Не гадайте на ромашках. Книга 3

— Катит.

— Работы много?

— Хватает, ты себя береги. На рожон не лезь. Хоть Бастилию и Берлин без тебя, слава Богу, взяли.

— У меня другие задачи, это ребятам помогал, в неприятность попали. Дашка каждую ночь снится. Подгребаю её к себе, целую — просыпаюсь, подушку жму, охренеть можно.

— У меня, примерно, та же история. Пива нашего, в баньке хочется, да с таранькой. Завалимся в баньку, а, Бугров, по возвращению?

Они проболтали до утра, так и не уснув, а с рассветом Роман собрался в путь. Навестив сержанта и оставив для него пакет с соками и фруктами, спустился к бронетранспортёру.

— Ещё немного осталось, скоро ротация,— хлопнул его по ладони Димка.

— Да, год пролетел, как в кино. Я поехал. Обнимемся на дорожку.

Время оно и есть время. Для кого-то тянется, а у кого просто летит. Человеку опять же не угодишь. Кто-то хочет ускорить, а кто-то наоборот замедлить его бег. Каждого крутят свои обстоятельства и быстро улетающая жизнь. Ребята возвращались. Срок их пребывания отсчитывал последние денёчки. Девчонки готовились встречать борт. Погоняли по магазинам, накупили нарядов и как всегда, собравшись в просторной профессорской квартире, занялись примеркой. Огромная Лизавета, в одежде для беременных, держалась от носящихся без царя в голове подруг подальше, чтоб упаси бог не задели и выглядела расстроенной.

— Жую, жую, устала уже. Ничего рожу, потом прифранчусь.

Девчонки переглянувшись улыбнулись.

— Помечтай, подруга. Я тоже так думала. Родишь, нянчить будешь. Потом тебя заплюют, обслюнявят, руки о твой подол вытрут. Тут уж не до нарядов и тряпьё сойдёт, — развеивала её грёзы Лена.

Лиза надулась, но жевать не перестала и с места не поднялась.

— Когда-нибудь всё равно это кончится, — не отчаивалась она. — Любишь ты Ленка всю надежду на корню притоптать. Помечтать не даёшь, подруга. Дарья, чего ты опять костюм взяла, платье тебе лучше шло, к глазам и вообще. Опять для Бугра стараешься, чтоб ему аж на взлётной полосе, трахнуть удобно было. Вот, смотрите, не смейтесь, юбка с запахом, кофта с запахом, сплошное удовольствие.

— Лиза, как грубо, — шлёпнула по руке подруги Даша, забирая наряд.

— Зато честно.

— С аэродрома, девочки, все мчим к нам, — напомнила Лена. — Даша, ваши утром подъедут?

— Да, сегодня звонили, Зинаида Валентиновна уже на старте.

Их девичьи посиделки прервали.

— Волнуетесь, красавицы,— усмехнулся, вошедший с внучкой Николай Николаевич.— Скоро папа прилетит к Машеньке.

— Па — па,— повторила девочка непонятное слово, сбегав за книжкой с картинками самолётов.

— Лиза, хватит жевать. Ты не родишь, — прицыкнул профессор.

— Я морковку. Да, не ешь, а если хочется?!

Возвращение миротворцев — праздник не только для встречающих родных, но, в первую очередь, частей, отряжающих своих бойцов в такие походы, инструкторов, готовящих разношёрстные отряды, в один слаженно работающий монолит. Тем более обошлось без потерь, вернулись все. Перепонки рвёт оркестр, парадное прохождение, приветственные речи. Нетерпение увидеться с близкими подгоняло и встречающих, и командование. Наконец строй распустили к радости и тех и других. Два потока сошлись в одной большой радости. Каждый, высмотрев своих, бежал навстречу. Порядок было уже не удержать даже с помощью бойцов. Которые махнув рукой отползали в сторону. "Чёрт с ним, пущай расшибают лбы!"

— Кажется, мы единственные стоим неподвижной кучей, — покрутила головой Даша. Но беременная Лиза, Миша на протезах, Лена с дочкой, профессор в возрасте сковывали маневры. С многочисленными букетами терпеливо ждали подхода ребят. И они прорвавшись сквозь сошедший с ума от радости народ спешили к ним. Ох что тут началось...

— Сыночек, родненький, — повисла на Ромке Зинаида Валентиновна. Но, как всегда матери досталась только спина, а всё остальное рухнуло на Дашу. Бугрова облепила родня, стараясь подержаться хоть за что-нибудь. Через десять минут каждый получит свои индивидуальные объятия, а пока все довольствовались всеобщим порывом. С Димкой происходило то же самое, только здесь любви досталось больше орущей дочурке, тянущей ручки к маме, деду, дяде Мише, но только не к этому чужому чёрному от загара дяде, к которому все подталкивали её и называли папой.

Перецеловавшись по несколько раз, забрав вещи, кое-как расселись по машинам.

— За мной, детишки, гуляем, — обрадованный приездом зятя, приглашал профессор.

— Николай Николаевич, вы непохожи на себя, — удивился Димка.

А профессор вцепившись в локоть зятя заговорщечески шептал:

— Дмитрий, мы с тобой запираемся в кабинете, и ты мне быстренько рассказываешь, что из твоей поездки получилось.

Лена вовремя заметила такой непорядок со своей собственностью.

— О нет, — взмолилась она. — Только не сейчас. Папа, он мой.

Семейство Лизаветы удобно разместилось в машине Громовых. Там никто ни куда не ездил. Все сидели на месте и поэтому разговоры шли о насущных делах.

— Лиза, как ты себя чувствуешь? — интересовалась Надежда Фёдоровна. — У тебя, рассказывала Даша, были проблемы, может, помощь нужна, скажи?

— Жена права, не стесняйся, Лиза, — поддержал и Громов.

— Не надо ничего, держусь пока. Спасибо вам с Фёдором Егоровичем за Мишу.

Громов улыбнулся во внутреннее зеркало.

— Он сам молодец. Миша, вытянем заводик?

Довольный похвалой парень кивнул.

— Непременно.

Громов продолжил разговор.

— Дерзай и ребятам своим армейским поможешь. Ромка приехал, может, и ещё что придумаете. Разворачивайтесь.

Даша с Романом качались на заднем сидении машины Бугровых. Притиснутая к мужу она почти теряла сознание. Смесь горячего дыхания и мужского пота пропитавшего камуфляж туманила голову, делая не послушным язык и безвольным тело. Краснея и бледнея, она пропадала в плену его нетерпеливых рук, горела на его губах, крутилась в водоворотах страсти наглых глаз. На секунду выныривая из этого кипящего омута, чтоб глотнуть глоток воздуха и опять уйти в тот безумный водоворот.

Зинаиде непременно требовалось хоть в полуоборота, а повернуться, посмотреть. Сынок же. "Живой и слава богу! Вон как к жене прилип, то и гляди слопает..."

— Не крутись ты постоянно, неудобно же, — осёк жену Фёдор Егорович.

Зинаида не позволила себе такую роскошь, как смолчать:

— Весь в тебя, яйца жить спокойно не дают.

О! У того отпала челюсть.

— Не понял, ты чем не довольна?

Она отмахнулась, как от назойливой мухи.

— Челюсть подбери... Хоть бы с родителями поговорил, рассказал, как жил. Дитёнок ведь наш, — всхлипнула она.— А ему баба наперёд.

Фёдору не понравился разговор тем более с намёками и он пробубнил:

— Расскажет ещё, может быть. Детку нашла, мужику под тридцать катит.

— У мужиков нет сердца, — не сдавалась Зинаида, приложив к глазам платочек и ещё раз смотав назад головой.

Фёдор ухмыльнулся и горячо зашептал:

— Представляешь, как ему сейчас горячо. Хочется, а не развернёшься и ты ещё пялишься, — посмеивался он. И встретив её уничтожающий взгляд поторопился с объяснениями. — А чё, давай в магазин забежим. Пусть они в машине посидят.

Её брови поднялись. Ах прохвост... Говорит так спокойно, как будто речь идёт действительно о воде. Эти мужики, как выводок гномов: один за одного.

— Похабник, смотри лучше за дорогой,— выразила она своё отношение к его предложению в желании помочь сыночку.— Потерпит.

Только Бугор ждать уже не мог и от этого крутил в голове десяток вариантов ища выход. Естественно, нашёл.

— Пап, — тронул Роман за плечо отца. — Останови у супермаркета, купите воды, пить хочется. -Его севший враз голос звучал глухо и просительно.

— Вот, что я говорил, — развёл руками Фёдор Егорович, сверля глазами жену. — Мы и сами сынок хотели остановиться и именно за водой, маму жажда замучила. Минут двадцать, и мы вернёмся, посидите.

— Вот только меня не путайте,— поджала губки Зинаида.

— Ромаха, тебе какую купить, — сунулся к сыну он, но, наткнувшись на сумасшедший взгляд, отпрянул.— Я понял, любую. Оно и понятно разницы никакой.

Зинаида вышла, грохнув дверью. Её неодобрение досталось машине. Эти мужики не отдают отчёта своим поступкам. Что в голову и яйца ударило то и воплощают в жизнь. Ни терпения, ни стыда... Ни могут никак чинно благородно. Всё надо перепоганить. Так хорошо ехали... И вот приехали. Тьфу!

Фёдор замешкался у входа в супермаркет, звонил Громов, обеспокоенный их отставанием, он искал Бугровых. Ещё бы, ехали, ехали и потерялись.

Фёдор, оглядываясь на машину и жужжащую пчелой жену ищущую кого бы ужалить, полушёпотом объяснял:

— Ты ж понимаешь, Роман горит. Пошли с Зиной воды купить. Ребят в машине оставили. Вам там ничего не надо купить, а-то можем. Ладно не зубоскальте. Догоним.

Фёдор представлял, какой в машине Громова, конечно же, стоял хохот. Так и было.

— Вот комики, — хохотал Громов. — Я представляю, что сейчас в машине делается. Стёкла хоть у тебя тонированные?

— Выдержит та машина, новая всё же и со стёклами порядок. Ну не мог я... У него слюна капала... Зина ворчит.

Вместе с Громовыми в машине смеялись Лиза с Мишей.

— Гадали, что, это будет лётное поле. Ан, нет, Бугор, дострадал своё до машины.

А объект их насмешек сгорал на груди жены не в силах побороть долго сдерживаемую страсть.

— Дарья, я помну твои наряды, — рычал Бугров, придавив жену.

Если б только беда крылась в этом, то это и не беда вовсе, а ерунда. Он же всё превратит, как правило, в тряпьё... Ему нужно быстрее добраться до её тела и этот ненормальный идёт кратчайшим путём. Дарья нежно лепеча слова любви по ходу пробовала растолковать ему инструкцию и поняв — не достучаться, сделала всё сама...

— Только не рви, всё просто в обращении.

До Романа сейчас плохо доходило то, что она делала со своим нарядом. Его стон был о другом.:— Прости за грубость, малыш, я сейчас не люблю, а беру тебя. Нет сил терпеть, пожалей меня ненормального, не сердись. Мне б жажду только утолить, напившись из твоих губ. Ночами снилась твоя колыхающаяся грудь. И вот это всё рядом, я могу сжать её рукой. Забрать розовую вишенку соска губами и поласкать его язычком. Какое это счастье касаться твоего животика, нырять в кружево твоих волос. Моя женщина, только моя, — стонал Бугров над плавившейся от такого жара женой. — Я не должен был останавливать машину, что эти жалкие минуты для нас, но не могу больше ждать, находясь в такой близости от тебя, зайчонок.

Зинаида гуляла по супермаркету с испорченным настроением. Какое уж тут настроение с её ненормальными мужиками... Ходи вот теперь. Без интереса разглядывая товар и считая минуты, она скучая о сыне рвалась назад.

Фёдор пользуясь бесполезным гулянием попытался сломать её настрой:

— Зин, да ладно тебе. Вырос он. У него своя жизнь, своя семья. Мы с тобой уехали от своих, только нас и видали. Он нормальный мужик. И сын неплохой, нам не за что Бога гневить.

— Не заливай. Прошли там твои двадцать минут. Сколько ещё тут торчать?

— Подумаешь, поизучай товары, велика беда. Почём добро у них и какие цены у нас. Стоящее дело.

Зинаида застыв статуей, от гнева и возмущение вдруг покрасневшей, бубликом воткнув руку в бок, наехала на мужа:

— Нет, ты мне скажи, что за порода у вас такая кобелиная?

Фёдор проморгавшись и в принципе готовый к её не скорому остыванию, парировал:

— Нормальная порода, самая мужицкая. Давай ананасов купим и бананов побольше. Фрукты не пропадут, съедим. Зин, ты ж сама горячая. Молодое ж дело, нас вспомни.

Она развернулась и в сердцах, аж топнула.

— Вспомнила, потому и злюсь. Воды не забудь, сутенёр.

— О, а я причём? — щипнул жену за бочок Фёдор. — Вообще-то, я не знаю, но, может, он в тебя пошёл? Как заведёшься...

Зинаида оглядываясь по сторонам, быстро закрыла ему рот.

— Тю, скаканул, с больной головы на здоровую. Пошли уж что ли. Хватило им на первое время червячка заморить.

Набрав пакеты продуктов и воды, долго топтались у машины, шумя и разговаривая, пока решились постучать.

— Ребятки, мы воды принесли, — предупредил ангельским голосочком Бугров, боясь открыть дверь.

— Чего ты, Фёдор, церемонию развёл. — Погрохала по лакированным бокам Зинаида. — Кончайте с любовью, ехать пора.

Фёдор заметил:

— Аккуратно колоти, машину испортишь.

— Ах, ах, если они её не развалили, то моему кулаку такое не под силу,— дёрнула за ручку она. Подержала открытой давая выветрится жару.

В салоне не удержалась, мельком зыркнула назад. Даша красная, как рак, но живая, улыбается. Зина передала дух: "Не замучил до конца. Слава богу!"

Передавая ситро, Фёдор Егорович, зная медвежью хватку сына, поинтересовался у снохи. — Дашутка, как ты, в магазин одежды заезжать не надо?

Даша решительно помотала головой. И перебивая сомнение свёкра перешла на человеческий язык.

— Всё цело, — уткнулась она в плечо мужа. — Я меры безопасности приняла.

Роман недовольно заворчал:

— Не можете вы дипломатично, непременно надо в лоб. Будешь водичку, детка?

— Поехали, наконец-то, — взорвалась Зинаида. — Доведёшь, я тебе приложу сковородой дипломатично к одному месту. Энергию тратите всю впустую. Детей не делаете. А я внуков хочу.

— Наша мама разошлась, как марафонец, не догонишь, — погладил её руку Роман. — Я тебя очень люблю, и скучал по вас с батей. Не ревнуй к Даше, она моя жена.

— И с чего она так взвилась, — оправдывался Фёдор Егорович. — Спросил только, всякое ж бывает, зацепилась, может, за что-то. Дай думаю, спрошу.

— Зацепилась, в машине? Не смеши меня. Разве что за Ромкино нетерпение. Бурлит, как брага на дрожжах, вот — вот выстрелит. А внуков нет.

Фёдор посмеиваясь отвернулся, пробубнил:

— Да, ладно тебе, дотерпит, скинул же уже главный выбух...

Зинаида, пряча улыбку отвернулась к окну... "Какие они бедовые эти Бугровы, но лучше их нет".

Димка всю дорогу до дома пытался понравиться дочурке, позволяя выделывать с собой всё, что ей заблагорассудится. Но очень скоро она постаралась перебраться на руки матери. — Придётся приложить не мало усилий, не всё так просто, — огорчился Дима. — Такая смешная стала. Я многое пропустил, Леночка. Прости, детка. Следующего ребёнка выращиваю сам.

— Это как?— прыснула она.

Димка на полном серьёзе заверил.

— Молча, ты рожаешь. Я воспитываю.

Девочка попрыгав по рукам опять перебралась к отцу. Наверное потому, что новое притягивает, а возможно вспомнила что-то о нём. Димка с нежностью прижал вновь к груди маленькое лупоглазенькое существо с большим бантом.

— Папа,— выговаривала дочка, давно заученное слово, тыча слюнявым пальчиком в глаза и нос отца. Поковырялась в губах, пытаясь просочиться сквозь зубы. Проверила на прочность уши. Потом аккуратно расправила складочки помятого под его пальцами платьица. Его сердце запрыгало. Умница.

— Одно удовольствие — волосы короткие, а-то и скальп бы с меня стянула. Так никакого кайфа ей от моей стриженной головы нет. Ах, моё сокровище, — нежничал Димка. — Папу лысым хочешь оставить. Какой маленький пальчик, а сопливый носик похож на крошечный грибок.