"Большая прогулка" Часть 2. Дочь Бофора.

Он поцеловал руку герцогини.

-Оливье де Невиль, потомок французских рыцарей,(и не только французских, между прочим), благодарит вас, прекрасная принцесса... за Карла Великого, Роланда и... Оливье,... Поскольку эти сеньоры сами не могут поцеловать вашу ручку — уверен, они сделали бы это, милая Бофорочка! Я, честно говоря, тоже не люблю книг с печальными концами.... В жизни и так достаточно боли,... Но уж эту-то работу непременно подарите герцогу де Бофору!

-Вот эту? О да, конечно! Она принесет отцу удачу и победу!

-В таком случае, если вам не жаль с ней расстаться, можете отдать ее мне, и сегодня же герцог де Бофор получит ваш подарок.

-Возьмите, барон, возьмите! Ради Бога! А заодно и передайте отцу, что я очень жду его! Если герцог не приедет ни завтра, ни послезавтра, я сама буду проситься в Париж. Но мы отвлеклись этим... несерьезным незначительным разговором, это я виновата, я такая болтунья, просто ужас! А между тем вы начали было что-то говорить о вашем друге...

-Я вас с ним познакомлю. Он, кстати, немного похож на вашего Роланда. Нет, пожалуй...

-Не похож, вам показалось?

-Не "немного", а даже очень, я сказал бы... Просто таким он был очень давно, я уже забывать стал многое.

-Не может быть! — воскликнула Анжелика.

-Вы считаете, что это — идеал, и в жизни он не существует!

"Существует! — подумала герцогиня де Бофор, — В том-то и дело, что существует!"

Глава 5. Вокруг да около Бражелонского замка.

-Мой друг, — сказал Оливье, — тоже фрондер, как и я, но только он участник "Фронды-Один".

-Что это значит, любезный барон? Я вас не понимаю.

-Мадемуазель, когда историки будут писать о нашем движении, возможно, они придумают другую характеристику периодов Фронды. Я же предлагаю вам свой вариант.

-Я знаю о "Фронде парламента" и "Фронде принцев", но "Фронда-Один", это что-то новое!

-Я вам объясню. "Фронда-Один", это первый ее период, когда фрондировали все, кому не лень, когда быть фрондером означало кричать "Долой Мазарини!", рукоплескать Бофору и сохранять нейтралитет по отношению к маленькому королю. Все мятежи периода "Фронды-Один" не кончались выступлениями против короля Людовика Четырнадцатого. Но настал момент, когда Конде решился на отчаянный шаг... Его окружение...

-Ангелочки?

-Да, и Ангелочки, и все сочувствующие Фронде ждали, что Конде объединится с Бофором, и оба принца выгонят кардинала. Но по той или иной причине фрондерский блок распался. Последней попыткой фрондеров сплотиться была Вандомская Охота, участницей которой были и вы, мадемуазель де Бофор.... И вот Конде совершил отчаянный шаг, но совсем не тот, что ждали от него друзья. Вместо союза с вашим отцом он все-таки подписал договор с Испанией, который патриотически-настроенные дворяне сочли изменой королю и интересам Франции.... Этот шаг Людовика Конде расколол Фронду на две половины, и началась "Фронда-Два". Быть сторонником Конде уже означало — быть мятежником, поднявшим оружие против короля...

-Да, вы правы, — вспомнила герцогиня де Бофор, — С тех пор как принц принял помощь Испании, о его Ангелочках ничего не было слышно, хотя до того их имена гремели...

-Ангелочки остались верны своему королю, на то они и Ангелочки.... А король... Вы видели нашего короля?

-Не только видела, даже в карты играла! ... На герцогский титул... для одного... друга детства.

Когда Анжелика вымолвила эти слова "друг детства", ее глаза слегка блеснули. Оливье де Невиль, подметив эту мимолетную искорку, сдержал вздох.

-Я выиграла, — продолжала Анжелика, — И маленький король подписал мне герцогскую грамоту, которую Людовик в свое время ухитрился стащить и держал в своих игрушках про запас,... Но потом, когда я, умаявшись, заснула в самом Лувре, а отец так долго беседовал с Ее Величеством королевой Анной Австрийской, моя грамота странным образом исчезла. Думаю, ее выкрал кардинал! Мне так сразу показалось. Ведь Мазарини способен на любую подлость. Но что я могла поделать? Потребовать у кардинала свою грамоту значило выдать Людовика, а Луи просил молчать до поры до времени, а то ему попало бы от королевы. И мой друг, возможно, очень рассердился бы на меня за игру с королем на его титул: ведь он очень гордый, и мог счесть это оскорблением. Но мы — король и я — были еще совсем дети... Барон, я отвлеклась, вспоминая своего друга, вы же говорили о вашем. Если я вас верно поняла, во "Фронде-Два" ваш друг не участвовал?

-Нет, принцесса, он дрался за короля.

-Против своих же товарищей, фрондеров?

-Но за короля!

-А вы, барон?

-О, я фрондировал до конца! Вы могли в этом убедиться. Между прочим, меня потому и пропустили кавалеристы виконта де Тюррена, потому что им велел мой приятель.

-И его всадники помогли тушить пожар, начавшийся в Городе и спасли наш монастырь?

-Да, а откуда вы знаете?

-Догадалась. Я не знаю, Оливье, кто прав, кто виноват. Гражданская война — самое страшное, что может произойти в стране.... Да, барон, самое страшное, когда французы убивают французов. Когда я думаю об этом, у меня, кажется, треснет голова. И так — плохо, и так, а так — еще хуже...

-"Фронда-Один" это выбор "кардинал" или "Фронда". Почти все тогда выбрали Фронду. "Фронда-Два" это выбор "король" или "Фронда". Я выбрал Фронду, мой друг — короля. Да знаете, у него и выбора не было. Он был почти ребенком, когда поклялся в верности королю, принимая из рук своего отца фамильную шпагу в церкви Сен-Дени...

-Есть еще рыцари на свете, — восхищенно сказала Бофорочка и спросила, — Вы не могли бы рассказать подробнее, барон?

-Деталей я не знаю, герцогиня. Короткий рассказ об этом эпизоде был ответом на мой упрек: "Как ты мог пойти против своих?" Когда мы встретились на лесной дороге, бывшие товарищи по "Фронде-Один": я, Оливье де Невиль, раненый беглец и гарцующие на великолепных лошадях всадники королевской гвардии, которыми командовал этот молодой человек.

-А король?

-Король? — Оливье усмехнулся.

Саркастическая усмешка де Невиля насторожила герцогиню де Бофор.

-Вас не шокирует, если я оскорблю Его Величество?

-Сейчас же побегу в Лувр доносить на вас, барон де Невиль! Дочь Бофора слышала и говорила разные вещи о королях... Но Луи... Я, правда, почти ничего не знаю о нем, кроме того, что он женился на испанской инфанте по расчету, предав свою первую любовь, Марию Манчини... Тогда мне было немного жаль Луи и Марию. Это было прошлой весной, как раз в те дни я какое-то время жила в Вандомском дворце, и дворяне моего отца рассказали мне новости о женитьбе Людовика на Марии-Терезии. Да, мне было жаль Людовика, но еще больше Марию Манчини, да и Марию-Терезию тоже! Но государственные интересы... Все это так сложно. Это так же сложно, как провести границу между "Фрондой-Один" и "Фрондой-Два" и понять, кто прав, кто виноват. И все же в глубине души я считала Луи предателем... А кто раз предал любовь, предаст ее вторично... А потом привыкнет и начнет предавать всех, кого можно — друзей, страну, нарушать обещания, стоит только раз нарушить слово... Бофор, например, всегда держит слово, чего бы ему это ни стоило... А Луи... Луи начал свое царствование с маленького предательства... Дай Бог, чтобы я ошибалась.

-Вы близки к истине, — задумчиво сказал Оливье, — Насколько я знаю, не такой и серьезной была влюбленность короля в племянницу Мазарини. Я даже любовью это не называю. Любовь пришла к нему позже. Сейчас! Но в борьбе за любовь король совершил предательство.

-Кого же предал король после Марии Манчини?

-Моего друга, — мрачно сказал де Невиль, — Король увел у него невесту.

-Воистину королевская награда за рыцарскую верность! — гневно сказала герцогиня де Бофор, — А что же эта девушка... невеста вашего друга? Разве она не могла оказать сопротивление?

-Королю?!

-А хоть бы и королю!

-Она тоже полюбила Людовика.

-За корону?

-Навряд ли... Это... нечто непостижимое.

-И разлюбила вашего друга?

-Увы!

-Черт побери! Какой гнусный заговор! А он... очень влюблен в эту девицу, ваш товарищ?

-Увы!

-Что вы все как на похоронах "увы" да "увы"! Так уж и сдаваться? За любовь надо бороться!

-С королем?!

-А хоть бы и с королем!

-Он пытался бороться. Но понял, что это не тот случай.

-Испугался?

-О нет! Только не это!

-А эта девушка... она очень красивая?

-Э... как вам сказать... да, в общем-то да... Хотя... она не в моем вкусе, и я, право, не понимаю, что он в ней нашел. Но разве поймешь влюбленных! ...А вы видели когда-нибудь Луизу де Лавальер?

-Нет, барон, знать не знаю никакой Луизы де Лавальер, и имя не могу припомнить.

-Скоро услышите, мадемуазель де Бофор. Вы здесь живете как у Христа за пазухой, и до монастыря не так быстро доходят слухи об интригах Двора.

-Аббатисса узнает все очень быстро, но о многом молчит, и мы знаем только то, что она считает нужным сообщить нам. А что Двор?

-А то, мадемуазель, что придворные короля заняты тем, что строят разные догадки, как завершится эта любовная история. Любовный треугольник, образно говоря. С вершинами: король Людовик Четырнадцатый — Луиза де Лавальер — Рауль де Бражелон.

Анжелика вскочила на ноги:

-Ложь! — закричала она, — Ложь! Вы лжете, барон!

-О, Господи, — прошептал де Невиль, — Я попал не целясь.

Герцогиня де Бофор покачнулась. Оливье бросился к ней, готовый подхватить девушку: барону показалось, что Анжелика, смертельно побледневшая, вот-вот потеряет сознание. Барон почти обнял девушку за талию, но Бофорочка, овладев собой, гордо сказала, вскинув голову:

-Руки прочь, мушкетер! Я не слабонервная фрейлина, я герцогиня де Бофор!

-Простите, — поклонился де Невиль, — Я испугался, вы так побледнели...

-Расскажите мне все, что вам известно об этом... любовном треугольнике.

Оливье схватил лоскуток холста.

-Я редкий болван! "Ра..." Это его имя! РАУЛЬ! Вы любите его?

Анжелике сдавило горло, она молча кивнула головой, не в силах произнести ни слова.

-Тогда, герцогиня, еще не все потеряно! Вы правы: за любовь надо бороться! Вы готовы бороться за свою любовь?

-Но почему виконта де Бражелона надо от кого-то спасать? И от кого? От короля? Войну начинать, что ли? Восстание?

-О, Анжелика де Бофор! Вы достойная дочь Короля Парижских Баррикад! Воистину верна поговорка — яблочко от яблони недалеко падает. Сразу — восстание! Никакого восстания не надо. Спасите Рауля от него самого... От отчаяния...

"Я сейчас сама в таком же отчаянии, а кто меня будет спасать от меня самой!"

-Вы уверены, что у меня это получится?

-У вас — да! Герцогиня! Вы — сама жизнь, вы оживляете все, к чему прикасаетесь. Мне кажется, цветы должны улыбаться, когда вы гуляете по монастырскому саду, самые дикие кони становятся ручными, когда вы обращаетесь к ним, голуби клюют зерна из ваших рук, дикие звери, окажись вы в дремучем лесу, не причинили бы вам не малейшего вреда, вы — неземное, возвышенное существо, вы — фея Вандома, Юная Богиня Фронды!

-Но виконт не цветок, чтобы мне улыбаться, не дикий конь, чтобы стать ручным, не голубь, чтобы есть из моих рук, и... тем более не дикий зверь... И он выбрал не меня, а ту, другую, — печально сказала Анжелика, -Укротить дикого коня, приручить голубя, вырастить сломанный цветок легче, чем преодолеть упрямство Бражелона. Потому что этот господин, если что-то вобьет себе в голову... Да вы же сами его знаете! Ах, барон!.. Стоит ли мне вмешиваться? Вы предлагаете мне роль клина, по пословице "клин клином вышибают"?

-Никакой роли я вам не предлагаю, герцогиня, — сказал барон, — В вас есть такая магия, такая внутренняя сила, такая ангельская энергия, такое божественное колдовство и такая жажда жизни, что вы сможете привести в чувство Бражелона. Никому кроме вас, это не удастся. И лучше вам поспешить, потому что вчера только ваш отец пообещал Раулю — а вы знаете цену слова Бофора! — что возьмет его с собой.

-На войну?!

-На войну...

-Какой ужас! Но ведь он... его могут...

-Могут убить. Не так ли? И, боюсь, он сам постарается, чтобы это произошло как можно скорее... Рауль не из тех, кто прячется от пуль. И настроен он весьма решительно.

-А вот и нет, барон! Нет! Тех, кто гоняется за смертью, она обходит стороной! Так говорил сам принц Конде, а он в этих делах разбирается! Я слышала сама! Но... неужели зашло так далеко?

-Сами убедитесь, мадемуазель де Бофор, когда ваш отец представит вам своего нового адъютанта.

-Рауль — адъютант моего отца?

-Да, они вчера только договорились.

-Где?

-С этого я и начал: у Рауля, в его Бражелонском замке. Подумать только, мадемуазель де Бофор! Мы битый час говорили об одном человеке — и не подозревали этого!

-Да, — с печальной иронией сказала Анжелика, — Заблудились в окрестностях Бражелонского замка. Что ж, я попробую заняться нашим общим другом. А вы, Оливье, друг мой, не теряя ни минуты, поезжайте к отцу и скажите вот что: я даю герцогу только один день! Если герцог завтра не явится за мной, я сама убегу в Париж!

-Не делайте этого, герцогиня! Дороги так опасны!

-Пустяки! — махнула рукой Бофорочка, — Сказала поеду, значит, поеду!

-Если бы я не боялся скомпрометировать вас, я предложил бы охранять вас...

-Оливье! Вы в своем уме?! Герцогиня де Бофор убежала из монастыря с мушкетером! Подумайте о моей чести!

-Вы правы, герцогиня...

-Поезжайте же! Поезжайте скорее!

-Вы меня гоните?

-Конечно! Надо спешить! Не забудьте сказать отцу — я жду его только один день! Только один день!

-Я понял, мадемуазель де Бофор, — поклонился Оливье.

-Оливье! Вот еще что: ни слова... обо мне... виконту де Бражелону! Вы обещаете?

-Клянусь вам!

-Нет, не так! — сверкнув глазами, сказала Бофорочка, — Клянитесь на Евангелии! Повторяйте за мной...

-Да что вы, мадемуазель, моему слову не верите? Ох уж это монастырское воспитание...

-Не верю! Ваше сочувствие к виконту, ваша дружба может оказаться сильнее, чем данная мне клятва. Повторяйте за мной!

Оливье положил руку на Евангелие и повторил за герцогиней: "Я, Оливье де Невиль, клянусь, что никогда не расскажу моему другу, виконту де Бражелону о любви к нему герцогини де Бофор. Если же я нарушу эту клятву, мое имя будет обесчещено".

Заручившись такой гарантией, Анжелика, проводив барона де Невиля до монастырских ворот, вернулась в свою комнату. Теперь она могла дать волю слезам, которые не раз подступали к ее прекрасным глазам во время разговора с молодым фрондером, с тех пор, как было названо имя де Бражелона. И, конечно, Анжелика горько расплакалась. "Чем сто раз услышать, лучше один раз увидеть", — сказала себе Анжелика, внезапно успокоившись, когда, как ей показалось, она выплакала все свои слезы.

"Мне самой надо в Париж! И немедленно! Завтра я еще жду отца, как обещала де Невилю. А если герцог не явится, послезавтра на рассвете выезжаю. И тогда все будет ясно. Все, — смахивая слезинку, сказала Бофорочка, мысленно обращаясь к Раулю, — Это моя последняя слезинка, пролитая из-за вас, господин де Бражелон!"