Антибункер. Книга первая.

АНТИБУНКЕРКнига первая

Глава 1Зомби в медпункте.

Дверь я открывал... Наверное, целую вечность.

Ментально открывал — стоял еле-еле, прислонившись плечом к фанерной облицовке стены, и, не мигая, смотрел на зелёный дерматин в проволочных перетяжках, грубо врезанный глазок, на замок пялился и блестящую ручку, призывая нехитрый механизм подчиниться. Тупо. Наберусь решимости, положу руку, нажму, потяну, сколько есть силы. Силы не было, дверь не открывалась.

И мыслей не было. Пить уже не хотелось. Точнее, истерика уже пропала, жажда просто переросла в отчаяние. Обезвоживание схватил такое, что оно высушило и желания — как я вообще стою на ногах? Дёрг! Вяло, брат, вяло... Нужна вода. Кровь загустела, кожа зудит, кажется, что она натянулась и трескается. Нервные импульсы-команды проходят плохо, бортовой компьютер не способен эффективно управлять полуживым организмом. Комп ещё шелестит винтами, а толку нет. Трубки забиты, провода искрят, связи пообкусаны — периферийные устройства работают сами по себе, спасибо им и на этом, честное слово.

Устав поднимать правую, я попробовал использовать другую руку. Не получается, там беда, киселеобразная кровь до сих пор пытается проскочить по сосудам к пальцам, настолько затекала.

— Сука...

Это не только эмоциональное, да и какие тут эмоции? Остатки инстинктов, и только.

Сука смотрела на меня с противоположной стены коридора без прихожей. С плаката смотрела, что на фанерке висит. Нахмуренная тётка в белой шапочке уставилась строгими чёрными глазами, указательным пальцем показывая на какую-то рукописную статью, пришпиленную на стенде внизу. В смысле, не из принтера вылезшую, а выведенную тонким фломастером, неотработанным детским почерком. Некоторые слова были обведены зелёным, некоторые красным.

Я ещё раз ткнул пальцем белую клавишу настенную выключателя, но лампочка под гофрированным матовым плафоном на потолке так и не загорелась, похоже, электричество отсутствует.

Надо бы что-то сказать. Губы в трещинах, болят, а надо.

Человеческий голос, даже если он твой, привычный, всегда действует побудительно. Не стоять же истуканом, звук живого слова всегда успокаивает... И придаёт уверенности в себе, если ты слова спокойно произносишь, а не кричишь. Именно поэтому новые робинзоны, влипшие в патовую ситуацию, стараются разговаривать вслух. Поэтому, ребята, а не от скуки или желания вспомнить родной язык. Откуда я знаю? Из личного опыта. Даже находясь в тундре на сезонной охоте, всегда сам с собой в избушке разговаривал — это не единственно верный способ поддержания человеческого в душе, есть и другие, но такой разговор очень помогает, и пусть перегревшиеся от тихого обыденного комфорта мирные медики думают что угодно, хоть в шизофреники вписывают.

— Ты... Ты меня, тётя, — поморщившись, я безнадёжно попытался сглотнуть и замычал от боли в горле. — Ты мне ещё предложи статью почитать.

Голос был непривычный. Тётка молчала.

— Ну, давай ещё, — я опять положил руку на фальшивую бронзу.

Вообще-то, ты бы поторапливался, Лёха, уже колени подгибаются, опять на полу сидеть будем? А поднимешься ещё раз, как оно?

— Мумией не хочу, грёбаный ты диатез, — произнёс я чужим голосом.

Хм, сейчас умирать действительно глупо. У меня было очень много возможностей сделать это раньше. Судьба предлагала загнуться от норвежского штык-ножа и канадской пули, от осколков снарядов автоматической авиапушки или морской мины. Были неплохие, быстрые и почти безболезненные варианты утонуть с остановившимся сердцем в ледяной воде и сгореть в падающей вертушке. Замерзать доводилось, почти до последнего сна. Помню и не столь заманчивые решения — нападение голодного белого медведя, нафиг, нафиг... Окружение заглохшего посреди снежной пустыни снегохода стаей волков. А ещё как-то после боя напился я синьки подозрительной... Ох!

Голова болела и кружилась, сильно. Обычно так не бывает, мучает что-нибудь одно. Я растёр лоб, затем, навалившись на ручку, отжал её вниз и попытался потянуть. И тут измученные ноги не выдержали — всем телом упал вперёд.

Дверка и открылась. Наружу.

— Сука...

Я стоял на низком крыльце, сразу же привычно привалившись, на этот раз к обитому полосками войлока косяку, и попытался зацепиться взглядом на деталях открывшейся панорамы.

Утро, скорее всего. И раннее лето в звенящей тишине сибирской тайги.

Деревня какая-то на берегу, небольшая, находится в состоянии летаргического сна, — баста, остальное пока не познаваемо, плохо вижу вдаль... С трудом повернул голову направо. В сорока метрах — длинный деревянный дом с открытой верандой под навесом из шифера, и колхозно исполненной вывеской на фронтоне: "Артель Монина". Справа от конторы стояла средних размеров баня с длинной железной трубой, рядом с ней большой сарай, на крышу которого заброшена обшарпанная моторная лодка. Дыма над трубой не было. Людей не видно, как не слышно шума машин и стрекотания лодочных моторов на реке...

А за строениями — высокий чёрный лес.

Опять сглотнув в попытках добыть слюну, я осторожно перевёл тяжёлую, словно чужую голову налево.

Две железные бочки! Всё, есть. Остальное подождёт.

Только давай-ка по стеночке, Лёша, по стеночке, не торопись... То и дела касаясь пальцами руки поверхности влажного дерева, я, словно пьяный, побрёл к спасению, думая, что вот-вот свалюсь.

Брёвна фасада были покрашены в издевательски весёлый канареечный цвет. А боковая пристройка с крыльцом и дверью, из которой я вывалился — в синенький. Значит, это муниципальное учреждение.

Обе бочки оказались до краев полны дождевой водой.

Святые небеса! Да пусть там хоть дюжина лягушек живёт! Вцепившись обеими руками в ржавый край, я опустил голову и начал пить, с большим усилием заставляя себя делать паузы. Голова закружилась ещё больше.

Стоп. Придётся сесть, прямо на мокрую и холодную траву.

Чёрт побери, да я же голый! Нет, в трусах, ссохшихся от мочи. Зараза, сколько же я там пролежал? Стянув труселя, с ненавистью бросил их на землю и огляделся. Ага, ведро есть, эмалированное. Ну, тогда давай, трудись! С трудом поднявшись, я начал поливать трусы водой из бочки и неловко месить их босыми ногами вместе с травой, постоянно оглядываясь. Грёбаный стыд... Не может взрослый мужик ходить на улице голым, в таком виде ты чувствуешь себя беспомощным. Особенно сейчас, когда меня может забороть средних лет полевая мышь.

Так, теперь надо и самому обмыться.

А на улице, между прочим, начался добрый дождик, решивший помочь лишенцу с сангигиеной. Усиливаясь за минуту, он быстро начал вваливать зарядами, и сопки на другой стороне реки почти полностью исчезли в пелене водяных струй, сам берег уже хрен различишь. Серые низкие тучи грязной ватой пытались зацепиться за верхушки сосен на холмах, но ветерок потащил их дальше. "Южный дует, по течению, потому и не задирает волну", — машинально отметил я.

Это Енисей-Батюшка.

Чёрт, как мне холодно! Кое-как отжав трусы — левая рука всё ещё не разработалась, — я их торопливо напялил, расправив на заднице руками, и набрал ведро наполовину, больше не унести. В дом пошёл, уже чуть-чуть отжимаясь от стены, смелый стал...

Мумификация не состоялась.

Ещё раз глянь на дом, потом пригодится. Остановившись, я поднял голову. Российский флаг на коньке, мокрый, обвис. Антенна с оборванным проводом. Сверху фасад украшали три больших портрета в рамках: Пётр Первый, Сталин и Путин. Кто-то особо отважный последнему из вождей подрисовал усики, которые позже постарались затереть.

Вывеска гласила:

Минздрав РФУчастковый фельдшерско-акушерский пунктФАП пос. Разбойное

Первый раз вижу, чтобы аббревиатура шла позже расшифровки.

— О как... Разбойное.

Тоже мне, посёлок... Раньше такие называли станками, да и сейчас слово не забыто. Вот это имечко! Говорящее, репутационное. Лихо меня занесло. Постой, Лёха, а то что, решил, что должен был заслуженно оказаться в комнате отдыха престижного столичного клуба любителей джаза?

Утоление жажды сразу потянуло за собой новые устремления — теперь жрать охота. Не скажу, чтобы уж очень сильно, всё-таки, желудок только начал распрямляться, но противная голодная дрожь пошла. И одежда нужна, срочно, чувствуется переохлаждение, простыну ведь. Подумав об этом, горько усмехнулся...

Зайдя внутрь, я тщательно закрыл за собой дверь, ещё и сторожок повернул, слабо погрозил пальцем дерматину и строгой тётеньке на плакате — хорошенько стерегите! А! Вспомнил, как это называется: наглядные материалы для санитарно-просветительской работы и формирования здорового образа жизни. Ведро оставил в коридоре.

В фельдшерском пункте было несколько комнат и крошечное помещение аптеки с окошком над полочкой и большим навесным замком. Рядом на стене висел перечень личного состава ФАП, включающий фельдшера — заведующего участковым пунктом, акушерку, патронажную медицинскую сестру и санитарку. Заведующий — мужик, вот почему портреты на фасаде висят, женщина бы до такого не додумалась.

— Есть кто?

Никто не откликнулся на мой тихий вопрос. Чрезмерно тихий.

— Доктора здесь? — громче спросил я.

В ответ где-то скрипнула форточка.

Трупного запаха не чувствую. Правда, ноздри пересохли, что называется, в коросту, так что вполне могу и ошибаться, если спрятан. Я попытался вспомнить: чувствовал ли запахи на улице? Чёрт его знает, забыл.

Почти все помещения были подписаны, и поначалу мне подумалось, что пациент Алексей Исаев оказался здесь случайно. Лишний он в этом предмогильнике. "Палата для рожениц" в две койки — это точно не для него... "Смотровая комната для приема и санитарной обработки рожениц", ага, ясно, тоже мимо. "Кабинет неотложной доврачебной помощи", актуально по-настоящему, вот сюда и не зарастает народная тропа. "Склад", на самом деле оказавшийся кладовкой с картонными коробками.

— Энибади тут живой шевелится? — и больше кричать не буду.

Никто не вылез.

Последнее по коридору помещение меня успокоило: "Палата временной изоляции заразных больных". Не лишний! Здесь вот я и лежал пластом. Память возвращалась медленно, и приятных открытий она явно не несла.

Дверь массивная, с двумя замками, приоткрыта.

Окно зарешёчено, за многие годы косметики рама закрашена так, что потёки краски залили все щели. Форточка не открывается, вентиляционное отверстие под потолком закрыто марлевой сеткой. В заразной палате имелось две металлические койки с панцирными сетками, обе пустые, другой мебели, кроме двух тумбочек и пары стульев, в помещении не было.

Свою кровать я опознал сразу — не заправлена, постельное бельё сбито комком. Ну и запашок... К хромированным трубам и к раме были привязаны перекрученные жгутами простыни для фиксации конечностей, на одной — петля. Ух, ты! Я помял руками задницу, прислушался к ощущениям, не отдаёт ли боль под лопаткой или в ноге, может, они меня тут ещё и пыточным сульфазинчиком кололи в четыре точки, чтобы не дёргался?

Судно под кроватью было чистым. Когда меня перестали кормить? Ведь какое-то время я садился и ел самостоятельно... Потом кормили с ложечки, пока персонал был. А потом мне пришлось через боль и слёзы, хриплый мат и ненависть к самаму себе выкручивать кисть, рывками ослаблять натяжение, словно Динамо или Гарри Гудини... Стеклянная банка на моей тумбочке, пустая. Помню, как пил, проливая драгоценную влагу на простыню. Сам пил, не сумев позвать сестру. Я и кричать-то не мог. Ушла, стерва, и не развязала, хорошо, что дверь кто-то открыл.

Правая, соседская постель застелена грязно-серым шерстяным одеялом с двумя белыми полосками в ногах, чистым. К металлической дужке кровати бечевой примотана фанерная табличка с широким красным стикером, там что-то написано, не разберу.

На моей же кровати стикер синий, почему-то поклеенный прямо поверх зеленого! Вот что это может значить, а? Согласно этим бумажкам, я не зелёный и не красный. Они, похоже, на каком-то этапе списывать меня начали, вот что получается. Кроме мелкой вязи на стикере был жирный вопросительный знак, то есть — "Сдохнет он, наконец, или нет?". Нужно что-то расшифровывать? Мне нет.

Если больной очень хочет выжить, то медицина бессильна.

Сдёрнув с соседской постели одеяло, я накинул его на плечи, ну, хоть что-то. Больше в инфекционной палате делать было нечего, вышел и плотно закрыл за собой дверь.

Если сейчас же чего-нибудь не закину в желудок, то сдохну уже от голода.

Кабинет неотложной доврачебной помощи был богат одной лежанкой, письменным столом с зелёной лампой, стеклянным кувшином с крышкой и тремя стаканами на подносе, двумя никелированными тележками и парой стеклянных шкафов. Мельком заглянул: предметы ухода за больными, склянки, кюветы, медицинская посуда, некоторые даже с содержимым, старинный автоклав, медицинские банки, глазные ванночки, грелки и прочее нужное. Но не сейчас.

— Аптеку надо ломать, может, там глюкоза есть в ампулах.

Хитёр ты, Лёха. До тебя её вычистить было некому... А кому? Не поленившись, сходил к коридор и налил из ведра в кувшин.

Стёкла большого окна были всё ещё чисты, и я глянул во двор. Дождь начал слабеть и превратился в водяную пыль, пелена которой оседала на траве. Сплошная низкая облачность сливалась с клочьями тумана, висевшего над огромной свинцовой рекой. Заведение имело собственный дворик за низким забором. С внешней стороны ограды, что выходила на реку, к штакетинам прижались два автомобиля, точнее, их остовы: проржавевшая двадцать первая "Волга" — эта даже на резине, и "Москвич" без колёс. Раритеты наполовину укрыты крапивой. Зловещая символика разрушения.

Из обшей комнаты в кабинеты персонала вели двери с табличками "Сестринская" и "Заведующий ФАП". Я заполз в сестринскую, мельком удивился, увидев синее крутящееся кресло, тут же вмонтировался в него, продышался, унимая сердцебиение, вытер со лба холодный пот и открыл первый ящик. Уф-ф...

— Девочки, выручайте, вы же любите сладкое...

Бумаги-бумаги-бумаги. Чёрт! Папки-папки-папки, канцелярия. Туфли. Чёрные лаковые, на шпильках, внутри следки. Много специфического женского барахла. Следующий ящик... Ничего толкового. В нижнем нашлось искомое, пакетик с леденцами.

Минут десять, наверное, я, блаженно откинувшись на спинку кресла, с наслаждением сглатывал тягучий сок с привкусом клубники.

— Век вас не забуду.

Надо бы часы найти, наручные. И вообще, много чего надо.

Кровь побежала бодрее! Такое чувство я не раз испытывал в поле во время лютых холодов. Закинешь, бывало, кусочек сахара в рот... А лучше не очень жирное сливочное масло. Мы заранее нарезали стандартный брусок кубиками граммов по пятнадцать, и заворачивали их в самодельные обёртки. Удивительный эффект — замороженный в камень кубик, попадая на язык, тут же начинал таять, впитываясь, как тёплый сладкий крем, быстро набивая тебя калориями. Если вам какой-нибудь диетолог начнёт выносит мозг, рассказывая о никчемности такого метода, сразу закатайте ему в табло, можно с ноги. После чего надо бы выволочь самозванца на лютый мороз под сороковочку и бросить в палатку, чисто из жалости, чтобы не дуло. А через полчасика спросить тихонечко через стенку: "Ну, что ты теперь думаешь? Зачем, по-твоему, коренные северные народы изобрели такой походный ништяк, как пеммиканы — замороженную смесь животного жира и протёртых ягод? Почему замороженную? Да потому, что целые восемь месяцев вокруг работает неутомимый природный холодильник, ты же не греешь весь носимый припас теплом собственного тела, дурачок...

Вот теперь можно поискать еду потрадиционней.

Я подошёл к шкафу — высокому и неустойчивому, потому что одну из ножек заменяла стопка старых книг. Стараясь не смотреть в зеркало открывшейся створки, попытался найти в массивной конструкции годный лут; должны же тут быть ништяки для несчастного, судьба, не пинай ищущих! Так... Маленькое кожаное пальтецо, женское, курточка дутая, чуть ли не на ребёнка, рулоны какие-то, похоже, стенгазеты... Вязанье! Коробки со сломанной канцелярией. Украшения, ожидающие своего часа бумажные Новый Год и Рождество в пухлых снежинках и перетяжках, сложенная в угол ёлка с красными шариками в коробке, одна спутанная китайская гирлянда... В отдельном отделении — белые халаты, шапочки, вафельные полотенца. Понимая, что время для вдумчивого рытья в шмотках ещё не настало, я всё осматривал поверхностно и в упадническом настроении. Особо радоваться нечему, разве что тому, что выжил в принципе.

А на верхней полке что, девушки? Всё-таки, темновато тут. Потянулся.

Ох, ты ж, ёлки! Перед самым лицом промелькнула картонная коробка с пустыми бутылочками, рядом упал утюг с гнутой ручкой, посыпались какие-то мелкие предметы, всё быстрей и быстрей... что-то беспорядочно валилось на голову, и я не успевал отмечать, просто уворачивался. Чуть не прибил меня чёртов шкаф!

Офис, в общем.

— Пошли к заведующему, — горестно вздохнув, посоветовал я сам себе.

У шефа кабинет был посолидней. Вот кушетка-почивальная, низкий столик, вот кресло плетёное из ротанга, пара стульев... Календарей на стенах меньше, зато есть две картины с пейзажами Италии. Письменный стол больше, кресло шире, всё, как положено. По мебели и интерьеру видно: хозяин мужчина с претензиями, как бы не самодур-холостяк... Так что теперь выбор ассортимента портретов на фасаде здания, считай, прояснился.

Хорошо сидеть в таком роскошном кресле, вставать не хочется.

Выдвинул первый ящик и сразу увидел его.

— Ну, и гад же ты, заведующий ФАП-ом, — проскрежетал я со смешанными чувствами.

Это был мой ремень.

Последняя материальная память о прошлой жизни.

Его не сожгли, шеф не отдал, сука, составил себе в качестве сувенира, скот. Вообще-то, современная высокотехнологичная одежда для полярки в ремнях не нуждается, там всё на липах, молниях и фастексах. У нас же они были — командование негласно одобрило, парни подсуетились, разработали дизайн и заказали на всех. Только пряжки, ремень сам вставляй. Я взял старого друга в руки, заново оценивая приятную тяжесть прямоугольника, выгнутого из толстой латуни правильно, в понятиях, как в старые времена. С лицевой стороны — атакующий белый медведь с поднятой для страшного удара лапой и римская цифра III, эмблема спецроты егерей Третьей Арктической Бригады.

Сбоку — мощная петля, с обратной стороны припаян солидный крючок, на холоде такая застёжка гораздо удобней обычного язычка с рамкой.

Можно вкладывать в скальную щель, как закладную. Широкая тканная лента ремня очень прочна, выдержит, проверено.

Но ведь он сохранил!

Ладно, хлыщ, пока прощаю, что тут у тебя ещё есть из интересного?

Второй сверху ящик подарил мне ножик; здравствуй, дорогой, тебя-то мне и надо!

Без ножа я как без рук. Лежал он у задней стенки, за бумагами. Хозяин кабинета оказался владельцем красавца никера — традиционного немецкого охотничьего ножика для добивания раненого оленя или косули (последнее чаще всего) уколом в шею, да... Над верхним шейным. Хрясь сзади! И всё, отмучился зверь.

Обычно никеры невелики, но этот был из крупных, тридцать сантиметров общей длины. Ручка из желтоватого с бурыми прожилками оленьего рога, что хорошо. Частенько рукояти никеров делали из ножки косули, с камусом и копытцем, особенно в тех случаях, когда ножик нёс символьную нагрузку "доступа в клан", инициации. Застрелил, и теперь твоя первая косуля сопровождает тебя в следующих охотах... Легендарный ножик, в некоторых регионах Германии никер являлся обязательной деталью традиционного костюма. Я же шерсть в руке категорически не люблю, рог предпочтительней.

Вот только бы хотелось чего-нибудь попривычней, посеверней.

Лежал он в ножнах и скучал. Новенький, никто им не пользовался, для понтов или памяти хранился клинок. Ножны коричневые, кожаные, с фиксирующим ремешком. Заглаженный внутренний упор, на клинке надписи: Othello, Solingen, Rostfrei. Наверное, заезжие бонзы-охотнички подарили, за удачно организованное браконьерство.

— Привет, messer! Дружить будем?

Вытащил, проверил клинок на ногте — стружку снимает, наточен неплохо... Гут! Моё первое оружие в новой жизни.

Я тут же скинул с себя казённое одеяло, смахнул со стола канцелярскую мелочь, отодвинул тяжёлую лампу с большим круглым абажуром, разложил. Надо сделать прорез, превратив одеяло в пончо. Влипший обыватель будет резать так, как видел в кинофильмах, а это неправильно. Обозначив середину складкой, я протянул острие никера, сделав прорез необходимой длины. Теперь нужно вырезать сегмент со стороны шеи, неглубокий, если вы собираетесь носить пончо хоть с каким-то комфортом, иначе грубая шерсть натрёт шею. А вот со спины ничего вырезать не надо, чтобы не ветром холодило шейную шишку.

Накинув только что созданный предмет одежды на себя, я перепоясался ремнём, предварительно навесив на него ножны, застегнулся и сразу их перетянул, поставив удобней.

Рэмбо в Сибири, разбегайтесь, враги.

Стало немного спокойней, пусть это и самообман. Место действия мне достались реально сложное, чувствуется, что и пики-пушки понадобятся взрослые.

Шмон продолжался. Следующим достоянием мародёра стали пакетики перекусон-сушняка, отлично характеризующие хозяина кабинета: "Куриный суп-пюре с сухариками" — 6 штук, заварные каши в ассортименте — 5 штук, безымянный чай в пакетиках и с десяток кубиков сахара в пачке, на дне много сладкой пыли. Наверняка, девчата каждый день затевали нормальный обед, домашний, где-то тут и электроплитка имеется. Это же деревня, всё своё, у людей живы традиции основательности питания. Селебрити-фельдшер с коллективом не ладил, либо же держался особняком, предпочитая втихушку питаться эрзацем. Какая тут жена, какие дети...

Так, а как добытое заварить? Портативная конфорка, даже если я её найду, мне без надобности, электричества нет. Зимой пункт отапливается новомодной масляной системой. О, спиртовка нужна! Иначе придётся разводить костерок на улице. Не хочу, в тепле хочу.

— Должна быть обязательно, что за медпункт без спиртовки...

Может, и спирт найдётся, Лёха? Супротив стрессу, чего?

— Разберёмся.

Теперь и шкаф можно потрошить. Этот трёхстворчатый, стоит на ножках, прочно.

Потянул... Что-то клинит.

— Хрен ты безрукий, а не хозяин.

Интересно, помер он или вовремя смотался? Да куда же тут смотаешься, наивные люди... Только не падай, мебель, стоять! Шмякнешься, а мне тебя поднять будет уж точно не по силам. Дёрг! Тяжёлая дверь с зеркалом, застывшая в мёртвой точке, наконец, приняла решение и открылась, выпуская наружу стопку хозяйского постельного белья, чистого, глаженного — и на пол!

— Твою ты душу племя-семя...

А бельишко-то, между прочим, сплошь в цветочек весёленький, розовенькое. Казённым шеф пользоваться не хотел, в ночные дежурства почивая на своём. Хорошо, когда так много чистого тряпья, мне всё пригодится.

Боковые полки были полны, оттуда и вывалилось. Значит, одежда для избранных хранится в основном отсеке.

— Слушай, мужик, обрадуй меня, скажи, что ты ещё и охотник, — с надеждой спросил я у духа хозяина. — Ну, ружьишко там, можно даже левое, патронташ... С участковым ты вась-вась, кто тебя тронет!

А ещё чтобы патронов штук двести были притаены, дробь гусиная и пулевых немного, я не привередливый. Можно любые Полёва, "стрелы", да и турбинки сгодятся. Между прочим, не откажусь от хорошей курточки и свитера. Штаны припрячь, я же почти как Маугли хожу! И обувь добрую яви несчастному, плохо шастать в белых одноразовых тапках. Их у меня целая пачка, да вот износ большой, надолго не хватит. Между прочим, ещё нужен бинокль, наручные часы, любые, носимая рация... Фу!

— Дорожные чеки, спрятанные в запасных трусах, международный паспорт гражданина РФ, водительские права, пачка евро и баксов, карточка AmEx и упаковка презервативов! — усмехнулся я.

Первыми мне в глаза бросились три комплекта медицинской одежды. Знаете, такие стерильные хлопчатобумажные костюмчики, в которых ходят хирурги: курточка и штаны. Белый, пастельно-синий и зелёный комплекты. Неужели он так и щеголял, весь в крахмале, в деревенском, ёлки хвойные, медпункте? И ещё фонендоскоп на груди, импортный, ага. А где у тебя шариковые ручки, шеф? Я не ошибся, таковые нашлись в нагрудном кармане синего комплекта, три штуки, значит, уровень колхозности очень высокий.

Именно такие индикаторы колхозности показывал мне отец, их много. Дескать, мода таскать в нагрудном кармане авторучки пошла от директоров колхозов. Чем больше у тебя дефицитных авторучек, тем ты круче... "В нагрудном кармане мужчина должен носить чистейший батистовый платочек, запомни это навсегда, сын. Не для вида, не для этикета! А для того, чтобы, если незнакомка, что оказалась рядом с тобой, уколет нежную ручку, либо же у её ребёнка носом потечёт кровь, вытащить этот платок и порвать батист по-гусарски на две части, после чего протянуть их бедняжке, а лучше забинтовать самому, да с поцелуем... День, когда у тебя в нагрудном кармане появится пошлая авторучка, смело можешь считать днём смерти ещё одного мужчины".

Ну, где тут чехол с винтовкой, гад?

— Цыпа, цыпа... — чёрт, что-то ещё и наверху лежит. Со стула не возьму, не устою я на нём, палку бы какую. Где взять? Вспомнил, возле входной двери метла есть. Потом.

Поправив ещё не упавшие стопки хлопчатобумажной ткани, я просунул руку и чуть аккуратно отодвинул медкостюмчики в сторону, плечики скользнули по никелированной трубе. Хорошая труба, кстати. Интересно, тяжёлая или нет?

Облом, стволов в шкафу не было.

Но не всё так плохо!

Не знаю, разрешается ли поселковым медикам, согласно инструкций, хранить рабочую одежду вместе с уличной, бытовой? Может, им послабуха есть, тайга кругом... Наверное, всё-таки нет. Селебрити-фельдшер, к моему счастью, с правилами обращался весьма вольно. В шкафу висели джинсы, которые я жадно схватил и вытащил на свет божий.

Настоящие Levi's, модель 501, тёмно-синие, жёсткие! Легендарные Shrink-to-Fit, модель, имеющая специальную усадку материала по фигуре, так что при покупке необходимо добавлять размер. Эти штаны если и мочили, то один раз, судя по всему, владельцу они не понравились. Раритетная вещь, такие в местных магазинах не купишь, точно, их даже в столичных добыть тяжело! Тоже подарок, никаких сомнений.

Кепка милитаристичная! Нонеймовская, защитного цвета, с декоративными заплатами и клепками, то, что нужно. Внизу стояли мокасины хозяина, песочные, отличной выделки — малы, собаки. Ладно бы только по длине, в таком случае можно отрезать пятку, соорудив что-то вроде клоги. Ступня не влезла, узкие!

Значит, ходить мне в белых тапочках, пока в посёлок не выберусь.

Усевшись на стул с противоположной, гостевой стороны стола, я торопливо натянул джинсы и тихо выругался, без злости, а порядка ради. Так и знал, что великоваты будут. Но ничего, ещё пара стирок, и они подтянутся, да и работать проще, когда штаны свободные. Длина тоже с избытком, придётся подворачивать. Будь у меня нормальные башмаки или берцы, то и так бы сошло, собрались внизу гармошкой, и нет проблем.

Но я босый, как последний бичуган.

Вот ремешок не впечатлил. Узенький, полосатенько-цветастый, подозрительный... и из кожзама. Не счёл шеф нужным потратиться на приличный. Что же, без ремешка всё равно не обойтись. Подумав, я выбрал зеленую рубаху-куртку, надел, аки хирург перед операцией, заправил в джинсы, попутно наслаждаясь прикосновением к телу чистой ткани. Сверху накинул пончо, опоясался своим красавцем, напялил кепон и посмотрел на себя в зеркало.

Говорю же, Рэмбо. Только замученный и высушенный.

И поэтому нужно пожрать.

Бесполезная электропечка в одну конфорку действительно нашлась, почему-то в аптечном киоске. Зато там были круглые часы со стрелками, которые тикали, батарейка ещё не села. В ФАП-е необходимые лекарственные средства содержались не только в специальном настенном шкафу, но и в фельдшерском наборе. Медикаменты же, подлежащие реализации хворому населению, были здесь, в аптечном пункте. Я мимоходом оценил скудное содержимое полок. Ага, выгребли все сердечные средства, анальгетики и жаропонижающее вроде имеются, подробней позже ознакомлюсь... Надо бы и себе аптечку скомплектовать.

Почти одиннадцать дня.

Спиртовку я искал гораздо дольше, обнаружив ценный прибор в самом углу медицинского шкафа, между клизмическими грелками и пластиковым мешком с банками. Спирт в небольшой бутылочке имелся, и я теперь точно знаю, почему местные, если они остались в этом, на первый взгляд вымершем посёлке, его не подрезали.

Боятся они сюда заходить.

Часы повесил в "неотложке", закинув неработающие на сестринский шкаф.

Все эти эволюции отняли у меня последние силы, и я, сидя в досмотровой, не шевелясь, зачарованно смотрел, как в стеклянной посуде закипает вода, как варится такой нужный сейчас каше-супчик. Хорошо бы пару таблеток вмазать супротив головной боли, только не стоит этого делать на пустой желудок, вдруг опьянею. По той же причине не покусился и на спирт.

Ложка была. Чайная, мельхиоровая, самый правильный вариант хлебала. В таком плачевном состоянии с количеством принимаемой пищи баловаться не стоит, хорошего помаленьку. Ей я и черпал густое и солёное варево, вяло прикидывая, чего на текущий момент добился. Выходило, что немногого. Одежды толковой нет, обуви нет, оружия тоже. ФАП был богат тем, чем и должен: приборами, аппаратами, наборами хрен поймёшь чего, медицинским инструментом, специализированной мебелью и оборудованием, дезинфекционной аппаратурой... И носилками для выноса трупов.

— Зато в штанах, с ножом и жив.

Упавшая в желудок жижа ударила по мозгам, словно снотворное выпил.

На кушетке спать жёстко, но я не смог себя заставить пойти в заразную комнату. Не хочу больше смотреть на эти страшные стены. Подушку возьму, а одеяло и тут есть.

Спасть, Лёха, возьми три часика, пусть всё хоть чуть-чуть уляжется.

А потом иди дальше.

* * *

В сарае, что стоял во дворе медучреждения, я нашёл калоши, как раз моего размера.

Даже пообедать не успел, а уже разжился, сходил, называется, по малой нужде... Сарай был большой, абсолютно бестолковый в наполнении, но в чём-то даже интересный. По непонятной причине поселковые медики заполнили его необъяснимым хламом. Там хранился сельхозинвентарь, всякие навесные сеялки-веялки, полуразобранный мотоблок, три сломанных велосипеда, пара открытых самодельных охотничьих сейфов, таинственного назначения огромный железный бак с причудливо выгнутыми трубами, весь в ржавчине и заклёпках, штук двадцать оцинкованных шаек в стопке...

Не было лишь ничего медицинского.

Зато калоши нашлись, они лежали вместе со стопкой серых сплющенных валенок.

— Зима близко? — спросил я у верхнего валенка.

Лежите пока тут. А калоши хорошие, нужно лишь намотать портянки, которые я сделаю из отрезов вафельного полотна. Надеюсь, тут ни у кого нет идиосинкразии на белые носки, которые так любили носить некоторые кавказцы из числа базарных воротил?

— Купила мама Лёше отличные калоши. Пофорси, Лёша.

Подумав, прихватил с собой самую приличную косу из тех, что стояли в углу.

Кроме сарая во дворе имелись буйные заросли высохшего прошлогоднего сорняка, боковая калитка в сторону реки и что-то типа спортплощадки из турника, двух широких скамеек, столба с баскетбольным кольцом без сетки и сварной детской горки. Реабилитационный центр, понимаем...

Всегда найдётся кто-нибудь, любящий посоветовать человеку, только вставшему на ноги после тяжкой болезни, немедленно заняться лечебной физкультурой. Совет разумный, если дело касается, например, болезней опорно-двигательного аппарата. А вот после тяжкого гриппа физкультурить не стоит. После любого вируса не стоит, не надо торопиться — сам не заметишь, как схватишь осложнение на сердце или печень. На ногах еле стою!

Усмехнувшись и зажав калоши под мышкой, я с косой наперевес, словно сама Смерть, вышел через калитку, предварительно откинув кольцо из алюминиевой проволоки.

Оказывается, больничка стояла практически на берегу Енисея.

В одних местах обрывистый берег осыпался, в других порос травой. Чуть дальше в сторону посёлка виднелась лестница с перилами, ведущая к воде. Ещё дальше был крутой съезд для машин. Сейфов, в которых лодочники держат моторы и прочее добро, на берегу почти не было. В енисейских деревнях эти большие ящики на постоянку не ставят, снесёт в паводок или льдами по весне срежет. Однако некоторые в сезон привозят, на прицепах. Пятёрка разномастных будок держалась особняком, напротив них у воды стояли три дюралевые моторки, на двух даже моторы на транцах...

Рядом с ними в рядок стояли четыре "илимки" или "деревяшки" — остроносые дощатые лодки, плоскодонные, быстроходные и вместе с тем вместительные. Чаще всего такими пользуются староверы для перевозки грузов, заброски продуктов в свои потаённые зимовья, расположенные в верховьях притоков. За счёт своего размера и формы длинная и очень грузоподъёмная илимка легко проходит там, где обычная дюралька стопудово застрянет. Транец у илимки высокий, сапог мотора сидит неглубоко, винты часто защищены самодельными масками. Универсальный транспорт.

Два брошенных одноосных прицепа. Автомобилей нет.

Типового дебаркадера или плавучего причала-платформы посёлок Разбойное не имел, значит, большие суда сюда не подходят. Груз перетаскивают лодками, а пассажиров из числа местных жителей на проходящие суда забрасывают без остановки, прямо в движении, известная практика.

За спиной лежало незнакомое поселение без признаков жизни и суровая сибирская тайга, начинающаяся сразу за крайними домами — всё это надо бы осмотреть первым делом, но я был не в силах оторвать глаз от берега и водной глади. Возле стоящего у ФАП остова "Волги" что-то треснуло, я быстро оглянулся. На жестяную крышу приземлилась кукша, похожая на сойку таёжная птица серовато-бурая с рыхлым пушистым оперением. Сойка, наклонив крупную голову, с интересом смотрела на меня. Пусть сидит, знаю я их, сразу даст знать, если кто-то приблизится.

Вот ведь куда угораздило...

Берег являл следы панического, беспорядочного бегства.

Люди в спешке грузились на попутные баржи или же специально присланный пароход. Кто-то с дуру тащил с собой даже мебель, наиболее бодрые бросали вообще всё, включая лодки и машины. В пятидесяти метрах по берегу на самом краю обрыва лежала груда папок и перетянутых шпагатом связок документации.

Слева от меня на склоне тоже что-то лежало, предметов совсем мало, большая их часть свалилась ниже. Подойдя к обрыву, я осторожно вытянул голову — боюсь высоты... Пляж-полка тянулась вдоль всего посёлка, а вот в километре выше по течению берег обрывался в реку стеной. Течение могучей реки постепенно подмывало мягкий грунт, меняя русло, земля осыпалась, одиночные деревья, осмелившиеся произрасти в опасной зоне, падали в воду и уходили в путешествие к низовьям, на севера. Между обрывами и поверхности воды метались береговые крачки, птички бойкие и отважные, селиться рядом с ними вредно для здоровья, заклюют.

На гальке пестрела наваленная друг на друга груда мебели, бытовой техники в ярких коробках, тряпок каких-то...

Назад! Ух, чёрт! Чуть не свалился, осыпается!

Как драпали! Естественно, капитаны ничего лишнего на борт не брали.

Много двухсотлитровых бочек. Пустых, конечно. А вот те, что стоят рядом с сейфами, вполне могут быть с топливом. Тут не боятся, что кто-то из своих подрежет чужую горючку, украдёт лодку или же, спаси господи, импортный мотор. Рыбалка для жителя Енисея — хлеб насущный. Лишиться средств ловли, то же самое, что остаться без хлеба. В столь крошечном анклаве воровать не принято, дураку голову свернут и под мох в тайге спрячут, никакая милиция не дознается... Чаще всего она в таких случаях и не разбирается, особенно в районах, где живут староверы.

Две кучи угля чернели у спуска дороги, подальше от реки: одна крошечная, её за зиму почти перетаскали, а вторая совсем свежая, это топливо успели закинуть в высокую воду, по графику северного завоза. Там же лежит зафиксированный мощными кольями штабель деловой доски. Дикое это дело — возить пиломатериал в тайгу. Однако же, привезли. И это говорит о том, что промышленной пилорамы в Разбойном нет, хотя для себя мужики могли распускать стволы по старинке или же вообще расщеплять клиньями, как это принято у таёжников.

Возле куч на боку чернела старая "ветка" — знаменитая енисейская лодка-однодеревка, сделанная из осины. Тонкая и сложная работа. Ветку сначала вырубают, а затем с помощью кипятка или же прямо на костре разваливают, расширяя борта. Мастера, умеющие их изготавливать, ещё встречаются. С утра уходят парой в тайгу, взяв с собой специальные гнутые топор, тёсла и рубанки, а к вечеру возвращаются с почти готовой лодкой, разваливают уже дома. Хорошая штука, очень лёгкая, тем и ценна. Эта, скорее всего, пробитая.

Серьёзных судов была два. На самодельном стапеле под косогором стоял малый буксир типа "Ярославец", им явно занимались, причём со всем тщанием, тент натянули, корпус даже ободрали под покраску.

Второе судно — буксирный служебный катер КС-100Д1, изначально разработанный для перевозки служебных лиц на лесосплаве. По типу — дизельный буксирно-разъездной теплоход со стальным корпусом. Двигатель ЯМЗ-238ГМ, по запасу топлива ходит километров на триста, жмёт под тридцатку в час. КС стоял на воде, экипажа не видно.

Хороший пароходик, неоднократно на таком забрасывался в дальние уголки.

— Не там никого, Лёха...

Хватит пока, не могу больше стоять, посидеть надо бы.

Так, значится, более-менее ясно, картина частично вырисовывается — всё очень плохо. Структуры свалили, большинство жителей тоже. Судов на реке не видно, самолётов в небе нет. Но радиоузел-то нормальный здесь должен быть!

— Ага, а связисты зачем-то остались...

Организму уже не подсказывал, он вопил — иди в больничку, поешь и полежи немного!

Не бесись, сейчас так и сделаем. Только посижу немного, ноги устали.

А лучше полежу.

Закинув в желудок остывшее варево, я ударился в поиски.

Ура! Более тщательный шмон дал и более приятные результаты. Так и должно быть, ибо толцытесь и обрящете... Кухонька оказалась спрятанной в одном из многочисленных коридорных шкафов, внутрь и не протиснешься. Бытовая техника — дешёвая микроволновая печь и маленький холодильник, почти пустой. Специи, подсолнечное масло, полпачки пропавшего сливочного, кетчуп и горчица. Сунул руку подальше, неуклюже пошурудил, как медведь, и с полки посыпалась малочисленная посуда. Но и съестное нашлось.

Первый результат меня разочаровывал: сыпучих очень мало, полпачки гречки и треть пачки длиннозёрного риса. Непочатая пачка чёрного чая в пакетиках, банка растворимого кофе. Пива у медиков не было совсем, вот ведь удивительное дело, зато прибрал три бутылочки с сиропами и немного коньяка. Дальше — лучше! Консервы в закромах медпункта оказались специфические — никаких тебе тушёнок и каш, маринада и сгущёнок. Несколько паштетов в маленьких овальных баночках, сливовый джем, плавленый сыр сегментами в круглой коробочке и нарезанный пошехонский сыр в вакууме.

Продуктов длительного хранения и не могло быть много, у девчат хватало свежих продуктов, чтобы употреблять их в первую очередь.

Особенно порадовали макаронные изделия: две пачки спагетти и пачка причудливо выгнутых рожек, разноцветных, есть даже чёрненькие, в нормальной жизни я ни за что бы не стал такое есть. И что теперь делать, печку-буржуйку ставить, что ли? Нет смысла, надо искать нормальное жильё, там восстанавливаться, обдумывать план дальнейших действий.

К великому сожалению, медики оказались молодцами, и сигарет у них не нашлось. В ящиках шефа имелась трубка и коробочки с табаком. Никогда трубку не курил. Может, бросить вообще? Обстановка способствует. Вздохнув, забрал, дав себе зарок курить три раза в день.

Всё продуктовое наследство я оставил на месте.

С косой поначалу ничего не вышло.

Копьё нужно нормальное сделать, или пику. Только такое оружие способно остановить хищного зверя на достаточном расстоянии, проткнуть злое сердце прежде, чем страшные когти дотянутся до мягкого человеческого тела. Хотел я снять ножевое полотно да примотать его вдоль косовища, соорудив кустарное оружие типа тунгусской пальмы... Халтура конечно, тут надо мотать кожей, клеить рыбьим клеем, а не извращаться со скотчем, на который я рассчитывал. Скотча, кроме тонюсенького канцелярского, у медичек не нашлось, проволоки тоже, а на более серьёзное творчество я пока был неспособен. Даже не сообразил, что можно снять алюминиевую с калитки. Мелькнула мысль, что можно обмотать гипсовым бинтом. Чуть позже решусь, поэкспериментирую. Длинномерное холодное оружие необходимо.

Вряд ли к поселению начали подходить медведи и волчарня, рановато им борзеть. Всё дело в собаках. На словах все люди собачатники или кошатники. Хвастаются, мимимишки размещают в сетях. А как доходит до дела, каждый второй безжалостно бросает питомцев.

Как только брошенные собаки собьются в стаю, в них начинает просыпаться дикое, очень быстро. Они практически перестают гавкать, ссориться, осознают свой статус в стае, и принимаются шакалить. Долгое время такие стаи болтаются рядом с поселениями, даже в том случае, когда там ничего из съестного невозможно взять, их держат остатки памяти. Дичающая собачья стая очень опасна, особенно для детей.

Зная человеческие привычки, эти полудикие собаки способны атаковать человека очень эффективно. Они словно злятся, что люди их бросили и больше не кормят. Многое зависит от того, промысловый это станок, или нет, и сколько людей живут промыслом. Охотники могли забрать свои семьи и уйти поглубже в тайгу, ведь у каждого из них — целые угодья, по которым разбросано чуть ли ни с десяток избушек. Хороших собак, умеющих работать по соболю, они заберут с собой, бестолковых оставят, всех не прокормишь.

Если селение опустело, то собачки какое-то время будут уничтожать в округе всё живое, отрабатывая навыки групповой охоты, и только потом уйдут в лес, где частично станут жертвой по-настоящему приспособленных хищников, а редких счастливчиков, чаще всего самок, примет к себе волчья стая.

Есть такие тут? Да кто же знает...

Нечего сидеть в больничке без цели. Я намотал портянки и вышел на улицу.

Что делаем, Лёха, сразу избу присматриваем, или с общей обстановкой в посёлке разбираемся? "Избу, конечно же, избу, большую и крепкую, да чтобы с баней!" — в голове призывным колокольчиком вибрировало естественное стремление любого живого существа в случае опасности как можно быстрее укрыться в надёжном убежище. Но это, в моём случае, решение неверное. Прежде всего надо определиться во взаимоотношениях с возможными соседями, если они есть, конечно... Хорошо бы им оказаться приветливыми, дружелюбными, одному будет тяжко. Короче, людей поблизости искать буду.

Тут мне какого-то беса примнилась пара крепких сибирячек с не разбуженной страстью в придачу, и в груди сразу тоскливо сжалось от предчувствия тщетности подобных мечтаний. Не до сексу.

— Пока, — поправился я, подняв палец.

Сколько тут домов? Давай посчитаем.

Осмотр местности рекомендуется начинать с первичной фиксации общей картинки. И только после этого начинать детальный осмотр, с наиболее близких участков, слева направо, останавливаясь для детального исследования отмеченных заранее объектов, самых интересных, постепенно перенося взгляд в глубину. Обычное выполнение первого и второго нормативов по разведподготовке, обнаружение целей... Разве что на зоны не разбивал, она тут всего одна — ближняя.

Смотрел и сразу проставлял в уме точные расстояния до основных ориентиров. Я почти никогда не ошибаюсь в дистанциях, что достигнуто путём долгих упражнений. Современный человек, избалованный техническими средствами наблюдения, делать этого не умеет. Чаще всего даже опытный городской охотник не утруждает себя тренировками, зачем, если есть прицел Burris с лазерным дальномером и баллистическим калькулятором... Такие некогда привычные оружным людям словосочетания, как "тренировка глазомера, зоркости и наблюдательности" стали забываться.

Я начал тренироваться ещё тогда, когда жил в городе. Дело пошло быстро благодаря современным технологиям. Для начала с помощью одного из сервисов спутниковых фотоснимков промерил электронной линейкой расстояния от окна до соседних домов... Смотрел, запоминал, привыкал оценивать дистанцию, каждый проверял себя по фотокартам — насколько ошибся? Начал выходит на природу, предварительно сняв дальности.

Поверьте, любой может научиться точному глазомеру, было бы желание. Это помогает не только в стрельбе. Гораздо важнее умение быстро оценить обстановку.

Быстро выяснилось, что Разбойное размером невелико, тридцать восемь хозяйств. Застройка поначалу велась по плану, дома стоят вдоль центральной улицы двумя ровными рядами, часть из них совхозные, на двух хозяев. Скорее всего, в конце прошлого века тут много чего снесли... Ближайшие к больничке хозяйства — старые постройки, в улицу не вписавшиеся. До крайнего сруба всего сто двадцать метров. Внутри ограды, напротив входа в дом небольшой огород, засаженный, скорее всего, картошкой, есть сарай и теплица.

Примерно посередине улицы есть перекрёсток, оттуда начинается съезд к берегу, именно там своими размерами и архитектурой выделяются два здания. По всей видимости, это единственный магазин и поселковый клуб. Школы тут наверняка нет, слишком маленькая численность жителей, значит, на зиму детей отправляют в интернат. Не угадаешь, какое решение приняли власти с началом пандемии, вернули детей в семьи или собрали в городах на карантине? Наверное, каждый градоначальник решал по своему усмотрению и по текущей ситуации.

Дальше по берегу, ближе к тополиной роще, стоит кирпичное здание котельной и склад ГСМ из светлого профнастила с большими поржавевшими ёмкостями рядом. Больше ничего особо примечательного я не заметил: улица пуста, людей и животных не видно, у перекрёстка замерли брошенный китайский или японский грузовичок и белая "Нива" с прицепом.

Как я уже говорил, фельдшерский пункт располагался на возвышении.

В небольшой долинке между тайгой и рекой был ещё один пологий холмик, на котором стояло здание поселковой администрации, недаром ведь его крыша украшена длинным флагштоком. Однако триколор не полощется, его сняли и унесли. Фасад административного здания был покрашен спокойной терракотой, в нижней части облицован чем-то тёмным. Это самое красивое и аккуратное здание в посёлке. Стёкла целые, дверь закрыта, окна занавешены.

— Удрали, слуги народные, — спокойно констатировал я.

Раз удрали, значит, в самых первых рядах. Иначе до сих пор пытались бы выкарабкаться на месте.

— А начальники ваши разбойные увезли всё, что посчитали нужным, мебеля по гальке не разбрасывали, угадал?

Между зданием администрации и лесом виднелась вертолётная площадка, может, там есть и грунтовая ВПП, пригодная для посадки санитарного Ан-3, отсюда не видно. Есть будка, похожая на туалет и два врытых в землю топливных танка, с большой вероятностью простаивающих без дела. Полосатый ветровой конус слабо колыхался на стойке. В той же стороне, судя по началу просеки в лесном массиве, начинается трасса зимника или локальная грунтовка.

В общем, я попал в ни чем не примечательное енисейское поселение, коих на реке очень много, и восхититься которыми изнеженному горожанину сложно. В другое время я бы посоветовал навестить эти дикие места, где вы, может, впервые в жизни почувствуете, что такое тишина и безлюдье, где на многих речках нет ни одного поселения или зимовья, а за время путешествия вы не встретите ни одного сотового телефона... Можно идти, магазин ждёт.

Поднялся ветер, воды Енисея покрылись невысокой острой волной. Курточку мне надо, да свитерок, не отступлюсь.

Я перевёл взгляд ближе, и замер. На меня смотрели.

От того, самого ближнего рубленого дома, что ближе всех к больничке, чуть наискось стоящего почти в начале центральной улицы посёлка. Даже растерялся! Привык уже, что никого из людей нет, расслабился, а тут вот огни, жители.

Дед в дутом пуховом жилете и бабка в вязаной кофте поверх длинного платья.

Ничего, как-нибудь объяснимся, лишь бы люди оказались вменяемыми. Невысокий дедок, облокотившись на забор, наблюдал, а старушка протянула руку к косяку двери, возле которого и стояла. Ого! Да у неё ружьё, двустволка горизонтальная!

Мне показалось, что я увидел, как она взвела курки.

— Вам тоже здравствуйте, — я поправил кепку.

И тут случилось в высшей мере странное — дед поднял над головой обе руки и скрестил их над головой, словно изображая оленя в танце "Хейро". Пришлось мне растеряться второй раз. Что это значит?

Старушка, отставив ружьё в сторону, тоже скрестила руки. Они сумасшедшие?

— Все мы хороши, — буркнул я и в точности повторил жест.

Дед посмотрел, вытащил из штакетника топор, которого я не заметил, и что-то сказал супруге. Совещание длилось несколько секунд, после чего хозяин помахал мне рукой. Уже обычно, подходи мол, добрый человек, не бойся.

Будет интересно, народ тут, вижу, специфический... Мне вспомнились слова из песни воинов добровольческой армии Антонова: "Я достану свой обрез, и сбежим с братаном в лес". Несколько лет назад я на Енисее бизнесом занимался, товары возил по посёлкам, так что людей речных знаю, насмотрелся.

Что делаем, Лёха? Вздохнув невесело, глянул я на свои позорные калоши, поправил пончо и начал движение.

Глава 2Знакомство с обстановкой

Отличное начало лета, нечего сказать. Новые знакомые, новые впечатления.

— Документ не спрашиваю, понимаю, — предупредил он с сочувствием в голосе. — Откуда у такого пациента документ возьмётся... Эх, Лиза-Лизавета, не поставила ты верный диагноз, оплошала. И нас смутила.

Я чувствовал себя довольно глупо в идиотском пончо, калошах с выглядывающими наружу полотенцами, небритый и не мытый.

— На судне документы остались.

— Бывает такое с людьми... А что за пароход-то был? — сразу уточнил старик. На северах частенько все речные суда называют пароходами. Капитан бесится, настаивая, что управляет современным дизель-электроходом, а не лоханкой из прошлого века, но никто его не слушает. Пароход, и всё тут.

Вопрос застал меня врасплох. Только сейчас я понял, что всё это время старался не вспоминать о деталях своего драматического путешествия по реке.

— Э... Зараза, "Кисловодск"! Сухогруз-контейнеровоз.

— Знаю-знаю! Видел, как же. Зёлёный такой. Что ж ты стоишь, как на докладе, садись-ка на колоду, небось, и самого ноги не держат.

Хозяина звали Геннадий Фёдорович Петляков. Это был невысокий, сухонький, по первому впечатлению вежливый и неожиданно улыбчивый старичок, судя по всему, рыбак и охотник — через стекло ближнего окна я увидел на подоконнике чучело большого глухаря. Что же, будет интересно и полезно пообщаться с ним по профилю, узнать, где и на кого охотятся в этих землях. Чувствую, пригодится.

У него была короткая стрижка седых волос, обычно жители посёлков так не стригутся, комар заест. Обветренное загорелое лицо чисто выбрито. Нос картошкой, глаза прищуренные, хитрые. Лесовичок. Такие люди бывают неожиданно опасны. Говорит быстро, как и его жена, фразы строит уверенно, почти по-городскому, хотя специфические словечки то и дело проскальзывают.

— Вы, дедушка, прямо особист, не ниже майора погоны имеете, да? — улыбнулся я, усаживаясь на широченный старый пень, вполне можно мясницким топором быка разделывать. — Нет, синий он, с красным, а надстройка белая. Вместо документа могу предъявить вот это.

Я отстегнул ремень и показал пряжку.

— Алексей Исаев, старший сержант, заместитель командира взвода спецроты егерей Третьей Арктической Бригады.

Мой собеседник посмотрел на эмблему с уважением, однако ремень в руки не взял.

— Так ты воин? О бригадах арктических наслышаны. Тогда, разреши уж, я тебя ещё кое о чём спрошу. Что же ты тут делаешь, егерь, в такой дали от места службы?

— Высадили, как заболевшего.

— Прямо из Арктики? — хмыкнул он.

— Расформировали нашу бригаду, демобилизация... Направлялся в Красноярск, еле на пароход пробрался, ещё и на борту каждый день капитану и боцману по пятисотке доплачивал, — начал вспоминать я, уже для своей памяти. — От Диксона шли. В Дудинке никого на берег не выпустили, два дня стояли на рейде, ждали, так капитану даже к причалам не дали встать. А в Туруханске наоборот, чуть всех не высадили, пошли слухи, что выше по течению реку перекрыли... Люди начали бунтовать, милицию смяли. Поплыли дальше. Возле Бахты заметили разбившийся вертолёт...

Хозяева синхронно ахнули.

— Как прошли Мирное, я уже не видел, слёг. В общем, плыл сложно, оказался здесь.

— Не похож ты, Лёша, на красноярского, — заметила до сей поры молчавшая бабка. — Говор у тебя не тот.

Если супруг вполне подходит под каноническое описание енисейского жителя-хитрована, то сама она обликом соответствует человеку городскому, интеллигентному. Правильные черты лица, аккуратная причёска крашеных в тёмно-русое волос, осанка, внимательный, чуть строгий взгляд. На преподавателя похожа. Спрашивать тактично не стал, но позже выяснилось, что я не ошибся, Элеонора Викторовна действительно долгие годы проработала учителем в поселковой школе Подтёсово.

В поведении и облике — без поскони да сермяги. На дачников они похожи.

— А что, у них какой-то особый? — удивился я.

— Если уши имеешь, то у всех говор найдёшь! — поддержал дед. — Ты вот сейчас сказал "пятисотка", а человек твоих лет чаще скажет "фиолет", так у нас называют купюру пятисотрублёвую, из-зацвета.

— Каких лет, мне двадцать шесть!

Он сидел на скамеечке возле стены дома, легко закинув ступню правой ноги на колено левой, удивительная гибкость для такого возраста, позавидуешь. Я в такой позе комфорта точно не найду. Однако выглядел дед неважно.

— Вы правы, я не здешний, из Москвы.

— От оно как, столичный гость! Ну, что же, товарищ Исаев, сейчас такие времена, что выжившим дружить надо. Смотри-ка, Элеонора Викторовна, с каким гостинцем человек к нам пожаловал! — дед ещё раз взвесил на руке пачку спагетти и протянул её жене. — Придётся тебе печку топить.

— Невелик труд макароны сварить, особенно когда уж четыре дня, как нормальной еды в доме не было, — заметила супруга. — Алексей, он же у меня голодает, даже неприлично говорить. Зима далеко, никто ещё и запасов не делал. Курей да поросят люди съели, как только перебои с завозом начались, трёх коров зарезали. Упрямится теперь, последний сухарь мне отдаёт. Муж родной...

И она нежно погладила его по голове.

— Ничего, у меня вторая пачка в медпункте лежит, и ещё кое-что по мелочам. Сумку одолжите, схожу, принесу, — сказал я. — Неужели в сельпо ничего не осталось?

— Соль одна, да перец с уксусом, — сказала хозяйка, набирая плашки из поленницы в подол. — Когда всё это безобразие началось, и оставшиеся в живых люди по глупости своей бежать начали, послушав дурачка нашего, главу администрации, в Разбойное кержаки наши заявились... Посмотрели они молча на кипешню, дождались, когда последний буксир отчалит, да и выгребли продукты из закромов, из магазина и изб, подчистую.

— Про вас и не вспомнили, — догадался я. — А соль?

— У них и своей достаточно, варят. Мы с дедом гриппом болели, может, потому и вирус этот нас не одолел. Дома сидели. Я одна к берегу ходила, смотрела...

— И сейчас сидим, как совы, — отметил старик без всякой злости, разве что особо энергично почесал колено. — Даже ходить не могу толком.

— Ему витамины надо, молодой человек! А у нас ни мяса, ни рыбы, одни огурцы из парников. Когда ещё на огороде вызреет, лето раннее.

— В аптеке есть! — вспомнил я.

Бабуля поморщилась.

— Химия в шариках, рекламный обман и денежный расход! — решительно заявила она, ломая стереотип. — Можно горстями лопать, а всё едино цинга начнётся. Природные витамины нужны, настоящие.

— Многие умерли?

— Ох, Алексей, очень много народу полегло... Пенсионеров у нас хватало, а охотников да рыбаков совсем мало. Ведь поначалу Разбойное, как и прочие посёлки да станки, на карантин закрыли, думали уберечься. Только не вышло у них ничего, раньше надо было закрываться! Многие из наших помощи так и не дождались. Соседи померли, Кучеренки, тоже пожилые люди. К ним я частенько захаживала, помогала, чем могла, да и они всегда отзывались. Хозяйка до последнего дня пыталась ходить... А сестра у неё парализованная была, всегда молчала. Так молча и сгинула.

Элеонора Викторовна провела тыльной стороной ладони по глазам.

— Через дом новенькие жили, городские, в Разбойное приехали совсем недавно, из Красноярска. Эти, дед, да как их? Слово уж больно чудное!

— Дауншифтеры! — без запинки выпалил дед.

— Во-во, прости господи... С ними встречались всего пару раз, даже познакомиться как следует не успели. Хозяин в клубе работал, очень вежливый был человек, даже с детьми чумазыми здоровался. Вечерами там порой было шумно, музыка играла, сам почти каждый день на баяне репетировал. Двое деток, хорошая семья... Теперь на погосте лежат. Возле тополиной рощи ручеёк журчит, там у нас погост, старинный. Их в защитных костюмах хоронили.

— Дурака валяли, толку от этих костюмов, — пробурчал Геннадий Фёдорович.

— Будет тебе ворчать да перебивать, сам тогда рассказывай! — решила хозяйка и пошла в избу.

Вскоре над трубой поднялся сизый дым.

Комара в посёлке не очень много, мошка ещё не поднялась, зато разлетались злые и кусучие оводы. Гадская тварь, сразу кусок мяса вырывает. Если к комарью и мошке я давно привык, как к неизбежной проблеме, и не психую, то оводы способны вывести из себя кого угодно. Надо бы в аптеке репелленты поискать. Хотя у моих новых знакомых наверняка есть берёзовый дёготь, разбавленный подсолнечным маслом — средство вонючее, пачкающее, но кровососов отпугивает.

Откинувшись на стену, Геннадий Фёдорович, не очень-то и расстроившийся после ухода супруги, с удовольствием начал рассказ, а я слушал и уточнял. Наверное, слишком часто, потому что дед не выдержал и спросил:

— Да что же ты ничего не знаешь-то? Не доводили, что ли, отцы-командиры?

— Мы, дедушка, до последнего дня на главной базе сидели, на Северной Земле. Кое-что доводили, конечно... Только служба есть служба, а там вируса нет. Я и подхватил его поздно, на Диксоне, скорее всего. Инкубационный период семь дней, а в Дудинке, как говорил, порт судно не принял, Норильск закрылся.

— Норильску можно закрыться, оно конечно, серьёзный город, — авторитетно заметил Геннадий Фёдорович. — Слушай дальше.

Смертность в этом посёлке, расположившемся на Енисее между Бахтой и Бором, была очень высокая, какое-то время больные заняли в ФАП все палаты. Лежали как местные, так и доставленные из Негатино, староверческой деревне в тайге, связанной с прибрежным посёлком грунтовой дорогой, что начинается от вертолётной площадки. В Негатино более двадцати хозяйств, и больше ничего нет. Кроме того, в куст медицинского обслуживания входили четыре зимовья и станция гидрологов, что стоит выше по реке. Раньше приезжали заболевшие работники с золотого прииска, но там год назад работы свернули, хотя муть всякая по выработкам шастает.

— А много на реке закрытых поселений, или все уже плюнули?

— Нет у нас теперь телевизора, молодой человек, некому поведать! — развёл он руками. — Раньше-то много чего рассказывали! Что вирус Робба ничуть не опасней будет, чем та самая "эбола", мать её так, что населению волноваться не стоит, главное соблюдать гигиену, мыть руки перед едой, хе-хе... Не верил никто в этот вирус, не до вируса, когда война началась, вот о чём все судачили!

— Даже медики не забили тревогу?

— Медики? Хе! Этот чухонец, Ингмар Йонович, самым первым и удрал! Как считаешь, пробил он тем самым тревогу, или нет?

Я кивнул.

— А вот мы не поняли! Он ведь девчатам соврал, что в Красноярске его хорошие знакомые уже запустили в производство чудо-вакцину, осталось самое малое: привезти сюда, понимаешь? И опять поверили, ждали люди, ведь сам заведующий ФАП это сказал, здесь люди доверяют медицине!

Все мы во что-то верили, пока не началось. Я с некоторых пор вообще не хочу ни во что верить, обжёгся. Комбат тоже рассказывал о вирусе, ага. Как надзорные органы закрыли границу с Европой, потом с Китаем. Уверял, что ничего страшного не произойдёт: "Перекроют Енисей, две трассы и тройку аэропортов, установят карантины, посты, инфракрасные детекторы. Медицина у нас сильная, так что никто не прорвётся, парни, это Сибирь!".

Да мы и не переживали. Служба быстро переставала быть мирной. К архипелагам и побережью материка всё чаше стали подходить чужие подлодки, начались диверсии, попытки высадки десантов, пошла война в воздухе. Перед самым дембелем я два месяца провёл в рейдах по шхерам Минина, натовские ДРГ искал. Какие тут болячки...

А местные молодцы! Обзывали главмедика чухонцем, но доверяли.

Северный человек в быту и работе самостоятелен, даже самодостаточен. По-житейски очень расчётлив, свою выгоду понимает отлично, часто хитёр в общении, и почти всегда настороженно относится к чужакам, особенно к официальным лицам. Например, к рыбинспекторам и самонадеянным краевым полицейским да следователям, приехавшим на разборки по уголовному делу. Тут вообще начинается сплошная омерта...

Однако, стоит чиновнику стать местным, как ему начинают верить почти безоговорочно — он же за общину радеет! За большую семью. Он не просто свой, а ещё и квалифицированный специалист в какой-либо области, как не доверять! Почему почти безоговорочно? Потому что нет альтернативного источника информации. Телевизор не спасает. С экрана расскажут о Москве и Европе, о далёкой Америке и чуть более близкой Украине, в лучшем случае, о делах в краевой столице... Проблемы удалённых поселений никого не интересуют, и единственный рупор оказывается в руках местечкового начальства. Сказал главный медик, что поедет за спасительной вакциной, значит, ровно так и сделает, не обманет, его же весь посёлок в надеждой ждать будет, свои! В тайге своих не бросают, это тебе не Государство.

— Девушки ещё долго работали, по-честному. Вот и с тобой возились до последнего. А потом и они начали умирать. Зину и Ольгу я похоронил, три дня назад.

Тут мне в башку что-то толкнуло, и я опомнился. Зачем вообще кого-то судить, нафиг на них проецировать свой опыт и установки, кто ты такой? Люди здесь жизнь прожили, им видней. Это проверенная веками уникальная община из независимых людей. Именно на коренных, как раньше называли, на старожильцах, из века в век весь Енисей держался. У поселковых свои беды и проблемы имеются, и вполне может быть, что именно они и выживут, как не раз уже бывало в истории.

— Что же меня не развязали, чуть кисть не вывихнул. Спасибо, воду оставили и дверь открыли, не пришлось окно вышибать.

Старик глухо засмеялся.

— Как же тебя развязывать, если ты вот-вот должен был синяком стать?

Я не понял. Это прикол такой?

Прекратилось тревожное гудение налетающих штурмовиками оводов, наступил тот момент, когда всё вдруг стихает. Над крышей старого сруба, срывая дымок последним порывом, пролетел южный ветерок, дождя не последовало. По всей видимости, давление скачет, насекомые такой перепад чутко улавливают, прячутся.

— Что значит, синяком, дедушка? — я даже встал, покривившись от ноющей боли в ногах, опять долбит, что ты будешь делать, правду бабка говорит, всем нужны настоящие витамины... — Как на духу, ни разу не присаживался, перед уголовным кодексом по жизни чист.

Глядя на меня с необъяснимым весельем, он улыбнулся ещё раз.

— Скажи-ка мне, мил человек, у тебя на койке какая наклеечка была? Синяя! Вот и есть тебе синяк. Зиночка рассказывала, что одним днём ты так начал дёргаться и хайлать на всю больничку, ну, орать дурью, если по-нашенски, что она испугалась, вроде бы, до этого к добру шло... Вот и переклеила, да и оставшихся в живых предупредила. Люди и раньше боялись к медпункту подходить, а уж после таких новостей тем более. Да и ладно, что обошлось, обозналась фельдшерица, земля ей пухом.

А я даже лица её не помню.

— Рассказывайте, Геннадий Фёдорович, похоже, я действительно ничего не знаю.

— Оно и видно. Красную метку ставят тому, кто точно не выживет, это медики определяют, — назидательно начал он. — А зелёную и синюю тем больным, кто через горочку перевалил, но ещё лежит, ослабши после борьбы с болезнью лютою.

— И в чём разница?

— Ты зелёный, так уж боженька решил на перепутье. То есть, нормальный, если одежду чудную в расчёт не принимать. А синий — нет. Выжить он выжил, а в человеки не вернулся. Сумасшедшим стал, диким! Роботом, так ещё говорят.

— Как? — от удивления я чуть не открыл рот.

— Что ты, Алексей, словно шпендель маленький, честное слово, ничего не соображаешь?! Вирус Робба, потому и прозвали этих бешеных роботами. Правда, всё больше в городах, наверное, им так приятней кликать. А у нас запросто — синяки. Были одни синяки, стали другие, привычное дело. С виду синяк — нормальный человек, но стоит ему увидеть других людей, и тут же бешенство его охватывает, ярость непонятная. Кидается, и ну рвать! Может и оружие какое ухватить, да...

Вот тебе и новая угроза, старший сержант, будто существующих мало было.

— И выживают?

— Давай по порядку, Лёша, не на ток-шоу. Что знаю, то и расскажу, — отрезал дед. — С телевизора предупреждали, ролики показывали, как это в городах выглядит... Я так понял, что они вполне могут себя обслуживать, пищу добывать. Синяки даже работают, например, на огороде могут ковыряться. Только это не люди.

Тут переставленной косой не обойдёшься, надо искать нормальное оружие.

Если повествование о том "как большой северный песец спустился по широте" было рассчитано ещё и на то, чтобы меня слегонца припугнуть, вернув из облака торопливых мечтаний на грешную землю, то цели он своей добился: я действительно был слегка напуган — безрадостные перспективы. Гангрена гнойная, насколько же проще в армии! Вот враг, рядом друзья, позади — Родина. Стреляй-руби-коли... Пора обдумывать план действий с учётом новых обстоятельств. "Только не суетись, закинь в голову, пусть отлежится".

— Какой процент синих среди выживших?

— Эх ты, скорый какой! Извини уж, исследований не проводил. Слышал, что на одного зелёного приходится по два синяка, но это болтовня досужая... Мы с супругой всего один случай наблюдали. Санитарочка наша, Оленька, в синячку перекинулась. Выскочила из больнички, и на нас! Так её Элеонора Викторовна из ружья стрелила. Только ты при ней о том не поминай, переживает она сильно.

— Не волнуйся, муженёк, я справлюсь, — раздался женский голос. За беседой мы не заметили, как хозяйка снова вышла во двор. — Да, я и застрелила! Прямо в грудь выпалила, а она ещё лезла к нам, ползла, руки тянула! Ох, господи, и за что такое наказания честным людям... Ну-ка, мужички, выпейте слабенького кваску, от него соки в животе заурчат, печень проснётся, к еде изготовится.

С этими словами женщина протянула мне большой глиняный кувшин.

— Издеваешься? Моя печень давно готова! — воскликнул дед.

— Сейчас макароны уварятся, — пообещала супруга.

Я с наслаждение осушил половину кувшина и протянул деду.

— Подождите, так значит, вы меня встречали, как синяка?

— Гляди-ка, Элеонора, дошло до него таки! — обрадовался старик.

— Рога над головой зачем руками показывали?

— Лёшенька, так ведь это самый верный способ! — спокойно поведала хозяйка, не забывая о муже. — Пей, давай, старый упрямец, не то пища колом в желудок упадёт... Да, Лёша. Синяк, как увидит издали такие рога, так сразу беситься и начинает, почему-то не любят они этого жеста.

— Индикатор потому что! — дед снова вспомнил нужное слово. — Главное, что так заранее можно на синяка проверить, издали. Всё, родная, не могу больше, не лезет в меня квас.

Потрясение — вот лучшее слово для характеристики моего состояния. Чего угодно ожидал, кого угодно! Хоть шерстистый мамонт пусть из тайги вылезет. Или нагрянут ещё трепыхающиеся группы натовцев, до сих пор не получивших приказа на отход. Организованный уголовный элемент, старые и новые князьки, мелкая отморозь и дикие звери — их появление можно было спрогнозировать.

Но к появлению противников по-настоящему нового, эпидемиологического, что ли, формата я был не готов. Фантастика, ёлки! Они меня не разыгрывают?

"Почти зомби", — подумал я и не замедлил поделиться этой мыслью с хозяевами.

— Хуже, что ты! — убеждённо воскликнул дед. — Мы ведь с женой сериалы смотрим, когда антенна ловит. Хорошие сериалы бывают про зомбаков, душевные.

А Элеонора Викторовна добавила:

— Зомби не опасные, медленные, как хомяки по осени, а синяки скорые!

— Живых мертвяков издали видно, это каждый знает, — тут же подтвердил супруг. — Ходят, понимаешь, руки выставив, морды красные, глазищи зрачками внутрь...

— И воняют за версту.

— Элеонора, а ты помнишь, как им главные герои бошки протыкали? Чуть ли не журнальчиком, в трубочку свёрнутым!

Бред какой-то. Синяки, зомби, сериалы... Тем не менее, очевидно, что от созерцания разрушительных медийных образов, исправно подсовываемых народу телевиденьем, фокус-группа не растеряла данные самой природой боевые навыки, и всегда готова дать отпор. И чего я тогда засомневался? Оружие сделаю или добуду. Встречу живого синяка, посмотрим, что это за круть.

Ладно, понадеюсь на то, что полученные только что знания и смекалка выручат.

— Понимаешь теперь наши опасения, Алексей? Только, значится, Оленьку похоронили, не успели в себя придти, тут ты и вылез, распортретный такой. И с синей наклейкой на кровати.

— А у меня четыре картечных патрона осталось, — посетовала хозяйка.

Как бы с огнестрельным оружием кислота не случилась, Лёха, губу закатываем заранее, потом проще будет. Своей полиции в посёлке никогда не было, так что возможность разжиться за счёт правоохранителей отпадает. Военных частей не вижу, да и не упоминали о них рассказчики. Староверы... На их месте я бы вообще весь посёлок зачистил, прежде чем уйти от беды подальше в тайгу.

— Промтовары хоть в вашем сельмаге остались? Элеонора Викторовна, видите же, в чём хожу, стыдобища, — я обратился именно к женщине, уже поняв, кто решает главные вопросы.

Она задумалась.

— Пошли-ка за мной, сумку дам. Тащи все продукты сюда, с нами будешь жить. А я пока на стол накрою, да подумаю, чем тебе помочь можно.

— И то верно! Комната свободная есть, — обрадовался Геннадий Фёдорович. — А я пока баньку затоплю, чего теперь дрова жалеть, когда в доме работник появился... Вместе всегда переживать проще. А вирус... Что вирус! Как не прикидывай, а именно он страшную войну остановил, можно сказать, мир заключил. Людей бы при любых вариантах осталось мало, но зато без радиации живём.

Кому как, а мне заключенный мир радости не добавила, слишком много счётов накопилось. Личных.

Экспедиция в преисподнюю заняла полчаса, и за это время я успел не только собрать все съестные припасы, но и нагрести в сумку самых разнообразных медикаментов, скидывая всё подряд, кроме БАД-ов, которые проникли даже в эту глухомань. Кто знает, нагрянут опять те самые староверы, и прощай, аптека, спорить не получится.

Обедали молча, основательно, без спешки. Чёрт возьми, какими же вкусными могут быть самые обыкновенные спагетти! Кроме масла хозяйка положила в кастрюлю мелко резаный дикий лук. Вышло так, что свою тарелку я опустошил первым, Геннадий Фёдорович под надзором супруги ел медленно, осторожно. Сидеть истуканом и смотреть на хозяев было неудобно, и я отправился проверить баньку. Подкинул полешек, с удовольствием наблюдая, как огонь с жадностью пожирает сухую древесину, превращая её в красные, пылающие жаром угли, как постепенно греется огромный бак с водой. Пламя было жаркое и устойчивое, но время понадобиться, воды много. У Петляковых была маленькая простейшая баня, устроенная по-белому, с трубой и закрытой каменкой. Сделана из лиственницы: это дерево приятно пахнет и хорошо держит тепло. Дверь низкая и толстая, окошко с двойным остеклением. Полы настланы из колотых бревен, обработанных с одной стороны рубанком и плотно подогнанных. На случай крепких морозов пол предбанника утеплён толстым войлоком. Помещения всего два: предбанник и парная, совмещённая с моечной. Предбанник тёплый, рублен заодно с баней и отапливается стеной каменки. На улице стоит огромная бочка со ступенчатым подходом, ей лет сто, наверное... Внутри холодная вода, вышел и нырнул для контраста.

У нас в подразделении почти такая же была, всех учили париться правильно и безопасно. Чтобы в бане не отравиться угарным газом, надо соблюдать нехитрые правила:, после прогрева тщательно перемешай угли в топке, чтобы даже маленькой тлеющей головешки не осталось. Смотри за голубыми огоньками — это и есть признак выделяющейся окиси углерода. После этого стоит погулять, дать бане с полчасика выстояться, пока угли не начнут покрываться налетом пепла. Затем открывай дверь парной и плесни на раскаленные камни ковшик горячей воды, вместе с паром вылетят и остатки газа. Теперь можно закрывать заслонку и с кайфом приступать к процедурам.

В избе меня ждали.

— Вот, примерь-ка, Алексей, обновочку, — хозяйка протянула длинный плащ-дождевик с капюшоном, сделанный из серо-зёлёной брезентухи, у нас в таких раньше рыбинспектора по реке катались, пастухи да почтальоны. Как под ветер на реке попадёшь, так сразу и поймёшь, чем хорош. Швы не протекают, свояк их пчелиным воском обработал.... Со свитером не получается, Геннадий Фёдорович у меня сухой, как юкола, ничего не подходит. И с обувью так же. У тебя какой размер?

— Сорок четвёртый, — ответил я, надевая плащ. Застегнул все пуговицы, поднял руки, потом сунул их в просторные косые карманы. О зеркале не заикнулся, но моя покровительница и сама всё решила, потянув за руку в залу, дед, конечно же, пошёл за нами...

Там, откинув дверцу большого шкафа, Элеонора Викторовна предложила полюбоваться.

Ну и рожа... Тёмные волосы проросли на лысине уже заметным ёжиком, узкий и длинный нос как-то почернел, губы поджаты. Варнак.

— Хороший, спору нет, да только как в нём бегать-то?

— Ить, молодёжь, ничего они не знают! — старик был тут как тут. — А ещё егеря... Смотри сюда, служивый! Вот так, полы под ремень подоткни, и догоняй вражину!

У нас были старые армейские плащ-палатки. Когда осенью на северных островах начинаются мелкие затяжные дожди, беспросветно затяжные и холодные, то в секрете не высидишь даже в самой высокотехнологичном одежде, в арктической пустыне спрятаться негде... В куртке нет ощущения убежища, да и силуэт сохраняется. Чем-то этот плащ похож. Правда, на отечественной плащ-палатке вообще нет отверстия для головы, а капюшон формируется из угла полотнища, потому и не протекает, там нет шва. Пончо, хоть и тёплое, в рейде не выручит, особенно в дождь. Рюкзак нужен? Нужен. Поэтому полотнище со спины нужно сразу делать большей длины, иначе ноги выше колен будут мокрыми...

Смотрел я в зеркало, и думал: вот бы зафигачить такой лук, да скинуть в социалки, чтобы кореша и подружки глянули! У меня, как и у многих, был смартфон, и на главной базе, где интернет худо-бедно пробивался через спутник, порой баловался, засылая фотки в героических позах, да чтобы оружия побольше в кадре. Потом сеть пропала, в один день, командиры довели, что взорваны подводные кабели через Атлантику, одновременно и наши, и американцы начали взаимно сносить с орбит спутники связи и систем глобального позиционирования, виртуальный мир приказал долго жить... Честно скажу, тоска осталась, такое уж поколение.

Беру в работу.

— Надо мне по соседским домам пройтись, что-нибудь из обуви обязательно подберу, — обрадовала меня хозяйка.

Тут я решился.

— Оружие бы мне какое. Думал, косу переставить вдоль древка. С одним ножиком против дикого зверя не попрёшь, а тут ещё эти синяки...

— Косу? Серьёзно? — изумилась старушка. — Лёша, ты ведь не настолько глуп, чтобы настраивать себя на весёлую охоту с помощью вил и мотыг.

— Вот раньше, помню, косы были! — мечтательно вставил супруг. — На медведя можно было ходить! А ныне одни жестянки, кустик заденешь, и в дугу... Проблема! Огнестрельное люди с собой забрали, а у нас всего одно ружьё. Вот что, жена! Тащи-ка ты сюда сабельку дедову, пусть молодой её к службе пристроит, нечего боевому оружию в такие времена антресолях пилиться.

Так я, не успев и глазом моргнуть, стал обладателем самой настоящей шашки!

— Предок у нас урядником был, потом в сотне состоял. Шашка казачья, образца 1881 года, с плечевой портупеей. Пересохла вся, но мы её сейчас веретёнкой промажем. Правда, какое-то время мазаться будет, да ить плащу такому не навредишь...

Он ещё что-то говорил, но я уже рассматривал подарок.

Первый раз в жизни держу у руках настоящую шашку. Всё больше по ножам.

Клинок стальной, кривизна небольшая, с одним широким долом, ближе к острию двулезвийный, вес... Я прикинул на руке — килограмм или чуть больше, удивительно, всегда думал, что они гораздо тяжелей! Поставив острием на пол, прислонил к ноге. Метр. Обтянутые чёрной кожей деревянные ножны. Металлический наконечник, устье и скоба с кольцом для ремней портупеи. Эфес самый простой: рукоять красного дерева с продольными наклонными желобами. Головка рукояти раздвоенная, словно распахнутая, тоже латунная, с отверстием для крепления темляка. А самого темляка нет. Рукоять изогнута, наверное, так рубить удобней.

На головке рукояти был растительный орнамент и какой-то замысловатый знак.

— Видишь? Это вензель самого императора Николая II, в царствование которого мой дед и получил первый офицерский чин!

Мне даже страшно стало.

— Геннадий Фёдорович, так не годится, это же реликвия!

— Это не реликвия, а оружие.

— Так вы и сами можете!

— Эх... Хотел дед саблю нацепить, да такой он слабый, что не нацепит. Сел тогда дед на завалинку, опустил голову и заплакал, — продекламировал он с чувством. — Помнишь, откуда, или сейчас не проходят?

Я неопределённо поржал плечами и изрёк:

— Ну, слышал. Вроде.

— Это же Аркадий Гайдар, знаменитый революционный писатель! "Сказка о Военной тайне, о Мальчише-Кибальчише и его твёрдом слове". Не учил? Угробили целое поколение, педагоги хреновы... Между прочим, этот сказочник в 1922 году отрядом ЧОН командовал, в Ужуре, на юге Енисейской губернии. Злой был человек, безжалостный, обижал простых людей... Мой дед с ним дрался! Может, вот этой самой шашкой нескольких красных бойцов развалил, — гордо поведал Геннадий Фёдорович.

После такой легенды я уже и в руки её взять боялся.

— Так фехтовать-то не умею! Никогда не имел дело с таким оружием.

— Чудак-человек, это же шашка, кто же шашкой фехтует? Ими только в кинофильмах про неуловимых мстителей рубятся. Ничего, покажу тебе приёмы. Арбузы и тыквы у нас не растут, поэтому енисейские казаки всегда на прутиках тренировались. Там всего три удара: косые слева да справа и верхний, по башке! Хватит тебе для начала... Пошли, портупею отреставрируем.

— Тогда я первая в баньку пойду, — быстро решила хозяйка. — А вы играйтеся.

В зале, где дед начал манипуляции с кожей, я сидя за столом, устланным старыми рекламными газетами, услышал много нового. Про то, что точка на клинке ближе к острию называется центром удара, — расшифровки не требуется, — именно до этого места клинок точится с обеих сторон. Торец передней часть рукояти, стыкуясь с ножнами по-азиатски, надежно перекрывает устье ножен, предохраняя клинок от попадания внутрь дождевой воды и росы. В навершии есть стягивающая гайка, которая входит в специальное углубление в канавке, и потому не выступает...

Делать мне было нечего, потомственный казак, возясь с портупеей почти ритуально, в моей помощи не нуждался. Попутно рассказывал. Я читал объявления из прошлого — сложно представить себе больший сюрреализм апокалипсиса.

— Со староверами не связывайся! Они и раньше своей дорогой ходили, а сейчас, как я мыслю, с нами, людьми простыми, и подавно считаться не будут.

Я спросил у хозяина:

— Бандиты тут есть?

— Так, вообще нет, но наши местные и поопасней могут быть, если интерес заденешь. Тайга вокруг, воля. А воля сразу дисциплину рушит, если человек слаб.

— А настоящие, организованные?

— Что в те годы развелись, когда всё рэкет крышевал? Давно не слышали. Теперь всеми прибыльными делами серьёзные компании правят, корпорации, и у каждой своя служба безопасности. По бокам плавают всякие прилипалы, артели дикие, крохи подбирают. Вот этих тоже остерегайся. Да о чём я! Бедный, богатый... Вирус не разбирает, у кого кошель толще, он сам решает, кому жить, а кому под сосну лечь. Что-то я чмутить начал.

Слово знакомое. Чмутить значит ябедничать, с целью смутить и поссорить людей. Давным-давно вологодские переселенцы занесли его и на Енисей.

— Но по-хорошему, без огнестрела тебе всё равно не обойтись. Охотников у нас было мало, оружие они с собой забрали, кто же бросит, — произнёс в итоге заметно оживившийся дед, вытирая маслянистые руки тряпицей. Глаза его поблёскивали, человек снова осознал свою значимость, полезность. — Так думаю, что надо бы тебе к зенитчикам сходить, вот что. Они ниже по течению стоят, тут недалеко, если от ФАП-а идти, то прямо по тропиночке, по над берегом. Может, разживёшься.

Я резко поднял голову.

— У вас что, зенитчики стоят? — ёлки-палки, чего же он раньше молчал! — Дивизион? Какие именно системы, "Бук", "Тор"?

— О! Быстрый ты! У кого спрашиваешь, служивый? Я не специалист.

Странно, был ведь на берегу! Правда, я тогда не особенно и посматривал по сторонам, так, пару раз взгляд кинул. Никакой техники не заметил.

— Машины как выглядят, Геннадий Фёдорович?

— Да не было у них никаких машин! Три бойца и офицер.

— Подожди... Так это расчёты ПЗРК?

Не ответил дед, не знает. Что они здесь делали, какие объекты прикрывали?

Нам ведь расклады доводили...

После Перестройки и саморазрушения СССР заокеанские партнеры заявили, что многие цели с программ боеголовок сняты. Действительно, зачем напрягаться, если у русских и так все разваливается? Наши главнокомандующие и прочие военные гении такому подходу, похоже, обрадовались, сразу начали возюкать перестроечные сопли по полу и все пояса-кольца ПВО на северах свернули в рулон и снесли на помойку... Однако с тех пор, как Арктика превратилась в сверхлакомый кусок сыра, а все узнали, что такое нефтяной и газовый profit, и выучили слово "шельф", в стратегических планах вероятных и невероятных противников многое изменилось. Старые военные гении сменились новыми, наша армия поднялась, а страна между силой и правдой вполне разумно выбрала и то, и другое. Потому что противник не дремал.

Ещё в 2009 году Федерацией американских ученых была озвучена инициатива о новых целях для американского ядерного оружия на территории России. Прослойка яйцеголовых янки, где только нобелевских лауреатов под семьдесят штук, предложила правительству высокоточную ядерную войну с Россией методом экономического геноцида. Количество ядерных боеголовок сократить, но перенацелить носители с густонаселенных городов на двенадцать ключевых объектов нашей экономики.

Доклад лысые гуманисты оформили, как проект новой ядерной доктрины. Авторы признали, что инициативы о необходимости ядерного разоружения крайне своевременны, и подсказали, как её творчески доработать. В США имелось 5,2 тысячи ядерных боеголовок, из которых 2,7 тысячи находились на оперативном дежурстве, и еще 2,5 тысячи на складах. Это избыточное количество: заряды не могут быть использованы в военных действиях, США не собирались вести тотальную ядерную войну, — констатировали учёные. И подсказали, что актуальным становится минимальное сдерживание, нескольких сотен боеголовок хватит, чтобы обезоружить потенциальных врагов. Для эффективного сдерживания сердобольные нобелевцы предложили пощадить густонаселенные города — негуманно, приведет к многочисленным жертвам. Вместо городов мишенями определили важные объекты инфраструктуры. В список мишеней на территории России, достаточных для эффективного сдерживания, включили три НПЗ — Омский "Газпромнефти, Ангарский "Роснефти и Киришский, принадлежащий "Сургутнефтегазу". В металлургии — Магнитогорский, Нижнетагильский и Череповецкий металлургические комбинаты, "Норильский никель", а также Братский и Новокузнецкий алюминиевые заводы. Поначалу список жертв замыкали Березовская ГРЭС, Среднеуральская ГРЭС и Сургутская ГРЭС, позже к ним добавили ГЭС и новые стратегические объекты, связанные с транспортными схемами доставки газа в Китай.

По подсчетам американских профессоров, в случае их уничтожения не только не сможет вести войну вследствие подрыва экономики, но потеряет всего лишь около миллиона жителей...

Наши аналитики предсказывали перенацеливание ядерного оружия США на экономику. В случае войны ожидался, например, удар по географической точке, где сходятся важнейшие газопроводы. Это вызовет катастрофу в электроэнергетике европейской части страны, подорвет важнейшую статью валютного дохода и повлечёт гибель сотен тысяч людей от холодов. Почти весь газ, добывающийся в ЯНАО, проходит через район, которые местные жители называют символично — "Крест". Там, у тундрах реки Правая Хета пересекаются почти два десятка магистральных газопроводов. То есть, жизнь 78% населения России находится в зависимости от этого "Креста" площадью сто на сто метров. Американцы должны были ударить по четырём целям: "Крест", Надым, Пангоды и Новый Уренгой. Чтобы получить максимальный эффект, нужно не допустить быстрого восстановления "Креста", то есть, надо уничтожить ближайшие населённые пункты, смести инфраструктуру доставки труб и сварочного оборудования...

Есть и ещё один узел, где собираются вместе газопроводы, работающие на Китай.

Ответные меры начали принимать поздно, и все необходимые "кольца всевластья" вернуть на место мы не успели. "Крест" стопудово прикрыт. В Диксоне ЗРК имеются, сам видел. Слышал, что в Норильск успели вернуть системы ПВО, включающие С-400 и "Буки". Радарные станции стоят на Лонтокойском Камне. Не знаю, как обстоит дело с прикрытием каскада Тыймырских ГЭС. Но я ничего не знаю о стратегических объектах в этой глуши.

Под Енисейском в посёлке Усть-Кемь недавно запустили в штатную эксплуатацию надгоризонтную радиолокационную станцию системы дальнего обнаружения "Воронеж", цель, конечно, достойная, однако она наверняка имеет свой пояс обороны.

Если это действительно расчеты ПЗРК, то кого они караулили?

— Служивые жили замкнуто, с поселковыми общались редко, а сами мы к ним не совались, — рассказывал старик, доставая тонкий оселок.

— Поссорились? — предположил я.

Он даже обиделся.

— Мы ведь люди мирные, спокойные, с чего нам ссориться с защитниками? В посёлке говорили нормально, когда они в магазин приходили. Сами заперлись, заминировали подходы.

Час от часу не легче!

— Быть такого не может, что за ерунда! — не мог я поверить, что зенитчики будут минировать местность в черте населённого пункта.

— Много ты, смотрю, знаешь, что может быть, а что нет! — рассердился дед. — Я тебе что, шутки шучу? Вот сходи сам и проверь. С минами тебя учили обращаться? Если нет, то лучше не суйся.

— Учили... Странно всё это как-то, нелогично. А сейчас они что делают, неужели даже после беды не заходят?

— Так некому заходить, Лёша. Солдатиков офицер отпустил, они уехали на пароходе. А сам остался. Один! Понимаешь, что это может означать?

— Пока не очень...

— Вот бестолковый! Болезни они боялись, им нельзя службу рушить! До последнего держались. А воевали хорошо, стреляли своими ракетками.

— Да по кому, Геннадий Фёдорович, по самолётам?

— Нет, по ракетам крылатым, американским! Две штуки сбили. Одна в реку упала, возле острова Игольного, другая ушла в тайгу на том берегу, — спокойно поведал хозяин. — И ведь ничего не взорвалось! А мы боялись, что там бомбы атомные.

Настало время опять открыть рот.

Крылатки... Американские дозвуковые крылатые ракеты стратегического и тактического назначения "Томагавк", многоцелевые высокоточные системы большой дальности — чисто тактическое оружие для локальных войн. Ядерных зарядов они не несут, нет смысла, слишком велико подлётное время. Сбить такую с помощью ПЗРК можно, но это задача неординарная. Главная проблема заключается в своевременном обнаружении. В общем-то, неуязвимость "Томагавка" и обеспечивается его скрытностью. Небольшую по размерам, летящую над поверхностью на предельно малой, всего в несколько десятков метров, высоте полета, крылатую ракету наземным РЛС заметить сложно, мешают мёртвые зоны. Радиогоризонт не превышает тридцати километров, а естественные препятствия местности, возвышенности и жилые здания, промышленные сооружения и высокие деревья только помогают низколетящему "Томагавку", умеющему ловко прятаться в складках рельефа. Кроме такого, этот снаряд способен самостоятельно переключаться на другие цели, атаковать в лоб либо под разными углами, вплоть до крутого пикирования. Сложная мишень.

Однако у "Томагавков" есть и слабые места. Прежде всего — низкая скорость, особенно на тех участках, где ракета идёт в экономичном режиме. Как у пассажирского лайнера.

Крылатая ракета отлично себя чувствует в хорошо обжитых краях, среди городских и промышленных агломераций, где всегда много корректирующих полёт ориентиров. Другое дело — полёт над открытым морем или над дикой равниной, где нет даже посёлков... Систему GPS наши начали выводить из строя очень быстро, и поэтому крылатый убийца наверняка шёл автономно, постоянно сравнивая подстилающую поверхность с зашитой в память картой местности. И что "Томагавк" увидит на пути с севера? Зелёное море тайги внизу, где кроме рек, никаких ориентиров просто нет. Так что русло Енисей, которое ни с чем не спутаешь, — отличный маршрут. Вокруг Разбойного простор, видно далеко.

Наши парни сносили "Томагавки" из ПЗРК "Игла" по данным, которые командиры получали на планшет от самолётов и станций обнаружения "Купол", сканирующих небеса вокруг баз бригады.

А здесь зенитчиков кто оповещал? На глаза не понадеешься, скорость хоть и маленькая, но вполне достаточная для того, чтобы проскочить мимо пулей. Представьте, с каким эффектом пролетел бы мимо вас несущийся на крейсерской скорости "Боинг"! Штатный боевой планшет наверняка есть и командира таинственных операторов ПЗРК, стоящих неподалёку. Только в данном случае он бесполезен, команды и данные принимать не от кого.

Что, если всё гораздо проще? Разместили, например, в Бахте наблюдателя, который при прохождении "Томагавка" мимо посёлка тут же сообщает о факте обнаружения по радиостанции. Характеристики "Иглы-С", особенно ограничение комплекса по высоте поражения цели вполне позволяют стрельнуть и по такой мишени.

Огромную роль сыграет простая удача. Судя по тому, что ребята смогли поразить две мишени, эта госпожа русских зенитчиков не обидела.

Вряд ли "Томагавки" шли на Красноярск, находящийся на пределе дальности полёта. Железногорск чуть ближе... Подожди, Лёха, ты не о том думаешь!

— Геннадий Фёдорович, а с чего вы решили, что офицер остался на посту? Сами же говорили, что вы сидели дома, могли и не увидеть.

Мой собеседник повернул клинок поставленной остриём в пол шашки лезвием от себя, отложил оселок и сказал:

— Молодец, опять спрашивать начал! А то сидишь с умным лицом, объявления про весёлых девок почитываешь, размышляешь о чём-то в холостую, вместо того, что спросить у знающего человека...

— И всё-таки?

— Это же красноармеец, Алексей, а не шпион немецкий, душегубец проклятый. Если бы офицер ушёл, то снял бы свои мины, а табличку выдернул. Второго дня ходил я туда, издали посмотрел — торчит табличка.

Я аккуратно сложил газету и встал.

— Прямо сейчас пойду.

— И правильно! Сейчас и надо, пока моя в бане возится, не одобрит она, заволнуется, — подбодрил меня Геннадий Фёдорович. — Держи сабельку, клинок поправил, а дальше уж сам ухаживай. Примерь-ка.

Плащ решил не надевать, время далеко за полдень, на улице тепло, ветер утих. Да и вообще непривычно как-то. Вещь хорошая, но куртка как-то привычней. Во дворе дед надел на меня портупею с шашкой.

— Попробуй, выхвати.

Ни с первого, ни с третьего раза уверенно вытянуть шашку у меня не получилось.

— Да не дёргай, этот не затвор! Плавно тяни, нежно. Вот, другое дело. Иди значится, и рубай тихонько по кустикам, учись помаленьку, только твёрдое не пластай, пока не научишься бить так, чтобы клинок прямо вонзался, с непривычки запросто кисть можно вывихнуть. И осторожней будь, ногу себе не отхвати, не то зашибёт меня Элеонора Викторовна.

Интересно: минные опасности его не обеспокоили.

— Геннадий Фёдорович, у вас моторка есть? Мне бы пассатижи, штырь, проволоки моток и пару шпилек подобрать, могут пригодиться. И фонарик.

— Лодку давно продал, а мотор держу, хозяйство есть. Я ведь в Подтёсово механиком работал по судовым силовым установкам, там с женушкой и познакомился. Пошли в сарай.

Там мы управились быстро. Что же, настало время посмотреть на зенитные войска. Я сунул в пластиковый пакет ещё и спрей красного "Гардекса", репеллента очень хорошего, но дорогого, не покупают его местные.

Когда подходил к ФАП, дед издали громко крикнул:

— Лёша, забыл сказать, пулемётик у них был!

— Какой?! — гаркнул я.

— Леший знает! На сошках и с ручкой на дуле!

* * *

Возле ограды медучреждения я начал рубать крапиву, и две старые автомашины с нескрываемым удивлением смотрели на придурка мутными потрескавшимися фарами.

Плоховато у меня получалось изображать рубаку. Так всегда бывает, когда из простого и эффективного пытаешься с помощью вредных штампов сотворить что-то сложносочинённое и поэтому ни хрена не работающее.

— Хватит дурить! — приказал я сам себе после очередной восьмёрки, чуть не вырвавшей оружие из руки с перспективой улёта клинка под обрыв.

Дальше не мудрил и действовал так, как и подсказал потомственный енисейский казак. Справа, слева, сверху! Справа, слева, сверху... Гляди-ка, что-то получается! За медпунктом я быстро нашёл тропинку, тянущуюся среди высокой травы вдоль обрыва, и пошёл по ней.

Американские "Томагавки" не выходили из головы. Умеют штатовцы создавать легенды, пугающие иностранного обывателя.

Смотрите, вы, осмелившиеся перечить Старшему Брату, вот они, ещё чуть-чуть, и прольются с небес огненным дождем, выжигающим с лица Земли целые танковые дивизии и центры управления. Безжалостные крылатые роботы-камикадзе, умные, действующие безошибочно, страха не ведающие... Не спрячетесь, эта штука способна под немыслимым углом развернуться и влететь даже в пещеру узкого ущелья, спикировать прямо в ракетную шахту! Вы все уже обречены. Мертвы.

Однако практика показывает другое — дорогущими "Томагавками" американцы чаще всего разрушали саманные сараи и жилища скотоводов, далеко не всегда попадая в цель. И терялись они безвозвратно, и блудили, попадая совсем не туда, куда должны были попасть. Морские крылатые ракеты неэффективны против важных целей в континентальной России — большинство промышленных центров, арсеналов и стратегически важные объекты находятся в тысяче километров от побережья, на пределе дальности.

Если ты в своё время начитался конспирологических ужасов про Супероружие, созданное американскими учёными, то можешь и испугаться. Если же способен хоть сколько-то выдерживать информационные атаки, подходить к оценкам критически и думать своей головой, отделяя враньё от реальных способностей девайса, то на приказ командира отвечаешь "Есть!" и садишься на берегу с ПЗРК.

Молодцы ребята, два "Топора" снесли!

Природа словно решила обеспечить мой поход соответственным антуражем. С запада подходил дождевой фронт, облака стеной шли к реке. Западный ветер на Енисее часто несёт погоду непредсказуемую, а если переёдёт на северо-запад, то лучше спрятаться. Небеса пока без черноты, так что дождик, если будет, обещается средний. Поднялся ветер, кое-как прогревшийся воздух над большой рекой быстро остывал. Не жарко, зато сразу комара поменьше стало... Тропа шла ровно, вот она перевалила через холмик, и я сразу увидел табличку:

Осторожно, мины!Запретная зона, проход запрещён!

Я остановился и огляделся. Впереди никого не видно, палаток нет.

Слева — небольшая сосновая рощица без подлеска, просматривается насквозь, за ней матёрая тайга. На берегу лежит белый корпус катера, почти полностью затопленного и разобранного... Похоже, скоростной был водомёт, рубка отнесена назад, салон впереди. Самоклейка, после хорошего удара такой катерок хрен починишь, проще новый сделать. Двигатель, конечно, сняли. В баржу воткнулся он, что ли? Напротив, под самым склоном лежала громадная лесина, поднятая на берег во время высокого паводка.

Тихо, собак нет, чайки не орут... Однако настроение у меня было нехорошее, тревожное. Действительно, заминировали!

Леску растяжки я обнаружил в пяти метрах после таблички, прямо на тропе, её даже не спрятали. Толстая леса, старинная, сейчас её, наверное, уже не выпускают. Интересно, а такая леска под лазерной указкой, если ночью проверять, да в помещении, сильно блеснёт? Примотанная скотчем к вбитому колышку граната РГО стояла слева, дальше от берега. Осмотревшись ещё раз, я присел. Самый примитивный вариант растяжки. Поставлена недавно, труха не успела осесть в пазах насечки. Это не Ф-1, конечно, дальность поражения не та, но штука опасная... В такие моменты самым страшным звуком становится щелчок возможного срабатывания капсюля УЗРГМ.

Примерившись и обхватив рукой рубашку со спусковым рычагом, я одновременно просунул палец в кольцо готовой взорваться после расчековки гранаты. Сжав кисть, наклонил РГО в сторону проволоки, ослабляя натяжение. Усики у шпильки-чеки были целые, без трещинок, менять не надо — просто разогнул их в стороны. Поднял с земли пассатижи и перекусил лесу, разрезал ленту.

— Добрый трофей, — тихо похвалил я сам себя.

Эргэошка хороша тем, что имеет две цепи срабатывания: ударно-дистанционную и дистанционную, то есть, способна самоликвидироваться. Цепи дублированы, взрыв происходит либо от удара о преграду, либо по истечении 3,2 — 4,2 секунд. Хотя я и от Ф-1 не отказался бы, убойная вещь.

Граната поставлена не против людей, умеющих читать — кто же полезет? И не на специалиста, которому такая растяжка-насмешка на минуту работы.

— От синяков ставили...

Кое-как замаскированный вход в землянку я заметил с восьмидесяти метров. Рядом на земле виднелось прямоугольное пятно, оставшееся на траве после снятой палатки.

— Э-гей! Есть кто живой? Командир, свои!

Если что, с обрыва прыгну, глядишь, и получится удрать. Никто не отзывался. Крикнув ещё пару раз, я начал осторожно приближаться. Дверь была не выломана, но висела криво, держась на одной петле. Жуть. Страшно, зараза! Жив он там или мёртв? Крыша поехала или в синяка обратился? Мрачные образы-предчувствия окутывали пространство вокруг позиции, я всё более остро ощущал пугающее приближение чего-то таинственного и неотвратимого. Не дрейфь, Леха, всякое было, а выбрался! Ага... не дрейфь... Что ещё могло вызвать в душе смятение? Тёмный провал входа смотрел на меня. Хищно.

Я выставил перед собой острие шашки.

Ёлки, там тряпка была! Наверху! Отпрянув, я быстро пересчитал четыре ступеньки в обратном направлении. Замеченный краем глаза кусок пятнистой ткани теперь буквально резал глаза. Кусок штанины. Весь в крови, и большое пятно рядом.

— Грёбаный диатез...

Следы медведя я заметил быстро. Не нужно быть записным следопытом, чтобы понять: здесь случилось страшное. Какого чёрта он вышел наружу? Шум услышал, возню, вот и вышел. Или выполз, надеясь на помощь. Быстро появлялись всё новые и новые детали, постепенно складывалась картина произошедшего. Может, он чудом выжил после болезни и даже остался нормальным, теперь не угадать.

Медведь лежал под кустами, где воины устроили толчок. Напал прыжком, задрал, скорее всего сразу, и тут же поволок добычу в тайгу.

— Что ж ты так, командир... Бойцов решил сберечь, последним пароходом на материк отправил, а сам оплошал.

В пятнадцати метрах от палатки по берегу отрыт окоп полного профиля, с бермой и стрелковой ступенькой, с обшитыми нишами и одеждой, леса вокруг навалом. Даже водоотвод к откосу имеется! Самый настоящий кошмар для личного состава бригады, попробуй, отрой такой в вечной мерзлоте... Бензопилами резали.

— Давай в землянку, Лёха.

Я остановился перед чуть бугристыми ступеньками, опять собираясь с духом. Вдруг там ждёт ещё одна смерть? Посветил фонариком, проверяя узкое и неожиданно длинное помещение на растяжки и ловушки похитрей, зашёл. Хозяин обустроился грамотно, основательно. Железная печка у входа, дрова ещё остались. Широкие нары с матрацем, рундук под ними, большой стол с керосинкой в центре, полки в торце. Объёмистый зелёный ящик с накидными замками. Ближе к двери у стены лежали пустые трубы использованных ПЗРК "Игла-С", источники питания.

В землянке было сухо, наверху тихо, фонарик в левой руке светил исправно — можно начинать обыск. Что я с шашкой-то хожу, как геймер в пещере? Убрал в ножны, тут тесно.

Первое: одежды не было, никакой. Как и обуви.

Второе: планшет действительно был, не работающий.

Третье: всё ценное бойцы забрали с собой, начиная с прицела ПНВ "Маугли" и заканчивая генератором

Четвёртое: документов офицера я не нашёл, думаю, что он, чувствуя приближение смерти, заставил подчинённых забрать их с собой.

Пятое: в ящике было немного еды — дюжина банок тушёнки, девять сухпаёв ИРП-Б, три зачерствевшие буханки серого хлеба.

Шестое: пулемёта тоже не было, хорошо, что я не успел губу раскатать.

Седьмое и для меня главное: на столе возле нар, под левой рукой лежал кожаный офицерский ремень и узнаваемая кобура с армейским пистолетом ПМ. Рядом — зелёный обрезиненный бинокль. Личное оружие он оставил себе... А наверх полез без него, в забытьи.

Я увидел сразу, но кричать от радости побоялся, вдруг спугну, и пистолет мистическим образом убежит? Обшарив ящик, шагнул, наконец, нагнулся, и поднял. Две полных обоймы и пачка мягкого серого картона, в ней ещё шестнадцать патронов.

ПМ и граната, это ништяк или мало? Забудь ты о пулемёте, дай бог радости и этому! Только вот пока не до радостей мне было, не осознал ещё, пролитая на поляне человеческая кровь не даёт... Эх, друг! Посидел бы ещё немного, медведь бы и сунулся. Сам. И тут же получил бы в морду пяток пуль, трудно здесь промахнуться... Почему он всё-таки вышел?

— Потому что синяком стал, — так мне легче. Проще.

А руки вон как руки трясутся! От злости.

Надо сразу проверить оружие, так что один патрон придётся потратить. Я наконец-то выкинул подозрительный радужный ремешок, вставил офицерский, навесил кобуру. Выбрался наружу и внимательно посмотрел на стену таёжного леса.

— Ну что, сучара, где ты там? Хоть звук вспомни.

И дослал патрон.

Глава 3Добытчик

Это летнее енисейское утро было знаменательно тем, что были пройдены два интересных рубежа. Во-первых, оно наконец-то подарило мне хорошее настроение и бодрое самочувствие. Во-вторых, я получил новые трусы.

Три дня провалялся пластом, как образно сказал Геннадий Фёдорович, "остаточки дерьма из тела выходили". С вечера на улице всё было серо, правда, без дождя. Температура воздуха опустилась градуса на два, поднялся сильный ветер-южак. Проснулся я часов в восемь, пожалуй, в постели валялся долго, вставать было лень. Долго смотрел в окно — кадр, очерченный весёленькими шторками, показывал небо, не солнечное, зато ясное. Облачность высокая. Уже привычно сунул руку под подушку, проверяя пистолет. На месте. Всё-таки, нормальный мужчина без огнестрельного оружия чувствует себя неуютно.

Над головой жужжало. Я извернулся и увидел, что прямо на подушке, вцепившись друг в друга передними лапами, дерутся два здоровых овода. За мою кровушку бьются... В шелку пролезли, гады, между марлей и рамой открытой форточки. Хотел я пришибить обоих сразу, дуплетом, да ткань пожалел, белая, чистая, накрахмаленная... Какое-то время наблюдал, ожидая, кто выйдет победителем схватки, но они скатились на пол, и я тут же хлопнул по поединку калошей. Хватит борзеть.

Подушка мне досталась самодельная, огромная и мягкая, я решил, что она набита гагачьим пухом, пусть будет так, приятно. Одеяло тоже пуховое. Попробуй тут, вылези на свет божий... Как же хорошо валяться! Если бы не малая нужда... Со стены напротив на меня смотрела картина с Елисейскими полями, мишек в лесу хозяева вешать не стали. Свои надоели до смерти.

Только я сел и потянулся за медицинской рубахой, как дверь в узкую светёлку без стука отворилась, и в комнату деловито вошла Элеонора Викторовна.

— Да не тяни ты одеяло до горла, что я там не видела! Носи вот, в шкафу нашла, сама забыла, где что лежит, ох... Жопка у тебя тощенькая, как у моего сухаря, так что впору будут. Прошлой осенью ездила в Крым по путёвке, там и купила. Нарядные такие, чисто соблазн! И чего, скажи деду не нравится?

— Ничего он в моде не понимает, — льстиво подсказал я, принимая щедрый подарок: пластиковую упаковку с тремя трусами-боксёрами.

Вытащил одни из тубуса, развернул. М-да. PLAYBOY на широкой резинке, сбоку почему-то якорёк с волной и надпись "Привет из Симеиза!". Ядовито-красные, голубенькие и комбинэ, сука, — полосатые из первых двух цветов. Симеизским плейбоем буду ходить, значится.

— Хорошенькие ведь, скажи! — хлопнула в ладоши хозяйка.

— За-ме-ча-ательная вешь! — уверил я.

— И ткань хорошая, мягкая!

— Америка, что там.

— Значит, не соврал продавец, — обрадовалась добытчица. — Завтрак почти готов, тебя ждём. Я ведь ещё кое-что припасла.

Выбравшись на свежий воздух, сразу отметил необычное спокойствие среды. Вроде бы, всё, как и в прошлые дни. А былой тревожности нет, выспался, что ли? Ну, да, очухался. Просмотрел во сне все свои кошмары, надеюсь, в последний раз. И злости меньше стало. Настолько, что, встреть сейчас заклятого коллегу из норвежских егерей, сразу бы его резать не стал. Побеседовал бы за жизнь мальца, а уж потом горло вскрыл.

Ещё я уверовал, что прорвёмся. Огнестрельное оружие есть, пусть с нехваткой БК, для начала и это хорошо. Два волшебных предмета, способных поражать врага на расстоянии, и это не пращи или рогатки. Теперь всё будет по-серьёзному, без экспериментов с перестановкой полотен на косах. Бросай топор, лови хардкор...

Сегодня будет рабочий день, вот что я придумал.

Тишину разрезал резкий звон бензопилы. Кто там трудится? Ага! Значит, хозяин тоже решил взяться за дело и напилить из лесины чурок. Самое время показать жене свою годность. Перед едой. Мы, мужики, хитрые! После гигиенических процедур я крепко растёрся, глянул в зеркальце, прибитое возле пары рукомойников, и отправился к столу.

— Доставай, жена, что он с голым торсом! — скомандовал хозяин.

Мало у нас событий, читай, развлечений. Телевиденье давно не работает, радиоприёмник древний, хреновый, ничего не ловит, а Лёха не спец-паяльщик. Вот и хочется людям растянуть удовольствие, в сериал поиграть, всё понятно. Я улыбнулся.

— Держи, Лёшенька, для реки самая правильная вещь, матросская! — сказала супруга, и я из рук в руки получил хлопчатобумажную тельняшку с длинными рукавами. Естественно, тут же и натянул, расправил. Ух, как здорово! Наверное, моя довольная рожа их обрадовала, потому что Тепляковы тоже заулыбались.

Рядом со мной сидел ещё один приживалец — огромный сибирский кот по имени Баркас. Наглая полосатая морда. Выяснив, что в посёлке осталось только одно жилое хозяйство, он плюнул на охоту в зелёнке, чем весьма успешно занимаются его соплеменники, и предпочёл перебраться поближе к человеку. А тут ещё запахи готовки пошли.

— И обувка нашлась, как раз в размер! — третий подарок Элеонора Викторовна не стала протягивать, просто кивнула под стол.

Там стояли какие-то необычные сапоги, не очень высокие, на шнуровке. Из голенища левого свивали две пары носок.

— И не видел таких, поди? — усмехнулся дед. — Теперь уже мало кто помнит, а раньше в Сибири очень такую обувь уважали... Ичиги это! Юфтевые, верх из конины, сосед в Енисейске у мастера заказывал, для охоты. Ну, покороче сделал немного, подошва шито-втачная, а не выворотная... Никогда нога не устанет, ходить легко. В таких стопа землю чувствует, работает по своей природе, а не как доска, а защищена хорошо. У эвенков, например, есть невысокие сапожки из лосины, "хомчуро" называются, тоже со шнуровкой, очень легкие и замечательно удобные. Но они только для зимы, не пригодна лосина летом, сильно намокает, набухает и тянется. А тут кожа выделанная, мягкая, сильно прожированная. Для себя человек думал, со знанием дела! У вас-то жёсткие, как их там...

— Берцы.

— Ага. В войсках ведь как оно? Солдат на войне долго жить не будет, и что у него с ногами произойдёт через пару лет, штабам не важно. Важно, чтобы он в коротком бою на ногах стоял, пока силы есть.

— Упрощаете, Геннадий Фёдорович. Берцы хороши на камнях, в развалинах, где железа всякого полно, — начал я обороняться, но мне не дали.

— Да где ж ты здесь развалины видишь, Лёша? — спросила Элеонора Викторовна. — Тайга да река. А по железкам скакать вообще глупо, рано или поздно поранишься, их обходить надо. Хватит спорить, надевай быстро!

Я вздрогнул и быстро выполнял команду. Что сказать, по виду не Garsing, конечно. Хотя сравнивать невозможно, это действительно совсем другая обувь. Походив по веранде, где мы завтракали, попрыгав на ступеньках и поприседав, снял левый сапог и осмотрел подарок. Сделано качественно. Подошва из нескользящей микропоры, восемь миллиметров. Чёрт, действительно очень удобно.

— Чулок из войлока вытащи и шнурочками подгони по ноге, — напомнил дед. — Видишь, и так можно носить за счёт мягкости. Юфть лучше хрома воду держит. Если снизу чуть ослабить, а верх подтянуть — вентиляция будет. Уход, конечно, нужен, как и за всем вокруг нас. Касторовым маслицем промазывай, отплатят добром. И портяночки чаще пользуй, портяночки!

Вот и экипирован, одели добрые люди. А я валяюсь, ничего доброго пока не сделал. После чая с печеньем я посмотрел на сидящего рядом котяру и сообщил:

— Геннадий Фёдорович, так на рыбалку ведь пора, поеду, не могу больше нахлебником сидеть. Тут ещё и кот объявился, такой кого угодно обожрёт... Подсказывай, какая моторка в лучшем состоянии, и где мотор брать. Я на берегу "Прогресс-4" заметил, как он, живой?

Дед сразу оживился, выдал присказку: "Хочешь рыбу есть — надо в воду лезть" и громко выразил самое горячее желание поучаствовать в мероприятии. Пришлось мне мягко, но решительно отказать, за что получил благодарный взгляд его супруги. Негоже женщине оставаться одной в пустом посёлке, мало ли. Быстро закончив завтрак, мы пошли во двор совещаться.

— Ты сам-то сети поставишь?

— Конечно. На побережье ставил и проверял в одиночку, здесь тем более справлюсь.

— Не скажи... Енисей коварен.

— Так я потому и спрашивал о "Прогрессе"!

"Прогресс" — штука добротная, надежная, космическая отрасль делала. Корпуса из дюралюминия высокого качества, не гниют, служат долго. Я разные лодки пробовал в деле, и люблю именно эту. Корпус широкий, спать можно — разложил мягкие сиденья на пайол, и в страну снов. По кокпиту спокойно можно ходить со спиннингом, лодка берёт большое количество топлива и снаряги. Из серийных отечественных у неё лучшая остойчивость, гуляешь с борта на борт, а она почти не кренится. Попадал я на "Прогрессе-4" в шторма далеко от берега и в стоячие волны полутораметровой высоты; лодка шла на скорости под сорок, не рыская и не зарываясь. Против волны, правда, поколачивает.

— "Прогресс" хороший, только мотор надо поставить. Мой и бери, проверенный, зверь! Снасти надо подобрать...

Рыба нижнего и среднего течения Енисея делится на три категории. Есть чёрная, куда входит щука, окунь, язь и налим, есть белая, включающая сига, муксуна, нельму, тайменя, омуля, пелядку и тугунка. Сиговые до этих мест с севера доходят в малом количестве. Особняком стоит рыба красная: стерлядь и осетр. Так её называли на Руси издавна, это сейчас всё перепуталось — под красной рыбой ныне понимают лососёвые породы. Цвет плоти поборол красоту и непревзойдённость.

Енисей был и остается кормильцем и сегодня, в пустеющих деревнях на реке люди живут рыбными да зверовыми промыслами, рыбы много, голод никогда не грозил аборигенам, Вообще-то, здесь все браконьеры, иначе не прожить. Поэтому способы ловли серьёзные, удочка с поплавком — баловство для детей и горожан, спорт. Спиннинг уважаем, в заливчике-курье им можно натаскать щук и окуней больше и быстрей, чем сетью. Им же ловят здоровенных нельм и тайменей. Почти в каждом хозяйстве есть бредень. Один его конец заводят с лодки, второй на берегу, потом вытаскивают.

Сети используют самые разные: китайские мелкоячеистые и ставные, с особой технологией проводки. Популярен так называемый плывёж, особенно, когда к осени идет добрая рыба с низовий. Один конец сети привязывается к лодке, другой — к "гагаре", деревянной крестовине, доски которой собраны торцом, так она лучше якорит. Течение несёт связку, сеть тянется по дну. Красную рыбу по-прежнему добывают запрещенными самоловами — орудиями дорогими, ценными. Это протянутая по дну прочная веревка, к которой на поводках привязаны крючки, кованые, большие. На каждом поплавок с поплавками. Осётр идёт по дну и рылом вскапывает ил, так и натыкается на крючки. Варварский способ, что говорить — острия вонзаются прямо в бока...

— Слушай мой план, Алексей, — старик уже всё придумал. — Поначалу сгоняешь к Игольному. С нижней стороны тянется отмель, вот прямо на пески поставишь китайскую харьюзовку. Течение за островом завихряется, рыбка заходит проверить... Глядишь, омуля возьмём, а уж харьюза точно! Здесь, прямо от берега поставим самоловы на осетра, кто теперь проверять будет! Кончились проверяльщики! А когда вернёшься, мы ещё и побредим на пару, мелочь возьмём для кота: ельчиков, сорожку, ерша да ельца. Годится план?

Я азартно кивнул. Мужики могут вместе закадычно пить, могут жить под одной крышей, могут обсуждать женщин, фильмы и книги, но только совместное занятие настоящим мужским делом, с точки зрения женщин часто бестолковым, указывают на реальную душевную близость.

Хорошее занятие! Трубочку закурить бы надо для большего удовольствия, первая будет...

На крыльце стояла хозяйка и с улыбкой смотрела на потенциальных кормильцев. По рыбе соскучились все. Вот и котяра трётся у ноги, словно слышит, о чём речь идёт. Надоело ему за птицами гоняться. Полез ночью на дерево, гнездо разорять, получил клювом по лбу — свалился и ну орать на весь двор.

— Не хочешь в зелёнку? — спросил я, погладив длинную пушистую спину.

Удивительно, как кошки умеют всего за один день превратиться из лютого лесного хищника в урчащую живую игрушку. И наоборот.

— Геннадий Фёдорович, только ведь я твой сорокасильный "Эндуро" на спине не утащу, форма ещё не распрямилась.

— Зачем таскать на закорках, Лёшенька? — молвила Элеонора Викторовна. — Ты машинку возьми, "Ниву" белую, видел её, небось, на перекрёстке стоит.

— Так это ваша?

— Соседская, на ходу, и бак полный.

— Элеонора на ней в магазин ездила, хотела затариться, да куда там, — пояснил супруг.

— А почему возле магазина оставили?

— Лёшенька, я ведь, как увидела пустые полки, так расстроилась и разозлилась, что домой пешком пошла! А когда вспомнила, то забоялась, показалось, что в конце улице медведь из-за дерева выглянул.

Не придумал я, как можно правильно отреагировать на такой женский фортель и поэтому просто промолчал. Медведь же опять заставил озаботиться... Тот или нет? Если Элеоноре Викторовне не примерещилось со страха, то мишка здесь один — определил сектор с поселением, как свой, и другого ни за что на территорию не пустит. Значит, хищник тот же, что задрал офицера, проблема ясная: валить людоеда надо, и чем быстрее, тем лучше, не даст спокойно жить.

Я ведь тогда, у землянки, не стал стрелять, передумал. На смену горячей злости пришёл холодный расчёт. Зачем напрасно пугать? Почуяв вкус лёгкой добычи, потерявший берега зверюга наверняка и ещё раз наведается. Охотиться на него с нашим оружием сложно и опасно. Для гладкого всего четыре патрона, а с пистолетом на топтыгина не ходят. Нет, конечно, были случаи, когда и белых медведей из "макарова" валили! Только это экзотика, казус. Девятка с ближнего расстояния лупит годно. Акцентирую — только с ближнего. Метров с пяти — десяти от силы. Но я не собирался выходить с ним для боя на короткую дистанцию. Лишний риск и душевная нервность.

Хочет вернуться? Добро пожаловать. Вот тебе растяжка, теперь уже на спуске в землянке. Леску я натянул примерно на уровне груди опасного зверюги — вряд ли он обучался на курсах минно-взрывного дела, смахнёт! Получит в бочину стаю горячих осколков, чего там, полтора метра всего...

Пока не бабахнуло, ждём.

— Пойдём за машиной! — предложил таёжник. — Там сосед секретку поставил, сам не сыщешь. Автомобиль не лодка, не кормилец, мотор на берег и на тачке возить можно, если не охота на лестнице корячиться... А пацанята могут угнать, чтобы покататься, дурачки всегда найдутся, не забывает их создавать земля-матушка. Вставай, боец, может, мишку людоедского встретим, сразу, значится, и рассчитаемся с косолапым! Жена, неси ружьё!

Не встретим, дорогой мой напарник, днём он в посёлок не сунется, слышит звуки, чует запах дыма. Ночью всё гораздо хуже, за изгородь не выглянешь. Эта тварь умеет ходить бесшумно, в засаде сидеть долго. Собак нет, спугнуть некому. А кот пусть караулит, они ничуть не хуже собак на опасность указывают. Знай, корми рыбкой, да за ухом чеши.

Я машинально дотронулся до кобуры, задумчиво посмотрел на здание ФАП, за которым начиналась тропинка, ведущая к позиции зенитчиков, и в голове сразу возник вопрос, который я постоянно забываю задать:

— Хозяева, проясните, в медпункте что, штат неполным был?

— Отчего же, комплект, — сразу ответила женщина.

— То есть, начальник и три человека: санитарочка, акушер и медсестра. И где акушерка? Или она вместе с начальством уехала.

Тепляковы переглянулись, я увидел некоторую растерянность.

— Действительно, Эля, а где Катерина делась? Я что-то тоже не помню, подумал, что она уехала... Так нет ведь, не рассказывала ты мне о том. Иль прослушал?

Хозяйка развела руками,. Жизненная опытность помогает ей большую часть времени проводить в полном осознании правоты своих поступков, и даже с готовностью потроллить ближнего. Однако сейчас она смутилась.

— Постойте-ка, Лёша, сейчас... Мы с Катенькой, помню, у магазина встретились, я за уксусом пошла, сам пельменей захотел. Ну, точно, сказала мельком, что собирается к подружке, к гидрологам, посмотреть да проверить их. Катя очень хороший специалист, даром, что акушерка, иному доктору сто очков вперёд дать может.

— Дорога туда есть? Кстати, а почему наука не здесь обосновалась?

— Только водная, на катере отвезли, — пояснил дед. — Гидрологи стоят в хорошем месте, давно уже. Там когда-то зимовье промысловое стояло, на три семьи... Речка впадает рыбная, Сагалка, щуки много, тугун заходит. В чаше материковой — цепь озёр, на первом же стоит биостанция. Есть ли там кто или нет, мне не ведомо.

— А ещё туда эзотерики наезжают, там Место Силы, — осторожно сообщила хозяйка.

— Етитской! — прокомментировал дед. — Браконьеры, как мы, только мутные.

Несколько лет назад весь этот мусор с тегом "ловцы потустороннего" довольно бодро начал исчезать со страниц и экранов, однако смертельные вирусы, набегающие на человечество один за другим, породили новое поколение шарлатанов, желающих добиться ещё больших успехов в деле облапошивания честного народа.

— Много там людей?

— Как не приедешь, так полдюжины обретается, и не поймёшь, кто есть кто. Учёные наособицу живут.

— Заеду, гляну, — решил я.

* * *

После недолгих сборов, уточнения сроков и целей мы перевезли всё на берег. Из "Прогресса" пришлось вычерпать пять вёдер накопившейся дождевой воды, хорошо, что я подобрал себе новые калоши. Не хочу надевать резиновые сапоги, очень их не люблю. Проверив судно визуально, навесил ямаховский мотор, поставил в ниши две полные двадцатилитровые канистры, напялил на себя импортный спасательный жилет из прочного ПВХ синего цвета и отчалил.

Начали мы рыбалку с разматывания и постановки двух длиннющих самоловов. На Енисее нерестилища расположены на участке Ярцево — Ворогово, недалеко отсюда к северу, так что осетринки, надеюсь возьмём, хочется вкусного, а вкус рыбы дает жир, который образуется между дольками мяса, прослойкой лежит. У ценных пород весь жир содержится в мясе. А у чёрной жир закладывается во внутренностях, вы его при чистке выбрасываете вместе с внутренностями, после чего давитесь сухим остатком...

Может, и с икрой повезёт, нерест осетра идёт в июне — начале июля, тогда рыба и мечет вкуснятину на галечные грунты.

Закончив подготовку лодки, я на пробу прошёл вдоль берега в обе стороны и, решив, что грузовой винт тянет моторку, как положено, уверенно развернулся и, постепенно набирая скорость, пошёл по реке вверх. Зеркало на Енисее увидишь редко, обычно поверхность украшена множеством водоворотов. Волны не было, брызг тоже, не промокну. Но что-нибудь непромокаемое найти надо, например, мембранные вейдерсы по грудь.

Остров Игольный лежал в восьми километрах к югу от Разбойного, и представлял собой длинную косу, на две трети покрытую низким ивовым кустарником. В нижней части острова кустарник не доходил до воды метров двадцать и давал хоть какое-то убежище от ветра-южака. Напротив, на правом берегу реки я заметил возвышающееся над тайгой сооружение. Глянул в бинокль — тригонометрическая вышка.

На большой воде вампиров всегда немного, а в движении их сносит потоком воздуха. Можно немного расслабиться, тем более, что у берега гады опять накинутся. Подойдя ближе, увидел старое костровище, рогатки для котелка и рожни для быстрой жарки, воткнутые в песок. Прямо пастью рыбу и насаживаешь, очень удобно и надежно, не свалится. А не так, как показывают на канале "Дискавери".

С огромным удовольствием занимаясь любимым делом, я поставил сеть с полутораметровой стенкой, яркие неоновые поплавки цепочкой встали по течению. Рыбинспекция, говорите, ГИМС? К лешему всех, кончилась ваша власть, кровососы.

Енисей был пуст. Облачность поднялась ещё выше, дождь не ожидается, вокруг тишина и покой. Безлюдье — я, остров и сетка.

За все эти дни, как сказали Петляковы, мимо Разбойного проследовали три судна, и все против течения, на Красноярск. Сам видел одну самоходную баржу, судя по осадке, пустую. Но никто не прошёл в низовья. Дико! Енисей знает речной транспорт с семнадцатого века, если не раньше. По нему испокон веков доставляют оборудование, лес, топливо. И вдруг дорога жизни встала. Это ещё апокалипсис или уже самый настоящий постап?

Всемирная катастрофа убила навигацию.

Поэтому, когда я увидел вдали приближающийся буксир с небольшой баржой на длинном тросе, то удивился, к безлюдности привыкаешь быстро, из опыта знаю. Она пугает или радует, в зависимости от характера человека. Я вот бываю раздражён, когда кто-либо вторгается в плановое одиночество.

Тут другой случай.

Отталкиваемый течением буксирчик сопротивлялся, зло буровил воду носом, стараясь натянуть трос. Чадил дизель, покачивалась вывешенная за борт алюминиевая "обушка".

Торопится капитан, хочет быстрей попасть домой... Связка подходила всё ближе, и я наконец разглядел баржу. Низкая и небольшая, полукустарное изделие, склёпано в одной из местных артелей. На дощатом настиле стояли две палатки: большая армейская УСБ-56, брезентовая, и ещё боле древняя каркасная КАПШ-1, явно из списанных. "Её бы в питерский музей Арктики и Антарктики сдать, а не по рекам таскать" — подумал я.

Как правило, если движение на Енисее маленькое, встречные суда друг друга приветствуют, словно поддерживая в долгом пути. В текущей ситуации, когда вокруг ни души, сам бог велит посигналить замеченному водномоторнику.

Я поднял к глазам бинокль. Скуластый шкипер в фуражке с белым околышем поднял бинокль и посмотрел вдаль, но даже головы не повернул в мою сторону. Кроме капитана, в крошечной рубке никого не было. Судовая сирена так и не рявкнула в приветствии, я решил руками не размахивать.

Что там, на барже? С такой черепашьей скоростью даже от Туруханска им пришлось бы тянуть сюда дня четыре. Однако печные трубы над палатками не дымились, на растяжках не сушилось постиранное бельё, на корме не видно очага и вполне логичных скамеек для отдыха на свежем воздухе, никто не курил, мрачно поглядывая на проплывающие мимо берега. Не оборудован примитивный клозет...

"Там нет живых, Лёха. Это баржа мертвецов. Судьба сказала своё слово, и теперь капитан упрямо тянет усопших к последнему причалу".

— Грёбаный диатез...

Чайник взял, заварочки, сахарку, ага. Накрылось чаепитие, никакого желания.

Сцепка ушла вверх, а я всё смотрел вслед мёртвому каравану.

Мрак накрыл реку.

В голову настойчиво полезли очень нехорошие мысли, ассоциации и воспоминания. Думал за рыбалкой спрятаться от действительности? Напрасно.

Представил вдруг: именно в этот момент озверевший от известий с искалеченной родины командир АПЛ, борта которой ещё не вскрыты ударами глубинных бомб наших фрегатов, отдал команду на пуск. Крылатая ракета покинула ячейку на борту субмарины, в которой спала три месяца, и, легко проткнув толщу ледяной арктической воды, выскочила на пустынную поверхность Карского моря. Натужно загудело пламя бустера, поднимая ещё сопротивляющийся "Томагавк" на высоту в триста метров, на нисходящей траектории старта из тела ракеты выдвинулся воздухозаборник, раскрылись короткие крылья и хвостовое оперение. Железное чудовище полностью проснулось, рыскнуло пару раз, опознавая местность, и словно гончая, помчалось над водой к своей цели, чтобы в один мгновение с ней испариться в ослепительной вспышке смеси тротила и гексогена.

Наверняка кто-то ещё воюет, вон, японцы сколько после Второй мировой на островах оборонялись...

Опять вспыхнула боевая злость, меня душила обида.

Гадство, зенитчики, ну вы хотя бы одну целую "Иглу" оставили! Отчаянно захотелось сесть прямо тут, на песке безлюдного островка посреди великой реки и терпеливо ждать, не замечая комарья и мошки, дождей и ветров. Дождаться, вовремя заметить, изготовиться, снести. Холодно.

И, выполнив свой долг, умереть от счастья.

— Ага, сеть китайскую вертикально поставь. Или пистолетиком запусти.

Уходить надо, иначе я своим настроением всю рыбу распугаю.

Мотор сыто урчал, я внимательно разглядывал берега, а солнце припекало так, что пришлось разоблачиться. Хорошая лодка. Не для гонок, конечно, зато надёжная, основательная, под грузовым винтом идёт только в путь. Управление вынесено вперёд. Вот только тент надо бы найти и поставить.

На средней скорости я шёл до бакенов, обозначающих фарватер для движения судов, на берегах виднелись белые трапеции створов. На внутренних водных путях России левой по течению стороне присвоен белый цвет, правой — красный. Здесь бакены простые, а от Игарки и ниже на Енисее, где начинают действовать уже морские правила судоходства, речные бакены уступают место большим морским буям с радиолокационными отражателями. Там и река гораздо шире... До восьми километров.

Геннадий Фёдорович говорил, что после прохода белой трапеции дощатого створного знака, установленного на поляне, нужно прижаться влево, чтобы не пропустить место впадения Сагалки, в плохую погоду или по незнанию можно не заметить. Что я и сделал, резко прибавив газу. Моторка шла вдоль берега, так лучше — течение меньше, волны ниже, а скорость выше. Двигатель обрадовался и вывел "Прогресс" на реданы — на скорости сосны и ели слились в зелёную стену.

Справа по борту тянулась девственная тайга, леса и болота на сотни километров. Здесь на берегу мне повстречался большой медведь. Хозяин дебрей стоял возле кустов и смотрел на лодку до тех пор, пока под рёв мотора я не изобразил атаку — топтыгин всё понял, быстро повернулся и удрал.

Примерно через пять минут быстрого хода увидел устье небольшой речки, это и есть Сагалка. Действительно, разглядеть трудно, русло почти сразу поворачивает, а кедровый бор смазывает особенности рельефа.

— Посмотришь, как там дела, и назад, к сетке. Если на базе гидрологов никого нет, проведёшь быструю мародёрку, — подсказал мне Мальчиш-Плохиш из сказки. Я заставил Тепляковых полностью её вспомнить и прочитать. Годная сказка, актуальная. Видать, не такой уж плохой человек был этот Аркадий Гайдар.

— Чай на пляже попьёшь, — утвердил я решение с учётом предложенного Плохишом. — А можно и в посёлок смотаться, побредить пока с дедом, чтобы времени не терять.

Интересные тут места начинаются, особенно по правому берегу Енисея, то есть, с моего левого борта. Там тайгу разрезает устье реки Большой Пит, крупного енисейского притока, стекающего с Енисейского кряжа. Сложную горную реку речники прозвали "бешеной".

Там, в долине реки начинается путь в Золотую тайгу, к богатым месторождениям золота, открытым в середине девятнадцатого века. Я в своё время специально интересовался этой темой, хотел наняться в артель. Собственно, ради этого и покинул столицу. Уже потом, взвесив всё на месте, начал заниматься другими делами, пока не подписал контракт с Бригадой.

...Это была самая настоящая золотая лихорадка, тысячи старателей, авантюристов и откровенных преступников устремились в тайгу. Бурлацкие артели потянули тяжело гружёные баржи вверх по бурному потоку. На Верхней и Нижней Тунгуске творилось то же самое.

Что говорить о реках, если золото в ту пору искали повсюду, иногда даже в черте городов. В Красноярске его находили на реке Бугач, немного золота нашли на Афонтовой горе. Бригада старателей работала на Красноярских Столбах, из-за их рытья тамошний ручей и получил название "Роев". Рассказывают, что в городе начались пьяные оргии, обстановочка в Красноярске была, как сейчас говорят, криминогенной — кутежи, карты, убийства, драки, воровство...

Первые золотопромышленники оказались не в состоянии создать добычу золота за счёт применения техники. Избаловали их легко доставшиеся бешеные прибыли, а необходимой технической культуры не имели. Выработав самые богатые участки, они тупо шли дальше в поисках нетронутых россыпей, приносивших миллионы без особых затрат. Да и не было в Сибири условий для механизации золотодобычи — ни машиностроительных заводов, ни железных дорог для доставки тяжелых механизмов, ни людей, способных управлять ими... Лишь в конце девятнадцатого века на приисках стали появляться драги, гидроприводы, паровые двигатели, в деле разработки россыпного и рудного золота началась механизация. Деньги потекли рекой. Красноярский золотопромышленник Мясников сделал себе визитные карточки из чистого золота! Стоимость одной безделушки переваливала за пять рублей, столько стоил пуд осетровой икры.

Жаль, не сбудется моя мечта, нет теперь смысла в мытье золота. А ещё я подумал о том, что среди выживших будут идиоты, готовые за никому не нужное золото убивать. Такие обязательно найдутся.

База гидрологов обнаружилась в небольшом речном заливе. В самом его центре возвышался крутой скалистый обрыв. Под ним — ровная каменная коса с небольшим уклоном к воде, почти вся завалена крупным галечником и валунами, мелкий только на небольшом участке.

На высоком берегу стоял большой деревянный сруб с верандой под навесом, выходящей к югу и на реку, без таблички. Четыре оконца в жёлтых рамках наличников бесстрастно смотрели на бегущие к низовьям воды Енисея. Справа от дома — хорошая баня, а слева два сарая и ёмкости под горючее. Входа не видно, фасад базы обращён к тайге. На крыше две антенны и парабола спутникового телевиденья, гидрологи отдыхали с сериалами. Над трубами главного здания базы, как и над баней, дыма не было. Берег вообще каменистый, здесь через реку проходит отрог большого кряжа восточной стороны.

На мелкой гальке белела легко узнаваемая моторная лодка с объёмистыми крыльями-булями в кормовой части бортов. Движок на транце. Туда я и направился.

Комплекс походил на уютную базу отдыха или на гостевой дом для избранных, где важным людям можно переночевать после рыбалки, выпить и закусить на мягкой мебели, пока механик готовит дорогой катер к дальнейшему переходу. Место и вправду зачётное, вполне можно ставить настоящую турбазу. Слева от дома в Енисей впадал ручей.

— И хариус под боком. А вот моторочка дерьмовая, господа...

Что это за гидрологи с "Казанкой" первых годов выпуска? Несерьезно. Двигатель тоже не внушает доверия. Похоже, старый "Вихрь" со снятым кожухом. Да она вообще пригодна для плавания? Прибрав газ, я осторожно, чтобы не повредить винт и не стукнуть дном о камни, подвёл лодку к берегу, выскочил и подтянул нос, линем привязывая моторку к вбитой в грунт металлической штанге.

С этого момента обстановка начала быстро меняться.

Первым делом я обнаружил внизу частично прикрытый мелкими камнями труп женщины средних лет, тело неестественно скрючилось среди валунов и плавника. Запах уже был, вездесущие мыши взялись за работу.

— Хрена себе, Лёха, сходил в гости...

Причину смерти понять было несложно — с обрыва она упала, сто пудов реала. Или же скинули. Приземлилась несчастная более чем неудачно, разбив голову о край каменной плиты. Это и есть акушерка? Проклятье, забыл спросить у Тепляковых, как она выглядит!

Трупный запах душил. Вырвать меня не вырвало, всякое повидал за время службы, но мальца поплохело, в такой обстановке каждая подобная добавка сажает уставшие нервы на самый краешек разумного порога. Не привык к смертям среди гражданского населения, не должны они умирать, это наше дело. Вот и зацепило. Последний раз так торкнуло, когда мы нашли на разгромленной станции тела шестерых расстрелянных полярников.

— Напугал тебя кто-то, женщина, — прошептал я, стоя возле трупа.

Одета она была не для улицы, юбка средней длины и короткая лёгкая кофта. Близко к воде лежит, в проливные дожди или в сильный шторм тело смоет в реку... "Вот и не придётся никого хоронить, — услужливо прозвучало в голове. — Имеешь право, особые обстоятельства".

Расстегнул кобуру. Многие из сослуживцев такой подход не разделяют, однако, если по мне, то лучший предохранитель — пустой патронник. Заряженный пистолет отлично контролируется в тире, на стрельбище, где царит атмосфера безусловной дисциплины. В обрыдлом постоянном ношении всякое может произойти, а затвор передёрнуть недолго.

С недоверием поглядывая на край откоса, где плотный зелёный ковёр из переплетений трав и корней буквально нависал над головой, я пошёл к вырезанным лопатой ступенькам, ведущим наверх. Уже прикинул, откуда именно она свалилась — желтоватые доски нависали прямо над головой.

Медленно поднимаясь по ступенчатой тропинке, постоянно смотрел вверх.

— Эгей! Хозяева! Живые?

Никто не ответил, но доски веранды скрипнули, я остановился.

— Екатерина! Катя Глебова здесь, ребята?

— Вы кто?! — крикнул сверху тонкий женский голос.

И начался у нас очень вежливый обмен...

— Я Алексей Исаев, лежал в ФАП, выжил! А вы Катя? — как-то хрипло прозвучало, неуверенно. Сглотнул.

— А вы точно Исаев?

— Так вы Екатерина? Акушер?

— Да! Подойдите ближе, только медленно!

Поднявшись на ещё одну ступеньку, я наконец увидел замершую на углу веранды худенькую девушку в серой спортивной куртке. Рядом из-за ограждения высовывался ствол дробовика. Вряд ли это однодулка, скорее помпа или полуавтомат. Ого! Как-то не так я представлял себе сельского акушера! Поупитанней, постарше и с другим голосом. Строгим, командирским.

— Катя, вы меня не узнаёте?

Она присмотрелась.

— Теперь узнала! Мы уже и не надеялись... Так вы из Разбойного приехали?

— За вами, Элеонора Викторовна вспомнила и послала. Я ведь теперь у Тепляковых живу, больше никого в посёлке нет.

— Как хорошо, что вы приехали, а то уже и не знала, что делать, — после паузы сказала на. — Река почти пуста, а кто идёт вверх, не останавливается. Недавно буксир с баржой мимо прошли, так даже на выстрел внимания не обратили... Ой! А как же Ингмар Йонович?

— Свалил ваш Ингмар Йонович, в Красноярск удрал, — безжалостно сказал я. — Катя, давайте, поднимусь, поговорим спокойно.

Через пару минут мы сели в большом зале, где я второй раз за день закурил трубочку. Сначала сам рассказал, потом её послушал. Оптимизма новая информация не добавила.

В этом году соседи, сотрудники Центральносибирского заповедника, на биостанцию, что стоит на озёрах, не забросились из-за нехватки финансирования. Собирались приехать эзотерики из общины Школа Развития Человека, но и эти куда-то пропали.

Гидрологи, напротив, поселились вовремя: трое работников и пара их друзей из краевой столицы, судя по всему, обыкновенных браконьеров, решивших спокойно половить рыбку под научной крышей. О начале пандемии узнали по спутниковому телевидению, но до поры не волновались, поддерживали связь с Бором, потом она пропала. Один из гидрологов решил съездить туда на разведку, что и сделал. А когда вернулся, то начал рассказывать страшные вещи.

Скорее всего, он и занёс вирус. Позже этот гидролог умер первым, потом слегла и вторая работница, подруга Екатерины. Медик появилась в весьма драматический момент: честная компания, скупую слезу утерев, фактически заперла больную в главном здании, превратив его в инфекционное отделение, сами переселились в баню. Наивные люди.

Оставшийся хозяин базы Кате обрадовался, сразу взвалив на неё заботу о несчастной, и вместе с приятелями засобирался в путь. В Бор сразу же решили не ехать, там, по словам разведчика, был сплошной прах и тлен, и конечной точкой предсказуемо был выбран Красноярск, символ спасения в глазах очень многих... Мотор на оставшейся лодке не работал, вёсел не было. Отправляться в путь на такой посудине нельзя даже по течению, тем более, по непредсказуемой реке, где в любой момент может разыграться самый настоящий шторм.

Я не могу их осуждать. Постапокалипсис быстро калечит души, срывая планки и шпонки. Это не удивительно, страх человеческий подсказывает: ещё чуть-чуть, и сама планета разлетится в стороны оплавленными брызгами...

— Ну, а вы почему с ними не отправились?

— В Красноярск? Зачем? Мне же в медпункт надо вернуться, и так задержалась сверх обещанного. Роженицы, правда, не ждут, так ведь мы все друг другу помогаем, иногда и заменяем. Да и подруга, как её здесь бросить...

Однако больная сломалась душевно и сама решила свою судьбу. Уверовав, что влипла капитально и отчаянно боясь стать синячкой, она, улучив момент, оделась, кое-как вышла на веранду и бросилась вниз.

Как выяснилась, акушерка по совершенно необъяснимой причине так и не заболела. Петляковы объясняют свою везучесть тем, что в это время крепко загрипповали, дескать, один вирус не пустил другой. Мне в это по-дилетантски не верится, слишком уж просто, в таком случае прорва народу становится неуязвимым, в каждом третьем не один вирус сидит, так другой. Должно быть другое объяснение.

— Удивляюсь, как вы только выдержали, Алексей! Конечно, в чём-то помогала медикаментозная поддержка, купирование симптоматики, да и здоровье у вас отличное.

Между прочим, симпатичная девчонка. Длинные русые волосы, чуть вздёрнутый нос, манящие пухлые губки... При этом ничего кукольного, напускного, серьёзный человек. Или я на службе так оголодал?

— Катя, давай на ты, хорошо? Вот и отлично. Предлагаю забрать все продукты, у нас с этим туго, может быть, ещё чего, и уходить, мне ещё сети надо проверить. В общем, показывай, где что лежит.

В принципе, всё ясно: надо забирать человека, первично выгрести отсюда самое нужное, и в обратный путь. Приезжать ещё раз придётся, будем разобрать стационарную рацию, снимать антенну, другие полезности присматривать.

Драпальщики милостиво оставили ей гладкоствольное самозарядное ружье МР-155 и неплохой запас патронов: двадцать шесть пулевых и аж сто десять дробовых в ассортименте. Это серьёзная заявка на владычество над наглецами-селезнями, то и дело пролетающими над головой, и подлым медведем. Боевая мощь неожиданно разросшейся общины существенно выросла.

Пара носимых радиостанций "Кенвуд" с зарядками меня обрадовала, а обилие съестных припасов вселило уверенность в завтрашнем дне. Только в завтрашнем.

— Можно бензиновый генератор забрать, — предложила медик.

— Их и в посёлке навалом, — отказался я. — Мешки нужны.

Ненавижу начало отпуска, когда приходится собирать чемодан! Уже ради этого готов жениться и избавиться от геморятины. Я паковал добычу, а она всё тащила и тащила... Наконец управились.

Еле держать на ногах, спустился с откоса, мельком посмотрел на труп упавшей женщины, уже с привычным бессердечием извиняясь за вынужденное бездействие в похоронах, и загрузил в катер последний мешок.

— А что со Светой делать? Пробовала поднять наверх, но не смогла. Да и могилу поблизости не вырыть, сплошные камни...

— Как только медведь не пришёл!

— Приходил вчера поздним вечером! Выстрелила два раза в воздух, убежал.

Я задумался. Уедем, и ночью хищник точно наведается, умные они.

— Придётся, Катя, хоронить по-морскому.

— Да разве же можно так!

— Тут работы на целый день, если всем миром, а ни у меня, ни у деда сил нет. Разве лучше её хищнику отдать на растерзание? Моряков хоронят так, а здесь почти море.

Она промолчала, а я, взяв себя в руки, сначала вытащил тело из-под камней, а потом мы положили труп в старую "Казанку", которую я взял на буксир. Через несколько минут тандем медленно поплыл через реку поближе к другому берегу. Там я остановился, выбрал линь, перекрестился и два раза выстрелил дробью в борт...

Хорошенько нагруженный "Прогресс" шёл к острову Игольный без былой бодрости, мы с дедом угадали, поставив грузовой винт. Вдвоём быстро сняли сеть, я выгребал на тяжёлой лодке, а Екатерина с должным опытом потомственной енисейской рыбачки выпутывала добычу. Нам достались две молодые щуки, один здоровенный язь, три хариуса и четыре омуля средних размеров.

В посёлке уже ждали. Заслышав звук мотора, Тепляковы вышли к берегу, Геннадий Фёдорович спустился к воде, а Элеонора Викторовна стояла на крутояре. Заметив, что я в лодке не один, и она поспешила вниз. Ружьишко, между прочим, взяли с собой, молодцы. Пока женщины обнимались и лили слёзы, мы с дедом уже начали заводить бредень. Самоловы останутся на ночь,

Никогда не знаешь, где и какая рыба зайдёт в сеть, поэтому в рыбалке нельзя без суеверий, они нужны, как база, опора. Повезет тебе пару раз, и ты ни за что не будет менять шнур, блесну или сапоги, сопутствующие удаче.

И тогда обязательно чего-нибудь добудешь.

Глава 4Новые робинзоны

Пятница — день светлый, на том стояли и стоять будем.

Жизнеутверждающий, перспективный, пусть даже по привычке, по памяти. Даже в новом мире, где нет выходных, а о праздниках можно вспоминать лишь по причине ностальгии, в этот день все мы посмотрели на календарь. Странное ощущение. Дикое сочетание полной и уже, как мне кажется, необратимой безнадёжности, издевательски пасторальной картинки вокруг, полной природной тишины, безлюдья, роковой Пустоты с большой буквы. Нет желания плакать, нет желания пить, всё спасение души — в повседневной монотонной работе, в изнурительном физическом труде.

Тем не менее, для меня это важная дата, юбилей, можно сказать, сука... Ровно неделю назад я ожившей мумией выполз из медсанчасти посёлка, выкарабкался из тоннеля. За эту быстро пролетевшую неделю в теле почти всё настроилось, а вот в голове всё перевернулось, и очень хорошо, что нет у нас доступа к информации, окончательно способной свести с ума. Уверен, что другой теперь и не будет.

Шли дни, и новая жизнь постепенно налаживалась, в материальном плане.

Наши женщины планомерно обыскивали брошенные жилища, стаскивая в большой сарай двора по соседству всё то, что не выгребли на капитальном шмоне хитромудрые староверы. Я разжился тремя просторными футболками, камуфляжными шортами, кроссовками и парой курток. Приличный человек, почти жених.

Невелик посёлок, все пристрастия и хобби на виду, умения каждого всем известны. Петляковы заботливо составили план обыска строений и правильно сделали, появилась система. Теперь у деда есть снасти, необходимые для релодинга гладкоствольных патронов двенадцатого калибра, включая мешок старых латунных гильз и пулелейку. Последнее особенно актуально, потому что россыпная дробь есть, а пуль нет. Сам я таким делом никогда не занимался, а вот Геннадий Фёдорович оказался докой. Нашёл аккумуляторный свинец, наладил производство, ёлки... Залюбуешься! Пули у него получаются только круглые. Глядя, как он с помощью двух чугунных сковородок раскатывает в идеальный шарик заготовку, вытряхнутую из пулелейки, я пробовал и сам, прикасаясь к древней правде жизни, к чему-то настоящему. Всё-таки, ничто так не вселяет в человека оптимизм, как умение сделать что-либо своими руками, наладить самообслуживание, так сказать.

Правда, вселилось немного, не помещается, помещалка ещё не выросла.

Рыбы надо больше, так как община увеличилась.

Приросли мы людьми, значится... Чёрт, это местное словечко теперь постоянно лезет на язык, становлюсь местным жителем.

Два дня назад к берегу возле посёлка как-то тихо прибилась синяя моторная лодка "Обь", идущая на остатках топлива. У "Хитачи" вообще-то моторы зашибательские, но этот что-то засбоил. Пассажиров в моторке было двое: Игорь Потупчик и его подруга Даша Закревская — оболтусам по двадцать лет от роду. Лучше всего их сразу же охарактеризовать термином "авантюристы", чтобы не путаться, в лоб. Что Петляков и сообщил им вслух, выслушав короткую историю...

Катастрофа настигла ребят на Нижней Тунгуске, близ посёлка Суломай, куда они приехали по приглашению ещё одного афериста, из тамошних. Познакомились в социальной сети, и Дарья, будущий этнограф, загорелась идеей лично познакомиться с неумолимо уходящей в прошлое культурой енисейских эвенков, тунгусов, как их когда-то называли. Долго ребята не думали, сомнениями не терзались. Игорь, выживальщик и турист-категорийщик, среди прочего оказался ещё и заядлым рыболовом, давно мечтавшим попасть в эти края, взял в автосервисе, где он работал, краткосрочный отпуск, решение было принято. На рейсовом пароходе они доехали до Сумароково, а оттуда нанятая частная лодка доставила путешественников в Суломай.

Всё шло по плану, но пандемия внесла в отпуск страшные коррективы.

Из рассказов ребят следовало, что в посёлке умерли практически все. Лишь одна семья сразу ушла в тайгу, что, впрочем, спасения не гарантирует. Заболела Даша. Друг, вируса не цапанувший, её не бросил, ухаживал, помогал, как мог. Те из заболевших местных, свежих, кто ещё мог какое-то время мог стоять на ногах, относились к нему с подозрением и плохо скрываемой завистью. Петляковы о таком феномене ничего не рассказывали, и я впервые задумался о том, что редчайшие счастливцы, организм которых сумел не пустить вирус внутрь либо каким-то образом нейтрализовать его сразу, на определённом этапе вполне могут могут быть изгоями.

Дела шли всё хуже и хуже, поэтому ожидаться в посёлке финала они не стали, решив вернуться в краевую столицу.

Свои байдарки бросили, разжившись моторкой.

Теперь живут с нами, работают, притираются.

— В Красноярск надо валить! — в очередной раз за обедом сообщил Игорь, худощавый невысокий парень с самонадеянным выражением лица, усыпанного красными прыщами. Он второй день не может уняться и в который раз вызывающе, в разрез со спокойной обстановкой заявляет: — Дело говорю, мужики! Найдём там армейские склады, вскроем и разживёмся настоящим, серьёзным оружием! Это самое главное, что сейчас нужно сделать. Закон апокалипсиса!

Всё не соберусь я ему морду набить для профилактики. Очень не люблю категорийных туристов и выживальщиков — вредные типы. Асоциальные.

Петляков же прямо говорит: смутьян.

— В какого ты палить собрался, милок? — ласково спросил Фёдорович. — Сколь народу в живых осталось на земле-матушке, знаешь? Так я тебе скажу. Всего в нашем посёлке и вокруг, не считая староверов, обреталось от силы человек двести, если вместе с приезжими да командировочными... А выжило? Трое. И Лёша вот, залётчик наш болезный... Посчитай теперь процент. Это факт.

Душа-человек. Седоволосый старик с открытым добрым лицом говорил спокойно, ни на кого не злился. Задумчивые глаза его глядели проникновенно на возбуждённого выживальщика и благожелательно. Как на дебила.

— Многие же уплыли! — возмутился турист.

— Эт да. А многие ли из них приплыли, знаешь ли? — вместо ответа спросил мудрый старик. — Я тебе сказал факт, родной: трое из двух сотен, остальное — домыслы... Будет у тебя другой факт, тогда поговорим и о нём. Ты же собираешься войнушку устраивать. С кем, позволь тебя спросить? Эх-ха! Ещё одного в Красноярск магнитом тянет! Молодежь...

Я прямо почувствовал, как старик смотрит на меня, но сам глаз от тарелки не оторвал, продолжая стучать ложкой по почти чистой тарелке. Борщ из банок, а вкусный до изумления. Геннадий Фёдорович терпеливо ждал моей реакции. Не отстанет, знаю.

Есть веранда, но обедаем мы в комнате. Петляковы не дачники, они здесь живут. А дивные виды вокруг давно приелись.

— Игорь, ты сколько раз в жизни армейские склады штурмовал? — спросил я, лениво подняв голову.

— Да там нет никого, заходи-бери!

— Вот прямо совсем никого? А чего кипеш поднялся? Ты уж определись сначала, есть ли у тебя противник, или "нет никого"... Геннадий Фёдорович правильно спросил: против кого ты собрался танк оживлять?

— Лёша, ну ты же сам всё отлично понимаешь! — горячо возмутился парень. — Криминальный элемент, бежавшие из тюрем заключённые, их у нас в Красноярском крае, как грязи, банды всякие!

— Так вот целиком в тюрьмах они и выжили, целыми бандами? — хмыкнула Элеонора Викторовна. — Кать, ну хоть ты ему скажи, а!

— Глупости он говорит, Викторовна, не обращай внимания, — отрезала медичка. — Я не возьмусь точно считать процент, но Геннадий Фёдорович прав, крошечный он. А с тем состоянием иммунной системы и качеством питания, что в наших тюрьмах...

— Так ведь позже обязательно образуются, зуб даю! — пацан не сдавался.

Очень уж ему хочется повоевать. Дурачок ещё. Надо дать ему в морду, надо.

— Может, и образуются, когда такие из выживших друг дружку найдут среди развалин, — согласился дед. — Так на них пулемёт тебе вряд ли понадобится. Что тебе пулемёт против четверых человек?

— Ну, могут и побольше объявиться со временем, — правды ради заметил я.

— Дык не двадцать же! Не для пулемёта цель.

Вообще-то, от ПКМ я бы не отказался. Чисто на всякий случай.

Игорь на этот раз промолчал. Его боевая подруга Даша, ещё более тощая остроносая девчонка с бледно-рыжими дредами, вообще благоразумно помалкивала, тихо уплетая второе, жареного омуля с зелёным луком.

— А что понадобиться? — он упрямо тряхнул вихрами.

— Игорь, ты сколько людей убил? — просто спросил я, отодвигая тарелку.

— Нисколько! — бросил он с вызовом в голосе. — Да, мне понятна твоя ирония! Я готов защититься!

Мне пришлось пару раз хлопнуть в ладоши.

— Очень хорошо, если готов, скоро проверим. Знаешь, давай мы сперва от медведя защитимся, к этому готов? От голода защитимся. Склады ему подавай... Оружие должно соответствовать текущей задаче, точка. Знаешь, что? Нам бы пару мелкашек сейчас добыть, вот был бы толк... сидят селезни на воде, пугливые, дробаном не достанешь. А ты сразу про армейские припасы! Это серьёзное дело, боец, поверь. С серьёзными людьми рядом, такие, обязательно найдутся, в любом апокалипсисе. И они встанут у серьёзных ресурсов с самыми решительными рожами! Ты структуру и устройство подобных сооружений знаешь? В караул ходил когда-нибудь? Нет? Если бы я, как последний выживший караульный, охранял такой склад, то снял бы тебя, такого бодрого, первой же растяжкой. Часто ты их снимал, не? Сходи на позицию зенитчиков, попробуй... И где ты будешь искать эти склады, какая там система охраны, чего ожидать?

— Вот и подскажи!

— Тьфу, ты! Брось фантазировать, действовать будем строго по обстоятельствам. Я и сам собираюсь наведаться в Красноярск, но не сейчас. Впрочем, тебя тут никто не держит, я не собираюсь сколачивать команду палкой, мне умные нужны...

Он открыл было рот, да передумал. Не дурак, зря я так.

Горячится пацан, это пройдёт. Много у нас с ним уже разговоров было, пусть и мимолётных, дел много. В голове у Потупчика полная каша. То он хочет военные склады брать, то аэропорт захватывать и экстренно обучаться управлению малой авиацией, то предлагает собрать колонну крутых джипов, затарить их по крышу всяким лутом и... И что? Колонной на Москву с криками "Ура"?

В воздухе разносился густой запах копчёной рыбы. Поначалу, как только мы запустили коптильню, я прямо бесился, постоянно хотелось оттяпать ножом кусочек от брюшка, где пожирней.

— Страшно представить, что творится в Красноярске, — горестно вздохнула хозяйка. — В миллионном городе... Сколько же там трупов на улицах и в домах! Мы здесь-то еле сумели справиться...

Самого оторопь берёт, лучше не представлять.

Если принять дедов "факт", то пропорция чудовищная.

Тем не менее, выживших людей буквально тянет в столицу. Есть этому объяснение, но об этом чуть позже.

— Так, ребята! — я встал из-за стола. — Всем спасибо за обед, пора работать. Мы с Геннадием Фёдоровичем едем проверять дальние сети, а вы с Дашей проверяете самоловы. От посёлка далеко не отходить! Элеонора Викторовна, я вас очень порошу, на этот раз будьте на связи, чтобы без сбоев, хорошо?

— Ой, я уже боюсь! Да справимся мы, Лёшенька, справимся... Верно, Катя?

Транспорт — великое дело. Пешком на берег уже не ходим, только на "Ниве".

Нужно срочно искать тент, глупые промахи идут — из лодки опять пришлось вычерпать более двух вёдер воды... Собрались мы с дедом, заправили топливной смесью ходовой бак, и в 12.35 отчалили от берега. Когда уже заканчивали погрузку, водяная атмосферная пыль превратилась в полноценный дождь, экипаж быстро залез под плащи и нахохлился за ветровым стеклом. Порывы ветра очень быстро вытянут тепло, поэтому надо хорошо застёгиваться.

Лето, твою душу! Июнь!

Хорошо, что бывший хозяин постарался и управление на "Прогрессе" вынес вперёд. В такую хреновую погоду больше всех достаётся сидящему на румпеле, несчастный сидит на корме, где ветер и дождь лупят в морду. У меня кисти рук обморожены после памятной возни с застывшим на минус сорок снегоходе, до сих пор толком не зажили, так что холод я сразу чувствую, кожа зудит. Надо перчатки добыть.

Тайга вокруг, матёрая... Плывёт справа, зараза, грозит... Мрачная она, тесная какая-то после привычной арктической пустыни, сырая, заболоченная. Не нравится мне тайга, особенно такая. Труднопроходимая до ужаса. По ней можно целыми днями пробираться сквозь чащу и не встретить ни единого признака жилья, ни следа человека. Обзор просто отвратительный, медведь вплотную подойдёт, и не заметишь. Мимо тянулся длинный участок с пихтами, невысокими елями с примесью осины, везде кедровник и кустарники. Подобную тайгу здесь называют черневой или темнохвойной.

То ли дело сосновые или кедровые боры.

С сетью, что полукругом стояла возле большого ручья, мы провозились долго, случилось самое страшное, что только может произойти — в полотно влетел здоровенный топляк, целое дерево с ветвями. Снасть было жалко, пришлось выпутывать. В итоге взяли всего пять хвостиков, а устали, как собаки.

Рядом с ручьём на невысоком береговом обрыве стояла заброшенная деревня. Удивительное дело! В заимке всего два дома, а она, как населённый пункт, обозначена на старой карте России, висящей в обеденной комнате. Глазницы окон были заколочены крестом, так что подниматься к домам я и не подумал, не было смысла. Люди съехали давно, ничего ценного там не найдёшь. Судя по состоянию, избы не используют даже зимой.

— Витя Хрумичев здесь жил, егерь биосферного заповедника, — сообщил напарник, с тоской глядя на чёрные строения. — Поэтому называлось это место ещё и пост "Гагара". Хороший он был человек, душевный, любил приезжих доброй банькой побаловать... По национальности — кет, да. Родился и вырос в Елогуе. На индейца был похож, как в кино американском. Многое он помнил и знал, что из личного опыта, в чём сам участвовал, да что своими глазами видел, а что из рассказов стариков. Спокойный был человек. Кеты они ведь всегда тихие, незлобивые. Эвенки — те побойчей будут. В древности обижали они кетов, нападали на селения, набеги через Енисей совершали, да... Родственники иногда к нему приезжали, летом, но жили только в чуме, по притокам кочевали на илимках-то своих. Только они у них берестой крытые, словно дом на воде.

— Что с ним случилось-то? — я понял, что надо спросить.

— Медведь его задрал, прямо возле дома. Жена, помнится, в Бор уехала, так что неделю никто не знал, что случилось, — просто сказал Геннадий Фёдорович.

— Весело тут у вас, — нервно хмыкнул я, ещё раз посмотрев в сторону строений. Уже гораздо внимательней. Медведь в это время года опасен. Пищи в тайге очень мало, грибов и ягод ещё нет, одна надежда кого-нибудь задрать.

Через два часа мучений, переставив и натянув наспех починенную сеть, мы, насквозь промокшие и злые, тронулись в обратный путь.

Торопясь побыстрей попасть в тепло, я вёл моторку почти рядом кромкой пляжа, поэтому заметил его издали.

— Это ещё что за чёрт?

Берегом в нашу сторону почти у среза воды медленно шёл одинокий мужик! Просторный капюшон анорака был накинут на голову.

— Сам не знаю, Лёша...

— Фёдорович, связь давай, быстро! — приказал я, опуская бинокль.

Больше людей не обнаружил.

Кто такой, откуда? Был в посёлке? Оружия у него на плече не было. У странного чувака вообще ничего не было, кроме упитанного домашнего гуся. Здоровенная белая птица, крепко сжатая за горло левой рукой таинственного незнакомца, безвольно била оранжевыми лапами по мелкой гальке.

— Прямо Паниковский...

Позади шипел "Кенвуд", и я слышал, что в посёлке всё нормально.

— Геннадий Фёдорович, ствол возьми.

— Чего же сразу-то по живому человеку? Мало ли...

— К бою!

Вертикалка послушно лязгнула стволами.

Чёрт побери, да он же прямо из Разбойного идёт, ничего себе! Куда? Некуда тут идти, вблизи ниже по течению селений нет. Тем не менее, он упрямо тащился по берегу, с усилием выдёргивая сапоги из смеси гальки и глины.

До него оставалось всего-то метров сто, я прибрал обороты. Странный мужик только что прошёл мимо самого дальнего к югу здания посёлка — старой котельной, и теперь двигался под сенью огромных лип знаменитого местного бора.

— Подойду медленно, Геннадий Фёдорович, будь наготове, у него оружие может быть под курткой, — вытащив пистолет, я дослал патрон.

Как он здесь оказался? Почему женщины ничего не сообщили, проворонили, что ли? Запах от коптильни несёт по всему посёлку, на реке ребята возятся... И тишина в эфире.

Он где-то сбоку от селения вышел, не с той ли лесной дороги? Иначе бы обязательно сунулся к людям.

— Эй!

— Громче кричи, двигатель работает, — посоветовал дед.

— Э-гей!

Услышав громкий крик, человек, наконец, поднял голову и сразу встрепенулся, словно очнувшись от дум тяжких, — я неожиданно почувствовал, что его появление резко добавит нам проблем и перекинул мотор в реверс, осаживая тяжёлый "Прогресс" в течении.

— Товарищ, вы откуда?

На меня через космы и край капюшона исподлобья смотрел малосимпатичный человек средних лет с густой каштановой бородкой. Тяжело взглядом буровит, недобрый он какой-то. И молчит.

— С вами всё в порядке? Откуда вы здесь? — опять спросил я.

Тихо тарахтел подвесной двигатель, все молчали. Дремучая зелень берега, притихшая река с мощными водоворотами — отличная декорация к моменту... Какие же все мы здесь маленькие, лишние, чисто пришельцы! Я замер, фильтруя привычный шум двигателя, прислушиваясь к постороннему и быстро оглядывая высокий бор поверх головы незнакомца. Без шороха.

Вдруг он что-то промычал.

— Нут-ка, рожки покажи ему! — неожиданно предложил дед. Несколько теряясь от дикости ситуации, я сложил над башкой руки в рога.

— Бох лесной... Лёха, да это же синяк!

То, что произошло дальше, надолго останется в моей памяти, давненько так не пугался! Вот скрипнули салатного цвета импортные резиновые сапоги. "Совсем новые" — отметил я машинально. Он вообще был чистый.

Вот мягкой белой кучей обвалился выпущенный из руки тяжеленный гусь.

Мужчина, лишившись равновесия, покачнулся, словно только что скинул с плеч двухпудовый рюкзак...

"Зомби воды боятся!".

Синяк не зомби, он не испугался.

— Лёша, наза-ад!

Я чуть сдвинул сектор газа в тот момент, когда синяк с размаху прыгнул воду. Не сделай этого вовремя, и несчастные десять метров чистой воды, что нас разделяли, сумасшедший преодолел бы буквально за пару мгновений, потому что сразу пошёл маховыми гребками в красивом баттерфляе! В сапогах! В куртке!

По сердцу предательски царапнули когти животного ужаса, спину под плащом обдало холодом.

"Прогресс" дернулся и задним ходом пошёл против течения, вспенивая недовольные струи транцем.

— Фёдорович, за руль сядь, я наблюдаю!

Через пятнадцать метров скоростного броска атакующий лодку синяк перешёл на саженки, подминая под себя енисейскую воду с такой силой, что чуть ли не по пояс высовывался!

— Твою мать-перемать! — старик за рулём матерился настолько изощрённо и необычно, что я позже тысячу раз пожалел, не запомнив а шоке этих сладостных рулад, вот была бы школа!

Синяк не просто пёр по воде со скоростью стартующего триатлонца, при этом он ещё и хрипло рычал. Человеческое лицо сразу же превратилось в страшную звериную харю.

— Да пристрели же ты его! — рявкнул дед.

— По короткому кругу давай, Геннадий Фёдорович, только медленно, — распорядился я, придвигаясь поближе к мотору.

Способность ориентироваться? Оценка дистанции и собственных сил? Он вообще понимает, что быстро отдаляется от берега, а моторку догнать физически невозможно. От клыков этого гоблина меня отделяли три метра. И воет ведь, сучок, как он успевает дышать? Мои пальцы до боли вцепились в дюралевую закраину транца, тело инстинктивно переместилось, укрывшись за подрагивающий "Эндуро" — так, спрятавшись за угол комнаты, маленькие дети смотрят в фильмах пугающие их эпизоды.

— Лёша, не валяй дурака, стреляй!

— Спокойно, Геннадий Фёдорович, спокойно, — почти прошептал я, поднимая руку, и чуть не закашлялся от волнения. — Мне его таланты оценить надо... Пригодится в будущем, так что давай потерпим.

Это не обычный противник, пусть трижды умелый и хитрый. При встрече с таким опытный человек в любом случае понимает, чего можно ожидать. Синяк же реально удивлял, и очень неприятно — невозможно ожидать такой прыти от обычного человеческого тела! Какой триатлон, о чём я говорю? Немыслимое дело: намокшая одежда давно должна была утянуть его на дно, а холодная вода — лишить остатка сил.

А он всё прёт!

— К бережку давай, подворачивай постепенно, Фёдорович... И чуть газку добавь, а то он нас сейчас за винт хватать начнёт,

— Жестокий ты человек, Алексей, — решил дед.

— Есть такое дело, порой приходится, — охотно согласился я и обратился уже к догоняющему, стараясь кричать погромче: — Ты слышишь меня, чёрт водяной?! Понимаешь, что я тебе говорю?!

Безумно горящие среди хрустальных брызг глаза пловца не выражали абсолютно ничего, кроме ярости и иррационально лютой ненависти.

— Понял тебя, — сказал дед тихо, через паузу ещё раз смачно выматерился и на время отключился от советов.

Нет, ты не зомби, чувак, на тебе работают все земные законы... Да, признаю, ты, в отличие от нормального человека, можешь выплёвывать в единицу времени просто колоссальное количество энергии, но и она не бесконечна, а новой взяться неоткуда — синяк начал тонуть.

— Жаль, фотоаппарата нет, — пожалел я.

Надо будет потом с Катериной посоветоваться, подумать на досуге. Сука, насколько же они с такой динамикой опасны при неожиданной встрече на суше!

— Та синячка быстро бежала?

— Что твоя молния! — подтвердил Петляков.

— Знаешь, Геннадий Фёдорович, а пулемёт нам таки пригодится...

— Сам вижу, — скрипнул дед. — Как он там?

— Тонет.

Енисейская вода уже покрыла несчастного с головой, но я видел, как горят глаза перерождённого после вируса Бара, они ни о чём не жалели. Вру. Жалели, что синяк не успел дотянуться до моего горла.

— Всё, к берегу, надо гуся подобрать, — решил я.

— И подождать, вдруг он вылезет, как дядька Черномор?

— Типун тебе, Геннадий Фёдорович...

— Ну, мы ж теперь исследователи.

Моторка с поднятым сапогом двигателя с сухим скрежетом уткнулась в грунт, старик уже успел сходить за брошенным гусём, а я всё сидел у транца и смотрел на Енисей. Пистолет, между прочим, не прятал.

Во меня торкнуло страхом, если трубку раскурить забыл! Я сел поудобней, торопливо вытащил припас и закурил второй раз за день — жестяная коробка, вытащенная из кармана плаща, была почти полна. Руки тряслись.

— Откуда он взялся? Так и в штаны навалить можно.

— Вестимо, откуда, из тайги вылез, Лёша... Оттуда порой такие сущности выходят, что людей потом прошибает.

— И ведь где-то птичник целый нашёл, надо же!

— Нюх, видать, у них хороший. Гусь это хорошо, ценный факт, сами найдём! Соскучился я по гусятине домашней! Значит, вблизи котельной находится птичник, иначе синяк пошёл бы по посёлку.

— Не приведи господь.

— Что ты...

— Я ведь узнал его, да... Это ведь Глебушка Монин, — ответил старик и быстро перекрестился..

Мне тут же вспомнился длинный деревянный дом с открытой верандой под навесом из шифера, и вывеской на фронтоне: "Артель Монина".

— Опасный человек был. Зато теперь и вскрыть можно.

— Что же ты раньше мне не сказал, Геннадий Фёдорович! — расстроился я. — Думал, она нефункционирующая, пустая.

— Говорю же тебе, опасный он человек!

— Я и сам опасный всем на зависть, — тихо сказал я и начал выбивать трубку.

* * *

— Банду брать будем, — сообщил я после того, как мы с дедом переоделись в сухое и наскоро попили чайку.

К гнезду местного криминалитета выдвинулся мощный ударный кулак, всё три мужчины нашего крошечного сообщества. С оружием наперевес. Игорь Потупчик с гордостью сжимал в руках гладкий полуавтомат.

— Перед самой катастрофой у него всякая муть обреталась. По-моему, человек семь, не меньше. Целых две комнаты в здании артели занимали, то ли какие-то румыны, то ли цыгане, скорее, всё-таки румыны. А может и молдаване, например, — как неопытному отличить? Ничего особого про них не помню, на улице всех в сборе вообще их ни разу не видел, — рассказывал Петляков, когда мы уже подходили к зданию артели.

Длинный деревянный дом артельной конторы с открытой верандой под навесом из шифера был совсем рядом. Справа уже знакомая баня с длинной железной трубой, тоже необследованная, рядом дощатый сарай, с обшарпанной моторкой на крыше. Ещё недавно, перетаскивая кое-что нужное из медпункта, мы ходили мимо совершенно спокойно. Сейчас — как на бой.

— Чем они у вас занимались? — спросил я, останавливаясь.

— За нос всех водили, вот чем! То папоротник якобы собирали да засаливали для китайцев, даже специальные мягкие контейнеры показывали, знаешь, такие, с широкими завинчивающимися горловинами, прозрачные... То сушёные сохачьи члены копили. Слышал, как Егор хвастался, получив какой-то заказ на изготовление лотков. Я, Алексей, так вот думаю: Монин при криминальной золотой артели состоял.

— Типа, прикрытие, разведка и обеспечение на легальном положении? — понимающе вбросил Игорь, воинственно повода стволом и оглядывая округу.

Старик почесал затылок.

— Похоже, так оно и есть, — подтвердил он. — Вокруг все прииски принадлежат "Полюс-Золото", а что им не принадлежит, то контролируется. Однако всякая чернота вечно вокруг золотишка вьётся, старается дотянуться до брошенных выработок, вот и эти постоянно пробовали чего-нибудь отгрызть при случае.

— Хм, а что же "Полюс-Золото" не реагировало? У них и своя служба безопасности есть, да и МВД могли натравить, — поинтересовался я.

— У Монина связи в Красноярске, да он и не претендовал на многое, следом шёл, тихо.

— Братва его крышевала?

— Какая ещё братва, Лёша, бандюки махровые, тюремщики! Душегубцы. В посёлке он себя вёл спокойно, уважительно, ни с кем не ссорился, оно себе дороже, никакой Красноярск не поможет... Из местных же никто никогда не стукнет, не принято.

— Понятно, все вы тут сообщники и укрыватели... Так, мужики. Расходимся вокруг здания, включайте фонари.

Под ногами тонко пискнуло. Мыши бегают! Пусть уж лучше они, чем синяки.

В конторе было восемь окон, боковые стены слепые, вход с крыльцом — по центру фасада. Не думаю, что внутри лежат сваленные в груду трупы, всё-таки, медицина рядом была. Но ведь всякое может быть у такой мути... Тем более не хочется нарваться на синяка, особенно после увиденного на реке.

Разделившись, мы пошли навстречу друг другу вокруг здания, останавливаясь у каждого окна, и старались просветить максимум пространства. Заодно и слушали. Вроде бы не тревожно...

Тут Игорь вспомнил, что, несмотря на моё напоминание, не взял топор.

— Йодистый калий, Игорёня, срываешь операцию!

Парень молнией помчался назад и вернулся через минуту.

— Не понимаю, зачем топором дверь курочить? Выпалить разок в замок, и открывай! А, шеф? — недовольно буркнул он. Даже не запыхался пацан. Надо признать, что физическая форма у них с подругой отменная. Та, правда, ещё не совсем восстановилась после тяжёлой болезни.

— Здесь тебе не Канзас, сынок. Это Сибирь, мы исстари всё топором делаем, без шума и пыли, — вместо меня ответил старик. — Что ты там ковыряешься, как малохольный возле пивного ларька? Смелей, уверенней работай! Э-э... Дай-ка сюда инструмент! Покурите пока канский беломор в кулачке, молодые, не доросли вы ещё до решения таких задач...

Кряк! Уже через несколько секунд дверь чуть приоткрылась. Что сказать, прирождённый взломщик.

Новоявленные волкодавы зримо напряглись.

Так есть там синяк или нет?

— Ну, что скажете, коллеги-штурмовики, не находится желающих идти в авангарде? Что, не слышу? Игорь, ты вроде готовность выражал, не? Тогда я пойду, пожалуй, — хрипло у меня это прозвучало, неуверенно как-то.

Чёрт, в бою так не боялся! Сглотнул сухо, вытащил пистолет, переложил фонарь.

— Попробуй, Алексей, мы тебя поддержим, если что, уж не сомневайся, — шёпотом согласился Петляков. — Ты, поди, нагляделся на всех этих битвах арктических...

— Какие битвы, дядя Гена, — вздохнул я тяжко. — Там у нас синяков не было. Вспомните, что говорил давеча: сразу же входите за мной и по сторонам от двери! В спину мне не пальните!

"Подёргайтесь, подёргайтесь, — с неприличным злорадством подумал я. — Одному, мне, что ли, трястись". А ручки-то действительно дрожат... И никакой пулемёт не помог бы, толку тут от него... Тут нашатырь нужен. И привычка работать по синякам.

— Мне все зомби-книжки сразу вспомнились, — прошипел Игорёк. — Ка-ак прыгнут! И сразу грызть зубами!

— Поменьше такого читай, — посоветовал дед.

— А сам-то! — тут же возмутился парень. — Только и рассказываешь про сериалы!

— Да не мешайте вы, зомбофилы! Тихо!!! — рявкнул я.

Зашибись мы операцию начинаем, сплошная слаженность, образец взаимодействия в сложной оперативно-тактической обстановке.

Дверь, резко отброшенная в сторону рукой Потупчика, мгновенно открылась, я влетел внутрь, пробивая комнату столом пистолета и лучом фонаря.

— Ты как там? — тут же озабоченно крикнули с улицы.

Вот гады!

— Норг-мально-гх-гх, — булькающим голосом откликнулся я, отчего-то растерявшись. Ну, не привык я к таким противникам, понимаете!

— Вперёд, сволочи-и, что ж вы там замерли, а? Мы о чём договаривались?

Наконец и они вышли, встав по бокам, в помещении сразу стало светлей.

— Что дальше? — стресс глушил мозги всем.

Так. Анатомия у него самая обычная, человеческая. Значит, не только башка с дыркой вопрос снимает, его и простреленный бедренный сустав обвалит, как миленький. А вот энергетика адская! Конечно, зубами, как оживший мертвяк, не загрызёт, но придушить может запросто. Очень я не уверен в том, что смогу справиться с синяком в рукопашной. И нож вряд ли быстро поможет, он же, как наркоман обдолбанный, боли не чувствует! Хороший у синяка запас живучести, внушает.

— Осматривать будем спокойно, Игорь, — пробормотал я. — Шторы откидывайте, на всех окнах!

— Да плевать на всё, как-нибудь справимся! Тогда что, сразу мародёрим, шеф? — подсказал Потупчик.

Ничем не пахнет, похоже, никто тут не живёт и не лежит в виде трупа.

— Очень и очень вряд ли, — тем не менее ответил я. — Стойте тут, сам всё проверю, от греха... Пальнёте в спину с такой дисциплиной.

Через пять минут выяснилось, что в конторе никого нет, и все сразу повеселели. Дверь была распахнута настежь, окна открыты, фонари можно выключать, света для работы вполне достаточно.

— Проходите дальше. Всё, никто не укусит.

Мужики по очереди прошли в коридор. Ничего, нормальный ход, постепенно привыкаем к новым реалиям, осознаём, чего ожидать, а это очень важно, настраивает. И бледность с лиц спала.

— Геннадий Фёдорович, где у него этот карабин может быть?

— Почём мне знать, милок, я дальше этой комнаты не бывал. Сильно прятать не будет, наглый был тип. Но хитрый.

— Тогда обыскивать очень внимательно!

— Да ладно тебе учить старика, — успокоил меня Петляков, — не впервой енисейцу старые суда да зимовья грабить, разберёмся.

На моих наручных часах — без пяти три, начали.

Всё-таки это должен быть именно сейф. Или ящик с запором, учитывая наличие в доме таинственных румын... Скорее всего, сейф будет простенький, чисто для страха подчинённых. Пронырливых деток, нажимающих все досягаемые кнопки и клавиши, сующих твёрдые и мягкие предметы во все дырки и способных совершенно случайным образом вскрывать сверхсекретные папки с многосложными паролями тут не было — зачем же лишние деньги тратить? Пехота и так не полезет, заперто, и ладно. Другое дело, что хранилище может быть и под полом спрятано, а это уже тема посложнее...

Всё придётся проверять на ощупь.

В кинофильмах принято совать в возникающие на пути главного героя щели клинок единственного ножа, запихивать его меж бетонных плит с последующим вставанием на рукоять сапогом. Там героям живётся хорошо, ножами можно поднимать тяжеленные чугунные решётки подземных военных баз... Жаль, что в жизни так не получается, немного я знаю моделей, пригодных для таких нагрузок. Хрусть, и аллес, приплыли, дальше рви руками и зубами.

— Я ищу оружие, вы собираете у входа всё остальное.

Где тут кабинет главного? Ага! В этой комнатёнке стол вполне подходящий! Лампа с массивным абажуром, лосиная голова на стене, две карты, плоский монитор небольшого телевизора. А вот и секретер, пирамида книжных стеллажей, горка старых книг, надо же, какой читающий бандит попался! Тяжёлые бархатные шторы закрывали стены, до сих пор их любят в местечковых конторах.

Схрон я обнаружил на удивление быстро. Небольшой сейф цвета шоколадный "металлик" был закрыт секретером с томами Большой Советской Энциклопедии красного цвета. А мы отодвинем. Есть, жестянка, но фабричная! Два замочка: сверху и снизу, ничего экстраординарного. Нужен мужик с топором.

— Геннадий Фёдорович!

Примчались оба. Запыхтели.

— Охренеть, кричали гости! — восхитился выживальщик.

Петляков плотно, уверенно взял топор, даже пробормотал ему что-то дружеское, поощрительное, Р-раз! Приналёг дед аккуратненько, правая дверца сейфа отжалась, язычки замков выскочили — хорошую вещь почти не испортилась.

Местный бандит оказался большим патриотом. В принципе, что-то подобное можно было предположить, сама обстановка наталкивала.

Знакомьтесь — "Колчак".

Именно так на Енисейском севере называется самый короткий вариант мосинской винтовки — кавалерийский, он же казачий, калибра 7,62х54. Скорее всего, так его прозвали потому, что "колчаками" были вооружены казачьи сотни адмирала-неудачника. Бывший хозяин относился к реликтовому оружию с любовью и уходом, ага, отхромировал всё, до чего только смог дотянуться... Красноватое дерево ложи, прорези, родной матерчатый ремень с кожаными кольцами.

А вот и патроны нашлись, полуоболочка барнаульского производства, восемь пачек по двадцать штук! Красота! Я сразу вытащил один и проверил ствол. Пуля на дульном срезе не проваливается, это хороший знак. Надавил чуть посильней, вытащил и посмотрел на следы нарезов. Несмотря на возраст, настрел очень маленький. Это не новенький КО-44 со складов, которые не так уж давно начали продавать населению. Этот, выпуска 1942 года, скорее всего, из самых первых разрешённых к продаже партий, эти "колчаки" начали продавать в начале 90-х только работникам МВД... У меня есть практика с ними. Машинка разворотистая, очень хороша в технике и около неё, например, в люке вездехода или в катере. Маленький мощный убийца. Уверенно работает по оленю с двухсот метров, можно и на триста пробовать. Берёт всё, вплоть до белого медведя. Увесист, кусуч при выстреле — лягается, собака, естественно, как любой укороченный вариант... Попробовал поднять одной рукой, как Гриша Мелехов, получилось неуверенно, тренироваться надо.

Зверёк! Оружие-легенда. И оно теперь у меня. Не счастье ли, а?

— Ух ты! — вскрикнул Потупчик. — Мне бы такой!

— Занято! Того и тапки! — гаркнул я. Мужская жадность есть один из самых мощных движителей, сразу сил прибавилось.

Боковой планки не было, потому и оптический прицел в комплекте не прилагался. Сильно я не расстроился, мы уж как-нибудь и с открытого прицела сработаем до определённой дальности. Здесь же что главное — не горюй, получив годное, не пытай судьбу за жадность, тебе и так дали не поhано.

— Может, и второй найдётся? — жарко прошептал Игорь за плечом.

Соседнее отделение дед в азарте вскрыл ещё быстрей; не лежит ли там братик? Братика, увы, не нашлось. Ещё один шомпол с прикрученным ёршиком, масла, бутылочки какие-то, коробочка с салфетками, стальная вата... всё забираем! Баллистол-спрей, аж три флакона! Очень я уважаю это германское средство для ухода за оружием, оно много чего может делать, при случае сгодится и от мошки намазаться. Хотя это извращение, при нашем-то дефиците.

Отходить от сейфа не хотелось.

Патроны двенадцатого калибра, фабричные.

— Игорь, грузи без счёта и тащи на выход. Рацию возьми, свяжись там с женщинами, осмотрись вокруг и назад, — распорядился я.

Пошла работа.

Начали мы с найденного провианта, складывая всё в найденные тут же сумки. Поначалу ни хрена толкового не находилось: то масло сливочное порченое, да пакетики-колбаски, то недопитый прокисший пивас в жестяных банках.

А вот "румыны" откровенно порадовали! Мука, крупы, сахар и соль хранились в мешках по десять килограмм — большая банда, мужики взрослые, сельское прошлое, память о бедности. И тушёнка имелась, абаканская, надеюсь, вполне ещё годная, два ящика. Ибо какой бы ты ни был записной охотник, гарантий на стабильное поступление стреляного мяса в начел лета не даст никто. Четыре полные коробки доширака с говяжьим вкусом, острого. Тоже годится, особенно в поле. Горячие углеводы усваиваются быстро, перчик разгоняет кровь. Правда, и сгорает всё моментально при нагрузке.

Лекарств оказалось на удивление мало, при таком-то большом коллективе, нацеленном, в том числе, и на полевую работу. В основном, бинты всякие врассыпную, комплектных автомобильных аптечек всего две. И курево у них нашлось, сигареты, причём дорогие и явно контрабандные, без страшных картинок и надписей, да и многое другое полезное.

Мне очень хотелось побыстрей испытать карабин, но я, собрав остатки сил и воли в кулак, упрямо продолжал вторую фазу операции "Хабар". Теперь на очереди было снаряжение и инструмент. Точнее, всё, хоть как-то пригодное к использованию в качестве такового. Итак, что с имуществом?

— Румыны, родные, не подведите, зря, что ли вас Монин тут держал? — пробормотал я мокрыми от жадности губами, направляясь к кладовкам.

Не подвели!

Ага, верёвка хорошая, альпинистская, жёлто-синего цвета, бинокль "панасовский" радиоприёмник-"сигаретница" чёрного цвета. Красота какая — лопата финская короткая, такая всегда пригодится. Пара фомок, два новеньких топора "фискарс", молотки, огромный пластиковый инструментальный контейнер, карнавал с перьями! Инструмента вообще до задницы, снаряга добрая. Всё это по-любому надо собирать, какой есть.

Нашлись даже два пластиковых промывочных лотка с желобками внутри, как и те самые контейнеры для сбора папоротника. Первичный сбор хабара продолжался до половины четвёртого вечера. Я, как и остальные, совершенно вымотался, но опасливая жадность, боязнь упустить что-то важное либо потерять до поры придавали нам сил. Заманавшись, в конце концов, конкретно, с пустыми баками плюхнулся на принесённый стул и замер, заворожено глядя на огромную груду сумок, баулов и коробок.

Всё теперь наше. А за своё мы теперь любому глотку порвем, не сомневайтесь.

Хорошо поохотились: фонариков пять штук, из них два аккумуляторных, батареек десятка четыре упаковок, две бензопилы, генератор, бензорез, японское моторное масло. Самое ценное после карабина — отличная рация "Йесу" с функцией сканирования, у товарища такая же была, и я всегда завидовал — полезно иногда послушать, что творится вокруг.

— Перерыв! Пошли, мужики, испытаем "колчака".

С таким карабином, как и с другим добрым стволом, Алексей Исаев обычно автоматически становится решительным, безупречно умелым бойцом. Медведь-людоед завёлся по соседству, говорите? Здравствуйте, товарищ медведь, говорят, у вас лапы кулинарно вкусные. Как-то не довелось раньше пробовал, вы не будете против? Ах, вы против! Ну, тогда ку-клукс-клан... Впрочем, людоедские лапы дегустировать что-то не хочется.

Выбравшись на свежий воздух, я сразу отметил низкую облачность и клочки сизого тумана на реке. Ветер стих, погода менялась. Стрижи, поедая мошкару, летали низко: давление падало, температура поднималась. Чувствую, скоро всё опять изменится и ливанёт прилично. И штормить на реке будет.

Тишину в последний раз прорезал звон бензопилы, женщины, не дожидаясь мародёрствующих мужиков, закончили самостоятельно пилить чурки.

Какая тишина...

— Пошли к реке, — предложил дед.

Разумно, по воде стрелять хорошо, если мишень на краю, сразу видно, куда пуля уходит.

Проходя мимо ФАП, издали махнул рукой женщинам, и сразу сообщил по рации, чтобы не пугались, сейчас постреляем. Можно было и покричать, конечно, но я не стал, пусть привыкают к радиообмену.

Ноздри с удовлетворением ловили запах великой реки — настроение было отличное, моя поляна! Первым делом я зарядил магазин винтовки. Предохранитель на "мосинках" далеко не самый удобный, то ли дело маузеровский. Я чуть вжал верхний патрон и закрыл затвор, так надёжно и спокойно.

Возле края обрыва дед тут же уселся на землю, опять причудливо закидывая ноги, я тоже сел, так и постреляем. Игорь остался стоять с биноклем в руках.

— Смотри, стукнет сильно, — предупредил Петляков.

Приклад "колчака" окован металлом. Да, надо будет что-то придумать в виде мягкого затыльника, иначе быстро синяк себе наколотишь. Можно взять двусторонний скотч, а на него посадить кусок мягкой резины.

— Ну, давай! — поторопил Потупчик. — Рыжая бочка на боку, у самой воды, видишь?

— Годится, — кивнул дед.

На удивление прикладистая штука, и баланс отменный; короткий карабин в руках лежал, как влитой, тонкая мушка быстро нашла цель...

Только собрался жать спуск, как Игорь прошипел:

— Стой!

— Что такое? — буркнул я, отрывая приклад от плеча.

Наш выживальщик смотрел совсем в другую сторону, на север, вдоль берега.

— Леха, бери бинокль, по-моему, там медведь!

— Садись! — приказал я.

Неужели повезло? Там у Петляковых в углу икона висит... Если действительно людоед объявился, то помолюсь по возвращению.

— Пошли пригнувшись, держитесь за мной, и ни звука.

Группа гуськом двинулась вдоль забора медпункта, торопясь к тропиночке, ведущей к позиции зенитчиков. Ну, что это там шевелится? Я осторожно посмотрел в бинокль. Точно, медведь! Проголодался, к знакомому месту пришёл, падла. Осторожный зверь, стоя возле небольшой рощицы, видать, что-то чувствовал, хотя ветер был с запада. Хитрая тварюга.

Вот он встал на задние лапы, мы вжались в лопухи.

Немного подумав, хищник решил, что хозяин тайги всё-таки он, и решил действовать.

Мы ещё немножко прошли вперёд и остановились окончательно. Сто пятьдесят метров. Туриста явно жало и колдобило, он очень хотел что-то сказать, но моя свирепая рожа не разрешила ему это сделать.

Всё, работаем...

Бенц!

Приклад больно ударил в плечо, сильно грохотнуло.

Медведь тут же согнулся, поджимая кровь, потом от первичной злости попытался дёрнуться в нашу сторону. Мужики быстро подняли стволы, но я уже перезарядился. Теряя силы, хищник быстро понял, что надо уходить, но уже не мог. Лёг!

— Есть! — заорал парень.

— Издали добирай, не дури, — строго сказал Геннадий Фёдорович

Я не спорил.

Бенц!

— Вот теперь точно всё, — довольно молвил дед.

В голове — полный восторг! Здоровенный зверь лёг после первой пули, это серьёзная заявка на первенство округа.

— Спасибо, родной. А я тебе за это мягкий затыльник сделаю — вполне серьёзно пообещал я своему первому серьёзному оружию. — Ну, что, Игорёха, пошли, что ли? Будешь учиться растяжки снимать.