Зимняя сказка Главы 1-5

— А не слишком ли ты разговорчив для курьера, и тем более для плутонианца? — спокойно осведомился мужчина. Волосы, собранные в хвост намокли от тающего снега и прилипли к спине. Отдельные короткие пряди щекотали щеку. Кунсайт, склонив голову на бок, потерся щекой об плечо.

— Ты нагловат для курьера, — заметил он. В интонациях голоса не изменилось ровным счетом ничего.

"А ведь это мысль. Вполне в духе Альянса подослать ко мне посла доброй воли с дипломатическими увещеваниями", — Норманн хмыкнул и в очередной раз взмахнул топором. Поленья развалились в стороны, рассеченные крест на крест.

— Тем не менее, руководство сочло именно меня наиболее подходящим человеком для выполнения задания. Несмотря на мою наглость, и как вы изволили выразиться, "ослиное упрямство".

Топор опускался на поленья спокойно и равномерно, нисколько не мешая говорить. Только голос "курьера" иногда становился тише и глуше. Ей ведь приходилось нагибаться за новыми чурками.

— Миссия? И в чем же заключается "тяжесть" возложенной на Вас миссии? — поинтересовался лорд, — Передать мне пакет и отвезти ответ?

— Передать вам пакет — это только часть моего задания.

В этот момент она решила. Решила, что узлом завяжется сама и завяжет всех, но притащит этого беловолосого упрямца на базу, поставит перед папочкой и ... закатит любимому родителю такой скандал, что он только рад будет сослать ее куда-нибудь на Беттельгейзе. Или к сенсею Ямамото.

Повисшая пауза позволила расслышать завывания ветра. А еще она обнаружила, что на голове собралось немного снега, шапка не давала ему таять. Пришлось отложить топор и почиститься.

"Хорошо, что я не поехала назад немедленно. Сейчас бы закапывалась в снег ночевать, утром откапывалась бы, и снегоход пришлось бы греть полчаса, а то сломается..."

Бац. Бац. Она не любила холод. Нет, не так. С недавних пор она его просто не могла выносить. И завывания ветра тоже терпеть не могла. Особенно со снегом.

— А вторая часть? Подозреваю, что не просто дождаться и передать ответ, — Норман в последний раз махнул с плеча топором: поленья кончились. Легкое сожаление оттого, что больше делать почти нечего, разве что задать овса лошадям и накрыть попоной, чтоб не околели. Вьюга тем временем все сильнее ревела за стенами из прочного камня, стремясь добраться до двух человек, укрывавшихся под их защитой. Хотя один из них сегодня встретит бурю лицом к лицу... Когда почернеет и вздыбиться море, как это уже было однажды...

Кунсайт присел на корточки, подбирая дрова и складывая их аккуратной стопкой у себя на коленях.

— Спасибо за помощь, — не поднимая головы, проговорил Норманн, собирая и складывая пахучие поленья, — Возьмите себе поленьев наверх. В людской возле печи стопкой сложены сухие. Отправляйтесь спать, или предпочитаете, чтобы я Вас проводил?

Кунсайт поднялся, придерживая высокую стопку, и отправился к дровне.

— Не стоит. Мне было приятно размяться, — первого вопроса Сильва будто и не слышала. Она собрала поленья около своей колоды, отнесла к поленнице и вернулась за топором и курткой.

Мало. Слишком мало. Сейчас бы намотать пару сотен кругов вокруг замка по сугробам... Или побегать по лестнице Ямамото... Когда она училась, то могла спать стоя...

Но все это было до того рейда.

"Я докажу им, что я не бесполезный груз. Что я здорова. Что я могу, и буду сражаться дальше".

Сильва направилась к людской с топором и курткой в руках. Ей все еще было жарко. Как и Кунсайту.

"Вот ведь... морж... Торчит полуголый на морозе, и плевать ему на все и на всех. Убила бы... Хорошо, не убила. Но изваляла бы так, чтоб от сердца, наконец, отлегло..."

Она потопала на коврике сапогами, сбивая с них снег, зажала под мышкой куртку и стала собирать поленья для камина. Спать в холоде, греясь одним только костюмом, уже не хотелось.

И потом, теперь она имела право на эти дрова. Она же их колола, верно, Ямамото?

По пути на лестницу и дальше, наверх, Сильва умудрилась ни разу не запнуться.

— Вот и чудно, — хмыкнул Норманн, когда дверь в людскую захлопнулась за спиной курьера.

Мальчишка... Что с него возьмешь.

Ровно через две минуты курьер был забыт. Потому что мороз с каждой минутой крепчал, а лошади еще не кормлены и в стойлах неубрано. Выпустив лошадей погулять по двору, Кунсайт быстро счистил и убрал свалявшееся грязное сено и навоз, набросал свежего, пахнущего летом сена и наполнил кормушки зерном. Еще через двадцать минут кони стояли в стойлах, покрытые от холода чистой попоной.

На двор тем временем хлопьями падал снег, обсыпая Норманна с ног до головы, пока тот шел к дому. Шел и улыбался. Это был его дом, и это был его мир... И отсюда он больше никуда не уйдет. Оббив об высокий порог снег с сапог, мужчина вошел, на ходу развязывая рукава, стянутой на поясе туники и отряхивая ее от снега.

Все дела, наконец, переделаны — можно с чистой совестью и отдохнуть. Хотя он и не устал совсем. Бесшумно взбежав вверх по лестнице, Норманн пересек коридор и вошел в свою комнату. Шорох за стеной напомнил ему, что он в доме не один...

"Ну, это ненадолго — всего до завтра", — заверил себя, Норманн и отправился в ванную, смывать с себя пот.

Бросив тунику до поры до времени на спинку кресла, Норманн бодрым шагом пересек бывшую спальню своей матери и нынешнюю свою и вошел в ванную. Сапоги были немедленно стянуты, как в принципе и штаны на пару с бельем. Белье полетело в плетеную корзину, штаны на вешалку сушиться, а сам Кунсайт встал под душ, скорее прохладный, чем чуть теплый. Горячие водные процедуры мужчина не признавал как таковые вообще.

Двадцать лет назад Норманн был хилым и болезненным ребенком, пока его закалкой, равно как и воспитанием, не занялся управляющий поместьем Эдвард, коль скоро собственному отцу было некогда... Ему всегда было некогда! Сын доставлял лэру Кунсайту одни неприятности, что он и не замедлял высказывать каждый раз, когда Норманн пытался хоть сколько-нибудь обратить на себя внимание вечно занятного отца...

Всю свою жизнь я пытался обратить на себя твое внимание, отец... И мне это наконец удалось, — усмехнулся Кунсайт, смывая душистую мыльную пену с волос, —

А Эдвард... Эдвард был мне даже не приемным... НАСТОЯЩИМ отцом!

Обо всем этом мужчина думал сейчас без тени горечи, боли и уколов совести. Лишь с едкой усмешкой, кривившей суровую линию его рта.

Как там говорила Серенити? Невозможно принять в себя тьму в такой степени, как сделал это он, не имея зачатков своей собственной тьмы в душе. О, да! Они были, конечно, были... И останутся навсегда.

"Ты чудовище, Кунсайт!" — не так давно кричала в запале златокудрая принцесса Венеры, испепеляя его взглядом, сочащимся ненавистью и презрением.

— Да, я чудовище... — проговорил Норманн, блеснув льдистой голубизной радужки глаз и выбираясь из душа, — Я самое жуткое чудовище — порождение собственного отца.

Отжав волосы и прошлепав мокрыми босыми ногами по кафелю, Норманн энергично растерся широким полотнищем армейского полотенца, обернул его вокруг талии и вышел в спальню. В зеркале комода проскользнуло отражение смуглой могучей фигуры бывшего генерала Севера Элизиума.

Да, двадцать лет назад я таким не был. Я был щуплым, слабым и бледным. А еще я ненавидел стужу...

Сложив по-армейски аккуратно сброшенные ранее вещи, Норманн быстро облачился в вязаный грязно-белый свитер из овечьей шерсти, плотные черные штаны и натянул начищенные и просохшие за день у камина сапоги. К слову, собственноручно вычищенные от снега и грязи ботфорты в следующее мгновение заняли место сапог на полке.

Выйдя из комнаты, Норманн на мгновение задержался у соседней двери, раздумывая приглашать или нет курьера на поздний ужин.

"Наверное, спит уже без задних ног", — пожал плечами Кунсайт и по черной лестнице направился в кухню. Он проголодался.

За дровами Сильва предусмотрительно сделала три ходки, принесла так, чтоб на всю ночь хватило с избытком. Постель чистая, но не прогретая, а она может, так устанет, что вырубится и уснет, тогда лучше всего раздеться и даже без одежды спать...

Вряд ли у Кунсайта есть лишний интерес общаться с курьером. Это у нее к нему дело.

Растопка камина потребовала времени. Но, в конце концов, там заплясало и загудело пламя, и Сильвиана закрыла вытяжку, заставляя тепло оставаться в комнате.

Надо было чем-то заняться, чтоб еще сильнее устать. После работы с топором она не ощущала ничего, кроме приятного зуда в мышцах. А тут еще эта буря... Воет и воет.

А ведь когда-то она любила зиму. Но это было давно.

Поесть, что ли? Девушка достала и повертела в руках брикетик белкового концентрата. Еще один индикатор "душевной травмы". Полгода назад он начал казаться ей горьким. Хотя любой подтвердит, что белковый пищевой брикет Альянса абсолютно безвкусный, это ведь новый образец, вот старые концентраты действительно горчили...

Сильвиана подошла к окну. В стекло стучались белые хлопья, ветер пронзительно свистел над снежной равниной, над гребнем...

— Я не позволю им приковать меня к земле, — затянутый в перчатку кулак стукнул по подоконнику.

Надо поесть. Надо спуститься вниз и поискать какой-нибудь еды. Например, хлеба с сыром... или ветчины. А концентрат она завтра есть начнет.

Куртку девушка оставила на кровати. Все равно "изолятор" так фигуру скрывает, что даже на ощупь не сразу определишь, какого она пола. Потому что под свитером майка и лифчик с утяжкой.

Так что абсолютно спокойная за свою легенду, принцесса вооружилась фонариком и отправилась вниз, в кухню.

На кухне было темно. А еще кухня была большая. И фонарика на освещение явно не хватало. Ладно, начнем сначала...

Сильва обошла комнату по периметру, запоминая расположение мебели, и попутно прикинула, где что может лежать. На столе обнаружился большой деревянный поднос — очень кстати, в ларе — хлеб. А ножик у нее свой, хороший такой ножик, десантный. Есть еще один, но тот счастливый и в сапоге. Не надо его без надобности трогать.

Так, стало быть, хлеб... Вчерашний. Или даже третьего дня выпечки. Очень даже хорошо.

Найти ветчину она умудрилась по запаху, в большом ларе. Крышка у него была тяжелая, поднимать пришлось двумя руками. Может, там и был какой-то стопор или механизм, но в темноте не видно, а ни выключателя, ни банальных свечей принцесса не нашла.

"Ну и наплевать. Первый раз что ли... В темноте по чужим домам шастать...

Первый. Раньше не приходилось. За едой, во всяком случае".

Тихо-тихо, стараясь не греметь крышкой, Сильва таки ларь открыла. Для чего пришлось зажать узкий фонарик в зубах.

— Ы! — ветчины в ларе было целях три сорта, а еще копченая колбаса, но Сильва ее не любила. Осторожно достала кусок карбоната, понесла к столу резать... Потом вернулась и убрала на место. И обнаружила буженину.

Буженину принцесса Плутона любила. Очень. Почти как шоколад и орехи. Но кусок был большой, одной рукой не взять. Пришлось снова закусить фонарик и снять перчатки. Ткань, в которую была завернута буженина, пропиталась жиром. И пахла так, что рот моментально наполнился слюной. Сильвиана запустила в ларь руки и аккуратно подхватила кусок мяса в ароматных специях.

Норманн неслышно ступал, спускаясь по лестнице, и также неслышно вошел в кухню. Старые привычки, например, двигаться бесшумно, с трудом изживают себя даже в невоенных, вполне мирных условиях. Например, дома... в полном одиночестве. Как сказал бы Нефрит, в очередной раз обнаружив за своей спиной "из ниоткуда" взявшегося Кунсайта: "Все это пряно попахивает паранойей". Или так пахнет буженина?..

"Однако..." — только и подумал мужчина, едва успев удержать умиротворенно-безразличное выражение лица и не расхохотаться в полный голос.

Голодный вороватый плутонианец, исходящий слюной от голода с зажженным фонариком в зубах и куском буженины в руках.

— Очаровательно, — только и проговорил Норманн, приблизившись, и аккуратно вынул изо рта курьера фонарь, — Позвольте, лэр.

Щелкнул выключатель, и гаснущий луч света только и успевает выхватить из мрака влажное серебро волос мужчины и руку, воздетую к потолку. А в следующее мгновение раздался легкий шорох и с потолка полился мягкий розовато-оранжевый свет шара-светильника, медленно раскачивавшегося над головами двоих в кухне.

Покачав головой, Кунсайт ухмыльнулся уголками губ:

— Что, голод — не тетка? — забрал буженину из рук паренька и вынул нож из-за пояса, отложив на стол изъятый фонарь...

Приблизившись почти вплотную, Норманн потянулся рукой за спину курьеру и вытянул оттуда дубовую разделочную доску.

Пара-тройка отточенных движений, не отрывая лезвия от доски — и на дерево ровными ломтиками расслоилась нарезанное мясо.

— Хорошо, хоть шапку снял, — усмехнулся мужчина, — Там в печи накрытый чан с печеным картофелем, на окне крынка с молоком, а в том ларе, — кивок головой в сторону, — сыр.

Да, давно она не чувствовала себя такой идиоткой. Хотя нет, был момент похуже, был... И опять-таки, из-за Кунсайта, чтоб ему систему жизнеподдержания в скафандре заклинило.

Подавив желание укусить герцога за руку или боднуть его головой, чтоб не тянул ее руки к лицу, Сильва молча забрала фонарь и сунула его в карман, предварительно вытерев о штаны.

Потом огляделась. Кухня оказалась довольно уютной. Хорошая кухня. Явно слишком большая для одного человека, даже для двух. И довольно современная, хотя современность эта соседствовала с совершенно седой древностью. Но Сильве такое сочетание времен всегда импонировало.

Стоять, как полный идиот, вернее идиотка, она не собиралась. А что она собиралась? Правильно, ужинать.

Вон тот шкаф, судя по всему, посудный... Так и есть. Девушка прихватила две тарелки, или миски? Они были глубокими, керамическими и под прозрачной обливной глазурью по кругу бежали синие завитки.

Почему две тарелки? Потому что того количества буженины, которое нарезал от души опальный лорд, хватило бы ей на три дня.

Обжора... Ладно, она тоже голодная.

— Вам картошки положить, лэр? — в ящике нашлись ложки и вилки. Без узоров, простые. Самое оно. Не хватало тут еще столового серебра.

— Не смотреть же на нее, правда? — откликнулся Норманн.

Нарезав хлеб, он подошел к навесному шкафу и, распахнув его, вынул высокие темно-синего стекла стаканы, потом достал две белоснежные хлопковые салфетки и скоро сервировал стол.

— Приятного аппетита, что ли? — проговорил мужчина, принимая из рук курьера миску, нагревшуюся от тепла картошки. Днем они с Эдвардом по старой военной привычке начистили ее аж на целую роту. Заболтались, называется. И кому теперь все это есть? Конечно, на аппетит Норманн не жаловался, как подобает нормальному мужчине, не брезговавшему физическим трудом, но не настолько же?! Хотя... Глаза у молодого курьера блестели от голода внушительно.

— Приятного аппетита, — эхом откликнулась Сильва и аккуратно отправила в рот первый кусок. Прожевала и поняла, насколько проголодалась. Подцепила вилкой кус буженины, плюхнула в тарелку, а ветчину на хлеб. Укусила и проглотила.