Ведун.

"Дура!" — подумал я, а Костя резко ударил по тормозам и постарался отвернуть в сторону. И все бы ничего, но позади нас по трассе ехал груженый кирпичами "камаз".

Удар! Хруст сминаемого металла! Крик жены и хрип Кости! А затем темнота и пустота, из которой выплыло лицо Елены, неестественно спокойное и какое-то умиротворенное.

"Ты жива?" — мысленно обратился я к ней.

"Нет", — пришел беззвучный ответ.

"Но ведь я вижу тебя".

"Это сон Вадим. Всего лишь сон. Но не обычный, а вещий".

"И зачем ты пришла в него?"

"Предупредить тебя".

"О чем? Об опасности?"

"Да. Эксперимент, в котором ты завтра будешь участвовать, пойдет не так, как задумано. Человечество не получит доступ в новые для себя пространства пока не решит свои проблемы. Такова воля богов".

"Каких богов?"

"Всех. И добрых и злых. Они могут спорить и враждовать, но в этом солидарны".

"И мне надо отказаться от участия в опыте?"

"Ни в коем случае. Иди в портал. Но когда он закроется, ничего не бойся. Ступай, куда тебя поведет сердце, и боги даруют тебе новую жизнь. А мы с девочками отпускаем тебя, и желаем счастья. У тебя будут другие женщины и другие дети. Сбереги их и ты будешь счастлив. Вспоминай нас, но не тоскуй. Нам здесь хорошо".

"Где здесь?"

"В мире, который живые называют Серым пространством".

Помедлив, я вновь послал явившемуся в мой сон призраку свою мысль:

"Я войду в портал, но перед этим хочу кое-что узнать. Мы еще встретимся?"

"Возможно, когда-нибудь, в других перерождениях и новых телах. Прощай, Вадим".

Призрак стал растворяться, а я выкрикнул:

"Прости меня! Я не сберег нашу семью!"

"Ты ни в чем не виноват"... — прошептали исчезающие губы, и снова я оказался в вязкой и недоброй темноте, которая, словно глина, повисла на моем теле.

— А-а-а! — я рванулся из обступившей меня липкой субстанции, и по глазам ударил свет.

В комнату проникали лучи восходящего солнца, которое в этот зимний день светило как-то неестественно ярко. А рядом стоял Миша, который был заметно обеспокоен, и спросил меня:

— Вадим Андреевич, с вами все хорошо? Вы так кричали, что я решил, будто с вами беда.

— Ничего страшного, — одеялом вытирая со лба испарину, ответил я. — Просто вчера был тяжелый день, а ночью приснился дурной сон. Но я уже в порядке.

— Тогда вставайте. У нас в запасе всего четыре часа. Сейчас умываемся, приводим вас в порядок и легкий завтрак. Потом снова по врачам, подпишите бумаги, что вы доброволец, и короткий отдых. Давайте-ка, я помогу вам встать...

Время до начала эксперимента пролетело очень быстро, поскольку я был погружен в себя и занимался анализом странного ночного сновидения. Что это? Бред воспаленного сознания или реальное послание из иного мира? Этого я не знал. Но почему-то был совершенно спокоен и, прислушавшись к своим чувствам, никакого беспокойства не ощутил, и это вселило в меня дополнительную уверенность. Поэтому когда ровно в одиннадцать часов утра Миша вкатил мою коляску в комнату, где инженеры смонтировали первый земной телепорт, отставной подполковник Вадим Соколов был бодр, свеж и излучал уверенность.

В просторном помещении царила суета. Бегали ученые и их помощники из команды Румянцева. Тащили куда-то в угол толстый кабель техники. На входе находилось несколько охранников, и три человека устанавливали видеокамеры и настраивали звук. Ну, а я смотрел на небольшой металлический круг в центре, вокруг которого стояли четыре толстых металлических балки с черными коробками на верхушках. Вот и весь телепорт в иной мир, в который мне предстояло войти, а затем вернуться обратно. Хотя, если воспринимать появление во сне погибшей жены как вещий знак, мне выписан билет в один конец. Однако я готов шагнуть в неизвестность, потому что здесь меня ничего не удерживает.

— А вы, как я посмотрю, не нервничаете? — ко мне подошел Румянцев.

— Не вижу причин для нервотрепки, — ответил я.

— Это хорошо, — ученый посмотрел на меня сверху вниз и спросил: — Вы помните, что должны сделать?

— Да. Шаг вперед. Посмотрел, каков иной мир, и вышел обратно. Все просто. Даже ученая обезьяна справится.

— В таком случае, начинаем. — После этого Румянцев покинул меня, встал за пульт у стены и, оглядев своих подчиненных, в микрофон повторил команду: — Внимание! Начинаем! Научному и техническому персоналу занять свои места! Делаем все, как на тренировке!

На мгновение свет в помещение погас и снова загорелся. За стеной заработал генератор, а коробки наверху телепорта загудели так, словно внутри них находились мощные трансформаторы. Миша помог мне встать и, никого не стесняясь (в первую очередь представительниц прекрасной половины человечества из научного персонала), стал меня раздевать. Прошла минута и вот я совершенно обнажен и стою перед телепортом. Меня снимают видеокамеры, и я чувствую себя примерно так же как Юра Гагарин перед полетом. Он шагнул в неизвестность и то же самое должен сделать я. Может быть, повторить его знаменитое: "Поехали!". Нет, пожалуй, не стоит.

— Пошел отсчет! — вновь прокатился по помещению усиленный динамиками голос Румянцева. — Начинаем на "ноль". Тридцать! Двадцать девять! Двадцать восемь!

Каждая секунда приближала меня к чему-то новому и неизведанному. Я лениво огляделся и улыбнулся. Все вокруг настолько серьезные и напряженные, что мне это показалось смешным. И заметив, что одна из женщин в белом халате, худая и бледная русоволосая дама с усталым лицом, задержала на мне свой взгляд, я подмигнул ей. Это вышло само собой, и она, заметно покраснев, смутилась и отвернулась.

— Внимание! — тем временем продолжал Румянцев. — Пять! Четыре! Три! Два! Один! Ноль! Пуск!

В воздухе запахло паленой проводкой. Снова погас и зажегся свет, а на месте телепорта появился непрозрачный столб из света. Пора! И не дожидаясь команды руководителя проекта, я начал свой путь в неизвестность.

Шаг. Другой. И третий. Я вошел в свет. Сделал еще один шаг и оказался на ровной безжизненной равнине. Нигде ни кустика, ни холмика. Только серая пыль и такие же серые небеса, на которых нет облаков и солнца. Все сумрачно и безрадостно. В спину бьет сильнейший ветер. Видимо, сказывалась разница давления в мире людей и на уровне творения. И этот воздушный поток толкнул меня вперед. Прыжок! Я оказался в нескольких метрах от портала, ловко приземлился и взмахнул руками. Как руками? А вот так. Двумя. Хотя всего пару секунд назад я был одноруким, а мой побитый организм от резкого скачка просто переломился бы пополам.

Взгляд скользнул по худощавому подтянутому телу. Все на месте. Голова на плечах. Грудь. Руки. Видны ребра. Исчез лишний жир. И ниже пояса норма. Тело молодое и сильное, без шрамов, которых после многочисленных операций на мне было не меньше сотни. Кожа гладенькая, а с левого плеча испарилась армейская наколка, память о службе в рядах почившей в бозе доблестной и непобедимой Советской армии. Вот так-так, значит, Румянцев оказался прав. Ай да ученый! Ну, молодец! Сейчас вернусь обратно и скажу ему огромное человеческое спасибо.

Поворот. Позади портал, откуда по-прежнему идет мощный воздушный поток, который приносит шум голосов, и явственней всего я слышу Румянцева:

— Держать напряжение!

В ответ еле слышный вскрик:

— Не можем! Сейчас все рванет! Эвакуируйте людей!

Какой-то треск и команда руководителя проекта:

— Отключайте генератор!

После этого световая вспышка и портал исчез. Вокруг серая неласковая равнина (именно так мое сознание воспринимало вид Ретропространства) и на ней голый двадцатипятилетний мужчина, который не знает, что делать. Впрочем, я пришел в себя достаточно быстро, ибо был вещий сон, а еще имелось преогромное желание жить. И простояв на месте исчезнувшего телепорта несколько минут, по крайней мере, мне показалось, что прошло столько времени, я вновь прислушался к своим внутренним ощущениям. Медленно повернулся по кругу и рысцой побежал в том направлении, в котором ощутил какое-то шевеление.

Сколько времени бежал? Не знаю. Может быть час, а возможно целый год. Куда ни кинь взгляд, все одно и то же: серая земля и пыль под ногами. Есть и пить не хотелось. В туалет тоже. Усталости нет. Не холодно и не жарко. Спать не хочется. Тело движется вперед. Подошвы ног слегка взбивают серую взвесь, и ничего не происходило. Бег и шаг. Все делается по привычке. Снова бегом и опять шагом, а направление определяется чутьем. Тоска и непонимание того, что происходит. Вот два основных чувства, которые меня одолевали сильнее всего. И когда я всерьез начал размышлять над тем, что сошел с ума и сейчас нахожусь в бреду, накачан лекарствами и, очень может быть, лежу в психиатрической больнице, кое-что изменилось.

Далеко впереди мелькнула черная точка. Я ускорился и рванулся к ней. Какое никакое, но разнообразие. И вскоре я оказался возле двух мужских трупов в одежде и с холодным оружием в руках. Как так, если Румянцев говорил, что вещи из нашего мира на этом уровне мироздания распадаются на атомы? Не ясно. И этому есть только одно логичное объяснение. Эти мертвецы пришли в пространство творения с более развитых уровней. Впрочем, эта мысль промелькнула и исчезла, а я сосредоточился на своей находке.

Передо мной, наполовину погрузившись в пыль, лежали две высохшие мумии, при жизни бывшие европейцами и моими ровесниками, в смысле не старше двадцати пяти лет. Когда и из-за чего они бились и уничтожили друг друга, пронзив тело соперника клинком, да так и упали в обнимку, мне неизвестно. Тот, что слева, совершенно лысый широкоплечий воин, одет в ветхую белую хламиду с нашитыми на грудь и спину большими красными матерчатыми крестами. Средневековый крестоносец? Вполне может быть, тем более что на шее у него висит католический крестик из серебра, а зажатый в ладони меч очень сильно напоминает рыцарский и у основания отмечен надписью "Ulfberht", а навершие рукояти украшено маленьким ликом, который окружен желтым нимбом. Обут этот человек в тяжелые кожаные сапоги с подковками, а далее вверх грубые домотканые штаны и усеянный позеленевшими бронзовыми бляшками широкий пояс с пустыми ножнами. Грудь прикрывает шитая золотистой и темно-синей нитками коричневая туника и на этом все. Ни кошелька, ни кинжала, ни фляжки, ни каких либо дорожных мелочей или сумки.

Противник "крестоносца", как я условно обозначил первого мертвеца, был славянином. Почему так решил? Да потому что на макушке головы он имел длинный темно-русый чуб, который принято называть запорожским, хотя это воинское отличие носили за тысячу лет до создания Первой Хортицкой Сечи. На его груди находился амулет из светло-зеленого камня, шесть загнутых правосторонних лучей, что-то из славянской символики. И плюс к этому одежда славянская, как в старых кинофильмах. Украшенная кривыми красными изломанными линиями белая рубаха. Пояс с пустыми ножнами, только в отличие от соперника позолоченный, а в ладони прямой узорчатый стальной клинок с выдавленными в металле причудливыми рунами. На ногах "славянина" удобные для верховой езды широкие штаны и отличные сапоги. По виду в меру жесткие и удобные, вот только рассохлись сильно и к носке не пригодны.

Поджав ноги, я присел перед мертвецами и сам себя спросил:

— Ну и что теперь делать?

Разорвав тишину, звук моего голоса пронесся над безжизненной равниной, а в голове возникла мысль, которая принадлежала не мне:

"Возьми меч Воина Христа. Поставь его так, чтобы клинок упирался тебе в грудь и насади себя на него. Отсюда нет выхода. Так что лучше тебе умереть прямо сейчас и не мучиться".

Казалось, что эта мысль материальна, и я едва не выполнил рекомендацию неведомого голоса. Однако слабаком меня никто и никогда не считал, сила воли приличная, и я сдержался. Поэтому лишь дернулся, но остался сидеть на месте. И тут же услышал другой голос, который одобрил мой поступок:

"Правильно, рус. Не поддавайся чужаку по крови и вере. Он кромешник и наш враг. Забери себе выкованный великими предками клинок "Змиулан", и сними с моей шеи знак и послание Яровита своим верным волхвам. Возьмешь эти вещи, и ступай, куда глаза глядят, а громовник сам выведет тебя в мир живых, и поможет освоиться".

"Славянский пес! Я бы убил тебя, если бы ты не применил подлый прием и твой меч был обычным честным клинком!" — прорычал первый голос.

"Раб! Если бы ты не послушал темных, которые спрятались под личиной служителей твоего бога, сидел бы сейчас на графском троне и в ус не дул. Глупец!" — парировал второй голос.

Видимо, я опять столкнулся с призраками. Вот только после всего, что со мной произошло, это не вызвало никакого удивления. Усталости по-прежнему не было, а ноги свежие и без мозолей. Сидеть возле двух трупов, опять же, интереса никакого. В душе было пусто и царило какое-то равнодушие. И послушав перепалку двух заклятых врагов, которые умерли, но все еще ненавидели один другого, я стал действовать. Встал. Взял из руки славянского воина его меч, который пришлось вытащить из груди христианина. Затем осторожно снял с его шеи амулет-громовник, а от рыцарского плаща оторвал кусок материи, которым обернул свою поясницу. После чего, продолжая прислушиваться к зову души, продолжил свой бесконечный путь.

"Будь проклят! — пожелал мне в спину крестоносец. — Я, Гийом де Аттиньи, воин Пречистой Девы Марии, рыцарь-тамплиер, проклинаю тебя пособник язычника!"

"Не обращай на него внимания! — тут же вклинился славянин. — Его проклятия пусты и не имеют смысла. Поэтому ничего не бойся. Иди по жизни прямо и живи по законам Прави. А когда окажешься среди людей, найди моего отца Огнеяра из Волегоща, он жрец Яровита. Передай ему знак и скажи, что Ратибор сделал все, что смог и даже более того. Но мне не удалось пробиться через своего последнего противника, слишком силен оказался этот франк. Ступай. Пусть удача не оставит тебя и запомни — дорога в мир живых откроется лишь тогда, когда ты потеряешь на это всякую надежду".

"Благодарю, — я послал мысль мертвому воину моего народа. — Если выберусь к людям, постараюсь исполнить твою просьбу".

При этом я подумал, что какой там Волегощ, где живет жрец Яровита. Мир давно стал другим, а этот воин с золоченым поясом дает поручение, которое выполнить просто невозможно, ибо время вспять не повернуть.

Трупы остались позади и вскоре исчезли. Я шел, куда меня вела интуиция. Шел, шел и шел. И наверное так пролетел месяц, а может быть два или три, а голый человек с амулетом-громовником на шее и обнаженным мечом на правом плече, не чувствуя жажды, холода и голода, продолжал свой путь. В голове было пусто. Звуки отсутствовали, и я брел, словно Вечный Жид по пустыне, и не мог умереть. Ни дня, ни ночи, ни солнечного света, ни луны, ни ветра, ни перепадов температуры. Вокруг все неизменно, а хуже всего одиночество. Не хватало разговоров, информации и впечатлений, вследствие чего отсутствовала обратная связь, и мои нервы были на пределе. А невозможность выспаться и восстановить душевное равновесие только усиливали этот негативный процесс.