Любовь под запретом

Максим был педантичным и скурпулезным, любящим порядок там, где ему приходилось работать. Лишь иногда он мог позволить себе "завал" из книг и записей, но лишь в том случае, если занимался чем-то серьезным и требующим длительного внимания.В такие дни меня более всего поражала способность Максима сосредотачиваться на одной деятельности и полностью отключаться от всего внешнего мира. Он мог не замечать того, что я тихо прошмыгиваю словно мышка в кабинет и оставляю ему поесть, а после приношу кофе или чай. И всегда было безумно интересно узнать, что заставляет его забывать обо всем на свете, включая и меня. Ревновала ли я его к работе? Отчасти, да. Кроме того очень хотелось, чтобы мужчина открылся и рассказал о своих мыслях, чувствах, мечтах... В тайне я все-таки надеялась на то, что наши отношения станут такими же, как были еще на этапе встреч и свиданий. Тогда проще все было... К сожалению и вопреки моим ожиданиям время бежало неумолимо быстро, дни складывались в недели, а Макс так и оставался для меня тайной за семью печатями.

В отличие от мужчины я во время учебы и подготовки к занятиям умудрялась закопаться в бумаги настолько глубоко, что порой не могла сама вспомнить, где и что лежит. Поэтому в комнате, отведенной под мой рабочий кабинет, ковра зачастую не было видно из-за вороха тетрадей, учебной литературы и словарей, потому что заниматься я предпочитала именно на полу, а не сидя за письменным столом. Максим иногда посмеивался над этой моей особенностью, но никогда не упрекал и не пытался навязать свою точку зрения, за что я ему была благодарна. Но вот заниматься любовью, лежа на записях и книгах, мне не нравилось, поэтому после пары таких попыток, я старалась не поддаваться на провокации мужчины или просила перенести меня в спальню...

Найти кухню в квартире оказалось удивительно просто и, войдя туда, я увидела сосредоточенную Марью Васильевну, вымешивающую тесто. При виде меня она улыбнулась и пожелала доброго утра так быстро, что я в итоге приветствовала ее второй. Мне было ужасно неловко за свой длительный сон, и я попыталась извиниться, но домоправительница прервала мой словесный поток мягким:

— Наташа, голубчик просил тебя не будить и дать выспаться после дороги. Какие тут могут быть извинения, — улыбнулась, вытирая руки об передник. — Ты лучше присядь, ноге, смотрю, лучше не стало, а я чего-нибудь тебе поесть организую.

— Марья Васильевна, давайте я сама...

Ну как было объяснить этой милой на вид женщине, что я не привыкла к подобному?

— Ну что ты, деточка, мне такие хлопоты только в радость.

Она засуетилась, повернувшись к плите и включила чайник. После чего все-таки усадила меня за стол и поставила тарелку с тостами, блюдечко с нарезанной колбасой и пиалу с творогом.

— Ты кушай, Наташенька, — улыбка в мою сторону, — я не знаю еще пока, что ты любишь. Так что говори, не стесняйся.

Мне стало неловко из-за такого внимательного отношения, вспомнилась мама, которая вот так же суетилась всегда на кухне, и сердце защемило от тоски. Последний раз я разговаривала с родительницей по телефону несколько дней назад, и нужно было набраться смелости, чтобы поведать ей об изменении моей жизненной ситуации. Дело было не в том, что я боялась мамы и ее неприятия наших с Максом отношений. Просто не хотелось огорчать и расстраивать родного и любимого мне человека в очередной раз.

— Наташенька, ты кушай, не стесняйся, — домоправительница присела напротив меня. — Не против, я тоже с тобой посижу чуток.

Я покачала головой. Пододвинув ближе тарелку с творогом, принялась за еду, попутно разглядывая помещение. На кухне было уютно, в чем несомненно была заслуга домоправительницы. Светлые с легким рисунком обои и бежевая плитка на полу делали кухню больше по размеру, чем она была. Встроенная мебель без каких-то наворотов была удобной и практичной. И повсюду стояли миниатюрные вазочки: прозрачные и с различным наполнением внутри, будь то камешки или лепестки цветов; матовые и цветные словно изготовленные специально по заказу. Они были размещены на шкафах почти под потолком, расставлены на дополнительных полках, выполняющих скорее декоративную функцию, даже на обеденном столе. Но как ни странно, это не смотрелось каким-то ненужным нагромождением на кухне.

Больше всего мне понравились цветы, расставленные на широком подоконнике. Я всегда питала к растениям слабость и дома у нас с мамой их всегда было много, а вот на съемных квартирах мне не хотелось ими заниматься. Домоправительница наблюдала за моими разглядываниями молча и решилась задать вопрос только тогда, когда я закончила есть творог.

— Нравится?

— Да, у Вас здесь очень мило.

Взгляд домоправительницы по-прежнему оставался внимательным и настороженным.

Улыбнувшись, пояснила:

— Я последнее время в общежитии жила, готовила там же. Так что по сравнению с этим, у Вас здесь просто рай.

— Ты умеешь готовить?

Кивнула в ответ:

— Да, мама научила еще в детстве...

— Понятно, — Марья Васильевна поднялась, чтобы выключить чайник.

— Давайте я помогу, — попыталась встать со стула.

— Не нужно, я сама.

Некоторое время пришлось наблюдать за действиями домоправительницы. Смотреть, как она заваривает чай, потом ловко разливает его по чашкам и протягивает одну из них мне. И все это в неловком тягучем молчании, что резко контрастировало с началом нашего разговора. Только отпив несколько глотков чая, вкусного с добавлением мяты и мелиссы, я поняла причину такого поведения.

— Марья Васильевна, я ничего не собираюсь менять, не волнуйтесь.

Возможно, она слышала разрешение Максима добавить что-то в обстановке квартиры и приняла это на свой счет. Мне же было неловко нарушать устоявшийся порядок, а кроме того я решила, что все равно уйду от мужчины, когда подвернется подобная возможность. Так какой смысл в переменах? Кроме того сейчас, увидев домоправительницу, оставалось надеяться на то, что она сможет и дальше заботиться о Максиме.

-Только позвольте Вам помогать, хорошо? Я не привыкла, что кто-то кроме меня занимается домашними делами, и Максиму нравится моя выпечка, особенно пироги.

Домоправительница наконец-то улыбнулась:

-Спасибо, золотко, а я то распереживалась. И голубчик же рассказывал о тебе, а все равно боязно как-то было, вдруг не угожу...

— Ну что Вы, Марья Васильевна! Я же не монстр какой-нибудь, — мое удивление было искренним.

— Я ведь фотографию твою видела у голубчика, а все равно дура старая боялась, что ты как сестрица твоя...

— Подождите, Марья Васильевна, а где Вы могли видеть мою фотографию?

— Так у Максимушки, — я невольно прыснула со смеху, — в кабинете несколько: одна на столе стоит, остальные — висят на стене.

— Правда? — невольно пододвинулась ближе к женщине, — Я не знала об этом.

— Ты там такая красивая, везде с распущенными волосами и сияющим взглядом, влюбленная, — домоправительница посмотрела внимательно. — Ты не обижайся на меня, я голубчика с пеленок знаю, переживаю за него. Когда про тебя обмолвился, да рассказал какая, я порадовалась. А потом увидела фото и прядь эту твою в волосах...

— Фамильную черту?

— Да, деточка. Про твоего отца не могу ничего дурного сказать, но сестрица твоя... Ты не серчай, но она...ох же шельма, истинная ведьма...

Почему-то внутри от этих слов домоправительницы все похолодело, и я замерла в ожидании продолжения рассказа, попутно перебирая в уме образы своих сестер.

Главной слабостью моего отца была чрезмерная влюбчивость: он просто не мог находиться в отношениях с одной женщиной длительный промежуток времени, зачастую увлекаясь другой. При этом спектр его эмоций на разном этапе отношений был прямо противоположным. Во влюбленном состоянии отец был готов бросить мир к ногам любимой, но после охлаждения чувств он зачастую переставал обращать внимание на ту, что только недавно была 'светом в окне'. Результатом переменчивости и ветрености родителя стали несколько браков, две инициированные им любовницы и целая куча детей. Честно говоря, я была знакома только с рожденными от четвертого брака отца, с которыми мы не сильно расходились в возрасте. Мне было известно, что помимо них, есть более взрослые дети и даже внуки, не считая внебрачных, как я, дочерей. Поэтому сейчас крайне сложно было понять и определить, о ком именно мне пыталась рассказать Марья Васильевна. Но еще более интриговал тот факт, что Максим никогда и словом не обмолвился о том, что кто-то из моей родни вел себя с ним неподобающе.

— Марья Васильевна, а о какой именно моей сестре Вы говорите?

— Ирина ее зовут, Ирина Гладкова, — домоправительница привстала из-за стола и, подхватив с кухонной поверхности огромную деревянную доску с тестом, перенесла ее к нам. Еду для меня она убирать не стала, только долила еще чая в кружку. После вновь стала месить тесто, не пытаясь вернуться к разговору, видимо давая мне время вспомнить. Но я впервые слышала об этой девушке, и ее фамилия говорила только об одном:

— Она такая же, как я, рожденная вне брака?

Женщина кивнула, все так же занимаясь тестом.

— Ты ничего о ней не знаешь? — Ее голос был полон искреннего удивления.

— Я не знаю обо всех своих родственниках,— отхлебнув немного чая, набралась смелости и попросила: — Расскажите мне, Марья Васильевна.

Возможно, это знание хоть немного прольет свет на отношение Максима ко мне.

— Хорошо, деточка, — женщина говорила очень мягко.— Ирина эта немного младше голубчика, они вместе учились в университете.

— После ее инициации?— вырвалось у меня.

— Нет, — домоправительница покачала головой.— Видишь ли, существует достаточно распространенная практика, когда колдуны устраивают своих незаконнорожденных дочерей на учебу до инициации. Запаса магии для первого года учебы Вам достаточно, — она бросила на меня извиняющий взгляд,— а там, как правило, всегда находится претендент, а зачастую и не один, чтобы... ну ты сама лучше меня знаешь.

— Понимаю, — мне стало не по себе от того, как все-таки мало нас ценят собственные родители и колдовское общество, если допускается подобная 'ярмарка' потенциальных любовниц под прикрытием учебы. Ведь, по сути, выигрывают все: девушки могут присмотреться и выбрать будущего покровителя, для парней это способ развлечься, а для отцов — способ укрепить связи. И все из-за того, что союз между инициированной ведьмой и колдуном крепче любого брака из-за привязки на уровне ауры, нерушимой клятвы и совместной магии, поэтому так и стремятся родители пристроить свою дочь за представителем родовитой семьи. Ведь инициированную ведьму колдун не сможет вернуть ее семье и прервать всякие отношения, да и не каждый в силу своих магических способностей имеет возможность выбрать себе пожизненную любовницу.

— Вы с ней внешне чем-то схожи, одна кровь все-таки, но сути разные, я это сейчас понимаю, голубушка, — домоправительница уже раскатывала тесто и не смотрела на меня. — Много дурного она сделала, пока училась. Сперва строила из себя невинную овечку, чтобы парням понравиться, да только тянуло ее к тем, кто побогаче и знатнее. С умыслом выбирала, головы кружила, авансы раздавала сразу нескольким парням, а те не сразу и сообразили, с кем дело имеют. Насколько знаю, было несколько серьезных драк между поклонниками, — домоправительница понизила голос, — скандал был сильный тогда, ректор злился, потому что магией покалечили друг друга глупые мальчишки. Потребовал он от твоего отца пристроить дочь, и устроили они договорную инициацию, да только после всего желающий забрать такую девушку оказался один, — женщина вздохнула. — Это бывший друг Максима, Сереженька Озерцов. Славный мальчик, но бесхарактерный. Он пылинки с нее сдувал, наряды покупал и драгоценности, а она, тьфу ты...как вернулась на учебу, так словно с цепи сорвалась, любовников менять начала...

— А разве такое возможно? — В голове не укладывалось подобное, — может это сплетни были?

— Нет, деточка. — Она отвлеклась от своего занятия и посмотрела на меня: — В инициации что главное, а?

— Эмоциональная связь между колдуном и ведьмой, — тоном профессора ответила я.

— Верно, а у твоей сестры с Сереженькой этого не было. А он, дурень, не смог ее исправить. Другой бы быстро отбил охоту на других мужиков смотреть, силой бы пригрозил, а этот, — домоправительница вздохнула. — тюфяком Сергей оказался, все считал, что наговаривают на нее от зависти, что как сыр в масле катается. Она в отличие от других любовниц на положении жены была, не иначе. Сергей с голубчиком поругался сильно, когда тот ему приволок сестрицу твою в нижнем белье среди ночи.

От этой фразы мне стало плохо настолько, что я вцепилась в край стола. Неужели и Максим был ее любовником? А я— всего лишь замена?

— Деточка, ты чего? — Марья Васильевна протянула мне чашку с чаем.— Выпей, успокойся, аж побледнела вся. Да не было у голубчика с ней ничего, не могло быть.

— Почему Вы так решили? — Поняла, что трясутся руки, и я не могу обхватить чашку.

— Она Максима долго добивалась: подарки отправляла и еду, приправленную приворотными зельями. Тогда матушка голубчика, — меня передернуло, — приставила к нему домовика в общежитие, чтобы тот помогал от таких 'подарочков' избавляться.

— И много их было?

— Много, Ирина эта несколько месяцев его атаковала. Василий, домовик, рассказывал, что хозяину приходилось в комнатах других парней заниматься, чтобы не встречаться с шельмой. Она его и в столовой, и в библиотеке соблазнить пыталась, никого не стеснялась.

— Но почему Максим это терпел и не поставил ее на место? — смогла перебороть дрожь и сделала глоток чая.

— Из-за Сергея, они ведь с детства дружили. Голубчик пытался намекнуть нерадивому, но тот все не верил. А когда эта шельма к Максиму среди ночи заявилась, голубчик и не выдержал: связал ее магическими цепями и к другу понес. А там она представление такое устроила, что и рассорились мужчины, до сих пор не общаются, насколько мне известно. Ирина даже не постеснялась в суд Магический обратиться, чтобы голубчика к ответственности привлечь за использование магических цепей, такой скандал раздула, что твой отец вмешался. Он у тебя политик отменный, не зря премьер-министром столько лет пробыл... Не побоялся, публично извинения принес Максиму и всей семье, с дочкой прервал отношения, так что не находится она под защитой крови. Насколько знаю, за границей где-то сейчас живет с Сергеем...

Кружка выскользнула из моих рук и, перевернувшись, с сильным грохотом упала на пол. Я была быстрее домоправительницы, попыталась собрать осколки дрожащими руками и возможно, если бы не слезы, смогла бы это сделать...

И как было объяснить перепуганной женщине, что плачу не из-за неприятной истории из прошлого Максима, не из-за сестры, которую в жизни никогда не видела, а из-за собственной глупости и ошибок, которые не смогу исправить. Вспомнились магические цепи, которыми Максим связал меня лишь один раз, когда нашел в Праге... и стали понятны те его слова...