"В стальном лабиринте"

Замечательно. Тогда выслушайте, после чего спокойно отдыхайте, слушайтесь во всем докторов и скорее поправляйтесь. Вы нам нужны живым и здоровым. Договорились?

Теперь коротко, поскольку мне разрешено пробыть с Вами только несколько минут. Поздравляю Вас сотником моего нового лейб-гвардейского казачьего Маньчжурского полка. Служба и проживание на Дальнем Востоке для Вас отменяются. Ваше награждение Георгиевским оружием за славное дело под Мукденом состоится перед полковым строем.

О супруге своей не беспокойтесь, все будет устроено лучшим образом, встретитесь с нею в столице. Как и с Вашими однополчанами, уцелевшими в том бою. Они, все трое, будут служить с Вами под новым знаменем. Семьям же погибших установлен особый пенсион, так что нуждаться они ни в чем не будут. И на этом пока все. До свидания. Выздоравливайте!

* * *

То, что Император правильно отреагировал на краткий пересказ Петровичем фактов, которые он смог вспомнить из биографии Семена Михайловича Буденного в нашем мире, его определенно радовало. Как и то, что храбрый из храбрых начинает идти на поправку. Жаль только, что познакомиться пока не получилось: раненый спал.

Договариваясь с бароном Фредериксом о том, чтобы по прибытии в столицу, тот сразу телеграфировал Рудневу адрес госпиталя, где будут лечить их спасителя, Петрович неожиданно очутился в поле зрения самодержца, выглянувшего из своего салона на их голоса.

— Всеволод Федорович, скоро Иркутск. Вы уже собрались, полагаю?

— Так точно, Ваше величество. И мои офицеры тоже.

— Прекрасно. Значит, будет кому за Вами присмотреть, когда вновь Тирпицу в когти попадете, — Николай улыбнулся слегка сконфуженному адмиралу и, поманив пальчиком, пригласил, — Ну-ка, загляните на минуточку. Мне ночью кое-какие мысли пришли, хочу с Вами на этот счет перетолковать. А заодно и чайку попьете, как раз только что подали.

Уютно расположившись в кресле подле углового столика и усадив Руднева напротив себя, Николай немного помолчал, прислушиваясь к гулу проливного дождя, падающего стеной на крышу вагона и туманящего оконные стекла водяными потоками. После чего, задумчиво покрутив кончик уса, негромко заговорил.

— Родилась тут одна интересная идея, Всеволод Федорович. Она не моя. И более того, первоначально я ее не одобрил, поскольку с моей точки зрения такое представляется не вполне благородным. Но, положа руку на сердце, признаюсь, — очень искусительная идея. Предложил ее Миша Банщиков...

Глядя на итоги его операций с ценными бумагами, а по утверждению Коковцова они сократили нам войну на несколько месяцев, сомневаться в перспективности задуманного им не приходится. Вдобавок, некоторые недавние политические моменты и сведения об очередных происках наших противников в мире, заставляли меня не раз возвращаться к обдумыванию вариантов предложенного Мишей плана.

Пока про него, кроме самого Банщикова, знаем только мы с министром финансов. Еше я намерен поставить в известность Василия Александровича, поскольку кроме веса его профессионального суждения, все это может строиться с учетом некой информации, которую он мне ранее передал. Также хочу ввести в курс дела и Вас. Мне представляется очень важным Ваше мнение. Даже не с точки зрения принципиальной осуществимости самого мероприятия, а скорее, в плане его моральной допустимости.

— Вы говорите загадками, Ваше величество.

— Просто тема достаточно щекотливая. Сейчас все поймете, Всеволод Федорович... Полагаю, что Вы должны знать о том, как в свое время англичане создали несколько колониальных торговых компаний. Да и не одни только англичане.

— Типа Ост-Индской монополии?

— Да. Именно. Только не о ней конкретно речь, а о так называемой Компании Южных морей. Вы можете мне напомнить, чем знаменита история этого предприятия?

— Э... что-то там у лаймиз по-крупному прогорело, нет?

— Ясно. Судя по всему, подробностей Вы не знаете. А, ведь именно благодаря этой Компании, Англия избавилась от своего громадного государственного долга...

— А! Вот в чем дело. Теперь, кажется, припоминаю. Это не о крупнейшей ли афере всех времен и народов речь?

— Ну, может, и не о крупнейшей, но об одной из знаменитых — это уж точно... Так вот. Ваш молодой спутник, поразмыслив о сложившихся после победы России в войне обстоятельствах, предложил, так сказать, свободную 'вариацию на тему'. Причем, как он уверен, практически безпроигрышную. И что примечательно, господин Коковцов, весьма осторожный в первоначальных оценках человек, сразу признал перспективность замысла Банщикова, поспорив с ним лишь о тактических деталях, продолжительности и форме механизма его реализации.

Больше того, Владимир Николаевич считает, что таковой механизм сегодня даже нет нужды выдумывать, поскольку он у нас уже имеется. Интересный оборот, не правда, ли? — отхлебнув чаю, Николай отодвинул стакан и, сделав многозначительную паузу, скрестил руки на груди, — И причина нашего нынешнего разговора в том, что Вам, Всеволод Федорович, предстоит вскоре весьма тесно пообщаться с людьми, приложившими все свои силы и энергию для его создания. Вы понимаете, о ком и о чем я?

— О господах Безобразове, Вонлярлярском, и об Особом комитете по делам Дальнего Востока?

— По персоналиям — именно так. А Комитет... комитет этот был созван по моему решению. Ну, а саму идею предложил граф Воронцов-Дашков, который принципиально разошелся с Ламсдорфом и Витте во взглядах на нашу Восточную политику. Кстати, с Илларионом Ивановичем я Вас непременно познакомлю. Умнейший, государственный человек...

Нет, речь вовсе не о Комитете. Но прежде, чем я продолжу вводить Вас в курс дела, расскажите-ка мне кратенько, любезный Всеволод Федорович, в чем причины Вашего явно негативного отношения к означенным господам? Надеюсь, это не обычная 'морская солидарность' против гвардейских кавалеристов? А то Евгений Иванович Алексеев тоже сумел поругаться с Безобразовым незадолго до войны...

Я хорошо помню мрачное выражение Вашего лица во время нашей первой остановки в Иркутске по дороге во Владивосток, на церемонии награждения статс-секретаря и его коллег вполне заслуженными орденами. Неужели, мой дорогой адмирал, Вы не согласны, что этими людьми была проделана огромная работа по наведению порядка как на самой дороге, так и в дальних тылах Маньчжурской армии?

— Как изволите, Государь. Кратко, так кратко. Алексеев ни при чём. В моем времени историки пришли к выводу, что эти деятели с их бутафорской лесозаготовительной концессией на реке Ялу и пренебрежительным, если не хамским, отношением к интересам Японии в Корее, являются одними из первых виновников возникновения войны с Токио.

— Да? Но, главный-то виновник, с точки зрения Ваших историков, лично я, полагаю?

— Конечно. Как же иначе...

— А главное, даже обижаться не на что. Проигранная война, есть проигранная война. Поделом нам, грешным, — печально вздохнул Николай, — Но сейчас-то Вы поняли, что я должен был сделать все, что было в моих силах, для того, чтобы не пустить эту желтомазую, хищную саранчу на материк? В то время, как политика Витте и Ламсдорфа привела бы только к безвольной сдаче наших позиций, за которые мы заплатили кровью во время бунта мерзавцев-боксеров? Признаю, что мы в России не успели как должно подготовиться к вероломному японскому нападению. Что лично я попросту не ожидал подобной запредельной наглости Микадо и его самураев, что многое видел в неверном свете. Как и то, что кому-то излишне доверял, а в чем-то катастрофически, пагубно ошибался.

За гордыню мою, по грехам, я должен был быть наказан. И если бы не ваше явление по Божьему промыслу...

Знаете, осознать такое, это как преступнику, приговоренному к заслуженному им наказанию, получить помилование на эшафоте. На самом деле, дай Бог никому никогда не прочувствовать того, что я испытал, узнав от Вадима о будущем, нас всех ожидавшем...

Но, простите, пожалуйста, что-то я отвлекся на личные переживания.

Японские интересы, Вы говорите? Ну, нет, — Николай слегка прихлопнул ладонью по полировке столешницы, — Я знаю только российские, Всеволод Федорович. Хотения же всех прочих можно уважать и учитывать только при очевидном соблюдении интересов Российской державы. И если следовать зову души и сердца, то я вышвырнул бы японцев из Кореи сразу, окончательно и навсегда. Но, к огромному моему сожалению, большая мировая политика потребовала в данный момент 'мягкого' решения. Согласившись на такой мир, я учел и ваше с Мишей и Василием мнение, как Вы понимаете. Только, помяните мое слово, это решение не станет окончательным. Инцидент под Мукденом сам за себя говорит. Самураи одержимы жаждой реванша. И мы в этом стремлении им мешать не будем. Главное, когда час пробьет, быть вовсеоружии...

Но, — к теме. Господа Безобразов, Вонлярлярский, Абаза, Матюнин и несколько лиц, которых Илларион Иванович подобрал для реализации Восточного курса, конечно, имели и имеют свое понимание идущих в Китае и Корее процессов. Изначально они видели для себя работу с этими территориями 'по-английски'. Как с туземными, колониальными землями, которые надо быстро и эффективно пограбить. А попутно добиться славы и положения при Дворе и в обществе. Лавры барона Клайва и Сесиля Родса, знаете ли, покоя многим не дают. Увы, пример 'цивилизованного белого человека' заразителен.

Пришлось мне их поправить, хотя и не уверен я, что от этого жажда наживы в них умерла, — Николай добродушно усмехнулся, — Но азарта и готовности преодолевать на пути к своим целям любые препятствия, у них хоть отбавляй. Тем более теперь, когда открылись такие перспективы. И не качайте головой, дорогой мой Всеволод Федорович, мне приходится работать с теми людьми, которые есть...

Повторюсь, на их первоначальных хищнеческих химерах мне пришлось поставить жирный крест. Россия — это не Англия. И мараться примитивным, неприкрытым грабежом туземцев мы не станем. Не джентльмены же. Наш интерес в рациональном, хозяйском освоении этих территорий с перспективой принятия их народов под державный Скипетр. Империя наша должна прирастать сознательными верноподданными, а не униженными и ограбленными ею же людьми. Я такой глупости никогда не допущу. В отношении Кореи, например, мне видится вариант с личной унией. Но пока это дело даже не завтрашнего дня. До этого впереди дел — поле непаханое...

Когда же я сказал про уже имеющийся у нас в наличии механизм, то я имел в виду Восточно-Азиатскую компанию. И лесозаготовительная концессия, выкупленная у купца Бринера, лишь один из ее проектов. Вы что нибудь слышали об этой Компании?

— Только вскользь, Государь. От адмирала Алексеева.

— Понятно. Не сомневаюсь, что дифирамбов Евгений Иванович Безобразову не пел. Тогда, не вдаваясь в излишние подробности, поясню, о чем идет речь. По замыслу Иллариона Илларионовича, ВАК — компания-монополист по разведке недр и прочих природных ресурсов, а также их эксплуатации в Корее, Маньчжурии, на нашем Дальнем Востоке и прилегающих островах, должна была явиться главным орудием 'проростания' России на этих обширных землях. Причем в первую очередь даже не экономического, а политического и хозяйственного. Стать механизмом насаждения там действенной администрации, лишенной большинства бюрократических недостатков, в силу необходимости обеспечивать экономический результат. Как любит говорить граф: 'Следом за русскими геологом, инженером и управляющим, естественным образом идут русский язык и русская идея'.

Именно поэтому ВАК была задумана Воронцовым-Дашковым и его товарищами как государственно-частное товарищество. Ибо на начальном этапе никакой частный капитал не рискнул бы войти в проекты, сулящие реальную прибыль через пять-семь лет. Когда дело двинулось, а это было шесть лет назад, Сергей Юльевич увидел в ВАК конкурента для своих планов 'экономической выкачки Маньчжурии и северного Китая', для чего им, якобы, задумывались КВЖД и ЮМЖД. Его активность в железнодорожных проектах до поры до времени шла в колее нашей Восточной политики. Но когда он начал мешать экономическим планам ВАК, стало ясно, что лишь дороги и порты представляют для него главную и самодостаточную ценность.

Но что будет при их наличии и отсутствии быстрого экономического подъема на этих землях? Правильно: откроются ворота для колониальных товаров уже закрепившихся в Китае французов и англичан, а также для фабрикатов из Америки. И волна их захлестнет восток России, убивая там ростки нашего промышленного роста.

Я очень долго пытался его настроить на необходимость поддержки идей Воронцова-Дашкова, Вонлярлярского и Безобразова. Непростительно долго. Были потеряны четыре года! Возможно, именно это промедление привело нас к войне. Во всяком случае, если бы первоначальные планы соблюдались, полтора года назад только в Корее у нас было бы двадцать тысяч штыков вооруженной силы. И в Маньчжурии не менее тридцати тысяч дополнительных охранных войск. Но, к сожалению, к Витте и Ламсдорфу примкнул также генерал Куропаткин, уверенный в том, что семьдесят тысяч солдат и офицеров регулярной армии — это избыточно для всего театра по нормам мирного времени. И в этом Военный министр и два его союзника смогли меня убедить.

Когда, дабы рассечь этот Гордиев узел, я решил ввести Наместничество на Дальнем Востоке, было, по большому счету, уже поздно. Времени на наведение там должного порядка у Евгения Ивановича не хватило. Японцы отпустили ему меньше пяти месяцев...

Но сегодня, с Божьей помощью и при вашем участии, ситуация поменялась. России пока нечего опасаться на Дальнем Востоке, мы можем действовать вполне открыто, через государственные структуры. Циньцы будут вынуждены пойти на двусторонний договор по Маньчжурии и нашим интересам в Корее. Так что, на первый взгляд, в создании ВАК отпадает особая надобность. Безобразов сильно опасается такого развития событий и даже прислал мне три пространных письма. В одной из бесед с Банщиковым, я затронул этот момент. Тут-то у него и возникла идея неофициального использования Компании...

В общих чертах Миша предлагает следующий порядок действий: для начала надо показать всему миру разработку грандиозных природных богатств Кореи и Маньчжурии в рамках монопольных проектов ВАК. Это золото, алмазы, металлы, лес и много чего еще. Включая нефть Сахалина. С соответствующим заоблачным дивидендом, конечно. Причем 'показать' — не значит реально добыть в заявленных количествах.

Параллельно поднять шумиху в прессе на тему 'Вот за что на самом деле боролись русские, провоцируя Токио на войну!' Затем постепенно перевести Компанию в ранг частного Общества с биржевыми бумагами. Но при этом ограничив возможность их покупки для нерезидентов. Мол, прибыли грядут несметные, и Минфин требует оставить эти деньги в стране.

После чего 'по просьбам трудящихся', как Миша выразился, приоткрыть лазейку для иностранцев, дав возможность Компании обменивать свои акции на долгосрочные обязательства России. Там — четыре-пять процентов годовых дохода, здесь — те же цифры, только с дополнительным нуликом. С одной стороны, это облегчит России привлечение новых займов. С другой, — когда господа парижские рантье увидят живые прибыли наших держателей акций, помчатся на биржу вприпрыжку, пихая друг друга локотками.