Обладатель - десятник (общий файл)

И вслух выразил своё одобрение:

— С настоящим знахарем и в самом деле интересно встретиться.

Глава четвёртая

ПЕРЕДРЯГИ

Визит к местной знаменитости не стали откладывать на иное время:

— Так давай сразу к нему и отправимся? — предложил отец. — Дед Игнат как раз с нами в Аргунны вернулся из леса. Сейчас наиболее благоприятный сезон для сбора лечебной коры, да некоторые корешки лучше всего откапывать...

Пока Фёдор Павлович перечислял, чем лес в это время полезен, едок прислушался к себе. Вроде мог бы ещё жевать и жевать, но некоторое насыщение всё-таки присутствовало. То есть большого урона в калориях не случится, если на час от стола отлучиться.

Так что через три минуты, всё семейство вышло во внутренний двор. Там оказалось две женщины, прихрамывающий мужчина с забинтованной рукой, да малый, чуть более года от роду карапуз. Заграловы представили своего сына, а того взамен познакомили с соседями. Долго расшаркиваться не стали, а отделавшись общими фразами, поспешили через весь двор к дому напротив. Пожалуй данное крыльцо с навесом, отличалось особой вычурностью выпиленных древесных кружев, да глубокой, весьма искусной резьбой по двери и дверным наличникам.

— Любит он красоту навести, эстет! — похвастал Фёдор Павлович в треть голоса. После чего постучал висящим на верёвке деревянным молотком, прямо по опоре навеса: — Игнат! Ты нашего сына не осмотришь?

С минуту в доме даже скрипа нельзя было расслышать, а потом дверь беззвучно отворилась наружу, и на пороге показался сам знахарь. Причём внешним видом он никоим образом не походил ни на древнего, уважаемого старца, ни на умудрённого, таинственного лекаря. Макушка головы — лысая, по бокам, чуть ли не до плеч свисают каштановые кудри, словно они и не натуральные, а парик. Лицо круглое, радушно улыбающееся и изборождённое морщинами во всех направлениях. Но пожалуй именно морщины и выдавали древний возраст старика (мать утверждала, что по паспорту деду пошёл девяносто второй год). Ну и в остальном мужик смотрелся как средней комплекции мужчина, и не худой, и не полный. И уж тот запредельный, фантастический возраст ему ну никак не подходил. Шестьдесят пять, максимум семьдесят лет на первый взгляд.

— Сына посмотреть? Да без проблем! Заходите.

Его изба отличалась планировкой: сразу за узкими сенями не коридор или кухня, как у Заграловых, а внушительный зал-приёмная, все стены которого были укрыты полками. Ну и на тех полках чего только не было: сундуки, банки, коробки, глиняные кувшины и фаянсовые сосуды, груды веников и стопки расфасованной, нарезанной тонкими чурочками коры. И запах! Здесь царил настолько необычный и дурманящий запах, что Иван непроизвольно замер на месте. Даже не сразу сообразил, что его представили и надо бы сказать подобающее "Очень приятно!" или "Рад знакомству!". Только рассеянно кивнул, да продолжал крутить головой и восторженно втягивать в себя запахи.

Хозяин при этом почему-то насторожился:

— Что, никогда среди лечебных трав не был?

Первым порывом было воскликнуть: "Так тут не только травами пахнет! И корой, и снегом, и цветами и ещё фиг знает чем!" Но помогла выработанная в последние дни выдержка, победила необходимость обдумывать каждое слово:

— Нет, никогда раньше не приходилось..., — только и сказал вслух.

— Ну, тогда присаживайтесь! — гостеприимным жестом целитель указал на стол и две широкие лавки по сторонам. Пришедшие уселись на одну, он на другую, и сразу перешёл к делу: — Вначале расскажи Иван, что тебя беспокоит, где болит, что вызывает дискомфорт?

— Да вроде как ничего не болит..., — попытался говорить правду лишенец. Но пока раздумывал, как обрисовать свои чаяния или просьбы, вмешалась в разговор Татьяна Яковлевна.

Пусть кратко, но описала предысторию лишений. Как подло поступила невестка, как обокрала и как её за это покарали сами соучастники. Ну и дальше сделала свой вывод: мол, на нервной почве, да после ошибочного ареста, болезни на сына и напали. Обмен веществ нарушился, метаболизм странный, да ко всему и внешний вид сразу на слёзы пробивает. Сколько не ест, да всё мимо. Как говорится, не в коня корм. А дары природы, фрукты да овощи в живом виде, употреблять не спешит.

— И что с ним делать теперь? — закончила она вопросом.

К тому времени дед Игнат совершенно перестал улыбаться и сидел скорее хмурый и настороженный, чем задумавшийся или обеспокоенный состоянием пациента. Затем молча встал, с кряхтением, словно вдруг очень резко состарился, прошёл за спину Ивана и положил ему ладони на плечи. Прикрыл глаза, да так и стоял минут пять в полной тишине, чуточку покачиваясь, словно от ветра.

Потом вернулся на своё место и, отводя взгляд в сторону, пробормотал:

— Не буду я его лечить... Да и не помогут ему мои травы...

— Что значит, не помогут? — Фёдор Павлович не просто недоумевал, он возмущался: — И с каких это пор, ты заявляешь, что "не будешь"?

Целитель с досадой покривился, усталым жестом потёр глаза, словно те вдруг стали слипаться от сна, и только потом пустился в разъяснения:

— Если я говорю, что не буду, то это совсем не значит, что я не хочу. Просто мои умения в данном случае бессмысленны и не к месту. Например, ты ведь не зовёшь меня, когда в твоём УАЗе забился бензопровод? Точно так же и мои травы не помогут автомобильному аккумулятору поддерживать должный уровень зарядки. Понятно?

Татьяна Яковлевна шумно фыркнула:

— Дед Игнат! Намекаешь, что наш сын превратился в робота? Или в андроида?

Целитель замотал головой, и его буйные кудри заиграли искорками света:

— Я вам машину привел только для сравнения, и ни в коей мере не хочу утверждать, что человека могут превратить в андроида. Тут нечто другое..., как бы вам толком объяснить...? Такое у меня впечатление, что Ивана уже как бы подлечивает некто... Причём этот некто, по сравнению со мной настолько иной..., настолько не поддающийся осмыслению..., настолько огромный, если тут уместно сравнение с величиной наших тел, что я могу на него смотреть задрав голову. И то! Никак при этом, не охватывая весь масштаб. То есть мне кажется, что некий доктор массивен, а в самом деле я только рассматриваю (опять-таки, задрав голову) только часть его шнурка от ботинка.

На это уже замотал головой Фёдор Павлович. Ещё и крякнул при этом явно осуждающе:

— Экий ты, Игнат, демагог стал! Туману напустил, того и гляди видеть мир разучимся и трезво мыслить перестанем. Мне кажется, несмотря на всё моё невероятное уважение к твоим талантам, что подобными сравнениями тебе только перед детьми у колодца выступать. Они там любое слово на веру принимают. А вот по отношению к нам — подобное не проходит. Так что будь добр обосновать свой отказ более внятными словами и более вескими причинами. А то факт лечения моего сына каким-то "шнурком" — нас не впечатлил. Конкретно: кто лечит, как и когда вылечит?

На такие требования, старый целитель вдруг рассердился:

— Утомил ты меня, Федька, своими расспросами! Ещё и обвинять меня вздумал в излишней демагогии! Сам-то давно это слово выучил? Указывать он мне будет, да к детям посылать! А сам ты кто против меня?! — заметив, что гость покаянно опустил голову и не знает, куда спрятать от накатившего стеснения руки, несколько сбавил обороты: — По твоему сыну только одно скажу: его и без меня вылечат. Кто — понятия не имею, не того я ранга и зрения такого у меня для рассмотрения нет. А вот как лечат — постараюсь посматривать, самому интересно. Пусть раз в день ко мне на полчасика заходит для осмотра. Если что-то пойму, то и вам растолкую..., может быть...

Поняв, что аудиенция местным светилом закончена, родители первыми сорвались на ноги и поспешили к выходу. Как-то скомкано прощаясь и жестами призывая сына не отставать. Но того уже возле самой двери догнал Игнат, и поймав за рукав остановил на месте:

— Ванюша, а ты в Аргунны сам прибыл?

— Мм? В смысле? А! Родители привезли...

— Но до того как мы из лесу вернулись, ты сам в доме был?

— Конечно! — недоумевал Иван.

— Да? А почему тогда от тебя таким женским духом тянет? — вдруг ошарашил дед вопросом. Ещё и пояснения дал: — Словно ты всю ночь с женщиной провёл и только сейчас с кровати встал?

"Подсмотреть он не мог, подслушать — тоже! — заметались мысли в голове, пока лицо пыталось мимикой выказать непонимание. — Неужели кто-то из соседей во дворе подслушал постанывания Ольги? А потом и деду успел "настучать"? Ну да, иначе, откуда он мог узнать? Не по запаху же, в самом деле!"

Но полностью сбрасывать с себя обвинения в близости с некоей женщиной не стал. Хотя и начал с удивлённого переспрашивания:

— Неужели это так заметно?

— Для меня — да! — строго подтвердил целитель.

— А что, нельзя было?

Теперь ошарашенным показался Игнат. Подвигал бровями, громко хмыкнул:

— Да вроде..., как можно..., — пожал плечами, и после перешёл на заговорщеский шёпот: — Но как это у тебя получилось?

Иван тоже воровато оглянулся на стоящих в сенях, возле дальних дверей родителей, и тоже заговорил шёпотом:

— Ну как, как... Дело молодое, с кем не бывает? Тем более что мне эта проводница очень понравилась. Вот потому, она до моего выхода на станции всё время со мной в купе находилась. Обещала даже тут проведать...

Дед шумно выдохнул, а голос его окрасился сарказмом и ёрничеством:

— Проводница? Которая в поезде осталась? Ты кого внучёк провести собрался? Ты ведь только за полчаса до прихода ко мне с женщиной миловался! От тебя так и прёт её любовная сила.

— Ну да..., мы очень крепко обнимались, — продолжал "откровенничать" младший Загралов. — Мне и самому до сих пор её запах всюду мерещится. Даже в душ сегодня по этой причине не пойду...

— М-да!.. Ну-ну! — он отпустил рукав, и его голосе проскользнули оттенки обиды: — Чужие секреты я всегда берегу, не сомневайся. Так что если что спрашиваю, не таись. Для твоего же блага стараюсь... Понимаешь? Нельзя тут у нас жён уводить! И я этого так просто не разрешу творить!

Этими словами он окончательно разжёг любопытство гостя, и тот зашептал более настойчиво. Словно в него какой-то бесёнок вселился:

— Дед Игнат! А распознать можете, к какой женщине этот любовный дух принадлежит?

— Распознаю! И приму к вам обоим самые строгие меры воздействия!

Угроза прозвучала нешуточная в словах, но Иван наоборот радостно и облегчённо улыбнулся:

— Это хорошо! Теперь буду уверен, что и она мне ни с кем посторонним не изменит. До завтра!

Развернулся, и поспешил на выход. Вышедшие во двор родители, дождавшись сына сразу же заинтересовались у него:

— О чём это вы там шептались? — проворчал отец. А мать уточнила:

— Мне показалось, что вы ругались... Да?

Чтобы снять напряжение, пришлось перейти на бесшабашный тон разгильдяя:

— Ха! Попробуй поругайся с тем, который вас тут всех строит, — и сразу стал менять тему разговора, указывая глазами на площадку у колодца: — Народ митингует?

Там к прежним трём поселянам добавилось ещё пятеро взрослых. Две моложавые женщины, одна пожилая и двое мужчин. Причём один из них вроде и стоял на своих ногах, но при этом экспансивно размахивал костылём и громко, негодующе что-то рассказывал. Когда подошли ближе, стала понятна суть его негодования. Совсем недавно, когда он ковылял по лесу к дому, на него опять вышла группа двинпсисов, которые терроризировали своими разбойными выходками, как животных, так и людей. Подвыпившие молодчики, цинично выражались в сторону пострадавшего уже от их собак, направляли на него оружие, и даже угрожали опять спустить своих исходящих слюной шавок.

— Да так вскоре и детям нельзя будет в лес выйти! — возмущался мужчина. — Собаки эти где угодно носятся! А их скоты хозяева — окончательно человеческий облик потеряли! Ещё таких несколько выходок и придётся тварей отстреливать!

Остальные мужчины выглядели не менее решительно. И кажется, совсем не желали прислушиваться к советам и просьбам женщин остыть, не хвататься за оружие. Начался диспут и споры. На сторону женщин тут же встали и старшие Заграловы, напоминая, что только одной кровью подобное противостояние не закончится. Пострадают все: начиная от жён и кончая детьми малыми. А уж на самих Аргуннах можно будет сразу ставить могильный крест. Плод десятилетий, итог огромного труда, будет сметён и растоптан в единочасье.

На шум подтянулась ещё одна женщина, вышло трое детей среднего возраста, лет по десять, двенадцать. Показался и дед Игнат.

И только Иван продолжал стоять чуточку в сторонке и с огромным разочарованием прислушивался к каждому слову:

"Что же такое в мире творится? Уж на что глухая, безжизненная тайга, а и тут всякая мерзость несправедливость и подлости творит! И ведь в данном случае даже вмешательство уникального фантома не спасет, не исправит создавшегося перекоса. Пострелять собак? Сразу на этих людей обвинение падёт... Пострелять тех самых недоносков? Так ещё хуже будет для Аргунн и его жителей... Поговорить с этими двинпсисами да попытаться образумить словами?.. Что-то мне подсказывает интуиция, что гиблый номер! Только хуже станет... А что делать? Только одно...!"

И он поспешил в дом, оставив родителей у колодца. Там встал в своей комнате у большого окна, поглядывая за двором, прикинул наличие силы у себя, и постарался вызвать фантом Фрола рядом с собой. Материализовавшаяся разумная сущность давно убитого бандитами Пасечника тут же отозвалась:

— Что-то случилось, Ванюша?

На что обладатель попытался общаться сразу в двух сферах возможного контакта: взывая мысленно о помощи, и одновременно, негромко говоря голосом. Раньше он уже так пробовал, и получалось вполне неплохо:

— Фрол, мы с Ольгой попробовали и теперь уверены: чрезмерное обжорство помогает фантому "зависать" в реале чуть ли не в три раза дольше.

Тогда как мысленно описывал, что творится на Голой Флеши и какие там собрались моральные уроды. При этом пытался показать всю опасность прямого вооружённого вмешательства. И в первую очередь опасность для самих посельчан. По этому вопросу Фрол, ненавидящий несправедливость на генном уровне понял всё и сразу:

"Ты не волнуйся! Я на месте вначале осмотрюсь, и всё хорошенько продумаю! — и тут же дал свой ответ по поводу пищи с высоким содержанием калорий: — Готов и я поэкспериментировать немедленно. Хотя честно тебе скажу: сама мысль о еде вызывает в моей сущности рвотные позывы и нежелание даже на эту пищу смотреть..."

"Мамочка! А я Ольгу ещё и коньяк заставлял пить! — запоздало ужаснулся Загралов, — Как же она выдержала?.." — воспоминания о сексе он попытался даже не вызывать в собственной памяти, но всё равно Пасечник нечто уловил. Потому что тон его стал какой-то сочувственный:

"Значит любит, раз ела как не в себя... Но у тебя запасы имеются? Потому как я — не она. Если уж приложусь к твоим деликатесам..."

Не прекращая мысленного общения, Иван устремился на кухню, благо там вроде как и долго выискивать ничего не пришлось бы. Половина