— Старуха, я уже старуха! — сказала себе Екатерина и снова заплакала.
Вскоре на смену слезам пришла злость.
— Негодяй, мерзавец, грязный развратник, еретик! — ругалась Екатерина, вытирая красные, опухшие от слез глаза. — Разве это король? Грубый мужлан, скотина, ожиревший боров, похотливая обезьяна! Говорят, в его роду были свинопасы; если бы не та злосчастная война, никогда бы его семья не пришла к власти!.. Долго я терпела ваши гнусности, ваше величество, но теперь все, теперь я покажу вам, чья я дочь! Можете попрощаться с короной и с королевством: о, я покажу вам, как я умею мстить! Вы меня плохо знаете, дорогой Генрих!
В дверь постучались.
— Кто там? — крикнула королева.
Фрейлина Сью заглянула в спальню и сказала:
— Простите, мадам, но вас ожидает Бенедиктус. Он говорит, что вы назначили ему аудиенцию.
— Пусть подождет. Бумагу мне, перо, чернила! Я напишу моему отцу. Скажи сэру Фердинанду, чтобы он был готов немедленно отправиться к императору. Но о его поездке никто не должен знать, подчеркни это.
Через час письмо было написано, но Екатерина решила пока что не отправлять его. Излив в этом послании свой гнев и свою горечь, королева немного приободрилась и велела позвать монаха Бенедиктуса, а сэру Фердинанду было приказано ждать.
Лицо Бенедиктуса имело, по обыкновению, серьезное и многозначительное выражение, взгляд был потуплен, а руки теребили веревочный пояс темно-коричневой сутаны, мешком висевшей на длинном и тощем теле монаха.
— Что ты можешь сказать мне, Бенедиктус? Ты гадал сегодня ночью?
— Пресветлая королева хочет обидеть меня, — угрюмо ответил он. — Гадание — темное и недостойное занятие, сродни колдовству и волхованию. Я никогда не гадаю, я молюсь святым угодникам, чтобы они открыли мне истину и наставили в науках алхимии, хиромантии, некромантии и астрологии. Иногда святые нисходят к моим мольбам и дают мне дар предвидения, основанный на точных вычислениях и исследованиях в указанных областях знаний.
— А я никогда и не связалась бы с тобой, если бы здесь была замешана хоть капля колдовства, — желчно заметила Екатерина. — Не придирайся к словам, монах, говори о том, о чем тебя спрашивают!
— Королева изволит гневаться? Напрасно. Следует избегать гнева, также как и чрезмерной радости, скорби, и вообще любых бурных чувств. Смирение и терпение — наши верные спутники в земной жизни.
— Перестань меня поучать! Я хочу услышать, что тебе открылось прошлой ночью?
— Упаси меня Христос поучать кого-нибудь! Я, недостойный, грешный, червь во прахе, — могу ли я поучать? Напротив, я должен внимать поучениям и наставлениям, которые, несомненно, идут мне на пользу. Благодарю тебя, государыня, за то, что по великой своей милости, ты наставляешь и ругаешь меня, смиряешь мою гордыню и указываешь на мое ничтожество — твоя доброта зачтется тебе.
— Ладно, Бенедиктус, будет сердиться, — примирительно сказала Екатерина. — Я заставила тебя ждать лишь потому, что у меня было действительно срочное неотложное дело. Я сгораю от нетерпения услышать о результатах твоих ночных опытов. Пожалуйста, расскажи, что тебе открылось. Твоя королева просит тебя.
— Воистину, ты образец христианского поведения, государыня! С покорностью прошу простить меня, если я стал причиной твоего раздражения. Слушай же, королева, что я узнал этой ночью.
Бенедиктус извлек из складок сутаны кусок пергамента и прочел:
Когда найдет на короля затменье,
Тогда начнется смута и броженье.
Обманчивой бывает тишина,
Под завесой ее готовится война.
Содрогнется земля от потрясенья,
Столпы прочнейшие не избегут паденья,
Мильоны тварей не найдут себе спасенья,
Среди огня, хаоса, праха, разрушенья.
Пустыней станут нивы и сады,
И русла рек засохнут без воды;
И пропадут людские все труды,
Песком засыплет ветер их следы.
Когда то будет — долго ли иль скоро?
Вопрос решится сразу и без спора: то будет...
Одна лишь есть надежная опора:
Через веру избранным спасение готово!
Екатерина упала на колени перед большим распятием на стене.
— Господи! — воскликнула она. — Вразуми заблудшего, прозри слепого! Спаси, Господи, человецев твоих от разорения и гибели! За грехи одного не карай всех, милосердный Боже!
— А впрочем, — прибавила королева, помолившись и поднимаясь с колен, — пусть свершится по воле Твоей! Ты — отмщение, и от Тебя воздаяние!
В дверь снова постучали.
— Кто там еще? — крикнула королева.
— Это опять я, ваше величество, — ответила Сью.
— Что случилось?
— Позвольте войти, мадам? У меня есть для вас важная новость.
— Войди. Видно сегодня утром Господь решил испытать меня, — сказала королева.
— Ох, ваше величество, к сожалению, вы угадали! — подтвердила фрейлина, подойдя к Екатерина. — Только что я узнала, о чем шла речь на заседании Королевского Совета: они говорили о разводе с вами.
Екатерина поморщилась:
— Сплетни! Кто-то специально распространяет их.
— Ах, ваше величество, это не сплетни! Король будет просить святейшего папу о расторжении брака. Приехав ночью с охоты, его величество определенно сказал об этом в присутствии приближенных к нему джентльменов, а по некоторым причинам один из них иногда рассказывает мне о королевских тайнах. Еще король упоминал о леди Энни и говорил, что она будет ему прекрасной женой.
Лицо Екатерина покрылось красными пятнами.
— Значит, это правда... Негодяй, негодяй, негодяй! — сдавленным голосом произнесла она и заплакала во второй раз за это утро.
Фрейлина сочувственно вздохнула, в глубине души, впрочем, довольная, что именно она принесла королеве такое важное известие. Бенедиктус, сцепив пальцы, молча стоял около комода. Екатерина, всхлипывая, подошла к Сью, сняла кольцо с мизинца и отдала ей:
— Постарайся узнать подробнее о замыслах короля. Ты будешь вознаграждена за усердие.
— О, мадам, служить вам — лучшая награда для меня! — ответила фрейлина, принимая кольцо.
— Иди, — приказала ей Екатерина и обратилась к Бенедиктусу. — Что же нам делать, монах?
— Папа никогда не разрешит королю развестись с вами. Ну, а если король пойдет против его воли, то сбудется пророчество, — сурово и внушительно пробормотал Бенедиктус.
— На все Божья воля! — перекрестилась королева. — А я, пожалуй, дополню письмо к императору вестью о том, что его дочь скоро будет брошена мужем. Оставь меня, монах.
* * *
Сэр Джеймс после королевской охоты лег спать только утром. Вернувшись в город, он вместе со своими приятелями поехал в известную им харчевню, хозяин которой в один момент выгнал всех засидевшихся здесь допоздна добрых горожан и устроил для компании благородных джентльменов великолепный ночной пир. Было очень весело: музыканты, не переставая, играли до самого утра, шуты смешили до упада своими выходками, девицы, стройные и симпатичные, были соблазнительны и податливы. Приятели сэра Джеймса напились до потери вменяемости и вели себя непристойно: под утро они раздели всех девиц догола и в таком виде повезли по улицам Лондона, оглашая спящий город дикими криками и пением неприличных куплетов.
Сэр Джеймс благоразумно уклонился от участия в публичной вакханалии и приказал слугам отвезти его домой. Невзирая на утомительную королевскую охоту, бессонную ночь и огромное количество выпитого, он чувствовал себя относительно неплохо. В его голове непрерывно крутилась одна и та же приятная мысль: "Король все-таки решился, наступает наше время! Наше время наступает, — король решился! Наступает время наше — королем все решено!" Довольная улыбка не сходила с лица сэра Джеймса: с ней он приехал домой, с ней его раздели и погрузили в ванну, с ней вытащили оттуда, заснувшего, и положили в постель.
Спал сэр Джеймс, однако, недолго. Не прошло и трех часов, как он был разбужен своим секретарем Джонсом, которому пришлось изрядно потрудиться, чтобы привести шефа в чувство. Наконец, сэр Джеймс открыл глаза, осмысленно посмотрел на Джонса и ясным звучным голосом сказал:
— Спасибо, милая девушка, ты можешь идти домой.
— Но милорд...
— Иди, иди, ты мне больше не нужна, — произнес сэр Джеймс, отвернулся и заснул.
— Милорд! Проснитесь! Да проснитесь же! — потеряв терпение, секретарь бесцеремонно потряс шефа за плечи.
— Что? Что? Что? — приподнялся сэр Джеймс на кровати. — Как ты смеешь прикасаться ко мне, трактирщик? Я не стану платить за то вино, которое не пил!
— Я не трактирщик, милорд! Я ваш секретарь! — отчаянно воскликнул Джонс.
— Секретарь? — задумчиво проговорил сэр Джеймс и невнятно пробормотал, засыпая: — Может быть, может быть...
— Ну, проснитесь же, милорд! Умоляю вас! У меня чрезвычайное сообщение, — Джонс снова потряс его за плечо.
— Сообщение? Вы говорите "сообщение"? — сэр Джеймс вздохнул и приложил руку к голове. — Что означает сообщение?
— То есть как? — изумился Джонс. — Ну, сообщение — это известие, новость, сведение...
— Боже мой, как много слов! — прервал его сэр Джеймс. — Для чего их так много, если все они означают одно и то же? Вы меня совсем запутали. Вернемся к этому... как вы сказали?
— Сообщению, милорд!
— Ради бога, не кричите, — поморщился сэр Джеймс. — Сообщение... Что-то я никак не могу уловить смысл этого слова... Сочетание букв вроде знакомое, но что за ними стоит, не могу понять. Ведь это слово начинается на "с"?
— Да, милорд, — подтвердил Джонс.
— А дальше?
— Дальше — две буквы "о". О-о.
— О-о?
— О-о.
— Как, еще "о-о"? Значит, всего четыре "о"? О-о-о-о?
— Нет, милорд! Всего две "о"! О-о!
— Не кричите, ради бога! Вы меня вовсе запутали: то две буквы у вас, то четыре. Так мы никогда не дойдем до истины. Оставим в покое буквы, и скажите то, что вы хотели сказать просто: без букв и без обозначений! — сэр Джеймс устало откинулся на подушку.
Секретарь удивленно пожал плечами.
— Я хотел сказать, милорд, что королева написала письмо императору, в котором она обвиняет нашего государя в преступлениях против религии, нравственности, против законов государства, а также в оскорблении ее королевского величества, — и пишет о намерении короля развестись с ней. Королева просит императора принять все меры к низложению короля Генриха.
Сэр Джеймс в одно мгновение поднялся с постели.
— Откуда вам это известно? — спросил он, недоверчиво глядя на Джонса.
— Королева поручила своему придворному — сэру Фердинанду — тайно отвезти письмо. Но тот оказался благоразумным человеком, и прежде чем ехать к императору, встретился со мной и показал мне послание королевы. Мне пришлось заплатить сэру Фердинанду тридцать серебряных монет.
— Вам возместят ваши расходы, — небрежно махнул рукой сэр Джеймс. — Итак, разрыв между королем и королевой стал окончательным. Более того, королева решилась на государственную измену — на свержение законного правителя страны. Ах, как хорошо все складывается, удача сама стучится к нам в дверь! Быстро мне одеваться, — я еду на прием к королю. И позвать лекаря, — пусть даст мне что-нибудь, избавляющее от головной боли и тошноты!
* * *
Почти в тот же час сэр Томас сидел у себя в кабинете в кресле перед камином, перелистывая старинную книгу, оплетенную почерневшей телячьей кожей. Дверь в кабинет беззвучно открылась, и вошла жена сэра Томаса. Она приблизилась к мужу, ласково кивнувшему ей, обняла его и заглянула в книгу, которую он читал.
— Что это за фолиант? — спросила она.
— "Основания стоицизма", — ответил сэр Томас.
— Я думала, ты пишешь.
— Нет. Я больше никогда не буду этого делать, — сказал он, нахмурившись.
— Почему?
— Подчинить перо запросам толпы и выгодно продавать свои литературные изделия — вот единственное, ради чего можно заниматься литературой. Тот, кто следует этим принципам, заслуживает уважения как хороший ремесленник и расчетливый купец. Но горе пришедшему в литературу с высшими побуждениями, с искренними душевными порывами! В лучшем случае его ждет небрежное внимание избранных ценителей, в худшем — шиканье растревоженной публики. Я не хочу больше стоять у позорного столба, не хочу слышать злобные выкрики своих врагов и ядовитые слова утешения от своих друзей. Слава богу, мы достаточно обеспечены, и мне не надо торговать своими мыслями и чувствами, чтобы заработать себе на жизнь!.. Помимо всего, я сейчас сильно устаю на государственной службе; если бы я и хотел заняться сочинительством, у меня нет ни времени, ни сил на литературные упражнения, — сэр Томас вздохнул.
— У тебя что-то случилось? На вчерашней охоте его величества? — насторожилась жена.
— У меня — нет. У всех нас — да.
— Я не понимаю тебя.
— Король оказал особые знаки внимания юной леди Энни, — коротко объяснил сэр Томас.
— Ну и что? Слабость короля к молодым девицам известна всем.
— Государь хочет развестись с королевой.
— Вот новость! — засмеялась жена. — Да он уже много лет хочет с ней развестись!
— Нет, теперь его намерение решительно и серьезно. Сама королева убеждена в этом. Сегодня она отправила письмо своему отцу императору, в котором просит заступничества и требует принять меры к низложению короля.
— Святая Дева! Неужели это правда? — жена сэра Томаса испуганно взглянула на него.
— Я читал письмо королевы.
— Ты читал ее письмо?
— Не удивляйся. Посланец королевы показал мне его перед тем как отправиться к императору. Мудрый он человек, посланец королевы, — решил, что в интересах государства я должен знать о ее письме! — невесело улыбнулся сэр Томас.
— Что же будет? — с тревогой спросила жена.
— Я обязан доложить государю об этом письме. Но тем самым я дам повод королю для обвинения ее величества в заговоре. Развод станет неизбежным даже и без согласия церкви. Мы поссоримся с императором, мы поссоримся с папским престолом, но не это самое страшное.
— Боже мой! Война, отлучение от церкви — и это еще не самое страшное? О чем ты говоришь! — ужаснулась жена.
— Войны может и не быть, а власть Папы сейчас не так сильна, как раньше, когда он легко менял королей и перекраивал королевства по своему усмотрению. Нет, меня тревожит не война и не отлучение от церкви... — сэр Томас замолчал, поглощенный своими мыслями.
Жена легонько дунула ему на волосы.
— Очнись. Что же тебя беспокоит, если не война и не проклятие Папы?
— Разрыв с понтификом позволит сэру Джеймсу и подобным ему джентльменам поставить церковь в зависимость от светской власти, от короля, и уж они постараются использовать преимущества этого нового порядка, уверяю тебя! — сказал сэр Томас. — Они обратят веру в свою послушную служанку, которая станет исправно трудиться во имя их обогащения. Освободиться от власти деспота — еще не значит получить свободу; деспотизм Папы они хотят заменить тиранией безжалостных хищников, пожирающих своих слабых собратьев. Кто спорит, наша страна тяжело больна, но вместо того чтобы бороться за ее исцеление, эти джентльмены хотят поскорее умертвить ее, да еще и забрать себе оставшееся наследство. Справиться с болезнью, убив больного, — таков метод их лечения. Не исцеляют они, а убивают, и потому будут прокляты во всех делах своих!
