Я наметила подбородком кивок и уставилась прямо перед собой, услышав удивленные перешептывания спутников. Повинуясь твердой руке Дамила, мой мышастый конек двинулся вперёд.

Мост под нами раскачивался, древесина стонала и скрипела, заставляя ежиться. Однако, я продолжала спокойно сидеть, напомнив себе, что, после всего пережитого, бояться такой малости — просто смешно. Хотя, врать не буду: когда мул ступил-таки на твердую землю, мне не удалось сдержать тихий облегченный вздох.

— Похвальная смелость, моя прекрасная донна. Впрочем, я и не ждал от Вас иного.

Мягкий мужской голос, прозвучавший из тени, заставил нас повернуть головы в эту сторону. Из неприметной двери, скрытой декоративным выступом в стене, вышел невысокий полный мужчина с умными темными глазами, вокруг которых собралась тонкая сеточка мимических морщин. Этот человек был облачен в темный наряд того же покроя, что и у наших сопровождающих, но из более качественной ткани. Это позволило мне предположить, что передо мной — местный аналог Старшего Жреца. Тот факт, что он спокойно владел моим родным языком, служил косвенным подтверждением этому предположению. Впрочем, следующая реплика капитана Крыс развеяла все мои сомнения, заставив облегченно прикрыть глаза.

— Отец Ифорро, приветствую Вас, — проговорил Дамил предельно вежливо, но напряженность, сквозившая в его тоне, заставила меня напрячься, — То, что вы лично решили нас встретить — огромная честь.

На лице отца Ифорро засверкала улыбка, слишком широкая и приветливая для того, чтобы быть искренней.

— Ах, мальчик мой, разве могло быть иначе? — сладким голосом запел мужчина, — Бывают гости, которых нельзя не встречать — во избежание ужасных недоразумений. Все же, нам запрещено принимать под этими сводами женщин.

У меня внутри похолодело.

— Вы оставите нас на улице? — уточнила я ровно, мысленно просчитывая возможные варианты поведения в подобной ситуации.

— Что Вы, донна! Никогда мне бы не хватило глупости поступить так с Вами. Напротив, я выступлю гарантом того, что никто не воспримет Ваше появление в этих стенах... превратно.

Я нахмурилась:

— У Вас могут возникнуть проблемы из-за нашего пребывания в Храме?

Дамил тихо фыркнул, а отец Ифорро расхохотался, точно я сказала нечто невероятно забавное. И признаюсь: в тот момент в этом добродушном толстячке было нечто, что заставляло откровенно пугаться.

— Не переживайте, моя прекрасная донна, — мягко отозвался он, отсмеявшись, — Если кто-нибудь выскажет мне претензии, поверьте, я найду, что ответить. Впрочем, это все мы вполне сможем обсудить внутри: Вашей нежной коже не стоит долго оставаться под открытым солнцем, Луноликая донна. Следуйте за мной!

Один из услужливых юных Жрецов поднес к мулу необычно сконструированную деревянную ступеньку, позволяющую без малейшей заминки спуститься с не слишком высокой спины зверька. Отец Ифорро галантно взял меня под руку, ненавязчиво оттирая в сторону Дамила. Этот маневр заставил меня слегка напрячься; впрочем, Капитан выглядел скорее раздосадованным, чем реально взволнованным.

Изнутри Храм казался ещё прекрасней, чем снаружи. Миновав три кованных двери в толстенной, явно многослойной белоснежной стене, мы оказались во внутреннем дворике, обильно засаженном диковинными плодовыми деревьями. На местную флору, признаюсь, я смотрела с немалым любопытством и восторгом: климат Ишшарры позволял выращивать только самые стойкие к температурным контрастам фрукты, тогда как земли Шэрдонии не зря называли "рогом изобилия": в теплой, влажной и мягкой среде росло все.

Архитектура поражала обилием арок и колонн. Вообще, было весьма странно видеть столько округлых форм: за все то время, что мы шли по крытой террасе вдоль сада, мне на глаза, пожалуй, не попалось ни одного острого угла. Колонны перетекали в арки, арки — в купол; даже окна были закруглены. Для меня, выросшей в Ишшарре, это было странно: наша архитектура отличалась четкостью линий, минимумом отделки и резкостью углов. Этот контраст заставил меня невольно задуматься о том, могут ли присутствовать такие же радикальные отличия между людьми?

То тут, то там нам на глаза попадались местные Жрецы. Были они, как и предупреждал Ифорро, исключительно мужского пола, и на нас с Ишири косились с разной степенью любопытства, недоумения и раздражения. Поёжившись под этими взглядами, я ещё тщательнее закуталась в плащ. Наш сопровождающий, очевидно, поняв причину моей неловкости, решил отвлечь меня разговором.

— Как Вы находите наш скромный быт, Луноликая донна?

Я раздраженно закатила глаза, пользуясь тем, что капюшон прятал моё лицо от окружающих.

— Нахожу, что Ваша скромность неуместна, Отец. Этот Храм потрясающе красив.

— Ни на минуту не мог усомниться в том, что донна — утонченный ценитель прекрасного, — пропел в ответ мужчина, — Монастырю Сильтоне уже почти три сотни лет, но рука гениального архитектора Тильтоно, разумеется, вряд ли когда-либо перестанет быть актуальной. Её могут оценить все, кто умеет смотреть.

На эту неприкрытую лесть я могла только слегка пожать плечами:

— Я думаю, Отец, что истинное искусство не может потерять свою актуальность, сколько бы лет ни прошло. Отсеяться могут лишь посредственности; но, у меня никогда не повернется язык причислить к таковым маэстро Тильтоно, по проекту которого был построен центр современного Рами. И оценить силу его таланта может любой идиот, просто имеющий глаза. Ибо, воистину, чтобы счесть Храм — простите, монастырь — Сильтоне некрасивым, нужно быть слепым. Расскажите лучше: почему именно Сильтоне великий архитектор почтил своим присутствием? Это несколько странно, учитывая, что мы находимся довольно далеко от Рами, а поблизости, насколько мне известно, нет даже сколько-нибудь значимого населенного пункта... Разрешите мои сомнения, Отец.

Сзади кто-то закашлялся, явно впечатленный моей отповедью, но я даже не соизволила повернуть головы, дабы проверить, кому из моих спутников пришлись не по душе эти слова. Может, они и были специалистами в своей сфере, но в подводных камнях дипломатического общения разбирались явно слабо. Тогда, в первых репликах диалога, задавался тон, в котором должно было происходить наше общение. У меня не было желания каждый раз прорываться сквозь дебри велеречивых восхвалений, двусмысленностей и намеков, к коим, вне всяких сомнений, Отец Ифорро, давний соратник Эйтана Хитрого и один из опаснейших политиков нашей эпохи, был склонен.

Ифорро, надо отдать ему должное, понял намек и заговорил более ровным, деловитым тоном, лукаво сверкнув глазами:

— Монастырь построен на святом месте, Луноликая донна. Благодаря удаче и Божьей милости, оно также является удобным пересечением некоторых неофициальных морских путей — что, впрочем, Вам прекрасно известно и стало причиной Вашего здесь появления. Но подробности, как сами понимаете, предпочитаю обсудить с глазу на глаз. Вы сильно устали, или согласитесь сейчас выпить со мной освежающих напитков?

Я улыбнулась, на сей раз — относительно искренне.

— С удовольствием выпью с Вами, Отец. Надеюсь, однако, что Вы позаботитесь о моих спутниках и их отдыхе: путь был непрост.

— Не извольте сомневаться, моя прекрасная донна: мои подопечные устроят их со всеми удобствами.

— Понимаю, — отозвалась я, посерьёзнев, — Но, Отец, Ишири — женщина, притом привлекательная. Я лично прошу: проследите, чтобы не было сложностей.

Лицо Ифорро также покинула напускная веселость.

— Я — хозяин этого монастыря, донна. Сильтоне — мой дом, и ничто в нём не происходит без моего ведома и одобрения. Не оскорбляйте меня недоверием.

Я склонила голову в немом извинении, и мой собеседник наметил подбородком легкий кивок, подтверждая, что вопрос исчерпан.

— Следуйте за мной, донна, — попросил Отец, поворачивая в неприметный коридор, скрытый очередной колонной, — А Вы, юноша, будьте добры пойти со всеми: мне совершенно необходимо переговорить с вашей хозяйкой наедине.

Дамил, шагнув было за нами, дернулся и зло сверкнул глазами в ответ на завуалированное оскорбление. К сожалению, вступиться за него я не могла, поскольку у этого разговора свидетелей быть не должно было.

— Все в порядке, Дамил, идите вместе со всеми, — попросила я мягко, встретившись с ним глазами. Помявшись мгновение, мужчина, сжав зубы, развернулся и быстро ушёл.

— Ох уж эти солдатики, — пробормотал Ифорро, поднимаясь вверх по винтовой лестнице, — Вечно им кажется, что они что-то из себя представляют и что-то могут решать. С другой стороны, корове, ведомой на бойню, тоже, наверное, льстит внимание человека. Как по-Вашему, донна?

— Я не сильна в психологии коров, Отец, увы.

Ответом на моё замечание стал заразительный смех Ифорро:

— Да, я определенно понимаю, почему он выбрал именно Вас.

— Вот как? Просветите меня, — пробормотала я мрачно, чем вызвала ещё один всплеск веселья у собеседника.

Определенно, мне стоило бы попробовать себя в роли какого-нибудь придворного шута; сколько себя помню, веселить сильных мира сего у меня хорошо получалось.

Комната, куда привел меня мужчина, поражала воображение роскошными статуэтками, лепнинами и, конечно, картинами. Увидев их, я на мгновение потрясенно застыла, пораженная: все же, ремесло художников в моей стране не слишком ценилось. Именно потому, думаю, никто из них не рисовал так. Казалось, обнаженные натуры сейчас попросту сойдут с картин, оживут и посмотрят заинтригованным взглядом.... Подавив желание поближе рассмотреть каждый шедевр, украшающий стены укромной комнаты, я, скинув капюшон, устроилась в одном из кресел. Мой собеседник, отворив хитроумно спрятанный бар, рассеянно разглядывал бутылки.

Я ждала, пока он сам начнёт разговор. Мужчина, впрочем, не торопился; следуя установленному задолго до нас порядку, он в молчании наполнил два бокала золотистым вином, и, прихватив со стола вазу с фруктами, присел в соседнее кресло. Первый глоток мы также сделали в молчании; я, впрочем, только сделала вид, что пью. Отец, строго в соответствии с правилами этикета, сделал три глотка, прежде чем заговорить о делах. В отсутствии посторонних свидетелей, маска веселости и небрежности окончательно слетела с него, явив моему взору насмешливый изгиб губ и хищный прищур глаз.

— Что же, донна, с учетом вашей специфической внешности, вероятность ошибки очень маловероятна. Но, чтобы все формальности между нами были соблюдены, пожалуйста, покажите Перстень.

Мысленно порадовавшись деловому тону оппонента, я не стала устраивать представление, переспрашивая, о чем он, или затягивая время. Вместо этого, стащив одну из плотных белоснежных перчаток, пробормотала себе под нос формулу активации.

Повинуясь моим словам, чары, скрывающие Перстень Доверенного, развеялись, демонстрируя чудесное превращение дешевого медного колечка, на которое не позарится никакой нормальный грабитель, в массивную золотую печатку. Посеребрённый змей, вытесненный на ней, мог развеять любые сомнения в подлинности изделия.

Видимо, к таким же выводам пришел и Отец. Одного беглого взгляда на украшение ему хватило, чтобы понять: я действительно ношу на пальце знак безоговорочно доверия, дарованный Императором Ишшарры, Эйтаном Хитрым.

Кивнув своим мыслям, мужчина проговорил:

— А теперь, пожалуйста, покажите Печать Связи.

Эта просьба заставила меня основательно напрячься. О ритуале, связавшем меня с Императором, не было известно никому. Мне не приходило в голову, что Эйтан решится поведать эту тайну какому-то Жрецу, и не знала, как правильно реагировать на просьбу. Видя моё замешательство, Ифорро нетерпеливо постучал пальцами по подлокотнику:

— Донна, право, не разочаровывайте меня. Да, мне известно, как сложно подделать кольцо Доверенного — но, по моему разумению, для некоторых умельцев нет ничего невозможного. С другой стороны, вопросы, которые мы намереваемся тут обсуждать, я готов решать исключительно с человеком соответствующего статуса. Императрица Ишшарры, пусть и официально непризнанная, мне вполне подойдёт; разговаривать с безродной девкой — увольте.

По тому, насколько много было известно Отцу, можно было рассудить, что Эйтан успел в своем письме поделиться с ним очень многим. Посему, здраво рассудив, что не раскрываю какой-то великой тайны, я прошептала ещё одну формулу, дополнив её несколькими словами подтверждения, исключающими принуждение. Вокруг шеи тут же замерцало магическое неснимаемое колье, указывающее на мой статус личной собственности Эйтана Хитрого.

Ифорро, просияв, совершенно неожиданно склонился передо мной в довольно глубоком поклоне.

— Прошу простить за эту формальность, Ваше Величество, — мягко извинился он, заставив холодное бешенство шевельнуться в глубине моей души. Я понимаю, что Отец, скорее всего, по своему обыкновению попытался мне польстить, но получилось у него из рук вон плохо. Этот титул, формально принадлежащий мне, с учетом всех обстоятельств казался обычной жестокой насмешкой. Да, меня, первую жену Эйтана Хитрого, можно было именовать Императрицей по праву. Но мое происхождение, обстоятельства нашего, с позволения сказать, "бракосочетания", наличие у Змея законной и признанной невесты, которую вскорости все должны были признать Императрицей — все эти факторы превращали уважительное обращение в обыкновенную насмешку.

— Меня зовут Омали, — сказала я ровно, — Прошу, называйте меня так.

Отец пристально взглянул мне в глаза и криво улыбнулся.

— Понимаю... — протянул он насмешливо, — Это величайшая несправедливость политики: в ней существуют как те фигуры, которые получают почести, так и те, которые реально что-то решают. И не всегда одно сопоставимо с другим. Впрочем, быть ширмой или игроком — личный выбор каждого. Я — игрок!

Я с изумлением посмотрела на Ифорро: право, не такого ответа я от него ждала.

— Грань между ширмой и игроком порой бывает тонка, Отец, — отозвалась я мягко, — Вам ли не знать, что даже пеального архитектора Тильтоно, разумеется, вряд ли когда-либо перестанет быть актуальной. Её могут оценить все, кто умеет смотреnbsp; Лицо Ифорро также покинула напускная вnbsp;

&еселость.

ть.

шка шахи в конце доски становится ферзём.

Мужчина тонко усмехнулся:

— На это всегда надеются солдатики вроде того, которого мы оставили за дверью кабинета, верно? Дойти до конца доски и стать ферзём... Но мы с Вами оба знаем: фигура, которую передвигает кто-то ещё, таковой и останется, просто со временем меняется её ценность. И потом, не потому ли Вы навещаете сейчас меня, что мой давний друг, Эйтан Хитрый, устал, наконец, быть игрушкой в руках Ордена Тай-лир? Не потому решил, что нам пора, наконец, вышвырнуть сакийских псов из нашего моря?

Я поглядела на Ифорро, оценив изящный переход. Он, без всяких сомнений, был высокомерен, умен, хитер и красноречив. Этот человек мне нравился и в одночасье вызывал отвращение. Признаю, власть его была велика, но даже она меркла перед непомерностью его амбиций. Тот факт, что этот человек был в курсе моего секрета, заставлял нервничать.