Двойной горизонт

Горыня опрокинул в рот терпкий напиток, и вдохнув послевкусие, медленно выдохнул, смакуя аромат.

— А насчёт великой княжны, я тебе так скажу. Хоть я и хочу внуков поскорее, да думаю, что у Машки-то быстрее всё сладится. А ты уж не торопись. Дело такое, серьёзное. Не простую девку берёшь, и даже не княжну старого рода. Царскую дочь! Понимать должен.

— Да понимать-то я понимаю... — Горыня помедлил, но потом всё же решился. — Только вот ничего я не понимаю. Подруги ее, и Катя Лопухина, и Анфиса Гагарина, и Любава Туманова и даже Лиза Дашкова, что просто тихоня, все уже хоть по разу, а косу со мной расплели. И словно, так, то и надо. И приветливы, и друг-дружку не ревнуют...

— Хмм. — Стародубский-старший задумался. — А ведомо ли тебе Горынюшка, что они перед Макошью — сёстры? Однова посвящение получали у Кремлёва Источника, и повязаны, куда как крепче чем скажем ты с Машкой.

— Откуда? — Вскинулся Горыня. Я в эти дебри вообще не лез.

— А зря! — Князь вскинул вверх указательный палец с массивным перстнем. — То знал бы, что лучше всего им вообще одного мужа на всех, чтобы круг силы не распадался. Я про то конечно не самый большой знаток, но кое-что рассказать могу. То вообще старинная традиция, что с самой Малуши жены Святослава Игоревича идёт. Малуша и сама была ведуньей не из последних, а когда призвала своих сестёр во Макоши, войско Святослава вообще не знало поражений. Тогда и хазаров разбили да рассеяли, и цареградцам наподдали. А печенегов, что под Киев пришли, так и вовсе вырезали до последнего человека.

— Ну, со Святославом понятно. Он Князем всей земли русской был. А мне-то этот хоровод зачем? Тут с одной женой бы управится, а как с пятью?

— Ну, то при случае у государя нашего спросишь. У него ведь в жёнах тоже Макошин круг. — Григорий Николаевич, усмехнулся. — Когда благоволение Родово на войско накладывали, так свет аж глаза резал. Так мы после того, веришь, сотню вёрст прошагали, после в бой вступили, да ещё гнали супостатов до самой Березины. Ну а там уж и егеря вступили. Великая сила это, Макошин круг. И никак сёстрам в полную силу не войти, пока они себе мужа не найдут.

За разговорами, незаметно подошло время, когда нужно было ехать во дворец. Роскошная карета лазоревого цвета с золочёным гербом Стародубских, запряжённая четвёркой вороных коней, уже ждала у входа, как и почётный конвой из шести казачков, нетерпеливо гарцевавших рядом. Горыня стоял внизу, ожидая пока князь выведет Марию, и чуть было не прозевал появление сестры, на широкой лестнице.

Одетая в бледно-голубое платье, с золотой вышивкой по краю широкой юбки, Мария не шла, а будто плыла, над землёй. Сверху на плечи была накинута пелерина из тончайшего кружева, отороченного лебяжьим пухом, а на руках, шее и на венце сверкали крупные бриллианты, обрамлённые в затейливую платиновую вязь.

— Маша, боюсь, сегодня ты затмишь даже царевен. — Горыня с улыбкой отвесил поклон сестре, и подал руку, чтобы она могла взойти на подножку кареты.

— А я боюсь, как бы вам с батюшкой не было стыдно за деревенскую простушку. — Мария лукаво улыбнулась, и аккуратно расправив складки платья, села на мягкое сидение.

Кареты, возки и большие многоместные повозки, съезжались к Кремлю со всей Москвы, и у Спасской башни, царила уже привычная суета, и толкотня. Но на этот раз, въезжавшие кареты проверяли не только волхвы, но и охотники, рядом стояла полная сотня егерей, а на стенах крепости, были видны усиленные караулы.

Всё это Горыня разглядел, выйдя из застрявшей в пробке кареты, и покачав головой вернулся внутрь.

— Что там, сынок?

— Усиленные патрули, сотня егерей, да волхвов два десятка. Проверяют всех.

— Эх, а не случилось ли чего? — Многоопытный князь, нахмурился. — Неспроста, даже егерей подняли.

— Что случилось уже прошло. — Горыня небрежно взмахнул рукой. — Это так. Больше от испуга, и показного рвения в службе.

— Да что случилось-то? — Подала голос Мария.

— Ведьмы опять затеяли волшбу в Москве. — Нехотя пояснил Горыня. — Да не вышло у них. Все там и остались.

— А ты...?

— Да просто мимо проходил. — Горыня успокаивающе улыбнулся сестре. — Там главный — князь Васильчиков со своими головорезами.

Карету качнуло, и пройдя буквально десяток метров, она снова встала.

— Я вот чего понять не могу. — Маша, ласково улыбнулась, но голос у неё просто сочился ядом. — Как можно быть таким отважным воином, отлично разбираться в поэзии и музыке, и быть таким отчаянным вруном?

— А ты хочешь, чтобы я направо и налево рассказывал о том, что составляет государственную тайну? — Горыня усмехнулся. — Ты вон батюшку расспроси, как он в Польском королевстве, заработал знак Ярого в серебре с пушками.

— Горыня! — Григорий Николаевич даже руками развёл, от такой подставы. — Негоже молодым девицам знать такое. А вот ты лучше расскажи нам, как в гостях у Гагариных блистал. Вот уж то история так история. — Он довольно рассмеялся. — Представь себе, Машенька, что Горыня, устроил у Гагариных настоящий концерт, совершенно покорив всех присутствующих, а княгиня, Всемила свет Игоревна так расчувствовалась, что прилюдно расцеловала его, и тут же объявила, что двери дома Гагариных всякий час открыты для Стародубских, и в любой день.

— Да, для Всемилы, такое совсем не свойственно. — Маша, уже давно была в курсе всех светских сплетен, что было одной из частей подготовки к выходу в общество, и о грозной ведунье была много наслышана. — Что же ты такое ей спел?

— Гагарины — семья военная. — Горыня посмотрел невидящим взглядом за оконце кареты, вспоминая тот вечер. — Даже Всемила Игоревна десять лет в войсковых волхвах отходила, за что и звание подполковника имеет вполне заслужено, да и знаков воинской доблести, немало. А уж старый князь, так тот с самим Кутузовым Берлин брал. Ну, я и спел... — Он вздохнул. — Я как стихи прочитаю, ладно?

Мне кажется порою что солдаты

С кровавых не пришедшие полей

Не в землю нашу полегли когда-то

А превратились в белых журавлей

Они до сей поры с времён тех дальних

Летят и подают нам голоса

Не потому ль так часто и печально

Мы замолкаем, глядя в небеса

— Она потеряла двоих братьев в битве за Москву. — Глухо произнёс Григорий Николаевич. — Слав умер у неё на руках, и даже её огромная сила не смогла спасти раненого. А Драгомир Вячеславович, схоронил там отца. Так и познакомились, когда тела похоронным обозом в Москву отправляли.

Карета вновь качнулась, набирая ход, и вновь остановилась, проехав буквально сто метров.

Князь, прикрыв глаза, откинулся в удобном кресле, и привычным усилием взял под контроль дыхание и погрузился в поверхностную медитацию, которая помогала ему обдумывать сложные вещи.

Горыня, воспитанный в деревне, и взятый им практически с "улицы" оказался совсем не прост, что и доказали последующие события. Резкий взлёт до ближайшего государева советника, тесное, (куда уж теснее!) знакомство с царевной, и отношение царёвых ближников — Васильчикова, Бенкендорфа, Кропоткина, Гагарина ... всех не перечесть, безмерно льстило князю.

Его стали наперебой приглашать в лучшие московские дома, и даже сватали дочерей, словно забыв о том, что потомства можно не ждать. И всё это благодаря Горыне, ворвавшемся в Российское высшее общество, словно ядро из осадной пушки. Нет, конечно, Стародубские — старый род, и по праву, записаны в бархатные книги пяти губерний. Да и сам князь, дослужившийся до генерала — вполне благопристойная фигура. Только вот княжеских родов на Руси больше трёх сотен, а есть ещё и боярские роды, и служилое дворянство, многие из которых в немалых чинах, и с серьёзным влиянием в обществе. Так что соперничество и грызня между родами за влияние и близость к государю, идёт отчаянная.

Горыня конечно ото всего этого весьма далёк, и не потому, что глуп, а потому, что ко всем этим игрищам испытывает глубокое отвращение. На мелкие сговоры не идёт, а любую попытку подмять его расценивает как акт агрессии. На этом уже прогорели Бельские, вздумавшие подкупить молодого генерала, подарив ему пару юных рабынь-гречанок, сведущих в искусстве наслаждений.

В тот же день, гречанки были освобождены, и с посольским кораблём отправлены к себе на родину.

В обществе, решение Горыни обсуждали весьма горячо, и в итоге сошлись, на том, что поступок был весьма благородный, и в высшей степени достойный, несмотря на крайнюю молодость самого генерала, и ходящие про него слухи.

В общем, в светские игры молодой княжич просто не лез и полностью их игнорировал, тратя время на вещи порой совсем непонятные князю, но видимо важные, так как царские курьеры бывали у них в доме регулярно, также, как и посланники от Васильчикова, Бенкендорфа и Юсупова.

"Похоже, нужно строиться поближе к Кремлю" — подумал, Григорий Николаевич, кивая своим мыслям. Конечно, это будет стоить немало денег, но тут уже не до экономии. Честь важнее.

Карету вновь качнуло, и она проехала почти до самой башни, где была остановлена досмотровой группой волхвов. Дверь распахнулась, и старший офицер наряда, кивнув с улыбкой Горыне, поводил внутри истошно верещавшим и вспыхивающим алым светом поисковым амулетом, и отдав воинское приветствие, аккуратно закрыл дверцу.

— Проезжай!

— А что это у него амулет так шумел? — Маша посмотрела на Горыню, чтобы тот, как человек сведущий пояснил ей непонятный момент.

— Это проверка на оружие и боевые артефакты. — Спокойно ответил Горыня. — На мне и то, и другое, вот амулет и забренчал.

— А почему нас пропустили?

— Так кому ещё на празднике быть с оружием, как не личной государевой канцелярии? — Князь рассмеялся. — Волхв наоборот, сильно бы удивился приедь Горыня без всего.

На первом этаже, где стояло огромное, в два человеческих роста, зеркало, Стародубские остановились, приводя гардероб в идеальное состояние, а Горыня бросив короткий взгляд на Марию, в очередной раз поразился тому, насколько красота Марии была естественной.

— Что-то не так? — Маша перехватив взгляд брата нахмурилась.

— Всё так. — Горыня улыбнулся. — Просто восхищаюсь твоей красотой.

— Тогда ладно. — Мария благодарно улыбнулась, и дав себя подхватить под руку, шагнула вместе с отцом и братом на лестницу.

— Тёмник поместной управы военного приказа, князь Стародубский с княжной Марией Стародубской и старший советник личной государевой канцелярии княжич Стародубский! Громко объявил глашатай, и Стародубские вошли в зал.

Парадный "Знамённый" зал Большого дворца, уже был полон гостями праздника. В основном высшими чиновниками империи, хотя мелькали золотые пояса купцов первой гильдии, и национальные костюмы в которых приехали выборные от губерний.

Как и было заведено с подачи князя Кропоткина ещё лет тридцать назад, вдоль стен зала стояли столы с лёгкой закуской, винами и сладостями для дам.

Неторопливо совершая круг по залу, князь и княжич раскланивались с знакомыми, и их представляли пока ещё незнакомым гостям, в числе которых совершенно неожиданно оказался посланник короля Франции — граф Артуа. Высокий мужчина в сером сюртуке с несколько измождённым лицом, и слегка поникшей ярко алой розой в петлице алого кафтана, расшитого серебром.

Французским Горыня владел не очень хорошо, но, несмотря на это, граф наговорил комплиментов, хваля произношение, а затем, перейдя к Маше, буквально осыпал её ворохом славословий. Оторваться от навязчивого француза удалось с некоторым трудом, и перейдя в Царский Зал, они вновь попали в людской водоворот, только на этот раз деловитый и осмысленный так как все готовились к выходу императора.

Через полчаса вдруг запели горны, и под громкий крик глашатая: "Император Всея Руси Михайло третий" высокие двери распахнулись.

Государь на этот раз был не только в сопровождении всех пятерых жён, но также детей, среди которых взгляд Горыни сразу выхватил царевну Анну.

Одетая в белое платье расшитое жемчугом, и с высоким венцом на голове, Анна держала за руку шестилетнего брата Яромила, который, судя по лицу, вообще не понимал, что он здесь делает.

Пройдя по коридору из первых лиц империи, государь занял место на троне, а жёны и дети сели рядом на одну или две ступеньки ниже, как было положено по рангу.

После началась долгая и неторопливая церемония представления всех новоприглашённых среди которых были военные, чиновники, купцы и выборные от общин. Стародубских вызвали последними, но в отличие от всех прежних, государь вдруг попросил Марию Стародубскую с князем подойти ближе, и минут десять о чём-то с ними беседовал, а после даже встал с трона, и обращаясь к князю, произнёс:

— Славный род, и славные воины. Рад видеть вас, князь Стародубский и вас княжна у себя в гостях. Ну, а вас, господин старший советник, прошу подойти ближе.

Горыня подивившись такому повороту, вышел из толпы и встал перед троном, отметив лишь, как по бокам выдвинулись пара ведунов, отсекая трон и пространство перед ним, силовым пологом.

— Что же это вы, Горыня Григорьевич, лишаете наших охотников и волхвов работы? — С лёгкой улыбкой произнёс Михайло. — Вот, князь, жалуюсь вам на сына вашего. Опять учудил. Уничтожил полный круг ведьм полонских, колдуна из Германского царства, да спас от лютой смерти шестьдесят пять детей и отроков.

— Всегда неслухом был. — Притворно вздохнул князь. — Вот когда Машеньку скрали, так в одиночку ворвался в крепость, и всю внешнюю охрану, да трёх упырей перебил. Если бы не ещё пара упырей, да ведьма внутри, так и вовсе зря волхвов военной управы беспокоил. А так, государь, он парень хороший. Резкий конечно да быстрый, так и возраст такой.

— Женить его поскорее, что ли, дабы род не пресёкся? — Государь задумчиво посмотрел на княжича.

— Так предлагал уже. — Князь вздохнул ещё более горестно, и покачал головой. — И боярынь из семей родовитых, и графинь заморских, и даже княжон из старых семей.

— Неужто никто не люб? — Михайло грозно нахмурившись, посмотрел на Горыню. — Нешто у нас в державе не найдётся невесты такому молодцу? Может среди ханьских поискать, или вот, давеча посольство манчжурское прибыло. Так там просто цветник юных красавиц. А? что скажешь Горыня Григорьевич?

— Люба мне одна девица, государь. — Горыня не отрываясь, смотрел в лицо Анны, которая, тоже не опуская глаз, сидела, выпрямившись в кресле, напряжённо сжимая подлокотники. — Только она и видеть меня не желает.

— Может, обидел чем? — Предположил государь, и посмотрел на дочь.

— Того не ведаю, но спрашивал, и ответа не получил.

— Так что же? — Михайло Алексеевич, задумался. — Воин справный, разумный на диво, в непотребствах не замечен, рода достойного, да и статью не обижен... — Государь повернулся к Анне. — Может, скажешь своё слово? А то ведь мне уже все уши прожужжали, про сватовство с Горыней Стародубским. И Курбатовы, и Веретенниковы, и вот ещё Татищевы... Ведь правду говорят. Или забирайте молодца, или отпустите на вольное сватовство. А сдерживать отцам молодых дочерей, уже никак невозможно.