Стефания. Ведьмы в городе

— У меня нет сдачи... — сконфуженно произнесла продавщица.

— Не стоит, — ответил незнакомец.

Цветочница торопливо спрятала хрустящую новенькую бумажку в карман и, всучив Стеше коробку с цветами, припустила по аллее, опасаясь, что эти сумасшедшие передумают и потребуют назад деньги.

— Оказывается, и вас можно удивить, — улыбнулся незнакомец. — А теперь расскажите, как вам это удалось?

Глава 3

Липская гора, Липаны, Богемия (современная территория Чехии)

Прокоп Голый подпер щеку языком и провел по ней ладонью, проверяя, насколько гладко выбрит. Табориты, стремившиеся быть похожими обликом на Христа, носили бороды, и только командовавший ими бывший утраквистский священник был всегда гладко выбрит.

Его союзник, Прокоп Малый, ходил вокруг, заложив руки за спину, качал головой и время от времени тяжело вздыхал.

— Ой, не к добру, ой не к добру! — причитал он. — Кто ж перед битвой бреется? Примета ж плохая! Ой, не к добру...

Таборитский вождь хотел было возразить, но внезапный переполох в лагере отвлек его. Отмахнувшись от собеседника, Прокоп Голый поспешил на шум.

В лагере невесть откуда появилась женщина верхом на лошади, которая годна была скорее для пахоты, чем для боя. Побросав свои дела, табориты собрались, чтобы посмотреть на эдакое диво. Подумать только, баба на Липской горе, которая вот-вот неминуемо превратится в поле боя. И одета она была не для битвы, и даже не по погоде. Босая, в деревенском хлопковом платье. Черные с проседью волосы бесстыдно распущены, голова не покрыта.

— Шлюха, — сплюнул один из таборитов.

Женщина повернулась, впившись в него ядовитым взглядом. Воин стушевался.

Ехавший следом всадник при виде Прокопа Голого, перед которым расступалась толпа, торопливо спешился.

— Пан Голый, эта барышня говорит, что пришла помочь, — едва сдерживая пахабную ухмылку, доложил он.

— Да, я б от такой помощи не отказался, — под свист товарищей прокомментировал один из таборитов.

— Тихо! — возвысил голос Прокоп Голый и придирчиво оглядел всадницу. — Говори!

— Я могу изменить ход битвы. Перевес будет на вашей стороне, — сказала незнакомка без всяких предисловий. — Но цена за это будет велика...

Окончание ее реплики потонуло во взрыве хохота. Ну что может сделать одна деревенская баба? Однако Прокоп Голый даже не улыбнулся.

— Что ты можешь? — спросил он.

— Да что она может? — усмехнулся один из таборитов. — Ноги перед католиками раздвинуть?

При упоминании противника, по толпе прокатился тревожный ропот.

— Сам Господь на их стороне! — юноша с жидкой рыжей бородкой в доспехах, которые были ему явно велики, упал на колени и принялся лихорадочно креститься. — Мы обречены!

Черноволосая женщина чуть повернулась в седле и с улыбкой протянула руку.

— Подойди, — сказала она.

Юноша испуганно вскинул голову. Он весь дрожал, по худому бледному лицу текли слезы, оставляя дорожки на грязной коже. Воин медленно, словно зачарованный, встал и сделал несколько неуверенных шагов. Женщина чуть наклонилась и коснулась рукой его лица. Потом закрыла глаза и зашептала, отчетливо проговаривая каждое слово:

— De homine in bestiam...*

Юноша вздрогнул, выгнулся дугой, уставившись остекленевшими глазами в затянутое тучами небо и забился в конвульсиях.

— Батюшки святы... — зашептались в толпе. — Ведьма... Она ведьма!

Юноша упал на колени, уперся ладонями в землю и зарычал. Стоявшие ближе всех люди отшатнулись в ужасе. Юный таборит сплюнул, встал, расправил плечи и деревянной походкой подошел к брошенной кем-то телеге. Воины непонимающе переглядывались. А в следующий момент они все, как один, изумленно раскрыли рты, когда юнец одной рукой поднял телегу над головой.

Все это время молчавший Прокоп Голый удовлетворенно кивнул.

— Прошу пройти со мной, госпожа, — чуть поклонился он. — Обсудим условия нашего сотрудничества.

_________________________________________________________________________________________

* От человека к зверю.

_________________________________________________________________________________________

22 декабря 2011 г.

Свято-Троицкое кладбище

Ветер гонял по заснеженной дороге мусорный пакет. Его содержимое на пороге сторожевой будки с аппетитом доедала бродячая собака. Впалый живот едва ли не прилипал к позвоночнику. Стеша поджала губы. Жалко их. Как животные вообще оказываются на улице? Девушка присмотрелась. А ведь и не дворняга совсем. И еще почти щенок. Тонкие лапки дрожали от холода, но бедный пес не решался уйти, чтобы найти место потеплее. Ведь еще не все съедено. Стеша покачала головой. Вот они, законы улиц в действии: будешь разевать варежку, и еду уведут из-под носа.

— Заждалась?

То и дело поднося ладони к лицу в попытках согреть их дыханием, приплясывала на месте девушка в тонкой курточке, вряд ли пригодной для зимы.

— Сомневалась, что ты придешь, — искренне улыбнулась Стеша. — Я думала, ты отказалась от...

— Нельзя отказаться от проклятия.

— От дара, Мила. От дара...

— Это у тебя дар, Стеш, — слова Милы отдавали горечью. — А у меня — совсем нет.

Стефания промолчала.

— Пойдем что ли, — сказала Мила. — Хочу поскорее с этим покончить.

Стеша натянула шарф на нос и зашагала по вытоптанной тропинке меж могил. Несмотря на предупреждение Леонида Ивановича, она все же пришла на кладбище. Хотела своими глазами увидеть могилу, на которой старик нашел девочку, возможно одержимую недобрым духом. Но как найти одну-единственную, опираясь лишь на сбивчивые описания напуганного старика? Для этого ей и нужна была Мила.

Эта странная девушка тоже хранила секрет. Миле было всего четырнадцать, когда она впервые познала горечь утраты. Лучшая подруга упала с крыши девятиэтажного дома. Девочка тяжело переживала ее гибель, и каждый день возвращалась на место трагедии, разговаривала с подругой, плакала. И однажды погибшая ей ответила. На Милу обрушилась страшная правда. Девочку убили. Ее избили пьяные подростки и скинули вниз, решив, что она умерла, хотя несчастная еще дышала. Мила знала убийц. Но люди, которые это сделали, уже позаботились о том, чтобы замести следы чудовищного преступления. И эту ношу, эти знания Миле предстояло нести теперь всю жизнь, лелея бессмысленную заведомо неоправданную надежду на возмездие.

Так Мила узнала, что может говорить с мертвыми.

Да, Стеша называла это даром. Ведь даже когда близкие уходят навсегда, владеющий даром может говорить с ними. И лишь одна Мила знала, что нужно их отпустить. Дать покой. Это тяжело, почти невыносимо. Но гораздо больнее снова и снова цепляться за воспоминания. Бессмертие тех, кого любишь — это иллюзия.

Мимо проплывали одна за другой могилы, памятники, лица на истершихся от времени фотографиях. Мила молчала, слушая всеми забытые голоса. Стеша не мешала. Говорящей с мертвыми придется выслушать многих. Это непросто.

— Вот, — сказала она хрипло, остановившись напротив одной.

— Нашла? — Стеша тщетно пыталась разглядеть занесенный снегом памятник. — Что она говорит?

— Ничего.

— То есть как, 'ничего'?

— То и значит. Стеш, она молчит. Ты разве не понимаешь?

— Может, пустой гроб? Мало ли, как бывает...

— Нет, — покачала головой Мила. — Даже души, которые обрели покой, 'разговаривают'. Их душ нет рядом с могилами, но к останкам привязана часть воспоминаний. Как правило, последних перед смертью...

— Я не понимаю...

— Давай просто уйдем отсюда, ладно?

Мила повернулась и чуть ли не бегом припустила обратно по тропинке.

— Подожди! — окликнула ее Стеша. — Мне же нужно посмотреть, кто здесь...

Она подошла поближе и стряхнула с памятника снег.

Мила ждала Стешу у ворот кладбища, переминаясь с ноги на ногу.

— Ты ... это... извини, ладно? — начала она сконфуженно. — Пропускать их через себя...

Это тяжело, понимаешь? Они все разные. Каждый со своей судьбой, со своей болью...

Одного задушили, другого зарезали, третий умер стариком в совей постели. И всех их выслушай...

— Я понимаю, — Стеша положила ладонь на хрупкое плечо. — Это ты извини. Но я бы не просила о помощи, если бы дело не было таким серьезным.

— Так что за дело? По телефону ты была, как всегда, таинственна...

Стеша поежилась.

— Может, в ближайшую кофейню зайдем? Я тебе за чашечкой капучино и расскажу. Или лучше ко мне. Я сварю не хуже.

— Наслышана, — повеселела Мила и пояснила в ответ на удивленный стешин взгляд. — Дашка — твой бесплатный пиар-менеджер.

Стеша засмеялась. Вот так подруга...

Едва девушки вышли за ворота, кладбище огласил протяжный вой.

— Что это? — вздрогнула Мила.

Стеша обернулась. У сторожевой будки, поджав одну лапку, выл тот самый голодный замерзший щенок. У девушки сердце кровью обливалось. Она закрыла глаза, подавляя неприятное чувство и убеждая себя, что всех бродячих животных спасти нельзя. Она не может помочь всем.

— Я смотрю, вы друг другу понравились, — услышала она голос Милы.

Стеша открыла глаза. Склонив голову на бок и поставив ушки торчком, щенок смотрел прямо на девушку. Она вздохнула, осознавая, что сопротивление ее слабеет.

— Да что ты сомневаешься? Возьми его себе, — подначила Мила. — У тебя, насколько я помню, даже хомячка нет. Живешь одна-одинешенька...

— Вы меня угробите, — махнув рукой, Стеша сняла с шеи широкий шарф и подошла к скулившему щенку. — Учти, у меня только одно зимнее пальто. И если ты вздумаешь...

Щенок коротко тявкнул, заскулил и склонил голову на бок.

— Вот и хорошо, — улыбнулась Стеша.

22 декабря 2011 г.

Город N, Россия

Ветклиника 'Друг'

— Повезло вам, — улыбнулась ветврач. — Это хаски. Дорогая собака, на дороге такие обычно не валяются.

Стеша скептически изогнула бровь и наклонилась, чтобы поближе рассмотреть щенка. Тот завилял хвостиком. Никаких признаков хаски. Ну совсем никаких. Обычная грязная облезлая дворняга.

— Ранку я перевязала. Протравите глистов и через недельку приводите на прививку...

Стеша удивленно распахнула глаза, а потом заулыбалась смущенно.

— Да нет, я же его у себя оставлять не собираюсь...

— А зря, — поджала губы врач. — Хорошая собака. Если не передумаете, приносите все равно. Для такого зверя хозяин найдется.

Женщина погладила щенка.

— Валя! Валя, ты где? — послышался голос из коридора. — Валя, ну сколько можно? Ты ночевать здесь собралась?

Ветврач взглянула на часы и вскинула брови.

— И правда, — пробормотала она и крикнула. — Иду! Подожди снаружи!

— Уже минут двадцать жду! — ответили ей.

Дверь распахнулась. Стеша замерла с щенком на руках. Бывают ли такие совпадения в больших городах? Перед ней стоял незнакомец, купивший на днях коробку нарциссов. В тот вечер болтая о всякой ерунде, он между делом вызвался проводить ее до дома. У двери в подъезд они тепло попрощались, но странный мужчина вопреки ожиданиям, не взял номер стешиного телефона. Мало того, он даже не назвал своего имени. А девушка, очарованная им, не спросила. Стеша не огорчилась, но ей все же было досадно. Та, что могла менять ход событий в жизни других людей, не могла повлиять на собственную судьбу. Сапожник без сапог.

Незнакомец выглядел не менее удивленным.

— Пять минут! — сказала Валя, скидывая халат.

Но, кажется, этой реплики ни один из присутствующих не заметил.

— Вы верите в судьбу? — вдруг спросил незнакомец.

Я ее меняю, хотела ответить Стеша, но сказала лишь:

— Нет. Не верю.

И улыбнулась. Протиснулась в дверь мимо незнакомца. Тот не предпринял никаких попыток ей помешать. На миг встретившись с ним глазами, Стеша вдруг ощутила, как ее будто накрывает ледяная лавина. Совсем недавно она где-то уже встречала этот взгляд. Тяжелый, проникающий в самую душу. Ощущение ей не понравилось. Закутав щенка в шарф, Стеша поспешила к выходу.

— Чего так долго? — недовольно протянула топчущаяся под дверью Мила.

— Я тебе говорила, зайди постой в тепле, — пожала плечами Стеша.

Ее слегка потряхивало.

— Ну уж нет. Я такой аллергик... — отмахнулась подруга. — Лучше снаружи.

— Угу, — растерянно отозвалась Стеша.

— С тобой все в порядке? — забеспокоилась Мила. — Бледная, как смерть. Кого там увидала? Пробабку свою? Или так шприцов боишься, что...

— Все хорошо, — через силу в ответ улыбнулась девушка. — Вызови такси. Я номер продиктую...

— Такси... — помялась Мила. — Может, на автобусе? Понимаешь, с моей стипендией...

— Я заплачу, — торопливо пробормотала Стеша.

Ей чертовски хотелось сбежать. Лишь бы не стоять на месте.

— Ладно, — повеселела Мила. — Диктуй.

Если судьба задумала, они встретятся вновь. Но Стеше бы этого очень не хотелось...

Она боялась.

Глава 4

18 сентября, 1994 г.,

Рязанская область, Россия

— Баба Люба, я дома!

Анастасия Корзинкина захлопнула за собой дверь ногой, не желая впускать в дом завывавший снаружи ветер. Странно, думала Настя, каждый год в день рождения ее дочери погода беснуется не на шутку. Будь она хоть сколько-нибудь суеверной, непременно связала бы это явление со сверхъестественными силами, как это делала баба Люба. Старушка, заподозрив неладное, сразу побежала в церковь к духовнику, запаслась свечами и ставила их рядом с иконкой, которую всегда держала возле детской кроватки.

— Баба Люба!

В доме было тихо, темно и очень холодно. Лишь тихонько тикали старые настенные часы с кукушкой. Насте стало неспокойно. Никогда раньше этот дом не был таким чужим и неприветливым. Внезапно она споткнулась обо что-то и едва не выронила сумки.

— Да что же это такое...

Настя щелкнула выключателем и обомлела. Старушка лежала ничком посреди кухни.

— Баба Люба! — вскрикнула девушка и, побросав сумки, кинулась к ней.

Старушка была бледна и едва дышала. Из груди вырывались хрипы.

— Сейчас, сейчас! — дрожащими руками Настя достала из кармана плаща мобильный и набрала номер. — Алло! Алло, скорая?! Алло! Пожалуйста, помогите! Алло! Вы слышите?!

Ответом ей был треск и короткие гудки. Настя звонила еще несколько раз. С тем же успехом. Наконец, она бессильно уронила руки, и только тогда заметила, что баба Люба совсем затихла. Настя сглотнула ком в горле.

— Стеша! — позвала она.— Дочка, где ты?

Девочка сидела на лавке в углу, прижимая к себе грязного старого плюшевого зайца и смотрела на мать угрюмо, но без испуга. Настя сдержала подступающие слезы.

— Стеша, — Настя присела рядом с ней на корточки. — Не бойся. Бабе Любе теперь хорошо, она отмучилась... А то помнишь, как она на ноги жаловалась? Бедная, почти не вставала в последнее время...

— Нет, — покачала головой Стеша. — Ей не хорошо.

— Почему, дочка? — испугалась Настя странного взгляда ребенка.

— Черная женщина забрала ее.

Девушка поежилась.

— Черная женщина... Ты имеешь в виду смерть, да? Так ты себе ее представляешь?