Первый олигарх

"Будет просить чин или титул", — подумала Юрьевская и понимающе кивнула.

— Коронация Государыни Екатерины Алексеевны проходила 7 мая 1724 года, продолжил Филиппов. — В 10 часов состоялся Выход Государя и Государыни в Успенский собор. Затем под песнопения и колокольный звон государь император Пётр Алексеевич возложил на коленопреклонённую Государыню порфиру и корону.

— Постойте, господин Филиппов, это что, Екатерина стояла перед супругом на коленях?

— Совершенно, верно, Ваша Светлость. Данный обычай соблюдался и во время коронаций Марии Фёдоровны и Марии Александровны. Однако, Елизавета Алексеевна и Александра Фёдоровна принимали корону стоя.

— И чем объяснить такое различие?

Видно было, что вопрос поставил епитропа в тупик. Нахмурившись, он на минуту задумался, поглаживая бороду, затем ответил:

— Все подробности церемонии устанавливает правящий монарх. Могу предположить, что Александр Павлович и Николай Павлович хотели таким образом выказать особое уважение к своим супругам.

Княгиня довольно улыбнулась. Уж она-то на колени не встанет. Саша выкажет ей особое уважение.

— Да вы садитесь, господин действительный статский советник, — предложила она.

— Покорнейше благодарю, Ваша Светлость. Филиппов грузно уселся на стул, стоящий возле небольшого стола напротив дивана.

— А разве Пётр Алексеевич не относился с большим уважением к своей супруге?

— Думаю, основной причиной коронации была забота Государя о будущем своих дочерей Анны и Елизаветы. Для присвоения дочерям титулов особ императорской крови необходимо, чтобы оба родителя были императорами. А Екатерина Алексеевна, как Вы знаете, не была благородного происхождения.

Слова Филиппова дошли до глубины души княгини. Неравный брак не давал её детям прав на престолонаследие. Её коронация должна была предоставить эти права и придать им статус великих князей и княжон. Если уж Екатерине, то ли кухарке, то ли прачке удалось обеспечить будущее своих дочерей, одна из которых стала императрицей, почему бы не сделать это ей, природной русской княжне, прямому потомку Рюрика в двадцать седьмом колене? Тем более, что император обожает её Гогу.

На лице у княгини появилось мечтательное выражение. Она живо представила сцену своей коронации. Она — в роскошном, расшитом золотом платье, император надевает на неё сверкающую бриллиантами корону, Гога провозглашается наследником...императором Георгием I.

Филиппов с пониманием глядел на молодую женщину.

— Что ж, господин действительный статский советник, вы хорошо потрудились, — сказала она с довольной улыбкой.

— Рад что смог угодить Вам. Изволите посмотреть рисунки коронационных платьев?

— Как Вы и рисунки привезли?

— По моей просьбе профессор Императорской Академии Художеств Чистяков Павел Петрович послал со мной одного из своих учеников Андрея Рябушкина, который сделал карандашные рисунки. На каждом рисунке подписано, чьё платье изображено.

Филиппов раскрыл папку и разложил на столе рисунки альбомного формата.

Княгиня подошла к столу и с интересом принялась разглядывать рисунки. Филипов, увидя, что она стоит, также встал.

— А что это за вышивка на платье Екатерины Первой? Почему на нём нет кружев? Почему такая широкая юбка у платья Екатерины Второй? — посыпались вопросы возбуждённой молодой женщины.

Филиппов, улыбаясь, приготовился отвечать, но его прервал появившийся в дверях секретарь:

— Ваша светлость, к Вам Его Императорское Величество!

В кабинет вошел стройный пожилой мужчина высокого роста в преображенском мундире с красными лацканами и золотыми фельдмаршальскими эполетами.

Филиппов склонился в поклоне. Княгиня метнулась к императору с рисунком платья Екатерины Первой.

— Саша, ты посмотри, какую прелесть привёз господин Филиппов из Москвы!

Император посмотрел на рисунок.

— Очень недурно. Красный цвет — символ державности. Но шитьё советую сделать золотое, а не серебряное, и в русском стиле, — сказал Александр. — Господин Филиппов, я найду способ вознаградить ваши труды.

Филиппов, стал отступать назад, по-прежнему склонившись в поклоне. Он ещё не успел скрыться за дверями, как в них вбежал мальчик лет восьми с круглым упитанным лицом, одетый в черкеску с глазырями.

А вот и мой Гога! — воскликнул Император, поднимая в воздух мальчугана и беря на руки. — Скажи-ка нам, Гога, как тебя зовут?

— Меня зовут князь Георгий Александрович Юрьевский, — ответил Гога и стал возиться с бакенбардами Императора, теребя ручонками.

— Очень приятно познакомиться, князь Юрьевский! — шутил Государь. — А не хочется ли, молодой человек, вам сделаться Великим князем ?

Княгиня радостно смотрела на эту сцену. Её мечты сбывались. Внезапно она почувствовала, как закружилась голова, в глазах почернело.

Очнувшись, Балашова увидела склонившееся над ней покрытое морщинами лицо с пышными седым усами и бакенбардами и мешками под глазами.

— Как ты, Дуся?

— Кто я? Где я?

4. Цесаревич

Когда с Державного Престола

И враг России трепетал

С. Бехтеев. 'Царь Богатырь'

— Я никогда не признаю эту авантюристку. Я ее ненавижу! Как смеет она в присутствии всей императорской семьи называть "Сашей" твоего отца? Это верх неприличия! — горячо говорила цесаревна Мария Фёдоровна своему мужу, наследнику престола Александру Александровичу, стоя возле него в своем будуаре в Аничковом дворце. Её большие выразительные глаза блестели от гнева, щеки раскраснелись, а из-за того, что губы сжались, на подбородке появилась решительная ямочка.

Цесаревич, сидя в кресле, спокойно смотрел на супругу своими большими светло-серыми глазами.

— Что ты молчишь? — почти закричала Мария Фёдоровна, взмахивая руками. — Ты знаешь, что готовиться её коронация? Тебе безразлична судьба нашей семьи? — в её голосе звучала искренняя ярость женщины, почувствовавшей опасность для своих детей.

Цесаревич встал с кресла, сразу оказавшись на голову выше и вдвое шире жены.

— Княгиня Юрьевская замужем за Государем, — сказал он спокойным басом. — С каких пор запрещено женам называть уменьшительным именем своего законного мужа в присутствии других? Разве ты называешь меня "Ваше Императорское Высочество"?

— Как можно делать такие глупые сравнения! — сказала цесаревна со слезами на глазах. — Я вышла за тебя замуж с согласия твоих и моих родителей. Я не замышляю гибели династии и Империи.

Александр потер переносицу указательным пальцем, что свидетельствовало о волнении и раздражении, и решительно заявил, повысив голос:

— Я запрещаю повторять эти позорные сплетни! Законной супруге Государя Вы должны оказывать и будете оказывать полное уважение!

Он направился к выходу из гостиной, но возле двери обернулся и бросил:

— Не забудьте, Ваше Императорское Высочество, что через два часа нам нужно быть в Зимнем Дворце.

Цесаревич вышел из гостиной, некоторое время постоял в коридоре, потирая переносицу, затем спустился на лифте на второй этаж на детскую половину.

— Здравствуй, Александровна! — приветливо сказал он женщине лет сорока в сарафане и кокошнике, которая наблюдала, как мальчик двух лет складывает кубики. Увидев отца, он радостно подбежал к нему с криком "Папа" и поднял руки.

— Здоровы будете, Ляксандр Ляксандрович! — ответила та, улыбаясь. В няньки к малолетним членам императорской семьи обычно приглашали простых крестьянок.

— Как поживает великий князь Михаил? — ласково спросил отец, беря сына на руки.

— Хо! — ответил мальчик, дёргая его густую окладистую бороду. — Ко! — добавил он, указывав пальцем на потолок.

— Высоко? — переспросил отец, — до потолка?

— Дя — подтвердил мальчик, кивнув несколько раз головой.

Александр взял сына под мышки и начал высоко подбрасывать вверх, ловя затем на руки. Мальчик, растопырив руки и ноги, летал по воздуху, заливаясь счастливым смехом. Нянька с улыбкой наблюдала, пока один раз Михаил чуть не задел головой за потолок.

— Ляксандр Ляксандрыч! Осторожней! — воскликнула она.

Цесаревич, не обращая внимания, снова подбросил мальчика, который на этот раз коснулся потолка затылком.

— Да что ж это делается! Покалечишь же дитя! — нянька бросилась к Александру. Тот, и сам испугавшись, поставил мальчика на пол.

— Болит? — спросил он сына, слегка притронувшись пальцами к затылку.

Мальчик отрицательно покачал головой, но почувствовал волнение взрослых и захныкал.

— Ну вот — ничего страшного. А ты ворчала, старая, — умиротворяюще прокомментировал цесаревич.

— Как же не страшно! Испугал ребёнка, — недовольно сказала нянька

— А и испугался — ничего, не сахарный. Мне фарфор не нужен.

— А ежли тебя испугать, тебе понравится? Вот пожалуюсь Марии Фёдоровне. Да вот и она сама, — женщина посмотрела в сторону двери. Александр испуганно оглянулся. Там никого не было.

— Ах ты, ведьма! — цесаревич раскатисто рассмеялся. — Михайло, в следующий раз поиграем в солдатики, — обратился он к сыну, который уже уселся на старого потертого коня, стоявшего на платформе с колёсиками. — Ну а теперь до свиданья!

— Ня! — ответил мальчик и подпрыгнул на коне.

Выйдя из комнаты младшего сына, великий князь направился в противоположный конец коридора, где находилась классная комната старших сыновей.

— Переправа войск через водную преграду с захватом рубежа на противоположном берегу называется форсированием, — менторским тоном пояснял сухопарый генерал двум мальчикам, сидящим за партами с наклонными столешницами. На стене возле генерала висела большая карта, а рядом стояла чёрно-белая караульная будка, у которой отрабатывались строевые приемы.

При виде цесаревича мальчики, оба одетые в матроски, встали из-за парт, а генерал вытянулся во фрунт.

— Стоять вольно! Оправится! Кадетам сесть! — весело скомандовал Александр.

— Позвольте доложить, ваше императорское высочество, — почтительно сказал генерал, — на сегодняшнем занятии предполагается рассмотрение переправы императора Наполеона через Неман. Однако, поскольку Вы были сами участником форсирования Дуная возле Зимницы во время последней войны с Турцией, может быть, Вы соблаговолите рассказать об этом событии.

— Понятно, Григорий Григорьевич, — усмехнулся в густые усы Александр, — хотите, чтобы я сделал вашу работу.

— Папа́, расскажи, — просительным тоном сказал мальчик лет тринадцати с приятным овальным лицом и пухлыми щеками.

— Расскажи, пожалуйста, — поддержал его младший брат, мальчик с удлинённым лицом и маленькими, грустными глазами.

— Ладно, уговорили. — Александр провёл ладонью по большой голове, приглаживая пушок на рано облысевшей передней части. — Переправа через Дунай началась в два часа ночи. Вот вам, кадеты первый вопрос: почему ночью, а не днём?

— Ну это понятно, — ответил младший. — Чтобы турки не увидели.

— Правильно, Жоржик. И вот вам первое правило: форсирование должно выполняться скрытно, чтобы неприятель не успел открыть огонь. И хотя дело было в середине июня, солдаты были в зимних чёрных мундирах, чтобы оставаться незаметными в темноте. Погода благоприятствовала: небо было покрыто тучами.

— И турки ничего не заметили? — поинтересовался старший мальчик.

— Заметили, Ники, заметили и открыли огонь, но он не нанёс серьёзного урона, потому что были соблюдены два других правила: секретность и отвлекающий манёвр.

Мальчики жадно слушали. Одно дело, когда рассказывает учитель, другое — твой собственный отец, который сам был на войне. В воображении Жоржика появилась тёмная река, тяжёлые тучи, плоты с чёрными фигурами солдат, вспышки выстрелов сверкающие на противоположном берегу.

— Про время и место переправы никто не знал, а за несколько дней до этого началась бомбардировка крепостей Никополь и Рущук, где и демонстрировалась подготовка форсирования — в шестидесяти верстах от действительного места, — продолжал рассказывать цесаревич, расхаживая по классу, заложив руки за спину.

— Но ты-то знал, где будет форсирование, — заметил Ники.

— И я не знал.

— Но дедушка-то точно знал!

— И дедушка не знал.

Мальчики переглянулись между собой в недоумении.

— Государь Император вручил командование Дунайской армией его императорскому высочеству Николаю Николаевичу Старшему, — пояснил генерал Данилович. — А непосредственно форсирование осуществлялось силами четырнадцатой пехотной дивизии под командованием генерал-майора Михаила Ивановича Драгомирова. О планах операции кроме них было также известно начальнику штаба армии генерал-адъютанту, генералу от инфантерии Артуру Адамовичу Непокойчицкому.

— Вот ведь страшно-то было, — задумчиво сказал Жоржик.

— Страшно? — переспросил отец. — Нет, брат. Воевать за правое дело — не страшно. А мы воевали за освобождение наших братьев-славян, единоверцев, от турецкого ига.

Александр ещё раз прошелся вдоль комнаты. Паркет скрипел под тяжестью его восьмипудового тела. Генерал и мальчики следили за ним, поворачивая головы.

— Впрочем, бывало и страшно, — добавил он, испытующе взглянув на сыновей. — Когда стали спускать на воду понтоны и лодки, с реки с шумом и криком взлетела стая испуганных гусей. Вот тут нам стало страшно, что турки заметят переправу и откроют огонь.

— Обычные гуси? — спросил Жоржик.

— Да, совершенно обычные. В Турции они такие же, как у нас.

— А ты думал злые гуси — лебеди, как в сказке? — снисходительно обратился к десятилетнему брату Ники.

Жоржик покраснел, потому что как раз это и подумал. Дунайские гуси в его живом воображении рисовались злодеями, которые предупреждают турок-хозяев.

— А турки вас заметили? — спросил он быстро, чтобы отвлечь внимание.

— Первый рейс прошёл удачно, а вот во время второго неприятель начал обстрел. Три понтона Минского полка были разбиты снарядами, солдаты погибли.

Александр сделал паузу и ещё раз пристально посмотрел на сыновей.

— Вот это самое страшное для офицера на войне: видеть, как гибнут солдаты, даже еще не успев вступить в бой.

Ненадолго наступило молчание.

— Помянем воинов, павших за веру, царя и отечество, — сказал Александр и перекрестился. Вставшие со своих мест мальчики и генерал последовали его примеру. На глазах у впечатлительного Жоржика заблестели слёзы.

Заметив реакцию младшего сына, Александр спросил:

— А знаешь, Жоржик, что самое радостное на войне?

— Ясное дело — победить неприятеля, — ответил старший брат вместо младшего.

— Отлично, Ники, отлично! Но добавлю — еще и видеть радость победы на лицах солдат. Генерал Драгомилов, подле которого я стоял, не мог из-за дыма и тумана рассмотреть, что происходит на противоположном берегу, когда находившийся рядом генерал Скобелев поздравил его с победой. "Да где, где ты это видишь?" с изумлением спросил Драгомиров. "Где? На роже у солдата. Гляди-ка на эту рожу! А? Такая у него рожа только когда он одолел супостата. Вишь как прёт! Любо смотреть, — отвечал ему Скобелев.