Антибункер. Книга первая.

Дальше по берегу, ближе к тополиной роще, стоит кирпичное здание котельной и склад ГСМ из светлого профнастила с большими поржавевшими ёмкостями рядом. Больше ничего особо примечательного я не заметил: улица пуста, людей и животных не видно, у перекрёстка замерли брошенный китайский или японский грузовичок и белая "Нива" с прицепом.

Как я уже говорил, фельдшерский пункт располагался на возвышении.

В небольшой долинке между тайгой и рекой был ещё один пологий холмик, на котором стояло здание поселковой администрации, недаром ведь его крыша украшена длинным флагштоком. Однако триколор не полощется, его сняли и унесли. Фасад административного здания был покрашен спокойной терракотой, в нижней части облицован чем-то тёмным. Это самое красивое и аккуратное здание в посёлке. Стёкла целые, дверь закрыта, окна занавешены.

— Удрали, слуги народные, — спокойно констатировал я.

Раз удрали, значит, в самых первых рядах. Иначе до сих пор пытались бы выкарабкаться на месте.

— А начальники ваши разбойные увезли всё, что посчитали нужным, мебеля по гальке не разбрасывали, угадал?

Между зданием администрации и лесом виднелась вертолётная площадка, может, там есть и грунтовая ВПП, пригодная для посадки санитарного Ан-3, отсюда не видно. Есть будка, похожая на туалет и два врытых в землю топливных танка, с большой вероятностью простаивающих без дела. Полосатый ветровой конус слабо колыхался на стойке. В той же стороне, судя по началу просеки в лесном массиве, начинается трасса зимника или локальная грунтовка.

В общем, я попал в ни чем не примечательное енисейское поселение, коих на реке очень много, и восхититься которыми изнеженному горожанину сложно. В другое время я бы посоветовал навестить эти дикие места, где вы, может, впервые в жизни почувствуете, что такое тишина и безлюдье, где на многих речках нет ни одного поселения или зимовья, а за время путешествия вы не встретите ни одного сотового телефона... Можно идти, магазин ждёт.

Поднялся ветер, воды Енисея покрылись невысокой острой волной. Курточку мне надо, да свитерок, не отступлюсь.

Я перевёл взгляд ближе, и замер. На меня смотрели.

От того, самого ближнего рубленого дома, что ближе всех к больничке, чуть наискось стоящего почти в начале центральной улицы посёлка. Даже растерялся! Привык уже, что никого из людей нет, расслабился, а тут вот огни, жители.

Дед в дутом пуховом жилете и бабка в вязаной кофте поверх длинного платья.

Ничего, как-нибудь объяснимся, лишь бы люди оказались вменяемыми. Невысокий дедок, облокотившись на забор, наблюдал, а старушка протянула руку к косяку двери, возле которого и стояла. Ого! Да у неё ружьё, двустволка горизонтальная!

Мне показалось, что я увидел, как она взвела курки.

— Вам тоже здравствуйте, — я поправил кепку.

И тут случилось в высшей мере странное — дед поднял над головой обе руки и скрестил их над головой, словно изображая оленя в танце "Хейро". Пришлось мне растеряться второй раз. Что это значит?

Старушка, отставив ружьё в сторону, тоже скрестила руки. Они сумасшедшие?

— Все мы хороши, — буркнул я и в точности повторил жест.

Дед посмотрел, вытащил из штакетника топор, которого я не заметил, и что-то сказал супруге. Совещание длилось несколько секунд, после чего хозяин помахал мне рукой. Уже обычно, подходи мол, добрый человек, не бойся.

Будет интересно, народ тут, вижу, специфический... Мне вспомнились слова из песни воинов добровольческой армии Антонова: "Я достану свой обрез, и сбежим с братаном в лес". Несколько лет назад я на Енисее бизнесом занимался, товары возил по посёлкам, так что людей речных знаю, насмотрелся.

Что делаем, Лёха? Вздохнув невесело, глянул я на свои позорные калоши, поправил пончо и начал движение.

Глава 2Знакомство с обстановкой

Отличное начало лета, нечего сказать. Новые знакомые, новые впечатления.

— Документ не спрашиваю, понимаю, — предупредил он с сочувствием в голосе. — Откуда у такого пациента документ возьмётся... Эх, Лиза-Лизавета, не поставила ты верный диагноз, оплошала. И нас смутила.

Я чувствовал себя довольно глупо в идиотском пончо, калошах с выглядывающими наружу полотенцами, небритый и не мытый.

— На судне документы остались.

— Бывает такое с людьми... А что за пароход-то был? — сразу уточнил старик. На северах частенько все речные суда называют пароходами. Капитан бесится, настаивая, что управляет современным дизель-электроходом, а не лоханкой из прошлого века, но никто его не слушает. Пароход, и всё тут.

Вопрос застал меня врасплох. Только сейчас я понял, что всё это время старался не вспоминать о деталях своего драматического путешествия по реке.

— Э... Зараза, "Кисловодск"! Сухогруз-контейнеровоз.

— Знаю-знаю! Видел, как же. Зёлёный такой. Что ж ты стоишь, как на докладе, садись-ка на колоду, небось, и самого ноги не держат.

Хозяина звали Геннадий Фёдорович Петляков. Это был невысокий, сухонький, по первому впечатлению вежливый и неожиданно улыбчивый старичок, судя по всему, рыбак и охотник — через стекло ближнего окна я увидел на подоконнике чучело большого глухаря. Что же, будет интересно и полезно пообщаться с ним по профилю, узнать, где и на кого охотятся в этих землях. Чувствую, пригодится.

У него была короткая стрижка седых волос, обычно жители посёлков так не стригутся, комар заест. Обветренное загорелое лицо чисто выбрито. Нос картошкой, глаза прищуренные, хитрые. Лесовичок. Такие люди бывают неожиданно опасны. Говорит быстро, как и его жена, фразы строит уверенно, почти по-городскому, хотя специфические словечки то и дело проскальзывают.

— Вы, дедушка, прямо особист, не ниже майора погоны имеете, да? — улыбнулся я, усаживаясь на широченный старый пень, вполне можно мясницким топором быка разделывать. — Нет, синий он, с красным, а надстройка белая. Вместо документа могу предъявить вот это.

Я отстегнул ремень и показал пряжку.

— Алексей Исаев, старший сержант, заместитель командира взвода спецроты егерей Третьей Арктической Бригады.

Мой собеседник посмотрел на эмблему с уважением, однако ремень в руки не взял.

— Так ты воин? О бригадах арктических наслышаны. Тогда, разреши уж, я тебя ещё кое о чём спрошу. Что же ты тут делаешь, егерь, в такой дали от места службы?

— Высадили, как заболевшего.

— Прямо из Арктики? — хмыкнул он.

— Расформировали нашу бригаду, демобилизация... Направлялся в Красноярск, еле на пароход пробрался, ещё и на борту каждый день капитану и боцману по пятисотке доплачивал, — начал вспоминать я, уже для своей памяти. — От Диксона шли. В Дудинке никого на берег не выпустили, два дня стояли на рейде, ждали, так капитану даже к причалам не дали встать. А в Туруханске наоборот, чуть всех не высадили, пошли слухи, что выше по течению реку перекрыли... Люди начали бунтовать, милицию смяли. Поплыли дальше. Возле Бахты заметили разбившийся вертолёт...

Хозяева синхронно ахнули.

— Как прошли Мирное, я уже не видел, слёг. В общем, плыл сложно, оказался здесь.

— Не похож ты, Лёша, на красноярского, — заметила до сей поры молчавшая бабка. — Говор у тебя не тот.

Если супруг вполне подходит под каноническое описание енисейского жителя-хитрована, то сама она обликом соответствует человеку городскому, интеллигентному. Правильные черты лица, аккуратная причёска крашеных в тёмно-русое волос, осанка, внимательный, чуть строгий взгляд. На преподавателя похожа. Спрашивать тактично не стал, но позже выяснилось, что я не ошибся, Элеонора Викторовна действительно долгие годы проработала учителем в поселковой школе Подтёсово.

В поведении и облике — без поскони да сермяги. На дачников они похожи.

— А что, у них какой-то особый? — удивился я.

— Если уши имеешь, то у всех говор найдёшь! — поддержал дед. — Ты вот сейчас сказал "пятисотка", а человек твоих лет чаще скажет "фиолет", так у нас называют купюру пятисотрублёвую, из-зацвета.

— Каких лет, мне двадцать шесть!

Он сидел на скамеечке возле стены дома, легко закинув ступню правой ноги на колено левой, удивительная гибкость для такого возраста, позавидуешь. Я в такой позе комфорта точно не найду. Однако выглядел дед неважно.

— Вы правы, я не здешний, из Москвы.

— От оно как, столичный гость! Ну, что же, товарищ Исаев, сейчас такие времена, что выжившим дружить надо. Смотри-ка, Элеонора Викторовна, с каким гостинцем человек к нам пожаловал! — дед ещё раз взвесил на руке пачку спагетти и протянул её жене. — Придётся тебе печку топить.

— Невелик труд макароны сварить, особенно когда уж четыре дня, как нормальной еды в доме не было, — заметила супруга. — Алексей, он же у меня голодает, даже неприлично говорить. Зима далеко, никто ещё и запасов не делал. Курей да поросят люди съели, как только перебои с завозом начались, трёх коров зарезали. Упрямится теперь, последний сухарь мне отдаёт. Муж родной...

И она нежно погладила его по голове.

— Ничего, у меня вторая пачка в медпункте лежит, и ещё кое-что по мелочам. Сумку одолжите, схожу, принесу, — сказал я. — Неужели в сельпо ничего не осталось?

— Соль одна, да перец с уксусом, — сказала хозяйка, набирая плашки из поленницы в подол. — Когда всё это безобразие началось, и оставшиеся в живых люди по глупости своей бежать начали, послушав дурачка нашего, главу администрации, в Разбойное кержаки наши заявились... Посмотрели они молча на кипешню, дождались, когда последний буксир отчалит, да и выгребли продукты из закромов, из магазина и изб, подчистую.

— Про вас и не вспомнили, — догадался я. — А соль?

— У них и своей достаточно, варят. Мы с дедом гриппом болели, может, потому и вирус этот нас не одолел. Дома сидели. Я одна к берегу ходила, смотрела...

— И сейчас сидим, как совы, — отметил старик без всякой злости, разве что особо энергично почесал колено. — Даже ходить не могу толком.

— Ему витамины надо, молодой человек! А у нас ни мяса, ни рыбы, одни огурцы из парников. Когда ещё на огороде вызреет, лето раннее.

— В аптеке есть! — вспомнил я.

Бабуля поморщилась.

— Химия в шариках, рекламный обман и денежный расход! — решительно заявила она, ломая стереотип. — Можно горстями лопать, а всё едино цинга начнётся. Природные витамины нужны, настоящие.

— Многие умерли?

— Ох, Алексей, очень много народу полегло... Пенсионеров у нас хватало, а охотников да рыбаков совсем мало. Ведь поначалу Разбойное, как и прочие посёлки да станки, на карантин закрыли, думали уберечься. Только не вышло у них ничего, раньше надо было закрываться! Многие из наших помощи так и не дождались. Соседи померли, Кучеренки, тоже пожилые люди. К ним я частенько захаживала, помогала, чем могла, да и они всегда отзывались. Хозяйка до последнего дня пыталась ходить... А сестра у неё парализованная была, всегда молчала. Так молча и сгинула.

Элеонора Викторовна провела тыльной стороной ладони по глазам.

— Через дом новенькие жили, городские, в Разбойное приехали совсем недавно, из Красноярска. Эти, дед, да как их? Слово уж больно чудное!

— Дауншифтеры! — без запинки выпалил дед.

— Во-во, прости господи... С ними встречались всего пару раз, даже познакомиться как следует не успели. Хозяин в клубе работал, очень вежливый был человек, даже с детьми чумазыми здоровался. Вечерами там порой было шумно, музыка играла, сам почти каждый день на баяне репетировал. Двое деток, хорошая семья... Теперь на погосте лежат. Возле тополиной рощи ручеёк журчит, там у нас погост, старинный. Их в защитных костюмах хоронили.

— Дурака валяли, толку от этих костюмов, — пробурчал Геннадий Фёдорович.

— Будет тебе ворчать да перебивать, сам тогда рассказывай! — решила хозяйка и пошла в избу.

Вскоре над трубой поднялся сизый дым.

Комара в посёлке не очень много, мошка ещё не поднялась, зато разлетались злые и кусучие оводы. Гадская тварь, сразу кусок мяса вырывает. Если к комарью и мошке я давно привык, как к неизбежной проблеме, и не психую, то оводы способны вывести из себя кого угодно. Надо бы в аптеке репелленты поискать. Хотя у моих новых знакомых наверняка есть берёзовый дёготь, разбавленный подсолнечным маслом — средство вонючее, пачкающее, но кровососов отпугивает.

Откинувшись на стену, Геннадий Фёдорович, не очень-то и расстроившийся после ухода супруги, с удовольствием начал рассказ, а я слушал и уточнял. Наверное, слишком часто, потому что дед не выдержал и спросил:

— Да что же ты ничего не знаешь-то? Не доводили, что ли, отцы-командиры?

— Мы, дедушка, до последнего дня на главной базе сидели, на Северной Земле. Кое-что доводили, конечно... Только служба есть служба, а там вируса нет. Я и подхватил его поздно, на Диксоне, скорее всего. Инкубационный период семь дней, а в Дудинке, как говорил, порт судно не принял, Норильск закрылся.

— Норильску можно закрыться, оно конечно, серьёзный город, — авторитетно заметил Геннадий Фёдорович. — Слушай дальше.

Смертность в этом посёлке, расположившемся на Енисее между Бахтой и Бором, была очень высокая, какое-то время больные заняли в ФАП все палаты. Лежали как местные, так и доставленные из Негатино, староверческой деревне в тайге, связанной с прибрежным посёлком грунтовой дорогой, что начинается от вертолётной площадки. В Негатино более двадцати хозяйств, и больше ничего нет. Кроме того, в куст медицинского обслуживания входили четыре зимовья и станция гидрологов, что стоит выше по реке. Раньше приезжали заболевшие работники с золотого прииска, но там год назад работы свернули, хотя муть всякая по выработкам шастает.

— А много на реке закрытых поселений, или все уже плюнули?

— Нет у нас теперь телевизора, молодой человек, некому поведать! — развёл он руками. — Раньше-то много чего рассказывали! Что вирус Робба ничуть не опасней будет, чем та самая "эбола", мать её так, что населению волноваться не стоит, главное соблюдать гигиену, мыть руки перед едой, хе-хе... Не верил никто в этот вирус, не до вируса, когда война началась, вот о чём все судачили!

— Даже медики не забили тревогу?

— Медики? Хе! Этот чухонец, Ингмар Йонович, самым первым и удрал! Как считаешь, пробил он тем самым тревогу, или нет?

Я кивнул.

— А вот мы не поняли! Он ведь девчатам соврал, что в Красноярске его хорошие знакомые уже запустили в производство чудо-вакцину, осталось самое малое: привезти сюда, понимаешь? И опять поверили, ждали люди, ведь сам заведующий ФАП это сказал, здесь люди доверяют медицине!

Все мы во что-то верили, пока не началось. Я с некоторых пор вообще не хочу ни во что верить, обжёгся. Комбат тоже рассказывал о вирусе, ага. Как надзорные органы закрыли границу с Европой, потом с Китаем. Уверял, что ничего страшного не произойдёт: "Перекроют Енисей, две трассы и тройку аэропортов, установят карантины, посты, инфракрасные детекторы. Медицина у нас сильная, так что никто не прорвётся, парни, это Сибирь!".