Разящая владык

Разящая владык

Часть первая. Ведьмы из Гайлона

Глава 1. Нечестная победа

— Здравствуйте, дети!

— Здрав-ствуй-те! — откликнулся дружный хор детских голосов. Учительница окинула класс строгим взглядом, встала под лозунгом 'Учение Фунчи всесильно, потому что оно верно' и продолжила:

— Я — Суян Пи, ваш новый учитель географии! Можете садиться. Тебя как зовут? — она пристально посмотрела на сутулого мальчика, сидящего справа за центральной передней партой. Тот подскочил, как от толчка пружины:

— Моё имя — Ли Чао!

— Какое место ты занял на олимпиаде?

— Сто шестьдесят пятое, — сконфуженно признался ребёнок, опуская взгляд.

— Не так плохо! — великодушно отозвалась учительница. — Главное — ты стараешься и сознаёшь свои ошибки. Ты ещё наверстаешь упущения. А тебя как звать? — обратилась она к его соседке.

— Ву Чин. Я заняла сто пятьдесят восьмое место.

— Уже лучше. А ты?

Учительница продолжала знакомиться с классом, и те из детей, которые участвовали в международной математической олимпиаде, завершившейся на днях, послушно рассказывали о своих результатах.

— А ты?

— Ким Сян. Третье место, — негромко отозвалась кудрявая большеглазая девочка, поднимаясь с места у окна.

— Очень хорошо! — улыбнулась учительница. — Дети, поздравим Ким! Она заняла призовое место!

Весь класс дружно встал и зааплодировал. Ким опустила взгляд — не так от скромности, как оттого, что не считала свою победу вполне честной.

Париж, Сорбонна, 3 дня назад

— Встать! К выходу! — зычно скомандовал усатый, могучего телосложения товарищ Сен, в котором любой взрослый легко угадал бы офицера службы безопасности одной из азиатских стран. Более опытный человек, знакомый с Востоком, добавил бы, что Сен является старшим офицером Службы Всеобщей Безопасности Чийяна. Однако лишь немногие компетентные лица знали, что упомянутый товарищ имеет воинское звание полковника. Такое большое значение придавала родная страна поездке детей на математическую олимпиаду в Париже, что офицера в более низком звании командировать было невозможно. Не для того, чтобы уберечь детей Чийяна от возможных террористов — за это отвечали французские коллеги Сена. Самое главное — чтобы никто из малышей не поддался тлетворному влиянию Запада и не выразил желания остаться за границей.

Следуя окрику офицера, дети послушно встали и двинулись к выходу. Уличные прохожие — главным образом, французские студенты — замедлили шаг и теперь с любопытством рассматривали худеньких, в изрядно поношенных курточках гостей из Восточной Азии. Товарищ Сен бдительно проследил, чтобы все вышли, и на всякий случай пересчитал вверенных ему граждан Чийяна.

— Напра-во! В подъезд шагом марш!

Впереди появился товарищ Мин — в чёрных очках, невысокий, коренастый коллега Сена, пока всего лишь капитан той же Службы. Не оставляя ни единого шанса вражьим проискам, чийянские офицеры загнали малышей в подъезд. Французский охранник с интересом уставился на странных визитёров. Не обращая никакого внимания на прислужника капитализма, товарищи Сен и Мин провели школьников на лестницу: в лифте возможны любые провокации, а здесь у врагов нет шансов. Несколько студентов, куривших на ступеньках, смутились при виде детей и загасили сигареты. Натужно пыхтя среди духоты и запаха табачного дыма, дети потопали на шестой этаж. Товарищ полковник шёл впереди, как флагман, а коллега замыкал. Не прошло и пяти минут, как операция по перемещению на нужный этаж успешно завершилась. Офицеры ещё раз пересчитали подопечных, зыркнули сурово и указали детям на нужное помещение. Малыши вошли: это была совсем небольшая аудитория, явно предназначенная для гораздо более взрослых учащихся — стол, за который села Ким, пришёлся ей чуть не до подбородка. Ко всему прочему, оказалось, что стульев не хватает. Посовещавшись, офицеры заставили Ким и ещё одну девочку встать. Не хватило стульев также двум мальчикам. Сами сотрудники Службы Всеобщей Безопасности Чийяна уселись — один у двери, другой у профессорской кафедры.

Потянулись томительные минуты. Олимпиада, ещё не начавшись, уже опротивела Ким. Хотя 'Кодекс Строителя Лучшего Мира' требует от всех чийянцев быть скромными в труде и в быту, мужественно преодолевать трудности и не пасовать перед препятствиями, мало кому доставляет удовольствие стоять в ожидании непонятно чего.

Не прошло и часа, как за дверью послышались шаги, и в аудиторию вошёл молодой парень со стопкой в руках. Его глаза полезли на лоб при виде школьников, устало переминающихся с ноги на ногу у высоких столов. Парень обратился к Мину, тот бросил взгляд на старшего по званию, и полковник сурово ответил что-то на незнакомом языке. 'Зачем вы привели детей сюда? В соседнем здании есть подходящие столы, и стулья для всех найдутся!' — поняла вдруг Ким безо всякого перевода. 'Делайте то, зачем пришли!' — вот что означал ответ товарища Сена. Парень бросил на полковника сердитый взгляд, вышел было из аудитории, но очень скоро вернулся, совсем недовольный, и направился к столам. Оказалось, что стопка в его руках — олимпиадные задания, которые он немедленно раздал детям. Полковник деловито кашлянул, а парень вернулся к кафедре.

— Возьмите стул! — обратился к нему полковник, указывая на предмет мебели под задом капитана, но парень сухо ответил нечто вроде:

— Раз дети стоят, то и я могу.

Ким открыла задание: оно оказалось на нескольких языках, включая чийянский. При каждой задаче — несколько вариантов ответа, нужно пометить правильный, иногда написать формулу. Девочка начала было читать, но тотчас в голову влезла мысль: 'Как это я поняла, что сказали взрослые?' Однако Ким тут же подумала, что, может, она не поняла сказанное, а просто жестикуляция была красноречивая. И вообще, об этом лучше поразмыслить потом, после олимпиады...

'У двоих играющих двадцать пять палочек. Каждый может забирать от одной до трёх палочек. Выигрывает тот, кто заставляет противника забрать последнюю палочку. Кто победит при правильной игре?'. Эту задачу Ким знала — в классе решали, когда готовились ехать в Париж. Выигрывает тот, кто берёт вторым: ему нужно брать столько палочек, чтобы в сумме с теми, которые взял противник, каждый раз выходило четыре.

Следующая задача. 'В некотором четырёхугольнике середины сторон соединены отрезками. Длина одного из таких отрезков один метр. Какова длина противоположного отрезка?' Задача с подвохом, ведь ничего не сказано ни про четырёхугольник, ни про другие отрезки. Ким собралась было начертить кое-что — не очень-то удобно стоя... И вдруг увидела картинку как нарисованную: да это же средняя линия треугольника! Того треугольника, который образуется, если провести линию между вершинами четырёхугольника параллельно обоим отрезкам, о которых говорится... Значит, длина второго отрезка — тоже метр!

Писать стоя было неудобно, Ким невольно наваливалась на авторучку, рискуя сломать её или порвать бумагу, но две решённые сходу задачи вдохновляли. Девочка и не заметила, как расправилась ещё с тремя. Хотелось разделаться с заданием побыстрее, отдать проверяющему и... может, тогда удастся, наконец, получить стул?

'На некоторой планете существует N государств, причём каждое из них граничит не более чем с n соседей. Требуется так раскрасить политическую карту планеты, чтобы любые два соседних государства были раскрашены разными цветами'. Девочка растерялась — задача совершенно незнакомая. А что, если государства есть и на островах? Правда, тогда их все можно закрасить одним цветом...

Решение пришло внезапно и непонятно. Уставшая от стоячего положения и обескураженная непривычной задачей, девочка записала всё, что влезло в голову, и перешла к следующей...

Разделавшись с последней из задач, Ким направилась к парню на кафедре, но девочку перехватил полковник — отобрал решение, бросил на него взгляд, после чего отдал французу. Тот с удивлением посмотрел на талантливого ребёнка, так быстро решившего все задачи.

— Можно мне сесть куда-нибудь? — робко спросила Ким полковника. Тот сурово посмотрел на капитана, младший офицер всё понял и отдал девочке свой стул. Ким с удовольствием уселась и собралась отдохнуть. В ту же минуту открылась дверь, и на пороге появился немолодой мужчина, державший два стула. Один из них достался девочке, другой — мальчику, которые до сих пор писали стоя. Не прошло и минуты, как появились ещё три стула. Ким поняла, что их принесли по просьбе проверяющего.

— Браво! — произнёс вдруг француз на своём языке. — Почти всё правильно. Оценка будет очень высокой.

Ким облегчённо вздохнула: по крайней мере, не придётся выслушивать нотации, что Родина напрасно потратилась на её поездку. Сейчас, когда математика осталась позади, девочка задумалась, как же это она поняла проверяющего. Да и полковника, когда он заговорил по-французски... Тут же пришло в голову, что это не впервые — девочка неплохо понимала отдельные реплики прохожих, только не обращала на них внимания. Как же так? Ведь никогда не учила французский. В следующем году начнётся преподавание английского — вот и всё обучение иностранным языкам в их школе...

Улыбающийся француз отдал девочке её материал, в котором отметил несколько неточностей. Глаза ребёнка поползли на лоб: две задачи она точно не могла решить. Тогда почему же решила? Это имело единственное объяснение...

В тот день, три года назад, Ким не пошла в школу — болела, вернее, ещё не вполне оправилась от укуса местного ядовитого паука. Пользуясь отсутствием взрослых, девочка пробралась в комнатку к бабушке и стала лазить в разные запретные места. Очень скоро девочка обнаружила коробочку, в которой звякало что-то интересное. Это оказались кругляшки — желтоватые и светло-серые, таких Ким никогда до тех пор не видела. Обрадовавшись находке, девочка начала играть с кругляшками — и вдруг остолбенела: неизвестные предметы прилипли к её рукам у локтя. Прошло около минуты, пока Ким пришла в себя и стала разбираться, что происходит. Очень быстро она выяснила, что кругляшки липнут не только к рукам, а почти везде, кроме запястий и ступней, не очень прочно, снять их легко, но при этом влечёт их к её, Ким, телу какая-то сила, напоминающая штуковину, которую показывал дедушка — магнит. Ко лбу девочки кругляшки прилипали прочнее всего, но — тоже не настолько, чтобы трудно снять.

Увлечённая открытием, Ким не заметила, как в комнату вернулась бабушка. Девочку заставил вздрогнуть испуганный крик старушки. Смущённая малышка сразу вернула кругляшки в коробочку, и тут выяснилось, что бабушку перепугал не факт вторжения и даже не поразительный феномен магнетизма, а то, что внучка наткнулась на запретный предмет.

Позже Ким узнала, что таинственные кругляшки называются деньгами, монетами. Их показывали по телевизору, сопровождая душераздирающими комментариями — сколько зла они принесли человечеству, причиной каких жутких преступлений стали.

После эпизода с монетками, девочке впервые пришло в голову, что она чем-то отличается от окружающих. Правда, проверить, липнут ли монетки к другим, она не могла, но повторила свой эксперимент с разными лёгкими предметами и быстро выяснила, что феномен имеет место, когда она берёт материал, который папа называет медью. Никто из знакомых Ким не сумел прилепить к себе хоть что-нибудь медное, да и сама девочка вскоре поняла, что афишировать эту способность не следует. Почему? Так ей пришло в голову... Возможно, потому, что к тому времени Ким немного научилась читать мысли — по крайней мере, тех людей, которым была небезразлична.

— Ну, Ким! Так что ты хочешь сказать по поводу выступления нашей команды на Олимпиаде? — заставил девочку вздрогнуть голос учительницы, ставший вдруг недовольным и раздражённым

— Я считаю, что наша команда очень хорошо выступила! — бодро отрапортовала Ким. — Оценки, выставленные нам, необъективно занижены! Потому что судили олимпиаду враги нашего народа!

На самом деле, девочка так не думала — парень, проверявший задания, куда меньше походил на врага, чем полковник Сен. Однако Ким чувствовала, что примерно такого ответа от неё ожидает учительница. Да пожалуйста...

— Очень хорошо, Ким! — расплылась в улыбке товарищ Суян Пи. — Слышите, дети? Нас нагло засудили! Мы заслуживали большего! Первого места!

Ким проглотила напрашивающееся возражение, что если бы их засудили, то и ей вряд ли дали бы призовое место. Кроме того, если учительница верит в то, что говорит, почему перед этим делала замечания ученикам, занявшим не столь высокие места?

— Можно мне сесть? — стараясь не произнести ничего лишнего, спросила девочка.

— Садись! — великодушно отозвалась товарищ Суян Пи. — Ты заслужила это! К доске!

Ким не сразу поняла, что последняя часть реплики отменяет первую, и сначала замешкалась, вызвав недовольное движение бровей учительницы. Тихо вздохнула от сожаления: вот так — даже поздравления не избавляют от...

— Очень хорошо, что ты прекрасно владеешь математикой! — медоточиво заговорила учительница. — А как с географией? Расскажи нам про врагов нашей Родины!

— Внутренних или внешних? — покорным голосом спросила девочка, заранее зная ответ.

— Внешних!

— Внешними врагами нашей Родины являются Америка, Россия и Китай, а также их многочисленные вассалы, — ответила школьница, чувствуя, что сил на имитацию энтузиазма остаётся всё меньше. — Только военная мощь нашей державы не позволяет им захватить нас и обратить в рабство.

— Очень хорошо, Ким! А какими средствами пытаются действовать наши враги, помимо военной угрозы?

— Прежде всего, вербуют шпионов в нашей стране, развращая морально нестойких людей обещаниями денег, автомобилей и собственных квартир.

— Молодец! — одобрительно кивнула учительница. — Садись. Отлично!

Ким уныло вернулась на место. На душе было гадко, не за такие ответы хотелось получать высшие оценки. Однако ясно, что любой иной ответ чреват кое-чем похуже оценки 'плохо'. Вон — папа рассказывал вчера шёпотом маме, когда думал, что дети уже спят, что соседа арестовали. Жену его вызвали на допрос, заставили говорить, что её муж американский и российский шпион. И, хотя папа не рассказывал, что происходит с людьми, обвинёнными в шпионаже, Ким догадывалась — ничего хорошего.

Оставив в покое главную виновницу торжества, учительница начала задавать вопросы другим детям, и Ким снова задумалась. То, что она читает мысли окружающих, уже не вызывало сомнения. Среди прочего — именно так вышла на решения нескольких совершенно незнакомых олимпиадных задач: видимо, 'подсказал' француз-проверяющий. Если бы не это, Ким заняла бы, в лучшем случае, сто восьмидесятое место. То есть хуже всех в команде Чийяна...

Но ведь я не всех окружающих мысли читаю? — думала девочка. — Почему же одних — да, а других — нет? Понимаю, когда обращаются ко мне на незнакомом языке... Или даже не ко мне, но к кому-то рядом. А о чём сейчас думает директор нашей школы? — она попыталась представить себе сурового товарища Чи Ура, бывшего майора Всеобщей Службы Безопасности, который, выйдя на пенсию, стал работать в преподавательском коллективе. Скорее всего, тоже размышляет о минувшей олимпиаде. Скорее всего — или точно? Один он или с кем-то? Как бы проверить?

Очень быстро Ким пришла к выводу, что всё упирается именно в проверку. Да и реплики на французском, во время поездки в Париж, она могла понять неточно — лишь общий смысл. Мало ли что они означали на самом деле...

Как же определить свои возможности, их границы? Попросить кого-то о помощи? Кому можно довериться? О том, что в школе действует система доносов, девочка узнала ещё до того, как овладела телепатией и магнетизмом: на перемене один из мальчиков неудачно пошутил по поводу товарища Фунчи, создателя Первого в Мире Справедливого государства Чийян, и с тех пор в школе не появлялся.

Рассказать маме, папе, бабушке, сестре Лин? Но тогда придётся сознаться и в том, как была достигнута победа в Париже... Нет, этот путь — последний.

А если попробовать обойтись самой? Ким украдкой — чтобы не заметила суровая учительница — бросила взгляд в окно: по противоположной стороне улочки шли парень и девушка. Попробовать прочесть их мысли? Они любят друг друга... Что такое любовь, Ким представляла себе пока смутно, только догадывалась, что это особое чувство, возникающее между мужчиной и женщиной, и потом из-за этого появляются дети. А впрочем, не только: вот и папа с мамой, и бабушка любят своих Ким и Лин. Но ведь это нечто другое? В общем, прежде чем читать чужие мысли, неплохо бы как следует освоиться в мире взрослых...

— Ким! Что я сейчас сказала? — грянул над ухом сердитый голос учительницы. Девочка мгновенно вскочила с места:

— Вы сказали, что наша страна — единственная в мире, где ликвидированы деньги и всё зло, связанное с ними!

— Хм... Хорошо, садись. — Товарищ Суян Пи бросила на ребёнка недоумевающий взгляд и направилась к доске, дав Ким очередную порцию пищи для размышлений. 'Как я смогла узнать, что она говорила перед этим? Прочла её мысли или просто расслышала и запомнила, незаметно для себя?'

До конца урока девочка так и не определилась, что думать о своих способностях, как их исследовать. Ко всему прочему, появился новый вопрос: одна ли она такая на целом свете? Как бы это узнать?

— Дорогие мои, у нас сегодня пир! — громогласно объявил папа, едва войдя в дом. — Риса выдали двойную порцию, а ещё яблоко и рыбу! Слава товарищу Фунчи и нашей партии Всеобщей Справедливости!

— Рыба?! — ахнула мама. — Покажи!

Папа осторожно развернул свёртки, и Ким подкралась поближе к родителям. Рыба была чуть больше ладони девочки — действительно, пир: если яблоко выдавали, как правило, дважды в год — на день рождения товарища Фунчи и в годовщину Революции — то рыбу девочка видела до сих пор всего дважды — конечно, если не считать показы по телевизору: впервые — когда папу повысили в должности, назначили главным инженером завода, а во второй раз — по случаю кончины какого-то бывшего президента Америки.

— Дочка, ты молодец! — обратился вдруг к ней папа. — Это благодаря тебе! И готовься — тебя покажут по телевизору!

— Это по случаю победы на олимпиаде, да? — улыбнулась мама.

— Конечно!

Ким уныло кивнула: итак, сознаваться родителям в своём невольном жульничестве, которое принесло третье место, а также двойную порцию риса, яблоко и рыбу, не следует. Если только бабушке... потом... шёпотом...

— Доченька, иди, делай уроки, а я пока приготовлю ужин!

— Я сделала уроки, — вздохнула Ким и направилась к бабушке. Тайна нечестной победы требовала немедленного выхода, и девочка сдалась чувствам.

Комната бабушки находилась в конце длинного, вечно полутёмного коридора с облезлыми стенами и унылой лампочкой где-то ближе к кухне. Когда-то лампочек было целых три, а ещё раньше, если верить маме, даже люстры, доставшиеся от прежнего хозяина этого здания, в которое после революции оказались переселены двенадцать семей. Разумеется, люстры были бессмысленной роскошью, и, примерно через год после вселения сюда семьи Сян, в бывшем особняке, а ныне собственности трудящихся, появились ответственные товарищи из Всеобщей Службы Безопасности. Они изъяли излишества, а заодно сократили неоправданный расход электроэнергии. Впоследствии две лампочки из трёх приказали долго жить, и коридор приобрёл романтически-сумрачный облик, заодно позволявший избежать неприятных эмоций, неизбежных при виде облезших и заплесневелых стен.

— Бабушка! Можно к тебе?

Бабушка выглянула на зов внучки, схватила за руку, увлекла к себе, поцеловала в лоб и усадила на крошечную табуреточку. Комнатка пожилой женщины не имела окон и была самой маленькой в бывшем особняке — как объяснила мама, здесь когда-то находилось нечто странное, именуемое чуланом, однако с переходом власти к трудящимся все ресурсы жилой площади оказались мобилизованы на нужды народа. Помимо табуретки — кровать, занимающая более половины помещения, хотя спать на ней можно лишь калачиком, и столик, у которого одна из четырёх ножек надломана.

— Ким, девочка моя, поздравляю ещё раз! Какая ты молодчинка!

'Молодчинка' грустно вздохнула: сейчас — или никогда. После памятного инцидента с деньгами, между бабушкой и внучкой возникло молчаливое взаимопонимание, очень полезное сейчас.

— Бабушка, милая! — зашептала победительница олимпиады. — Я выиграла нечестно! Помнишь, я говорила тебе, что могу читать мысли? Так вот: я прочитала решение нескольких задач у того человека, который проверял нас!

Бабушка ответила не сразу — сидела с полминуты молча, глядя в сторону, и непонятно даже было, расслышала ли она реплику. Но вот старушка пошевелила губами и ответила еле слышно:

— Ким, девочка, я не хотела тебе говорить раньше. Я тоже умею читать мысли и управлять предметами, не касаясь их. У тебя это наследственное.

Внучка остолбенела: мысль о том, что подобные способности могут обнаружиться у самых близких людей, ей до сих пор не приходила в голову.

— Тогда как же... — пробормотала она и замолчала, не зная, как сформулировать вопрос. Однако прежде чем Ким продолжила, ответила бабушка:

— Ты хочешь спросить, есть ли эти способности у папы. Нет, в нашем роду ими владеют только женщины. Твоя сестрица Лин тоже, и при случае нам надо побеседовать об этом втроём. Как ни странно — твоя мама, хоть она мне не дочь, могла бы кое-чему научиться, но, когда я ей однажды намекнула, она не проявила интереса.

Девочка испытывала двойственные чувства. С одной стороны — приятно, наконец, найти родственную душу, да ещё в близком человеке. Но с другой... 'Выходит, я не так уж уникальна'.

— Бабушка, ты сказала, что можешь передвигать предметы, не касаясь их?

Старушка лукаво улыбнулась:

— А ты не хочешь перейти на взаимное чтение мыслей? Поверь, это гораздо удобнее, чем шептать и прислушиваться. — Она сомкнула губы, и тотчас потрясённая Ким услышала бабушкин голос внутри себя:

— Думаю, ты тоже можешь передвигать предметы силой мысли. Попробуй при случае, когда рядом никого не будет. Выбери что-нибудь лёгкое, но не настолько, чтобы снесло ветром. Пуговицу...

Девочка открыла было рот, чтобы задать следующий вопрос, но тут же закрыла и последовала примеру бабушки:

— Почему так важно скрывать свои способности? Нас могут убить, если узнают?

— Девочка моя, в нашей стране все вынуждены скрывать свои способности, чтобы не навредить себе и окружающим. Представь, что о твоём умении узнают власти. Тебя заберут от нас, заставят читать мысли других людей — выявлять тех, кого называют врагами народа. Если откажешься — нас арестуют и станут пытать у тебя на глазах. А согласишься — из-за тебя погибнут многие невиновные люди.

— Понимаю... Выходит — плохо, что я победила на олимпиаде? На меня обратили внимание...

— Нет, это очень хорошо, тем более что ты выказала не главное своё умение. Ты хороший математик, и твоя победа гораздо более заслужена, чем тебе кажется. Если обстоятельства сложатся благоприятно — сделаешь карьеру в науке.

Внучке пришло в голову, что в мыслях бабушка изъясняется как-то непривычно — не теми словами, что всегда.

— Да, девочка моя, я тоже скрываю некоторые свои способности. Когда-то я просиживала в столичной библиотеке и поглощала тоннами книги — философию, историю, художественные романы. Однако случилось то, что у нас называют революцией Всеобщей Справедливости, и я предпочла держать лишние мысли и знания при себе. Тех, кто знал и умел слишком много, убивали.

Ким хотела ещё о многом расспросить бабушку, но тут в коридоре послышались шаги, и на пороге появилась улыбающаяся мама:

— Дорогие мои! Вы тут сидите в темноте и тишине, а ужин готов! К столу, скорее!

Глава 2. Выход огня

Ким, задумчиво помахивая школьным ранцем, направлялась домой. В вышине ласково пригревало солнце, зелёные деревья и кустарники радовали обоняние свежими после дождя ароматами, невдалеке заливались птицы. Завтра — день рожденья, исполняется семнадцать лет. Следующим летом — окончена школа. И что тогда? Куда идти работать? Наверное, пока никуда: университет прислал приглашение — поступить без экзаменов. Ну, да, победительница международной олимпиады, хотя с тех пор прошло четыре года... И вопрос 'Куда идти работать?' будет отложен ещё на пять лет. Может быть, до тех пор выйти замуж...

Отношения девушки с мужским полом были непросты. Стройная, длинноногая, с изящной фигурой, тонко очерченными 'кукольными' чертами лица, большими жгучими глазами и вьющимися волосами до плеч, она была объектом мечтаний чуть не половины парней класса... а если покопаться в чужих мыслях, то и всех, просто многие, не рассчитывая на взаимность, не предпринимали попыток. Но, увы — это самое копание в чужих головах и давало отталкивающий результат: Ким без труда убеждалась, что самые активные её поклонники хотят просто приятно провести время с талантливой и популярной красавицей, которую несколько раз показывали по телевидению в разных передачах, а вот потом... Вопрос, как молодая семья будет жить, неизменно оказывался неактуальным. Молодые люди, измученные нищетой и атмосферой всеобщей слежки, предпочитали не спешить регистрировать отношения. Это можно понять, но тогда зачем добиваться некоторых вещей, связанных как раз с регистрацией?

Сзади послышался звук приближающейся машины, и Ким оглянулась: к ней направлялась 'Волга'. Автомобили вообще редкость в Чийяне, а если у кого-то есть, то обычно подержанные, от щедрот Совета по Распределению — за особые заслуги перед Родиной. Исключение — доверенные лица дорогого товарища Фунчи, руководители Всеобщей Службы Безопасности и их близкие: для них роскошные новые автомобили из 'вражьих' стран. Тот самый случай: чёрная 'Волга', судя по её виду, успела провести на дорогах Чийяна не более года. Девушка насторожилась: от пассажиров автомобиля исходили не самые благие намерения.

Вот машина остановилась рядом, задняя дверца открылась, и из автомобиля вышел одноклассник Лю Миян, сын какого-то крупного руководителя. Впрочем, 'какого-то' — это для других одноклассников Ким, а она прекрасно знала должность досточтимого папаши Мияна: референт товарища Фунчи, его консультант по вопросам внутренней политики. Лю был одним из самых упорных ухажёров Ким. Точнее — самым настырным: соперничать в открытую с ним никто не рисковал, все кавалеры отважно разбегались при одном появлении сына великого человека.

— Ким, садись в машину!

— Зачем?

Вопрос риторический, девушке было ясно, чего от неё хочет Лю, но не уступать же ему. С другой стороны, открыто ссориться не хочется.

— Поговорить надо.

— Так давай поговорим сейчас, здесь.

Лю на мгновение задумался. Нервно облизнул губы:

— Ким, ты знаешь, как я к тебе отношусь...

Девушка с трудом сдержала улыбку: 'Да, знаю, и побольше, чем ты думаешь'.

— Я люблю тебя, Ким!

На самом деле, намерения Лю лишь отчасти можно было назвать любовными. Во всяком случае, девушка представляла себе любовь мужчины к женщине иначе, более ответственной, мягко говоря. Ким пристально посмотрела на поклонника:

— Предлагаешь мне выйти за тебя замуж?

На лице Лю отразилась мучительная работа мысли: 'Отец будет против, Ким не из нашего круга'. Делиться открыто своим наблюдением было нельзя, и, пользуясь смущённым молчанием парня, девушка добавила неопределённо:

— Если не собираешься жениться на мне, то зачем это всё?

— Я люблю тебя! — угрюмо произнёс парень, скорее убеждая самого себя. Ким стало противно.

— Любишь, но замуж не зовёшь...

На самом деле, она и не хотела стать женой этого человека, всем обязанного положению своего папеньки и неспособного взять простейший интеграл — и это в специализированной физико-математической школе. Хотя дело, конечно, далеко не только в интегралах...

— Будет лучше, если ты согласишься, — с неожиданной угрозой в голосе произнёс парень. Ким встревожилась: враждебность в его мыслях появилась только что. Товарищ Миян-младший очень экспансивен, быстро переходит от симпатии к противоположным чувствам...

— Соглашусь — на что? Стать твоей любовницей? А потом? Ты бросишь меня и возьмёшь новую пассию?

Возможно, этого не следовало говорить, лучше попытаться как-то замять неприятную ситуацию. Ким поняла это, потому что в собеседнике полыхнула ярость, и торопливо добавила:

— Давай не будем говорить об этом сейчас. Всё равно мы пока не можем пожениться. Если твоё чувство ко мне не изменится до тех пор, когда нам обоим исполнится восемнадцать...

Такой ответ слишком походил на уклончивое согласие, но девушка не видела другого выхода. Как угодно купировать эту неприятную ситуацию, разойтись с могущественным ухажёром без ссоры, а там будет видно. Лю ничего не ответил — отвернулся, сел обратно в машину и вынул из кармана предмет, который Ким до сих пор видела только по телевизору — мобильный телефон. Обычные телефоны она видела не раз, и не только по телевизору — например, у директора школы. Да и папа говорил, что у него на работе есть. Но вот мобильные... По телевизору про них говорили, что пользоваться ими вредно — вызывают рак головного мозга. Но тогда почему Лю пользуется? И — нетрудно догадаться — не только он, а все высокопоставленные товарищи.

Видя, что разговор окончен, девушка поспешно удалилась от 'Волги'. На душе Ким было паскудно — ясно, что её неосторожные слова вызвали у Лю враждебность. До чего это может дойти? Подкинутая парню надежда, что, мол, по достижении совершеннолетия ответ может измениться, ему не нужна: он и в восемнадцать не собирается жениться на девчонке из низов.

Всё сильнее щемило чувство опасности. Побыстрее бы оказаться дома, сосредоточиться, посоветоваться с бабушкой...

Сзади снова послышался шум приближающегося автомобиля. Девушка оглянулась, ожидая опять увидеть 'Волгу'. Однако вместо этого рядом остановился старенький грузовичок. Из кабины вышел немолодой человек в кожаной куртке, из кузова выпрыгнули двое солдат с винтовками. Девушке стало не по себе, ощущение опасности взлетело до небес. Чего хотят эти люди? Забираться в их мысли нет времени... или просто страшно...

— Гражданка Ким Сян! Ты арестована по обвинению в государственной измене, шпионаже и заговоре!

Девушка ахнула: такого поворота событий она, при всех своих способностях, не ожидала. Или, может быть, ожидала, но не хотела признаваться себе...

— Это ошибка! Я невиновна!

— Об этом расскажешь следователю. — Офицер Службы Безопасности кивнул солдатам. — Взять её!

Ким похолодела от ужаса, когда на её запястьях защёлкнулись наручники. Ещё через секунду один из солдат накинул девушке на голову мешок, и окружающий мир исчез. Пленницу куда-то потащили — в сторону и вверх, она поняла, что её забирают в кузов грузовика. Девушку толкнули на дно кузова, на ноги легла верёвочная петля, и машина тронулась.

Старый грузовик ехал по ухабистой дороге, дребезжа всеми внутренностями. Девушке, зажатой между ног солдат, доставалось от каждой неровности. Ким второй раз в жизни ехала в машине, да ещё в таком жутком положении, и тряска, в сочетании с запахом бензина и ужасом происходящего, угрожала тошнотой. Усилием воли пленница взяла себя в руки: отвлечься от окружающего на несколько минут, попытаться сосредоточиться, проникнуть в мысли окружающих, найти выход... Последнее не получилось, но тошнота отступила.

Машина ехала минут двадцать без перерыва, затем последовали частые остановки, перемежаемые ездой. В какой-то момент девушку схватили грубые руки. Выволокли из машины, бросили наземь, затем поволокли куда-то. Вокруг лязгало что-то металлическое, а в мешке становилось всё темнее: судя по всему, пленницу затащили в какое-то здание. Тюрьма?

С одуревшей, утратившей на какое-то время способность соображать девушки сорвали, наконец, мешок. Развязали ноги. Втолкнули в какую-то комнатку, в которой стоял сильный запах табачного дыма. В чувство привела пощёчина. Ким вскрикнула: перед ней стоял, нахмурившись, седоватый человек в кожаной куртке и таких же штанах.

— Имя! Фамилия, тебя спрашивают! — пролаял он, и Ким поняла, что этот вопрос задаётся повторно.

— Ким Сян... — дрожащие губы еле повиновались, в голове бушевал ураган невыразимого ужаса, не позволяя не то что забраться в мозг собеседника, а просто понять, что происходит. Что-то очень страшное и опасное...

Следователь открыл было рот, чтобы задать следующий вопрос, но тут раздался резкий звук, заставивший девушку вздрогнуть. Не сразу она поняла, что это телефон — такой же, как у директора её школы. Следователь схватил трубку:

— Майор Си Дян слушает!

Что говорил собеседник следователя, Ким не могла расслышать, но физиономия майора вдруг вытянулась от удивления, глаза выпучились.

— Слушаюсь! — ответил он коротко и повесил трубку. 'Ему запретили меня бить!' — внезапно поняла девушка. Следователь задумчиво посмотрел на неё и побарабанил пальцами по столу.

— Каким образом получилось, что вы так успешно выступили на олимпиаде?

— Я хороший математик, — сухо ответила пленница. Мысли лихорадочно вертелись: вне сомнений, арест связан с Мияном... санкционирован им? Глупость, Лю без своего папаши — никто. Но и отец его вряд ли мог отдать прямое распоряжение следователю Службы Безопасности. Что же получается — позвонил высокопоставленному другу, попросил арестовать строптивую девчонку? И его просьба была выполнена в течение нескольких минут? Ничего себе... Но тогда получается, что подобные просьбы для главы Службы Безопасности не в новинку. Таким способом он снабжает невольницами всех руководителей Чийяна и их недорослей?

Получив логичный, но нежеланный ответ на свой вопрос, следователь снова уставился задумчиво на девушку.

— Не хочешь говорить правду, — медленно произнёс он.

— Я сказала правду. Вам она не нравится? Вы непременно хотите изобразить меня врагом Родины?

Понимание, что рукоприкладства больше не будет, прибавило сил и уверенности девушке.

— Хорошо, — неожиданно кивнул майор. — Подумай ещё.

Он снял телефонную трубку и произнёс:

— Конвой, уведите арестованную!

Девушка поднялась с места:

— Можно снять с меня наручники?

— Нет, — отрубил следователь и уставился в окно. Дверь открылась, вошёл солдат:

— Арестованная, на выход!

Девушка подчинилась, они вышли в коридор.

— Направо! Шагом— марш!

Ким поспешно подчинилась — хотелось поскорее остаться одной, обдумать происшедшее, попытаться проникнуть в мысли следователя. Первый успех окрылял, но майор что-то задумал.

Они прошли несколько коридоров. Там-сям перед узницей и её конвоиром открывались двери-решётки, пропуская и захлопываясь за спиной. Сколько ещё идти?

Неожиданно, сделав очередной шаг, Ким услышала, как позади лязгнула тяжёлая дверь. Она оглянулась: камера оказалась вроде клетки — стены сделаны из решёток. 'Это что же — они собираются смотреть, как я хожу по нужде?' — с ужасом подумала девушка. Тотчас стало ясно, что ходить особо некуда — лишь грядное ведро рядом с топчаном. Только не паниковать, сейчас важно сконцентрироваться...

Девушка прилегла на топчан и постаралась сосредоточиться.

'Если ты откажешься — нас арестуют и станут пытать у тебя на глазах' — всплыли вдруг в памяти слова бабушки. Это случайно или бабушка действительно вошла в связь? Она уже всё знает? Ну, это не удивительно... Но если так — она о чём-то предупреждает? Не рассказывать о своих способностях? Нет, конечно, это и так ясно.

— Ким, нас арестовали. Будут пытать у тебя на глазах.

Девушка обомлела: это действительно говорит бабушка? Прежде чем появилась новая мысль, решётчатая дверь открылась:

— Арестованная, на выход!

Тот же путь, но в обратную сторону. Вихрь бесполезных, обгрызенных паникой мыслей. Вот открывается дверь в кабинет следователя...

Если бы не предупреждение от бабушки, Ким, наверное, упала бы. Её папа, мама, бабушка, сестра — все здесь, в наручниках, сидят на бетонном полу. Майор ухмыльнулся девушке:

— Ну, что, скажешь правду — или поговорим иначе?

Голос офицера вдруг удалился, уплыл куда-то, комната закружилась, исчезая в дымке обморока...

Ким пришла в себя оттого, что кто-то брызгал ей в лицо водой. Тревожно оглянулась на своих близких — и тут же услышала их голоса. Мама испуганно кричала, сестра плакала... Но это не от боли, а из страха за неё, Ким.

— Не мучайте их... Я всё скажу... Пишите что хотите, — с трудом выговорила измученная девушка. Голова была пуста, только в висках слабо звенели колокольчики. Майор Си Дян коротко хохотнул:

— Вот это другой разговор. Сознайся во всём, и революционный суд проявит к тебе снисхождение.

— Вам виднее, в чём я должна сознаваться. Пишите что хотите.

Все родные Ким испуганно притихли: разумеется, они поняли, чем вызвана готовность девочки сознаться в мнимых преступлениях. Отец и мать застыли, напряжённо глядя на своего ребёнка, сестра по-прежнему плакала, но теперь бесшумно, и слёзы градом сыпались из её глаз, устремлённых на Ким. Майор кашлянул:

— Итак, ты была завербована во Франции, во время олимпиады?

— Да.

— И обещала своим хозяевам снабжать их информацией?

— Да.

— И пыталась завербовать лояльных граждан Родины?

— Да.

— Кого именно?

— Да... — отозвалась было Ким, тут же поймала удивлённый взгляд следователя и поправилась. — Не помню. Но, наверное, это те самые граждане, которые на меня донесли? Вам виднее.

Майор задумчиво повертел авторучку, записал что-то и подозвал Ким:

— Распишись.

— Можно хоть теперь снять наручники?

Майор кивнул и выполнил пожелание пленницы. Девушка молча расписалась на протоколе, не читая.

— Вот и умница. Подожди немного в камере, за тобой скоро приедут.

Ким поймала взгляд бабушки. 'Девочка моя хорошая, я всё поняла. Будь они прокляты. Чтоб им сгинуть, окаянным'. Узница не помнила, как её вели обратно в камеру. Пришла в себя уже на топчане. Вот и свершилось — стала врагом народа, иностранной шпионкой, заговорщицей. Сама призналась, разве возможно более убедительное доказательство? На душе было гадко и грязно. С этого момента жизнь окончена. Всё, что остаётся — принять ложе ублюдка Лю Мияна. Или умереть...

Умереть? А ублюдок пусть и дальше живёт и вытворяет что хочет? А вдруг завтра его выбор падёт на Лин? Она тоже очень красива, а теперь ещё и запятнана — как же, сестра врага народа. Ким тихо взвыла: чувства, угасшие было в момент обморока, возвращались, закипали, требовали немедленного действия, натыкались на бессилие плена, от этого вздымались взрывом возмущения. Да как же тут действовать, в этой клетке? Перед ней явственно предстала ухмыляющаяся физиономия Лю. Ты, ублюдок проклятый! Чтоб ты провалился, исчез, подох! И твой проклятый папаша тоже! И ваш поганый Фунчи! Провалиться вам немедленно, сдохнуть! Сгореть всем!

'Ко всем членам Великой Партии Справедливости, трудящимся Чийяна. Политбюро Центрального Комитета Великой Партии Справедливости, Правительство и Высший Совет Народно-Демократической Республики Чийян с чувством великой скорби извещают Партию и всех граждан, что на семидесятом году жизни, в результате диверсии, подстроенной врагами нашей Родины, пал товарищ Ю Фунчи. С ним вместе погибли глава Всеобщей Службы Безопасности и другие ответственные лица.

Перестало биться сердце гениального создателя нашей Партии, вершителя нашей великой Революции, мудрого вождя и учителя Партии и чийянского народа, борца против мирового капитализма, империализма, коммунизма и несправедливости. Смерть товарища Фунчи, отдавшего всю свою жизнь беззаветному служению великому делу справедливости, является тягчайшей утратой для Партии, граждан всей страны, трудящихся всего мира. Весть о кончине товарища Фунчи глубокой болью отзовётся в сердцах рабочих, крестьян, инженеров нашей Родины, воинов нашей доблестной Армии и Всеобщей Службы Безопасности, миллионов честных трудящихся повсюду в мире.

Память о товарище Ю Фунчи будет навеки храниться в сердце каждого честного чийянца...'

Ким не сразу поняла — что-то изменилось. Просто — давление ярости и отчаяния вдруг исчезло, уступило место спокойствию, уверенности в том, что всё правильно, нарастающей сонливости. Девушка даже успела задремать на жёстком ложе. Однако долго спать не пришлось — послышались торопливые шаги, гулко отдающиеся в коридоре. Ким встрепенулась — и не поверила своим глазам: к её клетке направлялись, держась за руки, сестра Лин и бабушка, Перед ними, словно овца перед пастухом, плёлся понурый конвоир. Винтовку он держал в левой руке, то и дело задевая прикладом пол.

— Открывай! — негромко, но властно произнесла бабушка, и конвоир подчинился. — Ким, девочка моя, пошли скорее отсюда.

Долго упрашивать не понадобилось, Ким стряхнула с себя остатки сна и бросилась к двери. Рука конвоира дрожала — Лин отобрала у него ключи и выпустила сестру. Ким пошатнулась от неожиданной слабости, и бабушка схватила её за руку. Сразу стало легче.

— Вы его загипнотизировали? — задала Ким мысленный вопрос, окидывая взглядом конвоира. Лин гордо усмехнулась, а бабушка ответила:

— Да, милая. Но всё благодаря тебе. Не знаю, как ты сделала, но ты их сломала. Кажется, Фунчи больше нет в живых, его прихвостней тоже.

Новость шокирующая. Настолько шокирующая, что сразу и воспринять невозможно. И Ким, не пытаясь анализировать, отреагировала новым беззвучным вопросом:

— А наш следователь?

— Хочешь навестить его? Давай — напоследок. Тем более что там Ву и Мян.

— А почему они не пошли с вами? — Ким скорее боролась со вновь подступающим головокружением, чем интересовалась такой очевидной вещью.

— Милая, согласись: пять человек в этом коридоре — многовато...

Они проходили через отпертые двери, и повсюду местная охрана безразлично смотрела мимо ускользающих пленниц. Вот, наконец, и страшный кабинет, порог которого узница перешагнула часа три назад. Надо же, сколько всего случилось с тех пор...

Грозный майор полулежал на полу, и из-под него медленно растекалась лужа. Папа и мама стояли и окна и тихо обсуждали что-то.

— А я надеялась, что он нам объяснит, что произошло с великим Фунчи, — вздохнула Ким.

— Кто — следователь? Не требуй от него слишком много. Ему бы сейчас домой добраться. Но это уже не наша забота.

— Хорошо. Пусть закроет наше дело и выпишет пропуск. Ты ему прикажешь?

Бабушка кивнула и пристально посмотрела на майора. Тот зашевелился, поднялся, как марионетка на ниточке, подошёл к столу, взял папку, на которой Ким увидела своё имя, и написал требуемое. Затем положил на край стола подписанный пропуск.

— Ура! — негромко произнесла мать и улыбнулась. Семейство Сян покинуло зловещий кабинет и направилось к выходу. Однако пропуск не понадобился: двери были везде распахнуты, встреченные охранники заливались слезами, а то и валялись бессильно на полу.

— Всё-таки, что случилось? — со вздохом произнёс отец. Бабушка и внучки переглянулись.

— Кажется, Фунчи умер, — неуверенно произнесла Ким. — Сейчас придём домой, включим телевизор и всё узнаем.

Отец шумно вздохнул и сказал:

— Нехорошо всё это. Без Фунчи страна рухнет.

События последних часов нанесли сильный удар по его былому патриотизму, и всё же глава семейства не был пока готов разделить заговорщицкие настроения своих дочерей и матери.

— Было бы лучше, если бы нас тут всех забили насмерть? — угрюмо спросила Лин. Ким, несмотря на бабушкину ладонь, чувствовала себя всё хуже и мечтала побыстрее добраться домой.

— Автобусы сейчас ходят? — озабоченно произнесла мать, с тревогой глядя на старшую дочь. Никто не ответил, все и так спешили к ближайшей остановке. Ким глубоко дышала, стараясь не хлопнуться в очередной обморок.

Автобус подъехал через пять минут. Салон был пуст, и семья Сян уселась поближе к передней двери. Жалобно дребезжа, машина тронулась.

— Вы не могли бы включить радио? — обратился отец к водителю. Тот кивнул и выполнил просьбу: диктор траурным голосом читал извещение о гибели Фунчи и его соратников. Родители посмотрели на Ким, но девушка сидела, полузакрыв глаза, и старалась не обращать внимание на запах бензина. Бабушка и Лин то и дело менялись — держали Ким за левую руку. Действительно — так было чуть легче.

Вот, наконец, автобус остановился невдалеке от родного дома. Заботливо поддерживая Ким, семья вышла на улицу. Девушка жадно вдохнула чистый воздух. Они вошли в дом.

— Ким, ложись и спи! Лин, ложись слева от неё, а я справа! — распорядилась бабушка. Родители переглянулись, удивлённые её командами, но ничего не сказали. Не прошло и трёх минут, как Ким забылась глубоким сном.

Проснулась девушка, когда на улице уже стемнело, и не сразу поняла, что происходит. Все кругом плакали... Мама, сестра, папа... Все — кроме бабушки.

Бабушка лежала справа от Ким и смотрела в закопчённый потолок мутными глазами.

'Бабушки больше нет... Она умерла, спасая меня...'

В последнем у Ким не было сомнений, да и поведение бабушки в последние часы жизни говорило об этом. Бабушка умерла, пожертвовала собой, чтобы спасти её, Ким, которая вконец выдохлась, потеряла жизненную энергию, совершая нечто такое, что привело к гибели диктатора Чийяна. Девушка устало спрашивала себя — можно ли было обойтись без этого? И не находила ответа.

Мягкая рука сестры легла ей на плечо.

— Ты не виновата, — прошептала Лин. — Ты спасла нас всех. Бабушка говорила, что её жизненный путь уже заканчивается...

— Я не слышала такого.

— Не при тебе. Она не хотела, чтобы ты знала.

Ким помолчала немного, затем сказала:

— Пойдём на улицу. Здесь так душно!

Они вышли. Вечерняя свежесть приятно пощекотала лицо. Думать ни о чём не хотелось. Потому что единственное, что важно — смерть бабушки... а её не исправишь.

— Ким, как ты это сделала?

— Что?

— Ну... Благодаря чему нас отпустили.

— Нас отпустили благодаря тебе и бабушке. Я лежала, как мёртвая, и даже идти сама не могла.

Лин вздохнула:

— Нет, погоди. Я не верю, что это случайно совпало со смертью Фунчи.

Ким ответила не сразу.

— Зачем это тебе? Я даже не помню точно. Но главное — это слишком опасно. Если бы не бабушка, я бы, наверное, умерла. А так — не стало её. Ты же не хочешь, чтобы такое происходило с тобой?

— А ты? Вдруг опять понадобится?

— Если понадобится, то пусть лучше я умру сама, чем ты вместо меня, — с неожиданной твёрдостью ответила старшая сестра.

— Не говори глупости!

— А ты? Зачем тебе этот ужас — знать, что близкий человек умер, спасая тебя?

— Но ты же не жалеешь, что совершила это? Ты освободила всю страну!

Ким помолчала немного.

— Не знаю. Ты видишь — папа считает, что сейчас может быть плохо...

— Хуже, чем при Фунчи, не будет.

— Всё равно. Бабушки больше нет...

Неожиданно эта реплика подпёрла своей неотвратимостью, осознанием того, что случилось худшее... холодный ком надавил на горло, и Ким заплакала. Присела на корточки, давясь слезами. Лин также присела, погладила сестру по спине:

— Сестричка, милая, бабушку уже не вернёшь... А она сказала, что ты всё сделала правильно...

Ким не отвечала. В голове было пусто и гадко. Влезла бестолковая мысль: сейчас вся страна оплакивает Фунчи — кто искренне, кто нет. Мы тоже оплакиваем — бабушку. Хотим того или нет, мы по-прежнему живём так, как нам приказывает страна...

Обращение к народу исполняющего обязанности Председателя Высшего Совета Народно-Демократической Республики Чийян Су Фунчи

Дорогие граждане нашей великой Родины! Сегодня, в этот трагический для нас всех час, Партия, Родина призвала меня временно принять обязанности главы государства. Благодарю за оказанное мне доверие Партию, Правительство, Высший Совет и всех вас, дорогие товарищи. Обязуюсь нести достойно эту тяжкую, но важную ношу — груз ответственности за нашу великую родину...

Ким хмуро смотрела на экран, на котором выступал новый владыка страны. Человек, которого она сделала сиротой. Сын человека, из-за которого умерла бабушка...

Девушка силилась разобраться в себе, в случившемся. Действительно ли поступила правильно? Бабушка, конечно, поддержала, но...

А что, собственно, сделала? Проклятие, мысленно брошенное Мияну-младшему, его отцу и покровителям... И оно так подействовала? А сам Лю жив? Не может ведь такого быть — чтобы несколько простых слов меняли историю страны. 'Отчего же? — произнёс внутри голос. — Разве кто-то до тебя пытался? Десятки миллионов людей по всей стране убеждены, что владыка поступает с ними правильно, и даже не помышляют о сопротивлении. И потом, не забывай про свои особые способности'.

Ох уж эти особые способности... Непонятно, польза от них или нет. Победа на олимпиаде? Пока единственный её результат — приглашение в университет. Ну так, наверное, и без олимпиады туда поступила бы. А если и нет — не такая уж трагедия. Избежать ареста способности не позволили: всё произошло слишком внезапно. А если бы предвидела — как бы поступила? Ведь единственный выход был — уступить Мияну. Появится он завтра в школе? Если нет — сделать из этого выводы или преждевременно? А если да — всё сначала? Ким представила себе ухмыляющуюся физиономию мерзавца: 'Вчера тебе повезло, но сегодня уже не спасёшься'. Снова изнутри накатила ярость. Из последних сил девушка произнесла:

— Мама, можно прилечь на твою кровать? — и, не дожидаясь разрешения, так и поступила. Тело расслабилось, а ярость, наоборот, обрушилась шквалом. Лицо толстяка превратилось в мишень — точно такую же, в которую Ким стреляла в тире, на занятиях по военной подготовке. 'Ты, Су Фунчи! Не смей идти за своим отцом! Иначе и придёшь к нему! Немедленно! Откажись от назначения — или умри!'

Ким и не заметила, как уснула. Позже, когда семья расходилась, мать, увидев спящую дочь, решила не трогать её, а сама ушла в её комнату.

Первая мысль Ким утром была: 'Бабушки больше нет... Как же я теперь?' Однако мамина улыбка успокаивала боль утраты, а затем появилась из своей комнаты сестра.

— Идём в школу, да? — деловито произнесла она, присматриваясь к Ким. Та кивнула. Семья позавтракала варёным рисом с водой и двумя огурцами, после чего все разошлись по делам.

— Как ты думаешь, что сейчас происходит в школе? — неуверенно спросила Лин, когда они уже миновали половину пути. Сестра пожала плечами: всё, кроме смерти бабушки, было не важно. Ну, разве что угроза приставаний Лю, но сегодня в этом уже не будет сюрприза. Наверное, надо попробовать гипноз. А может, и без него обойдётся.

Ещё не доходя до здания школы, они заметили большую толпу. Прежде чем сёстры разобрались, что происходит, к ним подошла заплаканная Суян Пи:

— Такое горе, такое горе!

— Да, конечно, — промямлила Лин. Меньше всего она была готова сочувствовать патриотическому горю учительницы, но не говорить же об этом вслух. Лишь бы сестра не сорвалась...

Однако Ким всего лишь кивнула. Изображать убитую горем патриотку она не считала нужным, однако причина для горечи, и немалой, действительно имелась.

— Идите, становитесь в строй, — утирая сопли, пробормотала учительница и кивнула на толпу. Девушки молча подчинились. Их обступили сотни две рыдающих, утирающихся тряпочками плакальщиков. Ким тоже ощутила подступающие слёзы, хотя и по другой совсем причине. Не желая примыкать к толпе, она присела и заплакала. 'Бабушка, милая... Тебя больше нет... Ты умерла, спасая меня...'

— Тягчайшую утрату понёс наш народ, — послышался вдруг из ближайшего динамика голос директора. — Перестало биться сердце...

С незначительными изменениями, директор пересказывал вчерашнее обращение властей к народу. А со всех сторон доносились патриотические всхлипывания, словно аккомпанирующие траурной песне начальства.

— Не стало также ученика нашей школы, — произнёс вдруг директор, и все всхлипывания прервались. Ким насторожилась.

— Вместе с товарищем Фунчи погиб наш друг и товарищ Лю Миян, а также его отец! — не вполне литературно, но в соответствии с торжественностью момента произнёс директор, и Ким чуть не упала. 'Это что же — я действительно убила их?' Мысль не очень-то радостная, до сих пор можно было надеяться на совпадение, а теперь... Убийца... Но что же оставалось делать — вчера, в этом глухом застенке, перед угрозой пыток самых близких людей и собственного бесчестья?!

А может, всё-таки и это совпадение? Ведь не говорят, что там случилось. Видимо, произошло нечто такое, из-за чего погибли сразу несколько человек. Наверное, все, кто стоял рядом с Фунчи. Но почему его сын там не находился? А оба Мияна — были?..

Где-то на заднем плане мелькнуло слабое утешение: по крайней мере, арест больше не грозит. Но лучше бы ничего этого не случилось. И пусть бы Ю Фунчи и Мияны оставались сейчас живы...

Речь директора продолжалась не менее часа и завершилась тем, что руководитель учебного заведения охрип и прервался на полуслове. После него выступали заведующий учебной частью, учителя, завхоз... Говорилось одно и то же, и Ким вдруг с удивлением поймала себя на мысли, что этим людям, которые сейчас произносят траурные речи, случившееся, по большому счёту, куда безразличнее, чем ей. Просто они не могут вести себя иначе, обязаны выказать великое горе, иначе не миновать неприятностей.

А уроков, похоже, сегодня не будет...

Подумав это, девушка бросила взгляд на настенные часы. Да, уже приближался полдень. И что дальше? В голову полезли посторонние мысли: а ведь я, кажется, угрожала Су Фунчи, требовала от него отречься от власти. Послушался он? О его смерти никто не говорит... Не так уж это плохо...

Голова начала болеть. Чувствовать себе убийцей — пусть не наверняка, но вполне вероятно, — и при этом находиться среди сотен людей, оплакивающих погибших, даже если не всегда искренне... Ким вздохнула с облегчением, когда директор сипло объявил, что митинг памяти товарища Ю Фунчи завершён и занятий сегодня не будет. Сёстры Сян переглянулись:

— Пойдём домой или погуляем?

— Второе, — покачала головой Ким. — Ты не представляешь, что сейчас со мной происходит...

Лин подождала с ответом, пока они не отошли на безопасное расстояние, и тогда сказала:

— Знаю, о чём ты думаешь. И напрасно. Не ты убила их всех.

— А почему мы не говорим мыслями? — неожиданно спросила Ким, и сестра слабо улыбнулась:

— Ты права! Надо исправиться, не то потеряем квалификацию.

— Не сейчас, — вздохнула старшая. — У меня голова разболелась, напрягаться не могу. Давай уж по старинке.

— Дай, я тебе помассирую, — озабоченно отозвалась Лин, потянула сестру за руку, заставляя присесть на корточки, прикрыла глаза и двинулась пальцами по вискам Ким. Минут пять девушки молчали, сосредоточившись на массаже.

— Ну, как? — устало спросила Лин, завершив процедуру.

— Спасибо, всё прошло. Но давай всё-таки погуляем.

— Мне бы руки ополоснуть, — вздохнула младшая сестра.

— Тут есть родник. Пойдём туда!

Девушки прошли между деревьев. Действительно, слабый ручеёк указывал на родник. Сёстры ополоснули лица и руки, попили чистой воды и растянулись на травке.

— Как хорошо! — мечтательно произнесла Лин.

— Да, хорошо.

— Ты всё ещё казнишь себя?

— Не из-за этих, которых школа оплакивает. Там — в самом деле, никто не знает, что произошло. А вот бабушка...

— Она говорила, что её жизненный путь завершается, — твёрдо возразила Лин. — Перестань городить чепуху. Если ты действительно сделала вчера ЭТО — спасла всех нас. А если нет — значит, и бабушка умерла вне связи с ЭТИМ.

— А почему у меня вчера было истощение жизненной энергии?

— Возможно, ты просто плохо себя почувствовала. Вот сейчас у тебя разболелась голова. Ты же час назад никого не убила? Или я что-то пропустила?

Ким пожала плечами. Действительно, положение дурацкое. Даже непонятно, как назвать эту способность — если она существует. Бабушка ничего об этом не рассказывала. С кем-нибудь ещё такое происходило? Если и да, то как узнать? Как отличить несчастный случай с каким-нибудь правителем от целенаправленного психоэнергетического удара, несущего смерть? Даже если, в самом деле, у кого-то ещё на свете есть или было нечто подобное, то как человек мог определить, что внезапные перемены в стране — его вина или заслуга?

И что будет с Чийяном? Теперь, узнав о смерти злополучного Лю, Ким немного жалела, что ударила по Су Фунчи. Но ведь смерти ему не желала? Только пригрозила... Как глупо — ощущать в себе гигантскую, непостижимую власть над самыми могущественными людьми планеты — и при этом быть не более чем винтиком в придуманной одним из них машине...

— Тебе жалко Лю... — скорее констатируя, чем спрашивая, произнесла младшая сестра. Ким вздохнула:

— Да. И не только его. Если бы удалось обойтись без этого...

— Прекрати себя мучить. Какой смысл сожалеть о том, что не только свершилось, но и было неотвратимо? Вот скажи: если бы ты знала заранее, что он погибнет от твоего удара, согласилась бы принадлежать ему?

Старшая сестра ничего не сказала. Младшая прислушалась к мыслям: Ким действительно не знала, что правильнее. Уступать насильнику только из опасения за его драгоценную жизнь? Или обрушивать на него любую уничтожающую силу, чем бы это ни грозило окружающим?

Лин неожиданно подняла голову:

— Сюда кто-то идёт!

В тот же миг это ощутила и Ким. Человек со сложными намерениями, так просто и не оценишь... Она осмотрелась: со стороны тропинки приближался Ван Юм — парень годом старше. Как и многие, он испытывал сильное влечение к Ким, но не надеялся на взаимность, зато к Лин неоднократно подкатывал, демонстрируя романтические намерения. Младшая сестра не прогоняла его, но к ухаживаниям относилась прохладно: не только оттого, что её очередь оказалась вторая, но прежде всего — за медоточивыми улыбками парня легко угадывались его смешанные интересы: он доносил на одноклассников. Девушки подозревали, что и на них этот его интерес распространяется.

— Уйдём отсюда или прогоним его? — сердито спросила Лин, не разжимая губ.

— Да ну, пока не надо. Успеем. Посмотрим, чего ему надо.

— Материал на нас собрать. Думаю, мы вели себя на церемонии недостаточно скорбно, кое-кто мог и заметить.

— Или в школу успели поступить сведения о нашем вчерашнем аресте. Наверняка же кто-то заметил, а сегодня удивлялся.

— Как он нас обнаружил? Неужели шёл следом?

— Просто заметил. Это место со стороны школы видно.

Лин посмотрела в сторону, куда указывала сестра: действительно, школа, расположенная на холме, была отсюда хорошо видна. Значит — и оттуда родник как на ладони.

Пока сёстры беседовали, не произнося ни слова, Ван подошёл к ним.

— Отдыхаете? — улыбнулся он. Лин отвернулась, Ким молча кивнула.

— Вы не очень огорчены случившимся?

— Очень, — твёрдо ответила Лин, имея в виду смерть бабушки.

— По вашему виду и не скажешь.

— А по твоему? Улыбаешься...

Ван сразу помрачнел.

— Как вы думаете, куда пойдёт сейчас страна?

— Откуда нам знать? Мы простые школьницы. Для таких вещей есть куда более знающие люди. Руководители Партии, Высший Совет.

— Это правда, что вас вчера забирали в Службу Безопасности?

Ким кашлянула: парень переходил все границы допустимого.

— Нас спрашивали о некоторых людях. О ком именно — не имеем права сказать, подписку дали. Если тебе это важно — подойди сам туда и поинтересуйся.

— Нет, я просто так спросил, — поспешно замотал головой Ван. — Лин, ты очень красива, тебе идёт эта причёска.

Парень был не вполне искренен: его впечатления преимущественно вились вокруг старшей сестры. Ким вздохнула:

— Тебе не кажется, что политика — не лучшая тема для беседы с хорошенькой девушкой?

Ван пожал виновато плечами:

— Ты права. Но что мне делать? Обсуждать школьные занятия? Если бы мы хоть учились в одном классе...

Понять незадачливого кавалера было можно: искусству общения с противоположным полом не учили, напротив, это считалось позорным. При этом и покойный Фунчи, и его соратники то и дело призывали сограждан рожать побольше детей. Да откуда им взяться-то?! В начале правления Фунчи, парней и девушек силой заставляли вступать в брак, не интересуясь их желанием, но это привело к росту числа самоубийств, а не младенцев, и от этой практики быстро отказались.

Ким вдруг сообразила, что Лин нашла нечто интересное в мыслях своего странного ухажёра. История того, как он стал провокатором... оказывается, его родителей арестовали пять лет назад, но отпустили, когда сын подписал обязательство работать осведомителем. М-да, не позавидуешь... Неужели и другие так?

Ван ныло топтался на месте, не решаясь присесть рядом с грозными красавицами, и тёр затылок, словно чувствовал, что в его мозгах проводится обыск.

— Да ладно, садись, — смилостивилась вдруг Лин: она обнаружила, что Ван сам не знает, станет ли доносить, если сёстры проявят неосторожность. Кавалер с готовностью воспользовался приглашением и снял кеды.

— Ты ведь сейчас заканчиваешь школу? — спросила Ким, щурясь. — Куда пойдёшь работать?

Вопрос был задан исключительно из вежливости, ответ девушка уже знала. Ван вздохнул:

— Наверное, в офицерское училище пойду. Только непонятно, что сейчас будет происходить...

Ким вдруг поперхнулась и закашлялась так, что сестра посмотрела на неё с тревогой. Старшая сестра не удержалась:

— Что, правда — товарищ Су Фунчи отказался от должности?

Глаза Лин поползли на лоб — и от удивительного известия, почерпнутого могущественной сестрой из головы собеседника, и оттого, что сама она — Лин — до сих пор не обратила на это внимание.

— Правда. А ты не слышала по радио?

Ким открыла было рот, чтобы ответить отрицательно, но тут же сообразила, что это вызовет другой неприятный вопрос — об источнике её информированности.

— Слышала что-то мельком, когда мы уходили от школы, но не была уверена, что не ошиблась.

Ван кивнул:

— Ты не ошиблась. Да, он сказал, что не считает себя достойным великого отца.

'И теперь власть в стране осуществляется коллегиально — Высшим Советом', — прочитала мысль Лин. Сёстры невольно переглянулись: ну, что — очередное совпадение? Или глава государства испугался внушённой ему угрозы?

— Ладно, Ван, нам пора идти, — дрогнувшим голосом произнесла Ким, поняв, что сестра думает то же. Неожиданная новость требовала срочного обсуждения, желательно вслух, и Ван был явно лишним. Парень вскочил на ноги:

— Можно мне проводить вас?

— Нельзя. Спасибо за приятные минуты, но нам нужно побыть вдвоём.

Не дожидаясь возможных возражений, сёстры удалились. Пройдя пару сотен метров среди деревьев, оглянулись: Вана позади не было. Снова присели на траву.

— Ну, что теперь скажешь? — вздохнула Ким.

— А разве ещё остались вопросы?

— Не знаю. Когда я только обнаружила эти сведения, поверила: моя работа. А теперь — опять не знаю. Если бы можно было посоветоваться с бабушкой...

— Можно попробовать, — дрогнувшим голосом сказала Лин. — Она мне когда-то рассказывала про спиритизм, вызывание души умершего человека. Правда, там нужно много людей, хорошую мебель... Но, может, всё-таки получится? Сядем в позу лотоса...

Снова наступила пауза.

— А что, если прямо сейчас?

— Нет. Нужно поздно вечером или ночью, в темноте. И чтобы никого постороннего рядом.

Всё-таки сеанс спиритизма пришлось проводить в лесу, невдалеке от дома: в помещении душно, да и посторонних глаз не миновать. Добро бы родители, но ведь по коридору ходят соседи — высматривают. Сейчас, после смерти бабушки, очень интересуются, кому достанется её комнатушка, а кое-кто непрочь найти материал для доноса.

Девушки приметили место, очень похожее на то, где они были днём — тоже родник из-под земли.

— Ну, Лин! Давай, командуй!

Младшая сестра кивнула, взяла старшую за руки, и вместе они уселись на траву. Приняли позу лотоса. Зарыли глаза и выдохнули...

— Бабушка, милая! Отзовись! Нам очень плохо без тебя!

Тишина...

— Бабушка, пожалуйста! Мы не понимаем, что происходит! Помоги нам, научи, как быть, вести себя!

— Девочки мои милые! Как вы без меня? Берегите себя, мои внученьки!

— Бабушка, скажи: Ю Фунчи действительно умер из-за того, что мы сделали вчера? И его сын отрёкся из-за нас?

— Да, милые мои девочки. В ваших руках — великая сила. Научитесь управлять ею! Пусть она служит только добру! Держитесь друг дружки! Страну ждут великие перемены, вам будет непросто!

Они ополоснули лица и руки и ошалело посмотрели одна на другую.

— Лин, ты уверена, что мы всё сделали правильно?

— Не знаю, сестричка. Бабушка описывала спиритические сеансы иначе, но у нас ничего необходимого нет. Да и бабушка не была уверена, что при обычном способе получится.

Ким вздохнула:

— Ладно, мы сделали что могли. Но если до сих пор не были уверены, отчего умерли Фунчи и другие, то теперь ещё меньше ясности. Действительно ли мы говорили с бабушкой? Голос не совсем её, да и манера речи.

— Я думаю, голос мог измениться из-за смерти. Во всяком случае, не друг с другом же мы беседовали. Если не с бабушкой, то с кем?

Старшая сестра пожала плечами: конечно, если так рассуждать... И, по правде, приятно думать, что бабушка где-то рядом. Как она говорит — ей сейчас очень хорошо, всё замечательно, только подробно описать не может. Что может быть лучше? Только горький опыт подсказывает: если тебя уверяют, что всё прекрасно, не спеши верить. Разочарование может оказаться слишком горьким.

Глава 3. Новый мир

— Сегодня полгода, как умерла бабушка, — негромко произнесла Лин, задумчиво держа в руках рюмку с вином. Ким машинально кивнула, а в голове пронёсся ворох мыслей. Как же всё изменилось вокруг за эти полгода!

Тогда — сразу после смерти Ю Фунчи и отречения его сына, как только власть оказалась в руках Высшего Совета — начались неожиданные и бурные перемены. Новый председатель Совета, Мун Бяо, объявил об экономических реформах. Страна ушам своим не поверила: снова появятся деньги! Оказалось, что сами по себе они не хороши и не плохи, а всё дело в том, как их использовать. Разумеется, в такой прогрессивной и развитой стране как Чийян они будут служить исключительно добру и благосостоянию населения. Новой денежной единицей стала хорошо забытая старая — чийянский фунт, однако население с гораздо большим удовольствием расхватывало 'происки врагов' — американские доллары и китайские юани, благо во всех крупных городах появились пункты обмена валюты.

Не полагаясь на возможности отечественной экономики, новые отцы государства призвали в страну иностранные инвестиции — тех самых врагов, которых ещё недавно клеймили на каждом углу за агрессивность. Западные страны поставили условие: открытость страны и демократические преобразования. Это требование было встречено Высшим Советом с недовольством, и дело пока ограничивалось невнятными обещаниями. А тем временем, Китай, не столь озабоченный проблемами демократии, уже скупал имущество в Чийяне, вызывая немалое беспокойство западных конкурентов.

Открылись первые банки — почти все китайские. Отныне каждый чийянец обязан был зарабатывать себе на пропитание. Отец семейства Сян получал пока сто двадцать юаней в месяц, но зарплата быстро росла. Несколько иначе получилось у матери: пункт хранения овощей, где она работала прежде, закрылся, но женщина сумела устроиться воспитательницей в детский сад. Десять юаней в месяц, и о прибавке помышлять не приходилось — на такие места имелось предостаточно желающих. Однако семья не бедствовала, и не только потому, что цены были пока низки. Ким и Лин — пусть нечестно, тут уж не до нравственных колебаний — выиграли сложную телевизионную викторину и получили приз в сто тысяч юаней. Впервые в жизни семья Сян попробовала на вкус вино и мясо — и не собачатину, модную в годы молодости покойной бабушки, а курятину, говядину и свинину. Что касается рыбы, риса, овощей и фруктов, то они стали повседневностью в доме Сян. На кухне появился маленький холодильник, купленный за сотню юаней у одного из закрывшихся предприятий. К рациону семьи добавился хлеб — сначала ржаной, а вскоре и пшеничный.

Изменился и внешний вид большинства чийянцев: вместо полотняных штанов, футболок и кед — джинсы, рубашки, ботинки, кроссовки. Женщины обзавелись блузками и юбками разной длины, туфельками и сапожками.

Менялась и атрибутика. Название страны сократилось более чем наполовину, и теперь государство именовалось просто 'Республика Чийян'. Из гимна удалили призывы ко всеобщей справедливости и равенству, на флаге поубавилось красного цвета.

Однако если семья Сян с надеждой смотрела в будущее и спокойно встречала нововведения, то об окружающих это можно было сказать далеко не всегда. Оглушённые новостями рыночной экономики, чийянцы зачастую просто не понимали, что происходит. Раздача продуктов местными советами по распределению прекратилась, и миллионы жителей страны держались теперь на благотворительной помощи, поступающей из разных стран. Зрело недовольство: хотя большинство людей жило лучше, чем во времена Фунчи, тогда, по крайней мере, не было богачей — конечно, если не считать таковыми членов советов по распределению и офицеров Всеобщей Службы Безопасности. А теперь, на внезапно появившихся откуда-то машинах японского и европейского производства, по ухабистым дорогам Чийяна разъезжали роскошно одетые молодые люди, всем своим видом показывающие: 'Отныне мы — хозяева жизни!'

Размышления сестёр — или, скорее, их молчаливую философскую беседу — прервал звонок во входную дверь.

— Кто-то чужой, — меланхолично заметила Лин. Ким кивнула и поднялась из-за стола:

— Я открою.

У порога оказалась полная женщина лет шестидесяти, похожая на китаянку. При виде Ким, она широко улыбнулась, но девушке сразу стало ясно, что разговор предстоит не очень приятный. Можно, конечно, прозондировать, с чем пришла незнакомка, но неохота попусту тратить энергию...

— Добрый день! Здесь проживают семьи Сян, Лун и Шен?

Девушка кивнула и впустила даму.

— Я — Тао Цзян, представитель господина Ву Даюна.

Ким подняла было удивлённый взгляд на гостью, но тут же прочла ответ на свой будущий вопрос. Всё же Тао Цзян пояснила:

— Господин Ву Даюн — внук господина Лю Даюна, законного владельца этого дома. — Гостья странно хмыкнула. — А в Чийяне теперь не принято приглашать гостей к столу?

В Чийяне — во всяком случае, того времени, которое встретила Ким -это действительно не было принято, из-за скудости пайка большинства семейств, разумеется, если гость не пришёл по приглашению. Однако семье Сян не пристало жаловаться, и Ким ответила:

— Да, пожалуйста, проходите, мы как раз ужинаем.

— В такое время? — удивилась гостья и добавила. — Как у вас в доме темно! До революции здесь были люстры. Куда они делись?

Ким и Тао Цзян прошли к столу. Лин с интересом посмотрела на гостью, и они поздоровались.

— Люстры отсюда забрали, то ли люди из совета по распределению, то ли Служба Безопасности, — глухо ответила Ким: меньше всего её прельщала перспектива объясняться по поводу исчезнувшей собственности бывших хозяев.— Это произошло ещё до моего рождения, так что сказать точнее не могу.

— Ничего страшного! — улыбнулась гостья, присаживаясь к столу и наливая себе вина. — Никто вас не обвиняет. А вы отмечаете Новый Год, да?

— Новый Год? — удивилась Лин. — Сейчас, в апреле?

— Конечно, — кивнула дама. — Завтра Новый Год. Ящерицы.

Сёстры в изумлении переглянулись. Пояснение, извлечённое из головы гостьи, подтвердило: когда-то, до революции, чийянцы как раз в эти дни отмечали новогодние праздники. Потом великий Фунчи отменил этот предрассудок и ввёл новый календарь, в котором отсчёт годов и месяцев вёлся с момента революции.

— Нет, — вздохнула, наконец, Ким. — Мы отмечаем кое-что другое. Про Новый Год по старому чийянскому календарю слышим впервые. Спасибо, что рассказали.

— Не за что, — улыбнулась Тао Цзян. — А я к вам, девушки, по делу. Как вы понимаете, этот дом принадлежит господину Даюну...

Ким нахмурилась: известие, что она живёт без разрешения в чужом доме, было вполне в духе времени, но к радостным никак не относилось.

— Вы собираетесь нас выселять?

— Что вы, об этом не может быть речи! Будет достаточно, если вы заключите с господином Даюном договор на аренду этого дома. Двести юаней в месяц вы можете платить?

Сёстры переглянулись: сейчас две сотни юаней не проблема, но кто знает, что ждёт впереди? Слишком часто выигрывать трудные викторины — бросится в глаза, а другого заработка пока не предвидится.

Из своей комнаты выглянули родители.

— Папа, мама, идите сюда! Это госпожа Тао Цзян, представитель господина Ву Даюна, она предлагает нам оформить договор на аренду дома. Двести юаней в месяц.

Родители озабоченно переглянулись.

— За весь дом? Но мы занимаем только три комнаты! Из них одна — бывший чулан.

— Да? — изумилась гостья. — Извините, я не знала. Конечно, ваши соседи тоже должны платить.

— Вряд ли они в состоянии выложить по шестьдесят юаней в месяц, — вздохнул отец. — А мы, извините, платить за других не можем. Сами не миллионеры.

— А сколько можете? — жалобно спросила Тао Цзян. Ким поняла, что представительница хозяина уполномочена сдать этот дом, права на который ещё предстоит доказывать, хоть за сколько-нибудь.

— Давайте пригласим господ Лун и Шен, без них решать этот вопрос не годится, — заявила мать. Не дожидаясь ответа, она направилась к комнатам соседей и позвала.

— Но вы-то можете платить по шестьдесят юаней в месяц? — обратилась гостья к отцу семейства.

— Не знаю, — холодно отозвался тот. — Пока мы сводим концы с концами, но...

Послышались шаги, и к столу подошёл всклокоченный Ван Лун, выглядевший сонным и недовольным.

— Какой ещё квартиросъём? — визгливо возмутился он. — Нам власть дала эти комнаты бесплатно! Это наше жильё! Я безработный, платить такие деньги не могу! Пусть богачи платят! — он обличающее указал пальцем на отца Сян. Тот вздохнул:

— Госпожа Цзян, вы можете подтвердить какими-либо документами права вашего клиента на этот дом?

Дама заметно растерялась.

— Какие документы вы хотите? — ответила она неуверенно после паузы. На этот раз растерялись обитатели дома. Даже сёстры не знали, как выглядит правильный ответ — ничего подходящего в голове госпожи Цзян не обнаруживалось.

— Вы хотите сказать, что никаких соответствующих документов у вас нет? — вкрадчиво произнёс Ван Лун.

— Отчего же? Вот сертификат на собственность господина Даюна-старшего по этому адресу. А вот доверенность, разрешающая мне необходимые действия.

— Однако это старое, — неуверенно произнёс отец Сян, вертя в руках бумаги. Он не хотел признаваться, что прежний, дореволюционный язык знает еле-еле. Впрочем, другие обитатели дома этого языка не знали вовсе.

— Конечно, устарело! — торжествующе присоединился Ван Лун. — Это не наш государственный язык!

— Думаю, вам надо подтвердить правомочность этих документов у нотариуса, а то и перевести на современный язык, — вздохнул Ву Сян, возвращая документы гостье. Та понурилась.

— И что же — господин Даюн ничего не получит?

Мужчины поднялись с мест, пожимая плечами:

— Извините, на что вы рассчитывали? Пришли со старинными документами... Вполне вероятно, что они получат признание, но пока — увы. Это просто чужой язык.

— Это ваш язык... На нём говорили ваши предки.

Главы семейств ничего не ответили. Ван Лун не скрывал своего торжества, но и отец семейства Сян с трудом сдерживал улыбку. Сёстры переглянулись: да, конечно, формально всё правильно, Даюн и его представители не могут на что-то претендовать, заключать какие-либо договоры на основании имеющихся документов, и всё-таки... Ведь 'победа' достигнута за счёт того, что язык бабушек и дедушек оказался вне закона.

Ким проснулась, как от толчка, когда часы на столе, освещённые луной, показывали половину второго. Едва оторвав голову от подушки, девушка поняла, что сестра тоже не спит.

— Ты слышишь? — спросили девушки одновременно и безмолвно. На первом этаже кто-то возился с дверью. Кому-то срочно понадобилось выйти и он потерял ключи? Или кто-то из соседей опоздал? Нет, это чужой... Взламывает дверь?

Сёстры встали, накинули халаты и тихо спустились вниз Неизвестных было трое, они старались действовать бесшумно, и замок уже почти поддался их усилиям. В зазоре между дверью и косяком плясало лезвие ножа, расширяя путь...

Если бы не нож, возможно, сёстры Сян испугались бы куда меньше. И в этом случае ход событий мог оказаться совсем иным. Но...

Они ударили одновременно, находя подряд все три мишени, парализуя волю, подавляя, ставя на колени, лишая памяти. В тот же миг снаружи раздался слабый стон, и лезвие ножа бессильно застыло на месте.

— Я вызову полицию, — донёсся со стороны двери слабый голос отца. Лин кивнула: они с Ким выбросили сразу много энергии и теперь нуждались в отдыхе. Не произнося ни слова, девушки вернулись к себе и легли спать, прижимаясь одна к другой.

Проснулись они, когда было уже восемь утра. Слабость ещё не вполне прошла, и всё же можно было заняться зарядкой и другими обыденными вещами. Уже выйдя к завтраку, они узнали от отца, что полиция приехала только после десятого звонка — часа через полтора после главного события. Прибыв на место, полицейские обнаружили троих молодых парней с ножами и дубинками, валявшихся у двери. Вели себя преступники как умалишённые: вместо сопротивления слабо брыкались и невнятно ругались, а будучи повязаны и доставлены в местное отделение, не смогли ответить на заданные вопросы, хотя — об этом девушкам пришлось догадываться самим — блюстители порядка дали волю кулакам.

— Это вы их так? — еле слышно спросил отец, предварительно оглянувшись. Ким кивнула:

— Мы испугались и ударили вместе почти на полную силу.

— Ничего себе испуг... Надеюсь, никто не обратит на это внимания.

Девушки переглянулись. Хотя свои способности они применяли нечасто, иногда приходилось и такое, а потом неизбежно являлась мысль: что, если на этот раз посторонние заметят? И какие выводы сделают? Всё-таки не то время, когда — как предостерегала бабушка — могли арестовать и силой заставить читать чужие мысли, чтобы выявлять недовольных. Сейчас это попросту никому не нужно, недовольные — большей частью, приверженцы старых порядков — чуть не на каждой улице открыто высказывают свои нелицеприятные взгляды. Однако ясно, что афишироваться всё же не стоит — хотя бы для того, чтобы иметь возможность время от времени пополнять семейный бюджет благодаря викторинам.

Ко всему прочему, не исключены и неприятности посерьёзнее. Ведь то, что произошло ночью, как ни истолковывай, посерьёзнее иного оружия. Или нет? Как знать, насколько эффективны такие удары на расстоянии? Впрочем, для Ю Фунчи оказалось более чем эффективно. Да и его сын не устоял...

— Девочки мои, будьте осторожны! Прошу вас!

— Папа, мы будем осторожны.

А вот интересно: случайно ли бандиты нагрянули через несколько часов после визита представительницы Даюна? Нет, та женщина не была наводчицей преступников — это сразу обнаружилось бы. Однако не выдала ли она как-то невольно платёжеспособных жильцов?

Если только она сама теперь жива...

— Вы хотите взять эти книги с собой? — металлическим голосом спросила библиотекарша сестёр Сян, рассматривая внушительную кипу книг, которые девушки приготовили для выноса.

— Да. А что — нельзя?

— Нет. Только одна книга в руки. На ночь.

Сёстры обменялись взглядом: можно, конечно, устроить небольшой сеанс гипноза, но... стоит ли палить из пушки по воробьям?

— Хорошо, не надо, — приняла решение старшая. — . На ночь мы возьмём вот эти книги. — Ким указала на 'Чияйнский язык' тысяча девятьсот пятидесятого года— не задолго до революции — издания, а также 'Древние чийянские поверья и легенды'. — А пока посидим здесь, в зале. Это ведь разрешается?

— Да, конечно. Только учтите — зал закрывается в шесть вечера. — Библиотекарша, убедившись, что читательницы не собираются спорить, вернулась к прерванному занятию — раскладыванию книг с тележки по полкам. А тем временем, сёстры потащили две кипы книг в зал.

— Ну, начали! — вздохнула Ким. — Потом расскажем друг другу, что прочитали. Только выбирай самое интересное! Остальное пропускай, не то не успеем!

И сёстры принялись в бешеном темпе штудировать то, что было закрыто от всего народа Чийяна с первого до последнего дня правления Ю Фунчи. Наверстать за несколько часов, дней то, чего не дала за годы образования школа. Особенности былого языка, религия чийянцев, их легенды, сказки, мифы. Таинственные пирамиды среди джунглей, а невдалеке от них — огромные круги на полянах...

А вот ещё одна книга, на которую они обратили внимание в самом начале поисков среди полок — 'Чийянские поверья о ведьмах и демонах'. Тоненькая книжица, её вполне можно одолеть в зале. Едва ли не самое главное для семьи Сян, что здесь имеется...

Разобраться, насколько возможно, в своей истории, родном языке, а главное — в себе самих...

— Ну, как тебе? — хмуро заговорила Ким, когда девушки уже возвращались домой.

— Не знаю... Получается, Фунчи сделал для нас немало полезного? Пресёк слухи о ведьмах, прекратил расправы...

— Думаешь — нас бы иначе раскрыли? Как бы не так! — воинственно возразила Ким. — Бабушку ведь не поймали.

— Она ничего такого не делала.

— Просто была осторожна. Именно она вывела нас из тюрьмы, а потом спасла меня.

Последовала пауза. Девушки вспоминали бабушкину смерть, раздумывали о прочитанном, мимолётно обменивались молчаливыми впечатлениями.

— Как ты думаешь, случайно ли в разных странах появился обычай сжигать ведьм на кострах? Не только у нас, но и в Европе, России, Америке.

— Жестокость прячет страх...

— Только ли в жестокости дело? А может быть, это особый способ борьбы, более эффективный, чем просто убийство?

— Борьбы — с чем? Предотвращение реинкарнации ведьм? Не думаю, что это так уж помогает.

— Откуда нам знать?

Снова пауза. Ознакомившись наскоро с наследием предков, сёстры чувствовали теперь некоторое разочарование.

— Ты веришь, что санскрит произошёл от древнечияйнского?

— Мне кажется, нет, это дань патриотизму. Скорее наоборот.

— Но там было написано, что древнечийянский содержит меньше сложных конструкций.

— Ну и что? Я скорее поверю, что он был создан путём упрощения санскрита. При всём уважении к нашим предкам — их охота за ведьмами и жестокие казни не говорят о развитой культуре

Лин кивнула.

— Знаешь, мне всё чаще кажется, что не так уж был неправ Фунчи, когда устроил свою революцию. Я имею в виду не только запреты на расправы с ведьмами.

Ким ответила не сразу. С сестрой она была согласна, и всё же неуютно сознавать себя разрушительницей пусть и странного, во многом губительного, но — блага. Однако ведь иного выхода не было?

— Фунчи, конечно, хотел как лучше: справедливости для всех, — снова заговорила Лин. — Он отбросил системы, разработанные до тех пор — капитализм и коммунизм — и придумал собственную...

— Тот же коммунизм, только названия другие. Не хотел ассоциаций со Сталиным, Мао и Пол Потом.

— Наверное, — медленно произнесла Лин. — Однако в какой-то момент, встретив сопротивление, забыл о своём намерении быть справедливым.

— Скорее, стал уделять слишком много внимания борьбе с теми, кого считал несправедливыми. У всех разные понятия, что такое хорошо, а Фунчи стал навязывать своё мнение всем окружающим.

— Долой Фунчи! — раздалось вдруг совсем рядом, и девушки вздрогнули: справа от них босоногий, одетый в лохмотья старик потрясал плакатом с корявой надписью 'Фунчи — бандит и убийца'. Юные ведьмы грустно вздохнули: в памяти старика чётко прослеживалась гибель близких людей от рук поборников 'справедливости'.

— Фунчи больше нет, — тихо обратилась к бедняге Ким. — Забудьте про него.

— Нет, есть! Он здесь! Везде! В каждом из вас! — хрипло выговорил старик, и из его глаз покатились слёзы.

— А в вас?

— Нет! Я ненавижу его! Я убил его!

— Что?! — большего потрясения у Ким не вызвала бы никакая реплика. Тем более что ничего такого в сознании бедолаги не обнаруживалось.

— Да! Это я его убил! Вы что думаете — случайно они вдруг сдохли, сразу все вместе?

Сёстры обменялись тревожным взглядом, и Лин невольно промолвила:

— Не случайно...

— Вот! — торжествующе выкрикнул старик. — Вы же не верите, что это китайская диверсия?!

— Не знаем, — отозвалась Ким, она уже немного пришла в себя. Вечер, на руках книги, пора домой, но собеседник попался интересный, хочется вытащить бы из него подробности, пусть это и сумасшествие...

— А почему нам до сих пор не рассказывают правду о том, как это случилось? Всё потому! Он в каждом из вас!

Девушкам становилось всё интереснее: если прошлое несчастного сумасшедшего читалось как на ладони, то безумие его оказалось скрыто, будто завесой. Нигде в памяти ни намёка, что этот человек считает себя убийцей Фунчи. А может, правда — не считает? Фантазирует, сознавая, что ничего такого не было? Но тогда и фантазии должны как-то обнаруживаться...

— Не понимаю, — пробормотала Лин. — Как это у него получается?

Ким вдруг решилась:

— Можно, мы с вами немного поиграем?

— Что? — смутился вдруг старик. — Играть? Зачем это?

— Загадайте какое-нибудь число, а мы попробуем угадать.

— Ну... загадал. — Победитель Фунчи мгновенно забыл про свою войну с тенью.

— Восемьдесят пять. Так?

— Да... Вы телепат?

— Вроде того. — Ким пришла в себя: осторожность — превыше всего, на каждом углу сверкать своими способностями — не лучший путь. — Счастливо вам, до свиданья.

Лин не поняла, почему сестра прекращает так интересно начавшийся эксперимент, но не стала спорить. Уже когда они отошли шагов на двадцать, Ким пояснила:

— Думаю, у него нечто вроде раздвоения личности. С одной его личностью мы можем разговаривать почти нормально, и её хорошо видно. А другая — словно и не здесь.

— А где?

— Не знаю. Сестрёнка, мы только начали изучать все эти премудрости... Знаешь, мне кажется, надо посетить пирамиды.

— Сейчас? — ужаснулась Лин. — Оставить на несколько дней папу и маму одних в этой жуткой обстановке? Среди ночи вламываются бандиты...

Старшая сестра молча согласилась: действительно, идея не самая актуальная. А главное — откуда знать, что выйдет из этой затеи, даже если с родителями ничего не случится?

— Ладно, нанесём визит пирамидам как-нибудь позже.

— Да... Сейчас бы разобраться, что вокруг происходит.

Они подошли к дому и заглянули в почтовый ящик. Лин ахнула:

— Письма! Много!

Ким вынула ключи, но сестра перехватила её руку и улыбнулась:

— Сестричка, а что, если ты попробуешь определить, что это за письма?

Ким с полминуты стояла, задумчиво глядя в темнеющее небо, а затем вздохнула:

— Нет. Не получается. — Онаоткрыла ящик. Словно вспугнутая стая птиц, письма рванулись прочь из ловушки. Несколько конвертов упали наземь.

— Тебе! — радостно констатировала Лин, подбирая упавшее. — Не получается угадать, значит... Жаль...

Любопытство припекало, и Ким вскрыла первое письмо.

— Что? — с изумлением воскликнула Лин. — Тебя приглашают в Кембридж?!

Ким молча кивнула, не спуская изумлённого взгляда с письма.

— А другие? Может, то же самое?

Старшая сестра торопливо вскрыла несколько писем подряд. Догадка Лин оправдалась: да, приглашения. Более десятка приглашений на английском языке и одно письмо на незнакомом. Лин застонала:

— На каком же это языке? Ведь наверняка тоже зовут тебя!

— Мне кажется, это французский, — неуверенно ответила Ким. — Эмблема Сорбонны.

— И они приглашают тебя?! Вот здорово! Ну, куда поедешь?

Вспышка бурной радости от удивительных новостей пошла на спад, и девушки направились в дом.

— Хотела бы я знать, почему все эти письма пришли только сегодня, — пробормотала Лин. Она уже получила безмолвный ответ от сестры: конечно, Сорбонна, если предположение не обманывает. Ещё не выветрились приятные воспоминания о проверяющем-французе на олимпиаде... А язык — что же, его можно выучить. А до тех пор — ничего страшного, во Франции почти все говорят по-английски, к тому же понять на слух язык Виктора Гюго нетрудно, это мы проходили...

— Наверное, эти письма пришли давно и до сих пор где-то лежали, — задумчиво произнесла Ким. — Видимо, их не пропускали из соображений безопасности, но и не уничтожили. Кто-то дал указание доставить их адресатам — и вот... Но почему я не смогла определить содержание этих писем, не вскрывая?

Сёстры вошли в свою комнату. Книги, взятые в библиотеке, оказались оттеснены на второй план.

— Наверное, нам нужна чья-то мысль, — вздохнула Лин. — Мысли мы можем читать, всё равно на каком языке — по крайней мере, ты. А вот текст... Вероятно, это правильно, что у нас не получается, иначе мы могли бы прочесть что угодно, хоть на мёртвых языках. И... тогда бы владели абсолютным знанием? Сами бы сошли с ума...

Сёстры обменялись задумчивым взглядом.

— Этот старик... Он мог понять, что ты сделала с Фунчи... — прошептала вдруг Лин. — И убедил себя, что это совершил он сам...

— Пиши, пожалуйста, почаще! — прошептала мама, обнимая Ким. Семья Сян собралась в наспех открытом, ещё не достроенном, новом терминале международного аэропорта, ремонт в котором был проведён в последние полгода американской фирмой на деньги китайских инвесторов. После непродолжительных раздумий, вызванных полученными приглашениями, девушка предпочла французский вариант. Однако это означало разлуку — и с родителями, и с сестрой. А что ещё можно поделать — ехать в Париж всей семьёй, там жить на скромную стипендию студентки первой степени или искать случайные заработки?

— Мамочка, я буду писать. И потом... — Ким запнулась, потом с усилием улыбнулась. — Мы с Лин собираемся попробовать нечто вроде телеграфа.

Мать покорно кивнула. Ветер перемен, разметавший за несколько месяцев былую мини-империю Фуняи и посеребривший головы обоих родителей Сян, заставил Мян признать лидерство дочерей. Хорошо, хоть Лин остаётся — будет помогать. А Ким... Да, обидно, что дочка уезжает в далёкие края, но надо надеяться — с ней ничего дурного не приключится. Говорят, Франция очень хорошая страна, там даже полиция защищает людей, не даёт их в обиду. Служба Безопасности там какая-то есть, но к людям среди ночи не вваливается, чтобы увезти их в небытие.

— Ким, пора, — негромко произнёс отец, не спускавший глаз с табло рейсов.

— Объявляется посадка на рейс А112 Париж! — бесстрастно провозгласил на весь зал голос невидимой сотрудницы аэропорта, и родственники переглянулись.

— Я буду писать... — прошептала Ким, чувствуя, что к горлу подкатывает неожиданный комок. Она обняла мать, сестру, отца — и покатила тележку с нехитрым багажом — две небольшие сумки с вещами — к стойке регистрации. Что-то в душе говорило ей, что такими, как сейчас, она своих родных больше не увидит. Что изменится за годы предстоящей разлуки? Неведомо... А сейчас — не надо оглядываться, плохая примета. Зарегистрировать багаж — и в самолёт!

Глава 4. Другой мир

— Вот твоя комната! — показала чийянке улыбающаяся Вон, отныне и до конца учёбы в университете Париж-1— соседка по общежитию. Согласно условиям приёма, университет, который, следуя традиции и вопреки официозу, многими считался Сорбонной для математиков, предоставил иностранной студентке с отличными достижениями на былой олимпиаде не только стипендию, но и комнату в общежитии. Заслуга невидимых спонсоров, поддерживающих юные дарования.

— Спасибо, — кивнула Ким. Вон с любопытством оглядела её.

— Ты откуда приехала?

— Из Чийяна.

Самолёт приземлился около трёх ночи, и до рассвета Ким успела ознакомиться с настроениями некоторых из местных жителей — преимущественно, таксистов. Однако — не очень порадовало... Из пятерых, подъехавших к ней у выхода из терминала, четверо испытывали недвусмысленное желание завезти хорошенькую гостью французской столицы в глушь и там предаться утехам любви, пусть и не очень добровольным со стороны девушки. Ким остолбенела, когда прочла в голове третьего из таксистов, что и он из Чийяна. Когда это он успел осесть на Западе? Ах, его родители бежали из страны, когда он был ещё маленьким...

Зато пятый таксист — пожилой сухонький дядечка — просто хотел содрать с неосведомлённой иностранки побольше. Обнаружив это, Ким заодно выяснила, где остановка автобуса, идущего к университету. Желая избавить от лишнего риска других прибывших с того же рейса, она с видом знатока взялась проводить всех к остановке. Пришлось подождать, но в компании это не страшно, а четыре часа спустя девушка с торжеством вышла из автобуса...

— А я из Вьетнама! — гордо сообщила Вон. Ким улыбнулась: о происхождении новой подруги она догадалась в первые же секунды знакомства: да, Вьетнам, Хошимин. Французский язык Вон был намного лучше, чем у Ким, но гостья из Чийяна обходилась своим надёжным источником информации, снимающим любые языковые барьеры.

— Ким, ты по-китайски говоришь?

— Немного. Наш язык похож на китайский, но легко запутаться. А ты — по-английски?

— Ой, нет! — рассмеялась Вон. — А правда, что у вас была страшная диктатура?

— Правда. А у вас — разве нет?

Улыбка слетела с лица Вон, как будто Ким дотронулась до чего-то запретного. 'У них не принято обсуждать своё правительство, — поняла юная чийянка. — А чужое — без проблем'

— Тебе стипендию дали? — сменила тему вьетнамка.

— Да, но предупредили, что я должна хорошо сдавать сессии, иначе потеряю её.

Вон покачала головой:

— Денег никому не хватает. Тут даже проезд до университета очень дорого стоит, а ведь ещё надо жить.

— Но люди как-то справляются?

— Подрабатывают. У кого хороший французский — в студенческой столовой.

Ким вздохнула:

— У меня французский, как видишь, не очень, только начала учить.

— Тогда ищи сама, как выкрутиться.

Чийянка не спросила, как выкручивается Вон: да, конечно, официантка в студенческом ресторане. Зарабатывает до сотни евро в день, в основном чаевые, но устаёт сильно. Через полчаса ей идти на смену.

— Ладно, спасибо.

— Хочешь — дам газету с объявлениями о работе? — уже заходя в свою комнату, крикнула Вон.

— Да, пожалуйста!

— Держи, — кусая яблоко, сунула мятую газету новоиспечённой студентке соседка. — А мне скоро уходить. Пока!

— Счастливо тебе! — крикнула Ким в закрывающуюся дверь и направилась к себе.

Если бы гостья из далёкого Чийяна была урождённой француженкой, она бы придирчиво поморщилась при виде более чем скромной обстановки того помещения, в котором предстоит провести несколько непростых лет учёбы: спартанская кровать, на которую наспех брошено сложенное постельное бельё, небольшой бежевый шкафчик — левое отделение платяное, а правое для остального, — металлический столик и рядом с ним стул. А ещё странное приспособление у окна... Хоть бы кто объяснил...

Поразмышляв, Ким пришла к выводу, что непонятное приспособление — отопительная батарея. Ну да, ночью наверняка холодно, а осенью и зимой — также днём. Спросить бы Вон, как это работает, нужно ли что-то включать — или оно само...

Однако Вон уже ушла, ходить по соседям с расспросами не хотелось — пока в комнате тепло, и ладно — и девушка просто дотронулась в задумчивости до батареи. Ага, тёплая, значит, ничего не надо крутить. Или всё-таки надо? Но не раньше же вечера...

После непродолжительного размышления, Ким взялась за газету. Ой, французский... а как же иначе? Словарь в руки — и поехали...

Через минуту поисков она обнаружила раздел объявлений о работе. Кассир, помощник парикмахера, сиделка для больного, водитель грузовика... Нет, всё не то, везде надо знать французский как следует, а то и ещё много другого...

'Школа нетрадиционной медицины приглашает учащихся. В случае успешной учёбы возможна стипендия'. Ким в задумчивости побарабанила пальцами по столу. Две стипендии, конечно, лучше одной, но ведь время займёт... А о чём, собственно, речь?

Сёстры Сян не раз пробовали себя в роли врачевательниц, но было это как-то спонтанно. У мамы заболела поясница, у соседки разыгрался ревматизм, на улице человеку стало плохо... В последнем случае, впрочем, девушки вели себя осторожно — не пришли ещё времена легализации ведьм. Подойти, присесть на корточки, сделать как бы массаж сердца — и прежде чем спасённый человек встанет, высказывая благодарность, тихонько исчезнуть. А здесь придётся действовать открыто. Но так ли это страшно? Конечно, и в этой стране когда-то охотились на ведьм, но очень давно, и практика эта осуждена. В ведьм французы не верят... Хорошо это или плохо? Раз не верят — значит, аутодафе можно не опасаться. Но, наверное, некоторая осторожность на предстоящих занятиях не помешает...

— Здравствуйте, мадмуазель! Меня зовут Анри Бижу. Вы давно во Франции? — приветливо улыбаясь, окидывая гостью долгим взглядом и приглашая её сесть, поинтересовался темноволосый мужчина плотного сложения, лет сорока на вид. Это ему Ким позвонила полчаса назад по поводу объявления.

— Добрый день, сударь. Моё имя — Ким Сян, я сегодня утром приехала из Чийяна, — ответила девушка, путаясь во французских словах. Последнее, впрочем, было вызвано не так слабым знанием языка, как досадой: первое же сканирование мыслей собеседника показало, что он просто мошенник. А впрочем, не совсем: кое-что умеет, иногда действительно пытается помочь пациентам, но на свои слабосильные способности не полагается, старается задурить наивных людей, высосать их сбережения. Объявление дал с двойственной целью: во-первых, попробовать найти глупышек с деньгами, а во-вторых, надеется привлечь публику внешностью учениц.

— Милая Ким, вы когда-нибудь занимались мануальной терапией?

— Пыталась, — тщательно взвешивая слова, отозвалась девушка. — У меня не очень-то получилось.

— Это было в Чийяне, да?

— Разумеется.

— А сейчас попробовать не хотите?

— Ну... Если только под вашим руководством.

— О, разумеется!

Господин Бижу рассчитывал, если сеанс пройдёт неудачно, свалить вину на начинающую ученицу. А если получится — его заслуга. Однако девушку подобные соображения не волновали. Разве что выплыла на секунду печально-ироничная мысль: вот и вся школа альтернативной медицины, пришла — и работай.

— Через пару минут придёт пациентка, вот и попробуйте!

— Хорошо.

В комнате повисла пауза. После всего произнесенного, Ким была озабочена ещё и тем, что господин Бижу настроен надуть гостью из Восточной Азии с оплатой.

— Сколько вы мне заплатите? — неожиданно для себя спросила девушка.

— Что? — вздрогнул Анри.

— Я хочу получать зарплату! — воинственно пояснила Ким. — Сколько?

— Ну... пятьсот евро в месяц. Вас устроит?

— Сколько часов в день работать?

— Мадмуазель, вы ещё не начали, а уже ставите условия! — с суеверным ужасом в голосе воскликнул француз.

— Я уверена — у меня получится. Если да — вы мне платите пятьсот евро в месяц при двухчасовом рабочем дне, годится?

Анри Бижу презрительно рассмеялся.

— Если получится — годится! Вперёд, мадмуазель из Чийяна!

В дверь постучали.

— Да, входите!

На пороге появилась грустная светловолосая дама лет сорока пяти, стройная, с тёмными кругами под глазами. 'От неё на днях муж ушёл, теперь сон плохой и голова болит, а дети — их двое, дочь и сын — в Канаде', — поняла Ким, рассматривая пациентку с интересом, оправданным ситуацией.

— Здравствуйте, господин Бижу. И вы, мадмуазель, — вздохнула грустная дама и присела напротив владельца кабинета. — Мне кажется, меня сглазили.

Насчёт сглаза Ким усомнилась, но вслух ничего не сказала. Сама она такие вещи уже испробовала, и результат оказался такой, что потерпевшие даже не смогли пожаловаться. Но, наверное, у других такое воздействие намного слабее. Тёмная аура над пациенткой несомненно есть, только пока непонятно — наведена кем-то или возникла от её собственной неосторожности?

— Не беспокойтесь, дорогая мадам Барту! — жизнерадостно заверил 'врачеватель'. — Если не возражаете, моя ученица сейчас осмотрит вас.

Мадам Барту кивнула и опустила взгляд. Стало ясно, что она и так не возлагает больших надежд на этот свой визит, а уж от девчонки с азиатской внешностью никаких чудес не ожидает. Ким открыла было рот, чтобы спросить, есть ли здесь кушетка, но тут же поняла: да, вон за той ширмой. Девушка поднялась с места и мягко взяла женщину за руку:

— Пойдёмте, вон туда, пожалуйста.

Ким ожидала, что Бижу хоть удивится, как это она так быстро сориентировалась, но нет, у этого человека одна забота: как бы убедить пациентку, что сеанс прошёл успешно, но нужно ещё несколько визитов. Ким усадила женщину на кушетку и задвинула штору.

— Разденьтесь, пожалуйста, лягте и расслабьтесь.

Мадам Барту впервые удивилась расторопности и уверенности ученицы 'врачевателя'. Усилилось и доверие к нему.

Ким подошла к рукомойнику в углу и ополоснула руки. Вытерла бумажной салфеткой. Подошла к пациентке, села рядом с ней на кушетку и повела руками вдоль тела...

— Спасибо, мне легче! — удивлённо улыбаясь, произнесла женщина минут через десять. Ким ответила не сразу: в висках начало ломить — верный признак вторжения чужой тёмной энергии. Да, похоже, действительно — сглаз. Потом можно определиться, что делать со здешней стервой-ведьмой, наславшей эту гадость. А сейчас — срочно вымыть руки и помассировать себе виски... Вот уже всё в порядке. Ким вздохнула:

— Послушайтесь моего совета: проверьтесь у врача-онколога. Скажите, что вас беспокоит область живота.

Глаза пациентки поползли на лоб.

— Вы хотите сказать, что у меня рак?

— Надеюсь, нет, но чем раньше проверитесь, тем лучше.

— Да... Спасибо. Как вас зовут?

— Ким. Ким Сян. Я из Чийяна.

— Можно мне ваш телефон?

Ким растерялась.

— Я только утром поселилась в студенческом общежитии Париж-Один. Не знаю, какой там телефон.

Они вернулись к Бижу, который деловито разговаривал с кем-то по телефону При виде дам, галантный жулик положил трубку и широко улыбнулся.

— Как вы себя чувствуете, дорогая мадам Барту?

— Спасибо, мне действительно лучше. — Она бросила неуверенный взгляд на девушку: 'Говорить про рекомендацию обратиться к онкологу?' Ким невольно качнула головой.

— Сколько с меня?

— Триста евро! — с готовностью заявил мошенник, и Ким чуть на ахнула. Женщина расплатилась и вышла, а девушка вопросительно посмотрела на владельца заведения.

— Я бы хотела получить свои деньги немедленно.

Бижу покраснел.

— У нас принято выплачивать в следующем месяце.

Ким не выдержала:

— Господин Бижу! Если вы мне не заплатите немедленно за этот сеанс, я обращусь в полицию! Вы обманываете людей, которые нуждаются в реальной помощи!

Жулик остолбенел с открытым ртом, но быстро опомнился:

— Как вы можете так говорить? Я принял вас на работу...

— Я передумала. Заплатите мне за этот сеанс, и я ухожу.

— Но... Вы работали минут десять.

— Однако принесла вам триста евро! Полагаю, двести из них мои.

— Это наглость! — завопил Бижу. Ким ничего не сказала вслух — ярость нахлынула, будто морской прилив. Девушка тяжело уставилась в глаза мошеннику. Она едва контролировала себя после снятия тёмного воздействия: ещё немного — и невозможно станет сдержать удар по этому мерзавцу...

Глаза Бижу закатились. Мошенник словно лунатик подошёл к столу и протянул своей страшной ученице двести евро из только что полученного гонорара. Девушка опустила купюры в сумочку и быстрым шагом покинула кабинет. Только оказавшись на улице, стала приходить в себя. На душе было паршиво. Вот глупость, ещё немного — и размазала бы мерзавца по стене. И что так возмутило? Его способ 'заработка'? А что, таксисты, встретившиеся сегодня же ночью, намного лучше? У парня почти нет способностей. Не только паранормальных — никаких. А жить хочется, вот он и выкручивается. Или возмутило его намерение обмануть беззащитную на вид девушку из далёкой страны? Или просто слетела с катушек от воздействия слабой, в общем-то, тёмной энергии, снятой с пациентки?

Всё глупо... Во-первых, осталась без заработка. Конечно, не страшно, наверняка найдутся ещё подходящие объявления, да и пользоваться чужой наивностью — не очень-то хорошо, даже если честно отрабатывать свои деньги. Однако есть и во-вторых: теперь десятки, сотни людей, которые обратятся к Бижу, не получат реальной помощи, окажутся в худшей беде. Кстати, есть и в-третьих: не совладала с собой, раскрылась, показала жулику кое-что из своего умения.. Наверное, это не страшно, Бижу вряд ли понял, что произошло, и всё же — надо лучше контролировать свои эмоции...

Она вернулась в общежитие, перекусила в тамошней столовой и ушла в свою комнату. Прилегла, но не сразу уснула — не давали спутавшиеся и бестолковые мысли, главным образом — недовольство собой...

Проснулась Ким, когда внизу хлопнула входная дверь. 'Это вернулась Вон. Она устала, лучше к ней сейчас не обращаться'. Где-то зазвонил телефон. Вон негромко выругалась и прошла к аппарату. Ким вдруг с удивлением поняла, что спрашивают её. Прежде чем Вон поднялась к новоиспечённой соседке, чийянка поспешно вышла из своей комнаты.

— Я сейчас... — пробормотала она, будто извиняясь, и пришла в себя. — А где телефон?

— От входа направо, там ниша, — с удивлением глядя на подругу, ответила вьетнамка. Ким кивнула, постаралась благодарно улыбнуться и прошла к аппарату.

— Алло!

— Добрый вечер, Ким! — услышала она знакомый голос и поняла вдруг, кто звонит. — Это Жюстина Барту! Можно, я приглашу вас жить у меня? А то мне так одиноко...

Лин со вздохом проводила взглядом самолёт, уносящий сестру в далёкую Францию. На душе было тяжело. Нет, девушка не сомневалась, что полёт пройдёт благополучно и сестра быстро освоится в незнакомой стране. Но что будет здесь? Лин уже привыкла, что, как ни сложатся обстоятельства, рядом надёжное плечо старшей сестры. А теперь придётся действовать одной...

Любящая мамина рука тронула девушку за плечо:

— Поедем домой, милая.

— Да, мама.

Неделю назад семья обзавелась подержанной синей 'Ладой'. Правда, водить умел только папа, и то еле-еле, благодаря опыту, полученному на работе, и всё же теперь семейство Сян могло обходиться без общественного транспорта.

Ву Сян занял место за рулём, и машина тронулась. Да... Если бы даже денег у семьи было вдесятеро больше, покупать дорогую машину просто не имело смысла. Ухабы, которые наполняли шоссе, трясли несчастную 'Ладу', как горячечного больного. Лин закрыла глаза, предчувствуя, в противном случае, скорую атаку тошноты. Отвлечься бы сейчас... Как там сестричка? Она в салоне самолёта — ну, это нетрудно угадать. Смотрит с интересом в окно, иллюминатор... А что там? Синее небо — а внизу нечто вроде ваты. Облака, наверное. Вот к сестрёнке обращается стюардесса, спрашивает, Ким отвечает... Странно, почему обстановка в самолёте видится легко, а мысли сестры едва уловимы? Возможно, потому, что первое просто угадывается, а для второго нужна энергия. Или дело в расстоянии? Или 'виноват' металл, из которого сделан самолёт?

Девушка не заметила, как задремала...

— Всё, приехали! — торжествующе доложил папа, и Лин поспешно выскочила из машины. Голова кружилась, но после такой поездки это пустяк. Мать также была не в своей тарелке, но скорее из-за отъезда Ким. Семья вошла в дом. По лестнице кто-то спускался... А, это Пин Че, молодой парень, новый сосед, вселившийся в комнату умершего месяц назад Ван Луна.

Пин встретился взглядом с Лин, и лицо его дрогнуло. Девушка знала, что нравится ему, и это ощущение порождало нечто сладостное — там, где сердце. Пин не надеялся на взаимность, так как перебивался случайными заработками в городе. И напрасно, потому что Лин равнодушно относилась к деньгам своего будущего избранника. Важно только, чтобы любил...

Она невольно улыбнулась, и вышло это как-то ободряюще. Взгляд Пина дрогнул, стал вопросительным: 'Неужели у меня есть шанс?'

— Лин... Вы позволите пригласить вас сегодня вечером прогуляться?

Молодой человек был застенчив, волновался, но это лишь располагало к нему.

— Хорошо, прогуляемся. Когда?

— Я зайду к вам около шести. Можно?

— Да, годится.

Пин радостно улыбнулся и поспешил вниз. 'Через десять минут он должен быть возле магазина овощей — разгружать ящики'. Семья Сян вернулась к себе. После пертурбаций минувших месяцев, их три комнаты, включая чулан, оказались отремонтированы и превратились в небольшую квартиру. Впрочем, по чийянским меркам — довольно большую. С Ву Даюном подписали договор, и семья платила за аренду жилья пятьдесят юаней ежемесячно — сравнительно немного, но вряд ли с остальных жильцов хозяин получал хоть половину этого.

— Как там наша Ким... — вздохнула мать, явно намекая дочери, что сейчас своевременно было бы пустить в ход её способности.

— Всё хорошо. Им только что подали завтрак, — рассеянно отозвалась Лин — и лишь потом сообразила, что такой картинки она не видела. А в самом деле — да, Ким сейчас завтракает. Это что же — отвлечение мыслей и эмоций благотворно для телепатии? Сколько узнаёшь о себе...

Это было первое свидание Лин, и девушка вдруг подумала с удивлением, что чрезмерная проницательность как-то обкрадывает её. Действительно, все одноклассницы уже успели испытать, что такое мужские поцелуи, две вышли замуж, одна за китайца — и уехала с ним. А тут...

— Давай никуда не ходить, просто прогуляемся! — обратилась девушка к кавалеру, мягко удерживая его локоть. Пин радостно улыбнулся: денег у него с собой почти не было, сегодня еле хватило на оплату комнаты и чашку риса.

— Да, давай!

Они бодро зашагали к небольшому садику, заботами местных энтузиастов сохранившемуся ещё с дореволюционных времён. Среди кустов шиповника и сирени стояла одинокая скамеечка. Пин джентльменским жестом пригласил Лин сесть. Девушка улыбнулась, силясь не рассмеяться: бедность юноши вызывала в ней сочувствие, а желание угодить ей — удовольствие, но при этом его попытки выглядеть галантным кавалером выглядели несколько неуклюже. Пин кое-как устроился на самом краешке сиденья. Лин сделала движение, намереваясь дать парню больше места, но тот удержал её:

— Пожалуйста, не надо, я не устал! Мне приятно просто касаться тебя!

Улыбка Лин из насмешливой стала польщённой. Приятно, когда рядом человек, которому ты небезразлична, не требующий от тебя ничего и только желающий касаться тебя, сидя рядом на скамейке. И ведь говорит правду...

— Лин... Ты такая красивая... Самая прекрасная девушка на свете!

Парень, конечно, кривил душой, но самую малость. Лин ему действительно очень нравилась. Если не самая красивая, то одна из самых — несомненно.

— Я обычная, — снисходительно отозвалась девушка. — Вот сестра Ким — да! Она красавица!

Пин задумался, стоит ли говорить, что рядом с Лин её старшая сестра не так уж восхищает. А вдруг обидится?

— Твоя сестра очень красива, но ты... — пробормотал он неуверенно.

— И потом, в женщине главное не только красота! — заговорила девушка, стараясь расшевелить робость парня. Тот кивнул.

— Лин... Я надеюсь заработать деньги, тогда смогу сказать тебе...

Девушку снова стал разбирать смех.

— Пин, я не говорила тебе, но мне нетрудно зарабатывать деньги...

Парень бросил на свою спутницу вопросительный взгляд. В его мозгу мелькнула неприятная для неё мысль, и Лин поспешила пояснить:

— Я легко выигрываю викторины, в которых ставкой являются крупные денежные суммы. Думаешь — на какие средства мы купили машину? Не на папину же зарплату. Мы с сестрой выиграли.

— Да... Я знаю, Ким — великий математик. Это, наверное, у вас семейное.

Лин чуть не расхохоталась при этих словах: сестра, конечно, неплохо разбирается в математике, наверняка будет в Париже отличницей, но великой её назвать — явный перебор. Особенно если вспомнить, как она выиграла олимпиаду...

— Развлекаетесь? — услышали они вдруг чей-то насмешливый голос. Лин вздрогнула, упуская нить мыслей Пина, и обернулась: к ним подходили трое парней. У первого в руках — велосипедная цепь... А главное — намерения у них не самые миролюбивые.

— Пойдём отсюда! — шепнула девушка в ухо Пину и, не дожидаясь его реакции, поднялась и потянула спутника за руку. Однако и сомнительная компания шагнула к молодым людям.

— Ты, мальчишка, можешь уматывать! Нам нужна она!

'Они хотят захватить меня, чтобы получить выкуп! — вдруг с изумлением и ужасом поняла Лин. — Здесь ещё двое их друзей — подстерегают с другой стороны сада...'

— Не приставайте к нам, — глухо заговорил Пин. Компания заржала:

— А если не послушаемся тебя — что будет? Побьёшь нас?

Пин умел драться, его научил дедушка, неплохо владевший приёмами единоборства. Однако — против троих, даже пятерых...

— Сзади ещё двое! — шепнула Лин своему защитнику. Страх перед опасностью сковывал, и усилием воли девушка стряхнула его, постаралась успокоиться. Мысль лихорадочно заработала: наверное, придётся использовать способности... Но — одной, без сестры... Как это будет выглядеть? Можно умереть... Наверное, лучше попробовать для начала мягкий гипноз... Только расслабиться...

Лин опустилась на скамейку и прикрыла глаза. Наверное, со стороны это выглядело как капитуляция. Пин не сразу заметил движение своей спутницы — смотрел на противников. Те удивлённо уставились на девушку, но не двинулись с места. 'Вы слабеете, вас слишком мало, вы не рассчитали свои силы, лучше уйти сейчас, пока вас не избили до смерти, потом попробовать ещё...'

Рты парней приоткрылись, глаза ошеломлённо выкатились. 'Поймать ещё тех двоих, которые пока не подошли... Они уже в кустах... Здесь опасно, вас могут избить, а то и насмерть, лучше уйти побыстрее, а за выкупом наведаться в другой раз...' Один из противников не хотел подчиняться, и его сопротивление угрожало всколыхнуть остальных. Откуда-то издалека Лин услышала боевой выкрик Пина — он уже вступил в схватку с тем самым, упорным. 'Надо надеяться, вдвоём справимся...'

Четверо других мерзавцев тупо, не двигаясь с места, смотрели, как сражается с Пином их товарищ. Он умел драться, был сначала уверен в себе, но Лин давила, не давая собраться с мыслями, сообразить, как действовать. Пин сражался, а юная ведьма мешала его врагу — наводила пелену перед глазами, сбивала с толку, внушала ложные движения...

— Ки-я!!! — и Пин сильным ударом правой ноги швырнул бандита наземь. Лин стряхнула с себя транс и резко поднялась с места:

— Всё, пошли отсюда!

Пин с сомнением посмотрел на своих застывших неприятелей с открытыми ртами, но подчинился. Уже удаляясь от места боя, произнёс с некоторым недовольством:

— Я бы и с этими справился...

Лин не сразу ответила — резкое прерывание транса било в виски, давило на глаза, вилось чёрным облаком над головой. Сейчас надо поскорее домой, сделать себе массаж, принять душ, отдохнуть, поспать...

— Пин, спасибо тебе, — сказала она скорее из чувства долга. — Ты меня спас.

Парень задумчиво кивнул. У него из головы не выходил странный паралич, охвативший четырёх хулиганов, но, разумеется, в вину своей хорошенькой спутнице он это не ставил.

— А ещё погулять ты не хочешь? — смущённо спросил он наконец.

— Прости, у меня разболелась голова. Завтра, ладно? — и после паузы добавила. — Захвати с собой что-нибудь — эти пятеро от нас так легко не отвяжутся.

У Пина мелькнула мысль — предложить пойти в полицию. Но юноша ничего не сказал вслух: не только потому, что это могло быть истолковано как недостаток мужества, но прежде всего — после крушения режима Фунчи полиция занималась в основном сбором штрафов за разные мелкие нарушения, главным образом — с растущего числа владельцев автомобилей. Молодые люди вернулись в дом. Лин через силу улыбнулась юноше, пожала его ладонь и бросилась к себе.

— Уже вернулись? — с удивлением спросила мать. Девушка ничего не ответила — заскочила в ванную, включила воду и, стряхивая с себя одежду, забралась в блаженное тепло...

Ещё минут через десять, после солидного массажа, стало совсем легко и приятно. Чёрная энергия, вызванная из глубин сознания опасностью и боем, не исчезла, но удалилась прочь, в поиске случайных жертв. Конечно, следовало и её вернуть, подчинить, водворить на место, но у Лин не было сил — глаза слипались. Уже полусонная, вышла из ванной и пробормотала отцу:

— Меня хотели похитить... Придумай что-нибудь, не то влезут в квартиру... — и хлопнулась в постель. Не прошло и пяти секунд, как девушку охватил крепкий целебный сон.

— Поживите у меня! Пожалуйста! — робко улыбаясь, обратилась Жюстина к Ким, едва девушка вошла в дом пациентки. Хозяйка квартиры заметно волновалась: слишком одиноко, да и боязно. А ещё тревожная рекомендация, которую ей дала Ким... Гостья из Чийяна не выдержала:

— Мадам Барту...

— Называй меня Жюстиной! — быстро возразила хозяйка. — И давай на 'ты', если не возражаешь.

Девушка кивнула:

— Жюстина, я очень признательна за приглашение, но мне кажется, тебе надо сначала побывать у врачей!

— Я уже была у них, — вздохнула женщина и отвернулась. — Ты права. Мне предстоит операция...

Ким удивилась, что не сразу обнаружила эту новость — видимо, Жюстина настолько расстроена, что даже думать связно не может.

— И ты хочешь, чтобы я здесь оставалась на время лечения?

— Да. Пожалуйста! И навещай меня в больнице! Хорошо?

Идея мадам Барту прояснялась: по всему выходило, что ей страшно. Просто не на кого положиться. То, что она хватается почти за первую встречную... нет, не совсем так, события у мнимого врачевателя, а потом жуткая новость в больнице настроили Жюстину в пользу Ким. Однако ещё немного — и женщина оказалась бы на крючке у мошенника. Она всегда так доверчива или это следствие её депрессии? Девушке стало вдруг невыносимо жаль эту несчастную женщину, на вид состоятельную и благополучную, а на деле одинокую и беззащитную. Только бы всё обошлось с операцией...

— Хорошо, Жюстина, я согласна. И в больницу буду к тебе приходить.

Словно яркая вспышка, радость осветила лицо и мысли женщины. Впервые за последнее время нашла на кого положиться...

— Посмотри комнаты! — оживлённо заговорила хозяйка. — Выбери, где будешь жить!

Ким открыла было рот — сказать, что ей всё равно, — но Жюльетта так радовалась гостье, которая сейчас посмотрит все богатства... И девушка сдалась. Квартира оказалась огромная — раз в пять больше той, которую Ким оставила на родине. Восемь комнат, из них две спальни, гостиная, столовая... На самом деле, Ким не отличила бы спальню от столовой, если бы на помощь не приходили безмолвные подсказки хозяйки.

— Очень красиво, — произнесла, наконец, девушка. Голова чуть кружилась из-за обилия новостей.

— Какую комнату ты берёшь?

Хозяйке хотелось, чтобы Ким выбрала ту спальню, которая больше, но Ким решила, что это было бы уже наглостью. Она указала на вторую спальню — ещё три года назад она принадлежала Милен, дочери Жюстины, которая теперь с мужем в Квебеке. На лице Жюстины проступила лёгкая досада.

— Ты сама там спишь? — поспешно спросила девушка, зная ответ.

— Нет, во второй... Но мне бы хотелось, чтобы ты ночевала рядом со мной! Пожалуйста! А вещи свои клади где угодно, на мои не смотри!

Вещей у чийянки было не так много, чтобы это вызвало какую-то проблему.

— Хорошо, давай так.

Жюльетта обрадовалась, словно получила дорогой подарок, и Ким поспешила вернуть хозяйку к действительности:

— Но главное — твоя операция! Готовься к ней! Когда тебе назначили?

Вопрос был данью вежливости: в ближайшие три дня хозяйке предстояли какие-то неясные проверки в клинике, и только после этого должен был окончательно решиться вопрос об операции. Жюстина посмотрела на часы:

— Мне к шести нужно быть в клинике — может быть, скажут. Ты пока располагайся, ладно? Чувствуй себя как дома.

Жюстина волновалась, обилием слов и вежливости прикрывая страх перед тем, что ей скажут врачи. Ким не выдержала:

— Не волнуйся, всё будет хорошо. Поверь мне.

Хозяйка застыла на мгновение, глубоко вздохнула, качнула головой, отчего её светлые кудри подпрыгнули, как живые, подошла к чийянке, мягко взяла её за руку и сказала:

— Спасибо тебе. Я знаю, ты хочешь мне помочь.

Ким чувствовала себя неловко: меньше всего она предполагала, всего несколько часов назад, обратить элементарную, необременительную помощь приболевшей женщине в операцию по обретению такого дорогого жилья. Однако назад пути не было, да и волноваться, в сущности, не из-за чего. Извлечь самой пользу, помогая другому человеку — достойнейший путь для всякого, и ведьма не исключение.

Жюстина вздохнула:

— Мне пора ехать. Располагайся, прими ванну, посмотри телевизор! Если проголодаешься — еда в холодильнике! Спасибо, что приняла моё приглашение! Счастливо тебе!

И она вышла в коридор — одеваться для малоприятной поездки. Ким почувствовала себя не в своей тарелке — остаться на несколько часов в чужой большой квартире... Впрочем, раз всё сделано правильно, остаётся только разобраться, что где. Девушка распаковала вещи, заглянула в огромный стенной шкаф — правая половина его оказалась свободна, похоже, хозяйка очень рассчитывала с самого начала, что Ким останется.

Девушка снова прошлась по комнатам — теперь на правах временной жительницы. А, вот телевизор — в передней. Но как его включать? Кнопочек всяких много... Подумав, девушка осторожно нажала самую большую, красную. Что-то щёлкнуло, и через несколько секунд экран осветился. Что за передача? Ага, первый французский канал, новости. Что же, интересно,..

— Новости из-за рубежа. Наш корреспондент передаёт из Гайлоны, столицы Чийяна, где в эти минуты полыхает страшный пожар...

Остолбенев, не веря своим глазам, Ким смотрела на экран, где алчно трещали, пожирая дом за домом, оранжево-красные языки огня среди густых столбов дыма. Пожар... Совсем недалеко от дома... Случайно ли это совпало с отъездом? Сестре сейчас приходится управляться одной...

Девушка опомнилась: надо срочно связаться с родителями, Лин. Позвонить по телефону? А как это сделать? Ким смутно помнила, что из Гайлоны можно было звонить за границу, нужны какие-то коды... Наверное, и отсюда туда — тоже... Телефон — вот он, на столе, деньги потом можно вернуть Жюльетт, но как быть с кодами? Справочник бы... Ким поискала глазами — нет. Возможно, Жюльетта держит номера в мобильном телефоне, так многие делают...

Чийянка взяла себя в руки. Если техника не помогает — ищи решение в себе. Сестра... первым делом — сейчас — к ней... Лечь на диван, расслабиться... теперь настроиться...

Лин вскочила с постели раньше, чем проснулась. Ещё сонная, пробормотала:

— Пожар!

— Где? — ахнула мать.

— Ким сказала... — непослушными губами вымолвила младшая дочь и окончательно проснулась. Что это было — минуту назад: просто сон, пустая блажь? Крик сестры: 'Лин, милая, что с тобой — у вас пожар?' И всполохи пламени — совсем близко. 'Нет. Запах дыма — это мерещится? Надо хотя бы проверить, что случилось'.

— Мама, позови соседей! Пойдём вместе на улицу, выясним!

— Что-то горит поблизости! — авторитетно заявил папа, принюхиваясь к воздуху из окна. — Лин права. Мян, пойдём на улицу, и Пина позовём.

Не прошло и минуты, как шестеро обитателей квартир, принадлежащих Ву Даюну, выглянули за дверь. Ничего особенного. А если пройтись немного в сторону, к пустырю? Точно — клубы дыма! И не так далеко, метров триста или чуть больше в сторону центра города.

— Это я... — негромко пробормотала Лин. Родители синхронно обернулись к ней, обменялись взглядом, мать тронула за руку. Отец вздохнул и громко сказал:

— Господа, я думаю, нам нечего опасаться. Ветер слабый, и пустырь между нами и пожаром большой. Не загоримся. Вернёмся к себе и будем начеку.

— Там могут погибнуть люди, — прохрипела Лин. Ей не давала покоя мысль о чёрном облаке, сброшенном несколько часов на город. Нечего сказать, хороший способ нашла избавиться от похитителей...

— Дочка, пойдём домой! — не допускающим возражений тоном отозвалась мать. — Ты устала, отдыхай.

— Да, Лин! — поддержал женщину Пин. — Иди домой. А я прогуляюсь туда. Если что-то случится — расскажу.

У девушки не было сил возражать. К тому же, приди она сейчас на пожарище, окажется скорее помехой для тех, кто спасает людей. Лин молча кивнула, глядя в землю, и позволила увести себя в дом.

— Лин, что ты такое сказала — там, на улице? — громким шёпотом произнесла мать, едва семья Сян вернулась к себе. — При чём тут ты?

Лин, вздыхая, рассказала о попытке похищения и применённом ею оружии. Отец присвистнул:

— Надо же! Это обормоты отделались несколькими минутами гипноза, а у людей пожар...

— Я уверена, погорельцы сами виноваты! — категорично заявила мать. — Чёрная энергия пожаров не вызывает. Кто-нибудь неудачно включил плиту...

— Если даже так, то человек ошибся то из-за чёрного облака, — покачала головой Лин. — А значит, из-за меня. Теперь понимаю, почему раньше так ненавидели ведьм.

Родители хотели возражать, доказывать дочери, что она возводит на себя напраслину... Однако мать вовремя сообразила, что Лин всё понимает без слов, и увела отца в комнату. Оба они догадывались, что девочка права — да, скорее всего, она невольно вызвала пожар. Однако виноваты в этом негодяи, напавшие на улице. Да и полиция — прибудь она вовремя и задержи хулиганов, младшей из дочерей Сян не пришлось бы прибегать к своему мощному оружию.

Лин прошла к себе и легла, сразу уснула, но примерно через час пробудилась: Пин уже вернулся, он рассказывал родителям любимой о случившемся. Почти все люди из сгоревших зданий успели выскочить — вот оно, преимущество малоэтажных зданий и скудного скарба, который легко спасти. И всё же, если пожарные не ошиблись, одна пожилая женщина погибла. Скорее всего, та, у которой взорвался газовый баллон — именно это вызвало беду.

'Женщина погибла... Из-за меня... Вот я и принесла невольно в жертву другого человека.. Я убийца...' — таковы были безрадостные мысли девушки, пока она снова погружалась в сон.