— Да, неужели?! И кто же, по-вашему, прислал в Ригу комплектующие, на сборочную линию, организованную паном Северским? Кстати, того пана Северского пригласил подпулковник Моровски из самой Америки? Но и он русский! А с кем нашим парижским правительством были срочно заключены договора на поставку моторов и вооружения? Кстати, все было сделано с согласия покойного ныне генерала Сикорского, скрепившего подписанные с Москвой документы своей подписью. Или кто-то думает, что Латвия с Литвой и Эстонией смогли бы нас этим обеспечить, и стали бы это делать на свой страх и риск?! И, наконец, целая серия мощных десантов и операций воздушного снабжения наших войск в коронных землях. Успех восстаний в трех северо-восточных воеводствах, это в значительной степени заслуга Советов, панове. Как бы горько это не звучало для слуха патриота Польши, но это так.

— Гм...

— Да-да, панове. И я сам, и Моровски и Берлинг с Абрахамом пришли уже на почти готовое. И не будь того содействия, Гитлер не снял бы с Западного фронта двух с лишним десятков полнокровных дивизий для обороны на Востоке. Стабилизация фронта здесь во Франции, в значительной степени заслуга Советов! Не помоги русские нашей Польше организовать свой трехсоттысячный фронт на Востоке, и здесь боши уже били бы артиллерией по Парижу! И в чем же, тогда обвиняется командир авиабригады 'Сокол'?! Какое тут предательство?

— Вы несколько искажаете цели совещания, пан Стахон. Вопрос стоит не о предательстве, а лишь о нарушениях интересов Польши. Возможно по неопытности! пана Моровского.

— Значит, это по неопытности подполковник смог добыть у русских вооружения на целый мобильный панцерный корпус пана Абрахама?!

— Что конкретно вы ставите в заслугу подполковнику?!

— Как я уже упоминал, вооружение наземных частей, отнюдь не мой круг проблем. Но в беседе с паном Абрахамом, я узнал, следующее. Перечисленные меры имели, действительно, место. И размещение в Коврове производства 'карабинов Маросжека' и ручных пулеметов для нашего Войска. И постройка в Усть-Луге заводов по выделке патронных гильз. Но за создание этих 'совместных заводов' оснащенных нашими и рижскими станками, Моровский смог выбить у русских четыре десятка тысяч финских и австрийских пистолет-пулеметов под патрон 'Люггера', и вдвое больше легких пулеметов 'Лахти-26', перестволенных под наш стандартный калибр 7,92х57. Русские вернули больше сотни тысяч наших винтовок 'Маузер' и 'Манлихер', и отдали нам много трофеев чешского производства. За оставление Рижского самолетного завода в присоединенной к СССР Латвии, Советы сейчас поставляют планеры боевых машин и авиамоторы нашим Силам Поветжным. Причем есть договор о возврате завода, сразу после заключения надежного мира в Европе. И русские же поставили в Польшу около двух сотен легких самоходок и танков с установленными на них авиапушками Шпитального-Владимирова 80-го калибра. Кстати, такие же орудия, сейчас, массово стоят на вооружении Сил Поветжных на Востоке. Даже несколько десятков тяжелых танков созданных на основе Т-28 с толстой броней и французскими 75-мм пушками усилили корпус генерала Абрахама. И ко всему этому прилагался конский состав для оснащения целой дивизии вместе со сбруей и 'белым' оружием.

— Вы все перечислили, пан Стахон?

— Вряд ли, панове. Я ведь не занимался специально учетом переданного Советами военного имущества, поэтому передаю лишь частные сведения, полученные из штаба пана Берлинга и немного личным наблюдением. Кстати, для Сил Поветжных Моровский договорился о привлечении в бригаду 'Сокол' сверх штата одного полка на французских самолетах (русского производства). И отдельной эскадрильи на румынском фронте с секретными реактивными ускорителями, произведенными по его заказу в Британии.

— То есть, все, что мы услышали о допущенных ошибках Моровски, это лишь подлые наветы?!

— Простите пан генерал, а кто именно готовил этот 'чудесный запрос', насколько я понял, полученный из штаба генерала Томме?

— Вообще-то это к делу не относится, но никакая не тайна! Запрос был сформирован по приказу начальника штаба Южного корпуса, пана подпулковника Ковальского, и заверен подписью командующего Южного корпуса генерала Томме. Сомневаться в компетенции начштаба Южного корпуса не приходится. Подпулковник Ковальский достойный офицер, награжденный за...

— Это, случайно, не тот ли пан Ковальский, с которым собирался стреляться пан Моровский во время Висленского разгрома фон Клюге и Гудериана? Думаю, не все из вас, панове, знают о той истории, поэтому стоит вспомнить ее подробней.

— Этого нам еще не хватало...

— В тот раз пан капитан Моровский командовал парашютным батальоном, из нескольких пулеметно-минометных рот, и ракетной роты вооруженной тяжелыми ракетами его собственной конструкции. По приказу штаба Войска, он высадился с батальоном, совершил марш через болота, атаковал переправы через Вислу и обороняющий замостье в шесть раз более сильный панцерный отряд 19-й танковой дивизии Гудериана, являвшейся авангардом 8-й армии фон Клюге.

— Пан Стахон, нельзя ли без столь долгих прелюдий?

— Увы, пан Халлер. Для понимания той ситуации, нужно ее себе в деталях представить. Так вот...Авангард врага батальон Моровского ударом своих ракет дезорганизовал и почти уничтожил. Кстати, там же, впервые, отметился воздушный брандер конструкции пана Моровского. Такие же недавно бомбили столицу и промышленные центры Германии. Затем при поддержке передовых рот группы 'Модлин' под командованием генерала Абрахама, батальон пана Моровского захватил и понтоны одной из двух переправ, и, вскоре, навел наплавной мост для группы 'Модлин' ниже по течению. А вот после наведения той захваченной переправы, командуя 'тет де поном' Моровский был ранен, и отозван вами пан генерал Зайоц.

— Все верно, пан Стахон. Моровский тогда вынужденно оставил командование на оказавшегося там же майора Ковальского, и получил от того слово чести, что тот не бросит его подчиненных в бессмысленные атаки. Но майор слова не сдержал, и безо всякого толку положил там полроты ракетчиков пана Моровского, за бесценок, потеряв уникальных военных специалистов.

— Именно так все и было, пан Зайоц. И вернувшийся на другой день Моровский узнав об этом, бросил пану Ковальски перчатку, которую тот не поднял!

— Панове, это-то тут причем?! Это ведь сугубо дисциплинарный вопрос!!!

— Вы уверены пан, Халлер? Затаив злость на пана Моровского, пан Ковальский сейчас фактически хотел обвинить в измене или некомпетентности офицера куда более достойного, чем он сам. Не подлость ли такое поведение, панове?! Достойно ли это офицера наших войск?!

— А я бы добавил, что это еще и несусветная глупость. Попытка убрать с фронта мастера по проведению неожиданных операций Моровского, или принизить его роль в восстановлении Сил Поветжных, окажется ножом в спину нашей общей борьбе с врагом. Вы все знаете, какой авторитет имеет пан Моровский в Силах Поветжных и у союзников. Или я не прав, панове. И стоит ли нам тогда дальше продолжать это разбирательство?

— Гм. Пожалуй, вы правы, пан Зайоц, продолжать этот фарс, действительно, не стоит. Мое доверенное лицо подпулковник Лембович докладывал из Хелма о постройке в повяте двух заводов по переснаряжению боеприпасов всех типов, и переносу сборочных и ремонтных производств самолетов и бронетехники в район Пшемысля. То есть Моровский обоснованно оставил в Польше наиболее нужные производства, которые легко восстановить. И убрал подальше от тевтонских рук, те производства, которые, при потере, заменить будет нечем. А стало быть, панове, не все столь мрачно, как нам описал штаб Южного корпуса!

— Вы правы, пан Халлер. Выполняя свою роль куратора наших производств, Моровский просто здраво разделил задачу снабжения, между безопасными районами Польши и поставщиками из большевистской России. Он вывел из-под тевтонского удара часть нашей промышленности и, фактически, заставил коммунистов танцевать под свою дудку. Я уверен, панове, в правоте решения покойного пана Сикорского и его заместителя пана Кукеля, который был передан болгарами немцам. Не поставь они пану Моровскому этих задач, количество и качество вооружения и амуниции на Восточном фронте было бы существенно меньше и хуже. Планируемые штабом операции на Востоке, также в значительной степени заслуга Моровского...

На этом странное и слабо подготовленное 'судилище над Моровски' было окончательно закрыто. Решение по проведенному штабом разбирательству было оформлено и подписано всеми присутствующими. Штаб Войска на Восточном фронте получил карт-бланш на планирование операций. А в штаб Южного корпуса унеслось оформленное пакетом неудовольствие верховного командования. Подпулковник Ковальски снова стал майором, и был назначен командиром альпийского польского батальона. Генералу Томме указали на его излишнюю пассивность при высоких потерях на Южном фронте, отобрали из его корпуса один полк для усиления Центрального фронта, и дали задание готовить предложения по десантной операции Альянса в северных районах Италии и на Сицилии. Такая дополнительная нагрузка, надежно купировала излишние амбиции генерала, и его штабных любимчиков, звезды карьеры которых плавно уходили за горизонт.

* * *

Черновое обновление от 28.11.18 / Саратовские страдания / — не вычитано //

* * *

Воскресный день выдался теплым, даром, что только март. Сидела за столом с открытым окном, поэтому крик с улицы услышала сразу. И не отвлекаясь от своего дела, ответила почтальонке.

— Эгей, Максимовна!

— Чего надо-то?

— Ты, в окошко-то выгляни!

— Чего тебе Прашка?! Говори быстрее, мне сейчас некогда!

— Да брось ты свои тетрадки-то! Я тут такое увидала!

— Что ты там увидала? Обсмотрись хоть, а мне некогда!

— Ну ка, глянь ка! А?!

— Что тебе, 'а'?

— Похож на твово-то, спрашиваю?! На Пашку-то?

— Да где ж похож-то?! Поляк вон какой-то. И всем обликом спесивый.

— А все одно словно близнецы они с твоим Пашкой-то. У меня глаз-то наметан!

— Мне ничего нет ли? Ну, вот, так и знала! Шла бы ты своей дорогой, Прасковья. Мне еще двадцать контрольных проверять.

— Скучная ты баба, Веруня! Люди, вон на Луну лететь собрались! На самую Луну!!! И главный у них на твово Пашку, будто родной брат похож. А ты... Эх ты! Ладно, прощевай Максимовна, до другого разу. А то, что тебе писем нету, это-то и хорошо. Значит все в порядке у твово Пашки на службе-то. Но и отличиться, видать, не успел еще. Ты жди, скоро напишет...

Сорокавосьмилетняя учительница, прикрыла окно, и снова взялась за тетради. Но работа больше не спорилась. В голову полезли странные мысли. Молодой поляк на фото, выглядывавший из кабины странного самолета (то ли ракеты), без винта спереди, и впрямь немного смахивал на ее Пашеньку, только возмужавшего сильно. Лицо было очень похожим. Вот только взгляд его... Куда-то вдаль, мимо фотографа, глядел он холодным чужим совсем не пашкиным взором. И хмурился он чуть-чуть по-другому.

С того странного разговора прошло почти полгода. Писем от Пашки все не было. Бывало уже с ним такое, вот только сердце щемило, от предчувствий, прямо как в тот день, когда Вовка на Волге сгинул. Писала письма Ларисе Петровской, жене бывшего пашкиного командира полка. Та, как обычно, успокаивала. Говорила, мол, секретные испытания дело не быстрое, и письма оттуда иной раз по году не приходят. В груди все тянуло тоской. Да и те письма, что Василий Иванович в тот раз в ноябре привозил снова достала. Странные какие-то были письма. Вроде все в них обычными словами расписано. Все как обычно сын писал, а чувство в груди беспокойное и непонятное. Знала, что повредил сын руку в Крыму, с парашютом прыгая. И что почерк немного поменялся, ей ясно было. Да и полковнику верила, он-то сразу видно человек хороший и врать не станет. Да, точно не врал ей Василий Иванович! И, что в Монголии вместе летали, и что с Пашкой недавно виделся, и все равно было тревожно. Холодные стали от Пашки письма. Про друзей подруг спрашивать перестал, и шуточек его дурацких в тексте больше не было.

Все лето промаялась Вера сомнениями, и за пару недель до начала учебного года, не выдержала, сорвалась в Москву. Поехала к Петровской Ларисе в гости, на ее новый адрес. Жена полковника, оказалась уже женой генерал-майора. Звания-то еще летом ввели, но не всем сразу переаттестация прошла. Расцеловались с хозяйкой, как родные. Сама Лариса после переезда ждала направления на новую работу, поэтому погулять, да поболтать, время у них было. И в Большом Театре балет 'Баядера' поглядели, и по летней Москве вместе походили, да и просто в сквере посидели, наговорились вдоволь. Вот там-то ей Лариса и показала Вере совсем свежее фото. На обороте была подпись на французском. Вера хорошо знала немецкий и хуже английский и совсем чуть-чуть испанский и французский. Их-то барин сам из поволжских немцев был, и язык Дюма не шибко жаловал. Понятно, до конца перевести сама не смогла, поглядела внизу подпись по-русски...

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

'Франция. Плесси-Бельвиль. Штаб бригады ПВО 'ДА'. Август 1940.'.

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

С фотографии на нее все тем же холодным, задумчивым взглядом глядел ее Пашка. Рядом с ним чуть улыбался Василий Иванович. А сбоку примостился один из пашкиных учеников — Сергей Симаго. Этого паренька лейтенанта Лариса уже показывала ей на старых монгольских фото. На всех была одета чужая военная форма. У Пашки на груди матово блестели иностранные награды.

— Вот, только подарить эту карточку вам не смогу. Вы уж простите, Верочка, но секретная она. Но с Васей поговорю, может чего придумает...

— Как ОН ТАМ?

— Да все хорошо у Павла? Вася говорил, что подполковника ему бельгийцы дали, а все остальные штабы союзников чуть погодя подтвердили...

'О чем это она? Какого еще подполковника! Он же старшим лейтенантом... Ох! Господи! Просто так ведь званиями-то не награждают! Пашенька! Сынок! Да, что же с тобой сталось-то?!'

Поглядела в сочувствующие глаза подруги, та взгляд отводит. Видно по ней, может, и сказала бы больше, но опасается чего-то. Или расстраивать гостью не хочет...

— Лариса Михайловна, я вас очень прошу. Я же все равно теперь про него везде по крупицам весточки искать буду. Я же не просто так из дому сорвалась. Его фото у ракеты два раза в газетах видела... Расскажите, что знаете, а?! Христом богом молю, не утаите!

— Мы же договорились по имени друг друга звать. Эх, да ладно уж! Семь бед, один ответ! Все что знаю, расскажу вам, Верочка. Кому как не вам, про сына самое главное знать? В Монголии он свою первую пулю в руку получил...

— Господи! Пашенька!

— Это когда японский разведчик на своем мотореактивном на самой высоте-то преследовал. Японца-то он сбил. От раны лечился, но в тыл не поехал. Забинтованный с пилотами занятия вел. Потом снова летал там. И против самолетов самурайских, и ночами на штурмовку ходил. В самый ад ваш Пашка летал, но возвращался. Был сбит зениткой прямо над Халхин-Голом, упал с самолетом в реку...