🏰 Второе дыхание. Часть 1. Западня

— С днём рождения, Эрика, — промурлыкала мачеха. — Не будь сосулькой, повеселись сегодня как следует.

Ингрид, как обычно, налегала на мороженое, щедро сдобренное вареньем. Губы её, и без того пухлые и яркие, казались ещё более соблазнительными, будучи выпачканы сиропом. Её алое бархатное платье с декольте до нижней границы приличий ослепительно контрастировало с молочно-белой кожей и гладко уложенными белокурыми волосами. Возраст этой женщины никому, кроме Короля, известен не было, но Эрика полагала, что между ней самой и мачехой вряд ли больше десяти лет разницы.

— Спасибо, Ингрид, — ответила Принцесса, отыскивая глазами часы, — и за пожелание тоже.

— Напрасно ты выбрала эти белые цветы, милая. Они делают тебя совсем бледной, — заметила Ингрид всё тем же мурлыкающим тоном.

— Зато ты всегда выглядишь, как клубничный пудинг, — мгновенно рассердилась Эрика.

— Девочки, не ссорьтесь! — фыркнув, вмешался Марк. — Вы обе — украшение вечера.

Ссориться, в самом деле, было совершенно некогда. Часы показывали четверть десятого — торжественная часть бала начнётся через сорок пять минут. Самое время напомнить Королю о его обещании! Принцесса коснулась отцовского плеча и позвала:

— Мне бы хотелось поговорить с тобой наедине, папа. Прямо сейчас.

— Поговорить? Да-да, конечно, — легко согласился Скагер. — Я как раз собирался сходить к себе в кабинет. Пойдём со мной, Эрика.

Он поднялся и предложил ей руку, за которую она с радостью ухватилась. Покинув зал через один из неприметных боковых выходов, лабиринтом темноватых пустых коридоров они направились к Кедровому кабинету — любимому кабинету Короля.

— Так о чём ты хотела поговорить? — поинтересовался отец, как только затихла за спиной музыка.

Принцесса перевела дух, набираясь храбрости, и молвила с улыбкой:

— Помнишь о своём обещании, папа?

— О каком обещании, Эрика?

— Ты обещал, что в день совершеннолетия я смогу попросить тебя о чём угодно, и ты выполнишь мою просьбу...

На лице отца было написано, что ничего подобного он не помнит. У девушки сжалось сердце.

— Конечно, помню, моя дорогая девочка. Так чего же ты хочешь?

И тогда Эрика — как в воду прыгнула! — выпалила то, о чём так давно мечтала:

— Я хочу в Белларию, папа! Я хочу немного пожить там одна, а потом...

— В столицу?! Одна?! — Скагер даже поперхнулся от изумления, но сразу же взял себя в руки. — Ты в своём уме? Ты забыла, что ждёт тебя за пределами Замка?

— Но папа! Ведь я же ездила туда с тобой, и всё было в порядке.

— Это совсем другое дело. Против моей Защиты бессильна даже Тангрис.

— Ты можешь распорядиться, чтобы Мангана изготовил для меня охранный амулет. Я возьму телохранителей, папа, если мне нельзя поехать одной, — в голосе Принцессы против её воли зазвенели умоляющие нотки. — Целую роту телохранителей...

— Когда придёт время, ты получишь лучший в мире охранный амулет — королевскую корону, — отрезал отец, вполне овладевший собой, и прибавил шагу. — И, боюсь, оно придёт совсем скоро, если ты сведёшь меня в могилу такими просьбами.

Едва поспевая за ним и уже сознавая, что её мечта рухнула, но ещё не веря в это, Эрика стиснула отцовский локоть и сделала последнюю попытку достучаться до Короля:

— Я должна сама увидеть столицу. Я должна увидеть Ингрию! Мне предстоит когда-то ею править, а я только по книгам и докладам твоих министров знаю, как она живёт...

— Хватит тебе пока и такого знания, девочка, — раздражённо прервал её Скагер. — Ни о какой столице не может быть и речи. Я не хочу, чтобы ты повторила судьбу своей матери.

— Я всё поняла, папа, — Принцесса сглотнула подступившие слёзы и остановилась.

— Вот и славно, — неумолимым движением Король высвободил свою руку. — Возвращайся в зал, я тоже скоро приду. Без меня, в любом случае, не начнут. Надеюсь, ты хорошенько подумаешь и сумеешь порадовать меня желанием, достойным наследницы трона.

Впереди, у двери Кедрового кабинета внезапно стало светло — там зажгли свет люди, подошедшие с другой стороны коридора, в которых Эрика узнала Мангану и Олафа, начальника Королевской Охранной службы. Оба были до крайности чем-то довольны. Заметив их, возликовал и Король.

— Какой сегодня замечательно удачный день! — пробормотал он себе под нос, скользнул по дочери коротким непонимающим взглядом, словно уже успел забыть, как и зачем она тут оказалась, повторил: — Возвращайся в зал, Эрика, — и заторопился к кабинету.

'Вот и всё, — прошептала Принцесса и всхлипнула, — вот и всё, не будет мне Белларии... Птичка в золотой клетке — вот кто я такая!' И пусть повинна в этом старая ведьма Тангрис, одержимая ненавистью к Королеве — но обижаться на злые чары бессмысленно, никто ведь не обижается на пожары и эпидемии. По-настоящему обидным было то обстоятельство, что Король пальцем о палец не захотел ударить, чтобы хоть что-то исправить ради своей дочери. Эрика ещё раз всхлипнула, зажимая себе рот, чтобы звук не разнёсся по коридору, потом вытерла слёзы и побрела обратно. От праздничного настроения, и раньше неустойчивого и хрупкого, теперь не осталось и следа.

Компания за столиком, развлекавшая себя светской беседой, при появлении Принцессы примолкла, все четверо подняли глаза на неё. Братец смотрел ехидно, словно знал, о чём она говорила с отцом и чем закончился разговор, мачеха — с привычной смесью снисходительности и насмешки, герцог Пертинад — так, словно готов был проглотить девушку целиком не сходя с места, и лишь во взгляде принца Акселя мелькнуло что-то, очень похожее на сочувствие. Герцог с полным бокалом в руке приподнялся на стуле, устремляясь к Эрике всем своим тучным неповоротливым телом, затянутым в бирюзовую парчу и украшенным орденами, и предпринял вторую попытку произнести речь в принцессину честь:

— Ваше высочество, позвольте признаться вам, что сегодня я стократ сильнее, чем прежде, пленён вашими красотой и очарованием, хотя ещё вчера я был уверен, что быть пленённым в большей мере, чем...

Но страсть к пышным словесам подвела его и в этот раз: он прервался, чтобы набрать воздуха, и в крошечную паузу тут же втиснулся принц Аксель:

— Дорогой герцог, совсем скоро наступит момент, когда вы сможете поздравить её высочество перед всеми собравшимися — разве вы не хотите и им тоже дать возможность насладиться вашим красноречием?

Раздосадованный было Пертинад на секунду задумался и, видимо, перспектива ему понравилась, потому что он выдохнул и грузно откинулся на спинку стула. Эрика улыбнулась принцу, надеясь, что он различит благодарность в её улыбке. Аксель улыбнулся тоже, а потом перевёл глаза на одну дальних из стен, плотно завешанную старинными полотнами.

— Я разглядывал портреты, пока вас не было, Эрика. Вон та дама в костюме для верховой езды — это ваша прабабушка с материнской стороны, не так ли?

— Верно, — подтвердила Принцесса. — Меня назвали в память о ней.

— Я бы с удовольствием взглянул на картины поближе. Может быть, покажете мне других ваших предков?

Эрика ответила ему слегка озадаченным взглядом, не понимая, с чего вдруг ему не терпится посмотреть фамильные портреты. 'Соглашайтесь!' — одними губами сказал Аксель. Она улыбнулась ему снова:

— Идёмте.

Взяла его под руку и пересекла зал вместе с ним, гости почтительно расступались, давая им дорогу. У портрета прабабушки Аксель и Эрика остановились, здесь рядом с ними никого не было.

— Я просто хотел увести вас от ваших славных родственников и от этого не в меру темпераментного межгорского вельможи, — объяснил принц. — Я видел, что вы вернулись расстроенной.

— Спасибо, Аксель, — от души поблагодарила Эрика.

У него была открытая и тёплая улыбка. Ни улыбкой этой, ни лицом, ни статью он не напоминал своего отца — императора Джердона, самого могущественного из континентальных правителей. От отца ему достались разве что глаза, светло-голубые и очень внимательные. Только глаза и улыбку и различала Принцесса сквозь пелену охватившей её обиды... да ещё серебряную вышивку на его тёмно-синей шёлковой рубашке, удивительным образом перекликавшуюся с вышивкой на её платье.

— Молодец наш Диграсиус, везде успевает! Не удивлюсь, если в его нарядах щеголяют все модники Континента, — со смешком заметил принц, догадавшись, о чём она подумала. И добавил серьёзно: — У вас изумительное платье. И вам очень идут ваши фрезии, Эрика. Они такие же нежные и изысканные, как вы.

Но она была не в состоянии поддерживать разговор, даже столь любезный.

— Простите меня, Аксель. Я, в самом деле, расстроена. Мне нужно побыть одной...

— О, конечно! Давайте, я подожду вас здесь, вернёмся к столу вместе, — с готовностью откликнулся он.

Она взбежала по лесенке на балкон, опоясывающий зал; оттуда, она знала, можно перейти в какой-нибудь в тихий закуток — и сидеть там, стараясь притушить обиду, пока часы не пробьют десять и не лишат виновницу торжества права прятаться от назойливого внимания гостей. Краем глаза она заметила, что за королевским столом остался только герцог Пертинад, мачеха и брат тоже куда-то исчезли.

Ниша, отгороженная плотными бархатными портьерами от коридора, распахнутыми окнами выходила в зимний сад. Он не был предназначен для посторонних, поэтому сейчас тут было темно и тихо, и лишь луна сквозь стеклянную крышу бросала бледно-голубые блики на широкие гладкие листья тропических растений. Эрика села на подоконник и закрыла глаза, вдохнула душистый и влажный оранжерейный воздух... но не успела даже вспомнить, о чём намеревалась подумать, как внизу, прямо под ней, стукнула дверь, застучали шаги, зашелестел подол женского платья.

— Как наша дурочка назвала тебя, вишнёвым пирогом? — хохотнул тенорок Марка.

— Клубничным пудингом, — раздалось грудное воркование Ингрид.

— А ведь она чертовски права... ты такая сладкая... м-м-м... и так вкусно пахнешь!

От этих слов и непристойного звука поцелуя вслед за ними Принцессу бросило в жар. То, что её мачеха и брат — любовники, Эрика подозревала давно, но получить подтверждение своим догадкам вот так внезапно... Кровь бухала у неё в висках, голова кружилась.

— Довольно, дружочек, довольно, — прервала поцелуй Ингрид. — Ещё слишком рано для десерта. О чём ты хотел поговорить?

— О нашем с тобой деле, — нервно ответил Марк.

— Я догадалась. О чём именно? Пока всё идёт по плану...

— По плану? Ты что, не видела, как она на него смотрит?! Ведь это же спутает нам все карты...

— Вовсе нет. Это лишь самую малость изменит расклад. Чего ты испугался, бедняжка? Идём, я сейчас всё тебе объясню...

И они двинулись вглубь оранжереи, алое платье мачехи пламенело среди синевато-серых деревьев. Через несколько шагов парочка остановилась, чтобы снова предаться поцелуям. Эрика соскочила с подоконника, прижала ледяные ладони к пылающим щекам и прошептала: 'Нужно сказать отцу! Нужно сейчас же сказать отцу! Пусть он увидит их своими глазами!' Её мутило от мысли, что Марк и Ингрид не только обманывают Короля самым подлым образом, но ещё и замышляют что-то за его спиной.

Так быстро, как позволял её бальный наряд, Принцесса слетела с лестницы, едва не столкнулась с Акселем, ожидавшим её с двумя бокалами шампанского, торопливо предупредила: 'Ступайте без меня, я должна срочно найти отца!' — и почти бегом кинулась к Кедровому кабинету.

Массивная дверь кабинета, покрытая снизу доверху искусной старинной резьбой, была приоткрыта. Совсем чуть-чуть, но достаточно, чтобы снаружи можно было услышать, что происходит внутри — и это остановило Эрику, уже протянувшую руку к дверной ручке. Ровное гудение голоса Олафа и сиплое карканье Манганы разом остудили её пыл. 'Силы Небесные, что я делаю? — девушка прислонилась спиной к косяку и прерывисто выдохнула. — Собираюсь сказать папе, что его жена ему изменяет... и хочу, чтобы эти двое тоже всё узнали?..'

Ставить отца в неловкое положение перед приближёнными, определённо, не следовало. Радуясь, что не успела наделать глупостей, Принцесса уже решила идти обратно, как вдруг разобрала слова, которые произнёс чрезвычайно довольный отцовский голос:

— ...И три недели отпуска каждому!

— Благодарю вас, ваше величество, — пророкотал в ответ начальник Охранной службы. — Мои люди действительно заслужили награду.

— Я бы и тебя повысил в должности, но королевский трон в нашей стране уже занят! — усмехнулся Король. — Но он точно не сбежит? Мангана, ты его как следует запер? Ты же знаешь, удержать его может только магия...

— Отлично я его запер, Скагер, — раздражение в голосе Придворного Мага свидетельствовало, что он уже не в первый раз отвечает на этот вопрос. — В подземелье магия работает как надо. Многоликий никуда оттуда не денется.

'Они поймали Многоликого!' — ахнула Принцесса, чувствуя слабость в коленях. Не многовато ли сюрпризов для одного неполного часа, прошедшего с тех пор, как она покинула свои покои?

* * *

'Злыдни болотные, как же я так влип?!' — Феликс шарахнул кулаком по стене, и к боли в травмированной ноге добавилась боль в ушибленной руке. Стена была холодная и сырая, и остро пахла плесенью. Нога, по счастью, хотя бы не сломанная, болела почти нестерпимо и требовала покоя, но стоило остановиться, и холод пробирал до костей, а сесть в подземелье было и вовсе негде. Поэтому Феликс ковылял от стены к стене, считая шаги — пять в одну и пять в другую сторону, счёт пошёл уже на вторую тысячу. Босые ступни заледенели и потеряли чувствительность — обувь с него, разумеется, сняли. Одежду забрали тоже, оставив ему только надетые им утром в дорогу кожаные брюки — удобные и довольно дорогие, как и все вещи Многоликого, норовившего отыграться за детство в обносках, но от холода совершенно не спасавшие.

Тяжёлая битая ржавчиной цепь между магическим поясом и железным кольцом в стене камеры, лязгая, волочилась вслед за пленником. Пояс, сделанный из плотной, как брезент, ткани, прошитой платиновой проволокой, нещадно натирал голую кожу. Но даже будь у него меховая подкладка, он и тогда заставлял бы оборотня рычать от ярости, поскольку назначение имел убийственное — начисто лишал пленника способности к превращениям. Подобной игрушки не хватило бы, чтобы одолеть Дар Многоликого наверху. Но Феликс недаром всегда сторонился подземелий: по мере приближения к источнику магической энергии, скрытому в недрах планеты, мощность любых колдовских приспособлений стремительно возрастала.

Спереди концы пояса скреплял плоский замок с выбитым на нём изображением трёх стеблей камыша, перекрещенных с двумя стрелами, и пленнику эта эмблема была знакома. Оковы, отмеченные клеймом давно исчезнувшей мастерской 'Камыш и стрелы', нельзя разорвать, разрубить или разрезать, нельзя отпереть отмычкой, ни обычной, ни даже волшебной, можно только открыть соответствующим им ключом. Впрочем, ни ножа, ни отмычки у Многоликого всё равно не было. Единственное, что он мог сейчас сделать — щедро сыпать проклятиями в адрес людей, надевших на него пояс, предателя Пинкуса, отправившего его в западню, а больше всего проклинать самого себя, так легко и глупо попавшегося. 'Я спятил, злыдни болотные! — бормотал Феликс. — Я попросту спятил! Наследство Ирсоль одурманило меня!' Никогда прежде он не заглатывал наживку. Никому прежде удавалось его выследить.