Имперский цикл

Он пнул носком сапога этот мусор, камни, оставшиеся от Храма, который его взрастил. Шорох как будто отдался эхом от разрушенных служебных построек на переходе с пустоши к городским кварталам и блокам дистрикта 17. Оками рывком повернул туда голову, присмотрелся, а потом поманил рукой, кого-то увидев.

Из-за поросших мхами и бурьяном куч камней вышла стайка детей. Двое, трое... пятеро. Оками стоял неподвижно. Его кошмарное лицо маячило в империи по всем каналам, украшало собой плакаты, призывающие служить в армии и доносить на мятежников и сепаратистов. Ариан подозревал, что дети сейчас припустят прочь, а если и подойдут, то трясясь от страха.

— Оками-сама?..

Ребятишки присмотрелись и действительно припустили, но не прочь от массового убийцы, а, наоборот, к нему, с восторженным воплем.

— Оками-сама!!

Один бежит как-то странно, подумал Ариан Торн — но тут же понял, в чём дело. Мальчик-кентавр. Четыре ноги, две руки, как на древних рельефах. Калаи, так называлась раса. Это был не единственный алиен среди детишек.

— Оками-сама!..

Дети окружили их, приплясывая от радости. Об этом можно будет рассказать друзьям и дома. Видели Самого! И где — !..

— Играете здесь, да? — спросил имперский убийца.

Они закивали хором.

— Что за игра?

— Солдаты и сепары, — твёрдо сказал парнишка лет восьми, с виду человек. — Я скоро пойду в армию, Оками-сама.

— Ещё не скоро, — Гэн улыбнулся. Дети почти не испугались. Ариан видел, что им жутковато смотреть на трещины в обугленной плоти кумира, на сочащуюся оттуда кровь, но они приняли смысл улыбки. — Ещё столько же проживи, сколько прожил, тогда и.

— Я тоже хочу в армию, Оками-сама, — заявила девочка с белой шалью на голове. Под шалью чуть шевелились щупики, как тонкие косички-дреды. Тёмные, с отверстиями на концах, в которых, знал Торн, наркотические шипы. Гуманоиды, раса лелои, популярное имя лилим, презрительное — лилаки. — Почему мне нельзя?

— Почему же нельзя? — возразил Гэн. — Можно.

— Но я же лелу! — Девочка ткнула пальцем в свою "причёску". Она была сбита с толку. — Я не человек, армия только для людей... так говорят?..

Она потеряла уверенность.

— Неправда, — сказал Оками и указал на Торна. — Вот он, например, в армии. Он генерал.

— Он человек... — неуверенно заметила малышка. Она рассматривала Торна, хмурясь.

— У людей не бывает синей кожи, — уверенно заявил ещё один мальчик-нелюдь — кажется, туки — с тюрбаном на голове. — У меня дома расовый атлас, настоящий, на бумаге. Это не человек. Или он покрасился.

— Это Кришна, — совсем маленькая человеческая девочка, в алом платьице, лет пяти-шести, и самой настоящей бинди меж бровей — толстой красной точкой. Ей понадобилось дольше всего, чтобы добежать сюда от развалин. Говорила она тихо, удивлённо, и Торн увидел в её глазах то же, что ощущал сам, когда Оками встряхнул время — благоговение.

— Он асур, — сказал убийца. — Кришна — их бог, поэтому все они выглядят так, с синей кожей.

— Кришна — всеобщий бог, — Ариан опустился на колени, ближе к девочке. Она глядела на него, как на чудо, и он заметил, что выразительные черты её смугленького лица напоминают асурские. Только цвет другой. — Он воплощение Вишну, Творца всех миров и жизней. Поэтому все его знают — и мы, и вы. Он создал нас.

— Асуров? — спросил кентаврик.

— Всех живых существ. В разных мирах его называют разными именами, Кришна — одно из них. У Творца очень много имён.

— Почему мы тогда все такие разные? — спросил мальчик-туки. — Если нас создавал один бог. — Он посмотрел на Оками Гэна, будто ища поддержки.

— Вишну создал нас непохожими, чтобы мы не скучали, — сказал Ариан. — Представь, как бы было уныло, если бы все носили одно лицо. Господь, как и вы, любит разные игры.

— Но из-за этих разниц нельзя в армию! — сказал кентаврик.

— Это временная мера, — сказал Оками. — До тех пор, пока мы не наведём порядок, не уничтожим всех сепаратистов, террористов и прочих врагов империи. Кроме того, есть много путей служения родине. Ты можешь пойти во вспомогательные войска, туда берут всех, кто нужен. Можешь служить в ИСБ, быть внештатным агентом или информатором. Это почётно.

— Яуу! ИСБ! — заулыбался пацан, пританцовывая своими обутыми в войлок копытцами. — Правда, можно?!

Секрет популярности режима, вспомнил Торн слова одного из имперских беженцев, с которыми он говорил, диссидента-республиканца. "Народ обожает власть, которая давит тех, кто ему не по нраву, хотя она при этом давит сам народ. И дети растут такими." Он не был уверен, что эта оценка верна. Дети явно не ощущали себя давимыми. Они считали расовые законы досадным недоразумением.

— А в Орден? — сказала девочка-лелу. — Можно мне в Орден?

— В Орден! — Дети прекратили спор и закивали, говоря наперебой. — И чтобы невидимый меч, как у Вас! Душить врагов силой воли!

— Хотите в Орден? — спросил Оками. — Для этого нужен особый дар, у подавляющего большинства людей его нет. Дар отдавать приказы вселенной, — он косо взглянул на Ариана, — как Вишну.

— Оками-сама, у меня есть этот дар? — спросила лелу.

— Сейчас проверим — сразу всех вас. — Убийца показал детям открытую ладонь. — Что у меня в руке?

Дети умолкли и стали послушно присматриваться, как один. Ладонь Гэна была пуста, он обманывал их. Или нет?

— Кто-нибудь видит? — спросил Гэн. Его глаза сверлили личики детей, которые, по счастью, этого не замечали, поскольку уставились на его руку.

Мальчик-туки нахмурился и неуверенно шевельнул губами:

— Огонь?

— Какого цвета?

Мальчик пожал плечами и закрыл глаза, как будто увиденное было слишком ярким. Светло-оливковое лицо его исказилось. Ему было нехорошо.

— Видите, — сказал Гэн, сжав ладонь в кулак. — У большинства людей нет надприродного дара. Нет и у вас. Но это вовсе не беда. Одни рождены, чтобы править, а другие — чтобы подчиняться, и таких гораздо больше. В конечном счёте тот, кто властвует, так же служит своим подданным, как они ему. Ваше существование оправдывает моё.

Дети смотрели на него во все глаза, не вполне понимая, ловили каждое слово.

— Бегите, — сказал Оками и взмахнул рукой, — играйте дальше.

Выжженный щебень взметнулся длиннющим гребнем волны, повинуясь его небрежному жесту, и застыл низким чётким мостом между ними и кучами битого камня, в которых раньше играли дети. Ребята ахнули и кинулись трогать чудо руками. Девочка-лелу украдкой коснулась его тонким щупальцем из-под шали. Мальчик-кентаврик неожиданно легко взлетел на этот мост в прыжке и помчался к руинам. Его друзья завизжали от восторга и последовали за ним, только малышка с бинди не могла туда взобраться. Она протестующе завопила. Ариан подошёл и подсадил её наверх.

Дети спрыгнули вниз вдалеке и скрылись в развалинах. Мост, краткосрочный дар Гэна, рассыпался щебнем.

— Вишну, да? — спросил Оками совершенно другим тоном. — Воплощённый Бог. Твоя чёрно-синяя кожа — атрибут Творца миров?

Он, казалось, не ожидал ответа.

— Мальчик-туки что-то увидел, — сказал Ариан. — На вашей ладони, Оками-сан.

Гэн повернулся и пошёл обратно туда, где припарковал флаер.

— Почему не взять его в Орден? — сказал ему вслед Ариан, не двигаясь с места.

— Потому что его дар слаб, — Оками повернулся вполоборота, — потому что ему плохо от созерцания моего огня, значит, он менее склонен ко Тьме, чем ко Свету, а это не то, что нам надо; и потому, что мальчишка смертельно болен. Это полутук-полулилак, у него рак лимфатической системы. Обширный и агрессивный рак, лечат — опять возвращается через полгода-год, и так всё детство и юность. Популярная смерть среди этих мишлингов. Ему просто некогда будет учиться, он будет слишком занят либо гибелью, либо больницей.

— Рак? — Торн не поверил своим ушам. — Вы ему ничего не сказали.

— Это забота его родителей и врача в школе. Мама и папа знали, что делали, когда зачинали мишлинга с риском такой болезни.

— Вы его можете исцелить?

Оками молчал.

— Я знаю, это нелегко, — сказал Торн.

Оками подошёл к нему и сделал такой жест, будто собирался взять за ворот, но как бы передумал и положил руку ему на плечо. Рука была тяжела, как железная.

— Зачем?

— Не стоит разбрасываться верными людьми. Пусть они даже нелюдские мишлинги.

Оками повёл рукой вокруг.

— В городе сорок миллиардов, Торн. В одной только столице. Народу с этим уровнем таланта — как песка. Зачем?

— Я прошу, — сказал Торн. — Буду должен.

— Да? — лицо имперского палача исказилось в ухмылке. От горелой плоти шёл серный запах. — И чем ты отдашь?

— Передам Каю то, что вы говорили.

Оками глядел на него, словно не веря в то, что услышал, а затем занёс руку, словно для пощёчины. И что-то сделал — не совсем удар. В следующий момент Ариан обнаружил, что сидит на щебне, в волшебном временном кресле, похожем на Гэнов мост. Оками же стоял к нему спиной и звал детей.

...

— Позвоните его родителям, — объявил он, поднявшись с колен и стряхивая что-то с перчаток. Мальчик-мишлинг спокойно спал на земле, куда Гэн его уложил, голова ребёнка покоилась на сложенном тюрбане, и теперь Ариан видел, что тот действительно не чистокровный — щупы на его голове были помесью органов обеих рас. — Пусть заберут его. И каждые полгода к доктору, на полный скан. В вашей школе есть доктор?

— Да, Оками-сама, — сказала девочка-лелу. — Но у неё очень старые приборы, они часто ошибаются.

— Что это за школа? — спросил Ариан.

— Смешанная, в дистрикте 17, сэр, — сказал кентаврик. — Семнадцать — сто сорок четыре, так мы её зовём.

— Вам сменят медицинские приборы, — пообещал Оками. — Империя даст вам новые.

Дети молчали. Для них это было слишком серьёзно, чтобы благодарить словами. Лишь их глаза безмолвно молились Гэну, полные почитания детские взгляды.

— Оками-сама пора идти, — сказал Ариан. Он протянул девочке-лелу свою визитку. — Государственные дела. Я генерал Торн. Если вашему другу опять будет плохо, дайте мне знать. Я не так сильно занят.

...

Оками повёл флаер вертикально вверх, в видимый от подножий башен обломок неба, прочь от мёртвого Храма.

— "Ом нама Шивайя", — произнёс он. — Ты это говорил утром, когда нанёс на лоб полосы из пепла, как делаешь каждый день. Что это значит?

— Поклонение Благому, — ответил Торн. — Это мантра.

Всё сущее, живое и неживое, не мне, а Шиве. Но пепел, священный пепел долины Ганги в Раджасте, закончился уже давно. Шкатулка Ариана хранила только ничтожную долю, смешанную с обычным пеплом дерев, которые он жёг в кострах на Раньялоке.

— Ты дикарь, — объявил Оками Гэн, убийца своих соратников, разрушитель своего Храма. — Цивилизованные люди не мажут кожу сажей под бессмысленные молитвы. Знаки и символы, как погоны, находятся на одежде.

Торн вынул платок и стёр трипундру со лба.

Оками промолчал, лишь насмешливо хмыкнув. Правильно, думай, что я податлив и жалостлив и никакой не Вишну, просто ещё один подчинённый.

Они летели назад во дворец. Гигантский город-термитник вокруг светился неисчерпаемым светом. Полосы, пятна падали через окно на чёрные доспехи Гэна, чёрную кожу его щеки и чёрную душу, расцвечивая мимолётно, на мгновенье.

— Бо́льшую часть налогов, на которые существуют школы, платят люди, — сказал имперский палач. — Когда я увижу, как нелюдь искренне помогает людям за счёт своих — а не за счёт людей другим нелюдям, как сейчас — я рассмотрю возможность переоценки.

Оценивай как хочешь, главное, работать не мешай.

Ариан аккуратно сложил платок и спрятал в карман.

— fin -

Возвращение пуль

Третий рассказ Имперского цикла

...У шамана три руки

И не знает ничего...

(с) Пикник, "У шамана три руки"

1. Будущее

— Мэй-сан! Дорогая, — сказала шеф Имперской Службы Безопасности Йелена Сигурдотир, обворожительно улыбаясь, — мне пришлось искать вас по всему дворцу. Император — о, простите — адмирал просил вас зайти к нему в кабинет.

И аккуратно заступила Мэй дорогу к выходу.

— Торн пока ещё не коронован, — огрызнулась Мэй.

И не будет, пока я дышу. Она была не в настроении... не те слова. Больше всего ей хотелось вмазать под дых подлой эсбэшной суке, а когда та согнётся, наподдать коленом в носик. Мэй представила себе, как собнючка будет выглядеть с окровавленной разбитой мордой, и ей стало лучше.

— О, императора не коронуют, милая, — сверкала улыбкой Йелена. Половина её зубов с левой стороны сияла хромированной сталью — памятка о кратком, увы, аресте повстанцами. — Это древний военный термин. Истинное значение титула — командир. Адмирал Торн, таким образом, несомненный император нашей чудесной банки со скорпионами, а коронация опциональна.

Глаза у неё были холодные и колючие, как... всегда. Мэй уже совсем было решила с размаху всадить локоть ей в печень, переступить через корчащееся тело и ехать домой, к Джону, но мешали два фактора. Во-первых, они с Йеленой как-то незаметно стали окружены императорской стражей — две черно-золотые тени маячили за хрустальными дверьми и ещё как минимум три криво в них отражались, стоя у Мэй за спиной. А во-вторых, её мужа не было дома. Они слегка поцапались, и генерал Джон Рау, герой Сопротивления, супруг Мэй Сиюань, зять и друг Кая Оками, идол бедной республиканской молодёжи, надежда галактической демократии, и так далее, и тому подобное, удрал с государственного приёма в честь окончания Гражданской войны и отправился отмечать поражение всех своих идеалов.

В бордель.

Что ж, Ариан Торн по крайней мере находится у себя в кабинете.

...

Наверх её везли на гравицапе.

— Я устала, — заявила Мэй. — Я лишь недавно родила, а здесь на ногах весь вечер. У меня ноги болят, живот и всё остальное.

Она знала, что у Йелены нет детей и теперь уже, пожалуй, вряд ли будут, и не собиралась упускать возможность её уязвить.

Стражники покорно вызвали гравицапу. Сигурдотир села напротив Мэй и всю дорогу разглядывала её с каким-то загадочным выражением — не то завистливым, не то злорадным. Мэй уже хотела было опять ей нахамить, но повозка мягко тормознула у императорского кабинета. Сигурдотир легко соскочила на пол.

— Приятно поразвлечься, — сказала она и торжествующе сдвинула одну створку высоченной двери, чёрной, как обсидиан.

...

Адмирал — почти уже император — поднялся из-за стола ей навстречу, беззвучно, как призрак. В своём белоснежном мундире, с янтарными глазами и седеющими волосами, высокий и стройный, он будто бы освещал большую мрачную комнату с чёрной мебелью и огромным столом космической же черноты, своей энергией, силой и красотой разгоняя мрак.