В результате он объехал чуть не полмира (по крайней мере, ту часть, куда его пускали). Поучаствовал во множестве конференций и на многих вместе с Надей. Когда они были вдвоем, он нагло прогуливал сессии, семинары и рабочие группы, бродя с ней по незнакомым городам. Что может сравниться с привлекательностью познания мира вместе с любимым человеком? Во всяком случае, не занудные доклады, которые он сам был мастер сочинять. Ему бы и давали за это нагоняи, но у начальства самого было рыльце в пушку на счет конференций, так что все относились к прогулам с пониманием.
Несколько раз Надя принимала участие и в археологических экспедициях. Особенно примечательной оказалась поездка в Индию. С профессиональной точки зрения, почти каждая археологическая партия была интересна, но в тот раз они ехали с Надей в страну, в основе которой лежала своя собственная древняя цивилизация. Он постоянно ловил себя на том, что его интересуют не столько древние раскопки, сколько живая культура, философия и мистика этой чудесной, хотя и грязноватой страны. Он все время сравнивал индуизм с миром майя и космогонией толтеков. Эти две системы мировосприятия чудным образом противоречили и совпадали друг с другом. Они вдвоем с Надей чуть не все вечера проводили, играя на сопоставлении мирозданий, традиций, пантеонов богов, мистических практик... И все-таки, больше ему в жизни не пришлось пережить такого мистического опыта, как в мексиканской сельве.
Да, он мог сказать себе, что жизнь удалась. У него имелось профессорское звание и кафедра, были прекрасные дети (сын и дочь уже пенсионного возраста), взрослые внуки и почти взрослые правнуки. У него было уважение не одного поколения студентов. Его не мучили серьезно болезни. Но сейчас он остался один. И одиночество оказалось самым страшным врагом. Хорошо, что он знал, как с ним бороться, да и внуки с правнуками не оставляли. А дед, в свою очередь, знал, как их заманивать в гости.
Попив чаю, он еще посидел, глядя в окно на осенний унылый пейзаж. С третьего этажа просматривалась часть небольшого сквера с серыми деревьями, на которых еще висели остатки пожухлой листвы, и выглядывал кусочек улицы с довольно оживленным движением. Он знал до малейших деталей этот тусклый натюрморт. Сколько он так, задумчиво глядел на него, особенно первые месяцы, когда Нади не стало. Вот и сейчас он с каким-то автоматизмом отметил про себя, что жизнь течет своим чередом. Те же люди в то же время изо дня в день совершали заученные передвижения по видимому из окна пространству.
"Но надо зачем-то жить дальше. Зачем? — Может, за тем, чтобы передать слова Пернатого змея какому-то гостю, который должен пожаловать? — Константин Алексеевич усмехнулся: И все-таки, наверно, обманули его индейские боги. Хотя он еще не умер, и гость еще может и прийти". Старый профессор не спеша встал, тяжело опираясь на край стола, и стал прибирать со стола немного непослушными, подрагивающими руками. Эта неловкость в теле досадовала, но он всегда себя подбадривал мыслью, что могло быть и хуже. Ведь в его возрасте самому управляться по дому — не шутка.
Он благополучно перенес посуду в раковину и убрал булку, масло и сахарницу по своим местам, но вот с ножом вышла незадача. Он попытался ухватить все вилки-ложки сразу и, конечно же, уронил на пол нож. Он смотрел на него и понимал, что наклониться не сможет, присесть тоже. Вернее сможет, но вот потом принять вертикальное положение будет весьма непросто.
"О господи! Склероз! — сын же презентовал этакую клюшку — не клюшку, что-то вроде палки-хваталки, которая хватала с полу все, когда на ручке нажимался крючок: Где же она была?"
Вскоре он справился с проблемой, и нож с помощью чудо инструмента был водружен в раковину. Вообще, главное, что ему было нужно — это не спешить. А так, не суетясь, он даже еще выходил на улицу и покупал в ближайшем магазинчике продукты, не говоря о всех остальных домашних делах. И времени на тоску много не оставалось.
Он привык всю жизнь находиться на острие науки и технологий. Вот и сейчас, по мере сил старался не отставать от компьютеризации и мог блуждать в Интернете не хуже малолетних правнуков. Но, в отличие от малолеток, он хорошо знал о современных врагах человека, которые стремятся захватить разум и оболванить, превратив его в приставку к телевизору или компьютеру. После того, как он заметил, что не может оторваться от Тетриса, Арканойда и Принца Персии, дал себе зарок не играть в игры, и теперь с удовлетворением посматривал на других, гробящих свою жизнь на виртуальные эрзацы действительности. После "Изаур" с "Санта Барбарами" поклялся не смотреть фильмы, в которых больше пяти серий. После особо долгих посиделок в чате он снес "Аську" и стал пользоваться только электронной почтой или телефоном. А после перестроечно-демократических дебатов и, тем более, после "профессионально подготовленных" выборов, завел привычку не уделять политике более десяти минут в день.
Зато он знал, что может всегда и о чем угодно спросить дядюшку "Гугла" или сестрицу "Википедию" и даже сам кое-что туда писал. А еще он с помощью внуков оцифровал себе все свои старые фотографии и даже видеоматериалы и теперь компьютер послушно выбрасывал ему на "обои" картинки из жизни. А недавно прочитал статью, что по каким-то там статистическим исследованиям, увлечение компьютерными технологиями и вообще постоянная работа головой продлевают жизнь и не дают мозгам тупеть вплоть до самой глубокой старости. Зачем ему продлевать жизнь без Нади он не знал, но вот тупеть точно не собирался. Хотя...
"Да, о чем же это он думал? Вот незадача... — склероз и рассеянность все-таки помаленьку доставали: А! Вот о чем!" Только с помощью компьютера он в полной мере осознал, что имела в виду Чиракан — прекрасная богиня, когда говорила, что мистика толтеков еще пригодится и будет инспирировать миллионы людей. Действительно, не только Карлос Кастанеда, но и многие другие обратились к философии и космогонии древних индейцев и пытаются ее развивать в рамках современного майянизма. Сам он не очень верил в 2012 год и конец света — слишком много он знал подобных несбывшихся предсказаний, да и критическое сознание не давало верить ни во что, разве только в богиню из собственного сна. Тут ему просто некуда было деться — слишком много неопровержимых доказательств оказалось представлено. Так он и жил, зная о религиях мира, как никто другой, но не способный поверить ни одному богу, даже индейским — уж больно сильно отличались те двое, из сна, от изображений индейских идолов.
Да, индейские идолы... Что-то странное происходило в последнее время. И не столько с ним, сколько с его снами. Ему уже с месяц, как снились жутковатые сцены жертвоприношений на пирамидах Теночтитлана. Причем, иногда он находился в группе жрецов, иногда жертв, но еще никогда его не освежевали на большой разделочной доске для заклания. Так что совсем кошмарными, сновидения назвать было нельзя. Но вот последние дни темы снов явно сменились — он уже не участвовал в жертвоприношениях, а общался с какими-то существами, вроде индейских богов. Они оказались странные — не похожи на тех персонажей, которые были известны по древней мифологии. Однако боги у майя и ацтеков исчислялись если не тысячами, то сотнями и наверняка сказать, кого он встретил во сне, не представлялось возможным.
Первый раз он увидел их, восседавшими на пирамидах в месте, похожем на столицу ацтеков. Причем, масштаб этих существ оказался такой огромный, что они пользовались пирамидами, как табуретками. Собственного размера Константин Алексеевич как-то не воспринимал, но все-таки чувствовал, что был хоть и маленьким, но все-таки сопоставимым с созданиями его больного воображения.
Да, сейчас, сидя у стола, он вспоминал сны и не мог назвать этих монстров иначе, как выдумкой больного воображения. Они, скорее, походили на египетских божеств, так как, имея тела людей, носили головы ястреба, ягуара и змея. Насколько он знал индейские пантеоны (а он их знал хорошо) их боги имели человеческий облик, но часто были дуальны и могли принимать животный вид. Однако в животном воплощении они менялись полностью, а не так: тело от человека, а голова от верблюда — ерунда какая-то. Тем более он пришел в тупик от вида типа с головой змея или ящера. Ведь, когда-то полвека назад Костя беседовал с великим Кетцалькоатлем, Пернатым змеем, и знал, как он выглядит.
Боги-демоны не просто восседали, а водили какие-то беседы. Смысл бесед почему-то было трудно уловить. Все время казалось, что они скажут что-то очень важное. Он вслушивался, но улавливал только обрывки фраз, типа: "...тропы отныне ведут к нам...", или "...как мотыльки, души слетаются к нашему Гуитцилопочтли...", а то еще такое — "...они запоминают наши образы и идут на них в свой последний час...". Было и еще много другого, но профессор мог воспроизвести в памяти только эту малость.
Он сидел и размышлял: "Был ли это настоящий Кецалькоатль? Почему же он тогда выглядел так странно? И если это не просто сон, то почему Пернатый змей не узнал своего старого знакомого? Хотя боги как будто вовсе и не видели гостя. Но что за тропы и почему те должны вести к богам? Если подразумевалось, что тропы толтеков, то почему тогда "отныне"? Что, толтеки раньше к ним не ходили? Ладно, Гуитцилопочтли — это невыговариваемое воплощение главного бога в теле орла Константин Алексеевич слышал еще от Пернатого змея, но являлся ли тот демон с ястребиной головой, орлом? И кто должен запомнить образы богов, чтобы пойти на них?" — все так запуталось, что можно сойти с ума. Поэтому профессор решил не рисковать своей старой головой и просто выкинул из нее всю эту псевдо религиозную муру.
Сегодня он ждал к себе в гости правнуков: двух мальчиков одиннадцати и шестнадцати лет Ивана и Игната — внуков старшего сына Николая и сыновей внучки Даши. Он их заманивал к себе возможностью оторваться на его двух компьютерах: поиграть и поболтаться по сети. А взамен заставлял ребят послушать немного сказок про тайны индуизма, древнего Египта или еще что-нибудь из своей долгой жизни. Старик соблюдал осторожность — знал, что легко мог стать для ребят старым болтливым чучелом, поэтому никогда не рассказывал им истории дольше пары десятков минут кряду. А еще водил с ними "серьезные" беседы о новинках компьютерного рынка. Именно со старшим правнуком они оцифровывали и редактировали старые домашние видео. Деда Костя не жалел пенсии на электронику, а Игнат не давал ему тратиться на продукцию для лохов и чайников. Так вот и образовался у них тандем через три поколения. Оказалось, что не всегда стар да млад наивны и глупы.
Он еще из окна увидел двух, деловито спешащих к его подъезду подростков, и сам поспешил к двери. Как раз, пока те добегут до подъезда и поднимутся наверх, он успеет дошаркать до двери.
— Привет, деда! — серьезно сказал Игнат, старательно храня свое молодое достоинство.
Дед только понимающе улыбался — когда-то, много десятков лет назад и он боялся уронить это несуществующее и так мешающее жить наигранное отчуждение. Но нельзя ни смеяться, ни советовать — каждый эту мудрость постигает и переживает сам, и счастлив тот, у кого от рождения не так много этого павлиньего чувства и достаточно ума и сил преодолеть его с возрастом. Но пока одно неверное слово может оттолкнуть молодежь от старика и превратить деда из "своего парня" в "брюзжащего зануду". Слава богу, он еще мог замечать эти нюансы — ведь чем старее он становился, тем больше его сознание пыталось уйти внутрь себя, до бесконечности перемалывая события длинной жизни. Так, например, Константин Алексеевич понимал, что уже никогда не сможет улавливать разницу между модным и не модным. Слишком уж много раз мода — эта ветреная вертихвостка, совершала циклы, возвращаясь к старым покроям и формам. Так же, как не сможет с удовольствием слушать их рэпа. Но ведь этого и не требовалось — у него было, что предложить ребятам взамен.
— Привет, мои юные компьютерные специалисты!
— Деда, ты опять? — наигранно покровительственным тоном произнес Игнат. — Мы же договорились!
Деда действительно запамятовал, о чем это они договорились, но выкрутился из положения с былым профессорским изяществом:
— Ну, если ты обижаешься на юных, то для меня все, кто моложе шестидесяти, юные, а то, что вы для меня компьютерные маги и профи, просто не вызывает сомнения — где же я еще себе таких спецов найду?
— Ладно, — смилостивился Игнат, на ходу раздеваясь, — пойдем посмотрим, что там еще можно с тем видео сделать. А ты Ванька пока в чат войди, прямо там и поспрашиваем, если что глючить начнет.
— Нетушки, разбежались! — возразил дед. — Вы ведь прямо со школы. А мне не светит от вашей матушки нагоняи выслушивать. Идем, хоть чайку попьем.
— Дед, а ты расскажешь про то, как Пернатый Змей столицу Ацтеков строил? — вдруг вспомнил младший правнук обещанную байку.
— Конечно, Ванюша. Только не строил, но то, что он был самый великий правитель, это точно.
— Заметано, — согласился Игнат. Его слово в этой компании являлось решающим. — Пьем чай, потом я ковыряюсь с видео, а вы сказки рассказывайте.
Деду Косте нравилось играть в подчиненного — уж слишком многое в жизни приходилось брать на себя, и теперь было забавно наблюдать, как взрослеют и набираются опыта ребята. Но сейчас он чуток обиделся:
— И все-таки Игнат, хоть это и интересно, но мои рассказы не сказки, а предположительная историческая правда.
— Ага! Только у этой истории столько толкований, что понять, где там сказка, а где быль...
— Ты не по годам трезво рассуждаешь, и ты прав — вероятность, что это правда, довольно невелика. Но, к сожалению, это все, что есть у историков, а без нас и того бы не было. И все равно, то, что мы знаем, подчас удивительнее любых сказок.
— Да ладно, деда, я же так просто ляпнул. Сам с удовольствием послушаю.
...Они уже пару часов занимались всякими интересными делами. Игнат, видимо наученный матерью, самоотверженно помог накрыть на стол и даже помыл посуду. Дед пребывал в тихом восхищении — сам ведь в молодые годы, может, и не догадался бы старикам помогать. А потом, как и договаривались, все занялись делами. Слаженный ритм их увлечений нарушил звонок сына, Николая:
— Привет пап, как поживаешь?
— Вот, с правнуками техникой занимаемся. Да и что мне сделается? Я уже давно перевыполнил все обязательства по долгожительству и теперь бонусы использую. Так что, если и помру, сильно по мне не печальтесь.
— Пап, ну что ты опять заладил? Если скучно или тяжело, давай к нам переезжай жить. Места хватит.
— Нет, что ты, какой пессимизм! Ты ведь знаешь, я этим никогда не страдал. А здоровье у меня нормальное. Как говорят, если в моем возрасте проснулся и ничего не болит, значит уже помер.
— Шутки у тебя пап, какие-то индейские — хорошо, что еще не кровавые...
— Ну, это уж как получается. Но ты же знаешь, я тут как будто все еще с мамой живу. А уеду — тогда моя жизнь окончательно и разрушится. Ты уж прости, но пока есть силы, я здесь буду сидеть.
