Заклинатели Бер-Сухта

Но живых больше нет.

И вслед за огнем приходит море.

Сон. Или что-то большее?

Так будет? Я хочу знать правду.

Первый раз этот сон приснился мне после беседы с Кожаным Человеком. Я подумала — это от страха, от того, что он напугал меня. Вскочила посреди ночи, мокрая, трясущаяся... села на кровати. Все спали. А я больше не смогла, даже глаза закрыть было страшно. Так и провертелась до утра.

Мастер Ил-Танка говорил со всеми нами, каждым по отдельности. После такого разговора Ина пришла бледная и притихшая, сразу пошла на кухню, налила стакан самогона.

— Ну и чудище, — сказала она. — У меня до сих пор в голове звенит...

— А что он спрашивал?

Ина хмуро посмотрела на меня, с каким-то недоверием... но подозрений ее я явно не оправдала.

— Он спрашивал, умею ли я колдовать. Какие заклинания выучила.

— И что ты сказала?

— А что я могла сказать? — огрызнулась она почти истерично, нервы на пределе. — Он же и так все знает. Он псионик. Он видит насквозь. Он может заставить говорить все, что угодно... Все! — Ина зябко поежилась, налила себе еще пол стаканчика. — Хочешь? — предложила она.

Я подумала, и кивнула.

Ина шмыгнула носом.

— Я ему все и рассказала, — ее голос дрожал. — Надеюсь, он не сдаст меня в Литьяте.

— Не сдаст, — сказала Джара. — У него с Литьяте свои счеты.

— Свои счеты?

— Они же содрали с него кожу, это обычная казнь за предательство. Он жив благодаря мастеру Патеру, и не может покидать Бер-Сухт. Но договора с Литьяте у Олиша больше нет, присяга аннулирована.

Меня поразило, что Джара назвала его просто по имени.

— Откуда ты знаешь?

Джара пожала плечами.

— Он сам рассказал. Я только не знаю, что он натворил, про это он говорить не хочет. Но, думаю, не слишком серьезное, раз его отпустили. Хотя... — Джара задумалась, — три года назад, когда это случилось, Патеру имел больше влияния...

— Он сам рассказал тебе? — Ина смотрела на нее во все глаза, с ужасом. — Ты с ним говорила?

— Вы тоже говорили с ним.

— Да я чуть не померла! — Ина вздрогнула, громко икнула.

Джара сморщилась.

— И что? Он псионик, это его работа. Лан, между прочим, тоже псионик, только он не закончил обучение, а Олиш закончил. От Лана вы же не шарахаетесь? Он, конечно, не выставляет напоказ свои способности, но ему это и не нужно... ну, и, конечно, Лан — красавчик... Между прочим, Олиш не так уж сильно старше нас, ему всего двадцать семь лет.

Мы с Иной переглянулись, долго молчали.

— Ого, — сказала Ина, наконец. — Ну, ты даешь...

* * *

Лан появился неожиданно, поздно вечером. Мы с Иной уже легли спать, Джара еще сидела...

Он вошел. В первое мгновение я не узнала его, хотя, казалось бы, Лан совсем не изменился. Но что-то было в его лице — совсем чужое, взрослое. Я замерла, испугалась.

Не говоря ни слова, он подошел к Джаре, положил ей на колени маленькую блестящую вещичку. Глянул в глаза. И вышел. Все так же, без слов.

Золотой цветок с черной жемчужиной.

Я видела, как Джара закусила губу, долго неподвижно смотрела на украшение. Потом вдруг швырнула ее в сторону, вскочила на ноги и выскочила за дверь, вслед за Ланом, наверно.

Этой ночью она больше не возвращалась.

Увидела Джару только утром... их вдвоем с Ланом, на кухне. Лан жарил яичницу на двоих.

* * *

— Закрой глаза и слушай музыку. Просто доверься мне.

Лан учил меня танцевать джигу.

Словно и не было ничего, словно никуда не пропадал. Словно...

Он беззаботно улыбался, держал меня за руки.

— Давай, Соле, сначала вместе, а потом сама. Закрой глаза.

Я не могла. Мы стояли рядом, боком друг к другу, одной рукой он уверенно обнимал меня за талию, другой держал за руку. Я не могла закрыть глаза, не могла расслабиться, все время пыталась подглядывать. Мне казалось, я выгляжу ужасно глупо. А Лана это забавляло.

На площади перед учебным корпусом горели костры, играла музыка. Отмечали первый день начала занятий, посвящение нас в студенты Бер-Сухта. Собрались все, даже преподаватели... всего человек сорок, не больше. Без особых торжеств, для праздника, как в старые времена, не было ни денег, ни сил.

— Мы приемники Тарра! — горячо и пафосно говорил Арек, парень с третьего курса. — Мы последние, кто еще помнит древнюю магию, кто может видеть суть вещей за блестящей оберткой. Последние, кто еще может что-то изменить. В наши дни, когда магия стала формальным сводом правил, наш долг — хранить в сердцах живой огонь, поддерживать его, не дать угаснуть...

Он говорил и говорил — пространно и, по сути, ни о чем. Я слушала. Мне не нужно было никакого огня. Я хотела лишь нормальной человеческой жизни, удобной и комфортной, хотела домой, хотела, чтобы все было хорошо.

— Нам всем сейчас очень сложно, но у нас нет другого выбора, — говорил мастер Патеру, честно и просто. — Нам придется идти до конца.

Они говорили все, каждый по своему, а потом мы танцевали в круге костров. И искры кружили...

Было радостно и немного тревожно. Странное ощущение неизбежности накрыло меня. Теперь я тоже часть Бер-Сухта, мне никуда не деться. Решение приято. Моя жизнь поменялась навсегда и по-старому уже не будет. Я не вернусь домой.

Наверно, именно тогда я приняла это... хоть отчасти.

Но стоило закрыть глаза, и я видела Салотто в огне, пылающую гору, падающую с небес. Картинка была такой четкой и ясной, что становилось страшно. Наверно, нужно было кому-то сказать, но я никак не могла признаться даже себе, что это может быть чем-то большим, чем моя фантазия.

Можно было сказать Лану.

— Закрой глаза, расслабься, — говорил он.

Я не могла.

Джара не танцевала, она сидела у костра, гордо, с прямой спиной, на ее лице играла странная улыбка. На ее шее блестел золотой цветок. Она смотрела на меня.

— Шаг правой вперед, шаг левой, теперь снова правой, в прыжке, — говорил Лан.

У меня кружилась голова. Я старалась, но вечно сбивалась с ритма, путалась в ногах.

Ина танцевала с Регаром, легко и весело, я даже завидовала им.

— Лан, я не могу. У меня ничего не получается.

Он остановился, долго, сосредоточенно смотрел на меня.

— Соле, хочешь, я научу тебя по-другому? Я не доучился магии, но я кое-что умею. Ты просто расслабься, закрой глаза, не думай ни о чем и слушай свое тело, не сопротивляйся. Ты начнешь танцевать. А потом и сама сможешь. Давай?

— Магия? — осторожно спросила я.

— Да, — Лан кивнул. — Не бойся.

Он улыбался, словно это была просто шалость, словно ничего не значило.

— Не надо, — сказала я.

— Почему, Соле? Я всего лишь научу тебя танцевать.

Нет. Я не могла представить, что кто-то будет снова копаться в моей голове, что кто-то сможет взять под контроль мое тело, пусть только направить... Ужас. Так нельзя. Мастера Ил-Танка мне хватило с лихвой, я больше не хочу...

— Соле... — Лан держал меня за руку. — Ну, что ты, как маленькая.

Я поджала губы. Маленькой девочкой мне быть не хотелось. Хотелось быть взрослой, особенно для Лана. Достойной. Очень не хотелось его расстраивать. Я была готова на все, но...

— Я не могу, — сказала тихо. — Потанцуй с Джарой, смотри, она скучает.

Лан удивился, совершенно искренне, словно не мог представить, как кто-то мог ему отказать.

— Да ладно, Соле... Чего ты так боишься?

Я поняла, что сейчас расплачусь.

— Я... я не боюсь...

Слезы щипали глаза.

— Соле... — он взял меня за плечи. — Ну что ты? Ну, не хочешь, не надо.

Я шмыгнула носом, отвернулась.

— Я посижу, — вышло больше похоже на всхлип.

Отвернулась. Сначала хотела сесть на скамейку у костра, потом поняла, что не могу сейчас. Было так обидно, что страшно хотелось побыть немного одной. Я пошла прочь, буркнув мимоходом, что мне нужно в туалет, я скоро вернусь.

И только отойдя подальше, так, что никто не мог увидеть, разрыдалась по-настоящему. Ничего не могла с собой поделать. Старалась только не очень громко, чтобы не сбежались люди, боялась объяснять.

И все же пришлось.

— Соле...

Он тронул меня за плечо. Я вздрогнула, чуть не подскочила, думала это Лан подошел. Нет. Хаген.

— Ты чего? — в его голосе ясно слышалось волнение, и от волнения акцент становился еще заметнее. Хаген-Лягушка...

— Ничего, — сказала я.

— Ты же плачешь...

— Да.

Я принялась вытирать слезы, размазывая по лицу.

— А ты... ну... что-то случилось?

— Все нормально.

Я шмыгнула носом. Вдруг поняла, что его не было с нами, Хаген не танцевал и даже не пил, не сидел у костров. Я видела его в самом начале, когда толкали длинные речи, а потом он незаметно пропал.

— Хаген, а почему ты не танцуешь?

— Не умею, — он пожал плечами.

— Но ты ушел, не сидишь с остальными... — я ляпнула, и стало немного стыдно за свою бестактность. Какое мне дело?

В его лице что-то дрогнуло, едва уловимо.

— Там слишком много огня... Соле... я не могу...

— Огня?

— Да.

Я не могла понять.

— Ты что, огня боишься?

— Боюсь, — просто согласился он.

— Но почему?

Наверно, глупый вопрос, но...

— Соле... — он нахмурился, вздохнул, подбирая слова. — Это все...

Я ждала. Наверно, я такая несчастная, зареванная, что не признаться мне было просто невозможно.

— Соле, ты ведь слышала про вспышки магии, да? — осторожно сказал Хаген. — У меня было такое с самого детства. Огонь. Огонь вырывался из меня, и... В детстве еще не сильно... хотя однажды я чуть не спалил дом. Мать считала, что это проклятье, что я одержим демонами. Молилась, таскала меня к шаманам. Ничего не помогало. Я очень старался не огорчать ее, старался сам справиться. Старался держать это в себе.

Он замолчал, зажмурился.

Для меня это было дико. К шаманам? Неужели Ригдел такая далекая и темная провинция, что они не понимают? И главное — неужели патруль Литьяте не дотягивается туда? У нас ведь и чихнуть с помощью магии невозможно было, чтобы тебя к тебе не нагрянула инспекция. Спички не зажечь, не то что дома!

— Я сжег всех, Соле... — сказал Хаген, голос дрогнул. — Всех. Я не хотел... Мы охотились на болотах, и на нас напал болотный змей, он схватил отца... Это вышло само. Я хотел спасти, помочь, хотел сделать хоть что-нибудь, но вместо этого убил всех. Черные головешки... знаешь... даже не поймешь, чем они были... Я думал, сойду с ума. И от этого... ну, в общем, еще там... гром и молнии... — Хаген облизал губы. — Меня подобрал патруль. Они сказали, что это магия, что такое бывает, но только уже поздно. Поздно учиться. Если все зашло так далеко, если оно прорывается с такой силой, то я уже никогда не смогу взять магию под контроль. Слишком опасно. Даже отправлять учиться слишком опасно... Не хотели связываться.

Я смотрела на него во все глаза.

Я не верила, это было слишком невероятно.

Но ведь с такими вещами не шутят. Хаген никогда бы не стал... Он не из тех, кто может так врать. Потерять родных... нет, это не шутки.

Патруль...

— Что они хотели с тобой сделать? — тихо спросила я.

Хаген передернул плечами.

— Мне тогда было все равно, я не спрашивал, — сказал он. — Но за меня поручился мастер Патеру, сказал, что сам проследит. Только из уважения к нему...

— Хаген... — я не знала, что и сказать.

По сравнению с этим, все мои неприятности и страхи действительно казались детскими и глупыми.

Он молчал. Он сказал все, что мог, и слов больше не осталось.

— Ты не виноват, Хаген, — тихо сказала я.

— Какая разница.

— Нет, Хаген! Разница есть! Не нужно винить себя. Ты не виноват! Если бы ты родился в Илитрии, в Эторе или даже в Хисире, тебя бы учили с детства. Ты бы мог...

— Нет, Соле, — он нахмурился, не дал мне договорить. — Что толку. Это ничего не изменит.

Огонь. Кругом огонь...

Я тоже всегда винила себя в смерти матери. Знала, что это не моя вина, и все равно...

— Салотто в огне... — тихо-тихо сказала я, само вырвалось.

Хаген вздрогнул, посмотрел на меня так странно.

— Ты знаешь, Соле, — сказал он. — С тех пор я часто вижу один сон. Приморский южный город, большой, очень большой, высокие дома... Река делит его пополам... На левом берегу старый город, крепостные стены, какой-то дворец, крыша блестит на солнце и слепит глаза... вокруг большой парк с тремя прудами. Через реку мост с морскими драконами, выкрашенными в синий цвет. На правом берегу — высокие новые дома. Около берега они стоят очень плотно, но чем выше, дальше к холмам, тем свободнее. Домики рассыпаны везде, куда не глянь, кажется, до самого горизонта. В гавани огромные корабли...

Он рассказывал, я слушала, и мне становилось страшно. Я знала, что будет. Это Салотто. Он видел мой город во сне.

— А потом с неба упал огонь и сжег все, — сказал Хаген. — Я видел, как людей пожирает пламя, как они кричат, пытаются спастись...

Мне кажется, я перестала дышать. Я смотрела на него и, в который раз, не могла поверить. Ведь это не шутка! Нет?

— Ты ведь не смеешься надо мной?

— Нет, — сказал он.

Если бы Лан рассказал мне это, я бы не поверила. Вот, не поверила бы и все. Но тут...

— Знаешь, Соле, — сказал он еще, — в Литьяте мне сказали, что я могу навлечь на мир большую беду.

У него стало такое каменное, непроницаемое лицо.

А у меня подкосились ноги, я взяла и села прямо на землю, закрыла лицо руками. Нет. Этого не может быть. Это не он. Нет-нет-нет...

* * *

Всю ночь, до утра, мы сидели с Ланом на старом полузатопленном пирсе, забравшись на ящики. Волны то с шипением захлестывали доски, то откатывались назад.

Мы пили вино, Лан откуда-то принес хорошее хисирское, из Най-Кану, страшно дорогое...

Я не удержалась, рассказала ему о Хагене и о своем сне. О Салотто. Лан не удивился.

— Такие сны снится многим, — сказал он. — Повторяющиеся, страшно реальные сны. Многим, кто имеет отношение к магии.

— И тебе?

— Да, — Лан кивнул. — Мне тоже. Я видел его.

— Салотто в огне? Так будет?

Лан нахмурился. Под темным ночным небом его голубые глаза казались совсем черными.

— Это не пророчество, — сказал он. — Только предупреждение. Можно избежать, можно изменить судьбу.

Было что-то такое в его голосе, глубоко личное... или может просто показалось мне?

— Лан, скажи, а кто видит этот сон? Почему нам всем он снится.

Лан вздохнул.

— Не всем. Только тем, кто имеет к этому хоть какое-то косвенное отношение. Тебе, возможно, потому, что Салотто твой родной город.

— А тебе?

Он пожал плечами. Отвернулся, долго смотрел на волны.

— Никто пока не знает, что с этими предупреждениями делать. Никто не знает когда и из-за чего это может произойти. Каждый видит сны по-своему, со своими подробностями, со своих точек зрения. Вот, Соле, скажи, откуда смотришь ты?

Я задумалась... сложно сказать.

— Не знаю... Мне кажется с горы, с Каталау, со смотровой площадки.

— Даже так? — Лан немного удивился. — Ты понимаешь, откуда смотришь, и всегда с одной точки?