Паразиты

От недовольного взгляда я почувствовала себя букашкой под сапогом Терминатора.

— Все очень просто, — казалось, Джон наслаждается, втаптывая меня в грязь подробностями. — Ты вызвала со своего мобильного такси, которое случайно перевернулось по дороге. Авария оказалась столь серьезной, что от тряски и кувырков ты повредила зубы и переломала кости. А водитель, опять же случайно, вез в салоне ведро, а, может, два, извести. И единственное, что установит вашу личность — чудом сохранившиеся номера машины и зафиксированный в базе данных вызов. Кстати, возможно, недалеко от места аварии найдут твой мобильный с только твоими отпечатками. Еще вопросы есть?

Контуженная зверскими деталями, я сползла по стене на пол. Какая нелепость — заевшаяся рефлектирующая девчонка захотела свободы от сытого дома, и из-за этого чья-то семья лишилась кормильца, а чья-то — матери, дочери или сестры.

— Я не хотела, чтобы из-за меня умирали.

— Раньше надо было не хотеть.

Что я могла ответить, если Джон абсолютно прав? Поздно просить о пощаде невинных — меня не отпустят, их смерть определена.

— Джон, — позвала я, сдерживая самобичевание доказательствами собственной ничтожности, — ты ведь хотел меня убить?

Я верила, что он не соврет — лгут тем, от кого зависят. И Джон признался.

— Лина, ты, на мой взгляд — обуза, аппендицит, от которого одни неприятности. Но Марк увидел в тебе потенциального помощника, а он никогда не ошибается. Я научу тебя всему, что требуется. А ты будешь делать все, что требуется. Поэтому прекрати совестливые изыскания и иди есть. У нас впереди сложный день.

Точки, запятые и прочая синтаксическая дребедень расставлены, только вопросов от этого не убавилось. Я с трудом представляла, как меня будут учить, но понимала — чему. Убивать. Убивать без жалости и самоупреков, с расчетливой холодностью, так, чтобы рука не посмела дрогнуть в решающий момент.

— Тебе не удастся заставить меня пренебрегать чужой жизнью.

— Как раз наоборот, я научу тебя ее ценить, — ответил Джон, помогая мне подняться.

Я, наконец, разглядела цвет его глаз — глубокий, неправдоподобно черный, как космос.

Видимо, Джон решил откормить меня на убой. После тарелки картофельного супа, салата из фасоли и пары зажаренных до хрустящей корочки сочных куропатковых ножек с рисом, я почти лежала на барной стойке и уже не могла смотреть на ожидающие своей очереди эклеры, за которые в прошлой жизни готова была пожертвовать часами фитнеса.

— Не могу больше, — взмолилась я, с трудом проглатывая второе пирожное.

— Ладно, достаточно, — сжалился Джон. — Теперь с полчаса отдохни, и приступим.

— Надеюсь, ты не заставишь бежать марафон после такого обжорства?

Он окатил меня изучающим взглядом и презрительно хмыкнул.

— Между прочим, в школе я всегда приходила третьей или четвертой.

— Здесь не школа, а ты — не гимназистка.

Я словно в стекло с разбега врезалась.

— Откуда ты знаешь?

Ответом стала плотоядная ухмылка демона. Джон демонстративно ушел на диван, во мне пойманной летучей мышью забилась тревога.

— Откуда ты знаешь, про гимназию? — долетев до середины зала, я чуть не впилась пальцами в крепкую шею, лишь бы допытаться до истины. — По документам я училась в обычной школе. Отец вел много громких дел, поэтому скрывал учебные заведения, клубы и все, что со мной было связано. Откуда тебе известна правда?!

Молчание длилось слишком долго, приправленное острой издевкой. Джон испытывал прочность моих нервов, с наслаждением упыря высасывая терпение и самообладание по капле.

— Я многое знаю, детка, — от чувственного, довольного оскала спину кольнули мурашки. — Знаю о гимназии, о знакомстве с травкой на заднем дворе университета, о потерянном золотом колечке, которое ты случайно увидела у лучшей подруги и ничего не сказала, но так и не сумела простить. Ты слишком зациклена на внушаемых с детства правилах яви, чтобы сразу признать их погрешность. Но раз ты здесь, раз Марк убежден в гибкости и наличии твоего ума, значит, есть шанс не ошибиться и выжить.

У меня жар, горячечный бред или затянувшийся на несколько ночей кошмар, впитавший тайные страхи. В реальности не поддаются раскрытию многолетние секреты.

— Кто вы? — тихо спрашиваю, осев на пол. Коленопреклонение заложницы перед драконом, властителем замка.

От черных глаз сначала исходило опасное безмолвие затаившегося вулкана. Достаточно одного толчка, и взрыв разнесет меня, как карточный домик. Но внезапно напряжение сошло. Остыло до усталости.

— Лина, запомни, ты больше не принадлежишь тому миру, — сказал Джон, махнув рукой в сторону белесого окна. — Поэтому оставь страхи, пока ты с нами, никто твою жизнь забрать не посмеет. На поводу у смерти идти не стоит. Хотя она и подсматривает со всех подворотен. На тебе наше клеймо. А, значит, сам Дьявол отойдет в сторону.

Неведомая ранее эйфория запутала в сетях. От высокопарных слов воздух прогорк пережженным сахаром. Так бывает, когда осторожно тянешь ногу, чтобы ступить на лезвие бритвы, уже окропленное чьей-то кровью. Драконы не похожи на агентов спецслужб, сменивших полярность после громкого вылета. Они слишком наглые для простых смертных. Ах, дядюшка Стрибер, неужто я — новая Сара [1]?

— Ты готова? — спросил Джон, хрустнув суставами пальцев.

Я молча кивнула.

А ларчик хитро открывался. Должно быть, мои попытки проникнуть "на чердак" Джона позабавили. Ключом служила тонкая карта, наподобие банковской, а скважиной — щель между стеной и косяком. Сам же "чердак" оказался далеко не таким, каким я его представляла.

Небольшой коридор привел к развилке: тренажерный зал, утыканный снарядами как грядка — сорняками, темный, длинный тир, аскетический для размаха дома бассейн и пара дверей, ведущих в башни, куда, по словам Джона, мне соваться рановато.

В полутемном тире было прохладно. Увешанные пистолетами стены пробудили опасливое благоговение перед оружием.

— Зачем так много? — спросила я, оглядывая арсенал.

Джон снял один из стволов, вынул обойму и протянул мне.

— Это — "Тульский Токарев".

— Он же "ТТ" [2].

Джон саркастически нахмурился до морщин на лбу, но язвить не стал. Видимо, посчитал ниже своего достоинства учить малолетку не перебивать.

— Диаметр — девять миллиметров, — продолжил он. — Один из самых распространенных полуавтоматов, поэтому отыскать владельца гораздо сложнее, чем если пользоваться, скажем, "Кольтом". К тому же он практичный, с хорошими прицелом и убойной силой. Патронов, правда, всего восемь, — казалось, Джон наслаждался лекцией и тяжестью оружия в ладони, напрочь забыв о моем вопросе. — Отдача посильнее, чем у "Береты", но ты привыкнешь. Для тебя этот красавец должен стать продолжением руки. И запомни, никогда, ни при каких обстоятельствах не выбрасывай оружие. Каждый ствол оставляет на пуле насечки, и выйти на тебя для криминалистов труда не составит. Разве что повезет сказочно. Держи.

Раньше не понимала маниакальной любви мужчин к оружию, но стоило безмолвному убийце похолодить ладонь, как опасное ощущение вседозволенности распрямило плечи. С чем можно сравнить коварное искушение? Это равносильно прогулке по проспекту с тысячей в кошельке "на мелкие расходы", помня, что еще вчера все твое богатство составляла десятка в кармане куртки и та на проезд. Пальцы инстинктивно обняли прорезиненную рукоятку, от смертоносной тяжести вены завибрировали, в груди стало тесно воздуху, и я не сразу заметила, с каким удовлетворением Джон наблюдает за мной.

— Марк был прав, ты, действительно, хищница.

Юношеские потуги былых ухажеров не выдержали сравнения с этим комплементом. Но я рано радовалась, вообразив повышение в глазах дракона.

— Хватит время тратить, — резко сказал Джон. — Прежде чем упиваться властью оружия, научись им пользоваться, — он развернул меня за плечи и подтолкнул к барьеру тира. — Надень наушники, а то оглохнешь при здешней акустике. Да погоди ты, меня ведь не услышишь. Держи руку прямо и напряги, не то отдачей дернет. Видишь круги мишени? Меться в центр. И не моргай.

— Джон, а патроны здесь...

— Боевые, естественно.

При первом выстреле я дернулась, впечатав пулю куда-то в потолок. Руки онемели, казалось, что пальцы сжимают обрубок шпалы, а не вороную рукоять. Вторая попытка оказалась не легче. Я разрядила в стены пол обоймы прежде, чем Джон подошел сзади и, обхватив холодными руками мои, показал, как правильно убивать. Без слов, движениями и жестами он направлял меня к точности выстрела. Немного поднять руку. Сдвинуть пальцы. Отстранить лицо. Терпение работало на износ, подрываемое тревожной близостью и низменным страхом облажаться. Что будет, распишись я в непригодности? Бесполезные безделушки хранят лишь для красоты, но драконам такой фетиш не свойственен. А я, настоящая, точнее — прошлая, мертва. Уже. И, собравшись комком не нервов, а внимания, мне удалось поразить мишень самостоятельно. Для этого потребовалось лишь представить себя автоматом, машиной с ядовитыми руками и увидеть в бутафорской человеческой фигуре очертания отца.

За три часа пальбы указательный палец устал до непослушания, а я так и не сумела поразить мишень в сердце. Упрямый шмоток стали постоянно уходил в сторону. От досады приходилось сдерживать брань. Оттого похвала стала приятной неожиданностью, хоть и выражалась в весьма специфической форме.

— Да, закапывать на свалке тебя рановато, — констатировал Джон, возвращая оружие на стену. — За следующим кладом с нами поедешь.

— Но я так и не попала в центр.

Он оценивающе посмотрел на продырявленный силуэт, почесывая шею.

— По крайней мере, голову снести сможешь.

Меня поражало его отношение к смерти. Это не обыденное безразличие палача, не легкость обесценивания. Напротив — фетишистское поклонение адепта перед жертвенным алтарем. Словно искусствовед-фанатик, сжигающий полотна гениев ради избавления бездарей от удручающей силы шедевра, подобие которого они не в силах создать. Так сжигали ведьм, якобы очищая их души. Так отправляли в лагеря философов коммунисты.

Джон не дал мне и часу передышки. Сразу из тира отвел в спортзал.

Пришлось подвязать спортивные штаны Марка пояском халата, чтобы не свалились.

— А что стало с моей одеждой?

— Сожгли, — равнодушно ответил Джон и сразу приступил к делу. — Не всегда оружие способно защитить. Порой нет времени даже передернуть затвор. Поэтому ты должна владеть хотя бы элементарными приемами самообороны.

Я с опаской покосилась на огромный мат и живо представила себя с переломанными конечностями на черном кожзаменителе.

— Не бойся, особо зверствовать не буду, — перехватив мой взгляд, многообещающе заверил Джон и ехидно добавил: — Если сама не напросишься.

Восстание страха удалось подавить. Я сбросила тапочки и с напускным безразличием шагнула на мат.

— Какая быстрая, — обидный, снисходительный смех царапнул по гордости. — Прежде чем махать кулаками надо кое-что уяснить, — он подошел совсем близко и теперь возвышался надо мной, как статуя поруганного Бога — грозный, неумолимый. — Первое, чему ты должна научиться — отгонять страх перед противником, искоренить его, как единицу чувств. Меняй на что угодно — на ярость, уверенность, приказывай телу волей, но не бойся. Сейчас ты дрожишь, думаешь о возможных переломах и ушибах, а должна представить, как противник падает от одного твоего жеста. Вообрази его скрюченным у ног, кашляющим кровью, но не думай, что на полет фантазии при реальной схватке будет время. Этот образ должен засесть в голове, как взрывчатка, чтобы осталось лишь поджечь фитиль. И бомба обязательно сработает.

— А если...

— Никаких "если". Существует множество приемов, позволяющих даже щуплым девицам вроде тебя скрутить здорового быка. Конечно, при должной тренировке. Кроме того, у тебя будет громадное преимущество — ты сумеешь оценить силы противника, он твои — нет.

Хотя я отчетливо понимала — ни один идиот не поверит, что рядом с драконами может быть не натренированная девчонка, слова Джона подействовали как наркоз, и совершенно дикая, неожиданная мысль сверлом вгрызлась в голову. Тут же открылись причины, точившие изнутри, как ржавчина железо, толкающие на каждое безрассудство. Всю свою жизнь я хотела-мечтала-стремилась исчезнуть, чтобы вернуться, встретиться лицом к лицу с бывшими знакомыми, родственниками, ненастоящими, по сути, друзьями, отделенная от них баррикадой сцены, положения в обществе или знаний и доказать, что я — не папина дочка! Больше всего на свете я хотела огорошить их, заставить понуро склонить голову, признавая мою состоятельность. И теперь появился шанс.

— Что я должна делать?

Именно такой решимости и готовности Джон добивался высокопарными словами.

— Ты уже веришь в себя? — уточнил он.

— Да.

Я ошиблась. Я не ожидала, что приемы будут отрабатываться не мной, а на мне.

— Чтобы лучше усвоить уроки, ты должна на собственной шкуре прочувствовать их действие, — заявил Джон и, нырнув под мою, выставленную для импровизированного удара руку, на полном серьезе въехал локтем по животу.

— Извини, не рассчитал, — бросил Джон, глядя, как я загибаюсь на мате, пытаясь вдохнуть.

Он не иначе как издевался. Впрочем, маневры на моем теле не оставили ни единого синяка, разве что на запястьях от хватки. Но с учениками надо быть поосторожнее, особенно с хорошими.

Со всех сил изображаю вселенскую боль, исподтишка наблюдая за Джоном. Стоит наизготове, колени полусогнуты, ноги расставлены: одна у моего правого бедра, вторая — чуть сзади. Поторапливает. Следит за мной, даже моргает как филин раз в час. Делаю вид, что подниматься сложно, упираюсь рукой в пол и, резко выбросив ногу, со всей силы бью под колено.

— Ах ты, — от удара Джон рухнул.

— Не ожидал, да?

Теперь он глядел на меня снизу вверх. С удовлетворением и едва уловимой гордостью. Мы оба отчетливо понимали, что в реальном спарринге такой финт бы не прошел, но инициатива гораздо важнее.

— Так значит? — тихо произнес Джон, и в следующий же миг я, перелетев через его спину, распласталась на мате.

Теперь началась настоящая тренировка. От меня требовалось действие без подсказок и приготовлений. Джон нападал, не предупреждая, наносил легкие, но точные удары, заставляя концентрироваться и вспоминать возможные способы обороны и контратаки. Каждая ошибка или промах досконально объяснялись и при следующей возможности, я исправлялась. В основном отрабатывали элементы самообороны при нападении: удары ладонью в нос или по горлу, пальцами в глаза и ногами по ногам.

Наконец, обессиленная, я рухнула на спину и, раскинув руки в стороны, сдалась:

— Не могу больше.

— На сегодня хватит, — удовлетворенно заверил Джон, присаживаясь рядом. Казалось, он мог бы еще сутки швырять меня по мату и угрожать увечьями. — Завтра закрепим, и покажу тебе болевые точки.