нему так, словно его в спину бесы толкали. Из-под копыт разлетался снег пополам с грязью, ветер яростно хлестал по лицу, словно Сет опять делал что-то не так, и это не нравилось всей природе. Вокруг словно бы потемнело, как перед грозой или сильным снегопадом.

Лед на реке треснул и разошелся всего на несколько пальцев, тем не менее, Сет без раздумий спрыгнул с облегченно фыркнувшего коня и сунул руку по локоть в образовавшуюся трещину.

И почти сразу наткнулся на безжизненно-холодные пальцы, через которые какой-то сумасшедший ученый пропустил огромный разряд тока. С этим пришло осознание: все-таки опоздал. На много сотен жизней опоздал, всегда, каждый раз — он опаздывал.

Вытащить Анну оказалось трудно, но все-таки осуществимо. Хотя ведьме это не помогло.

Ее счастливый случай маленьким, незаметным амулетом висел на шее посеревшего от горя Сета, или же был безнадежно упущен в те длинные морозные, волшебные ночи.

Ведь второго шанса небеса не дают.

* * *

Зато можно снова попробовать уцепиться за первый.