Длинною в одиночество, общий файл

Он все еще молчал. Я начал терять терпение. Но прежде чем я успел разозлиться, он все-таки начал:

-Император,— и снова молчит. Нет, я с ним сойду с ума.

-Что?

-Император, вам не интересно, что находиться за пределами Запретного Города?

-Нет.

Если честно, то я был удивлен его вопросом. Он уже давно не задавал мне таких вопросов, с тех самых пор как понял, что мне все равно. Раньше он еще пытался меня чем-то заинтересовать, привлечь чем-то, но давно забросил это дело. И вот он снова начал. К чему бы это?

-Император, вы можете игнорировать все мои слова, мои советы...Но как вы можете что-то отбрасывать, даже не попробовав? Вы говорите, что знаете все нужное как Императору, но это не так. Вы должны познать все, и лишь после этого, сказать, что это было бесполезно. Вы согласны?

Я не стал отвечать. Я уверен в себе...В конце концов ведь выбора все равно нет.

-Император, вы должны выйти за пределы Запретного Города.

-Я ДОЛЖЕН?

-Да, должен!— впервые за время нашего знакомства, Советник повысил на меня голос. Я был настолько удивлен, что даже не возмутился.

-Вы должны, должны, должны узнать, что за жизнь за пределом вашей клетки! Золотой и безопасной клетки! Клетки, в которую вы заперли себя сами, считая единственно верным и возможным в этом мире. У вас нет альтернатив, вы не знаете ничего кроме этого,— он обвел руками комнату.— Вы не умеете ничего, не знаете ничего! Ни-че-го! Вы не живете, даже не существуете, Император! Вас как будто нет...Я с вами двадцать пять лет, и я не знаю кто вы!

Он замолчал, прекратив размахивать руками и ходить из угла в угол. Потом, подойдя ко мне, опустился на колени и, прикоснувшись к нитям моей маски, произнес:

-Кто вы, Император?

-Сын Богини, Владыка Неба и Земли.

-Нет, я спрашиваю— кто ВЫ?

И я молчал. Я не знал ответа. Да и зачем мне это? Я знаю зачем я здесь, что я должен делать...

-Зачем?

Это мой голос? Почему он такой неуверенный, почему такой...потерянный? Я не понимаю, что со мной...Я растерян. Советник похоже тоже не ожидал того, что произошло со мной. Я почувствовал, как последняя маска спала, и снова на меня обрушилась его жалость. Но в этот раз почему-то я не мог отмахнуться от нее. Почему он меня жалеет?

-Зачем? Я не могу уйти отсюда.

Он замолчал. Сейчас, когда мои чувства были в смятении, я не мог нормально мыслить, не мог принимать решения...

-Можете. Завтра вы должны тайно уйти в Храм, что бы встретить тридцатое день рождения. Вы можете исчезнуть. Я договорился с Верховной— у вас будет две недели покоя, две недели, когда никто не будет вас искать. Понимаете?

Я понимал. Наверное, сегодня вечером что-то было разлито в воздухе, что-то странное, необычное...Потому, что я ответил, очень тихо и как-то неуверенно:

-Да.

Сон Минь Ашен.

На рассеете, тайно открытые двери Запретного города выпустили фигуру высокого мужчины в темно-синем кимоно и соломенной шляпе странники поверх темного платка, скрывавшего хрустальные глаза. Я смотрел вслед уходящему Императору и не мог сдержать слез. Наконец-то он сможет стать хоть кем-то...Найти себя и свои чувства.

Он был всегда мне больше чем император, он для меня скорее как сын, которого я потерял...Ты спрашивал меня ненавижу ли я тебя...Естественно нет. Как можно ненавидеть тебя, самого дорогого для меня человека?

Но ты должен стать личностью, что бы стать идеалом. Только личность может быть Великим Императором.

Надеюсь, еще не поздно.

ГЛАВА ТРИ, или пересекающиеся тропы

На щеки лягут чьи-то тени,

Скользя по телу, словно ласка,

Поставив вечность на колени,

Поднимет взгляд слепая маска.

Владея силой править миром,

Ты гордо смотришь свысока,

Ведь ты рожден, что б быть кумиром,

И бьется власть в твоих руках.

Хрустальный лед прожжет ладони,

Когда подняв их до лица,

Душой и телом чуждый боли,

Ты поишь кровью сталь венца.

Тебе лишь надо знать, не слушать...

Сплетаешь вязь бездушных слов,

И слезы льдом упали в душу,

Стираясь в пыль под сапогом.

В твоих руках искусной сетью

Сплелась узлами вязь дорог,

И теплый взгляд, как кожу плетью,

Тебя ласкает, смертный Бог.

Ведь кто-то, не боясь ослепнуть,

Твоим играет серебром,

Но разве сможешь ты ответить,

Ее душе своим теплом?

И пусть тепло теперь с тобою,

Ты не способен верить в сказки...

Подняв свое лицо пустое,

Ты снова видишь контур маски...

День первый.

Утро.

Веймин.

Внешний Город встретил меня отвратительным запахом пота, гнили и испражнений, абсолютно не перебиваемым благовониями, что источали стены богатых домов. Наоборот, приторная сладость только подчеркивала их, так что я старался вдыхать ртом, что бы сдержать желание вернуть миру завтрак, но все равно часть ароматов проникала в мое сознание. Я не видел дороги, не знал куда идти, да, в общем-то, мне было все равно— вокруг был только отвратительный мир грязи и шума. Легонько и осторожно прощупывая незнакомый путь, я шел вперед, туда, где жужжанием роя слышались чьи-то голоса. Идя вперед, я мрачно осознал, что языкастый Советник отправил меня сюда, в этот ад, видимо абсолютно не понимая, что этот мир не только ничего не сможет мне дать, но способен вообще призвать меня на уничтожение этого места. Так сказать выжечь заразу.

Но пока я последую совету— все-таки Сон Минь редко советовал что-нибудь нерациональное, так что я постараюсь сдерживаться. Но если я сегодня не встречу чего-нибудь достойного того, что я бросил все дела, я этим же вечером вернусь в Храм Матери. Шум приближался, как и аромат, приносимый тяжелым жарким ветром. Чего только там не было— и благовония, и грязь, и запах свежей сдобы, как и явно протухшей рыбы, и чуть пряный запах крови, и кожи, и туши, и, что было самое отвратительное— крепкий аромат людского пота. Но я продолжал идти вперед, ибо не пристало Владыке отступать перед трудностями. Все чаще стали попадаться люди, спешащие куда-то, груженые корзинами и кувшинами, что, заметив мою трость, хотя возможно и далеко не бедную одежду и изогнутый клинок, огибали меня. И слава Богине! Даже на расстоянии я чувствовал запахи их тел, дешевой одежды и краски, слышал их грубые голоса, громкий смех...Но вот в эту какофонию влился новый звук, столь знакомый мне— звук мерных шагов слуг, что важно несут носилки высокородного. И я остановился, прислушиваясь к шагам, отсекая все лишнее...Это успокаивало, давая надежду на то, что все скоро будет как прежде. Раз-два, раз-два...Они подходили все ближе и ближе, так что скоро я смог расслышать звонкий перестук каменьев, пришитых к своду и стенам, скрывающих придворного от ярких лучей солнца, шуршание шелковых одежд и перестук бамбуковых сандалий рабов. Это было так знакомо, что я не заметил, как они оказались совсем рядом. Просто я вдруг ощутил резкий толчок и падение, а сверху зазвучал смех и резкие слова:

-Эй ты, тварь, смотри куда прешь!

А все так же лежал на земле, чувствуя под пальцами мелкие острые камушки, что впивались в нежные ладони, протыкая кожу. Я никак не мог осознать, что только что произошло, как могло случиться, что меня, Императора Веймина, Сына Неба, мог ударить ничтожный смертный! Такого не было никогда раньше...И не случилось бы, если бы я не согласился на это безумное предложение Советника! Все точно сейчас же отправлюсь в храм, а Сон Минь Ашена отправлю в принудительный отпуск— пусть проветрит голову от ненужных идей! Нащупав трость, я попытался встать, но ноги не повиновались мне. Мимо проходили люди, но ни один из них не пытался помочь. Напротив, судя по звукам, недалеко собралась толпа, что злобно смеясь надо мной, швыряла мелкие камни. Еще никогда прежде я не чувствовал себя настолько жалко. Я было уже почти сдался, когда вдруг почувствовал теплые руки, покрытые жесткими мозолями, что, обхватив меня за талию, помогли подняться. Это была женщина. Вдыхая ее запах, пока она криком отгоняла мальчишек, что издевались надо мной, я впервые почувствовал, что здесь есть люди рядом с которыми мне не противно находиться. Да, от нее пахло потом и грязью, только вот кроме этого я чувствовал запах молока и свежего хлеба, запах доброты и еще чего-то непередаваемого, незнакомого, похожего на дыхание гортензии после дождя. Никогда прежде я не чувствовал этого аромата от тех, кто встречался мне на пути, но он мне определенно понравился. Женщина же, закончив воспитательный процесс, обернулась ко мне. Тихо прошуршал ее халат, и так же тихо прозвучал голос:

-Не обижайтесь на них, странник! Дети еще, а вы-то должны знать какие они иногда бывают злыми,— в ответ на ее тяжелый вздох я осторожно кивнул, не особо понимая зачем мне что-то знать о детях. Но низкорожденной похоже и не нужен был мой ответ— она, качнув головой так, что до меня донесся тихий порыв ветра, слетевший с ее прически, продолжила, словно и не мне:

-Вы идите здесь, поближе к стенам, вот и будет меньше неприятностей от этих заносчивых придворных. Совсем нас, простой народ, не ценят...А если б не было нас, что бы они делали? Откуда бы взяли рис, что бы есть, ткань, что бы шить одежду, откуда? Но нет, они ни на миг не задумываются об этом...

Странная женщина...

-Благодарю Вас,— медленно произнес я, чуть-чуть склоняя голову в вежливом поклоне.— Да воссияет над Вами длань богини, да будет полон дом Ваш белым рисом, а дети радостью.

И протянул ей руку, как знак высшей милости. Как многие мечтают прикоснуться губами краю одежд Сына Богини, не то что к руке. Но женщина почему-то не спешила радоваться. Наоборот, сначала слегка удивившись, она начала смеяться. Смех ее не был неприятен, он звучал, переливаясь, как журчание водопада в Западном саду, где любила отдыхать Мэй, моя первая наложница. Но несмотря на то, что голос незнакомки был необыкновенно приятен, я все еще не мог понять, почему она смеялась...Я сделал что-то не так?

-Какай вы смешной, господин странник! Прощайте, и пусть путь Ваш приведет Вас к счастью!

После чего легкий перестук сандалий возвестил, что она убежала, оставив меня одного на этой дороге, с протянутой для поцелуя рукой. Нет, я точно что-то сделал не так! Вот только бы понять что...

Но как бы то ни было, стоять здесь тоже было мало интересного, и я пошел дальше, кривясь от шума и запаха места, куда меня вела дорога. Наверное, это должен быть базар...Ну я просто не знаю больше ни одного места, где могли смешатся ароматы грязи, пота, еды, благовоний, тканей, кожи, животных с шумом огромной толпы. Пожалуй, здесь было шумнее, чем где бы то ни было— я практически оглох от всего этого грохота, не в силах понять, кто стоит рядом, кто проходит мимо...Все звуки слились в один, долгий, протяжный и очень громкий. И пока я стоял, оглушенный, мимо меня проходили люди, иногда недовольно толкая в сторону, но слава матери, больше я ни разу не упал. Постепенно я начал привыкать к многообразию звуков и запахов, выделяя одни и не обращая внимания на другие, так что вскоре я уже довольно уверенно шел по рынку. Здесь было очень много народа. Я никогда раньше не мог себе представить, что где-нибудь на такой довольно маленькой площади может собраться столько людей! я слышал громкие голоса торговцев, что расхваливали свой товар, звонкие переливы покупателей, что, торгуясь, пытались сбить цену, смех мальчишек, что бегают вокруг...Запахи дешевых духов и благовоний смешивались с ароматами товаров...

-Рыба! Свежая! Только из озера!

Свежая? Втягиваю сладкий воздух, и меня едва не выворачивает наизнанку— приторный аромат гнили вползает в меня. Это отвратительно. Снова.

-Сгнила твоя рыба,— вполголоса шепчу я, следуя дальше, и слышу, как очередной покупатель, схватившись за мою реплику, продолжил:

-Вот точно! Согласен с господином странником— дрянь твоя рыба! Не дам больше трех!

-Да как так! Ты кому больше веришь— мне или чужаку?

А вот прилавок со свежей сдобой. Здесь, к счастью, нет ни благовоний, ни гнили— наоборот, свежий и чуть-чуть пряный аромат заставляет меня сглотнуть слюну. И я, подойдя к прилавку, протягивая руку, требуя:

-Вей,— я слегка запнулся на своем имени, вспоминая, что Советник советовал его сократить.— Желает отведать вашей сдобы. Принесите ее мне.

Мужчина, стоящий за прилавком, моментально завернув пару в платок, протянул мне со словами:

-С вас одна!

Я, взяв в одну руку угощение, задумался. Одна? В смысле? Но, вспомнив разговор с Советником, неуверенно достал один квадратик из кошеля, что висел на поясе и протянул его мужчине. От него запахло неуверенностью и удивлением. И что я сейчас сделал? Он сказал одну, я и дал одну...Пойду-ка я отсюда.

-Эй, господин странник, это много!

Сам же сказал— одна? А теперь много? Странные эти люди...

Я продолжал движение по этому месту, постепенно привыкая к непривычным запахам и звукам. Теперь мне уже не составляло труда огибать жителей Внешнего— я слышал и различал каждый шаг, каждый звук, каждый запах, привязывая их к определенному месту. Я снова начинал "видеть" полную картину. И это меня успокаивало. Мякоть, что я взял у продавца была необыкновенно нежной, не хуже чем у нашего придворного повара, только вот невообразимо проще. И это было не плохо. Кроме того, в привкусе, что оставался на языке, было и еще что-то, что-то такое же неуловимое, как ветер, что-то похожее на эмоции...Но разве могут быть эмоции у хлеба? Никогда прежде я их не чувствовал...И я, подняв пальцы ко рту, медленно слизал крошки, оставшиеся на них, стараясь не уронить ни одну. Легкая сладость и дуновение ветра...Может он тайный чародей?

Вдруг я почувствовал, как кто-то, явно с нехорошими намерениями, пробирается ко мне. Я постарался выделить его из толпы. Отсекая все ненужные звуки и запахи, я понял, что это мальчишка, чьи босые ноги негромко касаются мостовой. Он подходил со спины, постепенно убыстряясь, так, что мимо меня он практически пробежал, лишь на секунду остановившись, что бы потянуться к моему кошелю. Но я был начеку, так что его рука попала в мою ладонь. Я крепко, до боли, сжал его руку.

-Дядь, больно! Отпусти! Сломаешь!

-А что такого?— искренне удивился я.— Тебе ее все равно за воровство отрубят, так чего жалеть?

Парень замер, а по венам его заструился страх. Даже сквозь запах, я брезгливо поморщился, я чувствовал как он начал потеть, как зашуршали его волосы, когда он в ужасе начал оглядываться по сторонам, то ли ища подмогу, то ли все еще надеясь сбежать...Наивный. Закон для того и писан, что бы следовать ему, и получать наказания, если посмел Его приступить. В душе моей начало подниматься зловещее негодование— кто такой этот парень, что он посмел игнорировать Законы Матери? Ничтожество...

Мальчишка прямо сжался, видимо чувствуя, что я не собираюсь его прощать. Но все равно попытался оправдаться:

-Ну простите меня, дядечка странник! Я же впервые...дома сестричка маленькая, есть нечего...

-Лжешь,— спокойно ответил я, все так же следуя сквозь толпу, в надежде встретить стражников. Но парень будто и не слышал. Не смиряясь со своей судьбой, он пытался вырваться, сбежать, разжалобить...Как он не понимает, что это все бессмысленно и жалко? Закон есть Закон, и не нам его менять. Неужели он мог подумать, что я его отпущу только потому, что у него маленькая сестра? Или потому что он не сможет выжить с одной рукой? А какая мне разница?