Легенда о вольном купце

Погода стояла осенняя, поэтому мне было ничуть не жарко ни в теплых штанах, ни в плотной ветровке с капюшоном и подкладкой. С грехом пополам разобравшись с упряжью под чутким руководством бывшего хозяина, я закрепил свою нехитрую поклажу сзади седла — там была предусмотрена мудреная система ремней, позволяющая навьючить на лошадь еще пару мешков, но у меня столько не нашлось. Оставшейся меди, двенадцати монет после покупки всего необходимого, в числе которого были нитки, пару иголок, широкий кусок очень плотной ткани, который мог служить навесом, пара одеял, ножницы, два ножа и съестные припасы, должно хватить до ближайшего более-менее крупного поселения — Чаргрета.

Вообще, денежная система, как я понял из рассказа Дерека, тут вообще ни на что не похожа. Не могу вспомнить аналогичную с Земли. Сто медных монет составляют одну золотую (серебро тут, видимо, не водится), два обычных золотых — одну монету королевского чеканного двора, двойного веса, с личным гербом министра финансов и всячески защищенную от магических манипуляций. Для краткости их тоже называли варангами, видимо, чтобы подчеркнуть выбитый на обратной стороне коронованный профиль с горбатой переносицей. Но такие монеты в больших количествах водились только в крупных городах, у глав цеховых подразделений, да в столице, городе Телмьюн, расположенном на берегу Жемчужной Реки.

Лошадь я порывался было назвать Оглоедом, все же читал кое-что, потом сообразил, что ей больше подойдет женское имя. Так что мой новый личный транспорт, носящий теперь гордое название Франциска, неспешно шлепал копытами по размокшей лесной дороге, и справлялся со своей задачей неплохо, не падая от истощения или перегрузки. Лично я предпочел бы попасть в эпоху, где в этих лесных просеках уже начинали мостить каменные тракты, но священной Римской Империи в другом мире существовать, увы, не могло. Вроде как это они первые занялись логистикой в подобных масштабах.

Солнце пересекало небо с величественной неторопливостью, я пытался поудобнее устроиться в седле, пытаясь поймать взглядом прыгающие буквы и иногда отвлекаясь на дорогу. Иногда получалось даже целые фразы. В частности, я с удивлением пытался вникнуть в сообщение о том, что за 'неприкасание коленами земли при встрече солнцеликим владыкой своего народа' полагается такая неприятная мера, как 'усекновение ног осмелившегося до колен, земли не коснувшихся'. Больно, наверное. Но к счастью, от неприятных мыслей меня отвлекла довольно необычная картина.

Из кустов, раздвинув еще влажные после ночного дождя листья, показала нос самая необычная машина из виденных мной. Больше всего она походила на смесь болотного катера с катамараном, поскольку такое ненужное устройство, как колесная ось, да и, собственно, колеса, в ней отсутствовали. Зато сзади был большой пропеллер, обтянутый тканью. Тем не менее, этот дивный механизм парил над землей на высоте около метра, бесшумно и таинственно. Два сидения занимали весьма странные господа: один — с круглым лицом, в чем-то, до боли напоминающий цилиндр, но измятый до такой степени, как будто его жевали медведи, с окладистой, но не слишком густой бородой, не обратил на меня ровным счетом никакого внимания. Другой, в глухом шлеме и латах искусной выделки, напротив, повернул голову в моем направлении, вскинул руку, и что-то сказал соседу, который сидел за рычагами.

На медном, начищенном до блеска корпусе машины сияла все та же вдавленная лилия. Она находилась и на накидках двух важных людей, восседавших на своих местах с истинно королевским величием. Машина остановилась прямо передо мной. Поскольку я не имел головного убора, чтобы его снять, я просто натянул поводья и остановил Франциску, слегка наклонив голову в знак приветствия.

— Здравствуйте. Что такие важные персоны делают в этом захолустье? — Кажется, за несколько дней я перенял местный говор в совершенстве.

— Охотимся, — шлем не смог скрыть причудливого акцента говорящего. Его спутник в цилиндре пока что молчал.

— Боюсь, что ничем не смогу вам помочь, — миролюбиво произнес я. — Ни одного зверя за весь день не видел, а выехал я только сегодня. Из Боббурга.

— Да мы и не на зверя, — надменно бросил толстяк в цилиндре. Я только сейчас обратил внимание на длинную цепь, что тянулась за кусты: там было слышно какое-то шуршание.

— На человека? — поинтересовался я, пытаясь казаться равнодушным.

— Если это можно назвать человеком... — проговорил 'рыцарь', привстал и дернул за цепь. Из кустов вылетело... нечто. Человеком я бы даже в самом страшном сне не назвал то, что находилось на другом конце цепи — больше всего оно походило на странную смесь обезьяны, лысого кота и хоббита. Или человека. Очень длинные уши, покрытые темно-бурым коротким мехом, непрерывно шевелились под пестрым колпаком, очень напоминающим эмблему товарищей из Гильдии, крупные янтарные глаза с болью смотрели на меня. Одето существо было в желто-зеленый костюм, который как нельзя более подчеркивал его красновато-бежевую короткую шерсть, на которой, усиливая цвет, кое-где запеклась бурая кровь.

— Это что еще такое? — удивленно воскликнул я, шарахаясь назад и якобы случайно дернув поводья, отчего Франциска подалась в сторону, и я съехал с седла, шлепнувшись в грязь. Господа не заставили себя долго ждать и расхохотались, очевидно, мои простые забавы были им по нраву.

— Слушай, — утирая слезы, еле выговорил торговец, — может, этого тоже возьмем? Наллаг потешится на славу.

— Опасно, — сухо ответил второй. — Если кто увидит, что ведем человека, а потом опознают — всучат работорговлю и будешь камень ломать в императорском карьере.

Я тем временем подошел вплотную к рыцарю, благо, он сидел с моей стороны. Пока они разговаривали, достал пистолет, направил его на прорезь в шлеме удивленно обернувшегося человека и нажал курок. День выдался благоприятный — ни ветра, ни дождя, поэтому почти все содержимое небольшого баллона попало прямо внутрь. О, это прекрасное чувство, когда тебе еще и помогают — во всяком случае, о том, что шлем снимается, этот субъект явно забыл, вываливаясь с открытой платформы, катаясь в грязи и оглашая местность неприличными ругательствами.

Не то чтобы я — любитель благотворительности, но, во-первых, мне не понравились намерения товарищей относительно меня, а действовать лучше быстро, чем вообще не действовать. А во-вторых, я в принципе против пленения разумных существ любыми другими разумными существами, а в глазах этого бедняги явно читался осмысленный вопрос — за что мне это все?

Оставался еще торговец, который с непривычной грацией спрыгнул с другой стороны, вынул дубинку, окольцованную металлом с шипами и двинулся на меня, угрожающе ею помахивая и выражаясь ничуть не хуже своего приятеля. Я со скучающим видом достал из-за пояса разводной ключ приятного глазу красного цвета, до того скрытый под полой ветровки. Толстяк выпученными глазами покосился на инструмент, как бы я смотрел на какой-нибудь магический жезл, потом заорал что-то нечленораздельное и прыгнул на меня, замахиваясь своим оружием. Я ушел в сторону, едва не поскользнувшись, и огрел его по запястью. Послышался хруст, он вскрикнул от боли и выронил дубинку.

Я тут же несколько раз ударил его, потом вспомнил, что в пистолете осталось еще пять зарядов, и сделал 'скунса' еще и этому товарищу. Ему стало вообще не до драки, после чего я с остервенением навалился на едва вставшего воина и снова опрокинул его в грязь, навалившись сверху и охаживая ключом по шлему, на котором довольно быстро начали появляться некрасивые вмятины. А уж звук там, наверное, был — закачаешься.

После одного из моих ударов из-под шлема брызнула кровь, а тело обмякло и перестало сопротивляться. Я, весь вымазанный в грязи, с трудом поднялся и облокотился на край машины, которая, к чести изобретателя данного чуда, даже не покачнулась. Тяжело дыша, я угрюмо смотрел на бородача, пытающегося встать с помощью одной, неповрежденной руки. Надо сказать, что у него не слишком выходило, поэтому торговец так и остался сидеть в грязи, с ненавистью зыркая на меня. Рот он открывать явно боялся, учитывая количество отборной матерщины, которой он полил меня десятком секунд ранее.

Обратив внимание на машину, я увидел, что возле ближнего сиденья лежит меч в ножнах, принадлежащий, видимо, железному дровосеку, лежащему без сознания. А говорили, что воинские рефлексы не забываются... Хотя я должен был опять благодарить удачу, что сыграла на моей стороне — с моим навыком фехтования меня бы закололи за две секунды. Может быть, даже за одну.

Молча показав свой грозный инструмент толстому и прочитав в его глазах осторожность и такое же молчаливое согласие, я пошарил у него по карманам и обнаружил небольшой ключ, отлично подошедший к кандалам их пленника.

— Забирайся в машину, — указал я ему на медно-латунно-железно-тканевое чудище, невозмутимо парившее над дорожным месивом. Теперь, после нашей возни, грязь была действительно достойна какого-нибудь императорского свинарника.

— Шпишибо, — пискнул он и запрыгнул на сиденье — видимо, захотел порулить. Проблема в том, что рулить было нечем — одни рычаги. Ну да ладно, я человек из эпохи стремительно наступающих нанотехнологий, как-нибудь разберусь.

— Брысь от рычагов, — строго погрозил я ему пальцем и пошел за Франциской, которая недовольно косила на меня карим глазом: неужели я собираюсь бросить ее здесь, с этими невоспитанными мужланами? Я похлопал лошадь по загривку, объясняя, что придется поскакать налегке рядом с местным чудом воздухоплавания. Кажется, она ничуть не возражала против отсутствия моего организма в седле.

— Ты... совершаешь большую ошибку... — злобно выдавил толстяк. За то время, пока я занимался приготовлениями к дальнейшему комфортному путешествию, он подполз ближе к своему бессознательному другу и одной рукой пытался снять шлем.

— Да? — удивленно спросил я. — Так подай на меня в суд за жестокое обращение с животными, коими вы, безусловно, являетесь. Честь имею, господа!

И, отсалютовав им, с черепашьей скоростью удалился в кусты, потому что сначала включил задний ход. Сделав вид, что все так и задумано, с помощью рычага поменьше я развернул неповоротливый катер (про себя я решил его называть именно так) и поехал в сторону дороги, которая вела к Чаргрету.

— Ты умеешь говорить? — между делом спросил я спасенного, оглядываясь на лошадь, привязанную к раме. Кляча трусила вполне спокойно, было видно, что за долгую жизнь она видела куда больше, чем ее незадачливый наездник, умудрившийся в первую же неделю нажить себе могущественных врагов. Я заметил, что говорить мне сложновато, затем пощупал челюсть и досадливо щелкнул языком: завтра будет шикарный кровоподтек. Очевидно, я получил его, когда пытался подраться с человеком, закованным в металл.

— Угу, — кивнул он, смешно мотнув при этом ушами.

— Полный, а, главное, все рассказывающий ответ. Ты великолепный собеседник, дружище, — проворчал я. — Давай сначала: как тебя зовут, и какое место ты занимаешь в этом бренном мире?

— Я — Локстед, йрвай, и я шут в поместье купца Багахольда Дикого, — послушно отчеканил мой попутчик.

— Шут? Это может быть полезно. В конце концов, из того, что я знаю о шутах, они гораздо больше знают об окружающем мире, чем может показаться случайному наблюдателю, — заинтересованно сказал я, не забывая следить за дорогой. — Скажи, ты ведь не являешься исключением из этого правила, о, спасенный мной ирвай?

— Йрвай, — поправил он меня, настороженно зыркнув исподлобья. Взгляд получился таким же милым, как и тот, которым он смотрел на меня, находясь в кандалах. Вообще, смешные ребята эти Йрваи, как я погляжу. — Я знаю много, но говорю только нужное, храбрый воин.

— Какой из меня, к черту, воин, — вздохнул я. — Так, посмешище. Просто я очень не люблю, когда кого-то заковывают в кандалы.

— Император тоже не любит, — заметил он, потом вскочил на ноги и церемонно поклонился: — А я вас и не узнал, ваше Величайшее Величество!

Я поморщился:

— Бросай свои привычки и привыкай к тому, что ты теперь свободный гражданин. Для начала — выброси эту дурацкую шапку, она слишком мне напоминает герб этой самой Торговой Гильдии.

— Последний раз до побега меня за такую шутку и избили, — проворчал йрвай, приобретая вполне приличный вид. Он сбросил остроконечный колпак, зашвырнув его куда-то в кусты, затем стянул такую же пеструю рубаху с большими буфами, и оказался весьма тощим пареньком с относительно человеческим телосложением. Только мордочка удивленного лори и шерстистый торс портили впечатление. Более того, этот нахал стащил из сундука сзади сидений мое собственное одеяло и завернулся в него, всем видом показывая, что будет кусаться, если я попытаюсь его отобрать. Хотя я таким злодейством заниматься и не собирался.

— У тебя была проблема — я ее решил, попутно заимев серьезную головную боль, — констатировал я сей очевидный факт. — У меня тоже есть трудности — я совершенно не разбираюсь в географии этого прекрасного места, Дерек не рассказал мне про народность под названием Йрвай, я не знаю местных законов, потому как чужак в вашей прелестной империи. В общих чертах понятно?

Мой собеседник с интересом повернул ко мне голову, выразительно осмотрев меня с кончиков ушей до пяток, и повторив путь в обратном направлении.

— Понятно. Скажи хоть, как тебя зовут, благодетель нежданный, — с иронией проговорил Локстед.

— Допустим, Рихард. Удостоверение личности показать, или так поверишь?

— Допустим, поверю, — в тон мне отозвался йрвай. — Дерек, говоришь... это, случайно, не господин Крыс?

— Именно он. А ты-то его откуда знаешь?

— Встречались, — коротко ответил он. — Но, боюсь, он считал меня причудливым животным, поскольку говорить мне разрешается только в поместье Дикого.

— Разрешалось.

— Я — единственный из своего народа тут, так что изловить меня — легчайшая задача, — грустно сказал Локстед. Я сделал то, что хотелось сделать с самого начала, но я одергивал себя, твердя, что с разумным не стоит обращаться как с котенком — потрепал его за загривок. Кажется, йрвай не слишком возражал.

— Как-нибудь образуется.

— В местной географии я не слишком силен, могу только назвать окрестные города и указать дорогу к ним. Впереди, если не будем никуда сворачивать — Чаргрет. Город неплохой, если ты любишь запах выделанной кожи и масла — он полностью пропитан ими, как старый подвал, в котором долгое время хранили новенькие сапоги полка императорской армии, — начал повествование мой новый знакомый, подергивая время от времени ушами. — Кроме того, для меня это один из самых лучших городов страны, как и любой город, который называется не Глоффин.

— В Глоффине живет твой бывший хозяин?

— Да уж. А если вспомнить о том, что в Торговую Гильдию берут не за личные качества, а за вступительный взнос в сто пятьдесят варангов — можно понять, отчего в одежде с красными лилиями порой можно встретить отъявленных придурков, — злобно проговорил он.

— Мне эти красные лилии уже начинают приедаться, — фыркнул я. — Такое впечатление, что Торговая Гильдия правит империей вместо Варанга.