Лидия

У меня больше не было сил сопротивляться.

Я закрыл глаза и провалился на несколько секунд в странное головокружительное забытьё. Когда я пришёл в себя, то голова раскалывалась от боли, а в комнате по-прежнему горел свет.

94

Я лежал на жёсткой больничной койке — как пациент, о котором забыли даже врачи. Головная боль так и не прошла, а от выжигающего света воспалились глаза. Но даже когда я опускал веки, передо мной всё равно стояли сверкающие стены, навечно отпечатавшись в моём сознании, на сетчатке глаз.

Я не знал, сколько прошло времени — несколько часов, быть может, дней? Я начал скучать по той оглушительной темноте, которая так пугала меня раньше. Воздух был свеж и прохладен, но дышал я с трудом, как астматик — белые стены давили на меня, мешая вздохнуть.

Несколько раз я засыпал — вернее, терял сознание, — обессилев от бессмысленного ожидания, но эти краткие минуты отдыха вовсе не придали мне сил. Губы у меня потрескались, а горло пересохло — мне было больно глотать. Я ничего не ел и не пил, наверное, уже несколько дней. Можно было подумать, что меня просто хотят заморить голодом, или же безумная машина, заключившая меня в свою наэлектризованную тюрьму, просто не знает о том, что мне требуются еда и вода.

Лошадиная голова была всё так же неподвижна. На мои крики по-прежнему никто не отвечал.

Я медленно поднялся с кровати, опираясь руками об изголовье, осторожно спустив на промёрзлый пол ноги.

Только бы не оступиться, только бы не упасть.

Когда я, наконец, встал, мне вдруг показалось, что пол подо мной перекосился и поднимается вверх, как палуба во время качки. Вся комната стала переворачиваться навзничь. Я панически взмахнул руками, ища в воздухе опоры, и повалился на скрипящую плёнку.

Всё было на месте. Подо мной по-прежнему стояла неподвижная, как приваренная к полу, кровать; пол не превратился в потолок, мир не перевернулся.

Я слез с кровати и покачнулся от слабости.

За спиной послышался приглушённый гул. Я обернулся и увидел широкую вентиляционную решётку, выкрашенную в белый цвет. Решётка почти сливалась со стеной.

Я забрался на кровать и вытянулся на цыпочках, однако вентиляционная решётка всё равно находилась у меня над головой, и я почти ничего не мог разобрать. Это было похоже на сдавленный шум работающего механизма, причудливо искажённый гортанным эхом разветвлённой системы воздуховодов. Но что это? Генераторы кислорода? Низкочастотный гул энергетических установок?

Я продолжал прислушиваться и спустя несколько секунд стал различать чьи-то нечёткие голоса.

Один голос принадлежал мужчине и был громче, ниже, и порою даже срывался на крик. Этот голос наступал, настаивал, жёстко и агрессивно, тогда как второй, грудной и тихий, скорее всего, принадлежавший женщине, лишь неуверенно оборонялся, затихая и утопая в шуме. Иногда мужской голос становился таким громким, что я мог различить отдельные слова:

— ...недостаточно...

— ...должны сделать...

— ...Лидия...

Лидия?

Внезапно за моей спиной послышалось отчётливое жужжание сервоприводов, как если бы кронштейн, согнутый зигзагом над дверью, медленно распрямлялся, изготавливаясь для броска.

Я вздрогнул и обернулся.

Металлический череп по-прежнему неподвижно висел над комнатой, но его слепой глаз смотрел вниз под другим углом.

Я вновь прислонился к стене, однако никаких голосов больше не было — они исчезли, потонули в гуле генераторов кислорода или энергетических машин.

Я несколько минут стоял у решётки в надежде, что голоса вернутся, как вдруг за спиной вновь послышалось знакомое механическое жужжание.

Я резко развернулся, и лошадиный череп застыл под моим взглядом, не успев вернуться в своё изначальное положение. Теперь я уже не сомневался, что он двигался. Потухший глаз не смотрел в пол как раньше, а таращился на мою кровать, упорно притворяясь незрячим, да и сам кронштейн немного сместился вправо.

Я подошёл к двери.

Лошадиная голова пугающе нависала надо мной, неподвижная, окоченевшая от холода. Мне стало не по себе.

Я вернулся обратно в смутной надежде, что голоса всё-таки появятся, но, не успел я залезть на кровать, как позади меня снова послышалось протяжное гудение сервоприводов.

Теперь незрячий электрический глаз смотрел прямо на вентиляционную решётку, да и сам череп уже не висел, ослабленно поникнув, над полом, а хищно вытянулся на длинном кронштейне.

— Вы так развлекаетесь?! — заорал я в потолок. — Кто вы вообще такие? Кто дал вам право?!

Слепой лошадиный череп был неподвижен.

— Что здесь происходит?! — крикнул я. — Зачем всё это нужно? Что вы от меня хотите?

Странный гул, доносившийся из вентиляционной решётки, затих — неизвестная машина отключилась, и камеру вновь накрыла тишина. Я подошёл к лошадиной голове и посмотрел в её единственный слепой глаз.

— Я требую объяснений! — крикнул я. — Если я военнопленный... если я...

Внезапно я почувствовал слабость — так, что едва смог устоять на ногах.

— Пожалуйста, — простонал я, и голос мой задрожал, готовый сорваться на плач. — Пожалуйста!

Мне никто не ответил.

— Пожалуйста! — продолжал молить я.

Я закрыл лицо руками.

— Хотя бы выключите этот свет! Я прошу вас! И дайте мне хоть один глоток воды! Я... я сделаю всё, что вы захотите...

Металлическая башка невозмутимо смотрела сквозь меня, словно меня и не было вовсе.

— Пожалуйста!

Меня била дрожь, слёзы стекали по моим щекам. Лошадиный череп висел над комнатой, не двигаясь.

— Пожалуйста!

Но меня по-прежнему окружала глухая тишина.

93

Я сидел на полу, уже не чувствуя холода. Свет вокруг был таким нестерпимо ярким, что я думал только об одном...

Темнота.

Я пытался вспомнить беззвёздные ночи вдали от города, когда чёрные грозовые облака затягивали всё небо, свой первый полёт с инструктором, бесконечную темноту в иллюминаторе, но всё, что я видел — это свет, белый, безжизненный, проникающий повсюду.

Губы мои потрескались, мне было больно глотать, однако даже жажда мучала меня не так сильно, как свет, исходящий из стен.

Я пробормотал — слабым, дрожащим голосом, — неподвижно глядя в оглушающую белизну перед собой:

— Выключите свет. Пожалуйста... Я больше ни о чём не прошу. Просто дайте мне отдохнуть.

Под потолком раздался щелчок — как разряд статического электричества, — и я испуганно вздрогнул. Однако ничего не изменилось. Лошадиный череп всё так же висел на своём вытянутом кронштейне, свет был всё таким же ярким.

— Выключите! Выключите! — Я кричал, срывая свои голосовые связки. — Хватит! Не нужно! Я...

Послышался ещё один раздражающий щелчок — где-то у потолка или даже в сверкающих голых стенах. Я встал и, покачиваясь, подошёл к двери.

— Хватит... — шёпотом повторил я и ударил по двери кулаком.

Я почувствовал тупую боль, и кисть на несколько секунд онемела. Я ударил снова, сильнее, с размаха, изо всех оставшихся сил.

На толстом листе металла оставались красные пятна. Пальцы с разодранной в кровь кожей тряслись.

— Пожалуйста, прекратите...

Мне едва хватило воздуха даже на эти слова, хотя из вентиляционной решётки била мощная струя, искусственный ветер, который я чувствовал спиной, стоя в другом конце комнаты. Я попытался вздохнуть — пустым, пропитанным хлором воздухом — и выкрикнул в потолок:

— Вы слышите меня?! Прекратите это! Выключите свет!

Где-то высоко вновь послышался ритмичный треск, который через секунду сменился металлическим лязгом.

Я стоял, сощурившись от яркого света, и смотрел, как над моей головой образуется чёрная прямоугольная дыра. Непонятное отверстие в потолке медленно расширялось по краям, пока не стало квадратным. Потом лязг прекратился, и по камере разлилась тишина.

Вскоре из отверстия послышалось надрывное электрическое жужжание, и в комнату начал плавно спускаться угловатый чёрный контейнер, покачиваясь и вздрагивая, как на волнах. Через несколько секунд контейнер показался целиком — на тонкой изогнутой трубе, напоминающей сломанную конечность.

Справа от меня раздалось привычное шипение сервоприводов. Я обернулся, уже зная, что увижу. Ожившая металлическая башка глумливо взглянула на меня, поблёскивая красным глазом.

Контейнер продолжал трястись, а кривая труба, торчавшая из потолка, покачивалась, как маятник, из стороны в сторону. Казалось, что вся эта конструкция сейчас обрушится вниз и пробьёт металлический пол, как лист картона, однако контейнер чудом удерживал равновесие, медленно и неотвратимо приближаясь ко мне.

— Что это? — спросил я.

Но лошадиный череп молчал.

Наконец, контейнер, остановился, повиснув на своей вывернутой руке где-то в метре от пола. Надрывное электрическое жужжание замолкло, и контейнер вздрогнул, спустившись опасным рывком ещё на несколько сантиметров, едва не слетев со своего хлипкого крепления.

Электрический глаз черепа любопытно поблёскивал.

На контейнере лежал оранжевый пластиковый куб. А также шар, закатившийся в квадратную лунку. И упавшая плашмя ярко-зелёная пирамида.

— Пройдите тест, — раздался знакомый резонирующий голос. — Вставьте фигуры в отверстия.

Лошадиный череп указал резким кивком на три прорези с верхней стороны контейнера — в форме круга, треугольника и квадрата.

— Что это? — спросил я. — Зачем всё это нужно?

— Пройдите тест, — повторил лошадиный череп. — Вставьте фигуры в отверстия.

Я обошёл контейнер, рассматривая пластиковые фигурки. Разбитая кисть ныла, по указательному пальцу стекала кровь.

— Фигуры в отверстия? — спросил я.

— Пройдите тест. — Одноглазый череп словно заклинило. — Вставьте фигуры в отверстия.

Капелька крови упала на белый металлический пол.

— Вы что, издеваетесь?! — крикнул я. — Зачем это нужно? Я вам что, подопытная обезьяна?

— Пройдите тест! — Безумный робот принялся угрожающе раскачиваться на кронштейне. — Пройдите тест! Пройдите тест!

— Я не собираюсь... — начал я и закашлялся — в горле снова першило. — Это просто бессмысленно!

Металлическая башка сначала приподнялась над комнатой, а потом угрожающе нырнула вниз, ко мне, яростно сверкая красным глазом. Голос её вновь отдавал звоном, от которого закладывало в ушах.

— Пройдите! Пройдите! Пройдите! — визжала башка. — Пройдите тест! Иначе вам будет...

— Хорошо! — крикнул я.

Разбитая кисть горела. Я вытер кровь о штанину и взял с контейнера оранжевый куб. Лошадиный череп тут же замолк, с интересом изучая игрушку в моей руке. Я засунул куб в правый карман брюк и почему-то сразу же почувствовал себя спокойнее. Тугая синтетическая ткань плотно прижимала куб к моему бедру.

— Вставьте фигуры в отверстия, — осторожно напомнила мне лошадиная голова.

Я взял пирамиду и толкнул её в другой карман. Оставался только шар, который закатился в квадратную лунку. Достать его оказалось не так просто — шар застрял, и мне пришлось ударить по контейнеру снизу, чтобы шар вылетел из узких металлических пазов. Лошадиный череп в ответ на мои действия странно вздрогнул и отодвинулся к двери.

— Вставьте фигуры, — повторил робот. — Вставьте фигуры в отверстия.

Я стоял, сжимая в правой руке тёмно-красный шар. Ссадины на пальцах кровоточили.

— Вставить фигуры... — сказал я. — А что потом? Чего вы хотите этим добиться?

Лошадиный череп дёрнулся и ещё немного сдвинулся к двери.

— У всего этого вообще... есть какой-то смысла? — спросил я, подбрасывая в руке шар.

Лошадиный череп безмолвно следил за фигуркой в моей руке.

— Да пошли вы! — крикнул я и бросил шар в нависающую над комнатой башку.

На сей раз шар не попал в электрический глаз, а ударился об изогнутое крепление робота и отскочил обратно, к моим ногам.

Лошадиный череп медленно придвинулся ко мне на шипящем кронштейне.

— Вставьте фигуры в отверстия! — прозвучал сдавленный голос. — Призываем вас к сотрудничеству. Любые агрессивные действия будут пресекаться.

Затем череп резко взлетел над комнатой и застыл над дверью, как какой-то страшный сюрреалистический трофей.

Я поднял с пола шар.

— Хорошо, — сказал я. — Фигуры в отверстия, — и с силой загнал шар обратно в квадратную лунку, а потом ещё и ударил по нему кулаком.

Череп недовольно дёрнулся, но промолчал. Я вытащил из кармана пирамиду.

— Фигуры в отверстия... — процедил я сквозь зубы и воткнул пирамиду острым концом в круглое отверстие.

Череп качнулся на кронштейне.

— Агрессия... — раздался неуверенный возглас, который тут же рассыпался в электрическом треске.

— Да, да, уже сейчас, — сказал я. — Почти готово, — и взял оранжевый куб.

На контейнере оставалось только треугольное отверстие — слишком узкое для куба. Я попытался просунуть куб углом, поворачивая его по часовой стрелке, как винт, однако ничего не получалось.

Лошадиный череп затрясся на кронштейне в приступе беззвучного смеха.

— Вставьте фигуры в отверстия, — издевательски напомнил он.

Я прошёлся вокруг контейнера, ухватился рукой за торчащую из него трубу и с силой встряхнул всю эту конструкцию. Тонкая труба со скрипом зашаталась, внутри контейнера что-то звякнуло.

— Агрессия... — взвизгнул череп.

Я вытер об одежду окровавленные пальцы на правой руке и повернулся к своему мучителю.

— Зачем всё это? — спросил я.

Робот молчал.

— Что будет после того, как я вставлю фигуры?

Лошадиный череп не двигался.

— Что будет... — повторил я.

Череп едва заметно кивнул.

— Вставьте фигуры в отверстия, — сказал он.

Я вернулся к контейнеру.

Сначала я попробовал вытащить из квадратной прорези кровавый шар, однако на сей раз у меня никак не получалось подцепить его пальцами — шар плотно засел в отверстии и не хотел поддаваться. Тогда я выдрал из круглой лунки пирамиду, содрав по краям её раздражающую ярко-зелёную краску, и аккуратно, чувствуя на себе пристальный электрический взгляд, просунул пирамиду в треугольную прорезь. Пирамида с глухим стуком упала внутрь.

— Удачный выбор! — прокомментировал череп.

Осталось вытащить шар, который я так удачно вбил в квадратное отверстие. Я несколько раз ударил по контейнеру снизу, но шар и не думал выскакивать из прорези. Тогда я обхватил шар пальцами и, упёршись в контейнер, изо всех сил потянул его вверх, однако пальцы соскользнули с пластиковой фигурки, и я чуть не упал, отшатнувшись к двери.

Лошадиный череп издевательски затрясся.

— Так, значит? — спросил я.

Шар уже наполовину просел в квадратную лунку. Я несколько раз подбросил куб в руке, а затем с размаху ударил им по шару.

Череп испуганно отпрянул к стене.

— Подобное поведение недопустимо! — раздался скрипящий механический голос. — Агрессивное поведение будет...

Голос захлебнулся в истошном треске. Я не сдавался и снова ударил кубом по шару. Шар осел ещё глубже — и почти провалился внутрь контейнера.

— ...недопустимо... — проскрипел искажённый голос и замолк.