Круги на воде

— Нет, дед, не улавливаю, — честно признался Олег.

— А аббревиатурка Ч.С.В. тебе ни о чем не говорит?

— Хочешь сказать?... — до Олега наконец дошло к чему клонил дед.

— Я ничего не хочу сказать, может и совпадение просто.

— Но ведь и чекист тот про мистиков что-то там вам говорил?

— Говорил. — Подтвердил дед. — Но и это может статься обычным совпадением.

— Да, может, — пришлось согласиться Олегу. — И чем все в итоге закончилось?

— Закончилось? — помедлил дед. — Начальник какой-то с Лубянки из Москвы приехал. С нами не разговаривал ни о чем.. Вернее со мной не разговаривал, а вот Эдуарда, кажется, вызывал.. не помню. Короче, промурыжили неделю да отпустили.

По своим комнатам в старом дачном доме они разошли уже глубоко за полночь, но, засыпая, Олег уже точно знал, о чем будет его новый роман...

* * *

Бывшая баронесса Динтлер жила в старом обшарпанном доме на окраине Москвы. В былые времена она блистала в высшем обществе, но теперь ей приходилось убирать грязные подъезды, чтобы хоть как-то прокормить себя и четырех кошек, составлявших ей компанию в последние несколько лет. Впервые в оперативную разработку чекистов баронесса попала в начале 20-х годов. В первые годы после революции она все еще промышляла своим излюбленным занятием — раскладыванием таро для желающих узнать свою судьбу. В начале века слава о ее способностях предсказывать будущее гремела по всей Москве. Многие, очень многие знатные фамилии захаживали к ней, чтобы прозорливая баронесса рассказала им, что же ждет их в столь туманном будущем. И баронесса предсказывала. Нельзя сказать, что предсказания ее сбывались постоянно, но иногда баронесса настолько точно сообщала о грядущих событиях, что ее ошибки прощались ей благодарной публикой. Где-то в двадцать первом — двадцать втором году она начала наведываться в кинотеатры в центре Москвы, чтобы перед сеансом подзаработать хоть какие-нибудь деньги на скудный быт и нищенское пропитание. Она устраивалась в тихом уголке в фойе и шепотом предлагала проходящим мимо вытянуть карту-другую из ее колоды. За этим занятием и застал ее один из ответственных работников ЧК, пришедший на сеанс со свой дамой сердца.

Уже на следующее утро к дому баронессы подъехала машина черного цвета, в которую ее посадили и отвезли по соответствующему адресу. Допрос продолжался несколько часов, но ничего путного добиться от бывшей светской львицы чекистам не удалось. Если у нее и были какие-либо связи с почти разгромленным белым движением, то все они давно прервались, а сама по себе она не представляла ни малейшей опасности. В результате, с гражданкой Динтлер была достигнута взаимовыгодная договоренность: она должна была сообщать в ЧК о всех странных посетителях, желающих воспользоваться ее услугами, чекисты же со своей стороны обязывались поощрять баронессу за наиболее интересную информацию. На том и разошлись. Когда Смолин пришел в тринадцатый отдел, первым делом он приступил к выстраиванию агентурной сети, которая была ему просто жизненно необходима. Именно тогда он и наткнулся на досье баронессы, которое к тому времени успело покрыться пылью, так как никакой ценной информации от нее так и не поступило. Но Смолин сразу сообразил, что для него баронесса может оказаться просто бесценным источником информации. То, что было не интересно политическим отделам комиссариата, для него представляла самый большой интерес. Он тут же послал людей в кинотеатры, в которых подрабатывала Динтлер, но там ее найти не удалось. После недолгих расспросов выяснилось, что уже как год баронессу никто не видел, и, возможно, на этом свете ее больше нет вообще. Смолин тут же отправил опергруппу по домашнему адресу предсказательницы и на его удачу, дверь сотрудникам ЧК открыла сама разыскиваемая. С этого дня баронесса больше не выходила из под контроля чекистов, так как оказалась просто незаменимой.

Смолин не ошибся. Обширные связи Динтлер с около оккультной московской публикой, по истине, оказались выше всех ожиданий. Во-первых, некоторое знакомые остались у нее еще с дореволюционных времен. А, во-вторых, за время работы в кинотеатрах у нее появились, что называется, постоянные клиенты. Часть из них, по ее словам, ничего из себя не представляла — то были служащие, чей интерес к оккультизму носил настолько мещанский характер, что самой баронессе было неприятно говорить о них. Но были и другие...

Благодаря Динтлер Смолин вошел в оккультным мир Москвы двадцатых годов, она стала его поводырем, его наставником. Смолина с первых минут удивила покорность баронессы. Он ожидал, что она хотя бы ради проформы попытается выставить его, откажется даже разговаривать. Но вышло все наоборот — пожилая женщина впустила его в свое жалкое убежище, проводила в комнату, которая числилась за ней в тесной коммунальной квартире, предложила чай. Смолин вглядывался в баронессу, и с каждой минутой ему становилось все больше и больше не по себе. Эта невысокая женщина с остатками былой горделивой осанки и красоты лица, смотрела на него прямо, не пряча глаза. Да, он привык к другому. Он привык, что от одного названия ведомства, в котором он работал, люди испытывали священный трепет, неминуемо переходящий в страх. Но здесь он не наблюдал ничего подобного. Здесь все, скорее, было наоборот. Страх начинал испытывать он сам. После получасовой беседы с баронессой Смолин убедился, что перед ним сидит, по меньшей мере, незаурядный человек. Она словно читала его мысли, будто видела его насквозь. Он не успевал задать вопрос, а она уже отвечала на него, каждый раз опережая его на шаг, а то и на два. Смолин был потрясен.

Свое непротивление сотрудничеству с ЧК баронесса пояснять не стала, как Смолин не пытался выяснить ее мотивацию. Она просто сказала, что поможет своими знаниями, если это потребуется. А именно это от нее и требовалось...

* * *

Баронесса встретила его как всегда доброжелательно, хотя о своем визите он не предупреждал. Смолин объяснил себе это тем, что просто старушка всегда рада посетителям, скрашивающим ее одиночество. Впрочем, своим объяснением он, как обычно, остался неудовлетворен.

— Что привело вас, Юрий Андреевич, ко мне на это раз? — наливая чай, начала разговор Динтлер.

— Давайте сначала напьемся чаю, Инесса Карловна, — с улыбкой ответил Смолин. — Дела подождут. Лучше расскажите как ваше здоровье?

— Пока не жалуюсь, хотя сами видите, как приходится питаться, да условия вокруг... — она обвела комнату взглядом и грустно улыбнулась.

— Ну-ну-ну, будет вам, — подбодрил ее Смолин. — Вы все же живете в отдельной комнате, а я вот с соседом ючусь, да и метраж у меня поменьше.

— Ну, это временно, Юрий Андреевич...

Смолин промолчал, так как в очередной раз до конца не понял, что ему хотела сказать баронесса — то ли просто обнадеживала, то ли предсказывала. Спрашивать он не стал — это было правилом: не влезать в мистику самому. Ни при каких обстоятельствах.

Тем временем чай был допит, и Смолин, спросив разрешения закурить (хотя заранее знал, что можно), перешел к делу:

— Инесса Карловна, я приехал поговорить с вами о "Трехкружии".

На лице Динтлер появилось удивленное выражение.

— Я думала, эта тема уже исчерпана, Юрий Андреевич.

— Я тоже так думал, но, как выяснилось, некоторые нюансы остались. Сегодня ночью к нам поступил звонок. Звонила женщина, сказала, что мы рано сделали выводы. Я хотел спросить у вас, Инесса Карловна, знаем ли мы все или вы знаете чуть больше?

Он улыбнулся, и получил улыбку баронессы в ответ.

— Я рассказала вам все, что знала.

— Но, может, что-то подзабыли?

— Вы же знаете меня, Юрий Андреевич. Разве я вас подводила за годы нашей дружбы?

Слово "дружба" резанула Смолину слух. Он как-то никогда не задумывался над истинным характером своих отношений с этой пожилой дамой. Дружба? А почему бы, собственно, и нет...

— Извините ради бога, Инесса Карловна, я не хотел вас обидеть, — поторопился исправить свою ошибку Смолин. — Но обстоятельства вынуждают меня перепроверять даже друзей.

— Ну что вы, что вы, — баронесса примирительно улыбнулась, — я не обиделась. Уж если обижаться, то точно не на вас. Вы — один из немногих порядочных людей, с которыми мне приходилось сталкиваться в эти ужасные времена.

Смолин сделал вид, что обратил внимания на выпад Динтлер в адрес властей, и, встав, начал прощаться:

— Ну, значит, мне лишь остается поблагодарить вас за чай и удалиться.

— Всегда вам рада, Юрий Андреевич. Увы, ничем пока не могу вам помочь.

Они простились в грязной прихожей, которую если и убирала, то только сама баронесса, ибо жильцов-представителей рабочего класса эта грязь нисколько не волновала.

Смолин вышел из подъезда дома, в котором обитала Динтлер с каким-то смутным чувством того, что что-то ускользнуло от него из состоявшего только что разговора. Он с минуту постоял, вглядываясь в вечереющее небо, но так и не смог найти ответ.

* * *

После посещения Динтлер события развивались настолько стремительно, что Смолину начинало казаться, что он теряет чувство реальности. Он заехал еще по паре адресов, но безо всякой надежды узнать что-либо. Так оно и вышло — все лишь разводили руками, и майор видел, что осведомителям действительно просто нечего сказать. Уставший, он принял решение возвращаться в отдел, да и рабочий день подходил к концу. Он еще не успел открыть дверь своего кабинета, когда к нему подбежал Локиев.

— Юра, — так Глеб обращался к Смолину крайне редко, а потому кошки в ту же секунду заскреблись на душе чекиста, предвещая неладное, — Потапов мертв.

Смолин наконец отпер кабинет.

— Проходи, рассказывай.

— Да нечего, собственно рассказывать.

— То есть как? — удивился Смолин.

— А вот так. Сейчас позвонила его соседка и сообщила, что случилась трагедия — мол, ваш сотрудник, скончался. Понимаешь, просто умер. Пришел утром со смены, лег спать и все...

— Что все? — уточнил Юрий Андреевич.

— Не проснулся. Сейчас тело на вскрытие везут — будут выяснять.

— Может, отравил себя? Или случайно — чтобы успокоиться напился чего?

— Не знаю, Юр.

Смолин потер вески — голова начинала нещадно ныть. Он подошел к сейфу, достал бутылку коньяка и сделал большой глоток прямо из горла. Мысли скакали как сумасшедшие, пульсируя кровью в висках. Неужели проклятие сработало? Ну уж нет — бред! Он попытался отмести эту мысль, но она настойчиво возвращалась снова и снова. Он посмотрел на Локиева, но тот явно был растерян не меньше его самого. Собравшись с мыслями, Смолин уселся за стол и обратился к Глебу:

— Ладно, давай не будем строить предположений. Утро вечера мудренее — завтра будут результаты вскрытия, тогда и поговорим.

Как и подозревал Смолин, утро ровным счетом ничего не прояснило. Вскрытие показало, что сотрудник ОГПУ Потапов умер своей смертью и никак иначе. Смолин повертел в руках заключение патологоанатомов, перечитал его несколько раз, и отложил в сторону. Он уже собирался выйти из кабинета, что пойти прогуляться и подышать свежим воздухом, как в дверь постучали.

— Войдите, — разрешил Смолин.

Он был готов увидеть кого угодно на пороге своего кабинета, но только не Инессу Карловну Динтлер.

— Можно? — вежливо поинтересовалась баронесса.

— Да, да, конечно, проходите... — Смолин попытался скрыть свое удивление, но голос его явно выдавал. — Вот уж, признаюсь, не ожидал увидеть вас здесь.

Динтлер тем временем присела на краешек дивана, положив рядом с собой свою видавшую виды дамскую сумочку, которая по всем признакам была в ее распоряжении еще в дореволюционные годы.

— У меня есть для вас информация, Юрий Андреевич. Правда, боюсь, вы не воспримите ее всерьез, но я, все же, посчитала своим долгом прийти к вам.

Динтлер выжидающе посмотрела на Смолина.

— Это касается моего вчерашнего визита?

— Именно, — утвердительно кивнула баронесса.

— Я вас внимательно слушаю.

— Юрий Андреевич, пообещайте, что выслушаете до конца. Верить или нет — дело ваше. Но выслушайте.

— Обещаю, — твердо ответил капитан.

Баронесса взяла сумку и вытащила оттуда набор карт. Смолин внимательно наблюдал за ее движениями, и до его сознания начинало доходить, к чему клонила Динтлер. Он оказался прав, но отступать было некуда — он пообещал выслушать все до конца. Тем временем пророчица начала:

— После того, как вы вчера ушли, я сделала, то, Юрий Андреевич, что вы не одобряете. Я разложила карты.

С этими словами она перемешала колоду и вытащила одну из карт, которую положила рядом с собой изображением вниз. Затем она повторила тоже самое еще несколько раз, пока на диване не оказалось пять картонных прямоугольников.

— Что вы делаете? — поинтересовался Смолин.

— Понимаете, Юрий Андреевич, вчерашний расклад ввел меня в некоторое смятение.

— В каком смысле? — Смолин чуть заметно улыбнулся, так как в последнее, во что он был готов поверить, — это в гадание на картах, будь это даже древние карты таро.

— Карты сказали, что кто-то, кто замешен в деле, по которому вы ко мне приходили, не доживет до вечера. До вчерашнего вечера.

Смолин резко поднялся со своего места и, закурив, начал ходить по комнате.

— Почему вы не пришли вчера вечером? — неожиданно для себя спросил он.

— Я не была до конца уверена. К тому же я точно знала, что смерть придет не к вам. Да и просто я не была до конца уверена... К тому же, я прекрасно знаю, как вы относитесь к подобным вещам...

Смолин остановился напротив баронессы и с удивлением посмотрел на нее.

— То есть вы решили просто дождаться, пока кто-то умрет?

— Дело в том, Юрий Андреевич, что это было неизбежно. Пришла бы я к вам или нет — это ровным счетом ничего не изменило бы. Результат был бы тот же. Вопрос был в другом — правильно ли я поняла карты.

— Один из наших сотрудников скончался вчера. Причины смерти установить не представляется возможным. Он просто умер. Это был тот самый человек, который принял звонок, о котором я вам вчера рассказывал.

— Значит все правда... — баронесса закрыла глаза и медленно облокотилась на спинку дивана. На минуту в комнате воцарилась тишина, лишь часы на столе исправно отсчитывали секунды. Затем Динтлер медленно открыла глаза и обратилась к Смолину:

— Вытяните карту, Юрий Андреевич.

Смолин ничего не ответил. Вместо этого он подошел к дивану и поднял одну из карт.

— Что вы видите? — голос его звучал глухо.

Баронесса посмотрела на карту, которую Смолин держал в вытянутой руке. Майор всматривался в ее лицо, но ровным счетом ничего не мог на нем прочесть. Так продолжалось какое-то время, после чего гостья безучастно собрала оставшиеся четыре карты и убрала всю колоду в сумку. Молча встав, она направилась к выходу. Смолин растерянно наблюдал, как баронесса собирается просто уйти и уже хотел остановить ее, как она резко развернулась в его сторону и замерла на месте. Ее голубые глаза, ставшие от возраста какими-то прозрачно-водянистыми, внимательно смотрели на него, от чего Смолину окончательно стало не по себе.