— То-то Лернэ обрадуется, — кивнул Тенька.
— Но зачем? Когда вы сговорились? Что ты отдала тому мужику?
— Да ничего, — обда вытянулась во весь рост, сыто поглаживая живот. — Все равно отделаться от него не получалось, так почему бы не извлечь из двух неприятностей выгоду в виде золотого и пары башмаков?
— И мы не сговаривались, — фыркнул Тенька. — Это само вышло. Весело!
— И ты туда же, — буркнул Гера обреченно. — Опять повседневные подлости. Обманули человека...
— А чего тут подлого? — усмехнулась Клима. — Все довольны, у нас золото и башмаки, у "человека" молния, за которой будущее. По крайней мере, он в этом уверен. Поешь что-нибудь, ужинать будем поздно и в дороге. Тенька, ты меня, пожалуй, убедил. Какая-никакая польза от молний есть. Но вреда пока больше, особенно если так скверно торговаться, как я и ты.
— Интересненько это у нас получилось, — сакраментально подытожил колдун.
Глава 2. Лернэ
Я помню чудное мгновенье:
Передо мной явилась ты,
Как мимолётное виденье,
Как гений чистой красоты.
А. Пушкин
Почти весь первый этаж добротного деревянного дома занимала большая светлая кухня, она же столовая, она же гостиная. В убранстве сразу чувствовалась женская рука: кругом все чистенько, аккуратно. Массивный дубовый стол и лавки покрывали вышитые скатерки, на окнах — кружевные занавески поверх прозрачных ставней из теплого сухого льда. Из бака в пристройке-бане тянулась трубка к блестящему латунному рукомойнику, над ним — полки с белыми расписными тарелками. У противоположной от рукомойника стены царила огромная печь, на которой можно было и тушить, и варить, и жарить, и даже валяться, если залезть на самый верх, где за шторкой притаился полосатый сине-красный тюфяк с большой коричневой заплаткой.
В этой комнате всегда пахло чем-нибудь вкусным, к запаху еды примешивался аромат соснового пола, тщательно намываемого каждую неделю, а еще душистый привкус трав, сушащихся под потолком и для удобства перевязанных разноцветными ленточками.
Сегодня на кухне пахло блинами, медом и отваром ромашки. Изящные ручки ловко поставили на середину стола тяжелый глиняный чайник, маленькие ножки в красных сафьяновых башмачках сбегали к печи за блюдом, на которое со сковородки как раз стряхивался последний в солидной горке блин.
— Хороши, — сообщила Ристинка, ставя сковородку на крышку кадушки с ключевой водой, неподалеку от рукомойника.
Лэрнэ Сафетыбока, не совсем родная, но очень любимая Тенькина сестра, кивнула и разместила блюдо по соседству чайником.
Хлопнула дверь, вернулся со двора Гера с охапкой дров. Несмотря на то, что в начале осени здесь, на севере Принамкского края, по утрам ощутимо подмораживало, Гера был в штанах и одной лишь нижней сорочке, да и та расстегнута на груди. Юноша ворвался в дом стремительно, резко, но увидел Лернэ, и шаг его стал тише, взгляд мечтательней. Гера положил дрова подле печи и отошел к рукомойнику, умывая вспотевшее, раскрасневшееся от жаркой работы лицо и украдкой наблюдая, как Лернэ смахивает со стола несуществующие крошки.
Сказать, что Тенькина сестра прекрасна, значило завистливо промолчать. Пятнадцатилетняя Лернэ сочетала в себе не только совершенную красоту, но и редкое живое обаяние. Она была среднего роста, стройная, гибкая. На такой фигуре, как у нее, даже чехол из-под доски сидел бы не хуже искусно подогнанного бального платья. Крупные гладкие темно-каштановые локоны Лернэ заплетала в толстую косу до пояса. Впрочем, с таким овалом лица красиво смотрелась бы и лысина. Глаза необычного для человека, прозрачного, сине-серого цвета всегда были широко распахнуты, с доверчивой добротой и любовью взирая на мир. Носик, вопреки канонам красоты, не вздернутый, но такой маленький и аккуратный, что самая придирчивая особа назвала бы его симпатичным. Румяные щеки и ровные белые зубы говорили об отменном здоровье. Девушкой хотелось любоваться, как произведением искусства.
В довершение всего, Тенькина сестра прекрасно готовила, в одиночку умела управляться с хозяйством, имела кроткий ласковый характер. Жизнь бок о бок с постоянно экспериментирующим колдуном отучила ее быть излишне любопытной и пугаться всяких пустяков вроде мышей (иногда наполовину препарированных) или внезапно взрывающихся предметов.
Словом, не было ничего удивительного в том, что Гера с первых дней заделался для Лернэ главным помощником, чутким собеседником и вежливым попутчиком в походах к колодцу и на рынок. Юноша смотрел на прелестный лик Лернэ с немым возвышенным обожанием, он носил бы ее на руках целыми днями, да и не только, будь у него чуть поменьше совести.
— Садись за стол поскорее, — пригласила Лернэ Геру. Голос у нее был тоненький, чистый, словно весенняя криничка. — И ты садись, Ристя. Я пока Климу и братишку позову. Тенька!
Как будто в ответ на чердаке, где располагалась Тенькина лаборатория, что-то гулко лопнуло, а вниз по лестнице заструился густой сизый дым с запахом серы. Ристинка сморщила нос, Лернэ только кротко вздохнула. Подобные казусы в этом доме случались по несколько раз в неделю.
— Тенька, блины стынут!
— Иду! — неразборчиво донеслось с чердака. — Лерка, у вас там надымило?
— Да, очень!
— Что?
— Очень дымно стало, говорю. Тенька, блины...
— Что-что?
— Дымища, не продохнуть! — гаркнул, не выдержав, Гера и подошел к лестнице. — Тенька, потом свои опыты закончишь, сестра зовет!
— А Клима уже спустилась? Что? А, нет? Я задержусь еще, тут так интересненько все выходит...
— Клима! — хором заорали Гера и Лернэ, потом юноша продолжил один: — Иди завтракать и по пути выцарапай Теньку с чердака!
Ристинка тем временем сидела за столом и с печалью косилась на остывающие блины, которые воспитание не позволяло есть в одиночестве. Так у них начиналась большая часть трапез. Лернэ готовила, Ристя помогала. Иногда присоединялся Гера, или же он первым спускался на запах еды. А потом битый час ждали Теньку с чердака и Климу со второго этажа, которая имела привычку запираться в своей комнате и делать там, по мнению бывшей благородной госпожи, смерч знает что. Надо сказать, спален на втором этаже было три, пусть и небольших. И лишь Климе отвели отдельную комнату, что раздражало неимоверно. Ристинка ютилась с Лернэ, Гера спал с Тенькой. Иногда, если было совсем уж невмоготу и хотелось одиночества, Ристя уходила вниз и спала на печи. Правда, когда Лернэ это замечала, то принималась ходить под печкой, пытаться Ристинку искренне пожалеть и чем-нибудь помочь, что сильно раздражало, ведь помочь это милое создание ей ничем не могло по определению. Разве только оставить в покое.
На этот раз Клима "снизошла" до обеда раньше колдуна, хотя такое бывало нечасто. Пока Гера и Лернэ на разные лады звали Теньку, обда устроилась во главе стола, совершенно не смущаясь налила себе отвара ромашки и положила на тарелку блинов с медом.
— Вообще-то в приличном обществе принято есть вместе со всеми, — не вытерпела Ристинка, глотая слюну.
— И что? — Клима налила на блин меда, свернула золотистый масляный кругляш в трубочку и с аппетитом откусила.
— Ты считаешь наше общество неприличным?
— Я считаю его выше приличий, — как ни в чем не бывало отбрила обда, невозмутимо кусая блин снова.
— Деревенщина, — процедила Ристинка, нюхая аромат блинов и отвара, но не в силах поступиться принципами.
— Лер! — тут же позвала Клима. — Выдай Ристе дополнительные три вилки, пять ложек, четыре ножа и хрустальный бокал.
— Чего? — захлопала глазами Лернэ. — Ристя, тебе зачем? У нас хрустального нет, только деревянный кубок из-под пива...
— А, хотя, нет, не выдавай, — обда сокрушенно качнула головой. — Там все равно не предусмотрен комплект для блинов с медом. Увы, Ристя, ходить тебе голодной. Брысь из-за стола, неприлично сидеть там, где не можешь съесть ни кусочка.
— Ристя! — Лернэ всплеснула руками. — Что-то случилось? Ты расстроена? Не ешь ничего, а почему? Ристя, ты скажи, я могу что-нибудь сделать? Хочешь, мы сегодня на рынок пойдем и купим пряников?
— Не хочу, — бывшая благородная госпожа была готова сквозь землю провалиться. Естественно, Клима не могла не знать нормы столового этикета, они входят в обязательную программу Института. Но как же можно: знать и так нагло их игнорировать? Это в голове Ристинки не укладывалось.
Клима время от времени украдкой посматривала на Тенькину сестру. Но не с благоговейным обожанием, как Гера, а задумчиво, изучающе. Дело в том, что познакомившись с умницей и красавицей Лернэ, обда дня три втайне изнывала от непрошеной зависти, пока не заметила одну странность. При той нелегкой жизни, которую вела девушка, она оставалась наивной, словно благородная госпожа, выросшая среди садовых роз. Лернэ свято верила всему, что говорят люди. Всякую неважную, на Климин взгляд, мелочь она принимала слишком близко к сердцу. Чего только стоит ее трепетная забота о комнатных цветах и беседы с ними, словно с живыми людьми. А уж сколько слез было пролито, когда завял один паршивенький ромашковый куст!
— Почему она такая? — спросила тогда Клима Теньку. — Словно ты ее в теплице растил.
— Сам не знаю, — вед пожал плечами. — Лерка росла со всеми нами, деревенскими. Играла в наши игры, жила по нашим законам. Но она всегда такая была. Вроде не дура, но доверчивая до жути, никакой опыт пользы не приносит. Мы ее, когда мелкие были, вечно обманывали. Потом я подрос, стал умнее, запретил ребятам с Леркой шутки шутить, и сам перестал. Сейчас у нас все знают, что Лерка хоть и глупая, но все рассказывает мне. А я умный, злой и любящий брат, могучий колдун к тому же. И если узнаю, что кто-то с ней нечестно обошелся — спуску не дам. Ее, я подозреваю, только поэтому на рынке не обсчитывают никогда. Единственную во всей деревне!
И зависть прошла, сменившись желанием понять, в чем тут штука. Пока что удавалось не слишком. Наивная и чистая доброта Лернэ лежала где-то за гранью Климиного понимания.
— Да иду я, иду, — ворчливо сообщил Тенька, наконец-то спускаясь с чердака. — К чему каждый раз такое представление, что за спешка... О, блинчики!
— Руки помой! — крикнула Лернэ.
— Я мыл!
— Вчера? — съязвила Ристинка. Руки у Теньки были в какой-то темной саже, на сорочке — синеватые пятна, нос то ли в известке, то ли в очередной неопознаваемой гадости. Словом, обычный Тенькин вид после работы в лаборатории.
— Сегодня! На рассвете, — колдун придирчиво изучил руки, лизнул особенно грязный палец. — О, сладенько... надо записать...
За столом молчали редко. Клима совмещала завтраки с деловыми советами, обеды с разборами полетов (иногда с "аудиенциями", приглашая гостей), а ужины — с подведением итогов.
— Гера, ты уже перенес на карту метки, которые я тебе нарисовала?
— Как раз недавно закончил, — кивнул "правая рука". — Я не ошибся, те две деревни выше по тракту тоже наши? Но когда ты успела договориться со старостами? Мы ведь еще не ездили туда.
— Старосты сами приехали ко мне. Я принимала их сегодня на рассвете.
В голосе Климы сквозило торжество. "Смотрите, слушайте! — хотелось закричать ей. — Я держу, удерживаю, исполняю формулу власти! Обо мне уже идет слух, люди сами едут мне присягнуть, сегодня утром я приняла клятву у двоих, их кровь светилась под моей рукой. Я обда, я могу!"
Но Клима молчала, понимая, что для Ристинки и Лернэ ее восторг будет звучать нелепо, а Гера ничего толком не поймет. Обда ненавидела распинаться перед неблагодарной публикой. Тенька же и так читал все радостные возгласы в ее глазах.
— Итого, у тебя под началом уже восемь деревень, — резюмировал Гера. — За три с половиной месяца.
— Дальше дело пойдет еще быстрее, — черные глаза обды сияли. — На очереди крепости. Ближайшая — Редим.
— Это, скорее, город, — поправил колдун. — Крепостью он был в незапамятные времена, а теперь стены обветшали и защитят разве что от волков зимой.
— Ты часто бывал в Редиме? — заинтересовалась Клима.
— Больше в детстве, с матерью. Там горшки хорошие продают и огородную утварь из самой столицы, сносу нет. Собственно, поэтому в Редим и ездят. А так это жуткое захолустье. Хуже только Вириорта к северу, через него заброшенный тракт из Холмов проходит. Хотя, прежде, говорят, крупный торговый город был.
— Тебя послушать, так вся ваша ведская сторона — сплошное захолустье, — отметил Гера.
— Ничего подобного. Вон, Локит к югу отсюда, до него три дня пути. Там знаешь, сколько интересненького на рынке продается! Почти все мои компоненты оттуда.
— А полезное что-нибудь в Локите есть? — прищурилась обда. Гера фыркнул, даже Ристинка не удержалась от сдержанного смешка.
— Представь себе: есть! — Тенька уже давно привык, что эти неучи почти не воспринимают его научные изыскания всерьез. Разве что та же Клима разок-другой поинтересуется. — Через Локит идет прямая дорога из Фирондо в Гарлей, на границу. Дорогу еще при обде строили, а теперь по ней вместо торговых караванов войска маршируют. Да и сам город не чета Редиму: богатый, пусть и небольшой, стены еще крепкие.
— Локит мне пока не по зубам, — сделала вывод Клима. — В Редиме же, по моим сведениям, уже кое-что знают обо мне.
— Это благодаря тем купцам, которых ты принимала на позапрошлой неделе в доме у старосты? — уточнил Тенька.
Клима кивнула. Деревня колдуна слыла в округе довольно крупной, в ней даже имелся свой рынок: около полудюжины грубо сколоченных деревянных прилавков под пестрым матерчатым навесом. Сюда приезжали не только жители соседних деревень, но и мелкие купцы. Для Климы рынок был идеальным местом для сбывания и приобретения необходимых слухов. Это в Институте достаточно одной Гульки. Тут же приходилось постепенно расширять количество наушников и осведомителей, пусть пока невольных. Хотя, некоторые деревенские ребята постарше уже вполне осознанно помогали обде.
В окно забарабанили. Тенька недовольно нахмурился. Сухой лед был хрупок, несмотря на все ухищрения колдуна. Поэтому прозрачные ставни бились по несколько раз в год, что у него, что у прочих селян. Впрочем, люди не роптали, Тенькины ставни и без того слыли самыми прочными в округе. Это позволяло набивать за колдовство двойную цену и покупать на рынке не только самое необходимое. Но все равно колдун терпеть не мог возиться с сухим льдом, считая прибыльное занятие скучнейшим на свете, а ребятня как нарочно обожала стучать в окна и кидать камни, испытывая лед на прочность.
— Сударыня обда! — за окном маячил любопытный детский нос, весь в конопушках. — Староста зовет! Там из самой столицы приехали!
Клима зыркнула на Геру, тот поднялся и отворил дверь, впуская в дом чумазую девчушку лет семи. Явно та бежала со всех ног и по дороге хотя бы раз плюхнулась в лужу — от большого усердия. На Климу девочка смотрела важно и загадочно, довольная тем, что ей поручили передать сударыне обде новость.
— Кто приехал? — Клима тоже поднялась, отставляя тарелку с недоеденными блинами, накинула поверх теплого шерстяного платья вязаный платок.
