Здравствуй, новый день!

-Алекс, отпусти меня, я могу идти. Со мной все хорошо. Я же тяжелая, — взывала я к его рассудку. Хотя так не хотелось, чтоб он отпускал меня. Просто на его руках было так спокойно и приятно. Я могла безнаказанно уткнуться носом ему в шею и вдыхать уже ставший родным запах.

-Прости, что оставил тебя одну, — чуть слышно прошептал он и еще крепче прижал меня к себе.

Тут я поняла, что он меня не отпустит, и просто обвила его шею руками и уткнулась носом в чувствительное местечко за ухом.

Он поднял меня в нашу с Аннабелль комнату. Естественно, еще никто не вернулся.

-Мне нужно в ванную, — шепнула я ему.

-Справишься сама? — в вопросе не было никакого двойного смысла. Он действительно беспокоился, я чувствовала это.

-Конечно, спасибо, — и я соскользнула с его рук и ушла в ванную.

Там я провела минут сорок, смывая с себя прикосновения тех грязных мерзавцев. Как только я зашла в ванную, слезы потоком хлынули из глаз. Наверное, это так выходил стресс.

Решив, что сняла с себя уже достаточно слоев кожи, я надела пижаму и, не посушив волосы, вышла в комнату. И очень удивилась, увидев там Алекса. Он ждал меня, сидя на краешке кровати. Я думала, что он уже ушел. Он переживал, это точно. Он теперь себя винит за то, что ушел, оставив мня одну. Только я совсем не считала, что он что-то обязан делать, поэтому его самобичевание тут ни к чему.

-Алекс, слушай, все нормально, ты не вино... — он резко вскочил, подлетел ко мне и приложил палец к моим губам, не давая возможности договорить.

-Молчи. Я виноват. И никогда себе этого не прощу. А теперь ложись, — глаза стали карими, а речь сбивалась от волнения. Он приобнял меня за плечи и подвел к кровати.

-Ложись, малыш, — с этими словами я залезла под одеяло и тут же закрыла глаза, не желая больше видеть его лица. Мне было так его жалко, так хотелось обнять, прижать к себе, сказать, что очень люблю его.

Да, я люблю его. Я поняла это.

Но я не могла сделать этого.

Вместо этого я просто закрыла глаза. Алекс нежно гладил меня по голове и что-то ворковал над ухом. Это было так приятно и так успокаивающе, что я вскоре уснула.

Следующие два дня мы с Алексом не вспоминали о произошедшем, а другие были просто не в курсе, а то бы поднялся такой гвалт.

На четвертый день нашего там пребывания, вернее, вечер, вышла покидать мяч в кольцо. Я не стала никого звать с собой, потому что хотелось побегать по площадке одной и спокойно подумать под равномерный стук ударяющегося мяча.

Вытащив из одной из сумок (кажется, Кайла) баскетбольный мяч с автографами, я направилась на площадку. Было безумно жарко, поэтому на мне были легкие шорты и футболка. С горем пополам скрипя сердцем в такую жару я нацепила на себя бюстгалтер, дабы не растерять моих девочек.

Путь пролегал через пляж. Я решила не сокращать его и заодно прогуляться.

Я шла по мягкому теплому песку у самой кромки воды, а белая пеня ласкала огрубевшую от солнца кожу ног. На пляже было полно народа, несмотря на сгущавшиеся сумерки. Кто-то играл в волейбол, кто-то плавал, а кто-то массировал кому-то спину. И этот кто-то сидел верхом на спине у этого кого-то. Кто-то пытался делать массаж, далеко не просто оздоровительный, на широкой смуглой спине этого кого-то.

У меня внутри что-то взорвалось и разлетелось, пробивая насквозь все внутренние органы. Глаза застлало пеленой, и я медленно (какая выдержка!) подошла к парочке.

-Помочь, голубки? — пропела я елейным голоском. Алекс (он как раз лежал на животе, это ему делали массаж) едва заметно напрягся, но тут расслабился.

-Хочешь присоединиться? — после этих слов захотелось вцепиться ему в глаза и оставить на лице красные кровавые полосы.

-Нет, боюсь, что сифилис передается и бытовым путем, — выпалила я, а уже потом подумала о тот, что ляпнула. Глаза обоих расширились, а я тем временем поспешно ретировалась, ругая себя на чем свет стоит. Дура! Тупая, безмозглая дура!!! Он не твой! Ты не имеешь права ревновать. Идиотка!

Мне надо срочно пошвырять что-нибудь. Мяч вполне подойдет. Я решила быстрее добраться до месте и поэтому срезала путь через лес. Сначала я шла очень быстро, потом бежала.

От жуткого стыда. От себя. Потому что понимала, что Алекс никогда не будет моим. Он никогда не будет ничьим. Только на одну ночь. Надеяться не на что... слезы горечи брызнули из глаз, и я ускорила бег настолько, насколько смогла. Я бросила мяч, и бежала уже не на площадку, а куда-то вперед, не совсем понимая, куда именно.

Ветки хлестали по мокрым щекам, но я не чувствовала боли.

Неожиданно сзади меня подтолкнули, и я стала падать лицом вперед. Но сильные руки перевернули меня в воздухе. Я услышала звук удара большого тела об землю, а спустя долю секунду упала сверху. Тело Алекса смягчило удар.

Его глаза были устрашающе сужены. Он схватил меня за локти и перекатился. Теперь я оказалось прижатой к земле его мощным телом. Он зажал мои запястья в кольцо одной рукой у меня над головой и вперился в меня взглядом. Надо же, а в гневе его глаза вообще почти черные!

-Ты что творишь? — шипел он, — Совсем с ума сошла?

-Слезь с меня, животное! — взвизгнула я, потому что у меня не было ответа на его вопрос. И мой визг был элементарной защитной реакцией. Я начала ерзать и извиваться под ним, отчего в его глазах вспыхнул странный огонек, от которого мне стало не по себе. Мамочка дорогая, а огонек-то вспыхнул не только в глазах!

С минуту мы упрямо смотрели друг другу в глаза, молчание накалило воздух, и напряженность стала почти осязаемой. Она накрывала меня клеточку за клеточкой. Никто не отводил взгляд — в них читалась нескрываемая ярость.

Потом Алекс неожиданно впился в меня поцелуем. Грубо. Страстно. Жестко.

Его губы сминали мои, подавляли волю. Они только брали, ничего не давая взамен.

Он целовал жадно, выпивая мои последние силы до конца.

Мне было больно. Но я так хотела, что это произошло. Я так долго жаждала его поцелуев. Я помнила вкус его губ. Они безумно сладкие, мне всегда хотелось попробовать их на вкус еще раз. Хотя бы один.

Я попыталась вырвать свои руки, но он не отпускал их. Я чуть слышно застонала, снова делая попытку высвободиться. Алекс ослабил хватку рук и штурм моих губ одновременно. Я поняла, что он задумал. Он хотел, чтоб мне было больно, и чтоб я сама захотела уйти.

Но я слишком хотела его, чтоб обращать внимание на специально причиняемые неудобства. Когда мои руки обрели свободу, я обняла его шею, притянула к себе и впилась в его губы ответным поцелуем. Не менее страстным. Не менее болезненным. Теперь я хотела брать.

Он попытался вырваться. Слишком вяло, у меня хватило сил его удержать. Вместо этого я усилила напор, и Алекс застонал. Это был стон капитуляции.

Его поцелуй стал нежным и мягким. Во всем теле запорхали бабочки, и мне захотелось отдавать. Отдавать, ничего не получая взамен.

Руки Алекса начали мягко исследовать мое тело, не пропуская ни единого изгиба. Он гладил и нажимал в тех местах, которые заставляли меня выгибаться дугой под его тяжелым весом. Его губы целовали мои щеки, шею, плечи. Там, где он прикасался, кожа горела огнем и плавилась.

Но его прикосновений мне было мало. Я сама хотела исследовать его тело. Мои пальчики соскользнули с его шеи и опустились на грудь. Я провела по рельефным мышцам, наслаждаясь их силой и твердостью. Захотелось большего.

Я потянулась к его шее и прикоснулась к ней губами. Алекс с силой втянул воздух сквозь стиснутые зубы. Ободренная такой реакцией, я более смело начала покрывать поцелуями его шею и грудь. Кожа под моими прикосновениями покрывалась мурашками, а мышцы вздрагивали. Я доставляю ему удовольствие! Из-за этого наслаждение от его прикосновений стало вдвое сильнее.

Я теряла голову, уже не заботясь о последствиях. Алекс резко отстранился от меня. Его грудь быстро опускалась и поднималась, дыхание никак не могло восстановиться. Я положила руку туда, где билось сердце. Оно стучало в ликом ритме. Как и мое.

-Я так хочу тебя, Ангел мой. Останови меня, скажи, чтоб я ушел. Потому что сам я уже не могу, — его голос срывался на хрип.

-Я не хочу, чтоб ты уходил, — и я легонько укусила его в плечо. Алекс задрожал и накинулся на меня с новым поцелуем. Более жадным. Еще более страстным. Еще более отчаянным.

Я растворялась в нем. Сходила с ума от его запаха. От ощущения его тяжелого тела на моем. От его каменных мышц и гладкой кожи. От его поцелуев.

-Энж, я не...

Я не дала ему договорить, впиваясь в него поцелуем. Последняя стена рухнула.

Очень скоро я оказалась лежащей на мягкой траве без одежды. Алекс тоже, хотя и до этого на нем были одни шорты.

Вот тут пришла пора смущаться. Я опустила взгляд вниз и лицо покрылось краской. Алекс заметил это и улыбнулся, нежно шепча мне на ухо:

-Не бойся, мой Ангел, я не обижу тебя...

Я и перестала бояться...

Не боялась, когда он целовал каждую клеточку моего тела...

Не боялась, когда он сильным толчком проник внутрь...

Не боялась, когда боль заполнила меня до краев...

Не боялась, когда разбилась на тысячи осколков, когда меня насквозь пронзило непередаваемое удовольствие...

Не боялась, потому что это был Алекс...

Потому что я любила его...

Он еще долго лежал на мне, придерживая свой вес на локтях. Мы оба были не в силах пошевелиться от пережитого наслаждения.

Потом Алекс помог мне подняться и одеться. Мы молча дошли до коттеджа. Зашли внутрь. Он проводил меня до моей комнаты.

Но так и не сказал ни слова.

На следующий день я проснулась с ноющей болью во всем теле. Я потянулась, и мышцы тут же свело. Я улыбнулась вспоминая, отчего меня посещают подобные ощущения. Но потом улыбка резко померкла, когда я вспомнила, как Алекс вел себе после самого волшебного события в моей жизни.

Наивно хотелось какой-нибудь романтики, поцелуев под Луной, заверений в вечной любви.

Наивно.

Я спустилась вниз. Там был Кайл, он тоже вроде как только что проснулся. Мы вместе позавтракали и поболтали, отчего настроение немного поднялось. Он сказал, что все ушли играть в волейбол и только нас с ним, таких замечательных, там не хватает. Я ответила, что присоединюсь к ним там.

Я вытащила плейер и поставила на повтор песню "Animal I Have Become". Настроение было как раз под нее.

Через тридцать минут я вышла на пляж. Искала глазами Алекса, но не находила его. А потом нашла...

Он стоял в стороне и страстно целовал какую-то блондинку. Я застыла на месте, забывая, как дышать. Почувствовав мое присутствие, он поднял глаза и встретился со мной взглядом. С минуту мы смотрели друг на друга. Он — холодно и цинично. Я — как преданный пес, которому злые хозяева дали пинка под зад. Потом он наклонился к своей подруге и подарил ей свой глубокий поцелуй.

Я развернулась и побрела к коттеджу.

А в наушниках звучало:

...So what if you can see the darkest side of me?

No one would ever change this animal I have become...

Я собрала свои вещи и вызвала такси. Я хотела успеть уехать до того, как кто-нибудь приедет. Быстро спустившись к машине, я попросила отвезти меня на ближайшую автобусную станцию.

Я успела на ближайший выезд, и подождать мне пришлось всего пятнадцать минут.

Я позвонила Бену и попросила встретить меня через на автостанции. Он ничего не стал спрашивать. Наверное, все понял по моему голосу.

Я уставилась в окно. Очень хотелось плакать, но слезы не текли. Глаза были сухими и ужасно воспаленными.

В голове роились мысли об Алексе и его предательстве. Таком намеренном и жестоком. Я поняла, как тонка грань между любовью и ненавистью. И я ее переступила.

А в наушниках играла все та же песня. Все с теми же словами. Я так и забыла выключить повтор...

Бен встретил меня как и обещал. Его кулаки были плотно сжатыми, а взгляд горел бешеным ярко зеленым цветом. Таких глаз у него я еще не видела. Единственный вопрос, который он задал, был таким:

-Это он, да?

Я ничего не ответила, а Бен только сильнее сжал кулаки, что побелели костяшки пальцев, а кожа на них натянулась до предела.

Дома Бен сказал, что я заболела и попросил маму меня беспокоить. Он сам довел меня в кровати и улегся рядом, баюкая как ребенка. Я прижалась к брату и почувствовала, как боль постепенно сменяется пугающей пустотой.

-Поплачь, малыш мой, поплачь. Тебе станет легче.

Но слез не было.

Утро. Я открыла глаза.

В окно били лучи солнца. Начался новый день. Но я еще жила старым.

Впервые я не радовалась утру. Впервые я не рождалась заново.

Феникс больше не восстает... Теперь это только жалкая кучка пепла...

На следующий день нам начали звонить ребята, они переживали, куда я делась. Звонили все, кроме него...

Когда началась учебная неделя, в колледж я не пошла, объясняя прогулы своим недомоганием. Бен все это время поддерживал меня и страдал вместе со мной.

Только иногда его боль сменялась яростью. Я видела, что ему хотелось крушить и убивать, но он сдерживался ради меня.

Я поняла, насколько сильно я люблю своего брата и насколько мы близки друг другу.

Только сейчас. Какая ирония.

Через две недели в нашу дверь позвонили. Открыл ее папа, но я слышала, как Бен тут же сбежал по лестнице.

Я слышала его крики. Он приказывал Алексу уйти и никогда не появляться у порога нашего дома. Я точно помню брошенную им фразу: "Если ты еще хоть раз подойдешь к моей сестре, я убью тебя, клянусь, убью!"

Я не знала, хочу ли еще раз видеть Алекса. Сказать, что люблю или ненавижу. Не знаю. Но была рада, что Бен не пустил его.

Я попросила брата забрать мои документы из колледжа. Заодно он забрал и свои.

Жизнь превратилась в существование. Мама ругалась, говорила, что я слишком впечатлительна. Что мне надо учиться держать себя в руках. Что мое поведение не подобает леди. Папа говорил, что отправит меня учиться в Богом забытое место, если я не перестану хандрить. Только все это было бесполезно — мне было все равно.

Бен все время был рядом. Он давно расстался с Клэр, потому что она назвала меня суицидальной психичкой.

Права, по сути.

Однажды я выкидывала старые газеты и взглядом зацепилась за одну статью. Заголовок гласил: "Сын известного юриста Алекс Страйдер доставлен в больницу с серьезными травмами". В груди заклокотало, и я осела на пол. Судорожно листая газету, я искала нужную страницу.

"Сын известного юриста Дориана Страйдера Алекс Грей Страйдер попал в автокатастрофу. Его автомобиль на высокой скорости пробил ограждения на мосту и сорвался в реку. Алкоголя и наркотиков в крови не обнаружено. С тяжелыми травмами он доставлен в больницу. Врачи опасаются за его жизнь..."

Дальше я уже не видела, только бросила взгляд на дату. Двухнедельная давность. Я схватила газету и помчалась к Бену. Ворвавшись к нему в комнату, я бросила на стол и газету и крикнула:

-Что это? Ты имеешь к этому отношение? — у меня начиналась истерика, и из глаз побежали долгожданные слезы.