Они вышли. Вечерняя свежесть приятно пощекотала лицо. Думать ни о чём не хотелось. Потому что единственное, что важно — смерть бабушки... а её не исправишь.

— Ким, как ты это сделала?

— Что?

— Ну... Благодаря чему нас отпустили.

— Нас отпустили благодаря тебе и бабушке. Я лежала, как мёртвая, и даже идти сама не могла.

Лин вздохнула:

— Нет, погоди. Я не верю, что это случайно совпало со смертью Фунчи.

Ким ответила не сразу.

— Зачем это тебе? Я даже не помню точно. Но главное — это слишком опасно. Если бы не бабушка, я бы, наверное, умерла. А так — не стало её. Ты же не хочешь, чтобы такое происходило с тобой?

— А ты? Вдруг опять понадобится?

— Если понадобится, то пусть лучше я умру сама, чем ты вместо меня, — с неожиданной твёрдостью ответила старшая сестра.

— Не говори глупости!

— А ты? Зачем тебе этот ужас — знать, что близкий человек умер, спасая тебя?

— Но ты же не жалеешь, что совершила это? Ты освободила всю страну!

Ким помолчала немного.

— Не знаю. Ты видишь — папа считает, что сейчас может быть плохо...

— Хуже, чем при Фунчи, не будет.

— Всё равно. Бабушки больше нет...

Неожиданно эта реплика подпёрла своей неотвратимостью, осознанием того, что случилось худшее... холодный ком надавил на горло, и Ким заплакала. Присела на корточки, давясь слезами. Лин также присела, погладила сестру по спине:

— Сестричка, милая, бабушку уже не вернёшь... А она сказала, что ты всё сделала правильно...

Ким не отвечала. В голове было пусто и гадко. Влезла бестолковая мысль: сейчас вся страна оплакивает Фунчи — кто искренне, кто нет. Мы тоже оплакиваем — бабушку. Хотим того или нет, мы по-прежнему живём так, как нам приказывает страна...

Обращение к народу исполняющего обязанности Председателя Высшего Совета Народно-Демократической Республики Чийян Су Фунчи

Дорогие граждане нашей великой Родины! Сегодня, в этот трагический для нас всех час, Партия, Родина призвала меня временно принять обязанности главы государства. Благодарю за оказанное мне доверие Партию, Правительство, Высший Совет и всех вас, дорогие товарищи. Обязуюсь нести достойно эту тяжкую, но важную ношу — груз ответственности за нашу великую родину...

Ким хмуро смотрела на экран, на котором выступал новый владыка страны. Человек, которого она сделала сиротой. Сын человека, из-за которого умерла бабушка...

Девушка силилась разобраться в себе, в случившемся. Действительно ли поступила правильно? Бабушка, конечно, поддержала, но...

А что, собственно, сделала? Проклятие, мысленно брошенное Мияну-младшему, его отцу и покровителям... И оно так подействовала? А сам Лю жив? Не может ведь такого быть — чтобы несколько простых слов меняли историю страны. 'Отчего же? — произнёс внутри голос. — Разве кто-то до тебя пытался? Десятки миллионов людей по всей стране убеждены, что владыка поступает с ними правильно, и даже не помышляют о сопротивлении. И потом, не забывай про свои особые способности'.

Ох уж эти особые способности... Непонятно, польза от них или нет. Победа на олимпиаде? Пока единственный её результат — приглашение в университет. Ну так, наверное, и без олимпиады туда поступила бы. А если и нет — не такая уж трагедия. Избежать ареста способности не позволили: всё произошло слишком внезапно. А если бы предвидела — как бы поступила? Ведь единственный выход был — уступить Мияну. Появится он завтра в школе? Если нет — сделать из этого выводы или преждевременно? А если да — всё сначала? Ким представила себе ухмыляющуюся физиономию мерзавца: 'Вчера тебе повезло, но сегодня уже не спасёшься'. Снова изнутри накатила ярость. Из последних сил девушка произнесла:

— Мама, можно прилечь на твою кровать? — и, не дожидаясь разрешения, так и поступила. Тело расслабилось, а ярость, наоборот, обрушилась шквалом. Лицо толстяка превратилось в мишень — точно такую же, в которую Ким стреляла в тире, на занятиях по военной подготовке. 'Ты, Су Фунчи! Не смей идти за своим отцом! Иначе и придёшь к нему! Немедленно! Откажись от назначения — или умри!'

Ким и не заметила, как уснула. Позже, когда семья расходилась, мать, увидев спящую дочь, решила не трогать её, а сама ушла в её комнату.

Первая мысль Ким утром была: 'Бабушки больше нет... Как же я теперь?' Однако мамина улыбка успокаивала боль утраты, а затем появилась из своей комнаты сестра.

— Идём в школу, да? — деловито произнесла она, присматриваясь к Ким. Та кивнула. Семья позавтракала варёным рисом с водой и двумя огурцами, после чего все разошлись по делам.

— Как ты думаешь, что сейчас происходит в школе? — неуверенно спросила Лин, когда они уже миновали половину пути. Сестра пожала плечами: всё, кроме смерти бабушки, было не важно. Ну, разве что угроза приставаний Лю, но сегодня в этом уже не будет сюрприза. Наверное, надо попробовать гипноз. А может, и без него обойдётся.

Ещё не доходя до здания школы, они заметили большую толпу. Прежде чем сёстры разобрались, что происходит, к ним подошла заплаканная Суян Пи:

— Такое горе, такое горе!

— Да, конечно, — промямлила Лин. Меньше всего она была готова сочувствовать патриотическому горю учительницы, но не говорить же об этом вслух. Лишь бы сестра не сорвалась...

Однако Ким всего лишь кивнула. Изображать убитую горем патриотку она не считала нужным, однако причина для горечи, и немалой, действительно имелась.

— Идите, становитесь в строй, — утирая сопли, пробормотала учительница и кивнула на толпу. Девушки молча подчинились. Их обступили сотни две рыдающих, утирающихся тряпочками плакальщиков. Ким тоже ощутила подступающие слёзы, хотя и по другой совсем причине. Не желая примыкать к толпе, она присела и заплакала. 'Бабушка, милая... Тебя больше нет... Ты умерла, спасая меня...'

— Тягчайшую утрату понёс наш народ, — послышался вдруг из ближайшего динамика голос директора. — Перестало биться сердце...

С незначительными изменениями, директор пересказывал вчерашнее обращение властей к народу. А со всех сторон доносились патриотические всхлипывания, словно аккомпанирующие траурной песне начальства.

— Не стало также ученика нашей школы, — произнёс вдруг директор, и все всхлипывания прервались. Ким насторожилась.

— Вместе с товарищем Фунчи погиб наш друг и товарищ Лю Миян, а также его отец! — не вполне литературно, но в соответствии с торжественностью момента произнёс директор, и Ким чуть не упала. 'Это что же — я действительно убила их?' Мысль не очень-то радостная, до сих пор можно было надеяться на совпадение, а теперь... Убийца... Но что же оставалось делать — вчера, в этом глухом застенке, перед угрозой пыток самых близких людей и собственного бесчестья?!

А может, всё-таки и это совпадение? Ведь не говорят, что там случилось. Видимо, произошло нечто такое, из-за чего погибли сразу несколько человек. Наверное, все, кто стоял рядом с Фунчи. Но почему его сын там не находился? А оба Мияна — были?..

Где-то на заднем плане мелькнуло слабое утешение: по крайней мере, арест больше не грозит. Но лучше бы ничего этого не случилось. И пусть бы Ю Фунчи и Мияны оставались сейчас живы...

Речь директора продолжалась не менее часа и завершилась тем, что руководитель учебного заведения охрип и прервался на полуслове. После него выступали заведующий учебной частью, учителя, завхоз... Говорилось одно и то же, и Ким вдруг с удивлением поймала себя на мысли, что этим людям, которые сейчас произносят траурные речи, случившееся, по большому счёту, куда безразличнее, чем ей. Просто они не могут вести себя иначе, обязаны выказать великое горе, иначе не миновать неприятностей.

А уроков, похоже, сегодня не будет...

Подумав это, девушка бросила взгляд на настенные часы. Да, уже приближался полдень. И что дальше? В голову полезли посторонние мысли: а ведь я, кажется, угрожала Су Фунчи, требовала от него отречься от власти. Послушался он? О его смерти никто не говорит... Не так уж это плохо...

Голова начала болеть. Чувствовать себе убийцей — пусть не наверняка, но вполне вероятно, — и при этом находиться среди сотен людей, оплакивающих погибших, даже если не всегда искренне... Ким вздохнула с облегчением, когда директор сипло объявил, что митинг памяти товарища Ю Фунчи завершён и занятий сегодня не будет. Сёстры Сян переглянулись:

— Пойдём домой или погуляем?

— Второе, — покачала головой Ким. — Ты не представляешь, что сейчас со мной происходит...

Лин подождала с ответом, пока они не отошли на безопасное расстояние, и тогда сказала:

— Знаю, о чём ты думаешь. И напрасно. Не ты убила их всех.

— А почему мы не говорим мыслями? — неожиданно спросила Ким, и сестра слабо улыбнулась:

— Ты права! Надо исправиться, не то потеряем квалификацию.

— Не сейчас, — вздохнула старшая. — У меня голова разболелась, напрягаться не могу. Давай уж по старинке.

— Дай, я тебе помассирую, — озабоченно отозвалась Лин, потянула сестру за руку, заставляя присесть на корточки, прикрыла глаза и двинулась пальцами по вискам Ким. Минут пять девушки молчали, сосредоточившись на массаже.

— Ну, как? — устало спросила Лин, завершив процедуру.

— Спасибо, всё прошло. Но давай всё-таки погуляем.

— Мне бы руки ополоснуть, — вздохнула младшая сестра.

— Тут есть родник. Пойдём туда!

Девушки прошли между деревьев. Действительно, слабый ручеёк указывал на родник. Сёстры ополоснули лица и руки, попили чистой воды и растянулись на травке.

— Как хорошо! — мечтательно произнесла Лин.

— Да, хорошо.

— Ты всё ещё казнишь себя?

— Не из-за этих, которых школа оплакивает. Там — в самом деле, никто не знает, что произошло. А вот бабушка...

— Она говорила, что её жизненный путь завершается, — твёрдо возразила Лин. — Перестань городить чепуху. Если ты действительно сделала вчера ЭТО — спасла всех нас. А если нет — значит, и бабушка умерла вне связи с ЭТИМ.

— А почему у меня вчера было истощение жизненной энергии?

— Возможно, ты просто плохо себя почувствовала. Вот сейчас у тебя разболелась голова. Ты же час назад никого не убила? Или я что-то пропустила?

Ким пожала плечами. Действительно, положение дурацкое. Даже непонятно, как назвать эту способность — если она существует. Бабушка ничего об этом не рассказывала. С кем-нибудь ещё такое происходило? Если и да, то как узнать? Как отличить несчастный случай с каким-нибудь правителем от целенаправленного психоэнергетического удара, несущего смерть? Даже если, в самом деле, у кого-то ещё на свете есть или было нечто подобное, то как человек мог определить, что внезапные перемены в стране — его вина или заслуга?

И что будет с Чийяном? Теперь, узнав о смерти злополучного Лю, Ким немного жалела, что ударила по Су Фунчи. Но ведь смерти ему не желала? Только пригрозила... Как глупо — ощущать в себе гигантскую, непостижимую власть над самыми могущественными людьми планеты — и при этом быть не более чем винтиком в придуманной одним из них машине...

— Тебе жалко Лю... — скорее констатируя, чем спрашивая, произнесла младшая сестра. Ким вздохнула:

— Да. И не только его. Если бы удалось обойтись без этого...

— Прекрати себя мучить. Какой смысл сожалеть о том, что не только свершилось, но и было неотвратимо? Вот скажи: если бы ты знала заранее, что он погибнет от твоего удара, согласилась бы принадлежать ему?

Старшая сестра ничего не сказала. Младшая прислушалась к мыслям: Ким действительно не знала, что правильнее. Уступать насильнику только из опасения за его драгоценную жизнь? Или обрушивать на него любую уничтожающую силу, чем бы это ни грозило окружающим?

Лин неожиданно подняла голову:

— Сюда кто-то идёт!

В тот же миг это ощутила и Ким. Человек со сложными намерениями, так просто и не оценишь... Она осмотрелась: со стороны тропинки приближался Ван Юм — парень годом старше. Как и многие, он испытывал сильное влечение к Ким, но не надеялся на взаимность, зато к Лин неоднократно подкатывал, демонстрируя романтические намерения. Младшая сестра не прогоняла его, но к ухаживаниям относилась прохладно: не только оттого, что её очередь оказалась вторая, но прежде всего — за медоточивыми улыбками парня легко угадывались его смешанные интересы: он доносил на одноклассников. Девушки подозревали, что и на них этот его интерес распространяется.

— Уйдём отсюда или прогоним его? — сердито спросила Лин, не разжимая губ.

— Да ну, пока не надо. Успеем. Посмотрим, чего ему надо.

— Материал на нас собрать. Думаю, мы вели себя на церемонии недостаточно скорбно, кое-кто мог и заметить.

— Или в школу успели поступить сведения о нашем вчерашнем аресте. Наверняка же кто-то заметил, а сегодня удивлялся.

— Как он нас обнаружил? Неужели шёл следом?

— Просто заметил. Это место со стороны школы видно.

Лин посмотрела в сторону, куда указывала сестра: действительно, школа, расположенная на холме, была отсюда хорошо видна. Значит — и оттуда родник как на ладони.

Пока сёстры беседовали, не произнося ни слова, Ван подошёл к ним.

— Отдыхаете? — улыбнулся он. Лин отвернулась, Ким молча кивнула.

— Вы не очень огорчены случившимся?

— Очень, — твёрдо ответила Лин, имея в виду смерть бабушки.

— По вашему виду и не скажешь.

— А по твоему? Улыбаешься...

Ван сразу помрачнел.

— Как вы думаете, куда пойдёт сейчас страна?

— Откуда нам знать? Мы простые школьницы. Для таких вещей есть куда более знающие люди. Руководители Партии, Высший Совет.

— Это правда, что вас вчера забирали в Службу Безопасности?

Ким кашлянула: парень переходил все границы допустимого.

— Нас спрашивали о некоторых людях. О ком именно — не имеем права сказать, подписку дали. Если тебе это важно — подойди сам туда и поинтересуйся.

— Нет, я просто так спросил, — поспешно замотал головой Ван. — Лин, ты очень красива, тебе идёт эта причёска.

Парень был не вполне искренен: его впечатления преимущественно вились вокруг старшей сестры. Ким вздохнула:

— Тебе не кажется, что политика — не лучшая тема для беседы с хорошенькой девушкой?

Ван пожал виновато плечами:

— Ты права. Но что мне делать? Обсуждать школьные занятия? Если бы мы хоть учились в одном классе...

Понять незадачливого кавалера было можно: искусству общения с противоположным полом не учили, напротив, это считалось позорным. При этом и покойный Фунчи, и его соратники то и дело призывали сограждан рожать побольше детей. Да откуда им взяться-то?! В начале правления Фунчи, парней и девушек силой заставляли вступать в брак, не интересуясь их желанием, но это привело к росту числа самоубийств, а не младенцев, и от этой практики быстро отказались.

Ким вдруг сообразила, что Лин нашла нечто интересное в мыслях своего странного ухажёра. История того, как он стал провокатором... оказывается, его родителей арестовали пять лет назад, но отпустили, когда сын подписал обязательство работать осведомителем. М-да, не позавидуешь... Неужели и другие так?