Кирасир армии Наполеона

Воспользовавшись этим, Федя приблизился ко мне и, состроив прискорбную физиономию, прошептал мне на ухо по-французски, отчего-то вдруг назвав меня на "вы":

— Думаю, плохи ваши дела, лейтенант.

— Серьёзно? — посмотрел на него я.

Федя утвердительно кивнул с таким же скорбным видом, и снова прошептал мне на ухо:

— Но что бы ни было, стойте на своём и повторяйте одно и то же.

Затем немного подумав, он добавил:

— И может быть, вам повезёт.

Звучало это не слишком убедительно, но я не стал ни о чём его спрашивать, дабы не навлечь на него неприятности.

Офицеры тем временем продолжали разглядывать мой пистолет, и парень сидящий за штурвалом тоже позволил себе сделать какое-то замечание по этому поводу, на что его старший по званию "сосед" тут же, очевидно, поставил солдата на место, ткнув большим пальцем в торчащее перед ним стекло. Всё это вызвало у Феди лёгкую снисходительную ухмылку, и я спросил его:

— Чему это вы улыбаетесь?

— Водитель сказал, что пистолет ваш не настоящий и вы всего лишь актёр какой-нибудь, — вполголоса пояснил мне переводчик. — А офицер ему: — "Следи лучше за дорогой, деревня!"

— Хе-хе! Да-а, знакомо! — посмеялся я в ответ.

Давно уж я заметил, что природа живёт своей жизнью даже во время войны. И вот и сейчас пока мы ехали по лесу, я успел разглядеть мелькнувшую между деревьев напыщенную фигурку тетерева, который, говорят, ничего обычно вокруг себя не замечает в это время. Русские, конечно, тоже его заприметили и быстро приказали водителю остановиться.

— Месье, вы умеете этим пользоваться? — спросил через Федю один из офицеров, покачав моим пистолетом.

— Хм! "Умею ли я этим пользоваться", — усмехнулся я. — Что за вопрос?! Это я вашим не умею пользоваться, а со своим-то собственным конечно я должен справиться!

— В таком случае подстрелите для нас во-он ту птицу, — улыбнулся он, показав дулом на тетерева.

— Нет ничего проще, Господа, — ответил я, забрав у него оружие.

Пистолет мой всегда был в заряженном состоянии, поэтому мне осталось лишь взвезти курок да открыть пальцем крышку, закрывающую затравочное отверстие.

— Си ву пле, Господа, — сказал я, тщательно прицелившись, и плавно нажал на спуск.

Испустив клубы дыма, мой старинный "приятель" сработал безотказно, и птица тотчас же рухнула замертво.

Попросив пистолет обратно, офицер сбегал за её тушкой, и, бросив её себе под ноги, потряс оружием перед лицом водителя, и что-то гневно высказал ему по-русски.

— Он говорит: Как ты думаешь, Ваня, будут ли в кино или на сцене использовать такую вот игрушку? — вполголоса пояснил мне Федя, заметив мой вопрошающий взгляд.

— Ну что такое "сцена" я знаю, а вот что такое "кино"? — спросил я.

— Да это такое развлечение, — сказал Федя, — которое придумали еще в конце вашего XIX века, лейтенант. Действия актёров записываются на специальную полупрозрачную движущуюся в особом аппарате ленту и проецируются на какой-нибудь большой белый экран... да хоть даже на обычную простыню, развешенную на стенке! Попросту сказать, что-то вроде движущихся картин получается. Причём сначала они были немыми, а потом и звук к ним добавили.

— То есть актёры двигаются на экране, и даже слышно, что они говорят?

— Да, именно так, — кивнул в ответ Федя.

— О-о, это должно быть интересно! — предположил я.

— М-м, ещё как! — подтвердил с многозначительным видом переводчик. — Знаете сколько народу набивается в места, в которых эти картины показывают?

— Да уж! Могу себе представить, — ответил я вслух, а про себя подумал: "Значит они выяснили что пистолет настоящий а не поддельный... Что ж — это должно мне помочь..."

Затем машина русских тронулась дальше, и вскоре выехала из леса на широкую дорогу, местность вокруг которой напоминала настоящий хаос! Земля на сколько хватало глаз, была буквально перепахана огромными глубокими воронками, между которыми змеились узкие извилистые линии траншей с видневшимися в них неубранными останками солдат в защитной грязно-зелёной и серой форме, которых безжалостно клевало слетевшееся отовсюду вороньё. И везде насколько мог достать взгляд, по обе стороны от дороги валялись

десятки разбитых покорёженных машин, самых

разнообразных форм и размеров, о назначении которых я мог только догадываться.

Были здесь и машины похожие на тележки с деревянными бортами, или такие же, но закрытые как фургоны американских переселенцев. Были и узкие стальные машины с заострённой передней частью, с каким-то оружием наверху. Валялись то тут то там странные трёхколёсные конструкции похожие не самокаты с приделанными справа люльками, из которых также торчало какое-то оружие. Много было здесь и того, что русские называли "танками", причём значительную часть из этих исковерканных обломков составляли массивные угловатые как гробы монстры, с уныло опущенными к земле узкими трубами, и намалёванными на бортах чёрными крестами.

— Что это за трубы у них такие? — спросил я у Феди, указав на очередную стальную груду.

— У чего? У танков?

— Да.

— А-а, да это пушки! — небрежно махнул рукой переводчик.

— Так эти штуки ездят с пушками?! — удивился я.

— Ну да. А вы как думали? — подтвердил Федя, и принялся можно сказать "на пальцах" объяснить мне устройство танков. — Пушка торчит из башни, а башня крутится во все стороны. Да ещё там как минимум один пулемёт имеется.

— Пулемёт? А это что такое? — спросил я

— М-м... да как вам сказать... — задумался Федя, как подобрать подходящие французские слова, чтоб я понял. — В общем, это как бы большое автоматическое ружьё,

которое выпускает около сотни пуль в минуту.

— Хо-хо-о! — воскликнул я, поразившись такой невероятной для меня цифре. — Да если б в моё время такое было, то мы бы укладывали полк за полком!

— Да вам, думаю, и одного такого бы хватило, — усмехнулся мой собеседник, указав на воткнутое между передними сиденьями короткое ружьё с деревянным прикладом и круглым диском снизу, какое я уже видел у танкистов, "встретивших" меня в этом времени. — Считай то же самое, только поменьше. Калибр небольшой, патронов тоже немного, но... для пехоты вполне достаточно.

— Достаточно для пехотинца или чтоб уничтожить пехоту? — пошутил я.

— А и для того и для другого!

Однако тут мы немного увлеклись и, офицер сидящий с другой стороны от меня тут же сделал Феде какое-то внушение, на что тот, судя по его жестам, принялся доказывать, что я захотел узнать что это за обломки, и он просто объяснил мне что к чему. Тогда офицер погрозил ему кулаком, и назвал... "ин-тел-ли-гент вши-вый"... так кажется... да, точно — именно так — "интеллигент вшивый"...Э-э, позвольте, ведь "интеллигент" кажется, означает "очень умный"! Так что же — значит, он назвал переводчика "умником"?!

Я после этого, конечно же умолк и тихо продолжил сидеть себе сзади, глазея как ребёнок по сторонам.

Среди всех этих разбросанных по всему полю обломков, я заметил торчащий из земли хвост какой-то летающей машины, навроде тех, что я видел в окне только гораздо меньших размеров. На нём черной краской был нанесён такой же крест как на разбитых танках, а на самой его оконечности был изображен довольно неприятный похожий на чёрного паука знак в виде креста, каждый конец которого был загнут под прямым углом в одну и ту же сторону.

"И чего только люди не придумали за сотню лет, чтоб уничтожить друг дружку?! — удивлялся я, разглядывая весь этот хаос. — И главное ради чего это всё?! Чтоб теперь всё ржавело тут кучей? Нет уж если так, то я решительно отказываюсь быть военным! И если мне удастся вернуться в своё время, то я немедленно подам в отставку! А если нет... если мне суждено остаться здесь навсегда, то я больше не собираюсь воевать за кого бы то ни было! Хоть даже и за родную Францию, да простит меня Бог..."

Наконец мы въехали в какой-то крупный город, большая часть которого была совершенно разрушена, и, поплутав среди руин, остановились у более-менее целого двухэтажного здания над входом которого развевалась пара красных полотнищ с вышитыми золотом пятиконечной звездой, и скрещенными серпом и молотом.

"Так... судя по всему, Россия сменила флаг", — подумал я.

Выбравшись из машины, офицеры заставили меня с Федей сделать то же самое, и мы все четверо проследовали внутрь, миновал пару вооружённых охранников у входа.

— Если уж совсем будет худо, сделайте вид что вы ненормальный, — украдкой шепнул мне Федя на ухо.

— Понял, — согласно кивнул я головой.

Народа внутри здания оказалось немного и в основном это были военные, среди которых я с удивлением обнаружил и несколько дам в мундирах отличавшихся от мужских только наличием зелёной простенькой юбки, чуть-чуть спускавшейся ниже колен, и оставлявшей открытой часть голени до высоких черных сапог, которые все здесь носили. В моё время такой наряд, несомненно, считался бы верхом неприличия.

Меня провели немного по длинному обшарпанному коридору, и вскоре нам навстречу вышел подтянутый молодой офицер с приветливым, но немного строгим, почти ещё детским выражением лица с лёгким юношеским пушком над тонкими губами и с простодушным доверчивым взглядом маленького ребёнка. Быстро посмотрев на меня, он коротко спросил по-русски "Этот?" и, получив утвердительный ответ, отрывисто приложил руку ко лбу, заговорив со мной на чистейшем французском языке:

— Младший лейтенант Соколов — Особый Отдел Управления Госбезопасности НКВД Западного военного округа. Я неплохо владею французским и отныне вашим переводчиком буду я. А вы можете идти товарищ ефрейтор, — добавил он, обратившись к Феде.

Отсалютовав, тот ответил ему что-то по-русски, затем повернувшись ко мне сказал по-французски "Честь имею, лейтенант", и, посчитав свою задачу выполненной спокойно отправился восвояси.

А меня после этого попросили пройти в какую-то комнату, где заставили снять мой шлём и кирасу, сказав, что это нужно для какой-то "экспертизы", и я остался только в своем мундире.

"Однако как же быстро они обо мне прознали! — подумал я, шагая вслед за своим новым переводчиком. — У нас за это время я вообще был бы как новичок, и мне пришлось бы всё время говорить кто я такой, а

здесь меня, похоже, уже ждали!"

Офицер повел меня куда-то дальше, и я заметил, что многочисленные помещения русских оказались довольно неплохо освещены, и свет этот исходил из круглых

стеклянных колб, подвешенных на шнурах под потолком.

В итоге я оказался в небольшом полутемном насквозь прокуренном помещении, освещённым только стоящей на столе вытянутой стеклянной лампой, накрытой зелёным колпаком. На стене напротив входа отчётливо был виден портрет какого-то солидного седовласого усача с пронизывающим насквозь взглядом, а за столом спокойно восседал коротко стриженный молодой человек в принятой здесь русской офицерской форме с продолговатыми эполетами на плечах, но без головного убора, который попросту лежал рядом с лампой. Его округлое сосредоточенное лицо ровным счётом ничего не выражало, и, оторвавшись от бумаг, разложенных перед ним, он поднял на меня холодные тёмно-карие глаза, и жестом пригласил меня сесть прямо против него на стул, изогнув свои тонкие плотно сомкнутые губы в лёгком подобии вежливой улыбки.

Я сел, и он сказал мне что-то по-русски, собрав свои бумаги.

— Здравствуйте. Я — следователь, майор Петрушин, и мне поручено вести ваше дело, — пересказал по-французски мой новый переводчик, расположившись слева от меня у стены.

Снова заглянув в какую-то бумажку, майор невозмутимо развёл ладони в стороны и ещё что-то добавил на своём языке.

— Ну а для вас я просто "гражданин следователь" — сказал по-французски переводчик.

Несмотря на то, что мне это всё не понравилось, я решил пока не возражать, и дал понять, что я согласен.

— Скажите, вы действительно не знаете русского языка? — последовал новый вопрос.

— Абсолютно, — покрутил я головой.

Майор Петрушин ещё что-то со вздохом произнёс, но переводчик немного замешкался.

— Что он сказал? — спросил я.

— Он сказал: ну что ж — придётся работать с переводчиком.

Затем майор достал чистый лист бумаги, и, вооружившись какой-то странной чёрной палочкой с чем-то вроде заострённого металлического пера на конце, снова обратился ко мне с вопросом:

— Итак, скажите ваше полное имя и фамилию.

— Поль де Сент-Пьер, — сообщил я.

— Поль де Сент-Пьер, — медленно повторил он, тщательно записав всё в листок, и посмотрев на меня, ещё спросил что-то по-русски.

— Год рождения? — произнёс переводчик по-французски.

— Одна тысяча семьсот семьдесят второй, — отчеканил я, как на параде.

Майор отложил в сторону своё железное перо, и внимательно посмотрев на меня, снова о чём-то спросил с немного ироничным выражением лица.

— А вам не кажется, что вы очень молодо выглядите для стасемидесятидвухлетнего старика? — дословно перевёл сидящий на стуле слева от меня младший лейтенант.

— Вы можете мне не верить, но это действительно так, — сказал я. — А как это доказать я не знаю.

Русский майор, пожав плечами, что-то пробурчал и, взяв перо, вписал год моего рождения в листок.

— Ну хорошо, пусть будет так если вы настаиваете, —

пересказал переводчик по-французски.

— Настаиваю, — подтвердил я.

Дальше последовали вопросы о моём месте рождения, о моём воинском звании, о том какое было задание у моей группы и сколько ещё человек было со мной, и том, что же всё-таки со мной произошло, на что я честно ответил, стараясь не упустить ни малейшей подробности.

Тщательно все это записав, следователь несколько раз пробежался взглядом по листку, и испытующе посмотрев на меня, снова задал какой-то вопрос.

— Итак, вы утверждаете что попав в обычный туман, вы и ваши люди сразу перенеслись более чем на сто лет вперед, — эхом отозвался молодой офицер-переводчик. — Скажите, как такое может быть?

— Не сказал бы я, чтоб тот туман был обычным, гражданин следователь, — возразил я, решительно покрутив головой. — Я ж говорю — нам пришлось буквально продираться через него! Скажите, видали вы такой?

Русский майор улыбнулся, и немного с назидательным видом произнёс что-то по-своему.

— Туманы самой разнообразной плотности бывают едва ли не каждый день, — повторил переводчик по-французски. — Однако, никто из-за них не переносится на сто лет вперёд!

— Ну я не знаю... может это физическая аномалия какая-то, — ответил я, пожав плечами. — Я солдат, и не силён в этой науке.

Майор Петрушин прищурился, и снова изрёк что-то по-русски.

— А если подумать? — пересказал его вопрос переводчик.

— И даже если подумать, то всё равно так же, — ответил я в том же духе.

Следователь спокойно полез в карман своих штанов, и, вытащив оттуда квадратную картонную коробочку, вытряхнул из неё белую бумажною палочку с сизым концом.

Затем, смяв посередине, вставил её в рот, и, достав из другого кармана такой же коробок с деревянными палочками, который я видел ещё у офицеров, что допрашивали меня в лесу, небрежно зажёг её и, затянувшись дымом, пристально посмотрел на меня и снова спросил о чём-то.