Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
'Дельце железное семи пядей, куля яко бы гусиное яйцо...' — в голове наместника крутились, беспокоили слова, что наговаривал писцу, составляя грамоту, в которой указал в точности имевшееся на сей день замковое оружие. Великий князь строг во всём, что касается военного дела.
Писец сидел над солдатским деревянным щитом, приладив его на бочку — чем не стол? — записывал старательно, скоро, выводя кругло слово за словом.
А перед князем проносились страшные воспоминания: как эти вот дельца-пушки стреляли по рядам московских полков, наступавших на богатый Полоцк, и мужчины в крепости исповедовались, готовясь умереть: несметные рати бросил царь Иоанн под стены великого торгового града!
Князь, отгоняя тяжкие думы, повёл головой, будто мешал ему жёсткий воротник богатого жупана.
Только что беседовал с пушкарём. Спрашивал, каковы запасы камня пушечного пороха? Григорий надолго отрываться от работы не пожелал, говорил с наместником почтительно, но без трепета. Сказал, что к Рождеству пороха изготовит с запасом: есть время и есть материал. А потом, как угадав мысли князя, показал на мокрый угол мастерской, вёл речь про то, что неплохо бы устроить в замке отводные желоба — спускать воду в ров, чтобы в непогоду не застаивалась она под стенами срубов. Так сделано в мозырском замке, а те подсмотрели у пинского воеводы. После этого разговора пошёл Аникей Горностай осматривать все углы замка. Один пошёл, отослав от себя войта, надувшегося, как тетерев, вниз, на пристань, проследить за разгрузкой оружейных припасов. И старосту отправил туда же. Этот пусть встречает нового священника для посадской церкви. Старенький отец Никифор уже не в силах править службу. Из Черниговской епархии прислали молодого батюшку Феодосия. С купцами прибыл. Вот пусть и встречает попа.
'А срубы подновить! Как упустили? Нехорошо!'
И дальше оглядывал крепостцу. Благо — староста и войт заняты; никто не мешает думам князя, в кои-то веки приехавшего осмотреть своё наместничество!
Со стороны города попасть в замок можно только по мосту со взводом: часть моста, которая ближе к воротам, поднимается. Оттого мост без перил, по краям его набиты короткие брёвна — колесоотбои, чтобы не сверзлись вниз, в глубокий ров, всадники или груженый воз. Кружной ров, отделяющий старый замок от посада*, глубок, на дне его густо растёт бурьян и крапива, да бегают городские мальцы — ищут ужей. По весне во рву стоит вода взувшегося во время разлива Днепра, и тогда гора эта становится островом.
'Что ж,— подумал Горностай, — случись что — взять с боем крепость непросто!
Война пока ходит стороной. Здесь Днепр-батюшка слишком широк и — уж будет тому два десятка лет — невиданно полноводен, даже летом. Старожилы говорят: такой высокой воды не помнят. Ну, оно и к лучшему! Грозный царь московский пошёл на Княжество смоленской дорогой; задумай он здесь переправиться своим войском — взял бы своё суровый Днепро!'
Князь, завершая обход, перешёл на другую сторону замка: оттуда можно видеть пристань и торговое место. Там под горой раскручивается-шумит большая ярмарка, что налаживается в Речице каждый год осенью*.
И сейчас ещё по реке приплывали большие и малые челны. Гости, прибывшие первыми, не оставляли лодки на большой воде, вводили их в устье мелкой Рачыцы, лениво вливавшейся в могучее течение Днепра. Вытягивали челны на траву, привязывали к кольям, вбитым в плоский болотистый бережок, и по деревянному настилу, не пачкая ног, через три ступеньки поднимались на крепкую пристань, мощёную дылями — расколотыми вдоль брёвнами.
Вот она, пристань: выдаётся немного вперёд, в реку. Под ней качаются на речной зыби большие торговые струги и витины с глубокой посадкой: такие делают в славном городе Полоцке. А рядом — местные широкие лодзяки, байдаки. И долбленые из целого ствола челны-дубы. Дубы эти, чёрные от времени, служат, кажется, вечно: их передают от отца к сыну, от деда к внуку.
Здесь же, у слияния рек — стародавнее торжище. Испокон веков сюда к пристани везут товары. Тут же их разгружают, сносят в клети и большие склады спихлеры*, налаживают торг.
Бойкое это место! Песчаный пологий берег надлежит городским людям содержать в порядке, подсыпая каменьями 'дабы не грузло' — чтобы не увязали люди, волы и кони в сыпучем песке.
Вёснами Днепр разливается до горизонта, затопляя противоположный низкий берег. И тогда обманчиво неторопливая вода цвета стали подходит к круче, на которой построен город. Река гонит, торопит тяжёлые набрякшие льдины. Глубоко под водой оказывается пристань и торговое место с коновязями. Из-за полноводных разливов торговый ряд — целых двенадцать лавок! — устроен повыше на склоне, и там же — длинные спихлеры, мытня*; важница и мерница* — весовые избы, в которых местными мерами взвешивают зерно ли, другой ли какой товар. Стоят два шинка*, и у обоих дурная слава: заходят сюда разве что бедные приезжие селяне, местные грузчик да мужики плотовщики, сплавляющие лес по реке.
'И здесь проглядели! — нахмурился князь, обводя дальнозоркими по-стариковски глазами крутой спуск к реке. — Берег возле шинка шляхтича Смиловича подмыло: даже отсюда видно! Колья вбить, лозовой оплёткой укрепить его, и немедля! Сказать старосте, пусть делают. Если надо — свежим дёрном обложат, а не то съедет земля вниз, а там — выше на горе — судная изба*!'
И князь ещё раз оглядел с высоты замковых стен речицкую судную избу: самый большой дом с множеством затворявшихся ставнями окон. В этом доме внутри просторные сени*, пять камор* с архивом и большая светлица*. В ней собираются радцы на совет и судебные заседания. Место Речица — центр обширных земель волости.
В посаде у начала съезда к реке растянулась длинная приземистая корчма-аустерия*, в средней части своей с заездом, имевшим двое ворот, открывавшихся только в одну сторону: одни для въезда, другие для выезда всадников и повозок. В заезде приезжие люди ставят своих лошадей и тарантасы. К заезду слева пристроена белая изба — просторный, самый большой в городе шинок, а в сенях устроена кухня. С правой же стороны прилепилась чёрная курная изба с хлебной печью. Пекари тут выпекают хлеб, и хлеб этот в корчме и сбывают. Здесь останавливаются на ночлег приехавшие в город простые люди. А наверху, под крышей, держат чистую светлицу — для особых постояльцев. К корчме пристроена и броварня* — вон ходят перед ней работники, разгружают мешки с ячменем.
'А доброе пиво и медовуху варит здешний народ.' — заметил про себя Алексий Горностай. Уезжая с государственными делами ко двору Великого князя, наместник, кроме всего прочего, возил туда бочонками речицкую горелку и медовуху — и питво это хвалили.
Примечания:
*Городни — оборонительные стены крепости; срубы из брёвен, уложенных горизонтально в несколько рядов, внутри засыпались землёй.
*Семён Полозович, державца речицкий, наместник в 1522— 1529 гг. 'Повесть Полоз и Белокрылка'
*Подклет — нижний этаж деревянного строения. Служил местом для хранения оружия и проч.
*Лямус — арсенал, склад оружия и боеприпасов
*Боярин — в шестнадцатом столетии в Великом княжестве называли крепостных мастеров. Хозяин крепостного на Полесье звался князь-боярин.
*Аркебуза — ручное огнестрельное оружие, заряжалось с дула.
*Посад — центральная тесно застроенная часть города, окруженная стеной.
*В конце шестнадцатого века речицкий магистрат испросит разрешение Великого князя перенести сроки ярмарки, чтобы торги растущих соседних местечек не мешали её проведению. И прошение будет удовлетворено, ежегодных ярмарок станет две: в дни Миколы-вешнего (22 мая) и Миколы-зимнего (19 декабря).
*Спихлеры — склады, амбары
*Мытня — таможня, пункт пропуска, взвешивания и обмера товаров. Мытники и шаферы — сборщики налогов в городскую казну. Право взимания налогов сроком на один год покупалось у городских властей.
*Важница и мерница — весовая и мерная изба. В каждом городе была своя система мер, несколько отличавшаяся от мер других городов. Привезённый товар необходимо было взвешивать на месте
*Шинок — пивная, кабачок. Шинок брали в аренду шляхтичи, евреи или зажиточные мещане.
*Судная изба — общественное здание, заменявшее в Речице городскую ратушу. Правление, архив, судопроизводство. Возможно, в XVI веке судная изба находилась не в посаде, а внутри замка. Часть деловой документации городского магистрата в XVI веке принято было хранить в доме писаря или в замке под защитой оборонительных стен.
*Сени — первое от входа помещение.
*Камора — комната.
*Светлица — большая комната. В разных постройках назначение светлицы разное.
*Корчма-аустерия — гостиница для приезжих с обеденным залом, в котором собирались горожане и временные постояльцы. В отличие от просто корчмы, в аустерии была просторная конюшня, в которой оставляли не только коней, но и экипажи.
*Броварня (бровар) — винокурня
ЯРМАРКА
С восходней, и заходней, и полночной стороны по трём дорогам, сходившимся к Речице, на ярмарку ехали возки и телеги, шли пешком хуторские и деревенские люди. В городе в ярмарочные дни людей прибыло в несколько раз: не было такого двора, где бы ни принимали в гости родню!
Ярмарка!
Она не помещалась уже у пристани: ряды приезжих продавцов, торгующих прямо с телег, растянулись далеко вдоль берега. Городские люди носили свой товар в руках, ставили на рогожи, а то и раскладывали прямо на земле, смахнув старым петушиным крылом, как веником, сор и помёт с облюбованного места. Речицкие ремесленники, имевшие лавку при мастерской, отворяли дверь в неё шире: пусть видит народ, как ладится у них работа, что за славные вещи выходят из умелых рук!
А для местных просолов* наступила горячая пора — большую часть привозного купеческого товара скупят они, сложат в своих лавках. И потом целый год будут подходить к ним бабы да мужики за всякой нужной человеку мелочью. И не раз заглянет к купцу то один, то другой шот* — сгребёт немало товара: наполнить свой короб, рассчитается, высыпав перед купцом горку мелких монет, которыми расплатились его покупатели: сельские люди. Раз-другой блеснёт среди тёмной мелочи пражский серебряный грош* — это какой-то сельской девушке к свадьбе понадобилось несколько локтей дорогого золотого шнура, расшить безрукавку. Или это парень-жених расплатился полновесным литовским динарием за новые кольца, да бляхи, да бубенцы — украсить конскую сбрую для свадебного выезда. Но, бывает, не сыплет шот мелочь: просит купца дать товар в долг, и оставляет ему на серой бумаге долговую расписку. Когда расплатится? Да скоро: вот-вот! Но сколько таких дел потом, случается, рассматривают ратушские, призывая человека вспомнить о долге.
На ярмарку прибыли торговые люди и перекупни из Мозыря и Бобруйска, из Рогачёва и Могилёва, с юга — из Любеча, Чернигова и сам-град Киева.
У больших купцов большой товар. Селитра, железо, гвозди, замки и завесы, серпы, иголки. Хорошо выделанные кожи. Ласковые меха: лисьи, волчьи, беличьи. Выставили обувь — девичью, детскую, мужскую — не простую, не для каждого: с цветными голенищами, с острыми носками. Выложили, гордясь нарядным товаром, тонкое отбеленное льняное полотно, бумазею и шерстяную тонкую итальянскую ткань.
Развесили платки и шали, чепцы, присобранные в складку спереди, с завязкой на бант сзади — такие чепцы любят носить речицкие женки. В коробах развалили тесьму, оборки, ленты, кружева, пуговицы. Там же, — только подходите — украшения и всякие штучки на радость девкам: колечки и перстеньки, серьги, бусы, мониста, браслеты из цветного стекла, златотканые и вышитые пояса, зеркальца, белила, румяна и тонкой работы ларчики, чтобы было где хранить это добро. Для отдельных покупателей, по предварительному уговору, привезли писчую бумагу — сколько надо; и чернила, и особый подкрашенный воск для запечатывания государственных бумаг. А вот — дивитесь: шахматы, лекарства, стеклянные кубки и аптекарские бутыли, тонкой работы посуда. Привезли книги — напоказ и на продажу. Расхваливали дорогое оружие, на которое сходились посмотреть, полюбоваться мужчины.
Настоятелю местного католического кляштора* купцы доставили стул с высокой резной спинкой, с сиденьем, обитым красным бархатом, пару великолепных свечных подставок и затейливый, тонкой работы латунный свечной фонарь.
Откуда ни возьмись, привалили табором цыгане, остановились за заходними воротами слева от гостинца на горке, в том месте, которое указал им городской бургомистр. Речицкие мамки поспешили припугнуть детей, запрещая выходить со двора, 'не то украдут цыгане'.
* * *
На ярмарочные дни с купцами и перекупщиками приехал батлейщик: бедный, очень молодой мужчина, а с ним дети от мала до велика, всех пять человек — три мальчика и две девчонки. Люди, смеясь, приставали к батлейщику: когда успел он, в молодые свои годы, обзавестись таким богатым приплодом, не украл ли он этих деток? Дети оказались его родными братьями и сёстрами. Отец с матерью умерли, родственников не осталось, и этот горемыка забрал сирот, стал возить с собой по литовскому краю.
Посмотреть его скрыню* на притоптанное место перед аустерией, где и остановился батлейщик (а звали его Юзеф), собралась толпа. Галдели, теснились и разглядывали семейку, вздумавшую потягаться в забавах с дерзкими и блудливыми вездесущими скоморохами*.
Вот задумчивый Юзеф заиграл на скрипочке. Рядом один из мальчиков умело трогал пальчиками старые-престарые гусельки. Девочка, которая постарше, извлекла из дудки протяжные печальные звуки. Маленькая девочка — живая, быстроглазая, — вышла вперёд, став серьёзна личиком, и тоненьким детским голоском, правильно и без запинки выговаривая каждое слово, произнесла вступление, такое мудрое и кроткое, что оно больше походило на молитву.
А потом скрипочка запиликала веселее, Юзеф стал притопывать ногой в такт, потряхивать нестриженой головой, старшая девочка отложила дудку в сторону, мальчик-музыкант оставил гусли, и дети пошли колесом вокруг батлейщика.
Они кувыркались все одновременно и порознь, а в рядах зрителей пронёсся было вздох беспокойства: не осрамятся ли девчонки, тоже становившиеся вверх ногами? Но нет: на старшей девочке и на малышке только вспархивали хитро сшитые юбочки, да мелькали с оборками и кружевцами по краю, как у беленьких паненочек, штанишки. Дети подпрыгивали на одной ножке, подбрасывая по три яблочка, крутились, и показали необыкновенное чудо с верёвочкой, у которой сами собой расплетались узелки. Самого маленького мальчика — хорошенького румяного Юрасика, — длинный парень Ладусь поднимал на плечи, и Юрасик, взлетев высоко, лихо выкрикивал 'Гоп-гоп! Ляцеу буслiк!' А братец опять подкидывал его над собой и он продолжал: 'Гоп-гоп, невялiчкi!' И снова: 'Гоп-гоп! Прынёс буслiк хлопцам — штаны, дзеукам — спаднiчкi!'* Тут все артисты, бросив кувыркаться, хором задиристо закричали: 'Хто шкадуе нам пенезi*, той да пекла спрытна лезе*!' И Юрась обошёл ряды развеселившихся зрителей с шапкой в руках.
Дети были премиленькие, вежливые, улыбчивые и, не в пример почти оборваному батлейщику, нарядно и чисто одеты. Речицкие бабы умилялись, глядя на эту семейку, жалели сироток и сыпали им медяки в шапку. Какой-то парень остановил малыша, сунул в руки торбочку, полную орехов. Панна Смилович вложила в ладошку мелкий серебряный полугрош. Войтова малженка* решила передать после детям гостинцев, а заодно и бедному батлейщику хоть что из одёжки. Выступление, только начавшись, сулило хороший сбор!
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |