Намбер One, или Путь Козла

— Сколько же они с тебя поимели, маленькая? — теперь я с удовольствием примеряю на себя другую роль — маску злого и доброго следователя в одном лице — образ Двуликого Януса.

— Тридцать шесть с мелочью. — робко промолвил взъерошенный Пингвинчик и глянул на меня исподлобья.

— Ага! Так, понятненько... Значит, сорок! А сколько же они тебе вернули, интересно?

— Семнадцать... — нижняя губка её пухло оттопырилась, запоздалая слеза скатилась на мостовую. — Меня начальство с работы вышвырнет, если до послезавтра выручку не сдам!

Я подбоченился и строгим взглядом окинул потухшие враз лица подозреваемых:

— Что ж так скудно-то, господа? А?

— Ну, мы завтра отдадим ей что сможем. Чес-слово...

— Правда, правда!

— Ну, да, конечно, ещё как отдадите! Короче, слушайте, раздолбаи, внимательно! Вадя, Федя, Педя, как вас там? Да мне, в общем-то, начхать, — заговорщицки приобняв извергов, ласково начал я. — Завтра ровно в двадцать нуль-нуль вы отдадите должок. Сполна. А я за этим делом внимательно прослежу. Вопросы ещё есть, джентльмены?

— Да, но ведь и Алёнка...

Несвоевременная реплика Гуся слегка подвисла в воздухе — риторические вопросы обычно имеют такую странную особенность... Средь небольшого, но уже крепко-накрепко сплочённого коллектива повисла вдруг неловкая пауза, а горе-грабители замерли в ожидании моего вердикта:

— Видите ли, милостивые господа... Как бы сказать, чтоб вам было эбсолютли доступно? Ладно... Ну, при чём же здесь я, братишки? Это же вы водитесь с нехорошими девочками? Правда? Ну, а раз так, то это целиком и полностью ваша личная проблема, вот и живите с ней теперь, как хотите, — я прижал парней к себе покрепче и, зловеще подмигнув, тихо шепнул худощавому. — Или не живите... Большие злые дяди, ежели вдруг что, поставят на уши твою хату, верно? А Алёну... Хм... Какая ещё к бесу Алёна? Никакой Алёны я больше знать не знаю...

* * *

— Врррр, — изо всех лошадиных сил ревёт мотор.

— Урррр, — вторит ему другой. — Урррр...

За бортом ночь. Колдовская, осенняя ночь. Вальяжно разлегшись на простыне прибалтийского неба, лениво отдыхает луна — мягкая, белая, загадочная. Трасса скользка из-за недавно прошедшего ливня: прихвачена лёгким морозцем, и опасна. Даже для многоопытного водителя, даже для такого, как я. Адреналин так и вскипает в крови: вот-вот сорвёт с башни непрочно прикрученную крышу. Руки крепко-накрепко приросли к баранке. Кентавр, блин...

Впереди, в ярком свету фар, отчётливо видно и сужение, и поворот. Если 'орёлики' не уступят — сами виноваты. Подтолкну их нафиг крылом в бочину и гуд бай, красавцы! Долой!

— Врррр...

— Урррр...

Алёнка довольна. Алёнка ржёт, как одержимая, и отстукивает ножками ритм. Смуглые пальчики так и летают вдоль панели — туда-сюда, словно по клавишам фортепиано. Аппетитные полные груди манною небесною колышутся под тонкой защитой упругого топика.

'...baby you can drive my car... ', — звонко надрываются динамики, сизый дым пощипывает зрачки, веселит. Странный всё же какой-то запах у её сигарет...

— Врррр... — ну и весело, чёрт побери!

— Урррр...

— Ж-ж-ж, з-з-з-з, н-и-и-я-я-я, — отчётливо слышен звук рвущихся позади покрышек и скрежет дисков по дорожному полотну...

— Врррр, — поет теперь уже только один мотор.

Пронесло! Чертяки отстали и остались позади, их уж и не видать... Слабаки!

'...baby, I love you', — заткнулись 'Beatles'.

'...du, du hast mich...' , — начал наяривать 'Rammstein', активно напрягая сознание и создавая могучую пульсацию в барабанных перепонках.

'А ведь ты ненавидишь меня, детка, — ни с того ни с сего подумалось мне. — Знаю, ты обожаешь только ласковый шелест моих купюр...' Я снова, с внезапно проснувшимся любопытством, принюхался к сладковатому дымку, в который раз выпущенному моей пассажиркой: красивым колечком из сложенных узкой трубочкой губок-бантиков. И вот только теперь я, наконец-то, ясно и чётко всё понял... Алёна — наркоманка!

'...bye bye love, bye bye happiness, hello loneliness...' — будто сговорившись, издевались надо мной старики 'Simon & Garfunkel'...

* * *

— Завтра обязательно мне перезвони! Слышишь? Обязательно! Я дам тебе свой номер, — со всей серьёзностью напутствовал я Пингвинчика. — И не бойся никого, они ведь сами нас боятся!

— А я и не боюсь, — её пронзительно-голубые глаза заглянули вдруг прямо в мои... — Не боюсь!

Запах Женщины густо ударил меня по ноздрям.

Шёл тридцать третий День Моего Рождения...

Письма к Ангелу (послание второе)

Здравствуй, Ангел!

Давно не беспокоил — так сложилось, не обессудь. С тех пор, как я отправил тебе последнее своё письмо, прошла тьма времени. А теперь, если позволишь, я расскажу, как мне жилось без тебя...

* * *

...Недавно мне исполнилось четыре. И я был счастлив.

Собственного папы у меня тогда ещё не было — даже не знаю почему, а мама по утрам всегда спешила на работу.

Когда я не болел, мы выходили из дому вместе, рано утром, и мама везла меня в садик на трамвае. Через весь город. Когда было тепло, обычно она носила жёлтое кримпленовое платье, подбитое белой шёлковой подкладкой, и капроновые колготки, а ещё иногда — кудрявый парик. Так считалось модным в то время.

В этот день, вернувшись из города немного пораньше, мама привезла мне в подарок шоколадных конфет, маленькую заводную машинку и дивные новые штанишки. Синие бархатные штанишки с передком на широченных помочах. К передку был крепко-накрепко приторочен огромный накладной карман с цветастой аппликацией — белый домик под красной черепичной крышей и с кирпичной трубой. Из трубы в небо валил мягкий ситцевый дым. Помню, брючки стали моими любимыми.

Дед ласково поцеловал меня в лоб, пожал руку и торжественно вручил роскошную книгу 'Крот и ракета', внутри которой попрятались, как позже оказалось, не только чудные цветные картинки, но и, на радость мне, много-много новых незнакомых слов.

А бабушка... бабушка...

Впрочем, меня снова куда-то вызывают, поэтому об остальном я расскажу позже...

Глава V

ВЫКРУТАСЫ ПРИКЛАДНОЙ ГЕОМЕТРИИ

(забегая далеко вперёд)

Нет, ну, вы представляете? Только что неожиданно пришло в голову! Хм, с недосыпу и не такое случается: лезет в башку дребедень всякая. Так отчего же, спрашивается, не поделиться с кем-нибудь шальною мыслью? Хотя бы с вами — достойными людьми, не какими-то там фригидными ботаниками. Что ж, начну потихоньку, пожалуй?

Так вот, друзья мои, возьмите, например, некую воображаемую окружность. Обыкновенную (двухмерную, плоскую) окружность, ну а если говорить не на слишком мудрёном языке — самое элементарное кольцо. Если покрепче ухватиться за одну из сторон этого виртуального кольца и попытаться потянуть его на себя, то оно ни за что (уж поверьте!) не изменит своей первоначальной, приданной ему Матушкой Природой формы. Разве что самым наинаглейшим образом потянется вслед за вашей рукой, присосётся жадно и будет тупо и навязчиво преследовать вас отныне повсюду — дома и на работе, во сне и наяву. Ну, прямо как злобная соседская собачонка, которая ни за что не выпустит из зубов штанины, раз уж однажды вздумала к ней прицепиться. И так будет продолжаться до тех пор, пока вы не решитесь отбросить это чересчур уж липучее кольцо от греха подальше, обратно на исходную позицию — на ту самую, серую плоскость, где вы так неосторожно умудрились его подобрать. Я ответственно заверяю: вы можете ладони себе в кровавые мозоли истереть, упрямо, но тщетно пытаясь превратить примитивную фигуру в более совершенную конструкцию, а окружность всё равно останется тем, чем и являлась — окружностью. Круглой, красивенькой, абсолютно правильной в свете научных представлений, гладкой, но в то же время бесконечно скучной и холодной геометрической фигурой.

А ведь можно попытаться на досуге провести следующий эксперимент: потянуть за края этой пресловутой окружности, но только одновременно и с противоположных сторон (о! вот тут-то вам наверняка пригодится искушённый в прикладной геометрии партнёр). Вероятнее всего, постаравшись, общими усилиями вы сможете вытянуть из кольца вполне сносный эллипс. Но вот стоит только вам приложить чуть больше упорства и желания, чем обычно, этот, и так приятный во всех отношениях овал станет в ваших руках особенно прекрасным и даже на диво... божественно продолговатым. И вы, действуя с партнёром синхронно, долгое время сможете забавляться самыми разнообразными играми, используя по прямому назначению сию замечательную и, как теперь выяснилось, чрезвычайно эластичную окружность: то бесконечно вытягивая её в длину, то приотпуская или даже сжимая, как придётся, от случая к случаю.

Скажу более (только вам, и по страшному секрету): некоторые удачливые пары безмятежно прожигают жизнь, занимаясь лишь подобными приятными играми. Счастливо проводят время, не замечая никого вокруг, ни на что не отвлекаясь. И даже умирают они в один день... Но об этом уже совсем другой сказ: печальная история о чёрных параллелепипедах, мраморных пирамидках и перпендикулярно пересекающихся прямых. А мы, давайте, не будем отвлекаться от темы сегодняшнего исследования, и вернёмся обратно к нашим баловникам.

Итак. Пока вы мило развлекаетесь, искусно укрывшись от чужих глаз, прячась по укромным уголочкам и не привлекая до поры чужого любопытства, всё вам удается легко и просто. Ваши познания в геометрии раз от разу лишь увеличиваются. Вам с вашим партнёром весело, тепло, хорошо и приятно, ничто вас особо не беспокоит. Но рано или поздно, сколь ни старайтесь, вдруг наступает момент, когда полюбоваться на ваши рисковые геометрические эксперименты жаждет уже целая толпа незнамо откуда взявшихся возбуждённых болельщиков.

Одни любят понаблюдать со стороны за перипетиями самой игры, игры как таковой — это гурманы точных наук, поклонники изящных логических решений, ценители сложнейших, запутанных теорем. Они азартны, многоопытны и порою даже могут помочь заигравшимся партнёрам дельным советом или завалявшейся в глубинах памяти, подчас совершенно необходимой, но подзабытой, аксиомой.

Другие горячо и пристрастно болеют за кого-нибудь из вас, персонально. Они почему-то искренне уверены, что в любой, даже самой невинной игре, всегда должен быть победитель.

Третьи... да, третьи! О, эти обычно слетаются на представление незвано, как марабу на свежую падаль. Рассаживаются рядками по окрестным заборам, каркают на вас и друг друга, гадят на тротуар, делая ставки на то, когда же кольцо лопнет, а игроки с противным свистом разлетятся в разные стороны: больно ударяясь головами о землю, ломая хрупкие шейные позвонки...

О четвёртых предпочту переговорить отдельно. Приватно. Тому есть особые причины.

Четвёртые, по обыкновению, либо близкие знакомые экспериментаторов, либо их друзья и подруги. Иной раз, и подобное случается нередко, кто-то из них, влекомый азартом или примитивной завистью к чужому счастью, а то и необъяснимой ревностью к своему давнишнему товарищу вдруг, очертя голову, решает вмешаться в заведомо не свою игру. В один из ответственных моментов, обычно в разгар очередного опыта, когда наши знакомцы снова вытягивают свою окружность в какой-либо совершенно особенный для них эллипс, злоумышленник тихо подкрадывается к ничего не подозревающей парочке, а затем выпрыгивает из засады, нежданно и негаданно! Опана, мол, вот он я с хвостиком! Потом хватается за ближайший край и с силой начинает тянуть кольцо в свою сторону.

Ау, господа присяжные Геометры! Что дальше, как считаете? Верно: всё как д-р. Лобачевский прописал! Параллельные прямые грубо пересекаются в пространстве, и благороднейший, драгоценнейший овал на глазах взволнованных зрителей медленно превращается... превращается в банальный чёрный треугольник —

Т.Р.Е.У.Г.О.Л.Ь.Н.И.К

— и отнюдь не значит, что в равнобедренный...

А ведь именно это печальное обстоятельство и есть самое обидное во всей нашей истории. Особенно горько то, что вы начинаете отчётливо и остро осознавать спустя какое-то малое время: отныне вы соединены со своим бывшим партнёром длиннющей-предлиннющей гипотенузой, а непрошеный гость всего лишь короткими прямыми катетами... с каждым из вас...

И даже если охальник решит вдруг отойти, соблагоизволит, наконец, милостиво выпустить из рук ваше милое колечко, как бы опомнившись от наваждения... Обещаю! Всю оставшуюся жизнь вам будут сниться ухахатывающиеся над вами мерзкие чёрные треугольники, а гипотенуза так и останется, отныне и вовеки, самой обычной гипотенузой, бесконечно длинной и печальной. В худшем случае, вы всегда сможете вернуться к убеждению, что окружность — идеальная геометрическая форма...

Так-то, уважаемые! Геометрия — она, конечно (ежу понятно), всегда так геометрией и останется — наука точная, мать ети! Но вот интересно, а что сказал бы душка Пифагор , если и в его жизни вдруг приключились бы подобные 'штаны'? А, дружище Пиффи? Что скажешь? Ответь: ну, теорема ли это, требующая каких-либо особых доказательств или же самая банальная, пошлая аксиома? Короче, старик, обоснуй! To be or not to be...?

P.S.: Одно утешает. Слава Богу, что хоть мы-то с вами не какие-то там юные натуралисты, и понимаем всё исключительно лишь с научной точки зрения...

Поздравьте меня, друзья!

Вышел в свет мой роман "Намбер ОNЕ, или Путь Козла".

Купить книгу можно, перейдя по ссылке:

https://www.ljubljuknigi.ru/store/ru/book/Намбер-one,-или-Путь-Козла/isbn/978-3-8473-8323-9

ИЛИ

http://www.morebooks.de/store/ru/book/Намбер-one,-или-Путь-Козла/isbn/978-3-8473-8323-9